Герцогиня (№2) - Поглупевший от любви

— Могу я проводить вас к столу? — спросил он чуточку напряженным тоном, но только потому, что совершенно неподходящая женщина ухитрилась подействовать на него самым неприличным образом и теперь панталоны откровенно бугрились спереди. И это всего лишь после того, как он посидел рядом с ней и провел пальцем по ее шее.

Генриетта ответила кривоватой улыбкой, именно такой, которая появлялась на ее губах каждый раз, когда болела нога.

— Тут что-то не так, — встревожился он. — Вы упали и повредили бедро?

— Нет, разумеется, нет.

Ее взгляд был достаточно правдивым. Но эта улыбка! Она, очевидно, понятия не имела, что на ее лице все написано!

— В таком случае что же?

Она приподнялась, но его рука скользнула по ее спине вниз откровенно непристойным жестом. Он быстро огляделся. В комнате, кроме них, никого не было, а Слоуп, похоже, ничего не видел.

О, почему бы нет?

Он подался вперед и только испробовал вкус ее губ. Только прикоснулся к ним. Всего лишь одно прикосновение.

Но это прикосновение… привело к тому, что ее руки обвились вокруг его шеи, а его ладонь легла на ее затылок. Прикосновение означало, что он не слышал дворецкого, пока тот не принялся громко кашлять совсем рядом с ними.

Он ожидал, что она встрепенется и помчится в столовую с такой скоростью, словно за ней гнались фурии. Но Генриетта безмятежно посмотрела на него и, подняв руку, заправила ему за ухо непокорный локон. И улыбнулась, но уже совсем другой улыбкой.

«Я должен завтра ехать, — тупо твердил себе Дарби. — Иначе пропаду».

— Леди Генриетта, мистер Дарби, — вмешался Слоуп, — боюсь, что вас ждут в столовой.

Как ни странно, у него был очень довольный вид. Дарби поднялся и протянул руку Генриетте, но тут же передумал и помог ей подняться.

Легкий румянец на ее щеках стал гуще.

— Спасибо, — пробормотала она.

Слоуп повернулся к ним спиной и величественно зашагал к двери.

— Спокойно, — велел Дарби, не двигаясь с места. — Готовы к торжественному появлению?

Генриетта кивнула, не сводя с него глаз.

Слово «появление» вряд ли могло описать все, что за этим последовало. Обычно Дарби нравилось быть центром внимания. Он считал, что чем больше о нем говорят, тем больше места уделяют его кружевам в светской хронике. Одно ведет к другому.

Но никогда раньше при его появлении гул голосов не сменялся мертвым молчанием, а поднятые стаканы не замирали в воздухе.

Слоуп, очевидно, крайне наслаждаясь происходящим, медленно обходил стол.

— Леди Генриетта, прошу вас, — окликнул он. — Мистер Дарби!

Их усадили рядом. Дарби опустился на стул и отчетливо осознал, что находится во власти такой любовной лихорадки, которую не испытывал с тех пор, как был школьником и влюбился в третью горничную Молли. В то время он слонялся по коридорам и прятался в тени, чтобы увидеть ее, жил ради той минуты, когда она пробегала мимо, бормоча: «Прошу прощения, мистер Саймон»…

Сейчас с ним творилось абсолютно то же самое. Он стал подвигать стул ближе к Генриетте так осторожно, что окружающие этого не заметили. К тому времени, когда подали первое блюдо, он умудрился прижаться ногой к ее бедру. Когда она устремила на него испуганный взор, он чуть отодвинулся, но секунду спустя коснулся ее руки.

И этот румянец… этот румянец на щеках стал еще гуще. О, она тоже все чувствовала!

Ничего, ведь он завтра уезжает. Уезжает и больше не вернется!

Она снова улыбалась. Улыбалась глазами. Улыбалась обещающе. И каждый взгляд говорил ему, что он не ошибался, считая Генриетту исключительной. Единственной в своем роде.

Но тут ее улыбка вдруг показалась ему… саркастической. Странно, не так ли?

И все же этот легкий изгиб розовых губ усиливал жар в его чреслах с такой невероятной силой, чего не смог бы сделать никакой откровенный призыв другой женщины.

Глава 28

Удовлетворенность добрым деянием

К полному восторгу миссис Кейбл, леди Роулингс посадила ее рядом с Рисом Холландом, графом Годуином. Все знати о его скандальной репутации, а это означало, что теперь она может годами вспоминать о встрече с пресловутым графом, осуждая образ жизни последнего. И это не говоря о том, что она, возможно, сумеет помочь бедняге узреть неправедность его образа жизни.

Миртл подождала, пока подадут суп, прежде чем обратиться в к соседу.

— Лорд Годуин, какое удовольствие видеть вас и вашу жену за одним столом, — начала она, вполне сознавая собственную бестактность. Но с другой стороны, если принимать всерьез работу на благо Господа нашего, следует действовать смело. Не то что викарий, который болтает с леди Холкем с таким видом, будто у него нет ни единой заботы в этом мире! И это притом, что он положительно окружен грешниками!

Рис Холланд повернулся и впервые взглянул на нее. До этой минуты он весьма грубо игнорировал ее присутствие. Она даже поежилась немного под пронзительным взглядом черных глаз из-под мохнатых бровей. Неудивительно, что все называли его безумцем. Он таковым и выглядел. Но миссис Кейбл было трудно напугать.

— Следует ли мне сказать то же самое о вас… миссис… миссис…

Он явно забыл ее имя. Что же, она другого и не ожидала!

— Я миссис Кейбл, сэр. И мистер Кейбл сопровождает меня на все вечера и ужины, — сообщила она довольно сухо.

— Отважный человек, — протянул он. — Я всегда поражался, какое мужество выказывают люди в повседневной жизни!

После этого он отвел глаза и проглотил ложку супа.

У миссис Кейбл осталось отчетливое ощущение, что ее только сейчас оскорбили. А может, не ее, но уж мистера Кейбла — точно.

— Большой грех! — объявила он адовольно визгливо, но тут же вспомнила, где находится, и понизила голос: — Пренебрегать брачной постелью — огромный грех, сэр.

Годуин снова повернулся и медленно оглядел ее. В его глазах стыл смертельный холод.

— Постелью? Вы желаете обсуждать такую тему, как постели? Вы меня поражаете, миссис Кейбл.

Но грешники и их злобные шуточки мало интересовали Миртл Кейбл.

— Святой Павел в послании к Колоссянам советует мужьям любить своих жен и не быть к ним суровыми.

— Он также утверждает, что жены должны повиноваться своим мужьям, — парировал Годуин с видом одновременно скучающим и раздраженным, но миссис Кейбл и не думала сдаваться. «Дьявол цитирует Писание, когда ему это выгодно», — напомнила она себе и возобновила атаку.

— Мужчина может иметь дела вне дома, но по ночам возвращается к жене. Псалом сто четвертый, — отрезала она.

Годуин немного помолчал, не донеся ложку до рта.

— Хотя мне нравится наш поединок миссис Кейбл, — язвительно заметил он, — но вы искажаете текст псалма. Там говорится: «Мужчина идет трудиться. И труд его длится до вечера». Насчет жены ничего не сказано.

— Вы знакомы с псалмами? — удивилась она, пристально изучая его. Обычный развращенный, высокомерный аристократ, одетый, правда, куда менее элегантно, чем лондонские щеголи. И волосы неприлично длинны, а на подбородке — щетина.

— Я положил сто четвертый на музыку, — объяснил он. — Великолепные слова: «Господь сделал облака колесницей своей и летит на крыльях ветра». Кто способен забыть эти строки?

Столь обширные познания произвели неизгладимое впечатление на миссис Кейбл. Может, судьба уготовила ей встречу с падшим ангелом? И может, его небрежная надменность — всего лишь маска?

— «Поэтому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут они двое одна плоть», — сухо напомнила она. — Книга Бытия.

— Притчи Соломоновы: «Лучше пребывать в пустыне, чем с женщиной злобной и вздорной», — парировал он. Оба, не сговариваясь, уставились на сидевшую напротив Элен.

По мнению миссис Кейбл, графиня вовсе не выглядела женщиной вздорной. Миссис Кейбл, естественно, не придавала большого значения моде, считая ее дьявольской приманкой. Но и слепой ее не назовешь. На графине было прелестное креповое платье с фестонами по вырезу, элегантное, но скромное, и никаких огромных декольте, которыми так увлекаются нынешние женщины. Более того, волосы графини были заплетены в простые косы, перевитые одной жемчужной нитью. Куда приличнее, чем то, что цепляют себе на головы так называемые элегантные дамы!

— У нее вид истинной графини, — напрямик объявила она лорду Годуину. — Добродетельной и честной. Совершенно не похожа на большинство теперешних аристократок.

Граф откусил кусочек рыбы.

— О да, в ее добродетели никто не сомневался.

Миссис Кейбл не знала, что ответить. Она высказала свое мнение. Что еще тут можно добавить? Вероятно, стоит просто позволить семенам любви Господней взойти в этом бесплодном сердце. Но еще одно зерно мудрости не повредит.

— «Кто найдет добродетельную жену? Цена ее выше жемчуга»[5], — процитировала она.

Лорд Годуин взглянул ей в глаза, и миссис Кейбл, почувствовав странное покалывание в области живота, поспешно повернулась к другому соседу. Опасный человек этот лорд Годуин, несмотря на то что выглядит слишком неряшливо, чтобы привлечь внимание молодых девушек. Неудивительно, что у него столь отчаянная репутация. Вполне возможно, сплетни не врут и он действительно живет с оперной певичкой!

Слоуп, как и предвидела Эсме, сыграл свою роль лучше всякого прославленного актера. Эсме подождала, пока унесли суп и была съедена рыба. Все это время она не спускала глаз с Элен и Риса, дабы убедиться, что оба не взорвутся и не исчезнут в облаке черного дыма, потому что в таком случае пришлось бы немного импровизировать, но помимо того факта, что у Элен обязательно сведет шею от усилий не смотреть в сторону мужа, оба вели себя на редкость прилично.

Лакеи принесли ростбиф, и Эсме послала Слоупа за вином. Она хотела убедиться, что сидевшие с ее стороны стола употребили достаточно спиртного, чтобы руководствоваться не столько разумом, сколько инстинктами. Мистер Баррет-Дакрорк, раскрасневшийся от выпитого, весьма нелицеприятно высказывался о принце-регенте, так что, по мнению Эсме, вполне был готов к бою. Генриетта была бледна, но не пыталась сбежать, а глаза Дарби горели желанием.

Эсме слегка улыбнулась.

Как было уговорено заранее, Слоуп вошел с серебряным подносом в руках и громко, чтобы привлечь внимание собравшихся, объявил:

— Прошу прощения, миледи, но я случайно обнаружил это письмо. На нем пометка «Срочно», и, чувствуя некоторую вину за то, что невольно задержался с доставкой столь важного послания, я решил принести его немедленно.

По мнению Эсме, он несколько перегнул палку. Очевидно, Слоуп в душе тяготел к драме.

— Но, Слоуп, — вскричала она, разворачивая бумагу, — письмо адресовано не мне!

— На конверте не было имени, — оправдывался Слоуп, — поэтому я, естественно, предположил, что письмо адресовано вам, миледи. Кому отдать его?

Он шагнул к хозяйке. Но Эсме крепко держала бразды правления в своих руках. Не хватало еще, чтобы собственный дворецкий затмил ее!

— Ничего страшного, Слоуп, — покачала она головой, — тем более что оно, кажется, не адресовано никому. А это означает, что мы можем его прочитать. — Она по-девичьи хихикнула. — Обожаю читать личные письма!

Обедающие явно оживились. Только Рис со скучающим видом продолжал есть ростбиф.

— «Разорван поцелуй, последний, нежный.

Он наши две души уносит прочь…

Как призраки, уйдем в свой путь безбрежный.

Наш день счастливый превратится в ночь».

Да это любовное стихотворение, как мило, не правда ли?

— Джон Донн, — заметил Дарби. — «Последний вздох».

Эсме с трудом скрывала злорадный восторг. О такой реплике, подтверждающей авторство Дарби, она и мечтать не могла! Оказалось, он знает автора стихотворения!

Она не смела взглянуть на Генриетту. И без того нелегко делать вид, что с трудом разбираешь почерк, и читать едва не по складам.

— «Никогда мне не найти ту, которую бы я обожал так же сильно, как тебя. Хотя судьба жестоко нас разлучила, в сердце своем я навеки сохраню память о тебе…»

— По-моему, подобное послание не следовало бы читать вслух, — вмешалась миссис Кейбл, — если это действительно послание. Может, это просто стихотворение?

— Нет, продолжайте! — неожиданно потребовал Рис, похоже, воспылавший острой неприязнью к своей соседке по столу. — Но возможно, послание предназначено вам, миссис Кейбл? В таком случае…

— Думаю, что вряд ли, — пренебрежительно фыркнула она.

— В таком случае почему вам так небезразлично чтение вслух этого бездарного произведения?

Миссис Кейбл недовольно поджала губы. Эсме мечтательным тоном продолжала:

— «Я бы отринул звезды и луну, лишь бы провести еще одну ночь…»

Тут она осеклась, ахнула и поспешно сложила записку, моля Бога о том, чтобы не переиграть.

— Ну? — подстегнула ее миссис Кейбл.

— Вы не собираетесь дочитывать? — пьяно осведомился мистер Баррет-Дакрорк. — Я как раз подумывал раздобыть книжку этого Джона Донна. Впрочем, если его стихи неприлично читать дамам… конечно, лучше не стоит, — быстро добавил он.

— Нет, я не могу, — выдохнула Эсме, осторожно разжимая пальцы с тем расчетом, чтобы письмо упало перед мистером Баррет-Дакрорком.

— Давайте я дочитаю за вас, — добродушно предложил он. — Посмотрим. «Я отринул бы звезды и луну, лишь бы провести еще одну ночь в твоих объятиях».

Мистер Баррет-Дакрорк помедлил.

— Ничего не скажешь, забористые стишки у этого мистера Донна. Лично мне понравилось.

— Но это не Донн, — поправил Дарби, — а мысли автора.

— Хммм, — пробурчал мистер Баррет-Дакрорк.

— Там говорится «в твоих объятиях»? — переспросила миссис Кейбл, словно не веря собственным ушам.

— Боюсь, именно так, — кивнула Эсме.

— Тогда нам не стоит дальше слушать, — твердо объявила миссис Кейбл как раз в тот момент, когда мистер Баррет-Дакрорк собирался прочесть следующую строку.

— Э… ну конечно, конечно, — согласился тот.

Эсме взглянула на Кэрол, которая немедленно повернулась к мистеру Баррет-Дакрорку и с кокетливой улыбкой вытащила листок из его толстых пальцев.

— Думаю, в точности такие письма мой милый дорогой муж часто присылал мне, — медовым голоском прощебетала она, глядя на записку и упорно избегая смотреть на супруга. — Я почти уверена, что автор — он, а письмо просто затерялось.

Эсме видела, что миссис Кейбл вот-вот взорвется. Генриетта побелела как полотно, но осталась сидеть на месте. Таппи Перуинкл явно не знал, то ли ему смеяться, то ли плакать. На лице Дарби выражалось некое подобие заинтересованности, а вот Рис продолжал равнодушно поглощать ростбиф.

Элен подняла голову. Большую часть ужина она провела, уставясь в тарелку.

— Прошу тебя, Кэрол, читай дальше. Всегда приятно узнать, что на свете существуют мужья, уделяющие внимание своим женам.

Эсме съежилась, полная дурных предчувствий, но Рис, не отвечая, положил в рот очередной кусочек ростбифа. Кэрол послушно прочла:

— «Больше мне не встретить женщину с озаренными лунным светом волосами, подобными твоим, дражайшая Генри…»

Она тихо охнула.

Взоры присутствующих обратились к Генриетте.

— Простите! У меня просто вырвалось! — взвизгнула Кэрол. — Я действительно подумала, что письмо написал мой муж!

Генриетта сохраняла достойное восхищения спокойствие, хотя меловая белизна ее щек сменилась предательским румянцем.

Эсме, к своему огромному удовольствию, увидела, что Дарби вне себя от бешенства.

— Кто подписал это письмо? — громко вопросила миссис Кейбл.

Кэрол молчала.

— Кто подписал это письмо? — повторила миссис Кейбл. Последовало ледяное молчание.

— Боюсь, уклоняться слишком поздно, дорогая Кэрол, — мягко заметила Эсме. — Теперь нам необходимо позаботиться о будущем нашей милой Генриетты.

Миссис Кейбл кивнула.

— Подписано «Саймон», — выпалила Кэрол, глядя прямо на Дарби. — Саймон Дарби. Разумеется, весьма поэтическое послание, мистер Дарби. Простите за откровенность, особенно мне нравится конец.

— Читайте, — неумолимо потребовала леди Холкем.

— «Разлученный с тобой, я ни на ком никогда не женюсь. И поскольку ты не можешь стать моей женой, дорогая Генриетта, я останусь в одиночестве. Дети ничего для меня не значат: у меня их и без того чересчур много. Все, что мне необходимо, — это ты. На всю жизнь и за гробом». Как романтично! — вздохнула Кэрол. И тут Генриетта сделала нечто такое, чего не предвидела Эсме и что посчитала абсолютно блестящим ходом.

Девушка медленно наклонилась вправо и без чувств упала прямо в объятия Дарби.

Глава 29

Плоды греха

За все последующие годы Дарби не мог думать о том, что было дальше, без дрожи, как душевной, так и физической.

Обморок Генриетты был немедленно истолкован как признание вины. Тот факт, что она потеряла сознание прямо на коленях Дарби, только это подтверждал.

Дарби не успел закрыть разинутый в изумлении рот, как мачеха Генриетты повернулась к нему и ударила по щеке с такой силой, что его голова откинулась.

— Это потому, что здесь нет моего мужа, который мог бы сделать это за меня! — выкрикнула она.

В душе Дарби сильно сомневался, что месть удалась бы мужу лучше. Челюсть ныла так, словно по ней ударил копытом конь.

— Насколько я понимаю, эта возмутительная интрижка случилась до того, как я рассказала вам о состоянии Генриетты, и «романтическое послание» — нечто вроде вашего прощального письма?

Дарби молча смотрел на нее.

— Совратитель молодых девушек! — яростно прошипела она. — Ничего, теперь вы женитесь на Генриетте. И в наказание не получите ни дитя, ни наследника!

Дарби казалось, что перед ним Медуза. Женщина, которую он считал самим воплощением добродушия и безмятежности, мгновенно превратилась в фурию и взирала на него, как Немезида из греческой трагедии.

К счастью, в этот момент Генриетта моргнула и, похоже, начала приходить в себя. Дарби по-прежнему не сказал ни слова. Не отрицал авторства письма. Не отрицал, что провел с ней ночь. Очевидно, его мозг отказывался функционировать.

Немного утолив гнев, Миллисент обратилась к падчерице.

— Как ты могла, Генриетта? — прошипела она, но внезапно сообразила, что за ней зачарованно наблюдают семнадцать пар глаз, и, поднявшись, гордо выпрямилась. — Леди и джентльмены, я счастлива объявить о помолвке моей любимой дочери леди Генриетты с мистером Саймоном Дарби, — отчеканила она и обвела взглядом стол, оставляя на своем пути видимые следы ожогов.

Эсме испытывала истинное наслаждение успешного режиссера и не колеблясь, поддержала героиню пьесы. Хлопнув в ладоши, она сделала знак Слоупу, который немедленно стал откупоривать шампанское, а его подчиненные — ставить перед гостями пенящиеся бокалы.

Миллисент пронзила Дарби негодующим взглядом, явно обещавшим лишить его мужского достоинства, если он не станет плясать под ее дудку, после чего опустилась на стул. Грудь ее тяжело вздымалась.

Дарби все еще не чувствовал себя участником спектакля и наблюдал за происходящим словно со стороны. Если он не ошибался, Генриетта была точно в таком же состоянии. Он ни на секунду не верил, что она действительно теряла сознание. Невозможно падать в обморок и одновременно держать спину прямо.

— Чего вы от меня хотите? — тихо спросил он, наклоняясь над ней.

Она, будто онемев, молча смотрела на него.

— Господь свидетель, я не писал этого письма.

По какой-то причине ему было важно доказать, что он никогда не мог намеренно погубить ее репутацию. Она кивнула.

— Сейчас нам необходимо отыскать того, кто это написал, — продолжал он, испытывая нечто вроде благодарности. Генриетта, очевидно, без колебаний поверила ему. Эти голубые глаза не способны ничего скрыть. — Тогда все будет улажено. Ваша мачеха, несомненно, возьмет назад свое требование, поняв, что между нами не может быть ничего общего. Предлагаю удалиться в гостиную и без посторонних ушей спокойно все обсудить. Но у вас есть хотя бы некоторое представление о том, кто это написал?

Генриетта снова кивнула.

— Кто?

— Я, — прошептала она.

Глава 30

Исповеди — дело личное

— Вы написали себе любовное письмо?

— Да. Я была так одинока, — пробормотала Генриетта, заламывая руки. — Даже дебюта у меня не было. Учитывая обстоятельства, просто не было причин зря тратить деньги. Но из-за всего этого у меня не было друзей, и нас не приглашали на домашние вечеринки и тому подобные увеселения. Я только хотела…

— Получить письмо?

— Нет. Любовное письмо. Я не думала, что кому-то придет в голову послать мне такое письмо, поэтому написала его сама.

Что же, трудно винить ее за это. Трогательно, и ничего порочного тут нет.

— Но я написала его себе, — настаивала Генриетта. — Откуда мне было знать, что оно потеряется? Это было всего лишь игрой.

— Да, которая разрушила мою жизнь, — подчеркнул Дарби.

Генриетта тяжело вздохнула.

— Но ваша жизнь вовсе не разрушена. Не считаете, Что это немного резкое определение? Пусть у вас будет жена, ведь большинство мужчин рано или поздно женятся.

Дарби поднял голову. Теплые карие глаза сейчас казались почти черными. Тихий внутренний голос отметил изменение цвета и предупредил, что это недобрый знак.

— Не думаю, чтобы ваша жизнь была совсем уж разрушена, — настаивала она.

— Ошибаетесь. Я, разумеется, подумывал в будущем жениться, но предпочел бы сам выбрать невесту.

— Но неужели так плохо жениться сейчас, а не потом? — умоляюще прошептала она. Ей никогда еще не было так дурно. К горлу подкатывала тошнота.

Дарби издал странный короткий звук, больше похожий на лай, чем на смешок.

— Я хотел жениться…

Он провел рукой по волосам.

— Я собирался жениться на женщине, с которой смогу делить постель.

Краска бросилась ей в лицо.

— Вы понимаете, о чем я? Она кивнула.

— И на какого дьявола мне жена, с которой нельзя спать? Верите или нет, но я считал себя человеком, который, дав брачные обеты, будет их чтить. Но что же мне делать, если жена отказывается пустить меня в свою постель?

— Простите меня. Я написала письмо до того< как обо всем узнала. До того, как полностью поняла эту сторону брака.

Генриетта отчаянно пыталась сообразить, как заговорить о способах предотвратить беременность, но сама тема казалась неприличной.

— Вы можете вести ту же жизнь, что и до женитьбы. Это единственное приемлемое решение.

Он снова рассмеялся, грубо, невесело, хрипло.

— Приемлемое решение, вот как? Хотите, чтобы я содержал любовницу?

— По-моему, особого значения это не имеет. И если бы мы поженились при обычных обстоятельствах, думаю, рано или поздно это все равно бы произошло. У многих мужчин… — Она поколебалась. У многих мужчин есть любовницы.

— О да, — согласился он, — но мне почему-то не хотелось следовать их примеру.

Генриетте его слова показались простой уловкой. Возможно, он опасается, что его жена устроит неприятную сцену, совсем как леди Уизерспун на балу у регента прошлой весной.

— Я бы никогда не поднимала шума из-за подобных вещей, — заверила она самым убедительным тоном. — Я человек разумный, здравомыслящий и не склонный к истерикам.

— Здравомыслящий? Она покраснела.

— Но это чистая правда. Я очень рассудительна и смогу быть хорошей матерью вашим младшим сестрам. И никогда ни слова не скажу против вашей любовницы…

— Даже если я буду выставлять ее напоказ перед всем светом? А если я обращу внимание на женщину из вашего круга? Если приглашу ее на танец до того, как потанцую с вами?

— Я вообще не танцую. И клянусь, глазом не моргну, что бы вы ни делали. Я искренне прошу прощения за письмо. Мне действительно в голову не пришло, что его кто-то увидит, кроме меня. Но, что ни делается, все к лучшему.

Он уставился в милое овальное личико, обрамленное шелковистыми волосами, и с трудом подавил желание хорошенько тряхнуть ее за плечи.

— Ты ничего не понимаешь, — свирепо прошипел он. — Ничего!

— Ну почему? Я вполне сознаю, что вы разочарованы…

— Не существует такой вещи, как целомудренный брак! При подобных обстоятельствах я не способен жить с тобой, Генриетта!

Ее глаза мгновенно наполнились слезами. Она всхлипнула, но ни одной слезы не скатилось по щекам.

— Мачеха объяснила мне, чего ждут джентльмены от своих жен, — робко объяснила она.

— Мне трудно представить, что, женившись, не смогу уложить тебя в постель, — процедил он.

— Ясно.

Она сильно прикусила губу, но все же не заплакала. Ее самообладание доводило его до исступления, вызывало яростное желание вывести ее из себя. Но куда девалось его собственное равновесие? Потонуло в головокружительной перспективе жениться на Генриетте… не спать с Генриеттой… спать с Генриеттой…

— Почему вы не подумали об этом, когда втягивали меня в свою гнусную паутину лжи? — прорычал он, окончательно запутавшись в собственных эмоциях. — Неужели вам безразличны все, кроме вас самой?

— Ну разумеется, это не так, — покачала головой Генриетта. — В конце концов, это было мое письмо, и мне в голову не приходило, что его прочтет кто-то, кроме меня!

— Когда дворецкий леди Роулингс принес его в гостиную, вы могли бы во всем признаться, — возразил он. — И спасти меня от этого… этого фарса, называемого свадьбой.

— Вы абсолютно правы, — бесстрастно обронила она. — Я этого не сделала, потому что была слишком жадной. У меня никогда не было родной души… и мысль о том, чтобы остаться старой девой…

— Знаю-знаю, — устало откликнулся он. — И поэтому вы пригрели меня и моих сестер.

Он заметил, как маленькие ручки сжались в кулаки.

— Я не жалею, что написала письмо, и даже не жалею о том, что оно стало публичным достоянием. Я буду любить ваших сестер. Любить, как собственных детей. Никто не сможет полюбить их сильнее, чем я.

Теперь она говорила горячо, глаза горели. Теперь, когда речь шла о детях. Не о нем.

— Не вижу смысла в дальнейших переговорах, — медленно произнес он. — Полагаю, наше будущее можно описать в трех фразах. Вы играете роль няньки при моих сестрах. Я завожу любовниц, у которых и пропадаю днями и ночами. Мы изредка встречаемся в коридорах или за ужином.

— Как вы жестоки! — пожаловалась она.

— Практичность — это просто проклятие моей семьи.

— Не понимаю, почему мы не можем Быть друзьями?

— Друзьями?

— Я хотела бы стать вашим другом, мистер Дарби. Чем-то большим, чем только няней в вашем доме.

— Я никогда не дружу с теми, кто обокрал меня! — отрезал он.

И тут Генриетту захлестнула волна гнева. Она вмиг потеряла голову.

— Мне кажется, что ваше негодование не совсем оправдано! В конце концов, если даже я и стану нянькой, вы станете платить мне жалованье моим же приданым! Если я не ошибаюсь, вы отчаянно нуждаетесь в моих деньгах, чтобы содержать сестер. По крайней мере мне так сказали.

Она осеклась и, потрясенная собственной смелостью, ждала, что он сейчас взорвется… или… или…

Но вместо этого уголок его рта искривила сухая улыбка.

— Вы сами знаете, что будет, если леди Роулингс родит мальчика. Возможно, это всего лишь сплетни, но люди говорят, что поместье вашего отца не…

— Не приносит дохода, — докончил он. — Кроме того, все, что говорят об долгах моего отца, — чистая правда.

— Вам придется жениться. У вас просто нет иного выхода, — твердила она, глядя на него.

— Если бы я решил поохотиться за состоянием, предпочел бы сам выбрать наследницу побогаче.

— Английские джентльмены часто женятся, чтобы избавиться от долгов, — иронически бросила она. — Вам, вероятнее всего, досталась бы дочь какого-нибудь торговца.

—Дарби пожал плечами:

— Вы совершенно правы, миледи. Мне, вероятнее всего, пришлось бы совершить мезальянс. Но я по крайней мере хотя бы делил с женой постель.

Генриетта виновато замолчала.

— Видите ли, миледи, злые языки совершенно не осведомлены о моем финансовом положении, — продолжал он. — Мое состояние примерно вдвое больше вашего.

Она уставилась на него с открытым ртом.

— Я владею всеми кружевами в этой стране, — мягко пояснил Дарби. — Закажи вы золотое кружево на вашу коляску, его поставил бы я. Кружево на вашей косынке, вне всякого сомнения, импортировано мной, кружево на ридикюле вашей мачехи произведено на фабрике в Кенте. Моей фабрике, если хотите знать.

— И никто не знает… Эсме тоже?! — выпалила она.

— Совершенно верно, — кивнул Дарби. — Я никогда не видел большого смысла в том, чтобы выставлять свое богатство напоказ. Люди полагают, что я жил на деньги дядюшки. Но честно говоря, это я содержал дядю последние пять лет.

— В таком случае все меняется, — медленно протянула она, еще выше вскидывая подбородок. — Я сообщу мачехе, что меня никто не компрометировал, что я написала письмо сама и все это было шуткой. Вы правы: она немедленно освободит вас от необходимости жениться на мне.

Дарби ничего не ответил, продолжая вглядываться в разом осунувшееся лицо. Как может столь хрупкое создание быть таким несгибаемым? Он встречал женщин с лицом и фигурой армейских сержантов, но слабых духом, как новорожденные котята. Какое странно эротичное ощущение: наблюдать за женщиной, обладающей внешностью милой кошечки и неумолимостью капрала.

— Я немедленно уведомлю ее, — пообещала Генриетта, вставая. — Прошу принять мои извинения, мистер Дарби.

Он не потрудился подняться. Только протянул руку и усадил ее обратно.

— Вы, вероятно, правы. Я взбешен. Но это скоро пройдет.

— Это уже не важно. Сделка была бы справедливой, нуждайся вы в моем состоянии, как я — в ваших сестрах. Но какой смысл в этом браке, если вы и без того богаты? Вы можете найти мать для Джози и Аннабел, едва начнется сезон, если не раньше. И, женившись, получите полную возможность спать с женой.

— Я предлагаю другую сделку, — возразил он. — Мои сестры за…