Год охотника

      На выпуск дедовских дневников - Василисой был наложен запрет. Она хотела забрать то, что уцелело при пожаре в издательстве, да не успела: буквально за день до её прихода там побывал какой-то чин (ей так и не удалось выяснить, кто именно).
      С чином прибыли двое людей в военной форме. Двое в форме, не слушая возражений, в четыре руки перетряхнули содержимое всех столов и сейфов, потом - мозги издательских компьютеров.
      Изъяли всё: и черновики (то бишь - сами записи), и набранные материалы, и макет, и гранки первого выпуска.
      - Да-а, - протянул Франц, услыхав эту историю, - забавно...
      Василиса чуть не обиделась, но передумала, сказала грустно:
      - Вам забавно, а это - мой дед писал!.. Не для дяденек в погонах, а для внучки. А я теперь даже в руках подержать не смогу, не то, что прочитать. Сидите себе тут, горя не знаете...
      - Это мы-то?.. - вытаращился на неё Бурханкин, но Франц тут же придавил его взглядом и он лишь забурчал: - Ходим вокруг дома, это... беспокоимся...
      Василиса вновь занялась своей модной причёской, миролюбиво заметив:
      - Уже можно не беспокоиться. О чём беспокоиться? Документы на дом спасибо Игорю Максимильяновичу, я завтра сдам - к лету оформят. Да мне и не к спеху, раньше всё равно не выберусь!.. А что там у нас делается? Может, завтра съездим, посмотрим?..
      - А проехать туда вы сейчас всё равно не сможете, - ответил Франц, предвосхитив очередную реплику Бурханкина. - Распутица началась. Но там всё в порядке. Брёвна от флигеля вот только аккуратно сложили, чтоб вам удобнее было: теперь они меньше места занимают.
      Василиса пристыдила сама себя.
      - Ой, какие же вы молодцы! А я - просто дура, не обращайте внимания!
      - Ничего не дура, - тут же утешил её Бурханкин.
      - Я расстроилась из-за дедушкиных писем. Крёстная сказала, что из квартиры её отца они исчезли почти сразу после его смерти... Знаете, она всегда рассказывала мне о бабушке и отце охотно, много, часто и подробно. Но историю деда никогда полностью не открывала. Я её недавно спросила: почему? "Соблазны существуют во все времена. - ответила тётя Диана. Каждому суждено совершить свою главную ошибку. Но пусть это не будет стремление мстить. Тебе с своим прямолинейным взрывным характером в будущем и так хватит приключений."
      Франц усмехнулся:
      - Оля Попова выросла и превратилась в Василису Премудрую...
      - А знаете, откуда взялась Василиса? Однажды я нашла у неё... Певунья на миг смутилась. - Да нет, она сама просила помочь навести в бюро порядок!.. Я не без спросу... Я тогда была студенткой музыкального училища. Вобщем, неважно. Этим именем - в листке, единственном, сохранившемся у тёти Дианы от тайной переписки - дед нежно прикасался к бабушке... Как вы думаете, - обратилась Василиса к Францу, - что там в остальных записках могло быть такого, чтобы их...
      Франц сам берёг пронумерованные по датам письма от всех своих знакомых и родных, словно это были не вести от близких людей, а, например, контрольный пакет акций нефтяной кампании. Сосредоточенно - будто молитву о здравии читал - заворачивал в пергамент, прятал в папку с тесёмками, паковал в целлофан... Да ещё потом запирал в стол под замок.
      "Прошлое - гири или трамплин?.." - молча задал Игорь Максимильянович себе вопрос.
      Некоторое время тому назад он поймал себя на том, что постоянно оглядывается на дневник Дианы Яковлевны. Будто примеряет - годится то или иное его размышление о жизни для занесения в кожаную тетрадь.
      - Не надо об этом думать, - посоветовал Франц, то ли Василисе, то ли себе. Закончил банально: - Всё ведь тайное - так или иначе - становится явным.
      - Да. Да. - подтвердил Бурханкин и некстати вспомнил: - Циклоп, это... завхоз Тарас Григорьевич - больше уж там не бывает. После всех историй...
      В дверь заскреблись собаки. Егерь пошёл им открыть и вернулся расстроенный:
      - Всё купили, а это... ну... вобщем, мне придётся теперь идти.
      Он выразил Францу взглядом всю глубину своего разочарования и кивком вызвал в прихожую. Игорь Максимильянович понял, снабдил его деньгами на пиво, через минуту вернулся к Василисе.
      Вытащил из бумажника и протянул ей записку, которая в ладанке, спрятанной между брёвен флигеля, двадцать три года ждала Олю Попову...
      Игорь Максимильянович решил, что трёх минут абсолютного молчания вполне достаточно - и нарушил тишину:
      - Хотите, пока егеря нет, дорасскажу историю про жену фермера, Шуру Степнову и Селену?..
      Любознательная натура, артистка, певунья, творческая личность, - ещё бы Василиса не хотела!..
      *** Продолжение сказки
      Игорь Максимильянович! Начали-то вы в тот раз неплохо, но, уж если речь идёт о сказке, то, мне кажется, лучше так: "В одном небольшом среднерусском городке жила-была девочка..."
      Итак. Девочка была вполне обыкновенная. Но в жизни ей очень повезло.
      Уж не знаю, по каким причинам, наверное, потому, что она с отроческих лет росла без родителей, Неизвестная доселе Фея одарила её дивным качеством: научила любить.
      Может, благодаря этому, у девочки всё получалось весело. Росла она быстрой, покладистой, умелой. Не стала очень красивой: в классическом понимании - не роза. А вот привлекала к себе! Как спелое яблоко... Хотя мягкость Александры была подобна его семечку: обсосёшь со всех сторон, но попробуй - разгрызи, не повредив зерна!
      Игорь Максимильянович много чего Василисе порассказал. Даже признал, что вначале, в поисках мотива преступления - он всё перевернул с ног на голову. Узнав, что лечилась она у Посередника тайком от мужа, и что они были знакомы с детства, умница Франц, конечно же, сразу подумал про "любовный треугольник"!
      Ошибся. Было всё не так просто.
      Много позже, собирая по крупицам откровения Бурханкина, и не поленившись специально съездить к Посереднику, он воссоздал иную причину гибели Шуры Степновой.
      Дело в том, что сказка эта - на самом деле была совсем о другой девочке.
      Другая девочка считала себя необыкновенной... Неописуемо красивой, необъяснимо умной. Ведь родители у неё были, по её понятиям, простые: папа - химик, мама - астроном. Пожили вместе и - разошлись. Но что такое папа и мама?.. Всего лишь фамилия! Зато имя дали ей неповторимое. И задача в этой жизни, стало быть, поставлена была перед ней - неземная!..
      Селене казалось, что она знает всё-всё на свете. Особенно, если дело касается отношений между мужчинами и женщинами.
      Она закончила медучилище, но пачкаться работой в больнице не захотела: уже поняла своё высшее предназначение - Соединять Судьбы! Селена даже в ЗАГС пошла работать: не сваха, но хотя бы инспектор по регистрации браков.
      Пути-дорожки привели Александру и Виктора Зуевича расписываться именно к ней. А к тому времени повзрослевшая девочка уже окончательно изобрела свою "теорию пар". Божьи дела Селена уложила в схему, где всё просто, как в аптеке.
      - Какой примитив! - воскликнула Василиса, узнав суть брачной теории Селены..
      - Говорите, примитив?!.. Я тоже так подумал вначале. Но примитив же оказался Прокрустовым ложем!.. Кроме того, мне кажется, это жутко заразно... Вспомните Циклопа... - Франц задумчиво пригладил ковыльную прядь волос.
      В женихе и невесте всё было - против "парных" законов Селены. Он - на двенадцать лет старше, никакого совпадения имён или чисел - ну хотя бы у их родителей. Только по восточному календарю оба - "собаки". Две собаки в одной конуре?!.. Сплошные несоответствия! В довершение, Виктор Зуевич взял фамилию Александры, стал из Рывного - Степновым.
      С трудом пережила Селена, когда эти Степновы со счастливыми лицами имели наглость заявить, будто их Бог соединил!
      А тут ещё вскоре появился Бурханкин: приехал на какой-то охотоведческий съезд.
      Не сильно-то Егор Сергеевич был ей нужен. Но, представляете - даты рождений совпали, и с именем он всё устроил... Прознал где-то (должно быть, сорока на хвосте принесла) про её "пунктик", взял - да и назвался Селеном.
      Очень уж Селена понравилась молодому знатоку леса.
      Вобщем, проходила она в девицах до тридцати четырёх лет, подбирая пару по себе, и вдруг так влипла! Узнала, что её собственный жених не Селен - а просто-напросто Егор - когда уже ставила подпись в книге регистраций брака и в собственном брачном свидетельстве.
      В тот момент шум поднимать не стала. Зато на следующий день!.. Примчалась в ЗАГС, какой-то невесте зубами порвала фату, топтала паспорта, регистрационные журналы...
      Закончилась бы сказка ещё тогда, много лет назад: схватили бы красавицу кощеи бессмертные и сгноили бы в подземельи (то бишь, в психушке). Но Лешак подхватил молодую и - бегом в своё лесное царство.
      На какое-то время Селена успокоилась: тесный контакт с мужчиной, новая обстановка, новые лица, новая жизнь. Она поработала в школе химичкой, задружилась с местной "знатью": Надеждой Тимофеевной, медсестрой из больницы, и с Лялей Хорошенькой, учительницей начальных классов. Когда чужие дети повырастали и учить в посёлке стало некого, перешла заведовать почтой. При этом, благосклонно принимала ухаживания единственного достойного, на её взгляд, кавалера - Тараса Григорьевича. Ну, конечно, не с целью брака: он оказался одним из немногих почитателей её таланта.
      И вот ведь судьба!.. Откуда ни возьмись, три года назад здесь появились Степновы... Решили они дать возможность сыну с невесткой пожить в городе самостоятельно.
      Виктор Зуевич и Александра вдохнули жизнь в старый никому не нужный дом. А поскольку волшебство Феи-крёстной по-прежнему действовало, вскоре на холме вокруг заброшенного пятистенка вместо оврагов да буераков образовался оазис.
      На свою беду приехали сюда Степновы.
      Они-то даже не вспомнили бывшую регистраторшу браков, но в голове властительницы ночи - при виде этой пары вдруг ожили мутные мысли.
      Обвиняя Степновых в своих неудачах, Селена стала копить силы и поджидать удобного момента.
      Такой момент наступил, когда назад в больницу исполняющим обязанности главврача был назначен Александр Степанович Посередник.
      Лучшего и придумать было нельзя! Он - Александр и она - Александра. Она - Степнова, он - Степанович. Кстати, и тут Селена ошиблась в поиске соответствий: фамилия Степнова образовалась не от имени Степан, а от слова "степь". Но даже если бы и знала - что за беда! И старше-то он - всего на четыре года, и по гороскопам всё сходилось. И холостяк, и брат Ляли-подружки, и давно знакомы, и по всему - приличный человек.
      - Времени у Селены было не так уж много, - увлечённо рассказывал Франц. - Ляля поделилась большим секретом: брат собирает материал для какой-то научной работы о влиянии окружающей среды на... не помню на что. Напишет - может в любой момент уехать. Тем более, Посередник недавно получил приглашение поработать в ЮАР. Скажу честно, я подозревал всех по-очереди. Даже медсестру Тимофеевну. Уж очень она в больнице злобилась на Александру, хотя знала ведь, что той уже нет в живых. Даже на Бурханкина грешил: он всегда оказывался где-то рядом с новым происшествием... Но наиболее явный мотив прослеживался у Хорошеньких. Особенно это стало заметно на поминках Шуры. Так что одобрить идею создания новой семьи Ляля могла. Судите сами: братец женится на фермерше, увозит её загорать в южные страны. Степнову одному здесь больше делать нечего... А отремонтированный дом, со скважиной, насосом, тёплыми удобствами, возделанным участком, хозяйством и всем прочим, - достойная "награда" Ляле за трудную жизнь.
      После некоторых размышлений Францу стало понятно: у Хорошеньких желание завладеть хозяйством, безусловно, было.
      - Но чтобы специально избавляться от фермеров?.. Всё-таки, следует быть объективным, - признал он. - Аркадий Петрович - слуга закона. Слишком на виду. Кстати, награждали Хорошенького не за так! И живот ему, оказывается, не помеха: в декабре капитан милиции помог задержать очень серьёзного бандита!.. Тот в лесу, в шалаше зимовал.
      Зато на Селену Игорь Максимильянович вначале никак не мог подумать! Хотя она быстро - подозрительно быстро - убралась из ресторана Дома Охотника, лишь увидела в руках Франца обёртку от бандероли со свадебным шарфиком Александры.
      - Кстати говоря, Селена сама же её и отправила. Вилли гордился тем, что жена лучше всех на почте умела из пергамента пакеты крутить. - Франц начал пальцем разглаживать морщины лба. - Весь ужас в том, что когда я её спрашивал, Александра была ещё жива...
      - Игорь Максимильянович, неужели думаете, что виноваты?.. - тихо вздохнула Василиса. Франц прочитал в тёмных глазах неподдельный интерес и понимание. - Да разве могли вы знать, что имеете дело с ненормальной особой?.. Да может, она - внучатая племянница Прокруста?!..*"
      - Не будем отвлекаться, - вновь собрался он с мыслями, - а то Егор Сергеевич сейчас вернётся.
      Итак, Селена начала усиленно строить "идеальную пару". С Посередником хлопот не предвиделось. Правда, он - хронический холостяк и болен работой. Но ветрогон, "вечный юноша".
      Александра тоже вначале подавала надежды: с появлением старого друга зачастила в больницу.
      А вот фермер Селене мешал. Пятнадцать лет прожитых с Александрой - не шутка! Прежде всего, она побывала на годовщине их свадьбы. "Пищевое" отравление фермера - её рук дело. Дело её жизни... Или его смерти...
      Бедный, честно исполнявший свою работу верный Варвар!.. Как он смел, думала она, заходиться на неё в злобном лае?! Будет лучше, если он станет безопасен, как пугало... Пускай сдохнет, решила, на супружеском ложе Степновых, символизируя ошибочность этого брака...
      А отравление Тимофеевны... Что оказалось главным? Месть?... (На похоронах крышка гроба Шуры так больно-пребольно врезалась углом Селене в живот. Медсестра откинула "подружку" от себя как прокажённую.) Или страх?.. Может, Тимофеевна начала уже кое-что понимать, чувствовала вину?.. Александра ведь лежала под её присмотром в отдельной палате (той самой, где отдыхал после обследования Франц, где потом умерла Селена... Вот почему оставшийся после фермерши букет - "плохая примета").
      И ведь как раз с позволения Тимофеевны Селена постоянно наведывалась к Шуре.
      Что-то она нахимичила с ними со всеми. Хоть в этом Бурханкин оказался ей полезен: выучилась от него травам, в основном - злым: всяким наперстянкам да беладоннам. Могла зелья разные варить.
      В попытках с фермером и медсестрой одержимая, видно, дозу недорассчитала: поначалу практики не было. Но уж с Игорем Максимильяновичем (который получил безымянные пирожки, что так не понравились Фомке) наверняка могла случиться беда.
      За что - его?..
      Франц ходил по следам. Вот-вот мог найти ответ. Она чувствовала это всей кожей, всеми своими взбесившимися клетками...
      Посередник уже собирался в долгосрочный отпуск: пора было вплотную заняться научными делами. Короче говоря, он уговорил Шуру недельку полежать в больнице под его присмотром.
      Об этом успела насплетничать Селене Тимофеевна. Даже не предполагая, что возможно болеть и не обращаться за помощью (Циклоп, например, с любым запором - тут же к врачам), - она искренне считала, что симулянтка Александра просто-напросто флиртует с доктором. Особенно, когда услыхала его фразу:
      "В отдельной палате тебе будет спокойно. А то Виктор Зуевич совершенно заездил любимую жену!"
      Шура договорилась с Александром Степановичем так: она доедет на автобусе до станции, чтобы люди потом могли подтвердить - там её видели. А Посередник уже будет ждать на машине и привезёт её в райцентровскую больницу. (Полная конспирация - как в детстве!) Но - никакой измены, "треугольником" даже не пахло.
      Как раз всё вполне понятно и - по-человечески: общие воспоминания. К тому же, со старым детским приятелем о недуге, о болезни сердца можно посоветоваться. Прежде Александра боялась: до мужа дойдёт, не хотела его волновать. У Виктора Зуевича и так здоровье сильно расстроилось.
      Здесь, в отдельной палате больницы, происходила основная "обработка" Шуры Селеной...
      Скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается...
      Селена начала с малого: потихоньку вытянула у больной из вещей ненавистный свадебный шарфик. (Франц был недалёк от истины, предположив, что та взяла его, как напоминание о семье).
      Селена запаковала его, поручила Ляле Хорошенькой найти в сельсовете какое-нибудь старое заявление Степновых (обязательно написанное рукой Шуры), вырезала из него адрес, наклеила на пергамент и - нате вам "Гуси-лебеди полетели, на крышу почты сели..." Первая ласточка разрыва с мужем.
      Потом - мадам Бурханкина ежедневно приносила в палату больной цветы и разговоры...
      Александра была вынуждена слушать бредовые идеи Селены, так как в этот момент оказалась достаточно беспомощна. Мужу наврала с три короба - теперь раньше, чем через неделю, домой показаться неловко. Вдобавок, как назло, сходя с автобуса на станции, подвернула ногу. А за машиной к кому обратишься? К враждебно настроенной Тимофеевне?.. Никто ведь не знал, что Шура в больнице. Конспирация-то сработала: полпосёлка видело, как её Виктор Зуевич провожал!
      И вообще, невозможно было представить, что Селена - всерьёз!.. Она ведь даже тосты на годовщине свадьбы за семью Степновых поднимала!..
      Франц не уточнял, что говорила Шуре Степновой в те дни Сподвижница Гименея (свидетелей при этом не было. Да и не хотелось воспроизводить сумасшедший бред).
      Он лишь вспомнил вслух "Записки" осенней гостьи:
      - "Щедрое солнце живое! Но древо растёт - кривое. Всех соков земли хватило! Но тень его - паутина."
      А теперь - о самом страшном.
      Селена была готова биться головой об стену: у неё ничего не получалось.
      В воскресенье утром Александра потребовала у доктора, чтобы он её выписал. Объяснила причину. Посередник вместе с ней возмутился назойливому упрямству Селены. При всём его прекрасном отношении к Шуре, подруге детства, он не собирался менять статус холостяка и делать из неё подругу жизни, а тем более - разбивать её налаженную жизнь. Ко всему, его ждала любимая работа, материала для которой он уже набрал предостаточно.
      Доктор сурово отчитал Селену. Заявил, что всё это попахивает маниакальным психозом, и потребовал, чтобы она не смела вмешиваться в то, что её совершенно не касается. Одновременно - выговорил Тимофеевне за распивание чаёв с посторонними людьми. Сам - спокойно отправился подготовить все дела для передачи Марку Анатольевичу Рубину.
      Селена послушно удалилась. Но в её больной голове уже созрел план, как наказать идиотку, не пожелавшую узреть перст судьбы, и упрямо цеплявшуюся за жизнь с неподходящим для неё человеком.
      Прежде всего она в предпоследний раз навестила фермершу Степнову. Извинилась перед ней и, якобы заключив мир, предложила послать мужу телеграмму. (Надо же, мол, сообщить о том, что Александра завтра "возвращается" от родственников!) Пообещала, что сама её отправит...
      Чьё изощрённое злодейство руководило воспалённым воображением Селены, какой нечистый избрал её своим орудием - нам неведомо. Виктор Зуевич уже со вчерашнего дня находился в больнице: слёг с обострением язвы. Совсем рядом с женой, только - на другом этаже.
      Успокоенная Шура, ничего не подозревая, написала ему несколько слов.
      Селена забежала на почту, "отправила" телеграмму (которую Бурханкин по её поручению сам доставил фермеру в палату).
      Потом заглянула к Тимофеевне, договорилась, что поздно вечером придёт к ней ещё раз: из принципа! Но пусть та не волнуется: врачей ведь уже не будет и подружки спокойно, цивилизованно пообщаются.
      Потом оседлала Орлика и, одна нога - здесь, другая - там, съездила в усадьбу: отравить Варвара.
      Все считали, что кончина Александры была безвременной, но естественной: сердце устало трудиться.
      Нет! Александру Степнову убила - всё-таки именно убила - Селена.
      Произошло это так.
      Выпили они с Тимофеевной сто двадцать первую чашку чая часов в одиннадцать ночи. Медсестру начало вдруг сильно клонить в сон и, пока окончательно не разморило, поднялась она к "этой бездельнице" фермерше, которая "уже дрыхнет перед завтрашней выпиской". Доктор велел - последнюю капельницу - не пропустить ни в коем случае.
      Селена попрощалась: ушла "своего пропойцу-лешего из грязи вытаскивать..."
      На самом деле вернулась, дождалась, пока Тимофеевна уйдёт из палаты, вошла к сонной Шуре - тоже попрощаться - и...
      - И что?.. - потемнела Василиса. - Она вколола фермерше отраву?.. Почему же тогда в крови не обнаружили?..
      - Когда я поделился своими подозрениями с доктором Рубиным, он сказал, что ей почти ничего делать не пришлось, - объяснил Франц. - Видите ли, есть препараты, которые нужно вводить очень медленно, постепенно, через капельницу. Если, например, калий быстро попадает в организм, он - не помогает, а убивает... Селена училище медицинское оканчивала. Помнила!.. Убедившись, что дело сделано, она унесла тело. Взамен оставила на столе тот самый черновик телеграммы.
      Франц принёс из кабинета и показал мятый клочок бумаги с кудрявым почерком:
      "Я здесь больше не нужна и очень скучаю. Возвращаюсь домой. Всё объясню при встрече. Шура."
      - А откуда эта записка у вас? - спросила Василиса.
      - От самого Посередника Александра Степановича... Невольного виновника... Я ездил к нему в город. Он тогда ещё ничего не знал о смерти Шуры.
      Рано утром Посереднику передала листочек Тимофеевна, которая его нашла в пустой палате. Ничего не заподозрив, решила, что Александра ушла, не дожидаясь выписки. Так же подумал Александр Миронович. Уехал в свой долгожданный отпуск со спокойным сердцем: ушла и ушла. Лишь слегка обиделся, что не попрощалась!
      - Одного только не пойму, - недоумевал Франц, - как Селена тело Шуры смогла из больницы в усадьбу перенести? Или ей кто помог?.. Да нет, вряд ли. - И замолчал, погрузившись в размышления: "Неужели безумие - заразно?.. Но не до такой же степени... Они же с Циклопом почти не общались..."
      - Ну конечно помог, Игорь Максимильянович! - мгновенно сообразила Василиса. - Орлик помог... А из окна - она сама... Вы же сами говорили, как легко на поминках Селена потащила на себе Тимофеевну в дом!..
      - Да-а... - протянул Франц. - Она могла сама...
      Глаза Василисы округлились:
      - Ой, это же не где-то "там", это же в тот дом, где я вас ждала... Певунья нервно передёрнула плечами: - Слава Богу, вы мне раньше не рассказали, я бы там одна не осталась ни минуты!..
      "Слава Богу, - подумал Франц, - что она не знает о капкане в развалинах флигеля, где мы с Вилли нашли и потеряли тело Ростовцева!"
      - А крёстная знает, что у вас тут случилось?..
      Игорь Максимильянович погладил Фомку, вопросительно поднял бровь. Потом подлил себе чаю, обнял кружку, заглянул внутрь, подставив лицо пару.
      - Что, Фомка, чего тебе?..
      Мокрый собачий нос ткнулся в вопросительно вытянутую ладонь.
      - Ах, ты о хлебе насущном? Да - на, на! Съешь котлетку! Волчок, помоги другу.
      Певунья стала накрывать на стол, безошибочно определяя, где что лежит из посуды.
      - Как вы думаете, Игорь Максимильянович, удалось бы что-нибудь доказать?..
      Франц сомневался.
      - Не знаю. Скорее всего - нет...
      - "Мне отмщенье и Аз в-воздам!" - задумчиво сказала Василиса. И воскликнула: - Он воздал!.. Я думаю так: удар Селены о крышку гроба на похоронах, желчный пузырь лопнул и вся её желчь... Конечно, это Господь воздал! Бедный наш Егор Сергеевич!..
      Глава четырнадцатая
      Нечаянная радость
      Наступило лето. Франц обживал новую веранду: только что закончил перестройку сеней, даже ещё не застеклил.
      "Папочка! Зачем я оставила тебя там одного?.. Думаю о тебе каждый день... За всё надо платить, за счастье - тем более. Вот я за всё сразу и плачу..."
      Игорь Максимильянович снова перечитал эту фразу. Слово "плачу" расплылось бирюзовым озерцом.
      Не вставая, он через раскрытое окно взял с резного комода двойную фарфоровую рамку с ангелочками по углам. Вгляделся.
      Не то: обе карточки давние. На одной - покойная жена, темноглазая радостная Жизнь, невозвратная потеря. На другой - длинноносое, в отца, хрупкое создание, сплошное сомнение, бесконечное его беспокойство: дочь перед отъездом в Германию...
      Грудь Франца - как тогда, как всегда - тоскливо пронизало. Невозвратимость грубо сжала горло, застелила глаза...
      Даже оставшись далеко позади, смерть татуировкой впечатывается в память...
      Сколько лет он уговаривал себя, что не видел, как это случилось. Но нет - видел!.. Она упала с палубы прямо под винт парохода... Единственное, что успела, - разжать пальцы, сжимавшие ручонку Лизхен.
      Зачем помнить? И - как?.. Живого любимого человека или его ужасную гибель?.. Или надо хранить память о ком-то другом: о том, кто был молод и потому - бесстрашен... честен и потому - доверчив... самоуверен и потому бессилен?... Каким был до того, как это случилось...
      Не сама упала. Он видел!.. Падению предшествовал сильнейший толчок в спину... Увидел, всё понял и - сломался...
      Под шезлонгом трижды ритмично стукнуло в пол. Фомка, собачья душа, подавал условный знак, бурно приветствовал кого-то хвостом.
      Известно, кого!
      - Наверно, я просто пока не заслужил одиночества!.. - вздохнул Франц.
      - Фима, ты дома? - послышался с крыльца нетерпеливый голос.
      - Не видишь, открыто! - хрипло отреагировал Франц на приход Бурханкина, быстро вернул рамку на место, прокашлялся, проморгался и тогда только махнул Бурханкину: давай, мол, заходи.
      Егерь для порядка пару раз топнул на входном ершистом коврике, шагнул через порог. Тут же запутался в объятиях Фомки. Поздоровался вначале с ним, затем подошёл к Францу.
      Глянул в покрасневшие веки с выцветшими ресницами и встревожился:
      - Ты не заболел, часом?
      - Каждому свой срок, Вилли! Не век же небо коптить...
      - Типун те на язык, - возмущённо брякнул Бурханкин, перекрестился и участливо предложил лекарство: - Пивка хочешь? - и бодренько воскликнул: Мы с тобой ещё поживём!.. Ох, и пылюга! Все зенки забило. Тебе тоже, небось, на дворе надуло?..
      - Вот-вот, - согласился Франц, - ветром... - Он встал, по дороге на кухню тоскливо заметил: - Кому повешену быть - тот не утонет. Тащи своё пиво! Сколько я должен?
      Бурханкин покатился следом.
      - Обижаешь, Фима!.. Я угощаю. Михеича встретил с утречка. Я и не ждал уже вовсе, а он, это... уважил: "Егор Сергеич, - говорит, - должок, говорит, - за мной!" - Представляешь, отдал! Давай в зале посидим, что мы, дикари - на кухне ютиться?..
      - Можем на веранде... - донёсся голос Франца.
      - А телевизор отсюда видно?..
      Егерь приволок с крыльца и выставил на круглый обеденный стол трофеи: четыре бутылки и пакет с мелкой таранью. Присел на корточки, схватил Фомкину морду в ладошки, что-то молча спросил. Тот молча ответил...
      С возвращением Игоря Максимильяновича оба засуетились, завиляли, в частности Фомка (будто один из высоких бокалов, что принёс хозяин, предназначался ему).
      Бурханкин споро переложил королевский халат и пижаму Франца со спинки стула на диван, плюхнулся в деревянную ложбину венского сиденья.
      - Давай, Фима, включай телевизор. Посмотрим, что новенького.
      - А, - вяло возразил Франц, - что там может быть...
      Егерь приосанился.
      - Мне интересно послушать, как живёт народ.
      Франц объяснил, откупоривая бутылку:
      - Мы с тобой даже не народ, Вилли, мы - население!.. А новости будут в полдень.
      Но телевизор всё-таки включил.
      Минут пятнадцать их уныло развлекала политическими дебатами какая-то правительственная дама, рьяно подтверждая только что сказанное Францем:
      "Население не живёт, а выживает!" - скорбно вещала она, выгодно блистая против какого-то лидера с уркаганским имиджем.
      Франц переключил на другой канал. Там во всех подробностях, с различных ракурсов, показывали криминальные новости. Он посмотрел, не выдержал, произнёс что-то ёмкое.
      Бурханкин быстро захлопал короткими щеточками ресниц:
      - Как ты сказал?
      Игорь Максимильянович поставил бокал и попытался объяснить.
      - Ты вот, охотовед Егор Сергеевич Бурханкин, разве не видишь, нам постоянно напоминают: в дерьме живём! Ну?.. Становится нам веселее от этой информации? Мы оптимистичнее смотрим на жизнь?..
      - А чё нам на неё смотреть? - бодренько откликнулся егерь, утирая губы. - Некогда смотреть. Живём, как умеем. Может, похужее, чем раньше в телевизоре! Но в натуре - всё одно: что тогда, что теперь.
      Игорь Максимильянович ядовито возразил:
      - Раньше был другой госзаказ: всё у всех было распрекрасно! Теперь же - нам открыли глаза: кругом лишь канализация. И к какому месту прикажете прикладывать сию "полезную" информацию?
      Пока Бурханкин кивал, громко вкушая хмель, Франц продолжал:
      - Народ сам знает, где у него болит. Вы нам покажите, где выздоровело!.. Как бы ни было погано, жизнь-то всё равно происходит. Я строю, лечу, учу, учусь, сочиняю, дружу, сею, рожаю... - (Тут Бурханкин вдруг перестал кивать.) - Я люблю, страдаю и мучаюсь, пою и радуюсь. Я не только телевизор смотрю... Я ещё умею читать, а иногда и думаю...
      - Ты, Фима, не путай меня! - вдруг обидчиво заявил егерь. - Ты-то чего Иванушкой рядишься?.. Учить ты мастак! Но когда ты сеял? Ты и охотишься только из удовольствия, а не для прокорма.
      Он выразительно обвёл глазами прочный пятистенок и всё, чем друг-законник смог благоустроить дом. Громада-холодильник из Германии сам о себе напомнил рёвом.
      Франц поморщился:
      - Я же в общем смысле... Я хочу сказать, что...
      - Вот и говори за себя! Ты вот как-то устроился. И даже дочь у тебя есть, подарки тебе шлёт... У меня вот - ни одной живой души на свете, кроме Волчка...
      Франц уже двадцать один раз пожалел о своей внезапной откровенности.
      Он сразу перевёл разговор на более понятные Бурханкину вещи:
      - А где Волчок? Почему ты без него?
      - Да, - вздохнул Егор Сергеевич, - Волчок в лес подался, видно, пора ему пришла. Не станет он дома помирать.