Опасность желания

Пропади все пропадом! Он в очередной раз стиснул зубы, чтобы не взвыть от невыносимой боли, и бросился вперед в очередной грязный тупик. И искренне поблагодарил судьбу за то, что девчонка наконец допустила ошибку.

Расположенная в конце аллеи дверь, на которую девица явно рассчитывала, оказалась запертой. Дичь попала в ловушку. Хью перешел на шаг и начал сокращать расстояние между ними. Беглянка тяжело дышала, и выдыхаемый ею воздух поднимался над головой, на морозе застывая клочьями пара, словно призрачная сеть. С одной стороны высилось четырехэтажное здание, с другой – каменная стена, усеянная крупными осколками битого стекла.

Переулок был узким – таким узким, что Хью легко доставал руками до обеих стен. Было очень тихо. Слышалось только тяжелое дыхание. Почему-то Хью очень захотелось увидеть ее лицо. Ему необходимо было увидеть ее. Убедиться, что она не обычная служанка. Запомнить ее.

Девица была старше, чем он решил вначале. Ее лицо было худым и очень бледным от животного страха, взгляд – суровым, она готовилась дорого продать свою жизнь. И она явно недоедала. Ее «заработок», по идее, должен был позволить ей сносно питаться, хотя, возможно, она трудилась на хозяина или сутенера. Хорошо, если ей перепадала миска холодного супа.

Что ж, когда она станет работать на него, по крайней мере начнет нормально питаться.

Ее лицо при ближайшем рассмотрении оказалось не грязным. Пятно на носу было просто россыпью веснушек, под огромными темными, почти черными глазами залегли тени. От голода? Усталости? Чепец на голове скрывал волосы, но если судить по выбившимся и упавшим на шею прядям, они были темно-каштановыми. Глаза метались по сторонам в поисках пути к спасению.

– Ничего не выйдет. Ты попалась. – Хью даже сам удивился собственной радости по этому поводу. Он вовсе не должен был ощущать такого удовлетворения, одержав победу над этой маленькой тощей полуголодной девицей. Тем не менее он внутренне ликовал. Она заставила его потрудиться ради этой победы. И была достойным противником. А станет ценным агентом.

– У тебя прекрасно получается, – дипломатично сообщил он. – Отличная работа.

Она не ответила, лишь крепче стиснула свою нелепую корзину побелевшими пальцами, выставив ее перед собой, как будто собиралась ею защищаться. Никакого притворного возмущения, никаких отрицаний. Хью довольно улыбнулся. Ему не придется учить ее пользе молчания. Еще одно очко ей в плюс.

Она прижалась спиной к запертой двери.

– У меня есть для тебя предложение.

– Я не шлюха.

Заявление удивило Хью.

– Нет, ты карманница. Причем ловкая и умная. Так случилось, что мне необходим человек, обладающий твоей квалификацией. Ты должна будешь кое-что украсть для меня.

Она испуганно покачала головой:

– Я швея. Я занимаюсь шитьем. – Она взмахнула корзиной.

Великолепная актриса! Хью не мог не улыбнуться.

– Бьюсь об заклад, – сказал он тихим и спокойным голосом, каким обычно разговаривал с перепуганными гардемаринами, – ты носишь эту корзинку с собой целыми днями, но шитье так и остается незаконченным. Бьюсь об заклад, – он сделал к ней шаг, – там на дне пришит небольшой мешочек, в который ты спрятала золотые часы члена парламента от Лоуэр-Садбери.

Она удивленно вытаращила глаза, в немом потрясении открыла рот и прижала корзинку к груди так, что Хью стало видно дно, и зашарила по нему дрожащими пальцами, словно боялась обнаружить именно то, что описывал капитан.

На дне не было ничего. У Хью на мгновение закружилась голова. Возможно, он все-таки ошибся? И, как достопочтенный член парламента от Лоуэр-Хэйрика, он принял желаемое за действительное и увидел то, что хотел видеть. Он искал воровку, и по какой-то непонятной причине ему очень захотелось, чтобы ею оказалась эта хорошенькая, хотя и тощая девица.

Нет, такого быть не может. Его инстинкты, ставшие необычайно острыми за годы службы, говорили обратное. И если украденное не обнаружилось, как он предполагал, на дне корзины, значит, оно спрятано в другом месте.

Ухмылка, появившаяся на лице капитана, вероятнее всего, его не украсила. Но в последний раз, когда он ощущал такую необузданную дьявольскую радость, «Опасный» разнес французский корабль в щепки.

Взгляд Хью скользнул по воровке, отмечая места на теле, где она могла бы спрятать украденное.

Скорее всего она спрятала бы то, что хотела скрыть от посторонних глаз, на груди. Вот Хью и уставился на ее грудь, с которой так вовремя упала булавка. Корсет высоко поднимал небольшую грудь, округлая верхняя часть которой была хорошо видна. Несмотря на то что девица явно изображала оскорбленную невинность, она тяжело дышала – от страха или ожидания, – и ее грудь ритмично поднималась и опускалась, приковывая взгляд к аппетитным выпуклостям. Хью поневоле представил, как его рука медленно скользит по неправдоподобно мягкой коже и достает золотую цепочку от часов, еще хранящую тепло ее тела.

Необузданная похоть, которую он ощутил совершенно неожиданно для самого себя, должно быть, передалась непосредственно ей, потому что девица выставила вперед руку, чтобы его остановить.

– Нет! – Теперь в ее голосе звучала неприкрытая паника. – Я не шлюха!

– Возможно, и нет, но ты умеешь использовать тело для достижения своих целей. И у меня нет необходимости тебя обыскивать, хотя мы оба знаем, что я могу сделать это, если захочу. Мне вовсе не надо искать доказательства твоей вины. Одного моего слова – а ведь я могу сказать, что видел, как ты избавила достопочтенного мистера Пентон-Торнбрайта, члена парламента от Лоуэр-Садбери (имя он придумал для усиления эффекта), от часов и кошелька, – достаточно, чтобы тебя повесили. Хотя, возможно, тебе повезет и судья или тюремщик решат воспользоваться твоим телом и оставят тебя в живых. Но поверь моему опыту, большинство осужденных умирают, так и не доехав до Ботани-Бей.

Хью сделал паузу. Судя по лицу девушки, ставшему уже не белым, а серым, жестокие слова дошли до ее сознания.

– Я не проститутка, – упрямо повторила она.

– Это я уже слышал. И неоднократно. Надоело. Думаю, леди протестует слишком упорно. – Капитан глубоко вздохнул, сдерживая раздражение. Он пытается убедить ее начать работать на него. Именно убедить, слегка припугнув. Не то чтобы у нее был выбор. Но лучше, чтобы она все же согласилась и считала, что пошла на сотрудничество добровольно. – Мне необходима воровка, и ты подходишь по всем параметрам. Итак, на кого ты работаешь?

– Вы все неправильно поняли, мистер. Я ничем таким не занимаюсь. Я зарабатываю на жизнь шитьем.

– Такая способная девочка? Маловероятно. Тебя, должно быть, хорошо вымуштровали. Кто твой хозяин? Я тебя выкуплю. – «Точнее, возьму в аренду. Это будет ближе к истине. Но она и сама постепенно все поймет. Умная девочка». – Я и тебе заплачу. Сто фунтов. – Это была большая удача и очень хорошие деньги для уличной воровки, если она, конечно, не пьет. Но судя по ее лицу, она не страдала алкогольной зависимостью.

И все же упоминание о деньгах ничего не изменило.

– Вы все неправильно поняли, мистер, – повторила девица и даже слегка притопнула ножкой. В глазах заблестели слезы. – Я швея. Посмотрите сами. – И она протянула ему корзинку для осмотра.

Черт бы его побрал! Он повелся!

Хью опустил глаза лишь на мгновение, достаточное, чтобы заметить аккуратно вышитую букву «Т» на лежащем сверху платочке и почувствовать сомнение. Маскировка настолько безупречна, что, может быть, он действительно ошибся и все это и не маскировка вовсе.

И в этот момент девчонка с размаху надела свою проклятую корзину ему на голову.

Он вскинул руку, чтобы избавиться от дурацкого шлема и сбросить тряпки, закрывающие обзор, а чертовка метнулась вправо, в прыжке уперлась левой ногой в стену, а правой нанесла точный удар по больному бедру.

Боль взорвалась с такой адской силой, что Хью упал на колени. А девчонка, оттолкнувшись от него, взвилась на высокий подоконник, оттуда перепрыгнула над его головой на стену, за которой и скрылась.

Оставшийся на земле Хью мог только смотреть вверх, где только что исчезла проклятая акробатка, не в силах осознать происшедшее. Получается, что она залезла на стену по нему, как по лестнице.

Но на стене осталась свежая кровь. Вероятно, она сильно порезалась о стекло. И при этом не издала ни одного звука. Она исчезла ловко и совершенно бесшумно – словно индеец могавк.

Проклиная отчаянное упрямство незнакомки, которая предпочла ранить себя, но не подчиниться, Хью поневоле восхитился. Все же она была хороша. Очень хороша. Похоже, в этой схватке он не победил.

Под ногами валялась перевернутая корзина. Выпавшее из нее белье быстро становилось серым, впитывая уличную грязь. Он стал перебирать его, надеясь отыскать украденные часы и бумажник, но в глубине души зная, что остался в дураках.

Ни часов, ни цепочки, ни кошелька. Ничего. Зато его взгляд снова остановился на аккуратно вышитой букве «Т», и что-то в глубине души Хью подсказало, что девушка вышила ее сама.

Если бы он собственными глазами не видел, как она с кошачьей ловкостью перелезла через стену, то, вероятнее всего, смог бы почти поверить, что девчонка и в самом деле бедная швея. Почти.

Хью с трудом поднялся на ноги, помассировал ноющее бедро и привел в порядок одежду. И почувствовал пустоту в кармане, где еще совсем недавно находились его собственные часы.

Эхо его громкого смеха прокатилось по пустому переулку.

Да! Девчонка чертовски хороша! Великолепна! И он должен во что бы то ни стало ее заполучить.

Глава 3

Боже правый, как же ты позволил такому случиться! Теперь она лишилась своей корзины со всем содержимым. Ну ничего, пожалуй, можно будет послать туда Тимми, только позже, когда светлоглазый франт уйдет. По телу Меггс побежали мурашки. Она нервно передернула плечами, стараясь избавиться от воспоминания о мрачном пристальном взгляде незнакомца.

А пока ей следует позаботиться о глубокой царапине на ладони. Напоровшись на осколок стекла, она едва не выпустила из руки часы этого типа.

Меггс сжала кулак и отвела руку в сторону, чтобы не испачкать одежду. Не хватало еще, чтобы проклятое магазинное платье покрылось кровавыми пятнами. По крайней мере вся добыча у нее. У Тимми деньги из других кошельков, а у нее – часы.

Одни надежно спрятаны в потайном кармашке, пришитом к подвязке на ноге, а другие она на бегу засунула за корсаж платья. Меггс чувствовала, как корсет прижимает к обнаженной коже длинную цепочку, теплую и подвижную, словно скользящая металлическая змейка.

Можно надеяться, что за часы в ломбарде дадут хорошие деньги, и они останутся в прибыли, несмотря на потерю корзины с бельем и, не дай Бог, нескольких дней простоя, если она поранила руку слишком сильно. Очень уж было больно.

Черт бы побрал этого щеголя! Ей следовало понять, что от него будут одни только неприятности, в ту же секунду, когда увидела его.

Меггс нырнула в подворотню. Ей надо было перевести дыхание и убедиться, что тип с ледяными глазами больше ее не преследует. Она была уже почти рядом с Ковент-Гарден – там можно чувствовать себя в безопасности.

Меггс прислонилась к стене, разжала кулак и тихонько зашипела от боли. Кровь никак не останавливалась. Это плохо. И порез выглядел ужасно, протянувшись от нижнего сустава указательного пальца через всю ладонь, – на руке словно появилась новая линия судьбы, только кровавая.

Тьфу! Ну что за невезуха! Меггс не могла припомнить ни одного бранного слова, способного выразить страх, тоску и отчаяние, сжавшие ее сердце.

Черт возьми, она ни за что не раскиснет, как какая-нибудь слабачка. Не этому ее учила старая Нэн. Она со всем справится. Сейчас она добудет картофелину с прилавка на рынке, разрежет ее и приложит к ране. Картошка – верное средство. Старуха Нэн как-то привязала ее к ожогу на руке, и он зажил в два раза быстрее.

На рынке Меггс не стала красть картофелину, а заплатила за нее. Слишком уж она измучилась, а под рукой был кошелек того типа с глазами дьявола. Она выудила из него пару монет и, не глядя, затолкала остальные в карман, прежде чем бросить замшевую улику в мусор, где его непременно обнаружит какой-нибудь остроглазый уличный мальчишка и отнесет скупщику краденого или старьевщице.

Меггс стянула с шеи смятый платок и аккуратно прикрыла рану.

– Меггс! – Откуда-то появился Тимми. – Что случилось? Тебя так долго не было! Я уже думал, что тебя схватили легавые и посадили в кутузку.

Из соображений безопасности Меггс не возражала, чтобы Тимми на улице использовал жаргонные словечки.

– Меня пытался поймать вовсе не легавый. – Она покачала головой и кивком предложила ему идти вперед, ощущая острое непреодолимое желание двигаться. Они вышли с рынка и направились в сторону Грейт-Рассел-стрит. – Франт был быстр, но мне все же удалось уйти от него. Он потерял меня где-то возле Олд-Раунд-Корт.

– Тот жирный пузан? Не думал, что он умеет бегать.

– Нет, это другой. Калека.

– За тобой бежал калека? Какого черта? Мы что, и его карманы обчистили?

– Нет, – соврала Меггс. – Но он тащился за мной всю дорогу от Кокспер-стрит. И еще, похоже, я чертовски сильно поранила руку.

Смех Тимми был одновременно удивленным и веселым. Обычно Меггс следила за своим языком, разговаривая с ним. Не то чтобы он не слышал самого разного жаргона на улицах, но все же… Она всегда считала своим долгом показывать ему хороший пример.

– Дай гляну! – потребовал Тимми, дрожа от любопытства.

Она не позволила.

– Не надо. Пойдем. – Они снова повернули на юг к восточной части Стрэнда, держась в стороне и от Севен-Дайалса на севере и от Сент-Джайлса на востоке, поскольку добыча все еще была в их карманах. Меггс казалось, что, попав в один из этих районов, они обязательно нарвутся на какого-нибудь умника, который захочет, чтобы она воровала для него.

Ну, конечно, другого умника. Она уже побегала от франта с ледяными глазами. Для одного дня достаточно.

Когда старуха Нэн встретила свой конец, Меггс поклялась, что будет воровать только для себя и Тимми. После стольких лет нищенского существования она была исполнена решимости сделать все возможное, чтобы только не отдавать львиную долю добычи кому-то другому. Сегодня и каждый день после прошлой пасхальной недели все симпатичные золотые монеты, попадавшие в их карманы, были только для них с Тимми.

Убедившись, что их никто не преследует, Меггс нашла спокойное местечко у церкви Святого Клемента, чтобы разобраться с добычей. Привалившись спиной к стене, она сунула руку в потайной карман и стала перебирать монеты. Она знала, что кошелек франта с холодными глазами был тяжелым, но один только вес может ничего и не значить. Ей уже попадались кошельки, в которых оказывалась лишь горсть однопенсовиков. Но эти монеты даже на ощупь были другими – тяжелыми и теплыми, – и она вытащила одну.

Золотые гинеи. Пальцы машинально пересчитали добычу. Четыре гинеи и какая-то мелочь. Слава Богу. Ей даже думать не хотелось, что все ее сегодняшние страдания могли быть из-за нескольких пенсов. Но из-за гиней – на улице их называли меггсы – можно было и побегать. Что ж, добыча вполне пристойная. Они смогут довольно-таки сносно просуществовать некоторое время, даже если она не будет работать из-за больной руки.

– Ладно, – шепотом проговорила Меггс. Не следовало привлекать к себе внимание. – Что у тебя?

Тимми ответил быстрее, чем кассир в банке:

– Пять фунтов казначейскими билетами. – Он отдал Меггс банкноты. – Два, три и шесть – это было у первого… – Он быстро пересчитал оставшиеся монеты. – Восемнадцать меггсов, шесть и четыре – у того пузана. Ты везунчик, Меггс.

– И у меня четыре, значит, всего…

– Тридцать один, три и десять. Здорово, Меггс! Чертовски здорово!

– Ш-ш-ш. – Она опасливо оглянулась по сторонам. Вроде бы никто не подслушивал. Вокруг было тихо и пусто. Но осторожность никогда не бывает лишней. – Держи язык за зубами. Он тебе еще пригодится. А это слишком большая сумма, чтобы носить с собой.

Иметь при себе слишком много денег – это всегда большая ошибка. Много денег искушают человека, подталкивают к безрассудным тратам. Когда у него есть так много, слишком велик соблазн истратить все на пироги и ботинки, одеяла и уголь. Но Меггс и Тимми уже так долго обходились без самого необходимого, что могут потерпеть еще немного.

Она избавится от этих денег, спрячет их туда, откуда взять их будет непросто. Чтобы не было искушения.

– Я иду на Треднидл-стрит.

– А как насчет пирога?

Боже, мальчишка всегда голоден. И он ужасно тощий. Глаза на худеньком личике кажутся огромными, словно блюдца. Конечно же, часть столь внушительной суммы можно потратить на приличную еду. По крайней мере для него.

– Я же дала тебе слово. – Она отсчитала несколько мелких монет. – Ты сможешь купить себе целый пирог на Темпл-Бар.

Тимми издал восторженный клич и вскочил на ноги, готовый немедленно бежать. Меггс не поспешила за ним.

– А ты?

Она покачала головой.

– Я иду на Треднидл-стрит. А потом постараюсь продать скупщику часы пузана. А ты заверни на Стрэнд и посмотри, может, тебе удастся найти корзинку где-нибудь на Уайн-стрит. Знаешь, это небольшая улочка, ведущая к…

– Знаю! – Тимми не стал больше слушать и со всех ног понесся на поиски завтрака.

– Будь осторожен, Таннер! – крикнула она вслед, но мальчишка уже скрылся из виду. Но она все равно тихо договорила: – И всегда будь настороже.

Да уж, это не помешает. Теперь, когда мальчишка убежал, Меггс развернула окровавленную тряпицу и взглянула на свою ладонь. Отрицать очевидное смысла не было. Дела не просто плохи. Они ужасны. Острая боль заставила Меггс скрипнуть зубами. Пожалуй, сырая картошка тут не поможет. Ничего не поможет.

Она не была настороже и теперь за это поплатилась. Ей еще здорово повезет, если с такой рукой она сумеет стащить хотя бы пирог.

Треднидл-стрит располагалась в самом центре старого города. Здесь находилась брокерская фирма «Леви энд Леви» – ростовщиков и посредников в самых разных делах. Меггс всегда гордилась тем, что в отличие от других воришек и попрошаек умела сложить два и два, хотя иногда у нее при этом все же получалось пять.

Она рано поняла преимущество бережливости и всячески экономила с самого начала карьеры воровки-карманницы. Она припрятывала то однопенсовик, то шестипенсовик из того, что приносила старухе Нэн, до тех пор, пока не скопила пять фунтов, которые спрятала под стелькой своих изношенных, уже давно ставших слишком маленькими для нее ботинок. Тогда она уговорила мистера Майкла Леви – младшего из партнеров – завести для нее счет.

Меггс была не только экономна, но еще прилежна и старательна. С годами она совершенствовала свое мастерство, и через восемь месяцев после того, как старуха Нэн протянула ноги, она и Тимми ежедневно избавляли недостойных джентльменов от тридцати двух шиллингов, то есть не меньше, чем от одиннадцати фунтов четырех шиллингов в неделю.

Конечно, одни дни были лучше, другие хуже, но, стараясь ежедневно достигать своей цели, Меггс и Тимми уже накопили примерно четыреста фунтов, триста из которых были вложены в надежный фонд «сто на сто».

Оставалось уже не очень много. Меггс решила, что им необходима сумма в пятьсот фунтов, чтобы уехать из Лондона. Она очень хотела вернуться к жизни, к которой стремилась всей душой, но о которой уже почти забыла.

Сегодня она изрядно пополнила копилку, но до пятисот фунтов все еще было далеко. Оберегая горящую огнем руку, она спешила в Чипсайд. И думала. Вообще-то добытая сегодня сумма была больше. Ведь у нее есть часы толстого пузана. И еще часы франта с пронзительными глазами.

Именно поэтому она отослала Тимми. О вторых часах она ему не сказала, равно как и о том, откуда у нее появились деньги. Она не хотела, чтобы мальчишка знал об их встрече на узкой улочке.

И об искушении, которое тот человек заставил ее испытать.

«Укради для меня», – сказал он тогда.

Правильно. Разве она не слышала ничего подобного раньше? Слышала, конечно. Но никогда это предложение не произносилось голосом, состоящим из виски и лунного света, голосом, который успокаивал, даже заманивая в свои сети.

Сначала он показался ей деревенским увальнем, но первое впечатление оказалось обманчивым. Когда он бросился за ней, то был уже больше похож на палача с петлей в руке. Он был проворен и на удивление ловок, даже несмотря на хромоту. Ей пришлось испытать на нем все свои лучшие уловки. Не хотелось даже думать, что могло произойти, если бы он не был хромым. Или хотя бы имел трость. Подобные люди умеют обращаться с оружием. Они всегда суровы и тверды, как будто ничего не боятся.

Но в нем не было подлости, не было похоже, что он испытывает удовольствие, причиняя другим боль. Он не пытался ударить ее – да что там, он вообще не дотронулся до нее. Конечно, Меггс не дала ему этой возможности, но что-то ей подсказывало, что мужчина не сделал бы ничего плохого, даже если бы такая возможность у него была.

К тому же от него не пахло ни джином, ни элем. Вообще ничем.

Меггс напрягла память. У нее всегда было очень хорошее обоняние, и она отлично различала запахи, привязывая, если можно так сказать, их к месту: пахнет лавандой – это на углу стоит прилавок, где ею торгуют; пахнет кофе – через дорогу маленькая кофейня; ощущается резкий запах конского навоза – значит, смотри под ноги. Но сегодня утром она не чувствовала ничего, кроме слабого запаха угля в морозном воздухе, к которому примешивалась едкая вонь мочи на аллее. А от мужчины не пахло ничем.

Разве такое бывает?

Она никогда не встречала человека, от которого не пахло ни беконом, ни бренди, ни потрохами, ни джином. От половины населения Сент-Джайлса исходила такая вонь, словно они ни разу в жизни не заходили в ванную, но этот мужчина, должно быть, моется регулярно. Боже, как это, должно быть, приятно – мыться каждый день.

Споткнувшись, Меггс остановилась как вкопанная, увидев прямо перед собой его, человека, с которым впервые встретилась этим утром, – он поднимался из горячей ванны, над которой клубился парок, мокрый, с блестящей от влаги кожей и пронзительными светлыми глазами. Черт бы ее побрал! Она никогда прежде не думала о подобном мужчине и тем более не представляла его голым, как в день сотворения мира.

Может, он – сам дьявол, спустившийся с небес, чтобы подвергнуть ее искушению?

Она протолкнула его часы поглубже в карман. Они были намного тяжелее, чем часы жирного пузана, – в них явно больше золота. Зайдя в подворотню на Полтри-лейн, она достала их. Золото казалось теплым и очень гладким. Меггс повертела часы в руке, внимательно их рассматривая, словно пытаясь найти какие-нибудь признаки характера их владельца. Но они ничего ей не поведали и даже не намекнули, что ему было от нее нужно. И почему такому человеку нужно, чтобы она что-то украла?..

На циферблате было написано красивым шрифтом: «Тос. Эрншоу, Лондон». Меггс напрягла память, в которой всегда присутствовали карты и каталоги. Эрншоу – это где-то на Хай-Холборн. То есть в противоположном направлении. А она идет на север – на Треднидл-стрит. А после этого она собиралась зайти к тряпичнице. Покосившись на свою руку, она приняла решение. Похоже, она выдохлась и работать не может. Поэтому не будет никакого вреда, если она узнает больше о светлоглазом незнакомце и его сотне фунтов. Причем именно сейчас, пока она еще не лишилась смелости… и руки.

Выйдя от Леви, где мистер Леви-младший долго сокрушался, глядя на ее руку, но, к счастью, не задавал вопросов, Меггс направилась к тряпичнице Руби на Блэк-Суон-элли.

Меггс очень любила торговцев тряпками. Для нее лавка Руби была огромной гардеробной в театре ее воображения. Она была постоянным покупателем не менее четырех подобных заведений и редко тратила больше пяти шиллингов на одежду. В отличие от многих карманников, которые день за днем выходили «на работу», не думая о своей внешности, Меггс тщательно продумывала характер каждого персонажа, которого намеревалась сыграть. Слишком уж часто ей приходилось видеть, как воришку ловили лишь потому, что кто-то запомнил его внешность.

– Это он! Я узнала этого парня в красной шапочке! – неожиданно вопила какая-нибудь склочница, и с «Красной Шапочкой» все было кончено.

Меггс меняла внешность так же часто, как районы, в которых работала. Ведь если ее не узнают, значит, не смогут и остановить. Утром она была швеей, вечером станет благородной леди, оказавшейся в тяжелом положении. Бедной родственницей. Компаньонкой. Одежда стоила ей нескольких лишних шиллингов, но никак нельзя было обойтись без шляпки и шали хорошего качества, лишь немного поношенных и вышедших из моды. Это придаст ей вид аристократичной бедности. Ну и, конечно, нужны темно-серые перчатки, чтобы прикрыть руку.

Следующую остановку одетая аккуратно и респектабельно Меггс сделала в часовом магазине Томаса Эрншоу, расположенном в доме 119 по Хай-Холборн. Как только она вошла, колокольчики на двери негромко звякнули, и ее сразу окутал приятный аромат металла и смазочных масел.

Продавец, высокий, болезненно худой индивид с желтоватым цветом лица и крючковатым носом – само воплощение непривлекательности, – распрямился за прилавком и снизошел до короткой фразы:

– Могу я вам помочь?

– Надеюсь, что да, – застенчиво улыбнулась Меггс. – Мне очень хочется верить, что вы поможете мне вернуть эти часы законному владельцу, сэр. Насколько я поняла, они приобретены у вас.

Мужчина нахмурился, всем своим видом излучая превосходство и подозрительность. Окинув девушку долгим взглядом поверх очков, он высокомерно проговорил:

– Это не простые часы. Это карманный хронометр. Золотой карманный хронометр – одно из лучших наших изделий.

Меггс округлила глаза, надеясь, что выглядит достаточно впечатленной.

– Боже мой, неужели это действительно хронометр? Понимаете, он мне не принадлежит, и я чувствую, что обязана вернуть его владельцу. Я думала, что вы ведете записи своих покупателей и я смогу с ним связаться. Ведь вещь наверняка очень дорогая.

Продавец сжал губы и задумался. Должно быть, он решил, что она не представляет опасности, потому что через некоторое время взял часы, лупу и стал что-то рассматривать на циферблате.

– Номер двести пятьдесят шесть, – пробормотал он, заглянул в лежащую на прилавке книгу и добавил: – Вот он. Хью Макалден, капитан военно-морского флота.

«Вот оно что… капитан. Теперь понятно, почему у него не часы, а хронометр, и почему он оказался там, где я его нашла, – у здания Адмиралтейства».

Значит, мужчина вышел из задних ворот Адмиралтейства и пошел по Спринг-Гарденс. Она должна была сразу понять, что он связан с морем – обветренное, загорелое лицо, гранитная челюсть. Чертов капитан!..

– Дать вам его адрес? Или…

Заметив, что на физиономии продавца снова появилось подозрительное выражение, Меггс быстро изменила план.

– Возможно, вас не затруднит послать капитану Макалдену записку? Напишите, что его часы найдены и он может забрать их здесь. Я не люблю, когда у меня оказывается столь дорогая вещь. Это заставляет меня беспокоиться. – Она замахала рукой и даже отодвинулась от часов.

Физиономия продавца смягчилась. Ну вот, дело почти сделано.

Глава 4

Он пришел.

Ночь оказалась холодной и бессонной. Меггс ворочалась, терла пальцами виски, в которых пульсировала боль, и гадала, правильно ли поступила. Но вот он перед ней, этот самый капитан. Капитан Хью Макалден. Меггс катала его имя во рту, словно оно было камушком. Макалден. Хью.

Он появился на углу Ньютон-стрит и повернул на Хай-Холборн. На этот раз у него в руке была трость. Переходя проезжую часть, он тяжело опирался на нее. Меггс улыбнулась. Она как следует погоняла его.

Сегодня он еще больше похож на морского капитана – одет в темно-синий плащ и голубой китель, желтовато-коричневые бриджи и тяжелые ботинки. Его форменная шляпа была надвинута на лоб, поэтому Меггс не видела его глаз. Но это был он, без сомнений. У этого человека не было городского лоска, зато двигался он уверенно, как настоящий командир.

Капитан. Так сказал продавец. Он привык, чтобы ему подчинялись. Привык говорить людям, что они должны делать. Привык решать людские судьбы.

Какого черта ему нужно от нее?

Меггс спряталась достаточно надежно, чтобы не попасться ему на глаза, – через дорогу, да еще отошла в сторону по Нью-Тернстайл-лейн. Она знала, что неузнаваема в бесформенной одежде мальчишки – волосы убраны под изношенной твидовой кепкой, а тело прикрыто свободной шерстяной курточкой. Капитан не сможет ее здесь увидеть, а если и увидит, то ни за что не узнает.

Когда он вошел в помещение, Меггс переместилась чуть ближе. Она все еще оставалась на другой стороне улицы, но теперь могла заглянуть через витрину в магазин. У нее даже голова разболелась, пока она, никак не выказывая своей заинтересованности, украдкой косилась на витрину, стараясь рассмотреть, что происходит внутри, и решить, что делать.

Она все еще пыталась преодолеть путаницу мыслей, когда капитан снова появился на пороге магазина. Остановившись, он медленно и внимательно огляделся по сторонам.

Меггс спряталась в тень, но внимательный ублюдок сумел-таки ее разглядеть. И помахал. Прямо там, на Хай-Холборн, где Господь с небес и любой внимательный шпик в радиусе мили мог это видеть, он помахал ей рукой, в которой держал часы.

Господь милосердный! Во-первых, как, черт возьми, он мог ее заметить? А во-вторых, неужели он ее узнал? Быть такого не может!

Но Меггс уже не могла остановиться. Она приложила столько усилий, чтобы вернуть ему часы… Вряд ли он станет ее преследовать. Она медленно перешла дорогу и остановилась. Теперь она была достаточно близко, чтобы слышать его слова, но одновременно достаточно далеко, чтобы не позволить ему схватить ее. Да и о трости нельзя было забывать.