Козлы

      ... Влажная ветка колючего куста с размаху хлестнула Твердовского по лицу, и он не сдержал крика. Остановился; сердце колотилось, как колеса скорого состава, свитер стал душным и тяжелым. В нос ударило острым духом пропотевшей шерсти.
      И вдруг Василий осознал: это - ТОТ запах!..
      Шорох. Сквозь ветви кустарника ломились знакомые безжалостные копыта.
      Натянулась коварная струна веревки поперек тропы.
      Ухмыльнулся из тьмы горизонтальный зрачок...
      - Лиза-а-а-а!!!..
      * * *
      Серый, смазанный, никакой день превратился в серые сумерки. Потом в темно-серые. Потом потихоньку наполз вечер...
      А я все топала и топала по бесконечному шоссе. Неимоверно длинному если плестись от самой Ялты пешком. Конечно, рядом то и дело останавливались тачки, но от этого только становилось противнее и муторнее на душе. Послать по известному адресу - и тащиться дальше, дыша бензином и пылью, волоча на ногах неподъемные гири... И ещё маленький, невидимый, но тяжеленный камень где-то внутри.
      ... "Что я такого сказал?! - крикнул Олег, догоняя меня. - Лизка, ты чего? Что я сказал?! - Отстань!"
      Резко передернула плечами, сбросила его потные руки, пошла быстрее. И ни разу не обернулась! Конечно, я думала, что он меня снова догонит. И, если бы догнал... разумеется, остановилась бы, простила, разрыдалась бы у него на плече - я же идиотка. Боже, ну почему я такая идиотка?!..
      Но он отстал. Правда отстал.
      И даже не подумал, как я буду добираться до Мысовки - без копейки в кармане. Ясно, что не подумал. Ему же на меня плевать с высокого дерева... Он каждое лето заводит себе тут по девчонке - прямо на месте, а что? - не так накладно. Из тех наивных дур, что ведутся на метр девяносто, красивые глаза и трепотню про голову Екатерины и Чехова с бутербродом. Которым купи безделушку, покатай на катамаране, - а там и "давай". За милую душу! А потом - конец лета, "было здорово, приезжайте еще"... Один троллейбус и разные поезда.
      А ты - размечталась про Москву, про свадьбу и вышитый пододеяльник. Идиотка! Идиотка, идиотка, идиотка!!! Кому ты вообще нужна? Ну, вспоминай: хоть раз в жизни ты была нужна кому-то больше, чем на полчаса в постели? Да что там... если собственные предки поспешили выпереть тебя из дому сразу после школы, бабкиной свиньи не пожалели - лишь бы доченька поскорее перестала мозолить глаза. Глядишь, за пять лет и приглянется какому-нибудь лоху...
      Никому на свете. Задаром. Даже с доплатой!..
      Уже совсем стемнело, когда я добрела до акации с развилкой, откуда надо было сворачивать вниз, чтобы попасть в Мысовку. Само собой, никто не гарантировал, что это именно та акация, а не какая-нибудь другая. Еще заблужусь, сломаю шею на этих кручах со скалами и обрывами... запросто. Или местные бомжи нападут, изнасилуют и прикончат... а кому какое дело?! Кто меня станет искать - Твердолобиха? Кстати, если со мной и не случится ничего, а просто заплутаю в темноте и вернусь к утру, она меня и то выставит на улицу. Скажет: проваливай, шлюха, к своему хахалю.
      Олег. Олежка...
      А ему по фиг. Он, конечно, сразу же отправился к Петру с Кирюхой на пиво, там сболтнул между делом, что я оказалась с приветом, - и забыл. Может, уже склеил себе другую дурочку, - поумнее меня, без претензий на пододеяльник с вышивкой...
      Мужики - они все такие. Сунул, плюнул, и вся любовь, - как Витка говорит по любому случаю, ей по жизни не везет с мужиками. Все - сволочи и козлы.
      Но, если это правда... если действительно все до единого... Как тогда люди вообще женятся, детей заводят, внуков? Причем не какие-то психи нестандартные, - а многие, почти что все?! Олега тоже когда-нибудь окольцуют. Сейчас ему двадцать... так до двадцати пяти точно. И какая-то дура будет просыпаться рядом с ним каждое утро. И складывать в тумбочку этот долбаный пододеяльник...
      Почему - не я?!
      Потому что я - идиотка недоделанная, как уже было не раз доказано. Можно сколько угодно твердить, что никто на свете никому не нужен, фигушки. Это я никому не нужна. Только я... Разве что Твердолобому приспичит подержаться за свою цацку, за "оберег святой". Потому что киевскому старикашке-колдуну захотелось приколоться. Неплохой прикольчик вышел, ничего не скажешь!..
      Между кустами мелькнула пара-другая огоньков, а потом кустарник поредел, и я вышла к околице. Похоже, все-таки Мысовки - вряд ли тут двадцать деревень на квадратный километр. Прямо передо мной в маленьком окошке светился желтый квадратик света, и женская фигура прошла там за тюлевой занавеской. У людей есть свой дом, уютный и теплый. И муж, наверное, есть... хотя кто его знает. Дом на Ленина-три с виду тоже ничего, - а живет там старая одинокая Твердолобиха, у которой вся жизнь прошла, и остался пшик. Только и радости, чтобы Васенька пирожок съел да чтоб козы доились...
      Я остановилась на полушаге, чуть не запахав носом.
      Козы!!!
      Вот сейчас старуха придет забирать их - а меня там и близко нет. И все, капец. В лучшем случае - опять беспросветное рабство от рассвета до полуночи. А в худшем... я ведь её здорово напугала козьей бандой, на совесть!.. Может и вышвырнуть за порог, ни черта не заплатив, - и что тогда? У меня тут, в Крыму, нет никого. Ни одной живой души...
      Понеслась вперед, как сумасшедшая, - удивительно, как не загремела во весь рост посреди дороги. Спасение было одно: прибежать на козье пастбище раньше Твердолобихи. "Добрый вечер, Зин-Иванна, все козочки на месте, Бусик хорошо себя вел. Ничего особенного не случилось..."
      Да, не случилось! Правда. Ничего особенного...
      Я летела напрямик через деревню, и собаки всей Мысовки провожали меня нестройным лаем. Ноги не чувствовались совершенно, но я точно знала, что стоит остановиться - и сразу отзовутся и педали катамарана, и километры по шоссе, и пузыри под хлястиками босоножек...
      И все-таки споткнулась - уже на тропинке.
      Темнота, тепловатая пыль и острый камень в левой ладони. Попробовала подняться; ноги не гнулись, и я даже испугалась, что переломала кости. Да нет - всего лишь стесала до крови колени, в последний раз такое было в третьем классе... И ещё извазюкала в пыли единственное приличное платье. Идиотка! А под ноги смотреть - слабо?
      Слабо. В так называемом лунном свете едва белели мои собственные руки. Одна из них сама собой нашарила что-то в пыли на тропе. Веревка. Какой привязывают коз. Значит, они ещё здесь... ура.
      Радости не получилось. Слишком хреново устроен мир, где надо радоваться грязной веревке. Сиди теперь, жди Твердолобиху, репетируй честные глаза и соответствующее выражение морды лица. А завтра, пожалуй, можно будет и вправду ни на шаг не отходить от старухиных козлов. Некуда отходить...
      Ногу дернуло судорогой - так неожиданно, что я чуть не заорала. И внезапно где-то совсем рядом раздался дикий, оглушительный, душераздирающий вопль.
      Секунда тишины - и жуткий, негромкий треск ломаемых веток и шелест листьев прямо над головой.
      Передернувшись, как от электричества, я вскинула голову. Прямо надо мной нависала темная, косматая, душная громадина. Переминались у самых глаз тощие ноги с лысыми коленками. Сверху призрачным белесым клином ходила из стороны в сторону клочковатая борода. Тускло блеснули глаза - как всегда, злорадные, словно замышляющие что-то исключительно мерзкое.
      - Бусик, - проговорила я тонким дрожащим голосом. - Бусик-Бусик-Бу...
      Козел наклонил морду; на острые концы рогов накололась, как яблоко, почти круглая луна. И - двинулся на меня.
      И тогда я вскочила и ринулась бежать. Мимо тропы, мимо веревки, сквозь кусты, сквозь шипы на лице... Волосы и платье клочьями оставались в кустарнике. Прочь!!! Сквозь боль в ногах и во всем теле, сквозь темный, жаркий, неуправляемый ужас...
      ... Горячие руки на плечах. Всё. Я была уверена, что умру.
      - Лиза... Боже мой, Лиза...
      Шелестящий нечеловеческий шепот. Лицо впечаталось в шерсть грубой вязки, колючую, пропахшую потом. Объятия - словно кольца вязаного удава. Который хочет не просто слегка придушить - раздавить. Глоток воздуха снова стиснулось кольцо - чуть слабее - обжигающие пальцы шарят по груди...
      - Лиза... ты... со мной...
      И тут я его узнала. Нет!!! Резко, с отчаянной силой развела руки в стороны; отодрала, разорвала на две части шерстяного удава. Козел Твердолобый!..
      Отскочила на шаг. Лихорадочно нашарила на груди уже мокрый от чужого пота янтарный кулон.
      - Подавитесь!.. Слышите? Забирайте его себе и целуйтесь с вашим святым оберегом! Мне - надоело. Я...
      Истерика, рыдания, слезы в три ручья. Я - никому не нужна. Даже Твердолобому. Дешевая цацка с набережной - да, а я...
      - Лиза!!!
      Снова кольца - уже на запястьях. Железные, не вырваться. Я все-таки попыталась - рванула его на себя; потеряла равновесие, упала в колючую траву, на острый камень под спиной...
      Лицо - так близко, что не различить черт. Так, что глаза сливаются в один длинный глаз. Так, что шепот ощущается на щеках горячим влажным дыханием.
      - Лиза... я не понимал... теперь знаю... Ты - мой оберег...
      - Пустите!..
      - Я люблю тебя... Я хочу, чтобы...
      - Вась-Ильич, вы...
      - Говори мне "ты". Говори "Вася"...
      И - ещё ближе. Губы - на губах, потом на глазах, на волосах, на шее... Это все неправда. Это - потому что змейка в янтаре. Олежка так и не спросил, сколько она там стоила, в Ялте...
      Олежка.
      "... Ни в одно лето".
      - ... чтобы мы были вместе - всегда. Всегда, понимаешь?!..
      - Я не...
      Не смогла договорить - навалился сверху, душный, пульсирующий, тяжелый... Уже без шерстяного свитера.
      Тепло. Как тепло...
      - ... моей женой.
      И снова - пальцы на груди. И жгучие губы... Прямо на груди, не в ложбинке, не там, где... И вообще, кажется, он давно перекрутился за спину, этот святой оберег...
      - Всегда...
      ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
      В предрассветном полумраке его лицо было серьезным и сосредоточенным. Как будто решал математическую задачу, а вовсе не спал. Сонными казались только ресницы - пушистые, мягкие... Как это я не замечала, что у него такие густые ресницы? Наверное, из-за очков.
      Вася. Вася...
      Вслух не получилось. Тронула за плечо и прошептала просто:
      - Просыпайся... ну просыпайся, а?
      Он заворочался, недовольно забурчал; пришлось легонько его потрясти. Открыл глаза и непонимающе уставился на меня.
      Как будто вот-вот спросит: где я?.. и кто ты вообще такая?
      - Лиза... ты что? Рано ведь еще...
      - Светает, - объяснила я. - Сейчас твоя мать придет меня будить. Представляешь, что будет, если?..
      Он сел; застонали пружины древнего матраса. Поежился, накинул на плечи шерстяное одеяло с прорехами: уголок, в который куталась я, выскользнул из рук. Холодище пронизал насквозь, кожа моментально подернулась пупырышками но отвоевывать одеяло назад или придвинуться поближе к Твер... Васе, черт, Васе, Васе!.. было как-то неудобно.
      - Ну и что? - он зевнул.
      Я пожала плечами. Вчера вечером, когда мы лежали в жухлой траве, а Твердолобиха тройными причитаниями собирала вокруг себя козье стадо, попутно поминая меня последними словами, он тоже порывался так и выйти к ней вдвоем. Ну и что?
      Но по зрелом его размышлении я выбралась на тропинку одна. И, помогая старухе гнать стадо к дому, предположила невинно, что Василий Ильич, наверное, вот-вот вернется... За ужином Твердолобиха разливала мерзкое молоко, я расставляла тарелки, коты путались под ногами, а он... Вася... Что ж, любая разведка была бы им довольна.
      Только через час, когда бабка захрапела, он осторожно, стараясь не скрипеть на ветхих ступеньках, поднялся ко мне на чердак...
      И был прав. Кому нужны Твердолобихины вопли на ночь глядя?..
      - А вообще-то ты права, - он встал, бросил мне одеяло и зябко, поспешно накинул махровый халат. - Кому нужен скандал с самого утра? Да это и унизительно: быть застигнутым, как мальчишка...
      Я молча кивнула. Вася обернулся от чердачного люка:
      - Сегодня я официально объявлю матери, что мы собираемся пожениться так будет гораздо лучше.
      И вдруг быстрыми шагами вернулся ко мне и поцеловал... не оберег. Меня.
      ... Все утренние дела перещелкались, как семечки; когда я с ведром и тряпкой добралась до Васиной комнаты, он ещё спал. И снова - собранный и сосредоточенный, как на экзамене. Наверное, эта его прикладная математика и во сне не дает ему покоя... бедненький.
      Я не буду разрешать ему столько заниматься, это ж рехнуться можно. Научу расслабляться перед сном... ещё как расслабляться! И первым делом после свадьбы распущу его идиотскую шапочку, перед людьми же стыдно. А ещё не буду и близко подпускать его к этому Кузьмичу, приколисту долбаному... хотя бы в интересах семейного бюджета. И вообще, хватит нам на всю жизнь одного святого оберега...
      - Лиза...
      Он уже не спал. Он смотрел на меня. Как смотрят на огонь в очаге или, скажем, на копилку с деньгами... на что-то такое, от чего спокойно, надежно и тепло.
      На меня.
      Я присела на край его кровати. Честное слово, просто присела на край!..
      ... - Где мать? - спросил потом Вася, счастливо откинувшись на подушку.
      - В огороде, - отозвалась я. - Подвязывает помидоры. Кажется, это надолго. Доверила мне покормить тебя завтраком, а потом - к козам.
      На слове "козы" его лицо слегка дернулось; я прикусила язык.
      - Да? - он встал, залез в шкаф в поисках одежды. - Послушай, Лиза, у меня есть идея. Сейчас я приведу себя в порядок, а ты пока собери нам этот завтрак с собой, и пойдем на море. Ты не обязана смотреть ни за какими... козлами, - закончил с трудом и с отвращением.
      В целом идея мне понравилась. Конечно, лучше бы он сначала сказал Твердолобихе... то есть своей матери о нашей свадьбе - сейчас, а не когда она будет злая на меня из-за этих самых коз... Ну да ладно.
      - Хорошо! - и я чмокнула его в щечку. Нормальные щеки, кстати: и с чего это я взяла, что они похожи на бульдожьи брылы? Ну да, а ещё мне раньше казалось, что Твердолобый импотент!..
      - Ты почему смеешься?
      - Просто.
      ... Прямо перед нами было море, огромное-огромное, бирюзовое, а вдали темно-синее, по нему ходили небольшие волны. Мы расстелили газету "Крымские известия" у самого края скалы, и я покрасивее разложила на ней продукты. Честное слово, тут даже Твердолобихины ватрушки казались дико вкусными, не говоря уже о яйцах вкрутую, картошке в мундирах, огурцах, помидорах, персиках и инжире! А запивать я взяла просто бутылку колодезной воды. Никакого молока! Ни капельки!
      - Штормит немного, - сказал Вася. - Ничего. Для погружения вполне нормально. Помоги, - он протянул мне акваланг, и я чуть не уронила его себе на ноги. Ничего себе бандура!
      Пришлось все-таки поставить баллон на землю, пока Вася натягивал свитер, кальсоны, носки, а поверх всего черный резиновый футляр - как он объяснил, это штука называлась "гидрокостюм". Еще надел маску - такие же я видела у ребят, мне даже давали в ней поплавать... вдвоем с Олегом... по фиг, по фиг, по фиг!..
      - Я долго охотиться не буду, шторм может усилиться, - маска зажимала ему нос, и голос звучал гнусаво: "шторб божет". - Ты сходи пока на пляж, позагорай... Я тебя потом найду.
      "Потоб дайду", - примерно так это прозвучало, но я сдержала смех и со всей серьезностью помогла ему водрузить на плечи акваланг. Похожий на ходячий экскаватор, Вася попятился к обрыву и перекинулся спиной вперед.
      Сквозь рябую пленку воды я видела, как он перевернулся и поплыл прочь от берега, напоминая уже не экскаватор, а настоящего аквалангиста из команды Кусто. Вот вернусь и расскажу девчонкам!.. это вам не старые "Жигули".
      Отходы завтрака, завернутые в "Крымские известия", сиротливо серели под маленьким кустиком, и ветер шелестел газетным краем. Я посмотрела на сверток со смешанными чувствами: и брать с собой неохота, и оставлять среди нетронутой природы стыдно. Не то чтобы очень, но... все-таки я невеста университетского преподавателя, доцента. Я должна вести себя культурно.
      А куда выкинуть?..
      - О, Петь, смотри, Лизка! Привет.
      - Салют, Лизун!
      Я обернулась.
      На тропинке, как живые, стояли коренастый блондинистый Петька и рыжий худющий Кирилл. Кирюхины малиновые плечи, отметила я, облезли уже почти до мяса, а у Петра на голове торчала картонная кепка "Рогань".
      Не сказать, чтобы я была рада их видеть.
      - Привет, - вежливо, и не больше.
      - Как жизнь? - Петька стащил кепку с головы. - Вы с Олегом, я так понял...
      Кирилл тюкнул его локтем под ребро - больно, наверное. Петр заткнулся.
      - Ты на пляж? - Кир шагнул вперед.
      Я кивнула.
      - Так пошли к нам, - предложил он. - Серьезно, Лиз! Там сейчас классно, солнце, волны как раз чтобы прыгать...
      А вот это ни за что. Помотала головой и, чтобы не стоять, как идиотка, потянулась за свертком с мусором.
      - ... И Граф по тебе скучает, - добавил Кирюха мне в спину.
      Нет.
      - Спасибо, ребята, - я выпрямилась с газетным свертком в руках и очень ослепительно улыбнулась. - Мне тут надо мусор выкинуть... Не подскажете, куда?
      - А что там? - вдруг заинтересовался Петька. - Если пищотходы, то Граф слопает за милую душу! Подарочек ему будет. Пошли, Лизка!
      ... Я в детстве очень хотела собаку... большую и лохматую.
      А батя не позволял.
      * * *
      Большая рыбина мягко тыкалась головой в пояс. Уплыть в сторону сетки садка она уже пробовала... Глупая одинокая рыба, отбившаяся от родного косяка.
      Твердовский плыл к берегу. Все-таки сегодняшняя погода внушала определенную тревогу; если чересчур увлечься, могут возникнуть проблемы с выходом из моря. Грех алчности наказуем, - а охота сегодня, без сомнения, удалась. Дело ведь не в количестве пойманной рыбы. Эта одиночка потребовала от него, Василия, куда больше точности и хладнокровия, чем если бы он перестрелял половину косяка... бездумного стада...
      Странно... он поплыл медленнее. Почему-то эта мысль не приходила раньше в голову. Рыба - добыча; она мелькает сквозь толщу воды, словно мишень в тире, и думаешь только о прицеле и коэффициенте преломления... Но ведь и кефаль - живое существо, Божья тварь, наделенная аурой и астралом. Конечно, рыбий астрал очень слаб; но если их целый неисчислимый косяк?!..
      Надо узнать, сколько стоит прокат гидрокостюма и акваланга. Облегченного, для женщины. Никакой косяк кефали ничего не сможет поделать против святого оберега. Правда, Лиза никогда не плавала с аквалангом... ничего, можно обучить.
      Лизу придется обучить многому. Невозможно представить, чтобы рядом с ним, ученым и преподавателем, постоянно находилась девица с такими вульгарными манерами. Косметика, прическа, манера одеваться, - все нужно менять, и менять радикально. И, конечно, совершенно недопустимо, чтобы она оставалась его студенткой... пусть не его лично, а коллег, что ещё хуже. Перевести в аспирантуру после первого курса нереально... значит, из университета Лиза уйдет вообще.
      Что ж, тем больше времени она сможет уделять домашнему хозяйству. Наконец-то ему - доценту Твердовскому! - не надо будет каждый вторник и пятницу по часу стоять над раковиной, набитой жирными тарелками, а по субботам замачивать в тазике недельный запас носков... Слава Богу, теперь это вычеркнутое из жизни время он сможет отдать математике.
      А сколько и времени, и денег сэкономится, если ужинать дома, а не в "Домашней кухне"! Впрочем, об этом думать рано, - он ведь ещё не имел возможности проверить, насколько хорошо Лиза умеет готовить. Высокой миссии кормить его, Васеньку, мать, видите ли, не доверяла никому. Ладно. Эту кефаль - рыбина дернулась, словно её астрал действительно перехватил поток его мысли, - он отдаст именно Лизе, в качестве экзамена. Что бы там не подумала и не высказала по этому поводу мать...
      Подводные камни внизу уже вырисовывались отчетливо, казалось, что, опустив ногу, можно черкнуть по ним кончиком ласта. Иллюзия - но, так или иначе, берег близко, пора бы произвести контрольный подъем. Через четверть часа, не позже, он, Василий, выберется на берег. Надо разыскать Лизу, а затем занести домой кефаль... И заодно сообщить матери о предстоящей женитьбе.
      Твердовский злорадно усмехнулся, и несколько пузырьков воздуха, просочившись мимо загубника, полетели к поверхности. Мама будет деморализована - мягко говоря. Одним махом он лишит её возможности гарантированно тянуть из него энергию. Тема "мужчина не должен жить один, сынок..." окажется закрытой раз и навсегда. Хотелось бы знать, как скоро мать придумает новую: что-то вроде "неужели ты не видишь, сынок, что она тебе не пара..." ?
      Он поднялся к поверхности, вынырнул, сдвинул маску на лоб. Тут же в лицо ударила волна, точно подгадав под вдох, и в носоглотке болезненно засаднило от попавшей туда горько-соленой воды. Василий выругался. К тому же, как оказалось, он взял слишком далеко вправо: теперь, чтобы попасть в бухточку, нужно было сделать солидный крюк.
      Мать, между прочим, способна сориентироваться довольно быстро. Даже тогда, с Любой... не прошло и недели со дня их свадьбы, как мама начала намекать Василию на необходимость развода. А ведь первая жена Василия была не провинциалкой-первокурсницей, а подающим надежды молодым ученым... кажется, она защитилась года через два после того, как они таки развелись. "Она тебе не пара, Васенька, пойми..."
      Больше всего его бесило, что Сашкина Марина - они поженились на год раньше - понравилась матери! Впрочем, младшему братцу всегда везло.
      Одиннадцать лет назад. Трудно судить: возможно, мама и была права. Тогда она ещё не присасывалась к энергетическим каналам родных сыновей. Тогда она могла мыслить логично и здраво, опираясь на опыт собственной нелегкой жизни. Тогда её словами и поступками не управляли ТЕ животные...
      ... да попросту козлы!..
      Прямо под аквалангистом на дне угадывались в песке овальные очертания камбалы-глоссы. Твердовский навел было ружье, но передумал. Мелкая. И потом, что может быть проще, чем подстрелить камбалу, распластанную на песке?.. Не стоит.
      Не стоит прямо сейчас говорить матери о свадьбе. Теперь, когда он припомнил ту эпопею одиннадцатилетней давности... Незачем повторять все сначала. У Лизы нет шансов быть одобренной как невеста, этот факт не нуждается в доказательстве. А значит, будут и слезы, и требования, и банальный шантаж. Мать может. Она и не такое может...
      А любую конфликтную ситуацию козлы непременно используют в своих целях. По сравнению с атакой, которую они поведут на него через разгневанную мать, прежнее планомерное высасывание энергии покажется комариным укусом. Конечно, святой оберег оградит и спасет, - но зачем подвергать его лишним испытаниям?
      Будет гораздо лучше ничего пока не менять. То есть, разумеется, он теперь ни на шаг не отпустит Лизу от себя. Но для матери можно создать иллюзию, что девушка, как и прежде, работает по хозяйству и пасет... да, именно их, козлов. А о свадьбе, которая все равно состоится в Киеве и не раньше, чем через пару месяцев, просто сообщить открыткой или телеграммой... многие так делают.
      Левый ласт действительно зацепился за подводный камень. Василий снова вынырнул; да, чуть-чуть левее - и он в бухте.
      Но мама не простит. Когда поймет, что девушка-домработница, с которой она особенно не церемонилась, на самом деле была невестой сына... Узнай мама об этом сейчас, она бы возмутилась - но на расстоянии, тем более по прошествии времени ей станет мучительно неловко и стыдно. Нет, с его стороны было бы подло так поступить с ней. Другое дело, если мать вообще не узнает об их браке... Но такое невозможно - разве что?..
      Твердовский выплыл на мелководье. Можно было уже вставать - но на воздухе снаряжение многократно тяжелело, и потому он плыл до последнего, уже буквально полз по дну. Глинистый грунт бухточки размывался под его коленями, мутя кристальную воду. Над головой прокатывались уже довольно ощутимые волны.
      Разве что... А собственно, зачем устраивать какую-то свадьбу с уведомлением родственников и знакомых, с непременным застольем - иначе сочтут скрягой, - с кольцами и прочей дребеденью? Да и сам по себе поход в загс с заявлением, оплатой абсурдных услуг, месячным сроком унизительной проверки и сакраментальным штампом в паспорте... Василия передернуло от воспоминания. Кому это нужно?
      Он резко поднялся. Волна мягко шлепнула пониже акваланга, подгоняя к берегу.
      Лизе он объяснит. Двое людей вполне могут жить вместе без всякой загсовой официальщины. Особенно если их связывают такие узы, как истинная любовь и святой оберег.
      И самое главное, едва не выпущенное из виду! Прежде, чем идти на такой шаг, он должен непременно посоветоваться с Кузьмичем. "Держи отроковицу подле себя", - говорил святой человек. Но, возможно, он имел в виду вовсе не...
      Твердовский выбрался на берег и освободился от снаряжения. Солнце стояло в зените; шторм и в самом деле усиливался. В металлическом садке билась на воздухе серебристая кефаль. Он погрузил на плечи рюкзак, акваланг и ружье и, помахивая уловом, зашагал вверх по тропинке.
      Проходя над пляжем, Василий методично осмотрел каждый квадрат яркой подстилки на серой гальке и каждую голову, торчащую из воды. Сегодня тут скопилось немало народу, но Лизы не было. Выходит, она так и осталась ждать его на скале, с которой он начал погружение. Чувство, сопроводившее эту мысль, поразительно походило на настоящую нежность. Он даже удивился себе.
      Лиза...
      ... Ее не было - но Твердовский не сразу позволил себе в это поверить. Может, она просто присела на корточки, а изгиб тропы срезает горизонт. Может, даже легла позагорать. Может, отлучилась на минутку, мало ли... а может...
      Ее не было.
      Василий в растерянности огляделся по сторонам. Огромное побережье, бескрайнее море. Широкий мир, в котором человеческой пушинке ничего не стоит бесследно затеряться. Где теперь искать ее?..
      Он попытался настроить астрал на тонкие реальности. Святой оберег, этот мощный очаг, лучащийся энергией... он должен был сверкать, подобно маяку! - но не сверкал. Или он сам не мог выйти на нужный тонкий уровень? Он, давно познавший четвертую ступень просветления и приближающийся к пятой!
      Нет, объяснение могло быть лишь одно. Кто-то блокировал призывное излучение оберега. Чужие ауры, враждебные астралы...
      Козлы.
      Они бессильны, ведь Лиза все равно где-то рядом, и святой оберег защитит его, несмотря на их жалкие темные потуги. Возможно, она сейчас именно там, в их стаде - да-да, скорее всего! Стоит на страже, нейтрализует страшную опасность, - юная девушка с янтарной каплей меж смуглых веснушчатых грудей...
      И снова накатила нежность. И теплые энергетические волны щекотно побежали к низу живота... Василий смущенно огляделся по сторонам. Слава Богу, в пределах видимости никого не оказалось.
      Однако - что теперь делать? Сонная кефаль мертвым грузом оттягивала садок. Если рыба ещё хотя бы с полчаса полежит на солнце, она неминуемо протухнет. Он собирался занести её домой... да, но вместе с Лизой! Хотя, раз девушка сейчас пасет козлов, дорога свободна и безопасна...
      А вдруг - нет?
      Эта мысль прошила сознание уже тогда, когда Василий, свернув с тропы, вьющейся вдоль моря, ступил в тень ближайшего кустарника. Нет, до пастбища ещё далеко... Идти или не идти дальше по этой тропинке - вот в чем вопрос.
      Ответить на него Твердовский не успел.
      Задрожали листья, закачались ветки. Зашелестело, зашуршало, затрещало изнутри. Темный ужас шпилькой приколол к месту; Василий и не пытался бороться с параличом. Он просто беззвучно твердил себе: нет, такого никак и никогда не может быть...
      Козел проломился сквозь кусты и выбрался на тропу. Огромный, косматый, знакомый.
      С коротким обрывком веревки на шее.
      * * *
      Когда Петька помогал мне спускаться, картонную кепку "Рогань" сдуло ветром с его головы. Она прокатилась по верхушкам скал, повисела пару секунд на ветке чахлого можжевельника, а потом желтой летающей тарелкой спланировала в море. И волны очень быстро справились с ней.
      Я усмехнулась. Грустно и зло.
      Олег в позе орла сидел с книжкой на высоком камне, похожем на постамент для памятника. Я твердо решила туда не смотреть. Я пришла к ребятам, к Петру с Кирюхой. Принесла подарочек лохматому Графу. А почему бы и нет, скажите?
      Пес кинулся ко мне со всех ног, галька так и брызнула по сторонам. Через секунду его лапы были у меня на плечах, а теркообразный язык с энтузиазмом избавлял лицо от косметики; я зашаталась и завизжала.
      Мне здорово и весело. Граф, лапочка... ну перестань же!
      - Ты попала, Лизка, - прокомментировал Кирилл. - Соскучился!
      Сквозь графские нежности я одним глазом покосилась на тот самый камень. Олег читал, не обращая внимания на наше веселье. Лопатки крыльями выпирали на его скукоженной спине. Ну и читай себе! Не очень-то и хотелось.
      - Волны - супер! - сказал Петька. - Раздевайся, Лиз, и айда купаться! Джентльмены, отвернитесь!
      Я уже взялась за молнию на джинсах - купальник на месте, джентльмены могут и не отворачиваться - и остановилась на полширинке. А ободранные коленки? А жуткий синяк на бедре?.. и что, прямо так и раздеваться?!
      А вот так. По фиг!
      - Поскользнулась, упала, - пояснила я ребятам. - Только что не гипс.
      Прикол вышел так себе, но Петька с Графом оценили и расхохотались. Кирилл тоже улыбнулся и рассказал, как в прошлом году разозлил одну барышню и потом месяц ходил с исполосованной физиономией.
      - Бывает!
      Олег на камне завозился и повернулся в профиль. Какой у него длинный все-таки нос... кошмар. И снова втупился в свой детектив, шелестящий страничками на ветру, - поинтереснее, наверное, моих коленок. Вот и замечательно!
      И мы с ребятами и Графом наперегонки бросились в воду. Высокая волна катилась прямо на меня; я с визгом подпрыгнула, оттолкнувшись от скользкого подводного камня. Как будто взлетела! Потеряла равновесие, ухватилась за Графову шерсть; вынырнув, пес забавно зафыркал, крутя головой. Кирюха с Петром наперегонки поплыли в море, а мы с Графом остались плескаться у берега. И правда, супер!