Корона Звезд (№3) - Пылающий камень (ч. 1)

Ворота скрипнули, и заспанный караульный впустил их. Сейчас, думая о том, что ему предстоит, Санглант пожалел, что не воспользовался удобным случаем и не проверил, может ли он быть с женщиной и не напугать ее, слишком долго он жил с собаками и наверняка перенял некоторые их привычки. Гораздо проще вылечить тело и научиться вести себя за столом, как подобает принцу, не набрасываясь на еду и не слизывая ее с тарелки, чем вспомнить, как следует общаться с существами противоположного пола.

В самом Ферсе их ждали посланные вслед за принцем всадники, они остановились здесь, чтобы поужинать перед дальней дорогой, — никто не знал, сколько им еще придется преследовать Сангланта. Когда на постоялый двор вошли принц и Лиат, всадники уставились на них во все глаза. Караульный привел гостей к своей матери — миссис Хильде. Хозяйка была рада услужить принцу и с удовольствием накормила его жареным цыпленком, печеной репой и медовым пирогом.

— Я бы хотел, чтобы вы предоставили мне две вещи, — сказал Санглант, выпив эля. — Во-первых, нам нужна кровать. — Некоторые из его людей разразились одобрительным хохотом, но, насколько он мог понять, в этом смехе не было ни насмешки, ни издевки. Вглядевшись в их лица, он понял, что некоторые из них служили под его командованием до битвы в Генте. — А во-вторых, ваше свидетельство, миссис Хильда. Я хочу, чтобы вы вместе с этими людьми подписали наш с Лиат брачный договор.

Повисла тишина. Миссис Хильда сделала своему сыну знак снова наполнить чаши, остальные домочадцы толпились поодаль, с любопытством наблюдая за гостями.

Лиат, которая не произнесла ни слова с того момента, как они увидели на дороге всадников, встала и дрожащей рукой взяла деревянную чашу. Санглант встал подле нее, напряженный, как пес, готовый к яростной драке.

— Беру в свидетели всех этих людей, что клянусь… — Она сбилась и начала снова, теперь она смотрела прямо ему в глаза. — Перед Господом нашим и этими людьми, я по доброй воле и без всякого принуждения выхожу замуж за этого человека, которому мать при рождении дала имя Санглант.

Он произнес слова клятвы без запинки, но лишь потому, что просто повторил их за ней.

— Перед Господом нашим и этими людьми, я по доброй воле и без всякого принуждения женюсь на этой женщине, которой отец при рождении дал имя Лиатано.

— Свидетельствую, — сказала миссис Хильда.

— Свидетельствуем, — покорно повторили бедные солдаты. Они понимали, что как только они вернутся ко двору, им придется объясняться с королем.

Потом все осушили чаши и неловко замерли, не зная, что же делать дальше.

Первой пришла в себя миссис Хильда. Она подняла такую суету, отдавая распоряжения, что Санглант в другое время недурно бы повеселился, но сейчас он так нервничал, что ему было не до веселья. Несомненно, слух о том, что на этой самой кровати провел первую брачную ночь сын короля, заставит многих прийти на поклон к миссис Хильде. Селяне отдадут ей лучшие фрукты, кур и поросят за возможность отправить на это ложе своих собственных сыновей и дочерей в надежде на то, что и их коснется толика королевской удачи и благополучия.

На кровати лежала великолепная пышная перина, а сверху было сооружено подобие балдахина — занавеска, которую можно задернуть так, чтобы она закрывала кровать со всех сторон. Миссис Хильда собственноручно взбила две огромные подушки, ее дочь выколачивала пыль из необъятного одеяла, все прочие выметали пол полынными вениками — чтобы не осталось блох. Потом хозяйка позвала солдат, и все они толпой удалились на другую половину дома, где обычно семья жила зимой.

Миссис Хильда задернула все занавески, и теперь в комнате стояла такая непроглядная тьма, что даже Санглант со своим острым зрением не мог ничего разглядеть. Лиат уселась рядом с ним и замерла. Он тоже не шевелился. Санглант гордился своим самообладанием — значит, в нем все-таки гораздо больше от человека, чем он иногда думал. Во дворе залаяли эйкийские собаки, потом все стихло.

— Санглант, — прошептала Лиат. Она тихо и прерывисто вздохнула. Ему показалось, что сейчас он потеряет голову и набросится на нее, как дикий зверь, но не шевельнулся.

Зато ее пальцы скользнули по его щеке, что живо напомнило ему о том, что когда-то произошло в гентском соборе. Потом ее пальцы пропутешествовали к уху и наконец спустились к шее. Лиат провела пальцем по грубому ошейнику и по застежке на нем.

— Клянусь, что никогда не полюблю никого, кроме тебя. — В ее голосе слышалась страсть.

Она расстегнула ошейник и нежно дотронулась до кожи под ним. Потом наклонилась и поцеловала шрам на горле — он получил его четыре года назад, после чего голос у него изменился и стал грубым и хриплым. Ее губы обжигали, как огонь, Санглант чувствовал такой жар, что казалось, весь мир плавится в горне неведомого кузнеца. Самым разумным было избавиться от стесняющей одежды, и оба они принялись срывать ее с себя. Эта задача оказалась не из легких.

Лиат гладила его кончиками пальцев, едва дотрагиваясь до горячей кожи. Сангланту потребовалось невероятное усилие, чтобы не наброситься на нее в ту же секунду. Однако Лиат вовсе не собиралась сдерживаться или же не считала нужным прятать свои чувства.

То, что произошло потом, получилось слишком быстро — Санглант надеялся затянуть любовную игру, — но все равно он вел себя не как пес, которому необходимо совокупиться. Его молитвы достигли Господа, он ведет себя как человек, а не как животное.

— Владычица, — прошептала Лиат, захваченная силой собственной страсти, — что же со мной будет? — Санглант обнял ее, защищая от всего мира, и прижал к себе. Она уткнулась ему в шею и пробормотала едва слышно: — Я… знаешь, я — совсем не такая, какой кажусь. Ты уже давно это почувствовал. Отец скрывал от меня, хотел, чтобы я не знала…

Сейчас, держа ее в объятиях, когда ничто не разделяло их, Санглант понял, что именно когда-то показалось ему странным в Лиат. Глубоко спрятанное, скрытое от всех, в ней полыхало пламя. Огонь, который казался живым существом, тайной сущностью.

— Ты похожа на меня, — сказал Санглант и поразился тому, как хрипло прозвучал его голос.

— Ты о чем? — Лиат приподнялась на локте и посмотрела на него, хотя в такой темноте разглядеть что-нибудь смогла бы только кошка.

— В тебе течет не только человеческая кровь, — произнес он медленно и веско.

— Кровь народа Аои? — недоверчиво переспросила Лиат.

— Нет, я знаю, как пахнет кровь Аои, а это совсем иной запах. Я не могу распознать, что это такое.

— Владычица милосердная! — пробормотала она и упала на грудь мужа.

Долгое время Санглант лежал, отрешившись от всего окружающего мира. Ничто не имело значения, важным было лишь то, что Лиат — рядом, ее дыхание обжигает ему щеку, волосы разметались по его груди, а пальцы их рук переплелись. Он мог так лежать хоть сотню лет, хоть целую вечность — ему больше ничего не было нужно, только быть рядом с ней, чувствовать, что они одни в целом мире, а все остальное не имеет значения.

Лиат прервала молчание:

— Книга все еще у тебя?

— Да. Хочешь забрать обратно?

— Нет. Все произошло так быстро… Я не знаю, что делать. — Ее дыхание щекотало ему шею, Лиат коснулась губами того места, где раньше был ошейник — знак рабства. — Ты знаешь, что это за книга?

— Нет.

— Мой отец был математиком, колдуном. Подозреваю, что из-за этого его отлучили от церкви, потом он женился на моей матери — тоже колдунье, а потом у них появилась я. В книге собраны все знания об искусстве, которые он только смог найти… — Она заколебалась и снова дотронулась до шрама у него на горле.

Он молчал, казалось, она ждала от него какой-то реакции на свои слова, но Санглант не вполне понимал, что он должен сказать.

— Тебя это совсем не волнует?

— А должно?

— Но это еще не все. — В ее голосе он уловил нотку раздражения — Лиат явно ожидала, что он воспримет ее слова иначе. Санглант усмехнулся. Из-за двери слышались храп, детский кашель, визг собаки, треск поленьев в камине — обычные звуки мирной жизни. — То, что сказал обо мне Хью, — правда. Он действительно хотел получить от меня знания, которыми на самом деле я не обладала. Он сделал меня своей любовницей, и когда мы вернемся ко двору, он попытается вернуть меня. — Ее голос дрогнул. — Ты меня презираешь?

— Ты и в самом деле думаешь, что после того, что случилось в Генте, я имею право тебя осуждать? Скорее уж ты должна меня презирать за то, что я превратился в собаку. — Санглант непроизвольно зарычал. Каждый раз, когда он вспоминал о том времени, когда жил в собачьей стае, он начинал вести себя как настоящий пес. Он сам ненавидел себя за это, но ничего не мог с собой поделать.

— Тс-с-с. — Она приложила палец к его губам, заставляя замолчать. — На тебе больше нет ошейника Кровавого Сердца.

— А на тебе нет ошейника Хью, — парировал Санглант. — Я уже устал от бесконечных разговоров о нем. Какую бы власть над тобой он ни имел, надо мной такой власти у него нет и не будет.

— Разве? Ведь он пытался убить Теофану!

Санглант резко сел в кровати.

— Не так громко, — прошептал он. — О чем ты говоришь?

Отец учил ее запоминать мельчайшие детали, и сейчас ей не составило труда вспомнить, что произошло в тот день. Она подробно рассказала ему, как на охоте Теофану приняли за оленя и по ошибке стреляли в нее. Сначала Лиат рассказывала запальчиво, потом, видя, что Санглант не ахает, ужасаясь случившемуся, принялась говорить спокойнее. Она рассказала и о том, что через огонь видела, как Теофану мечется в горячке.

Рассказывая обо всем, она слегка отстранилась от Сангланта, и он решительно обнял ее за плечи и привлек к себе. Он никак не мог поверить, что теперь она принадлежит ему и он сколько угодно может прикасаться к ней и гладить ее шелковистые волосы и гладкую кожу. Хотя надо признать, что, наслаждаясь близостью жены, принц почти потерял нить ее рассказа.

— Если Хью действительно занимается колдовством, вполне достаточно выдвинуть такое обвинение против него. Что он может противопоставить? Но ты должна рассказать мне, что ты еще делала, если, конечно, есть что рассказывать.

Сначала он почувствовал, как Лиат отстранилась. Нет, она по-прежнему осталась в его объятиях, но что-то изменилось, словно между ними появилась какая-то тень.

— Зачем?

— Чтобы мы были готовы. Чтобы мы могли продумать нашу тактику. Ведь ты затронешь интересы не только Хью. Господь Всемогущий! Я никогда не доверял Вулферу, хотя и не испытывал к нему особой неприязни.

— Даже после…

Он улыбнулся:

— Поверь, трудно ненавидеть человека за тот поступок, которого ты даже не помнишь, а только слышал разные сплетни. Он никогда не пытался причинить мне вред, но постоянно досаждал бесконечными обвинениями по поводу Короны Звезд и мифического заговора моей матери и всего ее рода. Но теперь по крайней мере ясно, почему он заинтересовался тобой: ведь ты — дитя колдунов. Он знает о тебе все или что-то осталось скрыто?

— Не все, — отозвалась она. — Я не доверяла ему, несмотря на то что он освободил меня от Хью. Но я не испытывала к нему неприязни. Да и кому я могу доверять? Кто не осудит меня за то, что я есть? Кто не назовет меня колдуньей?

— Я.

— Неужели? — с горечью спросила она и рассказала о том, как горел дворец в Аугенсбурге. — И это еще не все. По пути в Лавас я точно так же сожгла мост. Я видела тени эльфов в чаще леса. Я говорила с колдуном Аои, и он предложил учить меня. Я столкнулась с дэймонами. Один из них был красив, как ангел, но все равно оставался чудовищем без души — я видела это по его глазам. Он звал меня ужасным голосом, а потом прошел мимо, не заметив, хотя я сидела рядом. Я просто окаменела от страха. Владычица! Я не знаю, кто я и что я. Я не знаю, что скрывал от меня отец!

— Тс-с-с! Тише, тише. — Теперь Санглант успокаивал Лиат. Он погладил ее по голове, как маленького ребенка, стараясь утихомирить. — В одном Вулфер прав — тебе надо учиться.

— Но кто, ради всего святого, решится меня учить? Кто не станет осуждать и не отдаст под суд церковных иерархов как колдунью?

— Может быть, твоя мать?

— Вулфер не скажет, где она. И я не доверяю ему.

— И не надо.

— Я не знаю… Просто не знаю. Так странно было услышать о ней, ведь мы с отцом много лет считали ее мертвой.

— Значит, мы должны найти того, кто будет учить тебя, не осуждая и не презирая. Ты похожа на умного и смелого мальчишку, который впервые взял в руки меч, и теперь ему нужен лишь хороший учитель, чтобы развить его способности. Иначе он поранит и себя, и своих друзей.

— Санглант, — мягко произнесла она, — почему ты меня не боишься, как другие?

Лиат принялась гладить плечи мужа, и через минуту он напрочь забыл, о чем они говорили.

— Господи, Лиат! Что ты со мной делаешь?

Он рассмеялся, но тут же почувствовал, как она напряглась — она не ожидала услышать его смех. Но Санглант помнил, что между мужчиной и женщиной с сотворения мира никогда не прекращается сложная игра — даже год, проведенный в собачьей стае, не смог заставить его забыть об этом. И принц знал, как справиться с негодованием женщины.

3

Лиат проснулась от охватившего ее странного чувства. Рядом спал Санглант. Он забросил на нее ногу, словно не давая ей встать и уйти. Каким-то образом Лиат почувствовала себя защищенной от всех превратностей судьбы. Это чувство уносило прочь страх и горе.

Покой.

Где-то вдалеке бушевала гроза. Во дворе запел петух.

Санглант вскочил и вытянул вперед руки, словно защищаясь.

— Я ничего не вижу! — беспомощно прошептал он.

— Все в порядке. Ты не в Генте.

— Лиат? — Он дотронулся до нее, а потом сжал в крепких объятиях. — Господи, ты настоящая.

— А ты что думал?

— В Генте я часто думал о тебе, — выдохнул он. — Я переставал иногда понимать, где сон, а где явь. Но хуже всего были пробуждения, когда я осознавал, что на самом деле я пленник Кровавого Сердца.

— Успокойся, — сказала Лиат, целуя его. — Ты на свободе.

Санглант тряхнул головой и опрокинулся на кровать, все еще держа Лиат в объятиях. Он всматривался в ее глаза, и Лиат видела, как меняется выражение его лица — изумление, радость, решимость.

— Не выходи замуж, — произнес он. Когда-то, еще до осады Гента, он сказал ей эти слова. Затем принц улыбнулся и добавил: — А если выйдешь, то только за меня.

— Безрассудство, — пробормотала Лиат.

— Что именно?

— Этот брак.

— Ты уже жалеешь?

Она рассмеялась. Лиат просто хотела быть уверена.

— Ничего подобного!

Наконец влюбленные стали одеваться. Они слышали возню миссис Хильды, шаги солдат на улице, их голоса и смех. Но никто не решался тревожить молодых. Лиат смущенно откинула плотную занавеску, закрывавшую кровать. Санглант спокойно одевался, сосредоточенно о чем-то размышляя.

— Ничего. Я не чувствую здесь его запаха.

— Какого запаха?

— Кровавого Сердца. Он наложил проклятие на того, кто попытается его убить. Стрела, пущенная твоей рукой, покончила с ним.

Миссис Хильда предложила им по кружке сидра, а пока они пили, осмотрела сбитые простыни и осталась довольна. Глоток сидра освежил Лиат.

— Его проклятие было связано с магией, — сказала она тихо, — а отец защитил меня от магического воздействия. Волшебство не может мне навредить.

— Глупости! — отмахнулся он.

— Вряд ли. Ты не видел, как за мной охотился дэймон, как он звал меня по имени, но не мог увидеть, хотя я была рядом. И так случалось не один раз.

— Ты защищена от магии? Что же это значит?

— Твои латы спасают тебя от ударов меча. А меня спасает от колдовства моя защита.

Он покачал головой:

— Ты помнишь, как умер Кровавое Сердце?

Лиат подняла колчан со стрелами.

— Как я могу забыть? Когда я увидела тебя в первый раз… — Она замолчала, осознав, что говорит слишком громко. На них смотрели все: дети, взрослые, рабы, даже солдаты, столпившиеся у двери, — они вошли, услышав голос Сангланта. Все-таки не каждый день люди могут посмотреть на королевскую свадьбу.

— Да… — смущенно протянул Санглант. Но Лиат поняла, что смутили его не зрители, а воспоминание о Генте и о том, в каком состоянии его нашли Лавастин и Лиат. Принц направился к двери, и Лиат поспешила за ним. Он подошел к трем эйкийским собакам, которые при виде него начали лаять и скулить. Санглант подошел к одной из них и снял с ошейника сумку, в которой лежала Книга Тайн. Но Санглант достал не ее, а золотое ожерелье — знак королевского рода.

— Это мой подарок.

Все люди принялись восхищаться драгоценностью, но Лиат знала, что только члены королевской семьи могут носить такое украшение.

— Я не могу…

— Прошу тебя, — прошептал Санглант.

Больше у него ничего не было.

Лиат взяла ожерелье и замерла.

— Но мне нечего подарить тебе… — У нее остались лишь подарки Лавастина и Алана, но ей казалось унизительным передаривать их. Она посмотрела на солдат и сказала: — Я найду для тебя подарок, только дай мне время.

Он рассмеялся:

— Я научился быть терпеливым. — Он посмотрел на солдат, те ожидали лишь его команды, чтобы вскочить в седла и возвращаться к королю. Громыхнул гром, и на землю упали капли дождя. Жители деревни смотрели на принца. — Что же делать, Лиат? — пробормотал он. — Мне нечем отплатить им за гостеприимство. Я не могу уехать просто так, не отблагодарив их. Такая неблагодарность запятнает не только меня, но и моего отца. — Он выхватил нож и срезал драгоценные камни с кожаной сумки, в которой хранилась Книга Тайн. — Вулфер был прав. У меня ничего нет. Все, что я имею, дал мне отец.

Она не знала, что ответить. У нее тоже ничего не было, кроме книги, лошади и оружия. Не лучше ли было отправиться к матери, которая дала бы ей крышу над головой, еду и научила бы всему, что хотела знать Лиат?

Возможно.

Но вчера она приняла решение и не стала бы его менять, даже если бы и смогла.

Выехав из Ферса, они попали под ливень, паромщика не было на месте, и им пришлось укрыться под деревьями и ждать. Лиат закуталась в одеяло как в плащ, пытаясь согреться, а Санглант стоял под дождем и, казалось, наслаждался разбушевавшейся стихией. Он промок до нитки. На темной коже выделялся шрам.

— Ты снял ошейник Кровавого Сердца, — произнесла она. Он откинул со лба мокрые волосы.

— Думаю, жителям деревни он принесет больше пользы, чем мне. — Принц усмехнулся и принялся подшучивать над солдатами, которые, как и Лиат, забрались под дерево, тщетно пытаясь укрыться от дождя. Скоро они дружно смеялись его шуткам.

Их маленькому отряду пришлось переправляться по частям — все люди не могли уместиться на старом пароме. Лошадей пустили вплавь, их веса старая посудина точно не выдержала бы. Санглант и один из солдат переправлялись вместе с лошадьми, и оставшаяся одна Лиат мучительно краснела, выслушивая крепкие солдатские шутки о скачках в брачную ночь.

— Прошу вас, — серьезно сказал Санглант, когда выбрался на берег, — не рассказывайте ни о брачной ночи, ни о моей невесте — ей и так нелегко придется при дворе.

Сначала солдаты смутились, но вскоре принц уже расспрашивал их о семьях и сражениях, в которых эти люди успели побывать.

Дорога превратилась в жидкую грязь, и они продвигались вперед очень медленно. Впрочем, Санглант, казалось, никуда не торопился. Лиат, по правде говоря, тоже. Чем ближе они подъезжали к городу, тем больше она нервничала. Но как ни откладывай, а к полудню они добрались до Верлиды. Даже с дороги была видна суета у ворот.Часовые при виде Сангланта радостно закричали:

— Принц Санглант, вы вернулись!

— Что происходит? — спросил Санглант, указывая на всадников, толпившихся во дворе. Слуги тащили визжащих поросят, которым, судя по всему, скоро предстояло украсить собой королевский стол.

— Они прибыли час назад, мой лорд! — доложил один из часовых.

— Кто?

Затрубил рог, и вперед выехали всадники, чью одежду украшало изображение сокола.

Санглант рассмеялся:

— Госпожа удача сегодня с нами! Мой отец будет слишком занят, чтобы помнить еще и обо мне.

Сокол был символом герцогства Вейланд. Значит, ко двору наконец-то прибыл герцог Конрад.

4

Итак, герцог Конрад наконец прибыл ко двору короля Генриха.

Король был в скверном настроении, и виной этому послужило внезапное исчезновение Сангланта. Росвита стала беспокоиться о судьбе герцога, когда увидела мрачную усмешку Генриха, узнавшего, что Конрад приезжает примерно в три часа пополудни. Услышав новости, он тотчас ушел молиться и не вышел из часовни до полудня. По заведенному им обычаю, в дни официальных приемов, когда он возлагал на голову корону, Генрих проводил первую половину дня в постах и молитвах.

— Будет какая-нибудь церемония? — спросил брат Константин, которому лишь однажды довелось видеть короля в парадном облачении.

Брат Фортунатус задумчиво покачал головой.

— Король готовится предстать величественным монархом, а это означает только одно — немилость. — Фортунатус прищелкнул пальцами. — Бедный Конрад.

— Бедный? — возмутилась Амабилия. — Ты что же, считаешь герцога Конрада дураком? Мне так не кажется.

Действительно, герцог дураком отродясь не был. Он въехал в ворота во главе великолепной процессии, как и подобает человеку его положения. А рядом с ним ехала принцесса Теофану на белой лошади, в роскошном платье — судя по всему, это был подарок Конрада. Слава Богу, выглядела она прекрасно — веселая, оживленная и хорошенькая.

Только сейчас, увидев ее, Росвита поняла, насколько ей не хватало спокойных, иногда ироничных комментариев принцессы о том, что происходило при дворе.

Из-за шума, поднявшегося при появлении Сангланта, Росвита едва не пропустила письмо от матери Ротгард. В нем говорилось о злобных волшебниках, которые скрываются среди придворных. Монахиня не называла имен, возможно, она их и не знала, к тому же письмо писалось уже давно, когда Теофану была смертельно больна, но Росвита узнала изображенную на пергаменте пантеру. Только маркграфиня Австры и Ольсатии использовала этот символ.

«Это дело церковное, — писала мать Ротгард после того, как перечислила свои подозрения и возможные волшебные способности, которые мог скрывать в себе придворный колдун. — Никому о письме, никому, пока не приедет сестра Анна, чьи знания и разумение выше всяких похвал. Без ее помощи и опыта ты не справишься с этим магом. Сестра Анна поддержит тебя, и вы решите, что предпринять, если, разумеется, найдете волшебника. В любом случае, король не может разбираться с этим делом».

Росвита не осмелилась показать письмо ни Амабилии, ни Фортунатусу. Теперь ей придется ждать окончания церемонии, чтобы поговорить с Теофану наедине.

Король встретил Конрада, как и подобает королю: на голове у него сверкала драгоценными камнями корона, в руке он держал скипетр, а вокруг трона стояли самые знатные люди королевства. Весь двор был запружен людьми, а поскольку все они не смогли бы уместиться в зале, трон пришлосьвынести на улицу и установить на наскоро сколоченном помосте. По правую руку короля восседала принцесса Сапиентия, единственная, кто удостоился подобной чести.

Герцог Конрад въехал во двор с королевским достоинством. Он сидел в седле как влитой, широкие плечи и сильные руки выдавали человека, привыкшего обращаться с мечом, — настоящего воина. Ему не исполнилось еще тридцати, но он уже был полновластным правителем своей страны, известным во многих землях. Росвита подумала, что Конрад нравится ей гораздо больше, чем Болдуин, — сила и уверенность первого казались ей намного привлекательнее изящества второго. У герцога были пронзительные голубые глаза, которые, как сапфиры, горели на смуглом лице, и волосы цвета воронова крыла. Он мрачно усмехнулся, когда они остановились напротив трона, спрыгнул с лошади и помог спешиться Теофану.

— Ваше величество. — Он не преклонил перед королем колен, в конце концов он тоже принадлежал королевскому роду, о чем свидетельствовало золотое ожерелье на шее. — Приветствую вас, кузен, и прошу, примите мои скромные дары. Вместе со мной из монастыря святой Валерии ехала ваша дочь Теофану, и мне выпала высокая честь сопровождать ее.

Генрих сделал знак слуге, и тот поставил слева от трона короля стул. Теофану поднялась на помост и встала на колени, король благословил ее и поцеловал, потом Теофану довольно холодно поцеловала принцессу Сапиентию и села на предложенный стул. Теофану почти совсем не изменилась, разве что при взгляде на герцога Конрада ее щеки заливал румянец, и она сразу отводила взгляд. Глядя на нее, никому бы и в голову не пришло, что еще совсем недавно она едва не умерла от лихорадки в монастыре святой Валерии. Несомненно, в ее болезни повинны магические чары. Матери Ротгард ни к чему лгать.

Конрад дождался, пока она сядет, а потом приказал слугам открыть коробки и сундуки и показать дары. Чего здесь только не было: искусно вытканные гобелены, тончайшие шелка, золотые чаши, стеклянные кувшины, серебряные шкатулки и два необычных животных, называемых обезьянами, которые прыгали и играли в большой клетке.

Однако Генрих ничем не показал, что тронут подобной щедростью. Когда дары иссякли и слуги унесли сундуки, он поднял руку, требуя тишины. Все стихли, ожидая его слов.

— И этим ты надеешься искупить свое предательство?

— Я не поддерживал мятеж Сабелы! — Ноздри Конрада раздулись от гнева.

— Но ты не поддержал и меня!

— Зато сейчас я здесь, кузен.

— И что? Зачем ты мне сейчас нужен? Почему ты отослал моего «орла» от своих границ в горах Альфары? Зачем ты побеспокоил моего брата Бенедикта и королеву Марозию Карронскую? Почему не выступил мне на помощь ни когда на страну обрушилась армия эйка, ни когда я подавлял мятеж Сабелы?

На мгновение Росвите показалось, что герцог сейчас повернется, вскочит на лошадь и уедет в гневе. Внезапно из-за стула Сапиентии выступил отец Хью и встал между двумя спорщиками.

— Ваше величество, — начал он. — Позвольте мне нижайше просить вас отобедать вместе. Ибо, как сказал однажды блаженный Дайсан: «Какою мерою мерите, такой и вам отмерится». Угостите вашего родственника едой и вином, ведь споры на пустой желудок не приводят ни к чему хорошему. Вкусившие яства с одного стола умеряют свой гнев и приходят к мудрым решениям.

Разумеется, он был прав. Росвита выступила вперед, желая поддержать его.

— Прекрасное предложение, — неожиданно сказал Конрад. — Что может быть лучше свадебного пира? Благословите нас, дорогой кузен, и мы с вашей дочерью Теофану будем счастливы объявить о нашей помолвке.

Генрих медленно встал. Росвита затаила дыхание. Сумасшедший! К чему было так спешить? На что надеялся Конрад, объявляя о таком серьезном деле настолько прямолинейно? Но Генрих ни слова не сказал о свадьбе. Он с достоинством спустился с помоста, чтобы пожать руку Конраду.

— Всего два дня назад до нас дошло печальное известие о кончине леди Эдгифу. Давайте же не будем ссориться в дни скорби.

— На все воля Божья, ведь Он — вершитель наших судеб, — сдержанно, но искренне проговорил Конрад. — Она была лучшей из женщин.

По рядам придворных пронесся дружный вздох — здесь было немало людей, знакомых с леди Эдгифу. Росвита почти не помнила леди Эдгифу, они встречались всего пару раз. Когда та впервые приехала из Альбы, она почти не говорила на вендийском и предпочитала общаться со своей свитой. Росвита помнила, что тогда ее поразил контраст между хрупкой светловолосой и белокожей женщиной и ее сильным смуглым супругом.

Из всех присутствующих одна Теофану не выказывала особых эмоций. Она опустила глаза и стала невероятно похожа на свою мать — покойную королеву Софию. Однако из-под ресниц она внимательно наблюдала за отцом Хью. Впрочем, по выражению ее лица никто, даже хорошо знавшая ее Росвита, не сумел бы прочесть, о чем же думает принцесса. Хотела ли она выйти замуж за Конрада? Знала ли он имя волшебника, который пытался ее убить?

Хью забрал у молодой «орлицы» Лиат книгу о запретном искусстве. И случайность ли, что неизвестный священник пытался погубить Теофану при помощи броши с изображением пантеры?

— Дорогу! Дорогу!

Генрих все еще держал Конрада за руку, когда раздались эти крики и во дворе показались всадники. Придворные оживились, все показывали друг другу на прибывших и шепотом обсуждали неожиданное появление. Король в замешательстве смотрел на всадников, герцог с недоумением обвел взглядом собравшихся.

— Ваше величество, — произнес принц Санглант, осаживая лошадь. Одежда его помялась и испачкалась во время путешествия, волосы еще не высохли от дождя и вынужденного купания, но тем не менее он держался с достоинством, выдававшим его происхождение. Только эйкийские собаки, следовавшие за ним по пятам, напоминали о том, кем он был еще совсем недавно. Санглант подал знак, и тотчас сопровождающие его солдаты и слуги спешились.

С ним прибыла и молодая темноволосая женщина. Росвита не поверила своим глазам — как «орлица» могла появиться здесь с Санглантом, если вчера она уехала вместе с Вулфером? И вообще, можно ли ее называть «орлицей» — Росвита не заметила ни плаща, ни значка «орла».

Принц Санглант посмотрел на Лиат и дотронулся до ее руки. Этот взгляд и движение говорили красноречивее любых слов о том, что между ними произошло.

— И что же все это значит? — потребовал ответа Генрих. Но все уже и так поняли: Санглант — послушный и покорный сын — бросает отцу вызов.

Росвита отлично различала все признаки гнева короля. Вот и сейчас монахиня заметила, как он изменился в лице. Росвита выступила вперед, надеясь, что ей удастся утихомирить бушевавшую в Генрихе ярость, но отец Хью опередил ее.

— Простите, ваше величество! — обратился он к королю. Несмотря на кажущееся спокойствие, руки у него дрожали. — Она больше не «орлица» и не состоит на королевской службе. Тогда она по праву — и по вашему решению — моя рабыня.

— Она моя жена, — неожиданно произнес Санглант. Его голос разнесся по всему двору, послышались удивленные и недоверчивые восклицания придворных, постепенно голоса смолкли — всем было интересно узнать, что же произойдет дальше. Даже театральная труппа из Аосты никогда не давала такого захватывающего представления.