Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Каменное Сердце (№1) - Охотники за пчелами

ModernLib.Net / Исторические приключения / Эмар Густав / Охотники за пчелами - Чтение (стр. 8)
Автор: Эмар Густав
Жанр: Исторические приключения
Серия: Каменное Сердце

 

 


После этого дон Фернандо тщательно обернул ее копыта бараньей шкурой, легко вскочил в седло и, пригнувшись к шее благородного животного, сказал:

— Сантьяго! Браво! Покажи-ка свою прыть!

Лошадь словно поняла хозяина и понеслась с головокружительной быстротой по направлению к реке.

Божественная тишина продолжала царствовать в ранчо, и никто не заметил поспешного бегства гостя.

XII. Краснокожие

Вернемся теперь на Дальний Запад.

На берегу реки дель-Норте, в десяти милях от президио Сан-Лукар, как обычно на холме находился атепельт или поселение племени венадос. Поселение это, как большинство индейских поселений, представляло собой временный лагерь, состоящий из сотни хижин, беспорядочно разбросанных небольшими группами.

Индейская хижина состоит на десяти врытых в землю кольев, относительно низких у основания и повышающихся к центру с отверстием-дверью, выходящей на восток, чтобы ее хозяин мог утром бросить горсть воды солнцу — этим обрядом индейцы заклинают Ваконду охранять его семью. Хижины сверху покрываются бизоновыми шкурами с отверстием посредине, чтобы дать выход дыму от огней, разводимых в доме, число которых определяется количеством жен хозяина, каждая жена должна иметь свой собственный огонь. Шкуры, покрывающие наружные стены, были выделаны старательно и расписаны яркими красками. Эти красочные росписи придавали поселению веселый вид. Перед входом в хижину были воткнуты в землю копья воинов. Эти легкие копья, сделанные из гибкого тростника, с длинным железным наконечником, составляют самое опасное оружие апачей.

В поселении всегда царило веселое оживление. В некоторых хижинах индианки пряли шерсть, в других ткали одеяла, отличающиеся тонкостью и совершенством мастерства. Молодые люди, собравшись в центре поселения на большой площади, играли в мильту note 3.

Играющие рисуют на земле большой круг, входят в него и становятся в два ряда друг против друга. Противники держат в руках надутый воздухом мячик, одни в правой руке, другие в левой, и бросают в стоящего напротив противника, стараясь попасть в него. Чтобы избежать попадания, его визави приходится наклоняться, подниматься, бросаться то вперед, то назад, прыгать вверх или отскакивать в сторону. Если мяч не попадает в цель, то бросавший его игрок платит два поэна и бежит за мячом. Если, напротив, мяч попадает в игрока, тот должен схватить его и бросить в противника, а если не попадет в него, то проигрывает один поэн. Так продолжается до бесконечности. Понятно, каким веселым хохотом сопровождались смешные позы, которые принимают играющие. Другие индейцы, постарше, обычно играли в карты, сделанные из кусочков кожи, разрисованных грубыми фигурами животных.

В хижине, более просторной и лучше раскрашенной по сравнению с другими, в которой жил сахем, или главный начальник, отличительным признаком власти которого были копья, украшенные на конце ярко разрисованной кожей, три человека сидели перед угасающим огнем и беседовали, не обращая внимания на шум, происходивший снаружи.

Это были Тигровая Кошка, Гриф и аманцин, или колдун племени. Гриф был метис, давно поселившийся среди апачей и усыновленный ими. Человек этот, которому как нельзя лучше подходило его прозвище, был негодяй, холодная и подлая жестокость которого возмущала даже самих индейцев, не очень щепетильных в подобных вещах. Тигровая Кошка превратил этого хищного зверя в свое послушное орудие.

Гриф был женат около года. Его последняя жена как раз в это утро родила мальчика, что и послужило поводом для веселья индейцев. Он явился к Тигровой Кошке, великому начальнику племени, за указаниями относительно обрядов, совершаемых в подобных случаях.

Гриф вышел из хижины, куда вскоре вернулся в сопровождении своих жен и друзей, один из которых держал новорожденного на руках. Тигровая Кошка встал между Грифом и колдуном и в сопровождении всех остальных направился к реке дель-Норте. На берегу реки все остановились, колдун зачерпнул в руку воды и плеснул в воздух, обратясь с молитвою к Властелину человеческой жизни. Потом закутанного в шерстяные пеленки новорожденного пять раз окунул в реку, громко провозглашая при этом:

— Властелин жизни, взгляни на этого молодого воина добрыми глазами. Отведи от него дурные силы, защити его, Ваконда!

Завершив эту часть обряда, все возвратились в деревню и стали в круг перед хижиной Грифа, у входа в которую лежала откормленная кобыла со связанными ногами. На животе кобылы было расстелено новое одеяло, на которое родственники и друзья один за другим клали подарки новорожденному: шпоры, оружие и одежду.

Тигровая Кошка, из дружеских чувств к Грифу, согласился быть крестным отцом новорожденного. Он положил ребенка рядом с подарками на одеяло. Тогда Гриф схватил нож, ударом распорол бок кобылы, вырвал сердце и еще горячее передал Тигровой Кошке, который начертил кровью на лбу ребенка крест, говоря при этом:

— Молодой воин племени бизонов-апачей, будь храбр и хитер, твое имя будет Облачная Змея.

Отец взял своего новорожденного, а начальник, подняв окровавленное сердце над головой, громко возгласил три раза:

— Да будет он жив! Да будет он жив! Да будет он жив! Присутствующие восторженно вторили ему. Потом колдун продолжал заклинания, чтобы будущий воин был храбрым, красноречивым, хитрым, закончив словами, которые нашли живейший отклик в сердцах этих свирепых людей:

— Главное, чтобы он никогда не был рабом! На этом церемония закончилась. Все подобающие обряды были совершены. Бедная кобыла, невинная жертва суеверия, была разрезана на куски. Затем развели большой костер, и все родственники и друзья приняли участие в пиршестве, которое должно было длиться, пока не будет съедена забитая кобыла.

Гриф тоже собирался принять участие в трапезе, но по знаку Тигровой Кошки пошел за ним в его хижину, где они опять заняли свои места у огня. С ними был и колдун. По знаку Тигровой Кошки женщины вышли. Он собрался с мыслями и заговорил:

— Братья, вы мои верные друзья, и перед вами сердце мое раскрывается, чтобы обнаружить самые сокровенные мои мысли. Я уже несколько дней пребываю в печали.

— Отец мой беспокоится о своем сыне, Каменном Сердце? — спросил колдун.

— Нет. Меня не волнует, что с ним происходит в эту минуту. Я должен дать тайное поручение надежному человеку. С самого утра я не решаюсь откровенно поговорить с вами.

— Пусть говорит мой отец, его сыновья слушают его, — ответил колдун.

— Колебаться долее, значило бы подвергать опасности священные интересы. Поезжайте, Гриф, мне нечего вам объяснять, вы знаете, куда я вас посылаю.

Гриф согласно кивнул.

— Уговорите этих людей, — продолжал Тигровая Кошка, — помогать нам в нашем предприятии, и вы окажете мне неоценимую услугу.

— Я сделаю это. Должен ли я ехать немедленно?

— Да, если это возможно.

— Хорошо, через десять минут я буду уже далеко отсюда.

Поклонившись обоим начальникам, Гриф удалился. Услышав удаляющийся топот копыт, Тигровая Кошка с облегчением вздохнул.

— Пусть брат мой аманцин раскроет уши, — сказал он, — я покидаю поселение и надеюсь воротиться нынешней же ночью но, возможно, мое отсутствие продлится два или три солнца. Я оставляю моего брата аманцина вместо себя, он будет распоряжаться воинами и не допустит их удаления отсюда и приближения к границе бледнолицых. Важно, чтобы гачупины не подозревали нашего присутствия поблизости от них, иначе наша экспедиция окажется неудачной. Брат мой понял меня?

— Тигровая Кошка не двуязычен. Слова, выходящие из его груди, ясны. Сын его прекрасно его понял.

— Стало быть, я могу удалиться спокойно. Брат мой будет надзирать за племенем.

— Приказания моего отца будут исполнены. Сколько бы ни длилось его отсутствие, у него не будет причин упрекнуть своего сына.

— О! Сын мой снял этими словами тяжесть, лежавшую у меня на сердце и наполнявшую его беспокойством. Благодарю. Да бодрствует над ним властелин жизни! Я ухожу.

— О! Отец мой воин мудрый. Ваконда защитит его во время предпринимаемой им экспедиции, он добьется успеха.

Оба в последний раз поклонились друг другу. Колдун снова занял место у огня, и Тигровая Кошка вышел из хижины.

Если бы старый начальник уловил ненависть, мелькнувшую при расставании на физиономии колдуна, вероятно, он не покинул бы селения. В ту минуту, когда Тигровая Кошка с легкостью, удивительной для его лет, садился на лошадь, солнце опускалось за высокие горы и ночь окутывала землю темным покрывалом. Старик, не обращая внимания на тьму, скакал во весь опор.

Колдун же настороженно и нетерпеливо вслушивался в постепенно затихавший топот лошади начальника. Когда топот окончательно стих, торжествующая улыбка заиграла на его бледных и тонких губах, и он радостно прошептал одно только слово: «Наконец!», в котором без сомнения нашли выражение все мысли, чувства, обуревавшие его сердце. Потом он встал, вышел из хижины, сел в нескольких шагах от нее, скрестил руки на груди и запел тихим голосом печальную, монотонную апачскую песню.

По мере того как колдун пел, голос его становился все громче и самоувереннее. Вскоре из многих хижин вышли воины, закутанные в бизоньи шкуры, и, осторожно ступая, направились к хижине начальника и вошли в нее.

Допев песню до конца, колдун встал и, убедившись, что все откликнувшиеся на его сигнал в сборе, тоже вошел в хижину.

Собравшиеся в хижине человек двадцать стояли молча и неподвижно у огня, пламя которого отбрасывало зловещие блики на их мрачные и задумчивые лица. Колдун вышел на середину хижины и, возвысив голос, сказал:

— Пусть мои братья сядут у огня совета.

Воины молча уселись в кружок. Колдун взял тогда из рук глашатая длинную трубку из красной глины с чубуком из алоэ, украшенную перьями и погремушками, набил ее табаком особого сорта, который употребляется в важных случаях, раскурил ее и минуты через две, выпустив дым носом и ртом, подал ее своему соседу справа. Тот сделал так же и трубка пошла по кругу. Когда, обойдя круг, трубка вернулась к колдуну, он высыпал оставшийся в ней пепел в огонь, пробормотав тихим голосом какие-то слова, которые никто расслышать не мог, и вернул трубку глашатаю, тотчас же покинувшему хижину, чтобы караулить снаружи и обеспечить таким образом тайну совета.

В поселении и далеко окрест царила первозданная тишина, можно было подумать, что находишься за сто миль от человеческого жилья.

Наконец колдун встал, скрестил руки на груди и, обведя собравшихся ясным взором, заговорил твердым голосом:

— Пусть братья мои раскроют уши. Дух Властелина жизни вошел в мое тело. Это он внушает слова, выходящие из моей груди. Начальники бизонов-апачей, дух ваших предков перестал оживлять ваши души. Вы уже не те грозные воины, которые объявляли бледнолицым, этим низким и гнусным грабителям ваших земель, беспощадную войну. Вы робкие антилопы, в страхе разбегающиеся в разные стороны, едва заслышав отдаленный выстрел. Вы болтливые старые бабы, которым испанцы подарят юбки, нечистая кровь течет в ваших жилах и ваше сердце наглухо окутано толстой шкурой. Вы, прежде такие мужественные и храбрые, сделались трусливыми рабами бледнолицей собаки, которая держит вас за трусливых кроликов и заставляет дрожать при одном ее взгляде. Так говорит Властелин жизни. Что вы ему ответите, воины апачские?

Колдун умолк, очевидно ожидая, что заговорит один из начальников.

Во время этой оскорбительной речи индейцы с трудом сдерживали негодование. Но как только колдун умолк, поднялся один из начальников.

— Не сошел ли с ума амацин бизонов-апачей? — вопросил он громовым голосом. — Как он смеет так разговаривать с начальниками своего народа? Пусть он сосчитает хвосты волков, привязанных к нашим пяткам. Он увидит, болтливые ли мы старые бабы и угасло ли в нашем сердце мужество наших предков. Ну и что, если Тигровая Кошка бледнолицый, сердце-то у него апачское! Тигровая Кошка — мудрец. Он прожил много зим. Он всегда дает мудрые советы.

Колдун презрительно улыбнулся.

— Брат мой Белый Орел говорит хорошо. Не я буду ему отвечать.

Он три раза хлопнул в ладоши. Явился воин.

— Пусть брат мой скажет совету, какое поручение дал ему Тигровая Кошка.

Краснокожий сделал несколько шагов, чтобы приблизиться к кругу. Он почтительно поклонился начальникам, взоры которых были устремлены на него, и заговорил голосом тихим и печальным:

— Тигровая Кошка приказал Черному Соколу с двадцатью воинами устроить засаду на дороге, по которой Каменное Сердце провожал бледнолицых к их большим каменным хижинам. Черный Сокол долго следовал за бледнолицыми по пустыне. У них не было оружия, и, казалось, что захватить их не составит труда. За час до условленного для нападения времени Каменное Сердце появился один в лагере апачских воинов. Черный Сокол принял его с изъявлениями дружбы и поздравил с тем, что он бросил бледнолицых. Но Каменное Сердце ответил, что Тигровая Кошка не хочет, чтобы мы напали на бледнолицых, бросился на Черного Сокола и вонзил ему в сердце нож, между тем как бледнолицые, украдкой приблизившиеся к лагерю, неожиданно напали на воинов и стали стрелять из оружия, которое дал им сам Тигровая Кошка. Тигровая Кошка пошел на предательство, чтобы избавиться от начальника, влияния которого он опасался. Из двадцати воинов, последовавших за ним, только шесть человек, считая меня, вернулись в селение. Остальные были безжалостно уничтожены Каменным Сердцем. Я сказал.

После этого страшного сообщения наступило мрачное молчание. Это было затишье, предшествовавшее буре. Начальники обменивались многозначительными яростными взорами.

Возможно, краснокожие быстрее всех изменяют свое мнение под воздействием гнева, их ничего не стоит увлечь. Колдун это знал и поэтому был уверен, что добьется своей цели после страшного впечатления, которое произвел на них рассказ индейского воина.

— Ну, что теперь думают мои братья о Тигровой Кошке? — спросил он. — Считает ли Белый Орел по-прежнему, что у Тигровой Кошки апачское сердце? Кто отомстит за смерть Черного Сокола?

Все начальники вскочили одновременно и замахали ножами.

— Тигровая Кошка вор и трус, — закричали они. — Воины апачские привяжут его скальп к поводьям своих лошадей!

Только два или три начальника пытались возражать. Им была известна давняя ненависть, которую колдун питал к Тигровой Кошке. Они знали коварный нрав колдуна и подозревали, что в данном случае истина была искажена и должна была способствовать осуществлению давнишней мечты колдуна — погубить своего врага, на которого он не осмеливался напасть открыто.

Однако голос этих двоих или троих начальников был заглушен яростными криками остальных. Отказавшись от бесполезного спора, те вышли из круга и стали в отдаленном углу хижины, решив оставаться бесстрастными, если не равнодушными свидетелями решений, которые примет совет.

Индейцы — взрослые дети, они возбуждаются от шума собственных голосов и, когда их обуревают страсти, теряют всякое благоразумие. Однако при всем неистовом своем желании отомстить Тигровой Кошке, которого они ненавидели сейчас тем сильнее, чем более его любили и уважали прежде, они не проявляли большой решимости выступить против своего бывшего начальника. Объяснялось это просто: эти первобытные существа признавали только одно — грубую силу. Тигровая Кошка олицетворял в их глазах силу и мужество, а потому они не могли не думать без ужаса о последствии замышляемого ими поступка. Колдун напрасно пытался всеми доступными ему способами убедить их в том, что им не составит труда захватить Тигровую Кошку по его возвращении в деревню. План колдуна был превосходен и, несомненно, имел бы успех, если бы начальники осмелились его принять. А план состоял в следующем. Апачи притворятся, будто не знают о смерти Черного Сокола. По возвращении Тигровой Кошки его примут с изъявлениями радости, чтобы развеять всякую подозрительность, которая может у него возникнуть. Потом, когда он будет спать, крепко скрутят его и привяжут к столбу пыток. Как видим, план был очень прост, но апачи не хотели о нем слышать, так велик был страх перед Тигровой Кошкой. Наконец, после долгого обсуждения, продолжавшегося далеко заполночь, апачи решили сняться с лагеря и уйти в пустыню, не заботясь более о своем бывшем начальнике. Но тогда начальники, стоявшие в стороне и не принимавшие участие в совете, вышли вперед и один из них, по имени Огненный Глаз, заговорив от имени своих единомышленников, заявил, что те начальники, которые решили покинуть лагерь, вольны это сделать и что они не намерены навязывать своей воли другим, что у племени не было главного начальника, избранного по закону индейцев, что каждый был волен действовать по своему усмотрению и что они не желают платить черной неблагодарностью за огромные услуги, которые столько лет Тигровая Кошка оказывает их народу, и что они не покинут селение до его возвращения.

Это заявление существенно встревожило колдуна, которому так и не удалось склонить на свою сторону несогласных. Они ничего не желали слышать и держались твердо принятого ими решения.

На восходе солнца по приказанию колдуна, который уже действовал как полноправный начальник, глашатай созвал воинов на главную площадь, и женщинам было приказано собрать имущество, запрячь и навьючить собак, чтобы как можно скорее отправиться в путь.

Приказание это было немедленно исполнено: пикеты сняты, бизоньи шкуры сложены, домашняя утварь старательно уложена в повозки, которые должны были везти собаки.

Однако решившие остаться начальники тоже не сидели сложа руки. Они сумели склонить на свою сторону нескольких знаменитых воинов, так что добрая четверть племени осталась в лагере и сейчас равнодушно наблюдала за поспешными сборами.

Наконец глашатай по знаку колдуна отдал приказ к отъезду. Тогда длинная цепочка повозок, запряженных собаками, в сопровождении женщин с детьми тронулась в путь, под охраной многочисленного отряда воинов.

Когда их соплеменники были уже далеко от лагеря, верные Тигровой Кошке начальники собрались на совет, чтобы обсудить меры, которые следовало принять в ожидании его возвращения.

XIII. Ночное свидание

Между тем дон Фернандо Карриль, пригнувшись к шее лошади, скользил в темноте словно призрак. Благодаря принятой им предосторожности лошадь ступала бесшумно, и он скакал быстро, как призрачный всадник в немецкой балладе, разгоняя вспугнутые его приближением стаи волков. Он неслышно приближался к берегу реки, беспрестанно понукая свою лошадь и озираясь по сторонам.

Эта скачка длилась три часа, и за все это время дон Фернандо не дал лошади ни секунды отдыха, чтобы перевести дух и вернуть твердость ногам.

Наконец, достигнув места, где река, довольно узкая, катила свои грязные воды между низкими берегами, окаймленными густым хлопчатником, он остановился, сошел с лошади и, удостоверившись, что он один, взял горсть травы и вытер лошадь с такой лаской и заботой, на какие способны только люди, жизнь которых порой зависит только от скорости бега этого верного и преданного спутника. Потом снял с нее узду, чтобы дать ей возможность щипать траву, и, расстелив одеяло на земле, лег и закрыл глаза.

Так провел он около двух часов в глубокой тиши. Дон Фернандо оставался неподвижен, лежа на спине, подперев голову левой рукою и закрыв глаза.

Спал он или бодрствовал? Трудно сказать. Внезапно крик совы нарушил ночную тишину. Дон Фернандо приподнялся и стал слушать, устремив глаза к небу.

Ночь была темная, звезды посылали на землю свой слабый таинственный свет, до восхода солнца было еще далеко. Сова первой возвещает наступление дня. Но сейчас только два часа, для совы слишком рано. Вскоре крик совы повторился, а за ним тотчас же последовал третий, окончательно рассеявший сомнения дона Фернандо. Он встал и в свою очередь три раза крикнул по-соколиному. Ему ответил такой же крик с противоположного берега реки. Дон Фернандо снова взнуздал лошадь, закутался в одеяло и, проверив оружие, вскочил в седло и вскоре въехал в реку. Перед ним недалеко от берега виднелся остров, поросший тополями и хлопчатником. К этому-то острову он и направился. Через несколько минут он был уже там. Его отдохнувшая за два часа лошадь плыла проворно и легко взошла на берег острова.

Едва дон Фернандо оказался на острове, из лесной чащи выехал всадник и, остановившись в двадцати шагах от него, закричал громко с явным неудовольствием.

— Как долго ты не отвечал на мой сигнал! Я уже собирался уехать.

— Может быть, так было бы лучше, — холодно возразил дон Фернандо.

— А, — продолжал незнакомец с ехидной усмешкой, — так вот, оказывается, откуда ветер дует!

— Не имеет значения, откуда он дует, если я ему не подвластен. Что вам от меня нужно? Говорите скорее, я не могу долго оставаться с вами.

— Стало быть, тебя держит там, откуда ты приехал, какой-то важный интерес, если ты так торопишься.

— Послушайте, Тигровая Кошка, — резко и сухо оборвал его дон Фернандо, — если вы так настойчиво звали меня сюда, чтобы насмехаться надо мной, мне нечего здесь больше делать, прощайте.

Говоря это, дон Фернандо уже повернулся, чтобы уйти, когда Тигровая Кошка схватился за пистолет.

— Если ты тронешься с места, я прострелю тебе голову!

— Полноте! — возразил дон Фернандо с усмешкой. — А я-то что буду делать в это время? Пожалуйста, без угроз или я убью вас как собаку.

Так же быстро, как и Тигровая Кошка, он взвел курок пистолета и прицелился в своего противника. Тигровая Кошка, смеясь, заткнул пистолет за пояс.

— Неужели ты посмел бы это сделать? — спросил он.

— Разве вы не знаете, что я смею все, что угодно? — ответил дон Фернандо.

— Ну, хватит терять попусту время. Давай говорить.

— Хорошо, будем говорить. Чего вы от меня хотите?

— Зачем ты меня обманул и пошел против моей воли, вместо того чтобы служить мне, как ты был обязан?

— Я не давал вам никаких обязательств. Я отказался от поручения, которое вы непременно хотели мне навязать.

— Разве ты не мог остаться нейтральным и тем самым дать мне возможность захватить этих людей?

— Нет, моя честь требовала, чтобы я защищал их.

— Твоя честь! — сказал Тигровая Кошка, нарочито расхохотавшись.

Дон Фернандо вспыхнул, брови его нахмурились, но он сдержал себя и ответил холодно:

— Гостеприимство священно в пустыне, права его непреложны. Люди, которым я служил проводником, сами выбрали меня своим покровителем. Бросить их или не защитить, значило бы предать их. Вы на моем месте поступили бы так же.

— Бесполезно возвращаться к этому. О том, что прошло, нет смысла рассуждать. А почему ты не вернулся ко мне?

— Потому что предпочел остаться в Сан-Лукаре.

— Да, тебя влечет цивилизованная жизнь, несмотря ни на что. Двойная роль, которую ты играешь с опасностью для жизни, увлекает тебя. Я понимаю это. Дона Фернандо Карриля принимают с распростертыми объятиями в высшем мексиканском обществе. Но поверь мне, дитя, берегись, чтобы твой отважный дух не увлек тебя в какую-нибудь историю, из которой тебе не помогут выпутаться отвага и мужество Каменного Сердца.

— Я приехал сюда не за советами.

— Конечно, но я обязан подать тебе их. Хотя я остаюсь в пустыне, я ни на минуту не теряю тебя из вида. Я знаю о тебе все, вплоть до мелочей.

— Зачем вы шпионите за мной?

— Мне необходимо знать, могу ли я питать к тебе прежнее доверие.

— Ну и что же вы узнали обо мне?

— Ничего плохого, только я хочу, чтобы ты мне сказал точно, в каком положении находятся наши дела теперь.

— Разве ваши шпионы вам не доносят о каждом моем шаге?

— Да, о тех шагах, которые касаются лично тебя. Таким образом я знаю, что ты пока еще не осмелился представиться дону Педро де Луна, — сказал Тигровая Кошка насмешливым тоном.

— Это правда, но я намерен увидеться с ним завтра.

Тигровая Кошка презрительно пожал плечами.

— Поговорим о делах серьезных, — продолжал он. — Так в каком же они положении?

— Я в точности следовал вашим наставлениям. За те два года, которые прошли с тех пор, как я впервые появился в Сан-Лукаре, я не упустил ни одного случая, чтобы завязать отношения, которые впоследствии будут вам полезны. Хотя являюсь я туда редко и не надолго, я, кажется, достиг цели, которую вы передо мной поставили. Таинственность, окутывающая меня, принесла мне более пользы, чем я смел надеяться. Мне подвластна большая часть вакеро и леперов в президио, настоящих разбойников, но я могу рассчитывать на всех них. Они искренне преданы мне. Все они знают меня только под именем дона Фернандо Карриля.

— Это мне известно.

— Вот как! — Каменное Сердце бросил гневный взгляд на старика.

— Разве я не говорил тебе, что не теряю тебя из вида?

— Да, что касается моих личных дел.

— Словом, настал час пожать то, что мы посеяли этим разбойникам Они лучше краснокожих, на которых я не могу положиться полностью, будут нам служить в нашей борьбе с их соотечественниками знанием испанской тактики и искусством обращаться с огнестрельным оружием. На этом твоя миссия в отношении этих леперов почти кончена, начинается моя. Мне нужно напрямую связаться с ними.

— Как хотите. Спасибо, что вы снимаете с меня ответственность за дело, цель которого вы не потрудились мне объяснить. С величайшим удовольствием предоставлю вам право лично договариваться с негодяями, которых я завербовал к вам на службу.

— Я понимаю, какие причины побуждают тебя желать возвратить себе свободу. Я одобряю тебя, тем более что первый внушил тебе мысль о необходимости короче познакомиться с очаровательной дочерью дона Педро де Луна.

— Ни слова более об этом, — запальчиво сказал дон Фернандо. — Если до сих пор я соглашался, не рассуждая повиноваться вашим приказаниям, то теперь настало время поставить вопрос ребром во избежание недоразумений в будущем. Уже только ради одного этого было достаточно, чтобы заставить меня явиться сегодня на ваш зов.

Тигровая Кошка окинул молодого человека проницательным взором и сказал:

— Говори же, безумец, не замечающий бездны, разверзшейся у тебя под ногами. Говори, я слушаю.

Дон Фернандо молчал несколько минут, прислонившись к узловатому стволу тополя, не поднимая глаз от земли.

— Тигровая Кошка, — заговорил он наконец, — я не знаю, кто вы и какая причина вынудила вас отказаться от цивилизованной жизни, удалиться в пустыню и принять индейские обычаи. И не хочу знать. Каждый должен отвечать за свои поступки и согласовывать их со своей совестью. Что касается меня лично, то вы никогда не говорили мне ни слова, где я родился, ни о семье, куда уходят мои корни, хотя воспитывали меня вы. Детская память сохранила еще одного человека помимо вас. Я сомневаюсь, что между нами существует родство. Будь я ваш сын или хотя бы только отдаленный родственник, я уверен, что получил бы совсем иное воспитание.

— Что ты хочешь этим сказать? Какие упреки осмеливаешься ты делать мне? — гневно перебил его старик.

— Не прерывайте меня, Тигровая Кошка, позвольте мне высказать вам все до конца, — печально ответил дон Фернандо. — Я не упрекаю вас, но с тех пор, как под именем дона Фернандо Карриля вы вынудили меня приобщиться к цивилизации, я вопреки моей воле и без сомнения вашей многое узнал. У меня раскрылись глаза. Я понял значение двух слов, которых до той поры не понимал. Эти два слова изменили не характер мой, но мой взгляд на вещи, потому что со времен моей юности, с какой целью я не могу и не хочу угадывать, вы старались культивировать во мне все дурные качества и всячески заглушать те немногие добрые, которыми я, вероятно, обладал бы теперь. Словом, теперь я четко различаю добро и зло. Я знаю, что все ваши усилия были направлены на то, чтобы сделать из меня хищного зверя. Удалось ли вам это, ответит будущее. Судя по чувствам, которые кипят во мне, когда я говорю с вами, вам это, пожалуй, удалось. Короче говоря, я больше не желаю быть вашим рабом. Я слишком долго служил в ваших руках орудием для достижения целей, которых я не понимал. Вы сами столько раз повторяли мне, что семейные узы не существуют в природе, что это нелепый предрассудок, что сильный человек должен свободно идти по жизни, без друзей и без родных и не признавать иного властелина, кроме собственной воли. Вот эти принципы, которые вы мне постоянно внушали, я нынче претворяю в жизнь. Мне все равно, кто я: дон Фернандо Карриль, мексиканский аристократ, или Каменное Сердце, охотник за пчелами. Обратив по вашим советам неблагодарность в добродетель, я возвращаю себе свободу и независимость. Отныне за вами нет права вмешиваться в мою жизнь ни с добрыми, ни с дурными намерениями. Отныне я буду руководствоваться собственным разумом, чем бы это ни обернулось для меня впоследствии.

— Хорошо, дитя, — ответил Тигровая Кошка с насмешливой улыбкой, — действуй как знаешь. А все-таки ты скоро вернешься ко мне, потому что помимо твоей воли ты принадлежишь мне. Ты сам в этом убедишься скоро. Но я не сержусь на тебя за то, что ты так говорил со мной. Это говорил не ты, а твоя страсть. Я очень стар, Фернандо, но не настолько стар, чтобы не помнить моей собственной молодости. Любовь овладела твоим сердцем. Когда она окончательно испепелит его, ты вернешься в пустыню, потому что к тому времени ты в полной мере изведаешь ту жизнь, в которую сейчас стремишься, ничего о ней не разумея. Ты поймешь, что человек всего лишь перышко, несомое ветром страстей, и даже тот, кто считает себя сильнее всех на свете, под расслабляющим дыханием любви становится слабым и безвольным. Но хватит об этом. Хочешь быть свободным — будь. Но прежде ты должен дать мне подробный отчет о том поручении, которое я тебе дал.

— Я готов это сделать. Вы явитесь от моего имени к вакеро. Этот алмаз, — прибавил он, сняв перстень с пальца, — будет вашей визитной карточкой. Они предупреждены. Вы покажете им этот перстень, и они будут вам повиноваться как мне.

— В каком месте собираются эти люди?

— Вы встретите их в таверне в новом поселении Сан-Лукар. Но неужели вы действительно отважитесь войти в президио?

— Конечно. И еще один вопрос. При том, что ты сейчас мне сказал, могу ли я рассчитывать на тебя, когда настанет время действовать?


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12