Зверюшки

Впрочем, эта Нинель держалась на равных, вместе со всеми отправилась в баню, не стесняясь ни своей наготы, ни наготы окружающих (возможно, потому что ей было уже за тридцать, и она выглядела зрелой женщиной в отличие от прислуживающих им девочек, Одворил почувствовал, насколько неэлегантно он выглядит со своим низеньким ростом и дряблым жирным телом, колышащимся, как студень, при каждом движении), лихо пила водку, слушала, не краснея, малопристойные анекдоты, без которых не обходятся подобные сборища, и сама рассказала пару новых, доселе Одворилу не известных - даже не обращала внимания на ухаживания своего псевдо-мужа за одной из девушек, то и дело игриво подсаживающейся к нему на колени. В общем, славная собралась компания, и о делах почему-то почти не говорили - все больше о выпивке и грибах. Затем, конечно, и до Зверюшек добрались.
      Нинель поведала душераздирающую историю о том, как она купила в магазине рыбу, принесла домой, стала резать - а внутри у рыбы вместо мяса и внутренностей оказалась розовая субстанция, похожая на пористую резину. Мнимый муж вполне искренне повозмущался тем, что она ничего ему не рассказала, а затем в свою очередь изложил байку про Зверюшек, которые тайком пожирают рогатый скот, после чего сами прикидываются коровами, так что убытки невозможно зафиксировать. Некоторые даже научились давать молоко, с виду и на вкус совсем как настоящее, но при попытке их зарезать они либо возвращаются в свое исходное состояние, либо тоже оказываются внутри начиненными неизвестным науке веществом. Свой рассказ он закончил предложением, что неплохо бы повысить цены на молоко, раз сельское хозяйство терпит убытки. Председатель телерадиокомитета заявил, что распространение таких слухов следует безжалостно пресекать, и посетовал, что Краевой отдел пропаганды не дает ему соответствующих директив. При упоминании об Отделе пропаганды все погрустнели - у заведующего отделом, в недавнем прошлом завсегдатае одвориловских сборищ, пару недель назад при невыясненных обстоятельствах на озере Итык пропал сын, по какому случаю он перестал появляться в обществе. Тогда Одворил взял инициативу в свои руки и поведал гостям подробности расследования. Выяснилось, что пропавший без вести отпрыск взял с собой девушку, о которой тоже с тех пор ни слуху ни духу. До озера они добрались - их машина была найдена на берегу, завязшая в глине. Вещи тоже оказались на месте, правда, кое-что успели растащить несознательные местные овцеводы. Самым загадочным оказались две находки засохшая лужа блевотины неподалеку от машины и придавленный камнем купальник девушки, изрядно измятый и истерзанный. Анализ "пищевых остатков" не обнаружил в них никаких ядов. Все следы оказались нечеткими и смазанными. В общем, специально созданная комиссия, которую возглавлял сам Одворил, так и не сумела ничего выяснить.
      Однако, история Одворила не улучшила его гостям настроения, и Председатель телерадиокомитета начал рассказывать про гада, которого видел недавно на таежном Горелом озере. По его словам, эта тварь имела длинную лебединую шею с крохотной головкой, лапы с перепонками и туловище, похожее на сковородку - такое же круглое и даже с углублением посередине. И дробь, по словам Председателя, отскакивала от него, как от сковородки - с гулким звоном. Так ему и не удалось добыть этого гада, что никого не удивило неуязвимость Зверюшек всем была известна.
      Войдя в азарт, Председатель принялся размахивать руками, изображая, как поднимает ружье и прицеливается - и все содержимое пивной кружки, выполняющей роль ружья, вылилось на его волосатую грудь. Будучи весьма брезгливым человеком, он побежал под душ - отмываться.
      Он явился через пару минут, покрытый мыльной пеной, громко заявляя, что разберется с теми диверсантами, которые отключили воду.
      Одворил развел руками и произнес, пытаясь выдавить из себя улыбку:
      - Придется посылать Дитриха за водой из ручья.
      Секретарь городской редколлегии сказал:
      - Подождите! Есть же ещё и кран!
      - Ну и что? - пожал плечами Одворил, оборачиваясь к раковине умывальника. - Трубопровод-то один.
      - Нужно все до конца выяснить, - заявил Председатель. - Это заговор.
      Редактор по идейному наследию протянул руку к крану, и в это мгновение в сливной горловине заворчало, как ворчат трубы, когда отключают воду, и из нее, как чертик из коробочки, навстречу людям выскочила мерзкая тварь. Она была отдаленно похожа на ящерицу. Самым отвратительным в ней был её цвет буро-зеленый, как будто она только что извалялась в навозе, и вдобавок её морщинистая кожа была покрыта мелкими пупырышками и редкими волосками. У твари была большая голова - оставалось непонятым, как она пролезла по трубе - с маленькими черными бусинками глаз и огромной пастью, набитой мелкими острыми зубами. Никто и опомниться не успел, как эта тварюга вцепилась в руку Председателя телерадиокомитета, прокусив её до крови, и молниеносно прыгнула на грудь Нинели, процарапав на ней острыми коготками лап кровавые борозды. Нинель закричала от страха и боли и смахнула мерзкую тварь на пол. Та, прыткая, как резиновый мячик, бросилась на одну из девушек, Линду. Линда подпрыгнула в воздух, так отчаянно завизжав, что у всех заложило уши. Через мгновение к ней присоединилась и Августина, которой тварь пыталась взобраться на ногу. Она отскочила к Одворилу и укрылась за спиной хозяина, вцепившись ему в плечи. Председатель телерадиокомитета, изрыгая бешеные ругательства, схватил пивную кружку и швырнул её в тварь. Кружка со звоном разлетелась на осколки.
      Тварь металась по сауне так проворно, что за её перемещениями было невозможно уследить. Люди шарахались в стороны, стараясь не оказаться у неё на дороге, отталкивая и сбивая с ног друг друга. Председатель телерадиокомитета метался вслед за тварью, швыряясь в неё всем, что попадалось под руку. В пылу погони он поскользнулся на мыльной пене, натекшей с него же самого на пол, повалился на Нинель, и та ударилась о раковину и расшибла себе руку. Наконец, Грета, самая энергичная и сообразительная из девушек, оправилась от шока и в чем была бросилась за помощью. Через минуту она вернулась в сопровождении садовника и одного из охранников. Но в сауне уже было тихо. Люди затравленно озирались.
      - Где она? - спросила Грета, оглядываясь.
      - Ушла, - еле выдавила из себя Августина, все ещё пытаясь спрятаться за спину Одворила. - Прыгнула назад в раковину и пропала.
      Она не успела договорить, как Линда вновь пронзительно завопила, вытаращив глаза. Все поспешно обернулись и увидели, что мерзкая тварь снова выпрыгнула из раковины, хлопая огромным ртом, как будто её дергали за ниточку. У дверей возникла давка - все спешили покинуть проклятое место. Садовник, сжимая в руке тяпку, кинулся вперед, слепо нанося удары направо и налево. Но неуловимая тварь каждый раз избегала гибели, метаясь из стороны в сторону. Охранник, вытащивший пистолет, пытался разобраться в происходящем. Стрелять он не мог, не рискуя попасть в увлеченного охотой садовника. Наконец, тварь снова исчезла в раковине, и суматоха улеглась.
      Все были так подавлены происшествием, что ни о каком продолжении веселья не могло быть и речи. Дверь в сауну закрыли и заперли на замок. Затем стали изучать свои травмы, собираться и разъезжаться. Хуже всех пришлось Нинели. У неё была расцарапана вся грудь и серьезно повреждена рука. Председатель телерадиокомитета во время беготни в страшной жаре едва не заработал инфаркт: он был багровый как рак и, казалось, вот-вот вскипит. Дыхание с хрипом вырывалось из его разинутого рта, а больше он очень долго не мог ни шевелиться, ни даже членораздельно говорить.
      Одворил уехал в город вместе с гостями, заодно дав двухнедельный отпуск своим девушкам, чтобы они оправились от тяжелых переживаний. Вновь он осмелился показаться на даче только через три недели, но ещё долго после этого никто не приезжал к нему на выходные, и знаменитая сауна пустовала, запертая на замок.
      11.
      Однажды, когда Н. лежал на нарах в безразличной отрешенности, раздался скрежет открываемой двери, и сквозь наполняющий камеру дремотный туман проникли слова:
      - Кто здесь Н.? На выход!
      Н. не имел никакого желания никуда идти. Опять начнутся унылые бессмысленные вопросы и омерзительные сцены в кабинете следователя. Его почти отключившемуся мозгу стало ясно, что если он не станет откликаться и будет лежать на нарах, с ним ничего не сделают - бить его нельзя, а что они ещё могут придумать? Но какая-то последняя частица мозга, из которой ещё не выветрилось привитое с детства законопослушание, послала сигнал полуатрофировавшимся мышцам. Он сел, опустив ноги на пол, протер слипающиеся глаза и выдавил из себя какие-то звуки, которые должны были означать: "Это я".
      Как ни странно, никто его не торопил и не понукал. Тюремный смотритель был на удивление молчалив и смирен, а стоявший рядом с ним щуплый чернявый человек в кителе просто сверлил Н. пронзительным взглядом. Н. с трудом поднялся на ноги и заковылял к двери. Мрачная торжественность поджидавших его стражей сказала ему больше, чем любые слова. "Посмотрим на урановые рудники, если Филипп не врал", - вяло подумал он.
      За его спиной гулко захлопнулась железная дверь. Мысль о том, что он больше не услышит этого грохота, такого же безнадежного и обжалованию не подлежащего, как стук печати в Комиссии, почему-то обрадовала Н. Правда, кто знает, какие двери ему встретятся там, на рудниках... Впрочем, в любом случае мучиться осталось недолго.
      В коридоре их зачем-то ждал второй офицер. Он обменялся парой коротких реплик с первым конвоиром и возглавил процессию. Н. вели коридорами, по которым он никогда раньше не ходил. Казалось, что подземные проходы опускаются все ниже и ниже: ему несколько раз приходилось спускаться по грубым бетонным ступенькам с торчащими из них прутьями арматуры, но подниматься - ни разу. Тусклые лампочки попадались все реже, и вообще сам коридор все больше походил на туннель. Редкие железные двери выглядели так, будто их уже десятки лет никто не открывал, и они намертво приржавели к петлям. Н. обратил внимание на непрерывно тянущуюся вдоль стены тонкую проволоку и, приглядевшись к переднему конвоиру, понял, что тот почти не снимает с неё руки, прослеживая её направление. Двери, кое-где перегораживавшие коридор в более обжитой части тюрьмы, им давно не попадались. Потом и лампочки кончились, и по сырым стенам запрыгало пятно света из фонарика.
      Чем дальше, тем внимательнее приходилось смотреть под ноги. Туннель стал таким низким, что приходилось идти, сильно согнувшись, рискуя либо расшибить лоб об какой-нибудь выступ, либо свалиться в яму прямо посреди прохода - такие ямы попадались им иногда, и каждый раз передний провожатый предупреждал, что надо быть осторожнее, но луч его фонарика не мог выхватить из темноты и пол, и потолок. Вонь от нечистот и разложения, как ни привык к ней Н. за время сидения в камере, стала почти нестерпимой. Гулкое пространство туннеля доносило до них непонятные шорохи, царапанье, шипение, звуки, похожие на стремительное бегство множества мелких существ, стучащих когтями о твердую поверхность. Н. смутно припомнил разговоры сокамерников о тюремных коридорах; тогда он считал, что они ему приснились, но сейчас пришел к выводу, что, похоже, слышал их на самом деле.
      В какой-то момент до Н. дошло, что привычка ходить, держа руки за спиной, за тот месяц или больше, что он безвылазно просидел в камере, оставила его, и он, хотя сперва выполнял принятый в тюрьме ритуал, уже давно идет, размахивая руками в такт шагам, но никто из его провожатых не обращает на это внимания и не требует вести себя как положено. Заметил он и то, что передний конвоир идет как-то настороженно, с легкой опаской огибая углы - совсем не так, как водили его на допрос. Наконец, когда Н. уже давно потерял всякое представление о том, сколько времени продолжается их путь и какое расстояние они прошли, и двигался чисто по инерции, как игрушка, у которой ещё не кончился завод, они внезапно оказались в тупике. Предводитель остановился и, полуобернувшись, спросил у замыкающего:
      - Здесь?
      Н., удивляясь собственной наглости, обернулся, заметив при этом, что тюремный смотритель куда-то исчез и они остались втроем, и, глядя в лицо человеку в кителе, задал вопрос:
      - Кто вы?
      Он был уверен, что эти люди не имеют никакого отношения к персоналу изолятора. Более того, он полагал, что они каким-то непонятным образом уже давно выбрались за пределы тюрьмы. Судя по тому, как гудели его ноги, они прошли не меньше пяти километров - и он ещё удивлялся, как у него хватило на это сил. Не могут тюремные коридоры так долго тянуться!
      Конвоир - в руках у которого не оказалось оружия, свой пистолет он убрал в кобуру - не разразился вспышкой ярости. Он спокойно встретил взгляд Н. и ответил:
      - Потом вам все объяснят. А я не имею полномочий.
      Передний ударил кулаком по шершавой глухой стене, и на бетоне появились четкие линии прямоугольника, обрисовавшие контур потайной двери. Она отъехала в сторону, офицер вытащил из кармана черную тряпку и сказал:
      - Извините, но мы должны завязать вам глаза.
      Н. не стал протестовать; если таковы правила перехода из этого мира в какой-то другой - какой, он не в силах был себе представить, а может быть, подсознательно боялся представлять - так что ж.
      После того, как ему завязали глаза, один из провожатых взял его за руку и провел сначала метров десять вперед, а затем ещё столько же вбок.
      - Тут лестница, - сказал он. - Осторожнее.
      Н. стал подниматься, нащупывая руками и ногами железные ступени. Наверху ему снова подали руку, помогли взобраться, и Н. ощутил кожей лица сухой и пыльный воздух летнего города. Не успел он опомниться от неожиданного сюрприза, как его снова схватили за руку и повели дальше. За спиной он услышал железный лязг. Ноги ступали не по грубому бетону туннеля, а по ровному асфальту. Затем его усадили в автомобиль. Щелкнула, захлопнувшись, дверца, зафырчал мотор, и машина покатилась.
      - Можешь снимать, - раздался чей-то удивительно знакомый голос.
      Н. сорвал с головы повязку, заморгал, огляделся и сразу же увидел, что они катят по проспекту Героев, проходящему по правобережной стороне города. Но водитель... не узнать это простоватое лицо с добродушной улыбочкой, эти не поддающиеся никакой расческе волосы было невозможно.
      - Здорово! - хмыкнул Свен, оборачиваясь к остолбеневшему Н. Звук его голоса убедил Н., что перед ним не мираж, но разинутый от удивления рот никак не желал захлопываться. Он сомнамбулически пожал протянутую ему руку приятеля и ошеломленно пробормотал:
      - Что все это значит?
      - Это значит то, мой милый, что с возвращением тебя из Столицы!
      - Но я дотуда так и не дое... - произнес было Н., но даже не закончил фразу, настолько внезапно его захватила необходимость узнать ответ на более важный вопрос. - Что с Алиной? - поспешно выпалил он, как будто бросаясь в ледяную воду. Он безумно боялся ответа, который мог дать ему Свен, но неизвестность была ещё мучительнее.
      - В порядке, - поспешно ответил Свен. - Жива-здорова. Ждет тебя.
      Облегчение было таким огромным, что Н. ощутил полный упадок сил. Мир, казавшийся плоским и черно-белым, начал обретать материальность.
      - Где она? - продолжил Н. расспросы.
      - Мы к ней едем, - Свен похлопал его по плечу и ухмыльнулся. - Черт, везет же некоторым. По мне бы кто так сохнул!
      - Нам далеко?
      - Не очень. На дачу к товарищу Одворилу.
      - Кому-у?!
      - А ты, что, знаешь его? - в свою очередь, удивился Свен.
      - Как же, наслышан! - язвительно процедил Н. - Если вы меня ради него из этого изолятора, или как там его, вытащили, то могли бы не стараться.
      - Ну не знаю, чем он тебе не угодил. Очень симпатичный мужик, среди Любимых Руководителей ты второго такого не встретишь. И в тебе принимает участие. А раз он приложил такие старания, чтобы освободить тебя - между прочим, первый случай на моей памяти - то надо нанести ему хотя бы визит вежливости, тебе не кажется?
      - Так это были его люди?
      - Что значит его люди? Обыкновенные служащие, выполняющие задание начальства.
      - А ты тут с какого бока примазался?
      - Помнится, я обещал тебе, что постараюсь помочь. Вот и помогаю... в меру своих сил. И за Алину тебе Одворила надо поблагодарить - он ей приют дал, что, между прочим, противозаконно.
      "В конце концов, Филипп мог врать", - успокаивал себя Н. Теперь его грызло нетерпение; он был готов молотить кулаками по приборной доске, чтобы машина ехала быстрее, а легким не хватало внезапно ставшего душным и горячим воздуха. Н. казалось, что на всех светофорах при их приближении будто нарочно зажигается красный свет и никак не желает сменяться зеленым. Он скрежетал зубами и стискивал ладони, переплетая пальцы и едва не ломая их.
      Свен, заметив его состояние, усмехнулся:
      - Потерпи чуть-чуть. Два месяца ждал, а сейчас всего-то полчаса осталось!
      - Два месяца? А сейчас какой у нас месяц?
      - Начало августа.
      - И год тот же самый?
      - Разумеется.
      - Я представления не имел, сколько времени прошло. Мне казалось, я там вечность просидел. А оказывается, всего пару месяцев... Так что случилось с Алиной? - продолжил он расспросы. - Кто были те люди в джипе?
      - Она была ранена в бедро, и вдобавок при падении сломала руку, но сейчас уже поправилась. А те люди... Думаю, ты как-нибудь с ними встретишься. Видишь ли, твоя личность многих интересует. Впрочем, все равно ты сейчас ни черта не соображаешь, верно? Так что не забивай голову вопросами. Отдохнешь, и тогда у нас будет серьезный разговор.
      Н. крутил головой, пытаясь заметить какие-нибудь перемены в городском пейзаже. Но нет, все было по-прежнему - серые от пыли тополя, неуклюжие вывески, выбоины на мостовой, жестяные коробки троллейбусов. На окраине города Свен повернул на дорогу, идущую по долине реки Барахты. Н. никогда по ней не ездил и полагал, что дорога ведет в какой-нибудь санаторий или воинскую часть. Шлагбаум, загораживавший въезд на дорогу, блестел свежей краской. Из будки вышел часовой с автоматом. Свен перекинулся с ним парой фраз, часовой кивнул и поднял шлагбаум.
      Лента шоссе, идущая по горной долине, постепенно забиралась все выше. Листва на растущих вдоль дороги березах уже пожелтела. Кое-где на склонах виднелись причудливые скалы, в которых фантазия могла увидеть скульптурные изображения людей и животных. Наконец, дорога повернула ещё раз и по распадку вывела к большому дому, стоявшему в центре широкой безлесной котловины. Н., вспоминая услышанные в тюрьме рассказы об Одвориле и его гареме, был сильно разочарован - хотя здание имело внушительные размеры, на дворец оно не тянуло. Машина миновала ворота с двумя часовыми и подкатила к дому.
      Какой-то высокий худой человек сбежал с крыльца и открыл дверцу машины. Н. вышел, настороженно озираясь. К дому вела огибавшая неработающий фонтан дорожка, аккуратно выложенная каменными плитами, с газонами по обеим сторонам. Разительный контраст с цветниками составлял высоченный глухой забор, как будто отрезавший дом от внешнего мира.
      Навстречу гостям с крыльца спускался хозяин дома, сам товарищ Одворил - низенький пухленький человечек с румяными щеками, подвижный, как капля ртути.
      - А-а, вот и вы! - обрадованно воскликнул он, потирая руки. Он весь так и излучал из себя радушие. - Давно мечтал с вами познакомиться!
      - Вы очень вовремя! - заявил Одворил, пожимая им со Свеном руки. Сейчас подадут обед. Впрочем, - подмигнул он, - уверен, что вам не терпится встретиться ещё кое с кем... Вас ждут. Только не задерживайтесь, проходите в столовую.
      Н. осознал, что Свен тащит его куда-то вглубь дома. Он краем глаза замечал высокие потолки, отполированный до блеска паркет, охотничьи трофеи на стенах. Затем распахнулась ещё одна дверь - и перед Н. предстала Алина.
      Мгновение они остолбенело глядели друг на друга, затем Алина сорвалась с места, подбежала к нему, повисла у него на шее и начала целовать его с энергией, совершенно ошарашившей Н. Он сделал слабую попытку обнять её в ответ и тоже поцеловал - робко и недоверчиво.
      - Ну, здравствуй, - вымолвил он, наконец, чуть отстраняясь от Алины, чтобы остаться в её объятиях, но иметь возможность рассмотреть её получше. - Давно не виделись, однако.
      - На кого ты похож, Н.! - воскликнула Алина. - Что они с тобой сделали!
      - Ничего особенного, - ответил Н. - С другими обходились гораздо хуже.
      Алина тоже выглядела неважно - сильно похудела, под глазами чернели мешки, отощавшие руки были бледными до синевы. Но все равно она была такой красивой, что сердце Н. на каждом ударе проваливалось в какую-то дыру.
      - Зачем такой похоронный тон? - побранил приятеля Свен. - Ну ладно, что тут встали? Проходите.
      - Идем, - сказала Алина, взяв Н. за руку. - Формально я до сих пор на постельном режиме, - она кивнула в сторону незастеленной кровати.
      - Это из-за того? - спросил Н. - Бедная... - и он снова прикоснулся губами к впалой щеке подруги.
      - Ой, оставь, - отмахнулась Алина. - Все это давно прошло и зажило. Вот ты только зачем под пули лез?
      - Под какие пули? - удивился было Н., но сообразив, о чем речь, прибавил, - а что же мне ещё оставалось делать?
      - Ну ничего себе! А если бы ты погиб, как бы я тогда - об этом ты подумал?
      - Тогда мне надо было думать только об одном - как бы тебе не попасть в лапы к этому негодяю, - устало произнес Н. Он был настолько измотан, что ему не хватало сил на возмущение злодеяниями Акрора и его подручных.
      - Ну ладно, не сердись, - улыбнулась Алина. - Садись, и дай я на тебя погляжу хорошенько.
      - Наглядитесь еще, - оборвал их словоизлияния Свен. - Хозяин ждет. А я, между прочим, целые сутки не ел.
      12.
      В столовой Н. озирался в поисках следов того гарема, о котором толковал Филипп, но видел только двух прислуживавших им длинноногих девиц, одетых весьма легкомысленно - в чрезвычайно коротенькие юбочки и прозрачные блузки - но все-таки одетых. Когда с обильным обедом, тяжелым комом улегшимся в желудке у Н. - он отвык от подобных трапез, а если точнее, то не помнил, чтобы когда-нибудь наедался до отвала - было покончено, хозяин спросил у гостей:
      - Ну, а теперь что вы скажете насчет сауны?
      - Чего? - переспросил Н.
      - Сауны. Никогда не слышали? Это баня такая.
      - Ну, я - всегда за, - заявил Свен.
      Н. вопросительно взглянул на Алину; он полагал, что она откажется, а покидать её у него не было никакого желания. Но к его удивлению, она согласилась, как будто ходить в баню с мужчинами было для неё самым обычным делом.
      Уже через минуту они оказались в помещении со стенами из золотистых досок, где у Н. сразу же перехватило дыхание - такой нестерпимый стоял здесь жар, от которого кожа мгновенно покрывалась потом. Услужливые девицы принесли водку и пиво. Они совсем разделись, но Н. тщетно пытался найти на их телах пресловутые клейма.
      Заметив, как его голова неотрывно поворачивается вслед за длинноногими красотками, Алина шутливо дернула его за ухо:
      - Ты куда смотришь? Здесь, что ли, ничего интересного не находишь?
      Н. до сих пор с трудом осмеливался поднять на неё глаза и поспешно отводил взгляд всякий раз, как тот падал на нагое тело подруги, будто ослепленный нестерпимым сиянием. Он чувствовал себя страшно неуютно, опасаясь, что природа возьмет верх, и все его тайные побуждения будут слишком явно выпирать вперед, не прикрытые никакой одеждой.
      - Пейте пиво, - угощал его хозяин. - Ручаюсь, что такого пива вы никогда не пробовали.
      - После водки? Хм... - сомневался Н. Одной-единственной рюмки за обедом после долгого воздержания оказалось достаточно, чтобы сейчас ходить, держась за стенку. А тут ещё такая жара... - Мои возможности не безграничны.
      - Сейчас я вам покажу, как это делается, - сказал Одворил. Взяв пивную кружку и отхлебнув из неё половину, он щедрой рукой плеснул туда водки, затем крепко прикрыл кружку ладонью и стукнул её донышком о колено. Адская смесь в кружке моментально взбилась, превратившись в воздушную пену. Одворил протянул кружку Н. со словами: - Пейте скорее, пока не осело.
      Повинуясь его повелительному тону, Н. выхлебал странный коктейль, к своему удивлению, не почувствовав тошнотворного вкуса "ерша". Через минуту ему показалось, что он воспарил и сидит на облаке. Стены вокруг раздвинулись, все звуки стали далекими и неотчетливыми. Одворил что-то бубнил, наклонясь к его уху, но Н. воспринимал только бессмысленные обрывки фраз, которые тут же мгновенно забывал, и поэтому был не в состоянии связать с ними последующие предложения.
      - ...Да и есть ли он вообще?.. Прогрессивный строй... Не думайте, что я в нем сомневаюсь, что вы, никогда в мыслях... Наоборот, хотелось бы наметить яснее цели... перспективу, так сказать, обозначить. ...Первым секретарем... А на его место никого не назначают... Или же над ним больше нет никакого начальства? Так ведь никак не узнаешь. А если есть, то как он относится к нашему шебуршению? Нарочно устроил провокацию? ... Каждый должен знать свое место. А где оно, это место? Можно мне строить бассейн, или я ещё не дорос по чину? Кто знает, что Комиссии понравится, а что нет? Какой шаг законен, какой - нет? Ведь законы никакие не писаны. И получается игра, правила которой неизвестны и меняются вдобавок в процессе игры. А за неверный ход Комиссия... Может быть, приказы эти сами собой где-то в аппарате зарождаются... Это как Зверюшки: приходишь утром, а на столе лежит томик с красной обложкой - "Основные направления развития". Так и со Зверюшками - делает их кто-то из своих же, знать бы только, кто... Нет, ну что вы, - обращался он уже к Свену, отвечая на какой-то его вопрос, который Н. не расслышал в обволакивающем его пьяном тумане. - С Киром Суиром даже вам не в силах установить связь. Вы видите - я знаю о нем больше, чем вы, при всей вашей феноменальной способности добывать информацию. Он просто-напросто скромный пенсионер, живущий за Облачной горой. Говорят, ему подчиняются все. Он держит все нити управления Краем в своих руках, распоряжается жизнями по своему усмотрению и забавляется, наблюдая, как мы движемся, приводимые в движение его ниточками. И может быть, мы сейчас сидим тут только потому, что ему так захотелось. А может, и над ним кто-то стоит...
      - Ну, это вы загнули, - громко заявил Свен, подливая водки в пивную кружку. - Например, я совсем не был уверен, что наша очаровательная спутница, - он поднял глаза на Алину, сидевшую напротив него, - согласится составить нам компанию. А если бы она отказалась, то и Н. бы не стал её покидать, а тогда и разговора бы никакого не состоялось.
      - Это доказывает только то, - возразил Одворил, - что товарищ Кир Суир - лучший психолог, чем вы, Свен, как бы сильно я вас ни уважал.
      - Ну хорошо, а зачем ему нужно, чтобы мы здесь встретились и заговорили? Он не может управлять каждым шагом каждого жителя Края. Вот, например, я и сам не знаю, что мне сейчас делать: то ли ещё пива выпить, то ли сходить под душ.
      - Это несущественные мелочи, поскольку они никак не могут повлиять на наш разговор. А зачем Киру Суиру понадобилось его устраивать - ну, например, дать вам знать о его существовании. Посудите сами: кому же ещё управлять народом, как не тому, кто разбирается в мыслях и побуждениях других людей лучше, чем они сами, а следовательно, лучше их знает, что им пойдет на пользу, что - во вред? Кир Суир знает меня, знает мою слабость к бане и спиртным напиткам, знает, что у меня под их воздействием развязывается язык, и умело пользуется этой чертой моей личности.
      Неожиданно Н. испугался, что сейчас он снова проснется в кабинете у Акрора. Он помотал головой, чтобы избавиться от наваждения и удостовериться, что бодрствует - слишком нереальной казалась картина перед его глазами. Толстопузый Одворил разглагольствуя, держит в одной руке пивную кружку, а другой без особого азарта, скорее, по привычке или по обязанности, гладит по попке оказавшуюся рядом девушку-прислугу, и его детородный орган, похожий на хозяина - такой же коротенький и толстенький живет своей собственной жизнью, а напротив, ничуть не смущаясь, сидит Алина, как всегда гордая и неприступная, набросив ради стыдливости полотенце на бедра, глянцевая от растекающегося по её телу пота, и её острые сосочки мелко подрагивают, когда она шевелится.
      - Так может, и нет никакого начальства? - высказывала она самые еретические мысли, совершенно потеряв стыд. - Кто его когда видел? Кто с ним встречался? И в Благодетеля Нации в вашего я не верю.
      Одворил погрозил ей пальцем:
      - За такие вопросы, дорогая, вас бы следовало... Вот послушайте. Мой отец был писателем. Он писал книгу про великих людей нашего Края. Благодетель Нации об этом услышал и заинтересовался. Захотел поговорить с автором. Позвонил в секретариат союза и оставил номер телефона, по которому тот должен позвонить. Дома у отца телефона не было, он пошел звонить из автомата. Набирает номер - а ему: "Сейчас с вами будет говорит Благодетель Нации". Папаша мой был мужик крепкий, от разрыва сердца не умер. Ждет, когда Благодетель трубку возьмет. А к автомату уже очередь скопилась, дверь дергают. Он наружу - "Не мешайте! Я с Благодетелем Нации разговариваю!" Наконец, в трубке - голос Благодетеля. Ну, разговора у них не получилось, отец нервничал очень. Он сказал: "Извините, я долго не могу говорить, звоню из автомата, у меня дома телефона нет". Повесил трубку - а его уже ждут двое: "Так с кем это вы разговаривали?" Отвезли его куда следует... Он объясняет. Ему не верят, стали проверять. Звонят по тому номеру, по которому он звонил, и вдруг вытягиваются в струнку. Извинились, посадили в машину, повезли домой. Он к дому подъезжает - а в его квартиру уже телефонный кабель тянут. И вот он полгода сидел, не отходя от телефона, ждал звонка.
      - Дождался? - спросил Свен.
      - Не знаю... Нет, кажется, Благодетель потерял к нему интерес. А телефон, между прочим, до сих пор стоит. Один на весь дом. Хотите съездим, покажу, если не верите.
      Они со Свеном, подбадривая себя "чпоком", пустились в занудный спор можно ли считать это доказательством и что будет, если снова позвонить по тому телефону. Тогда Н., надеясь протрезветь, поднялся на ноги и заковылял в душевую. Потом одна из длинноногих девиц терла ему мочалкой спину и ненавязчиво предлагала другие услуги. Судя по звукам, доносившимся из соседней кабинки, Свен оказался не столь щепетилен и воспользовался аналогичным предложением. Когда Н. вернулся в сауну, Одворила уже не было. Алина объяснила, что он пожелал всем спокойной ночи и удалился, сославшись на возраст и завтрашний трудовой день.