Поклонники змей

Густав Эмар

Поклонники змей

1

Таинственный незнакомец

Во время моего последнего пребывания в Мексике, в конце 1863 и начале 1864 года, мне привелось случайно оказать довольно важную услугу некоему Жозефу Колету, богатому гаитскому помещику родом из Леогана, которого дела привели в Мехико [1].

В то время, когда я его знал, Колет был человек лет 34-35, высокого роста, с изящными манерами и приятным выражением лица, дышавшего благородством, честностью и верностью, — характерными чертами смешанной расы.

В первый раз мы встретились в Мехико, на встрече у английского посланника, познакомились за карточным столом, а через два дня уже подружились. Тут случай привел меня оказать ему услугу; потом мы разошлись: я уехал в Сонору, он возвратился на свои острова. Спустя два месяца я снова его увидел в Пуэбло-де-Лос-Анжелес, где он, казалось, уже прочно обосновался, по крайней мере, я так думал.

Однако, спустя несколько дней, когда я прибыл в Вера-Крус, то первое лицо, которое я встретил, к своему изумлению, был г. Колет.

Еще издали, заметив меня, Колет бросился ко мне с распростертыми объятиями и, крепко пожимая руку спросил:

— Что вы здесь делаете?

— Ничего особенного, — отвечал я.

— Долго вы рассчитываете пробыть в Вера-Крусе?

— Право, не знаю! Думаю, во всяком случае, не более 7 дней; меня уже ждет пароход во Францию.

— Знаете что! — с живостью обратился ко мне Колет.

— Что?

— Подождите! Вы еще успеете вернуться на Родину Я помню, вы мне часто говорили о Сан-Доминго.

— Говорил.

— Так вот, не хотите ли несколько времени провести на этом острове, столь прекрасном, столь любопытном в глазах француза?

— А что ж, с удовольствием! — ответил я. — Да только откуда мы с вами поедем?

— Да отсюда! — ответил Колет, — я нанял судно в Леоган, Через два часа мы отплываем. Поверьте, вы не раскаетесь, что поехали туда; вы пробудете на Гаити столько времени, сколько вам понадобится.

— Да, право я не знаю, — ответил я, несколько смущенный таким быстрым предложением. — У меня, ведь, дела в Париже.

— Э, полно! Дела подождут.

Не давая привести мне новые доводы, Колет повернулся к громадному негру с грубыми чертами лица и мрачным взглядом, который следовал по его пятам.

— Флореаль, — сказал он ему, — распорядитесь, пожалуйста, чтобы принесли их багаж на борт «Макандаля». Так называется нанятый мною корабль, — заметил он мне.

— Скажите Жульену, — сказал он, обращаясь снова к негру, — чтобы он приготовил комнату рядом с моей.

— Да, где вы остановились? — спросил меня Колет,

— В Морском отеле.

— Вы слышите, Флореаль? — заметил Колет. — Их багаж находится в Морском отеле!

Флореаль взглянул на меня с мрачным видом и, сделав утвердительный знак, медленно направился к Морскому отелю, находившемуся на набережной недалеко от того места, где мы разговаривали.

Не знаю почему, но этот Флореаль, который, казалось, занимал какое-то близкое положение при особе Колета, сразу же внушил мне глубокое чувство отвращения, которое я никак не мог побороть в себе.

Его медленная, монотонная речь, его льстивые манеры, его нервный смех — все это производило на меня жуткое впечатление. Повторяю, не знаю почему, но этот Флореаль производил на меня впечатление гадины.

Однако, возвращаюсь к своему рассказу.

В назначенное время «Макандаль» отправился в путь. Переход совершался вполне благополучно; корабль был хороший ходок.

Несколько дней спустя я очутился в Сан-Доминго, комфортабельно устроившись в доме Колета.

Не буду рассказывать с каким радушием я был встречен этим милым семейством, среди которого я провел три месяца; гостеприимство креолов известно всему свету. Да и не обо мне теперь идет речь.

Я хочу рассказать о чудовищной истории, свидетелем которой я был, и все ужасные перипетии которой прошли, так сказать на моих глазах.

Но прежде всего два слова о самом Сан-Доминго. Этот остров, открытый Христофором Колумбом 6 декабря 1492 года считается, по многим отзывам, самым прекрасным островом из всех Антильских островов. Длиною он около 700 километров, шириною — около 120; таким образом, поверхность его равняется 84 000 кв. километров.

Утром при восходе солнца в тихую погоду, вид этого острова восхитителен, недаром его называют роскошным букетом цветов, лежащим на груди Атлантики.

Мы не будем рассказывать об истории Сан-Доминго: она слишком известна и передавать ее бесполезно. Заметим только, что со времени объявления независимости, несмотря на частые волнения и междоусобицы, раздиравшие эту страну, остров Сан-Доминго быстро идет по пути цивилизации. Черная раса, на которую столько нападают, очевидно, желала показать своим клеветникам, сомневавшимся в ее способностях, что она с честью может занять место среди народов Старого Света.

В черном народе развита честность, которая поражала всех иностранцев, живших среди него. К чести черных нужно сказать, что бандиты здесь неизвестны: без всякой охраны можно пройти весь остров вдоль и поперек, и путешественник, сколько бы он не имел с собою золота, может спокойно ночевать в самых диких ущельях гор, как если бы он был на улицах столицы острова, Порт-о-Пренса.

Этому народу недостает только нравственной устойчивости, он не умеет создавать семьи на священных островах брака. Обладая большой физической силой, он в то же время отличается большой леностью и пристрастием к водке.

Любопытно, что он имеет религиозное чувство, но религия его — смесь самых грубых суеверий. Невежественные гаитяне позволяют эксплуатировать себя толпой жадных шарлатанов и мошенников, продавцов гри-гри, т. е. амулетов, и, особенно, поклонников бога Воду, или так называемых «поклонников змей».

Конечно, когда повысится народное образование, эти дикие суеверия исчезнут. Повторяю, черная раса уже стала на дорогу к прогрессу и, хотя медленно, но верно двигается по ней вперед. Мы уверены, она добьется своей благородной цели, если мужественно будет идти по этой дороге.

9-го ноября 1863 г., — день, в который начинается наш рассказ, — томительная жара царила в городе Леогане, расположенном в километрах 20 от города Порт-о-Пренса; большие серые тучи, насыщенные электричеством, покрывали весь горизонт; не чувствовалось ни малейшего движения ветерка. Вдали, в горах, слышались отдаленные раскаты грома. Море, черное, как чернила, волнуемое подземными силами, вздымало маслянистые волны и катило их к береговым утесам, где они разбивались с мрачным гулом. Все предвещало ураган — этот настоящий бич острова Сан-Доминго.

Обитатели Порт-о-Пренса уже давно попрятались по домам и там дожидались бури. На опустевших улицах царила полная тишина.

Вдруг среди полной тишины послышался лошадиный топот. Было уже около 8 часов вечера. Всадник, с головы до ног закутанный в черный плащ, скрывая свое лицо под полями низко надвинутой шляпы, быстро выехал из города и направился по дороге, которая вела из Леогана в Порт-о-Пренс.

Было уже настолько темно, что всадник, о котором мы говорим, несмотря на то, что прекрасно знал дорогу, должен был предоставить своей лошади идти по собственному усмотрению.

Проехав таким образом, так сказать, с завязанными глазами, около трех четвертей часа, всадник свернул направо, и, покинув большую дорогу, решительно направился по узкой тропинке, среди зарослей тамариндов, которая вела к горам.

Вдруг он остановился: его чуткое ухо уловило какой-то едва уловимый шум. Минуты две-три он чутко прислушивался, затем, выпрямившись, тихо пробормотал:

— Я ошибся, вероятно! Я не в тамариндовом лесу,

— Нет, вы не ошиблись! — пробормотал ему на ухо чей-то тихий голос. — Та, кого вы ищете, ожидает вас.

— Благодарю вас, — ответил незнакомец, — но откуда вы знаете, что я ищу, и кто вы такой? Я вас не знаю.

— Кто бы я ни был, это все равно. Располагайте мною!

— Хорошо, — ответил всадник, — вам именно и поручено проводить меня к ней?

— Да, если вы решитесь следовать за мною!

— Я решусь на все, чтобы увидеть ее! Говорите, что нужно сделать?

— Ночь темна, — проговорил таинственный голос, — дух гор разыгрался над потоками и крутится на острых утесах. Не чувствуешь ли ты, что сердце остановилось у тебя в груди?

— Кто бы ни был ты, оставь этот язык, им не испугать меня! — решительно заметил незнакомец с жестом презрения. — Ты предлагаешь служить для меня проводником… Пойдем, я готов!

— Ты готов пренебрегать всеми опасностями, даже гневом воздушных богов?

— Я не боюсь ничего, говорю тебе, лишь бы видеть ее!

— Хорошо, ты увидишь ее! Сойди на землю и оставь свою лошадь, которая теперь тебе не нужна, и которую ты найдешь, когда это будет нужно.

Не колеблясь ни минуты, незнакомец спрыгнул на землю и бросил поводья на шею своей лошади.

— Я готов! Где ты?

— Следуй за этим светляком, который танцует перед тобой! — отвечал таинственный голос. — Он проведет тебя к той, которую ты хочешь видеть!

— Хорошо, пойдем! — проговорил наш незнакомец.

Не обращая внимания на лошадь, которую, как он услышал, уводила куда-то таинственная рука, неизвестный направился к светляку, двигавшемуся впереди него, как бы, действительно, служа ему проводником.

В эту минуту зигзагообразная молния прорезала тучу; раздался страшный удар грома — и ураган начался. Незнакомец покрепче надвинул на голову свою шляпу закутался поплотнее в свой плащ и решительно продолжал свой путь вслед за светляком, который двигался впереди него, казалось, на одном и том же расстоянии.

2

Харчевня

Посреди деревьев акажу, тамариндов и бавульников, окруженная со всех сторон огромными бамбуками, образующими живую непроходимую изгородь, возвышалась жалкая хижина, или, лучше сказать, ахуна, выстроенная на краю узкой тропинки, глубоко уходившей в овраг

Хижина принадлежала одной негритянке и официально считалась харчевней, где случайный путник, забредший в эти места, мог закусить и выпить. Но на самом деле сюда сходились только подонки общества, бродяги, игроки и представители еще худших профессий

Негритянка, по имени Розенда Сумера жила здесь одна, или, по крайней мере, делала вид что живет одна. Никто не знал ее родителей, у своих соседей она пользовалась крайне сомнительной репутацией и те далеко обходили ее хижину из суеверного страха, чтобы она не накликала никакой беды.

Насколько можно было судить, Сумере было около 40 лет. Говорят, в молодости она была очень красивой. Называли 3-4 истории, в которых она играла выдающуюся роль и в которых фигурировали убийства, поджоги и отравления.

Но страх, который внушала эта женщина, был настолько велик, что, хотя преступления приобрели общую огласку, однако никто не решался вслух обвинить ее в них. Все люди ее класса оказывали ей, действительно или притворно, глубокое уважение, которым заразились даже помещики, люди, бесспорно интеллигентные. Эта безнаказанность еще больше увеличивала ее поражающий цинизм.

В тот день, когда начался наш рассказ, между десятью и одиннадцатью часами вечера, в то время, как ураган свирепствовал, с корнем вырывая столетние деревья и превращая ручьи в бурные потоки, харчевня негритянки светилась, как отверстие ада; за плохо притворенной дверью слышались хриплые голоса пьяных людей, оравших песни.

Четыре субъекта, с подозрительными лицами, сидели здесь, развалившись на скамьях, вокруг грязного стола, и полными стаканами тянули тафию. Эти четыре субъекта, отталкивающая наружность которых носила следы скотского отупения, производимого пьянством, были, насколько можно было рассмотреть их при дрожащем свете дымной лампы, еще молодые негры, высокого роста и атлетического сложения.

Подле них валялись огромные дубинки под видом посохов, а из-под их отрепьев выглядывали костяные ручки длинных, широких и прямых ножей.

В глубине зала сидела, наполовину скрытая камышовыми ширмами, Розенда Сумера за маленьким столом, на котором стояли два полные стакана с вытяжкой тамаринда, и шепотом разговаривала с какой-то молодой мулаткой, по видимому, гадая ей на картах.

Молодая девушка, которую по чистоте и правильности линий лица легко можно было принять за белую, если бы ее не выдавал медно-красный или, скорее, золотистый цвет кожи, имела с виду не более 15 лет. Это была скромная грациозная девушка, с большими задумчивыми глазами, опущенными длинными шелковистыми ресницами.

Беседуя с негритянкой, она не раз, с выражением ужаса поглядывала на четырех негров, сидевших в зале. Платок, укутывавший ее шею и плечи, был накинут с такой милой скромностью, которая выдавала всю чистоту ее неиспорченной натуры. Наклонив свою голову на руки, она внимательно слушала старуху.

В это время один из негров поднялся и сделал Сумере повелительный знак. Та проворно бросилась к нему.

— Не угодно ли вам еще тафии? — спросила она вкрадчивым голосом.

— Нет, — был ответ.

— Так чего же вы желаете?

— Поговорить с тобой!

— Вот как? Говори, я слушаю тебя!

— Он запоздал! — шепотом проговорил негр, бросая подозрительный взгляд на молодую девушку.

— Не бойся, придет.

— Погода плохая, да и дороги плохи; пожалуй, он побоится.

— Он-то? — повторила негритянка, пожав плечами — Нет! Ты же знаешь его!

— Так ты думаешь, он придет?

— Уверена в этом!

— Хорошо, мы посмеемся тогда

— Будь осторожнее, вас ведь только четверо.

— Это более, чем достаточно на одного человека.

— Не знаю, — протянула негритянка — Во всяком случае, я советовала бы прихватить еще кого-нибудь из народа.

— Пустое! Против одного-то?

— Ну, как знаешь! Только помни, я не хочу, чтобы задевали маленькую.

— Хорошо, хорошо!

— Иначе я рассержусь, помни это!

— Да я сказал тебе, что ты можешь быть спокойна!

— Хорошо! Мы увидим. Больше ты ничего не хочешь мне передать?

— Ничего, ничего… Можешь возвратиться к своей милой голубке!

В этот момент раздались два удара в дверь, от которых она задрожала на своих петлях.

— Открой! — сказал бандит.

Обернувшись к своим товарищам, он сказал:

— Внимание!

Негритянка, сделав знак молодой девушке, как бы желая успокоить ее, медленно направилась к двери.

— Кто там? — спросила она.

— Путешественник! — отвечал голос снаружи.

— Теперь очень поздно! Проходите своей дорогой, — отвечала старуха. — Я не могу впустить вас!

— Теперь не такая погода, чтобы отказывать путешественнику в убежище!

— Повторяю, я не могу сейчас впустить вас!

— Да отворите же, черт возьми! — гневно вскричал незнакомец. — Или я выломаю дверь! Я же тот, кого вы уже давно здесь ждете!

Старуха кивнула на стол, занятый неграми.

Последние были уже на ногах. Один держал дубинку, другой — нож. Наклонившись вперед и устремив взгляды на дверь, они выжидали, готовые, как тигры, броситься на свою добычу.

— Странно — пробормотал бандит — Я не узнаю голоса.

— Это от того, что ты боишься, мой молодец, — ответила старуха.

— Я? — спросил он с грубым смехом. — Сейчас увидишь, старая хрычовка, боюсь ли я!

Между тем, молодая девушка, в смертельном страхе, оперлась спиной о стену чтобы не упасть.

— Внимание, вы! — проговорил негр.

— Да откроете ли вы, черт возьми! — нетерпеливо донеслось снаружи.

Тогда старуха, бросив последний раз взгляд на своих соучастников, быстро открыла дверь, а сама бросилась в сторону. Четыре бандита кинулись было вперед, но вдруг отшатнулись с выражением ужаса на своих лицах.

На пороге стоял высокий, красивый человек, лет 25, держа в одной и во второй руке по шестиствольному револьверу. Этот человек, с бледным лицом, с черными волосами и бородой, освещенный зеленоватым светом блестевших молний, производил такое величественное впечатление, что в комнате, за минуту перед тем, шумной, мгновенно воцарилась тишина.

При виде его мулатка невольно издала крик скорби и закрыла лицо руками, Между тем, незнакомец, по-прежнему стоя на пороге, окинул бандитов гипнотическим взглядом.

— Долой оружие! — крикнул он.

Бандиты безмолвно повиновались, Приниженные, дрожащие, щелкая зубами от страха, с лицами цвета серого пепла, чем выражается обыкновенно бледность негров, она представляли жалкую картину.

Между тем, незнакомец медленно направился вглубь комнаты, прямо на бандитов, которые в страхе пятились от него.

— Я не знаю вас, да и знать не желаю! — проговорил он резким голосом. — Вон!.. Не хочется руки марать о вас, но берегитесь попадаться на моем пути!

— Вы не узнаете нас, г. Бираг? — насмешливо проговорил негр, бывший, по-видимому, главарем шайки. — Но мы-то вас узнали. Вы принадлежите к той семье, которая на протяжении многих-многих лет угнетала наших отцов в проклятые времена рабства. Теперь мы свободны и сумеем отомстить одному белому!

— Попробуйте, презренные!

— До свидания, г. Луи де-Бираг! — прибавил негр зловещим тоном.

— Вон! — повторил вновь прибывший с жестом крайнего презрения.

— Я ухожу, — проговорил бандит, — но помните, что вы выгнали нас как диких зверей, вы оскорбили нас и грозили нам и мы будем беспощадны! До свидания же! Оставляю вас с вашей прекрасной, невинной невестой!

— Презренный! — ответил молодой человек, бросаясь на негра.

Но негры бросились из хижины и со злорадным смехом скоро исчезли из виду.

Тогда старая негритянка приблизилась к молодому человеку.

— Господин, — льстиво проговорила она, — сам бог послал вас сюда, чтобы предотвратить несчастье!

— Молчи, мегера! — вскричал г. де-Бираг, с отвращением отталкивая ее. — Ты думаешь я не знаю, для кого была приготовлена эта западня?

Старуха низко опустила голову и задрожала всеми членами, увидя что ее замыслы открыты.

Между тем, г. де-Бираг заткнул свои револьверы за пояс и подошел к молодой девушке, которая с самого начала этой сцены, как будто пораженная молнией оставалась молчаливой и неподвижной.

— Сударыня, — с тоскою проговорил он, — в этой ли трущобе должны мы встретиться?

У девушки вырвалось рыдание.

— Простите, — пробормотала она с дрожью в голосе и почти без чувств падая на землю.

В этот момент снаружи вдруг раздался выстрел — и какой-то человек, бледный, растерянный, с дымящимся револьвером в руке, вбежал в комнату.

Это был Жозеф Колет.

3

Во время урагана

Вбежав в хижину, Жозеф Колет первым делом забаррикадировал дверь нагромоздив перед нею стулья и скамейки. Потом, зарядив свой револьвер и заткнув его за пояс он приблизился к г де-Бирагу с откровенной радостью, в искренности которой невозможно было сомневаться.

— Слава Богу! — воскликнул он, крепко пожимая ему руку. — Я нахожу вас живым и здоровым!

— Э, мой милый Жозеф Колет, — смеясь отвечал г де-Бираг, все еще стоя перед девушкой и стараясь закрыть ее. — Как вы догадались, что мне грозит смерть?

— Но я так боялся что с вами случится несчастье!

— Почему же это?

— Потому что сегодня вечером вы вели себя довольно глупо!

— Благодарю вас! — отвечал молодой человек.

Одновременно он пытался увести своего друга на другой конец комнаты и в то же время делал незаметные знаки негритянке, чтобы она занялась девушкой

— Дорогой мой! — добавил он, смеясь. — Вы знаете, что я не разделяю вашего беспокойства в стране, где честность жителей вошла в пословицу.

Жозеф Колет печально покачал головой.

— Обстоятельства сильно изменились!

— Вы пугаете меня!

— Не смейтесь, мой друг, Уверяю вас, что я говорю совершенно серьезно!

— Объясните же, ради Бога, в чем дело?

Метис бросил вокруг себя настороженный взгляд.

— Место, где мы находимся, — тихо сказал он, — неудобно для подобных объяснений. Пока удовольствуйтесь моими словами: подвергались большой опасности.

— Но скажите же мне, как вы так неожиданно очутились в этом месте с револьвером в руках?

— Можете добавить еще, что этот револьвер был разряжен мной в нескольких шагах от хижины.

— На вас кто-нибудь напал?

— Не знаю, но я услышал подозрительный шум в кустах, заметил, как подобно двум раскаленным углям, сквозь листву блестели два сверкающих глаза. Мне показалось даже, что мимо моих ушей просвистел камень…

— И тогда?..

— Тогда я выстрелил. В кустах раздался сдавленный крик, там зашумело, послышался чей-то шепот. Но тут увидя открытой дверь этой хижины, я поспешил сюда и забаррикадировал ее, чтобы не быть застигнутым врасплох в этой берлоге.

— Хорошо. Вы объяснили мне все, что мне хотелось знать. Тогда скажите откуда вы пришли?

— Откуда?..

— Да.

— Хорошо, отсюда!

И Жозеф Колет, который уже давно заметил двух женщин, неподвижно стоящих в стороне, бросился к мулатке и, схватив ее за руки, заставил поднять лицо.

— Так это правда? — с изумлением прокричал он. — Она! Она здесь!

— Брат… — пробормотала девушка.

— Молчи! — вскричал он громовым голосом и хватая за руку г. де-Бирага, печально добавил: — Вы изменили мне?

— Я? — с изумлением вскричал молодой человек, — право же — но, сообразив насколько скомпрометировали бы эти слова сестру его друга, он внезапно умолк.

— Ну! — повелительно сказал Жозеф Колет.

— Хорошо, — холодно отвечал тот. — Но только здесь я не смогу объясниться с вами.

— Пусть будет по-вашему! Но смотрите, я требую этого объяснения!

— И оно будет вам дано!

— Вы клянетесь мне в этом?

— Честью заверяю вас!

— Честь? — с горькой улыбкой повторил Жозеф Колет, глядя на обоих молодых людей.

— Милостивый государь, — с достоинством проговорил г. де-Бираг, — не торопитесь считать виновными тех, невинность которых вам скоро будет доказана!

— Бог видит, что меня обманули.

— Вскоре вы получите доказательства.

Жозеф Колет молча и печально покачал головой.

В комнате воцарилось молчание.

Между тем, снаружи ураган свирепствовал с двойной яростью. Завывания бури наполняли воздух стонущими звуками.

После нескольких секунд молчания, во время которых трое собеседников украдкой бросали вокруг себя странные взгляды, Жозеф Колет вдруг поднял голову и, проведя рукой по своему лбу, как бы желая отогнать от себя навязчивую мысль, резко обратился к молодому человеку.

— Вы пойдете со мной?

— Конечно.

— Тогда идемте, мы и так пробыли здесь довольно долго!

Все это время молодая девушка не проронила ни одного звука, не сделала ни одного жеста; она только куталась в свой платок, чтобы заглушить свои рыдания.

Между тем, негритянка, воспользовавшись тем, что никто не обращает на нее внимания бросилась в соседнюю комнату и заперлась там.

Жозеф Колет, осмотревшись вокруг настороженным взглядом, подошел к окну и, взяв висевший у него на шее серебряный свисток, свистнул в него. Почти в ту же минуту раздался топот лошадей и перед хижиной появилась дюжина кавалеристов с зажженными факелами.

Это были слуги Жозефа Колета, душой и телом преданные своему господину.

Молодые люди вышли. Метис нес свою сестру на руках. Лошадь г. де-Бирага оказалась привязанной неизвестной рукой к стволу акажу.

Молодые люди сели в седла: плантатор посадил свою сестру, почти лишившуюся чувств, перед собой, и кавалькада двинулась в путь.

Между тем, ураган все еще не прекращался. Небо, изборожденное молнией, казалось, словно пылало огнем. Страшные раскаты грома потрясали воздух; дождь лил потоками, так что лошади шли по самый пояс в воде. Буря гнула большие деревья, словно соломинки, вырывала с корнем и бросала их далеко.

Словом, природа, казалось, была охвачена одной из тех катастроф, которые в несколько часов совершенно изменяют вид местности.

Всадники, лошади которых как будто обезумели, вихрем неслись, подобно легиону призраков.

Ночь была ужасная. Все было разрушено, перевернуто.

Вдруг, среди этого хаоса бури, раздался страшный крик мучительной агонии, какой человек испускает в минуту своей смерти.

Вслед за тем поднялись неистовые вопли в горах и при свете молнии, в нескольких шагах от дороги, наши всадники заметили бесновавшуюся толпу из сотни или более лиц, которые с непостижимой быстротой вертелись, производя какие-то странные движения.

Вдруг все это исчезло.

— Воду! Воду! — кричали объятые ужасом всадники.

— Воду? Что это значит? — спросил было г. де-Бираг.

— Молчите, если вы только дорожите своей жизнью! — быстро проговорил Жозеф Колет таким голосом, что молодой человек сразу же непроизвольно замолк, несмотря на всю свою храбрость.

Ураганы в тропических странах страшно сильны, но, к счастью, они непродолжительны. Иначе эти страны, так одаренные природой, были бы совершенно необитаемы.

Несколько минут спустя буря совершенно прекратилась; на небе появилась луна и осветила все вокруг своим дрожащим светом. Между тем, всадники продолжали так же быстро скакать и к часу утра достигли, наконец, усадьбы Жозефа Колета, расположенной почти на полдороге между Порт-о-Пренсом и Леоганом.

В доме все уже спали. Не виднелось ни одного огня,

Метис спрыгнул с лошади и, взяв в свои руки все еще бесчувственную сестру, проговорил, обращаясь к молодому человеку:

— Следуйте за мной, г. де-Бираг!

— К вашим услугам, милостивый государь!

Они прошли в комнату, где метис, положив свою сестру на диван, зажег свечи. Потом, обращаясь к г. де-Бирагу, который все еще стоял, скрестив руки, надменно проговорил:

— Ожидаю, милостивый государь, ваших объяснений, которые я потребовал от вас!

Молодой человек печально покачал головой.

— Милостивый государь, — начал он, — это объяснение должна дать только ваша сестра. Если же оно не удовлетворит вас, я всегда к вашим услугам!

Плантатор молча посмотрел на него, потом, повинуясь внезапному движению сердца, вдруг протянул руку со словами:

— Простите меня, друг мой! Но я так страдаю!

— И я так же, — отвечал растроганный г де-Бираг крепко пожимая руку друга.

— Вы? — пробормотал Жозеф Колет с изумлением.

— Подождите, — мягко возразил молодой человек, — объяснения, в которых, я уверен, ваша сестра не откажет вам!

— Хорошо, я подожду Еще раз простите меня мой друг!

С этими словами Жозеф Колет позвонил. Через несколько минут явилась негритянка.

— Цидализа, — обратился к ней плантатор, — вашей госпоже сделалось дурно от грозы; помогите ей, а когда она придет в чувство, доложите мне.

И, сделав знак г. де-Бирагу, плантатор перешел в соседнюю комнату, а молодая негритянка занялась своей госпожой.

4

Флореаль-Аполлон

Жозеф Колет и г. де-Бираг уже несколько минут сидели рядом друг с другом в комнате, куда они удалились. Всецело поглощенные своими мыслями, они не проронили еще ни одного слова, как вдруг дверь отворилась и в комнату вошел негр.

Это был Флореаль-Аполлон, но в каком ужасном виде! С одежды его текли целые ручьи воды, сапоги были покрыты грязью, а шпоры при каждом шаге оставляли кровавый след на паркете.

Войдя в комнату, он бросил подозрительный взгляд на г. де-Бирага и медленно, по обыкновению, направился к плантатору, который встав при виде его с места и протягивая руку, с нежностью проговорил:

— Вот и ты, Флореаль. Добро пожаловать! Я давно вас жду с нетерпением. Давно ли вы возвратились?

— Я возвратился за пять минут до вас; меня застала в дороге гроза.

— Оно и видно! Но откуда вы теперь?

— Из Гонаив, откуда я выехал в шесть часов вечера

— А я уже начал беспокоиться о вас, друг мой!

— Правда, мое отсутствие было продолжительным. Оно было больше, чем я предполагал. Но мне хотелось добросовестно выполнить то поручение, которое вы имели честь мне поручить!

— Благодарю вас! — с жаром вскричал плантатор. — Вы неутомимы, когда дело идет о чем-либо приятном для меня.

— Но, разве это не моя обязанность? Не связан ли я с вами узами вечной благодарности?

— Вы ничем мне не обязаны, Флореаль. Мы — молочные братья, мы воспитаны вместе, и, Надеюсь, любим друг друга, что вполне естественно. Бог дал мне больше богатства, чем вам, но я пожелал восстановить равновесие и предложил вам пользоваться моим состоянием. Вот и все, ничего не может быть проще!

— Жозеф, я обязан вам за то, что вы это говорите. Но я знаю, что мне нужно думать о ваших благодеяниях!

— Право, вы придаете слишком большое значение тому, что мне кажется вполне естественным! — добродушно отвечал ему плантатор.

— То, что я говорю — справедливо. Я вам всем обязан, Жозеф!

— Не будем спорить, дорогой Флореаль-Аполлон. Я хорошо знаю ваше упрямство.

Во время этого разговора, столь дружественного по виду, в словах негра звучала ирония и горечь, но его молочный брат, ослепленный своей дружбой и привыкший без сомнения к его тону, не придавал этому большого значения.

— Ну, хорошо, хорошо! — добродушно продолжал плантатор. — Перейдем лучше к другому предмету разговора. Вы устали, должно быть? Идите отдохните, а завтра утром мы поговорим с вами о делах.

— Я вовсе не устал, Жозеф, и, так как вы все равно не будете спать, то лучше переговорим сейчас.

— Как тебе угодно, милый Флореаль-Аполлон, садись тогда на канапе и давай беседовать.

— К вашим услугам.

— Итак, — продолжал Жозеф Колет, — вы посетили все плантации?

— Все, начиная с Трех Питонов и кончая Гонаивами.

— Вот, что называется добросовестно работать! Вы — драгоценный человек, Флореаль, — сказал, улыбаясь метис.

— Я сделал только то, что должен был сделать, не более того.

— Да-да, конечно! Итак, все идет хорошо. Жаль, что все это время я был занят, а то бы мы вместе посетили плантации.

Негр медленно покачал головой.

— Простите за мою откровенность, — сказал он, — но мне кажется, Жозеф, что вместо того, чтобы проводить время в Мексике, вам следовало бы больше заботиться о ваших интересах.