Окно в историю - Мифы и правда о женщинах

Утту вступается за друга:

«Сестрица моя! Пастух да возьмет тебя в жены!

Дева Инанна! Почему ты не хочешь?

Молоко его превосходно, масло его превосходно…

С ним есть его будешь»{ Емельянов В. В. Древний Шумер: очерки культуры. СПб.: Петербургское Востоковедение, 2001. С. 199–200.}.

Начинается спор пастуха и землепашца. Каждый хвалится своим хозяйством. Землепашец — мукой разных сортов, пивом, фасолью, чечевицей, плодами. Пастух — молоком, маслом, простоквашей, сырами. Далее следует пантомима — борьба между женихами. Думузи побеждает и приглашает соперника пировать на его свадьбе, а тот в ответ обещает снабжать молодую семью хлебом, пивом и бобами. Инанна хоть и не выражает открыто свое согласие, но все же повинуется Утту. Пьеса заканчивается восхвалением Инанны за то, что она, вопреки своему желанию, подчинилась воле мудрого брата. Но семейная история Инанны и Думузи свадьбой не заканчивается, а только начинается…

Во многих песнях рассказывается о ссорах молодой божественной пары. Инанна обвиняет Думузи в низком происхождении, в том, что он ее не достоин, и если бы не расположение ее родни, то «на улицу, в степь бы тебя прогнали».

Думузи отвечает:

«Девушка! Не заводи ссоры!

Инанна, обменяемся речами достойно!

Инанна, не заводи ссоры!

Инанна, посоветуемся спокойно.

Мой отец твоего не хуже…

Моя мать твоей не хуже…

Сам я бога Утту не хуже!»

В конце песни признается:

«Речи, что сказаны, — речи желания!

С ссорою в сердце вошло желание!»{ Поэзия и проза Древнего Востока: Антология. М.: Художественная литература, 1973. С. 143.}

Но дело оборачивается серьезным семейным кризисом, который перерастает в кризис общемировой. Инанна отправляется в подземное царство: официально — чтобы оплакать мужа своей сестры, а на самом деле — чтобы захватить там власть. Но вместо этого «в нутре земном» она становится пленницей богини смерти Эрешкигаль. Потеря богини любви, конечно, очень ощутима на земле: все люди и боги оплакивают Инанну. Впрочем, не меньший урон несет и царство мертвых — в присутствии богини, воплощающей жизнь, у Эрешкигаль неожиданно начинаются роды. Верховный бог Энки освобождает Инанну.

Однако никто не может уйти из подземного мира без потерь. Инанна должна оставить вместо себя замену. Она клянется отправить в темное царство того, кто не будет оплакивать ее на земле. Инанна и демоны обходят все города и села в поисках подходящей кандидатуры. Наконец Инанна возвращается в родной Урук, где ее ожидает сюрприз: собственный супруг, Думузи, в царском одеянии восседает на троне как ни в чем не бывало! Инанна приказывает демонам схватить его. Думузи в ужасе убегает и просит бога Утту о защите. Тот превращает его сначала в ящерицу, потом в змею, затем в сокола. Но демоны все равно преследуют Думузи и ловят его в доме сестры Гештинаны. Добродетельная Гештинана готова добровольно пожертвовать собой, сойдя в подземный мир вместо Думузи. В конце концов, Инанна принимает решение: полгода (осень и зиму) в царстве смерти будет находиться Думузи, а следующие полгода вместо него, вернувшегося на землю, там будет пребывать Гештинана.

В этом мифе о смене времен года, как в капле воды, отразились представления шумеров о женщинах. Женщина — стихия: могучая, но неуправляемая. Она с легкостью попирает законы справедливости, ее прихоти колеблют мир. Добродетельна только та женщина, которая полностью подчиняет свои интересы интересам семьи, а если точнее, мужчине как руководителю семьи.

Живым примером такой добродетельной женщины была поэтесса Энхедуанна — дочь царя Саргона, которую он назначил верховной жрицей. Много лет Энхедуанна слагала гимны в честь богов Шумера. Вся ее жизнь прошла в служении. Когда она была уже в почтенном возрасте, город захватили бунтовщики, провозгласившие власть лунного бога Нанна. Несмотря на то что Нанна был священным супругом верховной жрицы, та очень резко отреагировала на вторжение в ее владения. Энхедуанна отказалась подчиниться захватчикам, и была изгнана из храма. К счастью, воины наследника Саргона — Нарам-Суэнна — быстро расправились с узурпаторами. Покровительницей победоносного войска была признана Инанна. Энхедуанна приветствовала ее таким гимном:

«Инанна, ты первейшая на Небе и на Земле!

Возженным огнем страну поливающая,

Аном властью наделенная госпожа псов оседлавшая,

По священному слову Анна приказы отдающая —

Великие обряды гор, тебе принадлежащие, кто узнает?

Истребительница гор от демона бури крыло получившая!..

О, моя госпожа! Заслышав тебя, горы долу клонятся.

Когда люди предстают перед тобой,

В страхе и трепете перед твоим сиянием…

Перед тобой они плач заводят,

В дом великих плачей улицей они к тебе идут!»{ Емельянов В. В. Древний Шумер: очерки культуры. СПб.: Петербургское Востоковедение, 2001. С. 90.}

Перед нами, по сути дела, гимн великой и неудержимой силе стихии, которая представлялась шумерам в образе богини-женщины Инанны.

Энхедуанна — не единственная царская дочь, которая была жрицей в храме. Это являлось традицией. Жреческая власть дочери укрепляла царскую власть отца. Дочь обеспечивала отцу покровительство богов, подкрепляя уверенность народа в том, что их царь — богоизбранный.

Если покровителем города была богиня, то избирался верховный жрец, который от имени горожан женился на ней (напоминает обряд бракосочетания венецианского дожа с морем, совершавшийся в Средневековье). Если же, что случалось гораздо чаще, покровителем города был бог, жрица-энтум становилась его священной супругой. Этот брак обеспечивал удачу и плодородие всем союзам на землях города — зерна и земли, самки и самца в животном мире, мужчины и женщины. Плодовитость и процветание были целью этого обряда. Но энтум вместе с младшими жрицами исполняла роль жены бога и в повседневной жизни: будила утренними гимнами, совершала обряды омовения и одевания с его статуей, кормила ее мясом жертвенных животных и укладывала спать, участвовала в торжественных выездах, когда бог «отправлялся в гости» к другим богам. Ей была вверена и забота о священных атрибутах бога, таких как палица, жезл и трон.

Шумеры в основном были невысокими смуглыми людьми с темными, часто курчавыми, волосами. Они делали себе одежду из шерсти и льна — рубашки-туники, плащи. Женщины иногда носили юбки, сшитые из нескольких клиньев ткани, голову покрывали шляпами и колпаками, обувались в сандалии или сапоги из кожи. Но в храм всегда приходили босыми.

Украшения были широко распространены как среди женщин, так и среди мужчин: ожерелья из сердоликовых и лазуритовых бусин, металлические обручи на руки и на ноги, медальоны-обереги. Женщины подводили глаза сурьмой, умащали кожу мазями на основе жира. Многообразие причесок позволяло им следовать моде или проявлять индивидуальность. В Шумере женщины не закрывали лица, в Ассирии же, напротив, ходили в покрывалах (замужние женщины обязательно), одним лишь проституткам и рабыням запрещалось прятать свое лицо. В Вавилоне, самом позднем государстве на территории Междуречья, по-видимому, снова отказались от покрывал, но женщины не могли появляться на улице без сопровождения мужчины: отца, брата, мужа или сына. Исключение, как и прежде, составляли проститутки и рабыни.

Шумеры жили в многокомнатных домах из кирпича-сырца, похожих на те, которые строили в Чатал-Гуюке. Только мертвецов хоронили уже не под полом в комнате, а во внутреннем дворе. Там воздвигали алтарь и маленький жертвенный стол, где совершали подношения предкам и молились.

Питались местные жители лепешками из ячменя, пшеницы и полбы, различными молочными продуктами, финиками, рыбой, изредка — бараниной. Главной обязанностью рабынь, а также жен и дочерей бедняков, было растирать зерно в зернотерке — мельницы, даже ручные, еще не изобрели. Зернотерка представляла собой каменную чашу с валиком, который женщина многократно, с усилием прокатывала вперед-назад. Это была тяжелая и монотонная работа. На скелетах женщин археологи обнаруживают повреждения коленных суставов, вызванные необходимостью постоянно стоять на коленях. Вероятно, большинство в старости страдало артритом и испытывало затруднения при ходьбе. В одном из договоров, где сыновья уславливаются об обеспечении престарелой матери, специально оговаривается, что ей будет выдаваться мука, а не зерно: либо женщина была не в силах справиться с зернотеркой, либо сыновья не хотели утруждать ее работой, а скорее всего — то и другое вместе.

Семья жениха вносила выкуп за невесту. Брак считался заключенным с того момента, как выкуп был уплачен. Муж выделял жене «вдовью долю» имущества и деньги, которые не наследовали их будущие дети, с целью обеспечения жены в случае его смерти. Родня невесты дарила родственникам жениха одежду, украшения, а также устраивала угощение и оплачивала совершение ритуальных обрядов. Мать жениха приносила жертву богам у ворот дома тестя, после чего совершался обряд ее совместного омовения с невестой, тоже сопровождавшийся жертвоприношением. Затем следовал брачный пир. Жених четыре месяца оставался в доме тестя и только после этого мог перевезти молодую супругу в свой дом.

Выходя замуж, женщина приносила с собой и приданое. Так, в приданое некой Рубатум (очевидно, знатной и богатой невесты) входили три мины серебра, пять рабов и рабынь, туалетный столик, два медных котла, один медный кувшин, десять бронзовых ложек, два бронзовых зеркала, четыре стула и кровать с медными украшениями, разнообразная домашняя утварь{ Все истории шумерских женщин, рассказанные в этой главе, приводятся по книге И.М.Дьяконова «Люди города Ура» (М.: Наука, 1990).}. Кроме того, зять иногда (если не имел собственного дохода, а был, например, жрецом) мог рассчитывать на своеобразный «пенсион» — тесть выделял молодой семье жилье (правда, весьма скромное) и время от времени снабжал продуктами.

Однако жена не всегда оставалась полностью на обеспечении мужа. Женщины, даже самые знатные, могли обрабатывать шерсть не только для домашних нужд, но и на продажу — разумеется, не сами, а руководя своими рабынями в ткацких мастерских. Сохранились документы, свидетельствующие о том, что жена купца Имликума Нуттупутум («Капелька») с успехом вела торговые дела во время его отсутствия. По-видимому, это было весьма распространенной практикой.

Еще одним способом заработка было выкармливание чужих детей. Кормилица получала соответствующую плату (ячмень, масло, одежду) и в присутствии свидетелей приносила клятву, что «сердце ее удовлетворено» и она не возбудит судебного иска. Табличку с подробным договором составили некая Алинишуа и родители ребенка Ахушуну и МеШаххан. Имя кормилицы буквально означает «Где моя родня?», что указывает на ее сиротство. Сама возможность самостоятельно обратиться в суд свидетельствует о независимом положении кормилицы. Алинишуа явно была незамужней женщиной — возможно, даже «священной блудницей» харимту, чей статус в мире Междуречья уступал только статусу жриц. Харимту становились девушки, которые не вышли замуж и чьи родители не были достаточно состоятельны, чтобы оплатить место жрицы в одном из храмов. Жрицы участвовали в обрядах священного брака, совокупляясь с жрецом или чужеземцем, которые служили воплощением бога. Однако для обычных мужчин они были недоступны и, за редким исключением, не имели права заводить семью и рожать детей. Харимту были проститутками в более привычном для нас значении слова, однако и они служили Иштар (так звучало имя Инанны в Ассирии и Вавилоне; харимту иногда называли «иштаритум» — «иштарочки»). Такие женщины считались воплощением плодородной силы богини, поэтому их занятия воспринимались как нечто совершенно нормальное. В любовном заклинании, обращенном к харимту, нет и следа неуважения или презрения:

«Благородная дева стоит на улице,

Дева-блудница, дочерь Инанны,

Дева, дочерь Инанны, стоит у ночлежища.

Масло и сладкие сливки она,

Телица могучей Инанны она,

Кладовая богатая Энки она,

О, дева! Сядет — яблонею цветет,

Ляжет — радость взорам дает,

Кедров прохладой тенистой влечет!

К ней прикован мой лик — лик влюбленный,

Мои руки прикованы — руки влюбленные,

Мои [очи] прикованы — очи влюбленные,

Мои ноги прикованы — ноги влюбленные.

Ах, серебром пороги пред ней, лазуритом ступеньки под ней,

Когда по лестнице она спускается!

Когда милая остановилась,

Когда милая брови сдвинула —

Милая с небес ветром [повеяла],

В [гр]удь юноши стрелой ударила.

Бог Ассаллухи это увидел.

К Энки-отцу идет и молвит:

“Отец! Благородная дева на улице!”

И второй раз он молвит:

“Что сказать, не знаю я, чем помочь, не знаю я!”

Энки отвечает своему сыну:

“Сын! Чего не знаешь ты? Что я мог бы тебе сказать?

Ассаллухи! Чего не знаешь ты? Что я мог бы тебе сказать?

Все, что знаю я, воистину это знаешь и ты!

Молоко, масло коровы священной,

Сливки, масло коровы белой,

В желтый сосуд алебастровый вылей,

На грудь девы [каплями брызни!]

И дева открытую дверь не запрет,

Друга в тоске его не оттолкнет,

Воистину следом за мною пойдет!”»{ Поэзия и проза Древнего Востока: Антология. М.: Художественная литература, 1973. С. 165.}

Харимту могли относительно неплохо устроиться в жизни, как Алинишуа, но могли быть и очень бедны. Сохранились документы, свидетельствующие о том, как впавшая в нищету харимту продала своего младенца богатой паре. Очевидно, ей не удалось доказать отцовство — законы Шумера предписывали мужчине платить забеременевшей от него харимту алименты на содержание ребенка. Иногда харимту и ее любовник заключали между собой договор о содержании, и мужчина ежемесячно выделял женщине довольно большую сумму в серебряных слитках. Нередко такие отношения заканчивались браком.

Грамоте женщины не обучались; исключение опять-таки составляли жрицы. И только им разрешалось участвовать в пирах наравне с мужчинами — другие женщины лишь накрывали на стол и обслуживали гостей. Жрица могла владеть имуществом, выступать на суде и даже быть судьей. Однако, как правило, ее денежными делами управлял брат или другие родственники мужского пола.

Мужчина мог при желании развестись, что совершалось очень просто: муж выдавал жене «разводную плату», которая составляла половину мины серебра, «привязывал ее к лону» и выставлял женщину из дома.

Бесплодная пара, как уже говорилось, могла усыновить или удочерить ребенка из бедной семьи. Причем для девочек условия жизни в приемной семье были гораздо жестче: за попытку вернуться в родной дом их продавали в рабство, тогда как мальчиков просто лишали наследства.

Вдова иногда заключала сделку со своим сыном, согласно которой он обязывался предоставлять ей определенное содержание. Вдовство не приносило женщине экономической свободы и независимости. Если раньше всю деловую жизнь вел ее муж, то теперь — сын или другой родственник.

В документах часто встречаются имена рабынь — их покупают и продают, ими меняются. В одной из таких бумаг рассказана история рабыни Шалаумми. Она принадлежала работорговцу АльАдаду, хотя и была обещана прежней хозяйкой его брату Белшуну, с которым у нее, видимо, был роман. Во всяком случае, когда АльАдад пришел за Шалаумми, та закрылась на верхнем этаже дома и кричала не переставая, а когда работорговец отправился за подмогой, она заперла весь дом и не пускала никого пять дней. Тогда АльАдад сломал дверь и избил ее. Хотя у Шалаумми нашлись защитники (возможно, их нанял Белшун), которые подкараулили и пытались избить работорговца, телохранители АльАдада их разогнали. Он отправил строптивую рабыню в свой дом, приказав заковать ее в кандалы. Но Шалаумми снова сбежала. К сожалению, конец этой истории до нас не дошел: не известно, удалось ли Шалаумми соединиться со своим возлюбленным.

Итак, перед нами общество, в котором верховная власть, политическая и экономическая, принадлежит мужчинам безусловно. Некоторым женщинам они предоставляют привилегии, наделяя их частью своей власти, но эти женщины никогда не должны забывать, кому они обязаны своим возвышением.

Глава 5. Царицы Древнего Египта

В одной из песней об Инанне и Думузи говорится, что когда демоны схватили Думузи и увели за собой, Инанна собрала его стада, разогнанные демонами, и учредила обряд поминок. Этот миф не был широко известен в Месопотамии. Но в другой стране Древнего Востока — Египте — он стал одним из центральных.

Тигр и Евфрат — реки Древней Месопотамии — разливаются незначительно, вода приходит на поля с помощью ирригационных каналов и шадуфов — устройств для ее перекачки. В Египте же разлив Нила — важное событие, главное условие получения богатого урожая. И то, что миф об оплакивании умершего бога оказался связанным с сезонным праздником разлива Нила, обеспечило ему непреходящую популярность.

Осирис и Исида научили людей земледелию. Унаследовав царство отца, Осирис управлял Египтом мудро и справедливо. Его коварный брат Сет, завидуя Осирису, придумывает уловку, чтобы умертвить его. Он приглашает Осириса на пир, во время которого в зал вносят роскошный гроб; все присутствующие мечтают завладеть им. Сет объявляет, что подарит гроб тому, кто в нем свободно поместится. Гости по очереди «примеряются», но он никому не подходит. Наступает очередь Осириса — как только он туда ложится, Сет с сообщниками закрывают крышку и кидают гроб в Нил, из которого тот попадает в море. До Исиды доходит весть о смерти мужа. Она, облачившись в траурные одежды, отправляется искать его и находит гроб в тростниках близ Библа (или Библоса). Однако Сет разрезал тело Осириса на четырнадцать частей и раскидал куски по всем рукавам Нила (в другом варианте — на сорок частей по количеству номов). Исида в отчаянии начала собирать останки, оплакивая погибшего мужа, и ее слезы наполняли Нил водой. Но она нашла только тринадцать частей. Четырнадцатая же (фаллос) была съедена рыбами, поэтому Исида воспроизвела ее из золота. Из разрозненных частей тела она создала первую мумию. Превратившись в самку коршуна — птицу Хат, Исида распластала крылья по мумии Осириса, произнесла волшебные слова и забеременела. Она родила сына Гора, передала ему свои тайные силы и вооружила на бой против Сета. Гор победил дядю и стал владыкой Египта. Осирис же остался богом подземного мира.

Этот миф интересен тем, что в скрытой форме отражает конфликт мировоззрений. Традиционно, еще с неолитических времен, владыкой земли и подземного мира была женщина. Здесь богом земли и плодородия становится Осирис, а Исиде уготована роль его помощницы. Несмотря на это она сохраняет магические способности, хотя и для того лишь, чтобы передать их Гору.

В Египте было немало богинь-женщин. Это львица Сехмет — яростная богиня войны, эпидемий и врачевания. Это богиня любви и женской ласки Бастет, чьим священным животным была кошка и на праздник к которой в Бубаст спешили тысячи людей, поскольку он представлял собой многодневную оргию. Это «золотая» богиня любви и брака Хатхор, которая изображалась в виде коровы. Это покровительница рожениц Таурет. Это Меретсетер — богиня-кобра, «любящая молчание», покровительница мертвых и могильщиков. Это Маат — воплощение правды, порядка и справедливости. У нас нет поводов полагать, что культы богинь считались второстепенными. Место бога или богини в пантеоне, скорее, зависело от того, из какой местности происходил правящий фараон. Он, как и любой правитель, обычно возвышал знакомых и «родственных» богов над остальными.

Египетское искусство свидетельствует о том, что египтяне рано научились ценить и воспевать красоту женского тела. В женщине заключены волшебные чары — она способна привести к смятению чувств одним своим появлением.

«Сладостная, сладкая любовью, говорит жрица Хатхор Мутирдис;

Сладостная, сладкая любовью, говорит царь Менхеперра.

Госпожа, сладостная любовью, говорят мужчины.

Повелительница любви, говорят женщины.

Царская дочь, сладостная любовью,

Прекраснейшая из женщин.

Отроковица, подобной которой никогда не видели,

Волосы ее чернее мрака ночи.

Уста ее слаще винограда и фиников.

Ее зубы выровнены лучше, чем зерна.

Они прямее и тверже зарубок кремневого ножа.

Груди ее стоят торчком на ее теле…»{ Поэзия и проза Древнего Востока: Антология. М.: Художественная литература, 1973. С. 94.}

Но не меньшего восхищения заслуживают и добродетели примерной жены:

«Любимая мужем супруга, влекущая, сладостная любовью,

С чарующими устами и приятной речью.

Все, что исходило из ее губ, было подобно творению Истины.

Женщина превосходная, восхваляемая в своем городе,

Всякому протягивает она руку помощи,

Говорит хорошее и рассказывает то, что любят слышать,

Творит то, что нравится людям,

Уста ее не породили никакого зла.

Все любят ее, Ренпетнефрет»{ Поэзия и проза Древнего Востока: Антология. М.: Художественная литература, 1973. С. 95.}.

При всем несходстве портретов их объединяет одно: обе героини — это женщины «для мужчин», превосходно обслуживающие различные мужские потребности. Стоит запомнить эту характерную деталь.

Египетская литература воспевает любовь не только между богами, но и между людьми. В ней впервые появляются мотивы любовного признания и любовного свидания:

«Владелица сада

Любимому пишет письмо

И дает отнести

Быстроногой садовника дочке:

“Приходи погостить в окруженье подруг!”

Деревья в роскошном цвету.

Шатер и беседка

Тебя дожидаются здесь,

И домочадцы, как мальчики, рады тебе.

Нагруженных пожитками слуг

Выслать вперед поспеши.

Предчувствие встречи с тобой

Пьянее вина.

Челядь сосуды несет

С пивом различных сортов,

Хлебы и овощи,

Пряные травы, плоды в изобилье.

О, приходи провести

Три усладительных дня под моими ветвями!

Друга сажают

По правую руку прекрасной.

Она опьяняет его

И покорна ему.

Где стояло хмельное — гости хмельные лежат.

Она остается с любимым»{ Поэзия и проза Древнего Востока: Антология. М.: Художественная литература, 1973. С. 81.}.

И впервые в поэзии появляются женские голоса:

«Твоей любви отвергнуть я не в силах.

Будь верен упоенью своему!

Не отступлюсь от милого, хоть бейте!

Хоть продержите целый день в болоте!

Хоть в Сирию меня плетьми гоните,

Хоть в Нубию — дубьем,

Хоть пальмовыми розгами — в пустыню

Иль тумаками — к устью Нила.

На увещанья ваши не поддамся.

Я не хочу противиться любви»{ Там же. С. 75.}.

Семья и дети были гордостью мужчины. Ваятели гробниц часто изображали на них, как муж и жена вместе поклоняются богам, охотятся в зарослях тростника, сидят за семейным столом. Однако, кроме «главной жены», у мужчины могло быть еще несколько жен и наложниц, и это не портило его репутацию образцового мужа и отца.

Впрочем, жена могла мстить мужу за пренебрежение весьма экстравагантным способом. До нас дошло обращение вдовца к умершей жене, в котором он рассказывает, что после ее смерти его преследуют неудачи, и, будучи уверенным, что виновата в том покойница, напоминает ей, что при жизни он неизменно был почтителен и заботлив. Отчего же она оказалась такой неблагодарной?..

В XV в. до н. э. случилось то, что рано или поздно должно было случиться. У фараона Тутмоса I и царицы Яхмос остался только один наследник, и это была девочка. У царя были сыновья от других жен, но, согласно египетским законам, они не могли наследовать ему напрямую. Один из них все же заявил претензии на трон Египта и на руку принцессы Хатшепсут. Это был сын старого фараона и наложницы, прозванной Исидой, — Тутмос III.

Его восхождение на престол происходило с надлежащей театральностью. Юноша, чье происхождение не давало ему никаких прав на титул фараона, был жрецом в Карнаке. В праздничный день, когда Тутмос I в храме воскурял фимиам Амону, жрецы, выносившие статую божества, неожиданно остановились у колонны, за которой стоял юноша. Он простерся ниц перед божеством, и жрецы тут же поставили его на «царское место», где мог стоять только фараон. Неизвестно, знал ли Тутмос о готовящемся спектакле или столь внезапная перемена власти стала для него сюрпризом, но Тутмос III в одночасье оказался фараоном и мужем Хатшепсут.

Амбиции юного заговорщика тут же столкнулись с амбициями его жены. Принцесса свято верила в свои права на египетский престол и не собиралась оставаться всего лишь «великой женой» фараона-самозванца. Она нашла сторонников в рядах консервативной партии, хорошо знавших древний род ее матери и поддерживавших претензии Хатшепсут на престол. В результате политической борьбы Тутмос III был вынужден признать свою жену соправительницей и фактически допустить ее к участию в царствовании, а вскоре и вовсе ушел в тень. Хатшепсут стала полновластно управлять Египтом и взяла себе «тронное имя» Мааткара, переводящееся как Истина (маат) — двойник (ка) бога Солнца (Ра).

Вскоре ей пришлось бороться еще с одним соперником — сыном Тутмоса I и царевны Мутанефет, называвшим себя Тутмосом II. Одно время Тутмос II и Тутмос III были соправителями, но вскоре Тутмос II умер, и уже никто не мог оспорить права Хатшепсут на власть.

«Прошло немного времени, — писал египтолог Уильям Хейс, — пока тщеславная, честолюбивая и недобросовестная женщина показала <…> свой истинный облик»{ Уилсон Э. Женщина, ставшая фараоном // «Маат». Ассоциация по изучению Древнего Египта. URL: http://maat.org.ru/news/2006/2006-09-03.shtml.}.

Вам не кажется, что в отношении почтенного ученого к «негодяйке» Хатшепсут было что-то личное?..

Архитектор Тутмоса I — Инени — оказался более беспристрастным. Он следующим образом определяет положение обоих правителей. Коротко отметив, что Тутмос III — «правитель на престоле того, кто породил его», он говорит: «Его сестра, Божественная Супруга Хатшепсут, привела в порядок дела Обеих Стран, согласно своим предначертаниям; Египет должен был, склонив голову, работать для нее, совершенного семени бога, происшедшего от него. Носовой канат Юга, причал южан, отменный кормовой канат Северной Страны — такова она, повелительница, чьи замыслы совершенны, удовлетворяющая Обе Области, когда она говорит»{ Там же.}.

Чем замечательно правление Хатшепсут? Она не вела захватнических войн, но прославилась своим благочестием. Она велела построить храм бога Амона в Фивах, поражающий не своими размерами, а красотой и архитектурной гармонией. История сохранила имя зодчего — Сененмут. Он был учителем дочери царицы Нефер-Ра, и молва с древних времен и до наших дней называет его любовником Хатшепсут. Рисунок на стене гробницы зодчего изображает Сененмута, находящегося в сексуальных отношениях с женщиной в головном уборе фараона. Но что это — отражение истины, похвальба или клевета — мы никогда не узнаем.

Желая засадить террасы храма миртовыми деревьями, Хатшепсут снарядила экспедицию в Пунт. Несколько кораблей вернулись обратно, полностью нагруженные саженцами миртов, благовонной смолой, черным деревом, шкурами хищников, слоновой костью и невольниками. Царица оставила об этой экспедиции записи; в них сообщалось, что некогда она видела сон, в котором Амон повелел ей «устроить для него Пунт в его доме, насадить деревья из Божественной Страны в его саду, у храма, согласно его повелению». И с гордостью говорит: «Это было исполнено <…>. Я устроила для него Пунт в его саду, совершенно так, какой повелел мне <…> он достаточно велик, чтобы он мог по нему гулять».

По повелению Хатшепсут было воздвигнуто множество храмов и монументов. На одной из надписей сообщается: «Я восстановила то, что лежало в развалинах. Я воздвигла то, что оставалось неоконченным, с тех пор как азиаты были в Аваре, в Северной Стране, и среди них варвары, низвергая то, что было сделано, когда они правили в неведении Ра».