Обрученные (Ремингтон - 3)

      Двое юношей, одетые в ярко расцвеченные туники, с вилами в руках стояли возле кучи испачканной навозом соломы. Клаудия не сразу поняла, чем они занимаются - она не привыкла, что конюшни чистят в такой роскошной одежде. Конечно же, их послали сюда в наказание за какую-нибудь мальчишескую выходку - для слуг они слишком хорошо одеты.
      Клаудия повернулась, чтобы рассмотреть остальных обитателей замка, которые бросили работу, чтобы приветствовать возвращение господина. В этой толпе не было ни одного бедно одетого человека. Две женщины, рядом с которыми в большом чане варилось сало, носили простые, но дорогие платья из батиста. Пожилой мужчина со связкой дров на спине был одет в темно-зеленые чулки и тунику из тканого льна того же цвета. Клаудия обвела взглядом весь двор, заполненный десятками людей. Среди них не было никого в простой робе из грубой холстины - наряды этих людей переливались всеми цветами радуги. Даже не каждый дворянин может позволить себе так одеваться. Но где же крепостные, где слуги?
      - Идите за мной, леди Клаудия.
      Девушка обернулась. Рядом с повозкой стоял солдат, протягивавший ей руку. Подождав, пока она преодолеет завалы из луков, стрел и мечей, он помог ей сойти на землю, повернулся и зашагал по направлению к донжону. Солдаты подъезжали к конюшням, соскакивали с седла и отдавали поводья подбегающим мальчикам. Эти юноши, видимо, не были простыми слугами, поскольку на каждом был наряд, достойный оруженосца. Однако не может же быть в замке столько оруженосцев? И потом, разве станет оруженосец прислуживать простому солдату?
      Увидев Гая, Клаудия забыла о своем недоумении. Вместе с Эвардом и Фрэнсисом он стоял рядом со своей раненой лошадью, не подавая виду, что замечает девушку. Однако, идя вслед за солдатом, она чувствовала на себе его неотступный взгляд. Этот взгляд озадачил Клаудию, и она несколько раз оборачивалась, пока чуть не налетела на своего сопровождающего, когда тот задержался перед каменной лестницей, ведущей в жилую часть крепости. Покраснев, она стала внимательней следить за дорогой.
      Поднявшись по ступеням, они пересекли громадную залу. Солдат торопился, и лишь мельком Клаудия смогла рассмотреть шелковые знамена, свисающие с потолочных балок, ярко расцвеченные витражи, роскошные гобелены на покрытых свежей побелкой стенах. Замысловатые узоры, украшающие колонны и арки, напоминали мозаики мавританских дворцов - где-нибудь в Гренаде или Севилье. И что самое удивительное, на столах были расстелены льняные скатерти кремового цвета. Неужели Гай готовился к приезду короля?
      - Сюда, леди Клаудия, - подал голос солдат, указывая на винтовую лестницу. Опершись рукой о стену, Клаудия бросила последний взгляд на великолепную залу, потрясшую ее воображение.
      После лестницы их ждал длинный коридор, в конце которого открытая дубовая дверь вела в какое-то помещение. Солдат жестом указал девушке, что она должна войти внутрь.
      - Барон просил вас подождать его здесь, миледи. Он присоединится к вам, когда вы отдохнете после путешествия.
      Клаудия попыталась понять, привели ли ее в комнату для гостей или в тюремную камеру, однако так и не смогла прийти ни к какому выводу. Она еще никогда не видела ничего подобного. Комната была полна разнообразных подушек и занавесей. У камина лежала целая груда больших голубых атласных подушек с золотыми кисточками, рядом у стены возвышалась громадная кровать, покрытая голубым покрывалом, с парчовым пологом того же цвета и с парчовыми же подушками. Изголовью и изножью искусным резчиком была придана форма морских волн.
      Даже подоконник был устлан подушками в бело-голубую полоску. Рядом с окном стояли стол и два кресла с широкими подлокотниками, по сравнению с роскошной кроватью казавшиеся совсем простыми. Вдоль стен располагалось несколько сундуков. По левую руку от Клаудии висел темно-синий занавес, разделявший комнату на две части. Он был сделан из такой легкой ткани, что даже еле заметное дуновение ветерка, проникающее в раскрытое окно, шевелило его складки. Из скрытой от глаз части комнаты доносился звук льющейся воды. Внезапно занавес раздвинулся. Две леди, возникшие в образовавшемся проеме брюнетка в светло-розовом одеянии с блио цвета спелой дыня, и блондинка в платье, окрашенном в пурпурные и кремовые тона, - приветствовали Клаудию легким реверансом. Она с удивлением заметила, что в руках эти дамы держали ведра с водой - до сих пор Клаудия считала себя единственной леди, самостоятельно таскающей такие тяжести. Эти двое, казалось, нимало не были обескуражены выполнением столь малопочетной работы.
      - Добрый день, миледи, - поздоровалась блондинка. - Меня зовут Ленора, а это, - она указала на брюнетку, - Мэри. - Ленора выжидающе посмотрела на Клаудию. Не получив ответа, она повернулась к Мэри. - Сходи на кухню и принеси поднос с горячей едой. После долгого путешествия миледи, наверное, очень голодна.
      - Вы служанки? - недоуменно спросила Клаудия, когда Мэри вышла из комнаты.
      - Да, миледи, - Ленора явно удивилась вопросу. - Барон послал вперед всадника, чтобы предупредить мажордома о вашем прибытии. Мне поручили быть вашей камеристкой, если у вас нет возражений.
      Клаудии показалось невероятным, что Гай проявляет по отношению к ней такую заботу. К тому же Ленора совсем не походила на камеристку.
      - Но вы так странно одеты, - неуверенно произнесла она, - как и все в этом замке. Неужели барон столь богат, что наряжает своих слуг в одежды, достойные лордов и знатных дам?
      - Одежда? - озадаченно переспросила Ленора. Взгляд ее темных глаз остановился на запыленном плаще Клаудии. - Ах, ну конечно! - облегченно воскликнула она. - Мажордом предупредил меня, что вам потребуется новая одежда. Я приготовила вам новый наряд.
      Клаудии стало ясно, что Ленора не поняла смысла ее вопроса. Нельзя забывать, что надо говорить медленно и четко.
      Ленора указала в сторону тонкого занавеса.
      - Вода, наверное, уже остыла. Вы не хотите принять ванну, миледи?
      - Конечно, хочу! - Это предложение вызвало у Клаудии безудержную радость. У нее было такое ощущение, будто кто-то вытряхнул на нее ведро пыли, пока она спала в повозке. Даже на зубах у нее скрипело. Вслед за Ленорой Клаудия прошла за занавес и резко остановилась, радостно изумленная открывшимся перед ней зрелищем. Почти всю эту часть комнаты занимала громадная мраморная ванна, к которой вели мраморные ступеньки. От воды, заполнявшей ванну, поднимался пар. Такая картина была типична для Италии, но здесь, в варварской Англии, Клаудия не ожидала увидеть ничего подобного.
      Ленора, видимо, заметила удивленное выражение ее лица.
      - Барон сделал это в прошлом году. Смотрите, - она указала в глубь ванны, - там есть пробка. Если ее вытащить, вода по трубам стекает в ров перед стенами замка, и не надо вычерпывать ее ведрами.
      - Очень изобретательно, - в задумчивости пробормотала Клаудия, не замечая, что говорит по-итальянски.
      - Простите меня, миледи, - Ленора умоляюще сложила руки. Ладони ее загрубели от работы и в отличие от одежды не могли скрыть низкого происхождения, - мажордом не сказал мне, что вы фламандка. Если желаете, я могу послать за кем-нибудь, кто знает ваш язык.
      - Я итальянка, - стараясь говорить понятно, произнесла Клаудия. Почему ты решила, что я фламандка?
      - Я только предположила... - Тонкие брови Леноры сошлись у переносицы. - Все иностранцы, появляющиеся в Монтегю, родом из Фландрии. Пять лет назад барон выписал оттуда ткачей вместе с семьями, чтобы они научили нас своему искусству. Вместе с ремеслом многие выучили и их язык. Девушка выглядела смущенной. - По-фламандски я едва могу сосчитать до десяти, а по-итальянски не говорю вовсе.
      - Это не беда, - успокаивающе произнесла Клаудия. Ленора вела себя так, как будто незнание языков являлось большим недостатком. Какое странное место, этот Монтегю - его обитатели ни на кого не похожи не только платьем, но и образом мыслей. - Я тоже с трудом объясняюсь на вашем языке. Мне говорили, что я должна практиковаться. Если ты не будешь понимать меня, честно признайся в этом. Порой я слишком быстро произношу слова.
      - Хорошо, миледи, - Ленора улыбнулась, но улыбка тут же исчезла с ее лица, когда Клаудия сбросила плащ. - Ваше платье! Оно разорвано!
      - Если ты найдешь мне нитку с иголкой, я постараюсь зашить его. - Она повесила плащ на вешалку рядом с ванной и наклонилась, чтобы осмотреть разрез на юбке. Он был довольно велик.
      - Но вы больше не сможете носить это платье. Теперь оно годится только на тряпки, - Ленора стала помогать Клаудии справиться со шнуровкой. Одежда, которую я принесла, может быть вам немного велика, - она указала на темно-голубой наряд, тоже висящий на вешалке, - но теперь я знаю ваш размер и смогу подобрать для вас что-нибудь более подходящее. Барону не понравится, если вы будете носить эти лохмотья.
      - Так это фламандские ткачи ткут одежду для слуг барона? - изумилась Клаудия.
      - Нет, что вы, миледи. В основном ее делают подмастерья. - Ленора указала на едва заметное место на своей юбке, где ткань была слегка испорчена. - Мы шьем себе одежды из отбракованных тканей. Барон вполне мог бы продавать их тоже, потому что дефект, как правило, почти не виден, но он говорит, что репутация Монтегю для него важнее нескольких лишних талеров. Он знает себе цену, и знать всей Европы готова платить за его парчу и атлас любые деньги. Говорят, что при дворе некоторые смеются над склонностью нашего барона к торговле, но благодаря ему все в Монтегю процветают.
      С помощью Леноры Клаудия сняла платье и, ступив в ванну, со счастливым вздохом погрузилась в воду. Здесь было так просторно, что Клаудии показалось, будто она плавает в согретом солнцем пруду. Взяв губку и ароматичное мыло, она принялась тереть свое усталое, ноющее тело, пока рука ее не заболела.
      - Эти придворные, наверное, просто завидуют вашему, барону. Немногие могут позволить себе жить в такой роскоши. И во всех комнатах стоят такие ванны?
      На лице у Леноры появилось озадаченное выражение, и она смущенно попросила Клаудию повторить ее вопрос. После второго прослушивания вопроса понимание озарило ее лицо.
      - Нет, миледи. Такая ванна только одна - в спальне барона.
      - В спальне барона? - тупо повторила Клаудия. Затем до нее дошла суть ответа. Ну конечно же, это комната Гая. Где еще может быть такое роскошное убранство, такая ванна! Подняв кучу брызг, Клаудия вскочила на ноги, но чуть не упала, поскользнувшись на скользком мраморе. Чтобы удержаться на ногах, она схватилась за край ванны.
      - Мне надо одеться, Ленора. И как можно быстрее.
      6.
      Гай проскользнул в свою спальню, как вор. Сюда, в единственное место в замке, где он мог отдохнуть от повседневных забот и обязанностей, он должен был теперь возвращаться с опаской - и сам был тому виной.
      На вид в комнате было тихо и спокойно - разожженный в очаге огонь отгонял вечерний холод, свечи озаряли помещение золотистым блеском. Однако, когда призрачный свет полной луны упал на стоящую у окна фигуру, ощущение уюта ушло. Платье Клаудии было темно, как ночное небо, а ее лицо ярко освещало лунное сияние - этот контраст света и тьмы поразил Гая. Клаудия стояла так неподвижно, что походила на статую - образ хрупкой женственной красоты, изваянный в мраморе неизвестным мастером.
      Однако за два последних дня Гай убедился, что она совсем не так хрупка, как кажется. Она не раз демонстрировала такое мужество, какое скорее подходило бы мужчине. Или глупцу. Эта женщина - настоящая загадка. Когда Гай принимался спокойно и неторопливо обдумывать все, что произошло за последнее время, у него не возникало ни тени сомнения, что она так же коварна и хитра, как и все члены ее семейства. Но в ее присутствии ему в голову приходили какие-то пустяковые, но важные детали ее поведения, которые никак не соответствовали образу заговорщицы.
      Конечно, нет никакого сомнения, что в какой-то степени его колебания вызваны сильнейшим физическим влечением, которое он испытывает по отношению к ней. Только мертвец сможет устоять перед ее красотой. И все же немалую роль здесь играет ее характер. Гаю за время его долгих путешествий не раз приходилось встречать интриганок и мошенниц всех родов, но у Клаудии не было с ними ничего общего. От нее исходило удивительное ощущение невинности и собственного достоинства. И эта ранняя зрелость ума - откуда она? Похоже, горьким опытом ей досталось знание того, что невинность редко способна помочь в этом жестоком мире.
      - Зачем вы велели отвести меня в вашу спальню, барон? - спросила Клаудия, не оборачиваясь, как будто знала о присутствии Гая все то время, что он разглядывал ее.
      Ее спокойствие разозлило Гая. Чувствительная женщина давно бы, обливаясь слезами, билась в истерике, предприимчивая - постаралась бы втереться к нему в доверие и извлечь максимальную выгоду из создавшейся ситуации. Но этот спокойный, взвешенный подход гораздо более уязвил его, нежели слезы или робкие взгляды. Менее всего ему сейчас нужна была святая Клаудия - он мечтал о страстной Клаудии, чувственной Клаудии, наконец, просто благоразумной Клаудии. Со святой ему сейчас не хватит терпения общаться. Надо было поместить ее в другую комнату - по крайней мере, он мог бы тогда хотя бы без помех выспаться.
      - Я полагал, вам будет приятно принять ванну и поесть в спокойной обстановке. В бане и общем зале не так удобно.
      Глаза Клаудии расширились от удивления, она оглядела Гая с головы до ног, затем покачала головой.
      - Мне сложно поверить, что вы так внимательны по отношению к своим пленникам.
      - Вы можете судить по себе, - парировал Гай. - И я бы не сказал, что вы моя пленница.
      - Тогда кто же я?
      - В послании королю я назвал вас гостьей. - Клаудия растерянно посмотрела на него, и Гай почувствовал некоторое удовлетворение. Он ведь тоже способен изображать святого. - Я попросил его сообщить моему гонцу, где он может разыскать вашего брата.
      - Вы поможете мне найти Данте?
      - Да, но на вашем месте я бы не питал особых надежд. - Сложив руки за спиной, Гай перевел взгляд с лица Клаудии на распахнутое окно. Луна, проглядывавшая сквозь облако, была похожа на хрустальный шар в руках цыганской гадалки, и в этом шаре Гай как будто мог читать будущее. Наемники на службе короля не живут долго. Немногие могут протянуть год, и лишь особо удачливые - четыре или пять лет. Более чем вероятно, что мой посланник вернется с новостями о смерти вашего брата. - Он остановился, ожидая реакции со стороны Клаудии, хоть какого-нибудь признака того, что она услышала и поняла его. Она молчала, и Гаю стало стыдно за свою резкость. - Я не хотел зря заставлять вас волноваться, но, мне кажется, надо учесть все возможности. Вы думали о том, что будете делать, если Данте нет в живых?
      - С Данте все в порядке, - убежденно заявила Клаудия, но стиснутые кулаки непроизвольно выдали ее неуверенность. - Он храбрый и сильный рыцарь, и никто не сможет победить его на поле чести.
      Гай не стал говорить, что враги короля редко выходят биться на поле чести.
      - Но ваш брат Роберто тоже состоял наемником на службе короля. Вы знаете, чем он закончил.
      - Это разные вещи, - не сдавалась Клаудия. - Данте совсем не похож на Роберто. Он никогда не совершит бесчестного поступка.
      - Вы думаете, у короля Англии меньше врагов, чем у короля Шотландии? Что он посылает своих наемников на менее опасные задания?
      - Он жив, можете быть уверены, - величественно выпрямившись, Клаудия даровала Гаю взгляд, достойный королевы. - Он жив и вскоре приедет за мной.
      Гай понял, что нащупал наконец слабое место в ее броне.
      - Вы пытаетесь убедить меня или себя?
      Все высокомерие Клаудии как рукой сняло, и она резко отвернулась к окну. Гнетущая тишина сгустилась в комнате. Казалось, даже поленья в камине прекратили потрескивать и пламя свечей потускнело.
      Через несколько минут Гай почувствовал, что напряжение, владевшее Клаудией, ослабло - стена, которую она пыталась воздвигнуть вокруг себя, как будто дала трещину. Она заговорила тихим и мягким голосом, с печалью и доверительностью.
      - Раньше каждые несколько месяцев Данте присылал мне письма - с торговцами и менестрелями, которые заезжали в Лонсдейл. Последнее письмо пришло ровно год назад. - Она взглянула на луну и продолжала говорить скорее для себя, чем для Гая. - Сперва я убеждала себя, что ничего страшного в этом нет - дороги ведь опасны, и посланцы просто могли не добраться до Лонсдейла. Затем я решила, что Данте отправился в Уэльс. В последнем письме он писал, что король даровал ему право владеть крепостью в Уэльсе и что он должен уехать на несколько месяцев отстраивать эту крепость. Между Лонсдейлом и Уэльсом ведь нет торговых сообщений, и ему не с кем было бы передать послание. Но в глубине души я понимала, что он никогда бы не покинул Англию, не сообщив мне об этом. Я даже не могла подумать, что мой брат может быть мертв. Когда мы были детьми, Данте всегда был рядом, если мне было плохо. И на этот раз он обещал вернуться за мной. - Клаудия взглянула на Гая. Глаза ее были полны болью. - Теперь я понимаю, что все это время просто обманывала себя.
      Она умолкла. Гай вдруг испытал непреодолимое желание дотронуться до девушки, погладить по голове, успокоить. Лишь в шаге от нее он заставил себя остановиться. И так уже слишком часто он позволял себе расчувствоваться. Однако теперь, в непосредственной близости от Клаудии, он никак не мог отвлечься от запаха сандалового дерева, исходящего от нее. Так пахло его мыло - и этот знакомый аромат, смешиваясь с собственным запахом Клаудии, производил новое, волнующее впечатление. Как будто между ними возникла некая незримая связь. Усилием воли Гай подавил желание протянуть руку и коснуться Клаудии.
      - А как насчет родственников вашего отца? Может быть, кто-нибудь в Италии сможет позаботиться о вас? Она покачала головой.
      - Нет, они мне не обрадуются. После смерти родителей они возвели на них клевету, чтобы отобрать всю нашу собственность. Нет, я не могу возвратиться в Италию, пока Данте... - Ее голос пресекся, и она глубоко вздохнула. - Я не могу возвратиться в Италию.
      Услышав, что Клаудии не к кому обратиться за помощью, Гай почувствовал укол совести - потому что это известие очень обрадовало его. Как раз о таком он и мечтал. Теперь все упростилось. Обняв Клаудию за плечи, он повернул ее к себе.
      Ее густые серповидные ресницы взметнулись вверх, и Гай погрузился в бездонные серебристо-изумрудные озера ее глаз. Таинственная сила сблизила их, хотя Гай и не сдвинулся с места. Он почувствовал, что их ничто теперь не разделяет. Весь день он обдумывал те слова, которые собирался теперь произнести, но в этот момент они показались ему совсем неуместными. Тем не менее он пересилил себя.
      - Позвольте мне позаботиться о вас, леди Клаудия. - Пальцы Гая помимо его воли ласково провели по ее щеке и остановились на подбородке. - Я отдам вам тот свадебный дар, который требовал от меня ваш дядя. Вам хватит его на всю жизнь.
      Нахмурившись, Клаудия сделала нерешительный шаг назад.
      - Вам нет нужды платить мне, барон. Я ведь сказала, что помогу вам избавиться от всех притязаний моего дяди. Я отдаю по доброй воле то, что полагаю справедливым, а не продаю за деньги.
      Перед Гаем предстал образ Клаудии, отдающей себя не за золото, а по доброй воле, следуя велениям своего сердца. Во рту у него пересохло, и ему пришлось сделать усилие, чтобы слова его звучали разборчиво.
      - Я не по этой причине хочу заплатить вам, Клаудия. Эту сумму я собирался отдать за Холфорд Холл, но теперь мне придется силой захватить его - в качестве компенсации за измену Лонсдейла. Тем не менее, пока выяснится вся несправедливость требований вашего дяди, может пройти много месяцев, и за это время все узнают, что вы находитесь в моем замке в одиночестве - без родственников, без сопровождающих, которые могли бы постоять за вашу честь. Что бы между нами ни произошло, в глазах общества ваше целомудрие пострадает. - Его взгляд был прикован к ее чувственным губам. - За золото нельзя купить счастье, но людскую молву - можно. Богатство делает человеческую память короткой.
      Судорожно вздохнув, Клаудия сбросила руки Гая со своих плеч.
      - Вы намереваетесь сделать меня вашей любовницей?
      Не в силах отрицать очевидное, Гай попытался смягчить резкость ответа.
      - Я не хочу ничего делать с вами, Клаудия. Я взял на себя заботу о вас, пока вы в Монтегю, независимо от того, что между нами случится.
      - Но вы хотели бы все устроить к своей выгоде, не правда ли? - Она скрестила руки на груди и обожгла Гая гневным взглядом. - Только падшие женщины продают свою любовь.
      - Я и не говорил ничего подобного, - Гаю понадобилось значительное усилие, чтобы заставить себя говорить рассудительно и терпеливо. Нельзя сказать, чтобы он полностью преуспел в этом. - Ради всего святого - мы ведь обручены! Тот, кто осмелится назвать вас падшей женщиной, будет иметь дело с Гаем де Монтегю.
      - А как, по-вашему, меня назовут, когда вы объявите нашу помолвку расторгнутой?
      Она попала в самую точку. К счастью, Клаудия ранее сама снабдила его ответом на этот нелегкий вопрос.
      - Вы же сами говорили - вас не беспокоит, что о вас думают люди. Вы уже успели изменить свои взгляды? Ее щеки порозовели.
      - Меня беспокоит другое - могу ли я уважать саму себя. Я не продам за мешок золота мою бессмертную душу.
      - Каждый божий день женщины продаются, вступая в брак. Вряд ли я ошибусь, если предположу, что вы без всяких колебаний приняли бы эти деньги, если бы я предложил их в качестве свадебного дара. - Опомнившись, Гай умолк, но было уже слишком поздно - проклятые слова слетели с его уст.
      - За все свои деньги вы не сможете купить меня, барон, - резко произнесла Клаудия. - Я не продаюсь ни за золото, ни за титул жены.
      Гай предполагал, что его предложение встретит подобное негодование, но в то же время надеялся и на некоторую признательность. Вместо этого его щедрость была встречена с таким презрением, что он едва не почувствовал себя последним негодяем. Терпение Гая вот-вот готово было лопнуть.
      - Все имеет свою цену, Клаудия.
      - И вы действительно верите в это? - спросила Клаудия скорее удивленным, нежели оскорбленным тоном. В ее взгляде Гай прочел жалость, и это развязало ему язык. Надо же - она презирает его только за то, что он знает правду жизни лучше, чем она!
      - Нет, я не верю в то, что все можно купить, - произнес он. - Я просто знаю это. И пусть я самый эгоистичный из всех живущих на Земле людей, но уж лучше вы получите этот урок от меня, чем от какого-нибудь мошенника, который не заплатит вам ни гроша. - Произнося эти жестокие слова, Гай видел, что глаза Клаудии распахиваются все шире и шире, но уже не мог остановиться. Да, я хочу, чтобы вы стали моей любовницей. Вы это хотели услышать? Неужели я виноват в том, что желаю вас?
      Клаудия безнадежно уронила руки, поняв, насколько далеко завели его ее обвинения.
      - Я не хочу слышать ничего подобного.
      - Но и вы виновны в том же грехе, - голос Гая наливался силой. - В то утро, когда я проснулся в вашей постели, вы готовы были стать моей по доброй воле. - Клаудия яростно замотала головой и сделала шаг назад. Она отступала до тех пор, пока не наткнулась на стул у стены. Гай надвигался на нее, продолжая свой монолог. - Вы не можете отрицать, что мы желаем друг друга. Я почувствовал это в тот самый момент, когда впервые увидел вас.
      Клаудия упала на стул, и Гай опустился перед ней на одно колено скорее для того, чтобы отрезать ей возможные пути к отступлению, нежели пытаясь оказаться еще ближе к девушке. Он сжал ее руки - крепко и вместе с тем ласково, и голос его, наполнившись внезапно искусительными нотками, понизился до шепота.
      - Вы не можете отрицать того, что мы оба хотим одного и того же. Пусть случится то, что должно случиться.
      Клаудия вырвала свои руки, как будто обжегшись.
      - Когда вы оказались в моей кровати, я была опоена ядом! Нельзя судить обо мне по поведению в то утро!
      - А как насчет нашей встречи в саду? Каким было ваше поведение тогда? Он обнял ее за изящную талию. - Посмотрите мне в глаза! Скажите - неужели в моих объятиях вам было плохо? Неужели мои поцелуи были вам неприятны?
      Закусив нижнюю губу, Клаудия отвела глаза. Гай понял, что означает ее молчание - она не могла отрицать очевидное. Теперь он знал, какова ее цена знал так же твердо, как и то, что никогда не сможет ее заплатить. Он убрал руки с ее талии.
      - Клаудия, я не могу жениться на вас.
      - Я никогда не тешила себя мыслью, что вы хотите взять меня в жены.
      Гай не поверил ей. Как могла она не замечать, что единственным его желанием было жениться на ней - пока не вмешался ее дядя? В церковном саду он едва не упал перед ней на колени, чтобы просить ее руки. Если бы не ее дядя, он бы сделал это при следующей же их встрече. Нет, конечно же, она все знала. Будет лучше, если она сразу поймет, что все его благие намерения остались в прошлом, и оставит все надежды. Гай постарался, чтобы голос его звучал как можно мягче.
      - Вы ведь сами знаете, что брак для нас невозможен. Я не так глуп, чтобы стремиться оказаться в рабстве у вашего дяди. А что подумает мое семейство, если я женюсь на сестре Роберто Равеннского? Когда мой брат увидит вас, он скорее всего немедленно перережет вам горло, - сказал Гай, намеренно преувеличивая реальность. - Всем известно, насколько злопамятен Кенрик. К тому же он никогда не поверит в вашу невиновность, в то, что вы непричастны к заговору вашего дяди. Он, возможно, смирится с вашим существованием в качестве моей любовницы, но никогда - в качестве моей жены.
      Клаудия бросила быстрый взгляд на Гая.
      - А вы верите в мою невиновность?
      Его сердце забилось чаще. Любой человек на его месте не сомневался бы в ее виновности. Он смущенно провел рукой по волосам.
      - Да, Клаудия. Я верю, что вы невинны - невинны даже более, чем мне бы того хотелось.
      - О чем вы говорите?
      - Я говорю о том, что вы, видимо, и не подозреваете, как тяжело жить женщине с загубленной репутацией, оставшись без семьи и без денег. Невинность вам не сможет помочь, а вот я смогу. - Разочарование, ясно отразившееся на лице Клаудии, заставило Гая остановиться. Неужели она могла думать, что он будет почтительно боготворить ее на расстоянии, как какой-нибудь придворный ухажер? Она находится в его владениях, в его родовом замке, и он волен делать с ней все, что ему заблагорассудится - даже без ее на то согласия. Пусть радуется уже тому, что он достаточно благороден и ни за что на свете не применит силу, чтобы уложить ее к себе в постель.
      Да, но что, если единственная приемлемая для Клаудии цена - брак? Едва мысль согласиться на брак пришла Гаю в голову, как он без колебаний отбросил ее. Это невозможно. Только полный дурак пойдет на такое. Помедлив, он заставил себя произнести слова, которые полагал окончательными:
      - Я не могу дать вам мое имя, но могу пообещать всю жизнь защищать вас. Позвольте мне позаботиться о вас, Клаудия.
      Опустив голову, Клаудия погрузилась в молчание. Стараясь успокоить свое неровное дыхание, Гай сосредоточился на тоненькой ниточке пульса, бившейся на виске Клаудии, на непокорном локоне, выбившемся из ее прически. Гаю хотелось еще раз увидеть эти волосы распущенными, струящимися по ее шелковистой коже. Дело не только в том, что в постели Клаудия могла даровать ему божественное наслаждение; он желал ее столь сильно еще и потому, что обладать ею - значило обладать чем-то редким и изысканным, чем-то таким, что еще никогда не встречалось ни одному мужчине. Из всех сделок, заключенных Гаем, эта казалась наиболее важной. Почему она не отвечает ему?
      В эту же секунду, как будто прочтя его мысли, Клаудия подняла голову. Ее глаза, полные невыплаканных слез, сверкали, как драгоценные камни, но голос не выдавал владевших ею чувств:
      - Вы очень щедры, барон, но боюсь, что не могу принять ваше предложение. Я буду считать брата живым, пока ваш гонец не вернется с известием о его смерти. Я буду молить Бога, чтобы этого никогда не произошло. Если Данте узнает, что я стала вашей любовницей, он перережет вам горло. - Она невесело улыбнулась. - Братья бывают порой столь злопамятны, не правда ли?
      Гай хотел было возразить, но понял, что не может привести убедительных доводов.
      - А пока что, - продолжала Клаудия, - я думаю, будет лучше, если я буду отрабатывать свое содержание в Монтегю, как делала в Лонсдейле. Я хорошо шью - а мне кажется, что вам пригодятся опытные швеи.
      Гаю пришлось сосчитать до десяти, прежде чем он смог взять себя в руки и заговорить спокойным тоном:
      - Я не допущу, чтобы вы были служанкой.
      - А я не допущу, чтобы вы сделали из меня шлюху.
      - Господи! Но ведь я... - Гай умолк. Он предложил ей заботу и опеку на всю жизнь, а она делает из него какое-то развратное чудовище. Да, он хочет спать с ней. Ну и что из того? Гай готов был поклясться, что она хочет того же. Он чувствовал это в ее прикосновениях, в ее поцелуях. Порой она глядела на него так, будто была готова немедленно задушить его в страстных объятиях.
      Правда, сейчас на это ничто не указывало.
      Гай понял, что ему нужно переменить стратегию. Разумные доводы на нее не действовали, - что ж, можно попробовать другие способы убеждения. Он подошел к постели, сел на нее и стал снимать башмаки.
      - Ч-что... что вы делаете? - заикаясь от изумления, спросила Клаудия.
      - Я не спал двое суток, и у меня нет теперь никакого настроения спорить с вами. Хотите быть служанкой - что ж, прекрасно. Я от вас не потребую ничего, кроме выполнения своих рабочих обязанностей.
      Стащив один башмак, он принялся за второй, целиком увлеченный своим делом. Клаудия взглянула на дверь.
      - Я буду счастлива отрабатывать свое содержание таким образом, барон. Если вы объясните мне, как найти помещение для слуг, я с удовольствием перестану надоедать вам.
      - Пожалуйста, отправляйтесь к слугам, - безразлично произнес Гай, только должен предупредить вас: слухи в этом замке распространяются быстро. Люди уже наверняка в курсе всего, что произошло в Лонсдей-ле. Если вы сейчас уйдете из моей спальни, они решат, что я уже пресытился вами, что вы теперь свободны и вполне можете перенести свою благосклонность на других.