Маллореон (№5) - Келльская пророчица

— Я думал, этот порошок у тебя давно кончился, — сказал Шелк, нанося подвернувшемуся гролиму мощный удар тяжелым кинжалом. Гролим попятился, схватившись за рукоять, торчавшую из груди, потом колени его подломились, и он кубарем скатился по лестнице.

— Я привык всегда оставлять самую малость на крайний случай, — ответил Сади, ловко уворачиваясь от удара мечом и одновременно разя нападавшего в живот отравленным кинжалом. Его противник замер на мгновение, а потом замертво слетел с лестницы. В это время несколько фигур в черном, надеясь застать врага врасплох, карабкались по гладкой стене террасы немного в стороне от лестницы. Бархотка встала на колени и хладнокровно вонзила кинжал прямо в лицо гролима, готового вот-вот подтянуться на руках. Хрипло вскрикнув и схватившись за лицо, он упал, увлекая за собой товарищей.

А светловолосая драснийка уже метнулась к другой стороне лестничного марша, крепко сжимая в руках шелковый шнур. Ловким движением она набросила петлю на шею очередного гролима, который уже успел вскарабкаться на лестницу. Затем девушка ловко извернулась, оказавшись с ним спина к спине, и потом резко наклонилась вперед. Ноги беспомощного гролима оторвались от земли, а обе руки его взметнулись к горлу, в которое врезался шелковый шнур. Ноги гролима несколько секунд молотили воздух, но вот лицо его почернело, а тело обмякло. Бархотка хладнокровно высвободила его шею из петли и носком сапожка спихнула тело вниз.

Дарник и Тоф заняли привычные позиции подле Гариона и Закета, и все они вчетвером стали спускаться вниз по лестнице, ступенька за ступенькой, рубя в капусту черных гролимов, заступавших им путь. Молот Дарника был едва ли менее грозен, чем Ривский меч Гариона. Тоф методично орудовал топором Дарника, и лицо его было бесстрастно, словно у лесоруба, который валит деревья. А искусный фехтовальщик Закет действовал своим огромным, но почти невесомым мечом, словно рапирой. Удары его были стремительны и смертоносны. Вскоре ступени лестницы усыпали мертвые тела и заливала горячая кровь.

— Смотрите под ноги! — предостерег друзей Дарник, одновременно раскраивая череп подвернувшемуся ему под горячую руку гролиму. — Тут становится скользко.

Гарион в этот момент срубил голову очередному нападавшему — и голова эта, словно мячик, покатилась, подпрыгивая, по ступенькам, а тело безжизненно рухнуло вниз. Гарион воспользовался краткой передышкой и оглянулся через плечо. Белгарат и Белдин дружно помогали Бархотке, которая взяла на себя труд не позволить гролимам вскарабкаться сбоку от лестничного марша. Белдин с видимым наслаждением вонзал свой кривой нож в глаза врагам, затем резко дергал его на себя, выдирая глаза вместе с солидной порцией мозга. Белгарат, уперев руки в бока, просто спокойно ждал, покуда снизу не покажется голова очередного гролима, а потом носком тяжелого башмака с размаху бил жреца Торака прямо в лицо. Поскольку лететь вниз приходилось не менее тридцати футов, мало кто из упавших предпринимал вторую попытку вскарабкаться вверх.

Когда доблестная четверка достигла последней ступени лестницы, почти никого из гролимов уже не осталось в живых. Сади же со своей обычной методичностью переходил от одного поверженного к другому, хладнокровно вонзая отравленное лезвие в тела как мертвых, так и еще живых.

Зандрамас явно была ошарашена столь катастрофическим поражением своих приспешников. Однако она не сдвинулась с места, а лицо ее по-прежнему хранило выражение презрения и вызова. За ее спиной, разинув рот в беззвучном крике ужаса, стоял человек в простенькой короне и поношенном королевском платье, словно снятом с чужого плеча. Лицом он слегка походил на Закета, из чего Гарион заключил, что это и есть эрцгерцог Отрат. И вот наконец Гарион увидел своего малютку-сына. Во время кровавой бойни он избегал глядеть на малыша, опасаясь, что рука его от волнения может дрогнуть в самый неподходящий момент, когда сосредоточенность решала все. Да, Белдин был прав — Гэран вовсе не младенец. Светлые кудряшки были мягкими и нежными, но ни мягкости, ни нежности он не заметил в глазах мальчика, когда взоры их встретились. Гэрана сжигала ненависть к женщине, которая крепко сжимала его руку в своей.

Гарион с величайшей серьезностью коснулся лезвием меча забрала, отдавая мальчику воинский салют, а Гэран столь же серьезно поднял в ответ свободную руку.

И король Ривы стал приближаться к врагу, неумолимый, словно сама судьба. То и дело он пинал ногой отсеченные головы гролимов, валяющиеся под ногами. Сомнения, одолевавшие его в Дал-Периворе, теперь развеялись. До Зандрамас оставалось всего несколько ярдов, и то, что она женщина, уже не имело для него никакого значения. С поднятым мечом он приближался к ней…

Мерцающая тень, которую он постоянно видел краем глаза, вдруг сгустилась, а ужас объял его с новой силой. Как ни силился Гарион, справиться с наваждением ему не удавалось. Он споткнулся.

Тень, вначале не имевшая четких очертаний, постепенно принимала вид устрашающего огромного лица, парящего в воздухе почти над головой черной колдуньи. Жуткие глаза были непроницаемо черны и пусты, а рот искривился в гримасе глубочайшего горя, словно существо это повергнуто было в пучину отчаяния зрелищем торжества Света. Но горе его не вызывало ни жалости, ни сочувствия — оттого лишь, что ужасающее существо безжалостно стремилось погрузить в пучину своего отчаяния весь мир…

— Узрите Владыку Тьмы! — торжествующе выкрикнула Зандрамас. — Спасайтесь! Проживите еще несколько кратких мгновений, прежде чем он утащит вас за собой туда, где царствует вечная тьма, вечное отчаяние и пылает неугасимое пламя!

Гарион остановился не в силах противостоять темному ужасу.

И тут он словно услышал голос, доносящийся из прошлого, а вместе с голосом явились и образы.

…Они стоят на лесной поляне. С темного неба моросит мелкий дождь, а листва под ногами промокла насквозь. Невозмутимый Эрионд что-то говорит им всем. Когда же это было? Ах да! Сразу после первой их встречи с Зандрамас, напавшей на них в образе дракона. «Но ведь пламя было ненастоящее, — говорит юноша. — Разве вы не знали об этом?» Он выглядит удивленным — ну как же они этого не понимают? «Это была всего лишь иллюзия. Ведь зло на самом деле не более, чем иллюзия. Мне жаль, если вы испугались, но тогда у меня не было времени это вам объяснять…»

Вот он, ключ к разгадке! Гарион теперь понял все. Галлюцинации — плод умопомешательства, иллюзии — нет. Он вовсе не сходит с ума! Лик Владыки Тьмы не более реален, чем та призрачная Арелл, которую повстречала Сенедра в лесу неподалеку от Келля. Единственное оружие, которым располагает Дитя Тьмы, надеясь сокрушить Дитя Света, — это иллюзии, призванные повергнуть врага в смятение. Спору нет, это мощное оружие, но оно столь же хрупко, сколь и мощно. Один-единственный луч света — и оно рассыплется в прах. И Гарион вновь двинулся вперед.

— Гарион! — отчаянно закричал Шелк.

— Не обращай внимания на эту морду, — твердо сказал ему Гарион. — Его на самом деле нет. Оно не более материально, чем простая тень!

Зандрамас судорожно вздрогнула, а огромное лицо расплылось и исчезло. Глаза колдуньи блуждали и вот остановились прямо на двери в скале, ведущей в пещеру. Гарион вдруг отчетливо осознал, что там, в пещере, есть нечто, на что Зандрамас возлагает последнюю свою надежду. Колдунья, казалось, вовсе не обескураженная тем, что привычное оружие подвело ее, сделала знак оставшимся в живых гролимам.

— Нет, — раздался звонкий и чистый голос прорицательницы из Келля. — Этого я не могу позволить. Все должно решиться не в бессмысленной драке. Должен быть сделан выбор! Вложи меч в ножны, Белгарион из Ривы, а ты, Зандрамас, прикажи своим приспешникам не вмешиваться!

Гарион почувствовал, что ноги его словно свело сильнейшей судорогой — он и шагу теперь ступить не мог. Морщась от боли, он обернулся и увидел, как Цирадис спускается вниз по ступеням, ведомая под руку Эриондом. Вслед за ними шли Полгара, Полидра и королева Ривы.

— Оба вы здесь не затем, чтобы уничтожить друг друга, — продолжала прорицательница тем самым странным голосом, в котором переплелись тысячи и тысячи разных голосов, — ибо если хотя бы один из вас истребит другого, то миссия ваша останется невыполненной, да и я лишена буду возможности исполнить свою. А тогда все, что есть, все, что было, и все, что только еще должно быть, — все разом погибнет. Вложи меч в ножны, Белгарион! Зандрамас, отошли прочь гролимов! Пора войти в то Место, которого больше нет, и сделать выбор. Вселенная устала дожидаться.

Гарион покорно, хотя и с сожалением вложил в ножны Ривский меч, но глаза колдуньи из Даршивы сузились.

— Убейте ее! — леденящим душу бесстрастным голосом приказала она гролимам. — Убейте эту слепую далазийскую ведьму во имя нового бога Ангарака!

Уцелевшие гролимы с фанатичным блеском в глазах устремились к подножию лестницы. Эрионд вздохнул и решительно заслонил прорицательницу своим телом.

— В этом нет надобности, Носитель Шара, — сказала Цирадис.

Она слегка склонила голову, и таинственный хор зазвучал громче. Гролимы заметались, натыкаясь друг на друга и размахивая руками. Глаза их были широко раскрыты, но…

— То же самое заклятие, — прошептал Закет. — То же самое, которое не позволяет гролимам войти в Келль. Они все слепы!

На этот раз, однако, ослепшим гролимам не был явлен лик бога, о котором говорил некогда преображенный жрец Торака, которого повстречали они в пастушеском поселке неподалеку от Келля. Ослепшие гролимы видели нечто совершенно иное, ибо они закричали от ужаса. Крик вскоре превратился в отчаянный визг, и несчастные гурьбой кинулись к морю — туда, где уже нашел свой конец их гигант предводитель, которому Сади швырнул в лицо пригоршню волшебного порошка. Один за другим гролимы исчезали в волнах. Те, кто умели плавать, устремились прямо в открытое море навстречу неминуемой гибели. Остальные сразу исчезли под водой. Некоторое время из глубины темных вод поднимались пузыри, но вот все стихло.

Альбатрос, парящий в небе, распластав крылья, на мгновение завис в воздухе над водой, а затем снова стал выписывать круги в небе над амфитеатром.

Глава 23

— Теперь ты вновь в одиночестве, Дитя Тьмы, ты ведь привыкла к этому, — сурово сказала Цирадис.

— Все эти жалкие создания ничего для меня не значили, Цирадис, — с полнейшим безразличием ответила Зандрамас. — Они сделали свое дело и не нужны мне больше.

— И ты теперь готова войти в эту дверь, чтобы попасть в то Место, которого больше нет, чтобы предстать там пред Сардионом, где и состоится выбор?

— Конечно, великая прорицательница, — ответила Зандрамас удивительно покорно. — С радостью буду сопровождать Дитя Света и тебя в храм Торака!

— Следи за нею внимательно, Гарион, — прошептал Шелк. — Тут какой-то подвох. Она что-то замышляет.

Но Цирадис тоже почуяла неладное.

— Внезапная твоя податливость меня удивляет, Зандрамас, — сказала она. — Все эти долгие месяцы ты тщетно пыталась избежать встречи, а теперь так легко соглашаешься вступить в грот. Что столь волшебно преобразило тебя? Неужели в гроте таится что-то опасное? Уж не хочешь ли ты заманить Дитя Света в гибельную ловушку, надеясь таким образом уйти от неизбежного?

— Ответ на твой вопрос, слепая ведьма, там, за этой дверью! — хрипло выкрикнула Зандрамас. Она обратила к Гариону свое пылающее лицо. — Уверена, что великий Богоубийца бесстрашен. Или же тот, кто хладнокровно умертвил Торака, стал вдруг робким и боязливым? Чем могу я, слабая женщина, грозить величайшему воителю мира? Давайте же вместе осмотрим грот. Я вручаю свою судьбу тебе, Белгарион, ты ведь не дашь меня в обиду?

— Этому не бывать, Зандрамас! — объявила келльская прорицательница. — Время уловок и обманов миновало. Только сделанный выбор освободит нас всех.

Она вновь склонила голову, и Гарион услышал многоголосый шепот.

— Ах, вот что! — заговорила Цирадис. — Теперь все ясно. Этот отрывок в Книге Небес был смутен и бессвязен, однако теперь ясность восстановлена. — Она обернулась к огромной двери и воскликнула: — Выходи, Повелитель демонов! Довольно скрываться во мраке! Выходи, чтобы мы все увидели тебя!

— Нет! — раздался хриплый крик Зандрамас.

Но было уже поздно. И вот, с величайшей неохотой, словно по принуждению, израненный и покалеченный дракон, ковыляя, явился из глубины грота, свирепо рыча и дыша огнем.

— Снова эта гадость! — застонал Закет.

Гарион, однако, увидел не просто дракона. Так же, как некогда в лесу неподалеку от Вал-Алорна он увидел образ Бэрака в том самом чудовищном медведе, что бросился ему на помощь, когда он, тогда еще четырнадцатилетний подросток, копьем ранил кабана, так теперь за этим безобразным чешуйчатым телом он ясно различал образ Морджи, Повелителя демонов. Да, это был Морджа, заклятый враг Нахаза — того самого демона, что некогда увлек визжащего Урвона за собой в пучину ада. Шестирукий Морджа вооружен был огромным мечом — этот меч Гарион узнал бы из тысячи. Повелитель демонов в образе дракона стремительно приближался, но взмахов некогда принадлежавшего Тораку ужасного меча Теней никто, кроме Гариона, видеть не мог.

Когда ужасное это существо приблизилось к ним, пылающие алые облака разорвала молния.

— Разойдитесь! — закричал Гарион. — Шелк! Скажи им, что делать!

Сам он глубоко вздохнул, глядя, как сверкающие молнии низвергаются с кроваво-красного неба, разбиваясь о стены гигантской пирамиды. То и дело слышались оглушительные удары грома.

— Вперед! — крикнул Гарион Закету, выхватывая из ножен Ривский меч. И вдруг остановился, оторопев.

Полидра совершенно невозмутимо, словно шла по цветущему весеннему лугу, приблизилась к ужасному чудищу.

— Твой господин — воплощение лжи, Морджа, — сказала она чудищу, которое внезапно замерло. — Но время лжи кончилось. Что надобно тебе здесь? Что надобно здесь всем, тебе подобным?

Повелитель демонов, заключенный в чешуйчатое тело, ревел от ярости и тщетно пытался высвободиться.

— Говори, Морджа! — приказала Полидра.

…Неужели кто-то обладал столь великой силой? Гарион был ошеломлен.

— Не стану говорить! — отрывисто гаркнул Морджа.

— Нет, станешь! — пугающе тихо произнесла бабушка Гариона.

Моржа испустил крик — крик страдания.

— Что надобно тебе здесь? — вновь спросила Полидра.

— Я служу Владыке Тьмы!

— А что понадобилось здесь Владыке Тьмы?

— Он хочет завладеть камнями, дающими власть.

— Для чего?

— Чтобы разорвать цепи — те цепи, которыми сковал его Ул еще задолго до сотворения мира.

— Для чего ты тогда помогаешь Зандрамас и зачем твой враг Нахаз помогал апостолу Торака? Разве господину вашему неведомо, что каждый из них, победив, создаст нового бога? И этот новый бог сделает оковы Владыки Тьмы еще прочнее!

— Их стремления не имеют никакого значения, — прорычал Морджа. — Да, это правда, мы с Нахазом противостояли друг другу, но плевать нам обоим и на безумного Урвона, и на подлую дрянь Зандрамас! В тот миг, когда Дитя Тьмы завладеет Сардионом, Владыка Тьмы моими руками или руками Нахаза выхватит камень. Ну, а потом с его помощью один из нас вырвет Ктраг-Яску у Богоубийцы и доставит оба камня нашему Владыке. В тот самый миг, когда узрит он оба камня, сделается он новым богом! Цепи его падут сами собой, и он вступит в схватку с Улом на равных — нет, он станет еще более могущественным богом, нежели сам Ул! А потом настоящее, прошлое и будущее станет принадлежать лишь ему одному!

— А какая же судьба ждет Дитя Тьмы и апостола Торака?

— Они достанутся нам — в награду за труды. Подобно тому, как Нахаз теперь терзает плоть безумного Урвона в адских безднах, так и я растерзаю Зандрамас! Высшая награда, даруемая Владыкой Тьмы, — вечные муки!

Колдунья из Даршивы вскрикнула в ужасе, услыхав столь жестокий приговор своей душе.

— Ты не можешь остановить меня, Полидра, — насмешливо сказал Морджа, — ибо руку мою направляет сам Владыка Тьмы.

— Но ты, однако, сам заключил себя в тело зверя. — Полидра была непреклонна. — Ты сделал свой выбор, а в этом месте, однажды сделав выбор, ничего нельзя переменить. Ты будешь сражаться в одиночестве, а если и будет у тебя союзник, то вовсе не Владыка Тьмы, а это безмозглое создание, которое ты избрал сам!

Демон поднял морду, разинул пасть, обнажив острые клыки, и оглушительно завыл. Он отчаянно ворочался, силясь высвободиться из оболочки, ставшей его темницей.

— Это означает, что нам придется сразиться с ними обоими? — дрожащим голосом спросил Закет у Гариона.

— Боюсь, что именно так.

— Гарион, ты помешался?

— И все же нам придется сражаться, Закет. Слава богам, Полидре удалось частично обезвредить Морджу — уж не знаю, каким образом, но она это сделала. И сейчас, когда он ослаблен, у нас есть шанс. А теперь вперед!

Гарион опустил забрало и кинулся на врага, размахивая пылающим клинком.

Шелк и остальные разделились и теперь подбирались к дракону с боков и с тыла.

Приблизившись к чудищу, Гарион заметил вдруг нечто такое, что могло их выручить. Оказывается, примитивный разум дракона и тысячелетняя мудрость демона слились не вполне. Дракон с присущим ему тупым упрямством единственным глазом своим глядел лишь на тех, кто стоял прямо перед ним, и атаковал лишь их, не осознавая опасности, грозящей его бокам и хвосту. А внимание Морджи, напротив, сосредоточено было на противниках, приближающихся с боков и сзади. И это странное противоестественное раздвоение разума, руководящего огромным существом с крыльями, словно у гигантской летучей мыши, делало его медлительным и нерешительным.

Тут Шелк, вооруженный мечом одного из поверженных гролимов, стремительно кинулся в атаку и принялся рубить извивающийся хвост гадины.

Дракон взревел от боли, а из пасти у него вырвалось пламя. Чудище, презрев приказ вселившегося в него Морджи, руководимое природным инстинктом, тяжело и неловко обернулось, чтобы отразить нападение с тыла. Но маленький и ловкий Шелк увернулся от когтей — остальные же в это время атаковали чешуйчатые бока. Дарник размашисто наносил удары молотом по одному боку, а Тоф методично орудовал мечом с другой стороны.

Когда Гарион понял, что дракон почти ни на что, кроме собственного хвоста, не обращает внимания, ему в голову пришел вдруг отчаянно смелый план.

— Займись хвостом! — закричал он Закету.

А сам отошел подальше и хорошенько разбежался — бежал он в своих тяжелых доспехах немного неуклюже, но ему удалось увернуться от извивающегося хвоста и вскочить прямо дракону на спину.

— Гарион! — в ужасе завизжала Сенедра.

Но он будто и не слышал ее воплей, продолжая свой путь по хребту чудовища, покуда ему не удалось оседлать его, крепко обхватив ногами основание шеи, чуть выше того места, откуда росли отвратительные кожистые крылья. Он знал, что дракон не испугается и даже не ощутит ударов его пылающего меча. Но вот Морджа — дело другое. Гарион взмахнул Ривским мечом и со всей силой нанес удар по самому основанию змеиной шеи. Дракон же, мотающий головой в разные стороны и выпуская клубы дыма и пламени в нападавших, даже не обратил на это внимания. Но Морджа отчаянно закричал, опаленный огненным дыханием Шара Алдура. В этом и состоял план Гариона. Сам по себе дракон просто не в состоянии был отразить столь многочисленные и одновременные атаки — по-настоящему грозным делал его разум Повелителя демонов. Гарион и прежде замечал, что Шар убийственно действовал на демонов, — в борьбе с ними он порой был даже могущественнее богов. Демонам иногда удавалось ускользнуть от гнева богов, но Шар Алдура разил их неумолимо.

— Еще! — скомандовал Гарион камню, вновь замахиваясь мечом.

Он бил и бил, не останавливаясь. И меч уже не скользил по гладким чешуйкам — нет, безжалостное лезвие вгрызалось в плоть. Гарион видел неясный образ Морджи, бьющегося в своей темнице, — тот кричал от боли всякий раз, когда Гарион ударял по змеиной шее чудовища, ибо неумолимое пылающее лезвие наносило удар одновременно и по шее демона. В очередной раз замахнувшись, Гарион повернул меч острием вниз и со всего размаха вонзил его в спину дракона, как раз между плеч.

Морджа испустил вопль, полный смертной муки.

Гарион безжалостно поворачивал меч в ране, расширяя ее.

Это почувствовал даже дракон. Он взвыл.

Гарион снова замахнулся — и вновь лезвие погрузилось в страшную рану, на теперь куда глубже.

На сей раз Морджа и чудовище закричали одновременно.

Гарион вдруг кое-что вспомнил и мысленно усмехнулся. В юности он наблюдал, как старый Кральто копает ямки для столбов ограды. И сейчас он принялся сознательно имитировать движения старого фермера, высоко поднимая меч, направленный острием вниз, как Кральто свою лопату, и вонзая лезвие вертикально в кровоточащую драконью плоть. С каждым ударам рана делалась все глубже, из нее хлестала темная кровь. Вскоре Гарион заметил обнажившуюся белую кость и стал наносить удары в другое место. Даже Ривский мечом ему не удалось бы перерубить позвоночник зверя толщиной в добрую сосну.

Друзья Гариона, ошеломленные его безумной отвагой, сперва отступили, но вскоре увидели, что змеиная голова чудища поворачивается на длинной и гибкой шее, чтобы впиться зубами в мучителя, оседлавшего его. И они вновь дружно кинулись в атаку, нанося удары по горлу зверя, по его брюху и бокам, защищенным менее твердыми чешуйками. Действуя ловко и стремительно ускользая от ударов когтистых лап, Шелк, Бархотка и Сади атаковали брюхо. Дарник методично молотил по огромному боку, ломая ребра одно за другим, а Тоф свирепствовал с другой стороны. Белгарат и Полидра, обернувшись волками, остервенело грызли извивающийся скользкий хвост.

А Гарион тем временем нашел то, что искал, — сухожилие толщиной в добрый якорный канат, приводящее в движение одно из отвратительных крыльев.

— Действуй! — крикнул он Шару.

Меч ослепительно вспыхнул, но на этот раз Гарион не нанес удара — он просто начал перепиливать сухожилие. И вот оно не выдержало, разорвалось, и концы его, извиваясь, словно змеи, утонули в кровавой каше, в которую превратилась спина гадины.

Из огнедышащей пасти вырвался оглушительный вопль боли. Дракон пошатнулся и рухнул на бок, а когтистые лапы его в агонии замолотили воздух.

Гариона подбросило в воздух. Он упал и покатился по земле, лишь чудом избегнув страшных когтей. К нему подскочил Закет и рывком поднял друга на ноги.

— Ты ополоумел, Гарион? — заорал он. — Ты в порядке?

— Я прекрасно себя чувствую, — с трудом ответил Гарион. — Давай кончать его!

Но возле туши поверженного монстра уже стоял Тоф. Широко расставив ноги, он принялся рубить шею у самого основания. Из перерубленных артерий хлынули реки крови, а немой великан, напрягая свои могучие мускулы, силился добраться до дыхательного горла чудища. Невзирая на титанические усилия Гариона и его друзей, до сих пор дракон хотя и испытывал боль, но все же не был смертельно ранен. Но тактика Тофа неумолимо грозила чудищу смертью. Если бы великану удалось перерубить или хотя бы рассечь трахею, дракон тотчас погиб бы, задохнувшись или захлебнувшись собственной кровью. И окровавленный монстр последним усилием приподнялся на передних лапах и всей тушей навис над безмолвным гигантом.

— Тоф! — отчаянно вскрикнул Дарник. — Назад! Он сейчас бросится!

Но главная опасность таилась не в страшных клыках. В глубине окровавленного тела дракона Гарион различил неясные очертания Морджи — Повелитель демонов, собрав последние силы, уже поднимал меч Теней. Призрачное его лезвие, пройдя прямо сквозь драконью плоть, легко пронзило грудь гиганта Тофа, выйдя у него из спины. Великан замер на мгновение, а потом безжизненно осел на землю. Вечная немота не позволила ему даже вскрикнуть.

— Нет! — зазвенел голос Дарника, полный безграничного отчаяния.

Мысль Гариона работала четко.

— Следи за его зубами! — с ледяным спокойствием приказал он Закету.

А сам бросился вперед, изготовившись к удару, подобного которому еще никогда в жизни не наносил ни единому существу. Целил он прямо в грудь чудищу.

Меч Теней попытался отпарировать удар, но тщетно. А Гарион, обеими руками сжимая рукоять Ривского меча, обжег съежившегося от ужаса демона взором, полным лютой ненависти, приставил острие к чешуйчатой груди как раз напротив сердца, и от чудовищной мощи Шара, нанесшего удар, его самого чуть было не отбросило назад.

Меч короля Ривы легко, словно нож в масло, вошел в сердце дракона.

Страшный двухголосый вопль сотряс небо и землю — это закричали одновременно дракон и Повелитель демонов.

Гарион выдернул меч из груди чудища и отступил от зверя, бьющегося в конвульсиях. Подобно горящему дому, дракон зашатался и тяжело рухнул. Тело его дернулось несколько раз, и он затих.

Гарион обернулся.

Лицо Тофа было по-детски безмятежным. Цирадис стояла возле поверженного великана на коленях, рядом с нею преклонил колени Дарник. Оба они без стеснения рыдали.

Высоко в небе раздался крик альбатроса — отчаянный крик горя и утраты.

Цирадис рыдала. Повязка у нее на глазах насквозь промокла от слез.

В грозовом ржавом небе клубились тучи, тая в своих недрах зловещую тьму, — все кружилось и перемещалось, и вдруг мрачную эту пелену разодрала надвое страшная молния, со всей силой ударив прямо в алтарь одноглазого бога на вершине горы.

Каменные плиты, которыми выложен был амфитеатр, все еще оставались влажными после тумана и мелкого дождя, моросившего накануне, и белые искорки, мерцавшие внутри камня, твердого, словно сталь, казались мириадами звезд.

Цирадис рыдала.

Гарион глубоко вздохнул и огляделся. Амфитеатр теперь казался вовсе не таким уж огромным. По крайней мере, он был явно тесен, чтобы вместить все, только что произошедшее здесь, но, возможно, и вся вселенная была для этого тесна… Лица друзей, озаренные зловещим светом, льющимся с грозовых небес, то и дело освещали вспышки чудовищных молний. Все были потрясены до глубины души. Амфитеатр сплошь покрывали трупы гролимов — некоторые распростерлись на холодных камнях, напоминая черные тряпки, другие безжизненно скорчились на ступенях. Гарион услышал вдруг странный гулкий звук, напоминавший бесконечно глубокий вздох. Он кинул взор на дракона. Язык чудовища вывалился из пасти, а змеиный глаз слепо глядел на него. Звук несомненно исходил от этой огромной туши. Внутренности зверя, еще не ведая о том, что они мертвы, продолжали методично переваривать пищу. Зандрамас окаменела, потрясенная. Гадина, которую натравила она на врагов, и демон, которому наказала повергнуть их во прах, — оба были мертвы. Как ни пыталась она извернуться, чтобы не пришлось ей, беззащитной и безоружной, дожидаться Последнего выбора, но все хитроумные планы ее рассыпались, словно замок из песка, выстроенный ребенком в опасной близости от полосы прибоя. Сын Гариона глядел на отца — взгляд мальчика переполняло безграничное доверие и гордость. И этот ясный взор согрел его раненое сердце.

Цирадис рыдала.

И все остальное вдруг перестало существовать для Гариона. Он видел сейчас лишь сокрушенную горем прорицательницу из Келля. В этот момент она была самым важным существом во вселенной, а возможно, так было всегда. Гарион подумал вдруг, что весь мир создан был ради одной великой цели — чтобы эта хрупкая девушка сейчас стояла здесь, готовясь сделать Последний выбор. Но способна ли она теперь на это? Неужели гибель ее проводника и защитника — единственного искренне любимого ею существа во всем свете — сделала ее неспособной исполнить миссию?

Цирадис рыдала. Минуты текли. Гарион теперь ясно видел, словно читал Книгу Небес, что выбор должен состояться не только в определенный день, но и в назначенный час, и если Цирадис, сломленная горем, не сможет в этот час выполнить предначертанное, все, что есть, было и будет на этой земле, обречено. Она должна совладать с собой — иначе все погибло.

Неведомо откуда донесся вдруг невыразимо печальный голос, поющий песнь, в которой звучала вся глубина человеческого горя. К нему постепенно присоединялись другие голоса. Таинственная сверхдуша далазийцев, постигнув глубину печали прорицательницы из Келля, оплакивала вместе с нею ее утрату. Песнь безграничного отчаяния постепенно стихала, и вот наступила тишина, рядом с которой могильное безмолвие — ничто…

Цирадис рыдала, но не одна. Все далазийцы плакали вместе с нею.

И вот вновь зазвучал одинокий голос — мелодия напоминала ту, что минуту назад стихла. Неискушенному Гариону показалось, будто звучит та же самая песнь, однако вскоре он понял, что это не так. Когда зазвучал многоголосый хор, то безысходная скорбь начала тонуть в странном напеве. Финал был совсем иным…

И вновь зазвучала песнь, но на этот раз вступил сразу огромный хор, и победное крещендо сотрясло, казалось, самые основы мироздания. Мелодия оставалась почти неизменной, но траурный реквием превратился теперь в песнь торжества.

Цирадис нежно сложила руки Тофа на его груди, пригладила ему волосы, а потом коснулась заплаканного лица Дарника жестом трогательного утешения.

Когда она поднялась, то уже не плакала больше, и слезы Гариона высохли сами собой — так рассеивают утренний туман лучи восходящего солнца.

— Пойдемте, — решительно сказала она, указывая на вход в пещеру. — Время приближается. Иди, Дитя Света, и ты, Дитя Тьмы! Войдите прямо в грот, ибо всем нам надо принять решения раз и навсегда. Войдите вместе со мною в то Место, которого больше нет, — там мы решим судьбы мира.

И твердой походкой прорицательница направилась прямо к огромной двери, над которой укреплена была каменная маска Торака.

Гарион, всецело во власти этого чистого голоса, двинулся вслед за хрупкой девушкой. Повиновалась и Зандрамас. Они с нею шли бок о бок, а когда входили в грот, Гарион услышал, как атласный ее рукав с шелестом скользнул по стали его лат. И с изумлением он вдруг осознал, что силы, наблюдающие за тем, как проходит встреча, не вполне уверены в себе. Между ним и колдуньей из Даршивы существовал незримый, но непреодолимый барьер. Тонкое, ничем не защищенное горло Зандрамас было на расстоянии вытянутой руки, но она была так же неуязвима, как если бы находилась на обратной стороне Луны. Остальные шли за ними следом. А Зандрамас вела за ручку Гэрана, а за спиной ее, как привязанный, плелся трясущийся Отрат.