Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Хроники Роузлинда (№4) - Каштановый омут

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Джеллис Роберта / Каштановый омут - Чтение (стр. 7)
Автор: Джеллис Роберта
Жанр: Исторические любовные романы
Серия: Хроники Роузлинда

 

 


До этого мгновения Джиллиан была фактически без сознания. Когда человек направляет все свои силы только на то, чтобы не сойти с ума от ужаса, такие мелочи, как складки на платье или прыщ на носу, кажутся не имеющими никакого значения. Перед лицом смерти хорошие манеры становятся пустяком. Хватило бы силы сохранить хотя бы гордость. Мозг Джиллиан внезапно озарился пониманием того простого факта, что она не умрет – во всяком случае, не сейчас. И с этим пониманием застывшее отчаяние, блокировавшее все другие чувства, растаяло. Тут же голову ее наполнила гигантская путаница мыслей, которые она бессознательно подавляла, большей частью удивительно глупых. Джиллиан вспомнила вдруг с неприятным сосущим чувством в животе, что забыла причесаться этим утром и, что еще хуже, не распорядилась насчет обеда.

6

Кубер, не готов! Самый страшный грех, который может совершить хозяйка, когда в доме три знатных гостя. Когда страх смерти ушел, его сменили меньшие страхи. Джиллиан слабо охнула от бессилия и свирепо огляделась в поисках прислуги. Вспомнив, что сама велела им попрятаться, она увидела поданную ей руку.

– Поверьте, мы не хотим причинить вам вреда, – произнес низкий голос.

Джиллиан подняла взгляд и задохнулась. Никогда в жизни она не встречала такого красивого мужского лица – и такого доброго! Глаза излучали тепло, рот нежный, несмотря на всклокоченную бороду.

– Мы были врагами де Серей, но не намерены объявлять войну невинной женщине. Если вы не совершили ничего дурного, вы будете в полной безопасности.

Этот голос был повыше – приятный тенор. Джиллиан повернула голову, чтобы разглядеть третьего мужчину. Он был меньше ростом, стройнее и не так красив, как Адам Лемань, но светло-карие глаза, угрюмо смотревшие на нее, казалось, пронизывали насквозь. На словах «невинной» и «ничего дурного» было сделано легкое ударение, имевшее какой-то опасный подтекст, как предположила Джиллиан, но ее занимало теперь прежде всего отсутствие обеда.

– И я по-прежнему хочу знать, где все слуги, – настаивал Адам, с некоторым металлическим оттенком в голосе.

Подобно тому, как магнит притягивает магнитный железняк, как только Адам заговорил, глаза Джиллиан устремились на него. Джеффри приподнял бровь. Адама нужно предостеречь. Девушка была удивительно красива, но иной красотой, чем Элинор или Джоанна, что могло особенно привлечь Адама. Если она лишь невинная жертва обстоятельств, то это было бы и неплохо, особенно если она действительно наследница земель Невилля. Однако, если она хитроумная преступница, случится катастрофа, коли Адам попадется в ее сети. Адам столь же горяч и упрям, как и его мать, и Джеффри боялся, что, укрепившись в своей страсти, он ослепнет.

– Мужчины – внизу, а женщины – в своих комнатах наверху. И я должна немедленно собрать их, – едва слышно пролепетала Джиллиан, ответив, наконец, на вопрос Адама. Адам моргнул.

– Немедленно? Что вдруг за спешная потребность в прислуге? Вы проявили такую храбрость, встретив нас в одиночестве. Есть другие, более важные вопросы…

Внезапно после огромного облегчения, которое она испытала, узнав, что будет жить, Джиллиан охватил гнев. Мужчина всегда находит более важные вопросы, чем приготовление обеда, но если обед оказывается не идеальным или не таким, какого желал этот самый мужчина, бьют именно женщину, которую перед этим учили, что есть вещи поважнее обеда. В тот момент для Джиллиан не имело значения, побьют ее сейчас за назойливость или потом за нерадивость. По крайней мере, она получит удовольствие выговориться, раз уж ее все равно побьют.

– Они могут быть поважнее для вас, милорд, – сказала Джиллиан, – но для меня, отвечающей за обед, отправить прислугу работать…

– Вы, наверное, сумасшедшая! – воскликнул Адам. – Сначала вы обвиняете меня, причем без малейшего повода, в желании убить сначала вас, а потом и все население замка, чтобы скрыть следы преступления, а теперь, когда замок захвачен, начинаете бормотать об обеде. Разве сейчас время думать о еде?

– Если хотите поесть до наступления темноты, сейчас как раз время, – изящно парировала Джиллиан.

Иэн зашелся от хохота, и даже Джеффри улыбнулся, хотя глаза его были по-прежнему холодны. Джиллиан, которая напряглась от испуга, когда этот едкий ответ сорвался с ее губ, изумленно разглядывала лица стоявших перед ней мужчин. Адам выглядел смущенным, а Иэн и Джеффри веселились. Явно никто из них не сердился за ее колкость. Она вздохнула свободнее.

– Вы оба настолько правы, – сказал Иэн, – что я не знаю, чью сторону взять. Не могу отрицать, что не отказался бы от обеда в урочный час. Твоя кухня в Кемпе, Адам, оставляет желать лучшего, и я соскучился по еде, хоть чуть-чуть более приличной, чем та, которую подавали в лагере в то время, когда кто-нибудь вспоминал о ней.

Адам пожал плечами.

– Ладно, я подчиняюсь неуемным потребностям ваших желудков, иначе меня сейчас обвинят в желании уморить голодом отца и брата. Ради Бога, леди Джиллиан, созывайте свою прислугу и задайте ей работу, но не забудьте вернуться к нам сюда.

Джиллиан, сделав реверанс, поспешила разбудить жизнь в замке. Теперь она понимала, что Осберт лгал, утверждая, что Адам желает ее смерти. Не лгал ли он и о желании Адама захватить ее земли? Но если Адам не хочет и ее земель, чего же он хочет? Не уйдет ли он просто так, оставив ее на произвол ее мужа, когда обнаружит, что Осберт и Саэр выкрали из замка все, что было в нем ценного, все драгоценности, все деньги до последней монеты, даже всех приличных лошадей и одежду?

Джиллиан даже не заметила, что в мыслях уже называла «чудовище» Леманя «Адамом». Невозможно было охарактеризовать этого юношу с подвижным лицом какими-либо определенными словами. Искаженное яростью лицо Адама могло быть страшным; смягченное любовью… Джиллиан тряхнула головой, отгоняя эту мысль. Она была замужем, и, кроме того, у него наверняка и без нее большой выбор женщин. Он и не взглянет на нее. И все-таки она не чувствовала его отчужденности. Лицо Адама, когда он не злился, было таким открытым и… и… дружеским.

Джиллиан была чрезвычайно далека от истины, полагая, что Адам не взглянет на нее. Когда она направилась к лестнице, Иэн и Джеффри наблюдали за глазами Адама, пожиравшими ее, с чувством глубокой тревоги.

– Адам, – строго произнес Иэн, когда Джиллиан исчезла из виду, – ты обещал обращаться с женщиной как порядочный человек.

– Что? – прошептал Адам, словно очнувшись, и недоуменно посмотрел на Иэна.

– Леди Джиллиан – твоя пленница. Я тебе не хозяин, сынок, но надеюсь, что ты не намерен опозорить твоих учителей, меня и Роберта Лестерского, силой обратив ее внимание на себя.

– Силой?! – кровь залила щеки Адама. – Нет! Как ты можешь…

– Адам… – укоризненно повторил Иэн, – ты понимаешь, что я не имею в виду, что ты повалишь ее и изнасилуешь, но… Бог свидетель, ты очень привлекательный мужчина, сам знаешь. Женщина – в твоих руках. Ты не должен заманивать ее в свою постель.

– Иэн, – взмолился Джеффри, – а тебе не приходит в голову, что соблазнителем может оказаться вовсе не Адам?

– Да ладно тебе, – попытался отмахнуться Иэн.

– Послушайте меня, – настаивал Джеффри. – У леди Джиллиан есть все основания полагать, что Адам – главный среди нас. Он вел с ней переговоры. Он заговорил первым, когда мы вошли в зал. Хотя Адам сообщил, что мы его отец и брат, но это было позже. Вы не заметили, что поначалу она смотрела исключительно на Адама?

– Что ж, если бы я был женщиной, я бы тоже смотрел на него, – весело заметил Иэн.

– И, тем не менее, мы не должны забывать и о другой возможности, – промолвил Джеффри, – что леди Джиллиан убила своего искалеченного мужа после смерти своего покровителя, а теперь, вынужденная сдать замок превосходящим силам, намерена освободиться от нас хитростью.

Адам вспыхнул, но его сердитый протест потонул в яростном крике Иэна:

– Чепуха!

Джеффри пожал плечами.

– Надеюсь, что так, но умоляю тебя подумать над тем, что эта женщина уже совершила. Она отправила из замка полностью вооруженный отряд всадников без единого выстрела. Она спасла всех своих слуг, не получивших ни единого синяка, поскольку, вне всякого сомнения, кое-кто из наших людей, увлекшись, набил бы морды слугам, попадись они под руку, когда Адам вошел в замок. И самое главное: она заставила нас всех – и меня тоже, должен признать – чувствовать себя грубыми чудовищами, угрожающими и запугивающими одинокую, беспомощную, беззащитную женщину.

– Но ты же не можешь поставить ей в вину желание спасти прислугу, – быстро произнес Адам.

– Я не могу поставить ей в вину ничего из сделанного ею, – нетерпеливо отозвался Джеффри. – Если единственным желанием леди Джиллиан было защитить себя и слуг, она действовала исключительно разумно. Я только прошу вас подумать, многие ли женщины осмелились бы встретить в полном одиночестве целую армию, даже без нескольких служанок, которых она отдала бы на растерзание при необходимости? Это требует большой силы духа.

Иэн покачал головой.

– Я не верю в это. То, что эта женщина обладает мужеством и мудростью, ясно видно по ее поступкам, но то, что она убийца и замышляет какое-то предательство… этого нет в ее лице.

Адам вспомнил лицо Джиллиан и испытал странное головокружение. Лицо было очаровательное, с мягкими линиями и большими темными глазами в обрамлении длинных кудрей. Мог ли этот нежный рот с такими мягкими розовыми губками вымолвить лживые слова? Адам нежно любил Иэна и безмерно уважал его военные таланты, но он знал и то, что Иэн не всегда хорошо разбирался в людях. У него было такое доброе сердце, что он в каждом видел только самое лучшее. С другой стороны, Адам почитал Джеффри как проницательного человека. Джеффри почти никогда не ошибался в оценках характера и целей того или иного человека.

– Ты действительно думаешь, что леди Джиллиан убила своего мужа? – сурово спросил Адам.

Джеффри обеспокоено нахмурился.

– По правде говоря, я нахожу, что в это трудно поверить. Если бы она не была женщиной, я сказал бы, что эти глаза, голос и манеры говорят о храброй душе, встречающей неизбежное с великим мужеством и честью.

– Ну, вот видишь, – удовлетворенно произнес Иэн.

– Подожди, – прервал его Джеффри. – Иэн, подумай, как часто ты бывал заморочен Элинор, которая вынуждала тебя сделать то, что ты делать не собирался. Способность маскировать правду – лучшее оружие женщины. Помни, что наши интересы и интересы леди Джиллиан – в ее понимании, по крайней мере – не совпадают.

– И это делает ее убийцей? – спросил Адам.

– Нет! Я на самом деле ни в чем эту бедную женщину не обвиняю. Я только пытаюсь предостеречь вас, что красивое лицо, мягкий голос и манеры не могут свидетельствовать о виновности или невиновности. Я хочу сказать, что за ней надо понаблюдать. Адам, ты часто смеялся надо мной, рабски очарованным, как ты выражался, каждым волоском Джоанны. Я, по крайней мере, знаю, что у нас с ней одна цель, даже если мы иногда стремимся к ней разными путями. Не позволяй себе так же очароваться женщиной, стремления которой отличаются от твоих.

– Я не собираюсь становиться рабом женщины, – гордо ответил Адам.

– Никто никогда не собирается, – сухо заметил Иэн. – Часто вообще не собираются любить. Тут Джеффри прав. Леди Джиллиан – очень красивая женщина. Я предупреждаю тебя: не вздумай воспользоваться ее беззащитностью. И будь осторожен, чтобы не позволить и ей воспользоваться твоей беззащитностью как оружием против тебя.

Когда Иэн умолк, они вдруг обратили внимание, что тишина и пустота исчезли из замка. Доносившиеся со стороны лестницы звуки указывали на то, что слуги поднимались наверх, чтобы перейти на лестницу, ведущую во двор. Джеффри тоже поспешно направился к выходу, чтобы ожидавшие на стенах и во дворе воины не приняли это за внезапную атаку. Иэн и Адам увидели, как он остановился и перебросился несколькими фразами с Джиллиан, которая затем направилась к ним. В руке у нее по-прежнему был свиток, который она держала еще тогда, когда они только вошли в замок. Именно его она и вручила Адаму. Она опять дрожала и выглядела испуганной, хотя и не так, как при их первой встрече.

– Я сдала замок, – сказала она чуть слышно, – и он теперь в ваших руках, но я не уверена, что имела право отдать его вам.

Адам угрюмо улыбнулся.

– Теперь об этом думать, пожалуй, поздновато. Мы уже здесь, и если только это не какое-то заколдованное место или вы не открыли способ делать вооруженных людей невидимыми, у вас нет возможности выгнать нас отсюда.

Джиллиан посмотрела на него и опустила глаза.

– Я и не хочу, чтобы вы уходили отсюда, – тихо сказала она.

Адам снова покраснел. Он поднял руку, чтобы прикоснуться к ней, но пергамент, который она отдала ему, помешал этому намерению. Наступила неловкая пауза, когда Адам сообразил, что он собирается сделать, и напомнил себе, что, возможно, предостережения Джеффри и Иэна – отнюдь не пустой звук.

– Что это вы дали мне? – спросил он, избегая комментировать последние слова Джиллиан.

– Это мой брачный договор, – ответила она, и отвращение явственно мелькнуло на ее лице и в голосе.

Конечно, ничего удивительного не было в том, что ей не слишком нравилось быть женой слабоумного инвалида, но Адам предпочел бы, чтобы ее отвращение не отдавало так сильно ненавистью. Он слышал от общих друзей, что молодой Невилль был приятным и порядочным человеком, прежде чем раны превратили его в беспомощное существо. Адаму казалось, что Невилль больше заслуживал жалости, а не ненависти; однако для женщины, обреченной провести всю жизнь с таким уродом…

– Нет нужды доказывать ваше право, – заметил Иэн, прерывая течение мыслей Адама. – В таких делах не лгут, так как правда может быстро выйти наружу.

– Это не договор о браке с бедным Гилбертом, – сказала Джиллиан, и ее голос задрожал, а глаза наполнились слезами. Она сделала над собой усилие и успокоилась. – Саэр мне не отдал его и даже не показал. Возможно, он где-то есть среди других документов. То, что я вам вручила… – она запнулась, и в ее голосе снова послышалась ненависть, – это договор о моем браке с Осбертом де Серей.

– Недолго же вы оставались вдовой, – произнес Иэн и впервые окинул ее ледяным взглядом.

– Недолго, – согласилась Джиллиан очень тихо, но тут же подняла взгляд – только глаза ее искали не Иэна, а Адама. – Но это было против моей воли. Меня заставили. Я ненавижу Осберта де Серей.

Адам за это время пережил целую гамму чувств, возраставших по интенсивности. Сначала было удовольствие и облегчение, когда Джиллиан так ласково отозвалась о «бедном Гилберте». Потом он испытал шок, а по какой причине, Адам сам не понял, и даже ярость, узнав, что Джиллиан – вовсе не вдова. Ярость сменилась жгучим презрением, когда замечание Иэна прояснило суть дела. Последние же слова Джиллиан о том, что ее вынудили на второй брак и что она ненавидит своего мужа, принесли еще более необъяснимый приступ радости. Это чувство было таким сильным, что Адам едва избавился от него. Для него не могло иметь значения, замужем Джиллиан или нет. Он захватил Тарринг, чтобы обеспечить мир на своих собственных землях и способствовать делу короля Генриха, а не играть в игры с миленькой девчонкой.

– Это ничего не меняет, – сердито произнес Иэн. – Мы уже здесь и здесь останемся. Тот, кто владеет собственностью в данный момент, – усмехнулся он, – имеет девять голосов из десяти в любом суде, а в наше время человек с сильной рукой и есть суд и закон.

Джиллиан услышала перемену в голосе Иэна, заметила бурную игру чувств на выразительном лице Адама. Ее охватила безмерная злость. Даже на расстоянии Осберт пакостил ей. Джиллиан была достаточно умна, чтобы распознать выражения на лицах и интонации голоса. Она поняла, о чем думали эти люди, – в этом Осберт не обманул ее. Они размышляли, не расправилась ли она сама со своим бесполезным мужем, чтобы вцепиться в первого же самца, оказавшегося под рукой. Или, еще хуже, не был ли Осберт с самого начала ее любовником, и они ждали только смерти Саэра, чтобы убить Гилберта и закрепить свой союз. Ее не волновало, чтодумал человек, которого звали Иэном, но смотреть на лицо Адама было невыносимо.

– Вам не нужно судиться со мной, – зло ответила Джиллиан. – Как я вам уже сказала, моя собственность все равно по договору перешла к Осберту. А что касается вашего обладания этими землями, сам сатана был бы здесь мне милее, чем Осберт.

Джиллиан знала, какой большой грех совершает женщина, критикуя или выказывая неприязнь даже к самому отвратительному из мужей. Женщине надлежало выйти замуж, за кого велят, и принимать с благодарностью любое обращение человека, которому она отдана. Поэтому она ожидала, что недовольство и неодобрение на лицах мужчин усилятся. Возможно, на этот раз она зашла слишком далеко, и ее все-таки побьют. Но это не имело значения. Ничто не имело значения, кроме презрительного выражения на лице человека, чей голос был предметом всех ее грез. Однако, как ни странно, его лицо не омрачилось. Оно скорее даже просветлело. Глаза еще были настороже, но выражение презрения исчезло.

ДляАдама, который вырос в семье, где женщина владела и управляла своими землями, мать которого всегда была очень щепетильна в вопросах прав и собственности, последние злые слова Джиллиан неожиданно послужили лишь подтверждением правдивости ее утверждения, что этот брак был насильственным. Ее замечание, что она отдала земли по договору, послужило для Адама явным доказательством того, что Джиллиан не желала этого брака. Конечно, ее желание самой владеть землями не снимало подозрения, что она могла убить человека, который прежде владел ими.

Однако это почему-то не слишком трогало Адама, во всяком случае, не так сильно, как мысль, что она сразу от гроба мужа поспешила в объятия поджидающего любовника.

Когда опасения ее не оправдались, Джиллиан, вместо того чтобы испытать облегчение, расстроилась еще больше. Таких людей она прежде не встречала. Хотя она была в полной их власти, они не запугивали ее и не били. Судя по их лицам, они даже склонны были поверить, что она не желала брака с Осбертом. Теперь она вынуждена вновь вызвать их недоверие кажущейся угрозой. Нервно потирая руки, она сказала:

– Я должна сказать вам еще кое-что. Вы рассердитесь, но я ничего не могу поделать. Когда Осберт уехал отсюда четыре дня назад, он сказал, что отправляется к принцу Людовику и принц приедет сюда сам или отправит армию, чтобы уничтожить вас и забрать замок обратно.

И вновь реакция оказалась совершенно противоположной тому, чего ожидала Джиллиан. Адам расхохотался.

– Бог милостив к нам! – воскликнул он, а затем, отсмеявшись, с надеждой взглянул на Иэна.

Иэн тоже улыбался, но, прежде чем он заговорил, Джиллиан услышала, как в зал вошел третий, по имени Джеффри. Он приблизился, держа в руке лишнюю, непарную перчатку.

– Джеффри, – обратился к нему Иэн, поманив рукой, – леди Джиллиан сказала нам, что Осберт де Серей уехал, чтобы привести против нас Людовика.

Золотистые глаза пронзили Джиллиан.

– Откуда он знал, что мы идем?

– Те, кто спасся из армии Саэра, вернулись сюда. Что они рассказали ему, я не знаю. Я была… – Джиллиан запнулась. Она боялась напоминать о смерти Гилберта. Как только она упоминает об этом, их лица сразу же излучают опасность. – Я была не в себе около недели. Все, что я знаю, я рассказала вам.

– А почему вы рассказали нам? – любезным голосом спросил Джеффри.

– Какое имеет значение, почему леди Джиллиан рассказала нам об этом? – нетерпеливо перебил Адам. – Важнее, правда ли то, что она рассказала.

Наступила тишина, пока мужчины задумчиво разглядывали Джиллиан. Это предупреждение могло быть просто средством либо запугать их, чтобы они убрались отсюда, либо попыткой, наоборот, задержать их в Тарринге. Последнее, казалось, более правдоподобным, но почему Джиллиан желала, чтобы они остались, оставалось неясным. Возможно, то, что они задержатся здесь, служило каким-то целям Осберта или Людовика где-нибудь в другой части страны. Поглядывая то на Джиллиан, то друг на друга, они в ее присутствии не могли обсудить то, что им хотелось.

– В одном я могу уверить вас, – заметил Джеффри, – в замке для нас опасности нет. Те немногие мужчины, которые привыкли иметь дело с оружием, слишком тяжело ранены, чтобы сделать что-нибудь.

– А что до твоего вопроса, Адам, – добавил Иэн, – правда или нет то, что Людовик придет сюда, он придет наверняка не сегодня. Поэтому, раз мы здесь в безопасности, мы можем немного расслабиться, – он повернулся к Джиллиан и кивнул. – Мне не хотелось бы быть назойливым, леди Джиллиан, но мы остаемся здесь. Мы, конечно, предпочли бы, чтобы вы считали нас своими гостями. Могу ли я попросить вас, чтобы нам предоставили комнаты для отдыха? Мы были бы рады вашей компании, если бы вы оказали нам такую любезность, однако я не хотел бы, чтобы у вас создавалось впечатление, что мы требуем от вас услуг. Если наше пребывание здесь оскорбительно для вас, вы можете удалиться в женские покои.

У Джиллиан пересохло в горле, и кровь прилила к щекам. Рука ее потянулась к губам.

– Ох, простите меня, – пробормотала она, сообразив, что, сделав нужные распоряжения насчет обеда, она позабыла об остальных обязанностях хозяйки дома. – Я, конечно, сейчас же займусь вашим устройством. Я сегодня несколько ошеломлена случившимся.

– Что ж, вполне естественно, – добродушно согласился Иэн. – Здесь нет вашей вины, но худшее позади, так что давайте попробуем вернуться к обычному распорядку жизни.

Едва смея поверить в свою счастливую звезду, Джиллиан поспешила распорядиться, чтобы служанки сняли и проветрили постели Саэра и Осберта и застелили постель, которой пользовался сэр Ричард. Правда, она не слишком надеялась, что эта приятная ситуация продлится долго. Она уже привыкла наслаждаться хотя бы кратковременными радостями, пряча подальше будущие страхи. Возможно, доброта, с которой с ней обращались, была лишь разновидностью западни. Если это и так, Джиллиан не хотела думать об этом. Она говорила и действовала совершенно искренне во всех вопросах, кроме, правда, смерти Гилберта, так что ни в какую ловушку себя завести не могла. А беспокоиться о проблемах, которые были вне ее понимания и опыта, бессмысленно. Джиллиан будет счастлива, пока позволяют обстоятельства.

– Вы думаете, она действительно была уверена, что мы хотели убить ее? – спросил Иэн.

Адам чувствовал, что краснеет от обиды за Джиллиан, и прикусил язык, чтобы сдержать горячие возражения. Каждый раз, когда он разговаривал с ней, ему казалось совершенно ясным, что она столь же невинна и простодушна, как красива. От силы поразившего его чувства Адаму было не по себе, и он испытал заметное облегчение, услышав, как Джеффри возразил за него.

– Я сомневаюсь, что де Серей – отец и сын – обращались с ней с излишней душевностью, – лицо Джеффри стало задумчивым. – Я даже сомневаюсь, что с ней обращались достаточно вежливо. Мне кажется, было бы нетрудно убедить ее в справедливости нашего дела.

– Убедить ее? – переспросил Адам. – Ты же слышал, что она сказала насчет де Серей: он вынудил ее, и она ненавидит его. Она и так уже с нами. Нужно только…

– Женщины… – одновременно выпалили Джеффри и Иэн. Оба тут же остановились, и Иэн продолжал один, пользуясь большим авторитетом в этой области: – Женщины верят, что значение имеет только конечная цель. Средства, которыми женщина готова воспользоваться для своих целей, могут привести в ужас любого мужчину. В них нет чести, и правое и неправое для них определяется лишь тем, лучше это или хуже для их интересов.

– И это правда, Адам, – подтвердил Джеффри. – Ты должен помнить об этом. Однако их в этом даже упрекнуть нельзя, – справедливости ради добавил он. – Что женщина еще может сделать? Не может же она бросить тебе вызов, чтобы столкнуться с тобой лицом к лицу на ристалище!..

Адам и Иэн громко рассмеялись.

– Да, да, – весело произнес Иэн. – Такому вызову немногие мужчины способны сопротивляться или выйти победителем.

– Ладно, ладно, можете смеяться, – отозвался Джеффри, – но про осторожность не забывайте. Вы сами знаете, что очень трудно отказать женщине в ее просьбе в такую минуту.

– Тебе удается это делать, – заметил Адам, зная, что Джоанна очень просила своего мужа не отправляться в этот поход.

Джеффри покачал головой.

– Я хотел бы принять такую похвалу, но не могу. Я могу только благодарить Бога, что Джоанна достаточно любит меня, чтобы не требовать от меня обещаний, выполнение которых разобьет мне сердце.

– В этом все и дело, – взволнованно произнес Иэн. – Любовь – все для женщины. Она вырвет у себя из груди сердце, пожертвует своим телом, солжет, зальет кровью всю страну, если это послужит ее любви. Если леди Джиллиан любит этого Осберта, ей ничего не стоит сказать, что она ненавидит его, очернить его имя и предать его честь, отдавшись тебе, мне, Джеффри, всей армии, если посчитает, что это поможет ему.

Адам ничего не сказал. Глаза его потемнели, зеленоватые огоньки, обычно мерцавшие в них, погасли.

– Но я не вижу доказательств для подобных допущений, – сказал Джеффри. – Насколько мы наслышаны о старшем де Серей, он был грубым, склонным к предательству мерзавцем. Очень может быть, что и его сын ничем не лучше отца. Таким образом, вполне возможно, что леди Джиллиан говорит правду. Однако женщины – очень странные существа. Я знал некоторых, которые не испытывали ничего, кроме любви, к тем, кто бесстыдно измывался над ними. Я не склонен подозревать в этом и леди Джиллиан. Она так мило вспылила тогда насчет обеда, и глаза ее так разгорелись гневом, что мне хочется верить, ей не слишком нравится плохое обращение.

Сердце Адама при словах Джеффри подпрыгнуло, и он разозлился на себя. Странно, что он перестает владеть своими чувствами. Еще более странно, что эти чувства направлены на женщину, которую он видит впервые, если не считать беглого взгляда на стену всего час назад, и которая к тому же связана брачными узами. Его отец и брат совершенно правы, предостерегая его. Вероятно, они заметили по его лицу, какое впечатление произвела на него Джиллиан. Вероятно, она сама заметила это! Черт с ней! Теперь он предупрежден. Пусть его неуправляемое сердце беснуется как хочет, он не попадется ни в какую западню, которую она может расставить ему.

7

Адам вертел в руке кубок с вином, наблюдая, как играет на темной поверхности свет факела. Олберик уважительно помалкивал, видя задумчивость своего молодого хозяина. Он заметил: что-то изменилось в Адаме с тех пор, как они приехали в Тарринг. Для Адама было довольно обычным делом собирать вокруг себя по вечерам воинов, при отсутствии более знатной компании. Читать он не любил, и, если в замке не оказывалось заезжих менестрелей, ему совершенно нечем было заняться, когда рядом не оказывалось дамы, с которой он мог бы поболтать, поиграть в шахматы, а потом лечь в постель. Адам был достаточно простодушен и не находил удовольствия в уединении только ради того, чтобы казаться своим людям далеким и богоподобным. Они и без того восхищались его могуществом и силой. Если ничто более важное не отвлекало его внимания, Адам веселился с ними, слушая их истории и пересказывая свои.

В Тарринге он следовал своим обычным привычкам, дождавшись, когда леди Джиллиан уйдет в женские покои. Но Олберик заметил, что хозяин его смеялся все реже и все чаще погружался в задумчивое молчание. И еще Олберик с удивлением обнаружил, что с тех пор, как они оказались в Тарринге, Адам ни разу не уложил к себе в постель женщину. Первые несколько ночей такое воздержание не удивляло командира отряда. Адам никогда не принуждал силой женщин в захваченных замках и всегда выжидал, пока сумеет заманить девушку к себе добровольно. Тем более что тогда в замке были еще лорд Иэн и лорд Джеффри. Олберик слышал, что ни один из них никогда не распутничал с женщинами, и полагал, что это могло сдерживать и его господина. Но лорд Иэн и лорд Джеффри уехали уже неделю назад, а Адам по-прежнему спал в одиночестве.

Ход мыслей хозяина и слуги ненамного отличались друг от друга, хотя Адам думал не о своем необычно долгом воздержании. Он размышлял об отъезде Иэна и Джеффри и об одной-единственной женщине. Джиллиан оставалась для него головоломкой. И эту головоломку нужно было срочно разрешить. Поначалу все шло гладко и в ее пользу. Когда Джиллиан вернулась, приготовив для них комнаты, она уже не так нервничала и больше походила на гостеприимную хозяйку, готовую охотно услужить гостям, чем на жертву захватчиков. Она уже начала демонстрировать приятное игривое остроумие, тонкое и немного лукавое. Глаза ее сияли, словно душа освещалась изнутри. Адаму все труднее и труднее было смотреть на кого-либо, кроме Джиллиан, когда она находилась в поле его зрения.

К четвертому дню их пребывания вопрос о том, почему она была так рада их присутствию, все больше беспокоил их. Вскоре после вечерни из Роузлинда прибыл усталый гонец с тревожными новостями. Спустя день после дня святого Мартина Людовик, наконец, начал активные действия. Он осадил Хертфорд. Иэн и Джеффри тут же решили отправиться на север, в Хемел, который располагался всего лишь в двадцати милях от места военных действий. Поскольку это было в обычае французов, считавших, что они пребывают во враждебной стране, район Хертфорда очень скоро будет ограблен, а затем отряды мародеров станут продвигаться все дальше и дальше и, наконец, смогут легко добраться до земель Джеффри.

Когда Джиллиан услышала эту новость и увидела, что ее гости готовятся к отъезду, свет померк в ее глазах, и краска сошла с лица, сделав ее кожу серой. Адам живо припомнил сцену, которая последовала потом. Он сейчас прокручивал ее в своей памяти.

– Вы оставляете меня беззащитной перед любым отрядом, который будет проходить мимо! – вскричала Джиллиан. – Разве это обеспечит мир на ваших землях? Даже если бы я была мужчиной и знала, как защищаться, здесь нет ни одного человека, способного владеть оружием. Как…

– Вам не следует бояться этого, – прервал ее тогда Адам. Он вспомнил также, что был очень разъярен тем, что она свою мольбу обратила к Иэну. – Я вполне способен защитить этот замок без надзора моего отца.

– Вы хотите сказать, что остаетесь здесь, милорд?


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28