Точка бифуркации

      - Как сдал?
      - Средне. Опять этот Жерковский ко мне придирается... Слушай, ты ведь знаешь Жерковского, поговори с ним, пусть примет экзамен по-человечески!
      - По-человечески - это как?
      - А так. Я в конце концов, не в звездные капитаны готовлюсь.
      - На кого же ты готовишься, чадо милое, невинно убиенное?
      - Я планетолог, - сказал он с гордостью.
      - Да? А вот ты знаешь, у меня в деле тоже фигурирует один планетолог...
      Дальше разговор продолжался в том же духе. но я поддерживал его уже автоматически. Потому что в моей голове неожиданно столкнулись два факта. Первое: Сомов-два был планетолог, причем это был единственный член экспедиции, не имевший второй специальности. А Сомов-один был как раз специалистом по ядерным двигательным установкам. И второе: Сомов-один был в тяжелом состоянии еще до аварии. Во всяком случае, именно этот вывод следовал из того, что мне сообщил мистер Хитачи.
      Я быстренько закруглил разговор с сыном назиданием о том, что не следует использовать служебное положение отца в мелких корыстных целях, и рысью помчался в кабинет. Там я включил кристаллофон я еще раз прослушал беседу с Хитачи.
      Н-да... Интересно, но малопродуктивно. А самое главное, что проверить теперь ничего нельзя. Вавилов наверняка уже... Стоп! В заключении комиссии совершенно отчетливо выражено мнение, что утилизация "Вавилова" нецелесообразна. А это значит... Это значит, что вряд ли кто-либо осмелился своей властью принять такое решение. Первое: это хлопотно я требует затрат. Второе: не успели! Теперь дело на доследовании, и нарушение статус-кво чревато... Так вот где собака зарыта! Они не пришли к консенсусу, и кто-то таким вот образом предупредил желающих заняться утилизацией, что, если последние решат ею заняться, это будет расценено как покушение на авторитет и квалификацию комиссии... А у комиссии были сомнения!.. Они были, и разногласия были. Кое-кого из членов комиссии - Жерковского, например, - я знаю лично. Это зубры - они ничего не делают просто так. Таким образом "Вавилов", вернее то, что от него осталось, сейчас спокойненько дрейфует себе... Куда? А если его скорость больше третьей космической? Тогда он мог улететь... Далеко, в общем, мог. В неведомые дали.
      А может быть кто-то этого и добивался? Ибо в процессе утилизации могло что-то выясниться, что выясниться не должно! А?! Ну и ну-у!..
      ...Нет, это вряд ли. Члены-то не из одной колоды. И люди, в общем, приличные. А это ведь сговор, притом единодушный, поскольку выводы комиссии либо утверждаются консенсусом, либо должно присутствовать особое мнение. А его нет!.. Очень маловероятно...
      Я сделал запрос по личному коду в информационное бюро управления и принялся, в ожидании ответа, листать приложение к заключению. Разумеется, я мало что там понял - какие-то миллибэры, защитные экраны и вторые переборки приборного отсека. Надо будет все же проконсультироваться.
      Ну, хорошо, оставим это. Я, конечно, буду настаивать на повторной технической экспертизе, шеф, конечно, выпучит глаза, будет требовать веских оснований, каковых у меня пока нет. И, возможно, не будет. Вообще - это длинная история... И, кстати, это не мое дело. Мое дело - люди...
      ...Да, люди. Люди на блюде...
      Но на экспертизе я настаивать буду. Если она еще возможна.
      Теперь люди. Первое и главное: непосредственные участники. Их трое. Свеаборг, Калуца и Сомов. Свеаборга на Земле нет - я выяснял. Калуца сидит в своем институте. А вот где Сомов?
      Калуца - в институте. Сомов - неизвестно где. Но Сомов главное звено.
      Стоп! Дело не в Сомове и не в Калуце. А дело в том, что у меня сейчас нет ни одного соображения по составу происшествия. Что и кому инкриминировать? И есть ли хоть что-нибудь, что следует инкриминировать? Факт налицо авария. Трагические последствия. Расследование экспертной комиссии практически не дало никаких результатов. Но, однако, никто не высказал твердого мнения, что это результат случайного стечения обстоятельств. Все воздержались - а это уже не случайность! Это следует воспринимать, как экспертную оценку. Таким образом, предположение первое: авария с "Вавиловым" не есть случайность. Это должно понимать так, что либо не были соблюдены все меры безопасности, либо экспедиция была рискованной в плане цели, места, времени и любой совокупности упомянутых факторов... Утвердили! Предположение второе: авария носила перманентный характер. Что-то произошло - возможно, это что-то носило случайный характер, а, возможно, и нет - были предприняты какие-то действия, результатом которых явился, например, взрыв ядерной установки, гибель части членов экспедиции и все иные последствия.
      Единственными косвенными данными в пользу этой версии являются показания мистера Хитачи, но версия очень правдоподобна. В ее пользу говорит тот факт, что авария привела к "почти полной разгерметизации". Из семи погибли четверо, но трое все же остались живы! Если все произошло в течение короткого времени, то маловероятно, что все трое оказались случайно как раз в тех отсеках, где разгерметизация не наступила или наступила не сразу. Опять же следует проконсультироваться... И опять таки нужна экспертиза...
      Кроме того, сам по себе интересен факт, что в деле нет никаких материалов по беседам с оставшимися в живых членами экспедиции. Как-будто ими никто и не интересовался. Свеаборг - ладно. Он был в очень тяжелом состоянии, и вообще, тот факт, что он не умер - это просто чудо. Но Калуца-то почти не пострадал. Почему именно Калуца? А он, между прочим, врач! Не могло ли случиться так, что его постарались обезопасить?
      Х-ха! А ведь я - голова! Это хотя и не факт, но весьма и весьма правдоподобное заключение. Кстати, оно великолепно сочетается со вторым предположением. И, кстати, как этот Калуца вообще оказался в составе экспедиции? Он же психофизиолог, ученый, а тут - на тебе! Надо запросить, была ли это его первая экспедиция?
      Что еще? Похоже - это пока все.
      Нет не все. Цель экспедиции?
      Я полистал папку и выудил из нее документ. А перед тем, как взяться за его повторное изучение, я вспомнил, что коллега Жерковский был одним из членов высокой комиссии. Надо же, такое совпадение!
      Итак, цель экспедиции? В папке имелась заверенная копия следующего документа с грифом " для служебного пользования":
      "Особое решение Главного управления по космонавигации и космическим исследованиям при Исполнительном Комитете ООН.
      В соответствии с планом исследования планет неземной группы считать целесообразной снаряжение и отправку Седьмой экспедиции к планете Уран.
      Цели и задачи экспедиции:
      I. Уточнение параметров орбиты, прецессии оси, суточного вращения.
      2. Уточнение состава атмосферы, структуры магнитного поля, геометрических размеров, массы и иных физических характеристик.
      3. Исследование физических процессов на спутниках.
      4. Исследование влияния вторичного излучения на состав и физические характеристики шлейфа планеты Уран.
      5. Астрономические исследования на предмет выявления необнаруженных космических объектов в зоне Внеземелья.
      6. Медико-биологические исследования
      7. Исследование психологической совместимости экипажа в условиях длительного полета при малой численности."
      Далее шли более или менее несущественные подробности. В конце двенадцати подписей, в том числе и подпись Шатилова, то есть руководителя второго сектора Управления, в состав которого входит наш отдел по расследованию катастроф, аварий и происшествий за пределами юрисдикции Земной Межпарламентской Ассамблеи.
      Сей документ до этого момента не попадал в фокус мего внимания, хотя я его бегло просматривал. Да, собственно, и времени-то не было вчитываться. И потом, ну, решили и решили. Мало ли куда их посылают, эти экспедиции... Однако теперь меня поразило вопиющее несоответствие официальных задач и того, что экспедиция фактически была организована крайне несерьезно. В самом деле: судно десантновспомогательного типа, в составе экспедиции всего один специалист по собственно планетам - остальные ни то, ни се. Навигационное оборудование - стандартное, впрочем, надо проконсультироваться... Реактор не дублирован, а это нетипично для ответственных экспедиций...
      Создавалось впечатление, что эта бумажка - чистый камуфляж. Что-то они там другое затевали, а затея лопнула... Но Шатилов-то должен знать истиные цели этой экспедиции? Или его как-то околпачили? А Шеф?.. А теперь, интересно, они знают? Если знают, то почему молчат?
      Да, дельце-то, оказывается, с душком. Все молчат в тряпочку, как будто связаны круговой порукой. Не удивлюсь если со временем почувствую даленив сверху... Хотя, впрочем, вряд ли тогда это дало поручили бы мне. Шеф меня знает и вполне осведомлен о тем, что я не позволю собой манипулировать. Так в чем же дело, господа хорошие?!
      Я решил, что завтрашний день начну с разговора со Спиридоновым.
      Цели экспедиции остались для меня непонятными. Версия не склеивалась. Мне нужен Сомов - вот кто мне нужен! Основная тематика экспедиции - планетология. Надо выяснять, что они там делали возле Урана. "Вавилов" потерпел аварию на обратном пути... А из чего это следует?.. Да ни из чего это не следует! Зато везде как бы подразумевается...
      Здесь я плюнул на все и пошел спать.
      Глава 2
      С утра я прямо из дома вызвал Спиридонова. Хотел взять его теплым в постели, но оказалось, что он уже отбыл в Управление. Тогда я вызвал его по служебному каналу.
      Он появился на экране задумчивый с лирическим выражением на лице.
      - Это ты? Так я и знал.
      - Уже оповестили?
      - Предчувствие. Всю ночь плохо спал.
      Знаю я эти предчувствия! Наверняка из центра связи предуведомили.
      - Неужели из-за меня?
      - А ты как думал! Но не только. Мне Джон звонил. На Марсе, слыхал, опять четыре трупа.
      Вот такая паскудная работа. Если где-то уже имеются покойники, то нас извещают в срочном порядка. Но я еще не помню случая, чтобы нас кто-нибудь предупредил, что они возможны. "Вы - безопасность, вот и работайте, а нам работать не мешайте." - главный тезис.
      - А Джон как оказался на Марсе?
      - Надо было, вот и оказался. Ты чего трезвонишь?
      Попался милок, выдал себя с головой!
      - Есть вопросы.
      - Вопросы не надо. Результаты есть?
      - Есть.
      - Давай.
      - А вот как раз в результате первых моих шагов появились кое-какие вопросы.
      - Вопросы не есть результаты. В качестве таковых могут выступать только ответы.
      - Сейчас мы это проверим, кстати. Вопрос первый: знал ли Шатилов об истинных целях экспедиции?
      Спиридонов выдвинул челюсть и показал мне кулак. С экрана кулак смотрелся даже внушительней, чем в натуре.
      - Ты что, белены объелся?! А ну перейди на спецканал!
      Наши спецканалы не подлежат контролю, записи и дешифровке. Делается это в целях сохранения тайны следствия. Обычно ими пользуются для сообщения оперативной информации.
      Я переключился.
      - А почему такая секретность?
      - По кочану с кочерыжкой! Изложи соображения.
      Я изложил. Спиридонов поскреб подбородок, потом затылок, потом опять подбородок.
      - Ты понимаешь, что ставишь меня в дурацкое положение?
      - Нет, не понимаю.
      - А надо. Шатилов визировал решение об организации экспедиции. Следовательно, он несет всю полноту ответственности. Как руководитель сектора безопасности он должен был ее обеспечить. А не обеспечил. Теперь он же должен вести расследование.
      - Ну и что?
      - А то. Он связан по рукам и ногам. Он и расследующий и расследуемый. А, кроме того, он должен обеспечить объективность расследования. Понял теперь?
      - Теперь опять не понял.
      - Ну и балбес же ты, ей богу! Если ты знаешь, что он знал, а он - твой начальник, так ты и дело будешь вести совсем иначе.
      - Ничего подобного. Я буду вести дело так, как считаю нужным.
      - А если кто-то потом захочет доказать обратное?
      Ерунда какая-то. Кто-то захочет... Зачем ему хотеть, этому кому-то?
      - Неужели все настолько серьезно?
      - А ты как думал!.. Все очень серьезно. Нарушен второй параграф. Понял?
      - Понял.
      - Я спрашиваю, ты понял?
      - Я уже два раза понял.
      - Имей ввиду, по делу, возможно, будешь работаешь не ты одни.
      - Кто второй?
      - Дед Пыхто. Слушай, не выводи меня из себя!.. Неужели так трудно понять, что Шатилов вне игры - на карту поставлена его репутация. Единственное указание, которое он мог сформулировать сквозь зубы, такое: расследование должно носить абсолютно объективный характер. Вопросы?
      - Кто ведет дело?
      - Ты.
      - Где Сомов?
      - Выясняем. К вечеру сообщим.
      Вот это да! Наше ведомство не может на Земле найти человека. За семь лет моей работы это - второй случай.
      - Где Калуца?
      Спиридонов поерзал перед экраном.
      - Где ему быть - сидят у себя в институте...
      - Как он оказался в составе экспедиции?
      - Выясняй. Следствие ведешь ты, а не я.
      - Нет вопросов!
      Спиридонов помолчал раздумывая.
      - Вот что... Шатилов знал, но не ведал. Пункты шесть и семь. Ознакомься еще раз с решением Коллегии.
      - Ознакомлюсь. А вы?
      - М-м-м... Черт бы меня побрал совсем! Я кое-что знал, но не из официальных источников. Если б я знал!
      - Изложите письменно, - сухо сказал я.
      Экран погас, но запрос светился. Это означало, что Спиридонов отключился на время и разговаривает с кем-то еще. Наконец он опять появился на экране.
      - Только что сообщили. Сомов сидит в институте у Калуци. Понял?
      - Понял.
      - Постарайся с ними как-нибудь порознь. А то сговорятся... Впрочем, уже - сговорились. Но ты постарайся.
      - Я постараюсь. А вы приступайте к изложению.
      - Иди ты к... Это дело у меня как гиря на шее... Чего ухмыляешься!? Ты эти свои ухмылки брось! Иди работай, вечером брякни.
      Спиридонов был старая гвардия. Он был ретроград и рутинер. "Брякни" было его любимое словечко - он еще застал телефоны. Был он конопат, огромен ростом и неизящен в выражениях. Но самое главное то, что он был на своем месте. Вот этого-то нам всем в целом и не всегда хватает. Как сказал Поэт: "Все мы немножко лошади". А Спиридонов был ломовой лошадью и вез такой воз, что не приведи Господи...
      Пункт номер шесть особого решения Коллегии на полет гласил: "медико-биологические исследования". Под этой вывеской можно делать все, что угодно. Начиная от измерения пульса и кончая разведением кроликов в условиях невесомости. Пункт семь тоже открывал широчайшие возможности для творчества. Но почему всем этим нужно заниматься вблизи Урана?
      А вот что касается второго параграфа Всемирной Декларации Прав Личности, то речь в нем идет отнюдь не о кроликах. Этот параграф категорически запрещает любые эксперименты, прямо или косвенно воздействующие на структуру личности любой особи вида "homo sapiens".
      В моей практике это был второй случай, когда в деле фигурировали намеки на то, что нарушен запрет, налагаемый вторым параграфом. Тогда один из подследственных заявил, что его, якобы, целенаправленно гипнотизировал другой подследственный, что и послужило причиной аварии. Следствием и экспертизой была установлена полная абсурдность обвинения. Хотя... Что-то там, несомненно, было, хотя я осталось за кадром... Но уже тогда я обратил внимание на тонкость формулировки данного параграфа. Речь в нем идет не о воздействии НА ЛИЧНОСТЬ, а о воздействия на СТРУКТУРУ ЛИЧНОСТИ. Разница вроде бы принципиальная, но, с другой стороны, а в чем, собственно, она состоит? Что есть структура личности? Что такое личность вообще? Из чего она сделана? И можно ли разложить ее на элементы, каковые и признать деталями структуры?
      Кое-кому может показаться, что вопрос не стоит выеденного яйца. Так оно и есть на самом деле. Но ровно до той пора, пока не затрагиваются юридические аспекты. А вот как только второй параграф начинают рассматриваться с юридических позиций, немедленно выясняется, что любой человек имеет право, и это право должно быть защищено. И не вообще, а в каждом конкретном случае. И не кем-нибудь там, а правоохранительными органами, каковые я имею честь представлять. Но защитить можно только одним способом: установить следствием, что факт имел место, и передать дело в суд. Или доказать обратное.
      Очень неприятный параграф! Но что же он означает в переводе на обычный человеческий язык? А вот что. Он означает, что каждый человек имеет право быть и оставаться самим собой до тех пор, пока он сам не захочет измениться к лучшему.
      Блестящая правовая норма, не так ли? Первое право человека: жить - его утверждает первый параграф. А второе оставаться самим собой!
      Я разбудил Вовку и предупредил, что убываю, и что, возможно, дома ночевать не буду. Еще предупредил, что... Впрочем, я не остался вполне уверен, что он проснулся. Нынешнее племя младое - славные ребята! - спит прямо на ходу. Бывало, смотришь на него, а оно спит. И глаза такие ясные, васильковые. Весь в мать.
      Нуль-транспорт, к моему глубокому разочарованию, еще не успели изобрести, хотя уже десять лет ходят упорные слухи, что где-то там, что-то там, куда-то там отправила. А жаль. Могли бы и постараться... Пришлось выяснять, как там со стратопланом в Европу. Мест было мало, но они были. Я заказал одно на одиннадцать ноль-ноль и отправился в управление.
      В отделе было хоть шаром покати - абсолютная пустота. Наверное, их всех Спиридонов разогнал. Я зашел к нему в кабинет - он был на месте.
      - Что шляешься? - сказал Спиридонов, не отрывая глаз от какой-то бумаги.
      - Да вот, заскочил узнать, как продвигается изложение.
      - Иди работай. Нечего шляться.
      - А если серьезно.
      Он поднял глаза и внимательно посмотрел на меня.
      - Рано. Позже. У тебя есть версия, вот и разрабатывай. Когда до меня доберешься - ничего не утаю. Иди... Погоди!
      - Слушаю, шеф!
      - Надоел ты мне с этим "шефом"!.. Ну. да ладно, черт с тобой... Если ты думаешь, что я, знаю что-то путное, то ошибаешься. Нужны факты, понял?
      - Понял. А кому они нужны?
      - Всем. Тебе, мне, Шатилову. Черту и дьяволу! Всем подряд. Они - эти все - еще не знают, что нужны факты, но скоро спохватятся. Пока они - то есть все мы - находятся в состоянии эдакой приподнятости и взвешенности. А вот когда опустятся и почешутся - непременно захотят одни голые факты. Потому что только из фактов можно сделать что?
      - Выводы, шеф! - рявкнул я.
      - Молодец.
      - Рад стараться, шеф!
      Сам не знаю, с чего мне вдруг пришла охота ерничать. Как это говорится: "верноподданические чувства обнажаются на приемах..."
      Скорее всего, я находился под спудом ощущения, что дело непростое и предстоит так называемый "общественный резонанс". Спиридонов любит этот термин. Но он очень не любит то явление, которое, этот термин обозначает.
      - Рад, так и старайся. Закрой дверь оттуда.
      В понимании Спиридонова я еще очень молод. А в понимании Вовки я уже безнадежно устарел. Мне сорок.
      Двадцать - возраст устремлений. Тридцать - возраст решений. Тридцать три - возраст святых. Тридцать семь возраст поэтов. Сорок - возраст... А вот сорок? Возраст сомнений будет потом, в пятьдесят. Интересно, когда наступает возраст глубоких размышлений?
      И тут я вспомнил, что еще вчера сделал запрос в информационную базу Управления, но до сих пор не получил ответа. Это уже что-то новое!.. Будь я сейчас свободен, я бы непременно им устроил хороший скандал. Но до стратоплана оставалось полтора часа, поэтому я зашел в свой кабинет, выдал еще пять запросов, надел браслет оперативной связи, после чего, гордясь своей принципиальностью, отбыл в стратопорт.
      По дороге в Сараево я размышлял, как мне быть. То есть, остаться самим собой или воспользоваться легендой. С одной стороны, легенда - дело хорошее. Корчишь из себя какого-нибудь корреспондента или там социолога, а сам потихоньку, исподволь... Увы, все это годится только если нужно добыть частный и мелкий фактик, который случайно оказался в руках постороннего человека. Посторонние человеки щедры и легко с ним расстаются. Непосредственные же участники событий, подлежащих расследованию, ведут себя осторожно и сразу тебя расшифровывают. И обеим сторонам расследования становится страшно неудобно. В конце концов прошли те времена, когда подследственный видит в тебе своего врага. Тогда, наверное, расследование превращалось в азартную игру типа кто кого больше раз надует. Теперь все иначе. Проще и гораздо сложней... Ты не враг, но цели твои неясны. А дело прошлое и переделать его все равно не удастся. Особенно, если не обошлось без трупов. Это для меня они трупы, а для него они - живые люди. И больно, и горько, а тут еще этот со своими вопросами... Если человек виноват явно, он сам придет и скажет, а если он не знает, виноват или нет? Ведь мог же он на полчаса раньше сделать то-то и то-то, но забыл, упустил, недоучел, неперестраховался, недопонял, не переменил точку зрения, вел себя как дурак, как последняя скотина, наконец!.. Возникает стена отчуждения, и ты вроде бы как судия, так суди, а нечего тут вокруг да около... Это если без легенды. А с ней бывает еще хуже... Родственник? Друг? Приятель? Товарищ? Кто ты такой на самом деле?.. И опять все та же стена. И приходится ее ломать.
      Легенда хороша, когда подготовлена почва, наигран типаж, есть поддержка и подстраховка, тут надо быть отменным актером и опытным психологом. У нас такие есть - тот же Кикнадзе, например. Это же просто картинка, как он демонстрирует и нещадно эксплуатирует свой восточный типаж! Хотя, на самом деле, очень простой, корректный и деликатный парень. Грустные глаза, романтик, лирик и любитель северных пейзажей.
      А я как родился Гирей, так им я помру. У меня со всех сторон наштамповано, что я - следователь. Единственное, что мне удается играть - это простодушие и еще вот это: "понял, шеф!"
      Нет уж... Давай-ка без разных фокусов - просто и по-будничному.
      Я прибыл в Сараево, выяснил, что Институт Исследований Высшей Нервной Деятельности находится в пяти километрах от города, вызвал машину и без приключений до него добрался.
      Первый же индивидуум, с которым я столкнулся в радужном фойе, сказал мне, что понятия не имеет, кто такой Сомов и где его искать. Но уже шестой заявил, что мне следует подняться на шестой этаж в лабораторию за дверью номер шестьсот шестьдесят шесть.
      - У вас что, такое немыслимое количество комнат? осведомился я.
      - Нет, просто у нас тут работают люди с юмором. А шестьсот шестьдесят шесть - это число антихристово.
      - Он там.
      - Там их много.., - ответили мне туманно.
      Я поднялся на шестой этаж, обнаружил эту дверь. И без долгих раздумий толкнул ее. Нет, предварительно я стер с лица всякое выражение.
      В комнате было сумрачно, посредине стояло мощное кресло, а в нем сидел человек с каким-то колпаком на голове, мне показалось, что человек этот сушит волосы после бани. Я узнал его с затылка - это несомненно был Сомов Владимир Корнеевич. Планетолог, член экспедиции к Урану. Собственно, я его даже не узнал, а почувствовал, потому что затылок его был под колпаком, и, следовательно, видеть его я не мог.
      Еще двое сидели возле какою-то изящного пульта с двумя экранами, причем, один пялился на свой экран и даже не обернулся, а другой сидел развалясь в кресле с таким видом, будто все происходящее его не касается и не коснется никогда, если будет и дальше так продолжаться.
      Заметив меня в дверях, этот второй сморщился и сказал:
      - Войдите. Вам кого?
      Сомов в кресле не пошевелился, а первый тоже повернулся ко мне лицом и я даже отпрянул. Два этих типа были совершенно неразличимы. Такого сходства я еще никогда не видел.
      - Вы войдете или нет? И не смотрите на нас так - мы близнецы, а вовсе, не ангелы господни, как вы, вероятно, подумали. Кто вы?
      - Я - Гиря, следователь Управления Космонавигации... и так далее.
      - Вы - Гиря? - спросил правый близнец.
      - Гиря. А что, это здесь не приветствуется?
      - Х-ха! - сказал левый. - Один-один! Меня зовут Владислав, а его Всеволод. Фамилия у нас одинаковая Войтишек. Вы по-чешски не говорите?
      - Нет, - признался я. - А что, здесь это принято?
      - Ну ладно валять дурака, - сказал правый не то мне, не то брату. - Вы, как я понял, к Сомову? Он спит. Через минут десять проснется. Посидите вот здесь.
      Я сел на предложенный стул возле пульта. Первый опять повернулся к экрану, а второй мне дружески улыбнулся, желая, видимо, подбодрить. Я ответил тем же.
      - Вы к нам надолго? - опросил он.
      - Нет, кое-что выясню и исчезну. Можно встречный вопрос?
      - Пожалуйста. Хоть двести.
      - Что вы с ним делаете? - я показал на Сомова.
      - Он, - молодой человек показал через плечо пальцем на брата, - считает, что мы изучаем его спонтанные подсознательные реакции, сиречь сны, а я считаю, что мы валяем дурака.
      - А почему именно Сомов? Чем вызван столь пристальный интерес к его подсознанию?
      - Если хотите, мы можем и вами заинтересоваться. Шеф сказал...
      - Простить, это кто?
      - Шеф - это Шеффилд. Профессор Шеффилд, может слыхали?
      - Нет, не приходилось.
      - Шеффилд сказал, что Калуца попросил выяснить, нет ли у него каких-нибудь отклонений.
      - Калуца - это кто?
      - Странно, - сказал второй близнец, не сводя глаз с экрана, - вы являетесь в институт и спрашиваете, кто такой Калуца.
      - У меня такая специальность, я ведь следователь.
      - Следователь - вероятно, все-таки профессия. А вот Калуца - это заместитель директора.
      - Следователь - это призвание, - сказал я наставительно. Я позволил себе эту вольность, поскольку эти близнецы были явно моложе меня. Не следовало класть им в рот палец.
      Что касается связи Калуца - Сомов, то очевидно ни тот, ни другой даже и не пытались ее здесь скрыть. Хотя... Было бы удивительно, если бы они пытались. И от кого ее тут скрывать? И для чего?
      Я стал наблюдать за экраном. - там бегали какие-то стрелочки, высвечивались разные цифирьки, цветные пятна неопределенной формы и так далее.
      - Что, интересно? - спросил тот, который сидел ближе.
      - Забавно. Ну и как, есть аномалии?
      - Какие аномалии? - спросил второй, и я почувствовал в его голосе настороженность.
      - Вы говорили про какие-то отклонения.
      - Отклонения не есть аномалии.
      - Явных отклонений нет, - оказал первый, - но что-то там есть. Хотя я склонен это отнести к порокам в самой методике.
      - Молчи уж.., - буркнул второй. - Ты бы лучше разобрался в ней как следует.
      - А в чем я должен разбираться? Методика эмпирическая, база под ней нулевая. Шеффилд таких методик придумает еще двести штук - что же я во всех буду разбираться? С таким же успехом можно разбираться в методике, которую придумает наш посетитель. У вас есть методика?
      - У меня есть метода.
      - Ну так давайте в ней разбираться.
      В этот момент Сомов зашевелился, открыл глаза, окосил их в нашу сторону.
      - Ну, как? - поинтересовался он,
      - Так, в общем, ничего особенного. Тут к вам пришли.
      Сомов скосил глаза еще сильнее, а потом резко встал.
      - Вы ко мне?
      - Да, - сказал я. - Где мы, можем поговорить?
      - А кто вы?.. А-а... Понимаю. Ну, что же, пойдемте в коридор, там есть где присесть.
      - Жаль, - сказал первый близнец, - а я только собрался разобраться в вашей методе.
      - Ничего, - сказал я, - еще успеете...
      Мы с Сомовым вышли в коридор, там было светлее и я впервые его разглядел как следует. На стереофотографии он выглядел моложе и.,, как бы это сказать, наивнее, что ли. Или даже взбаламошнее. А тут передо мной стоял спокойный, выдержанный человек, имеющий свой взгляд на все и, вероятно, готовый свои взгляды отстаивать. Этот человек вряд ли пойдет на поводу или попадется на удочку. Будет держаться ровно, обдумывать каждое слово. Я бы сказал, что он заряжен. Таких людей я встречал - их не очень много и это как раз те люди, которые могут быть только противниками или союзниками. Вероятно, на них все и держится. Что все? Да все, что ни есть. Мораль, экономика, стратегия развития общества. Это люди со сложившейся жизненной позицией. Есть и другие - они внутренне нейтральны - с ними проще, я для себя это определяю как затянувшееся детство. Да, так да, нет, так нет. Есть начальники - пусть решают... Есть закон - какие разговоры... Потомки разберутся...
      А разбираться, как правило, надо здесь и сейчас. Иначе потомкам придется очень туго, если они вообще появятся.
      Сомов был невысок ростом, худощав, волосы темные, глаза карие. Нос?.. Нос, в общем, нормальный, но что-то в нем было хищное. А-а-а, понятно, нос ему ремонтировали. Как, впрочем, и все лицо - ожог или обморожение. Одет он был в костюм неопределенного цвета и покроя и левой рукой время от времени трогал кисть правой, как будто хотел поддержать. Вероятно, перелом...
      Ясно было как день, что разговаривать с ним следует напрямую - без подходов и тонких поворотов. И, видимо, не следует хватать за язык.
      Мы прошли по коридору до ближайшей скамеечки и сели. Для чего здесь были расставлены эти скамеечки, я не понял. Вероятно, для таких вот случаев.
      - Я вас слушаю, - сказал Сомов после некоторой паузы.
      - Я - следователь.
      - Я знаю. Калуца предупредил.
      - Ага... Гиря Петр Янович.
      - Сомов... Владимир Корнеевич.
      Эту паузу я отметил. Так, на всякий случай.
      - Рад знакомству, - оказал я.
      - Я, в принципе, тоже. Предпочитаю на ты и без отчеств.
      - Принято.
      - "Вавилов"?
      - Он.
      - Почему? Вроде все уже успокоилось.
      Я вкратце рассказал про комиссию, про Шатилова, про шефа и про себя.
      Он почему-то вздохнул, и этим мне понравился. Он понял, что к чему, и это был первый плюс мне. Потому что этот Сомов вроде бы не должен понять. Он планетолог, ученый и вряд ли наши космические страсти могли иметь к нему отношение. Он не мог быть осведомлен обо всем этом. А, следовательно, с момента аварии и кончая сегодняшним днем с ним что-то происходило такое, что он вынужден был расширить свой кругозор.