Точка бифуркации

.. Ни в коем случае! Я бы с открытой душой и легким сердцем, но, во-первых, я и сам толком не понимаю, как это удалось - так, внешний антураж и кое-какие обрывки ученых бесед между Шеффилдом и Калуцей. А во-вторых, - Сомов сделался серьезен, - ты ведь, наверное, понимаешь, что все наши делишки очень плохо вписываются в существующее законодательство об охране прав личности. И до тех пор, пока не появится правовая база, допускающая такого рода вещи, я не имею права даже вякнуть о технологии нашего эксперимента. И не вякну - не проси. Завтра целая орда бородатых юношей начнет уединяться с целью познания тайн психики. Ты этого хочешь? Я не уверен, что эксперимент легко воспроизводим, но вот Калуца мне сказал, что такого рода вещи случались и раньше, только те индивидуумы, которые.., ну, ты понимаешь.., они сочли за благо не афишировать... Например, в этом плане очень подозрительными кажутся некоторые исторические личности - Леонардо да Винчи или, скажем, тот же Эйнштейн. Да и Христос на подозрении...
      - Но ведь шила в мешке не утаишь!
      - Это понятно. Но ведь надо успеть изобрести какие-нибудь тормоза. Чтобы общество могло контролировать... Откуда ты знаешь, может быть, я для него опасен.
      - А ты? Сам-то как думаешь?
      - Да черт его знает! Пока, вроде, не заметно. Но на всякий случай у меня в воротнике зашита ампула с ядом.
      - Шутник! - буркнул я.
      - Шутник.., - повторил Сомов рассеянно. - Шутки шутками, но у меня действительно в столе лежит инъектор с изрядной дозой снотворного. Калуца велел в случае чего не дразнить гусей. И Маришу проинструктировал.
      - А она.., она в курсе?
      - Разумеется. Приятель твой - молодец. С Маришей все было непросто.
      - Я передам, - пообещал я.
      - Этого и боюсь. Догадливы все стали не в меру. И особенно в вашем ведомстве. Тут недавно со мной связывался один... Рыжий такой, бодрый.
      Я насторожился.
      - Рыжий? У нас нет рыжих. Одни серые.
      - Ну, тогда разберитесь, кто он такой. По-моему, ирландец. Спиридонова вспоминал и тебя тоже, в контексте... Что, не ваш?
      - Н-нет, - пробормотал я. - Слушай, Сомов, надо быть разборчивее в связях!
      - Сам-то ты кто? На кого работаешь?! Пока Спиридонова не предъявишь, я вообще тебя не знаю.
      - Вот я его и привез на рандеву с Калуцей. С серьезными намерениями.
      - Чихал Калуца на его намерения.
      - Но-но! Не шибко... Спиридонов - это тебе не какой-нибудь ирландец. У наго полномочия изо всех карманов высовываются. Скрутит, свяжет и к ногтю!
      - Он что, большая шишка?
      - Недопонял. Ты не знаешь, кто такой Спиридонов?
      Сомов фыркнул и сказал пренебрежительно:
      - А зачем мне знать? Я знаю, что есть какой-то Спиридонов, который всех нас хочет вывести на чистую воду...
      - Спиридонов - начальник следственного отдела сектора безопасности ГУКа. Все, что касается космоса и безопасности - его.
      - Да, большой человек, - согласился Сомов, - нам не чета.
      - Вот то-то же. Так когда встречаемся? Давай, как-нибудь, завтра, по-хорошему соберемся.
      - Возражений особых нет, но надо с Калуцей сговориться. Он мужик норовистый.
      На том мы и порешили, после чего я убыл в "отель" дожидаться звонка Сомова. Он позвонил через пару часов и предложил встретиться завтра с утра на его квартире. Калуца будет точно, а Шеффилд - предположительно.
      Спиридонов появился поздно вечером. Настроен он был, как я понял, весьма благодушно, заказал какой-то замысловатый ужин и бутылку, как он выразился, "бордо". Я, правда, уже поужинал, но Спиридонов, узнав об этом, заявил, что считал меня до сих пор человеком порядочным, а теперь вынужден ревизовать свое мнение.
      - А ты можешь прогнозировать, к каким выводам я приду, если выпью бутылку один? Это не твоих интересах, - сказал он.
      Пришлось идти на попятную.
      Уже в процессе разливания и закусывания, я выяснил, что Спиридонов весьма расположен поговорить.
      - Вот вы, молодежь, не любите с нами, со стариками, общаться, а зря. Чем старше человек, тем он больше нуждается во внимании и дружеском участии. Возраст - не тетка, ума не прибавляет, но, - он воздвиг передо мной свой знаменитый указующий перст, - но возраст делает человека мудрым. А что такое мудрость? А? Мудрость - суть умение находить равновесие между собой и миром... Закусывай, закусывай... Оно хоть и "бордо", но действует аналогичным образом... О чем, бишь, я?..
      - О мудрости, Васильевич, - напомнил я.
      - Д! Вот!.. И что я о ней выразил?
      - Что она - суть умение и равновесие.
      - Да?.. А что? Как считаешь?
      - Что-то в этом есть, - сказал я глубокомысленно. - Но что именно - неясно.
      - Ишь, чего захотел! Чтобы сразу - и ясно. Не-ет, ты поживи с мое, побегай, покрутись, а потом все прояснится.
      Следует отметить, что при этом Спиридонов вовсю работал челюстями, доедая не то шашлык, не то жаркое. Ел Спиридонов очень основательно, самим процессом вызывая к себе уважение.
      - А что, Васильевич, при твоей комплекции, должно быть, наша цивилизация на тебя немало харчей потратила?
      - Да уж, - согласился он. - Но я-то их не зря расходую, как считаешь?
      - Неясный баланс, - сказал я раздумчиво. Многофакторный. Но что непонятно: как это ты, Васильевич, при своей сидячей работе не растолстел?
      - А? - Спиридонов уставился на меня, хлопая белесыми ресницами. - Что ты тут несешь! Не сидячая, а мозговая, то есть умственная... Не уважаешь ты, Гиря, начальников, нет, не уважаешь. Расслабился - и вот результат... Расслабился?
      - Да, блаженная истома, все плывет и тает... Интересный сегодня день. С утра я выслушивал тезисы подпирающего поколения, а ближе к вечеру уже подпираемого.
      - А кто там подпирающее?
      - Дочь Сомова.
      - Так, докладывай. Указание выполнил?
      - Так точно, - отрапортовал я. - Завтра утром на квартире Сомова коллоквиум. С их стороны обещан Калуца и, отчасти, Шеффилд.
      - А почему на квартире? У Калуцы что, кабинета нет? Тоже мне.., - забурчал Спиридонов. - И что значит "отчасти"? Полшеффилда, что ли?
      - Его присутствие под вопросом. Но нам, видимо, и одного Калуци хватит.
      - Так.., - Спиридонов задумался. - В приватном, говоришь, порядке? А что - это даже забавно... Только давай так: сегодня расслабляемся, а завтра - ни боже ты мой!
      - В смысле спиртного?
      - В смысле вот этого, - Спиридонов постучал себя по черепу где-то в районе уха. - Что с Сомовым?
      - Сомов в порядке. Бодр. Достиг с ним взаимопонимания.
      - В каком смысле?
      - Он сознался.
      - В чем сознался?.. Слушай, Гиря, долго я еще буду тебя за язык тянуть? Ну-ка, докладывай по форме!
      Я вкратце передал смысл нашего разговора с Сомовым и, дополнительно, изложил тезисы, обсужденные с Маришей.
      - Ага-а.., - сказал Спиридонов. - Вот тут ты просто молодец. Хвалю. Это убедительно, хотя к делу и не пришьешь... А Сомов, значит, про тормоза... Ты смотри, что делается!.. Ну, и что теперь? Как будем себя вести?
      - Будем исходить из факта, - сказал я твердо.
      - То есть будем считать данный факт соответствующим действительности? Боязно! А вдруг они нам мозги запудрили? Как думаешь?
      - Тут хоть задумайся. Да и зачем им было затевать всю эту канитель? Какой смысл нас дурачить? А Свеаборг - это ведь не шутка. Человек умер...
      - Про блокнот речь была?
      - Нет. И про то, что делал здесь Свеаборг, я разговор затевать не стал. Не та была атмосфера. Все же, Васильевич, мы с Сомовым как-то сблизились, и я стараюсь вести себя тактично. Нельзя же каждый раз из-за угла бить по голове.
      - Правильно, - согласился Спиридонов. - Теперь пора выходить из плоскости собственно расследования в пространство соответствующих выводов и приступать к формированию политики. Тут, Гиря, у нас слабина. Нам бы в отдел этого Калуцу заманить - башковитый мужик. Вишь ты, какую кашу заварил. И не зря... А что там за ирландец у Сомова?.. Кстати! - Спиридонов вдруг посерьезнел и заерзал в кресле. - Он кто?
      - Не знаю.
      Я почему-то ощутил себя виноватым за то, что не знаю, что за ирландец возник в окрестности Сомова.
      - Так вот, Гиря, это уже второй ирландец. Ты уж меня извини, старого, но я тут держу своего человека поблизости от этой компании. Выявляю связи. Но вот твоего ирландца он не засек. Он другого засек, и знаешь, от кого тот приставлен? От наших смежничков из отдела прогнозирования!
      Отдел прогнозирования принадлежал нашему же сектору и занимался вещами удивительными. Он занимался следами пришельцев, если таковые где-либо обнаруживались - правда, до сих пор еще ни одно сообщение не подтвердилось. Он же занимался разного рода таинственными случаями из космической практики, как то: бесследные исчезновения судов и грузов, аномальные физические процессы и явления природы на планетах и космических трассах, а также массовые психические аномалии. Таким образом, отдел прогнозирования был создан и функционировал в соответствии с представлением о существовании вещей, хотя и иррациональных, но, тем не менее, потенциально возможных и опасных для судеб земной цивилизации.
      По роду деятельности я сталкивался с представителями этого отдела и даже несколько раз участвовал в совместном расследовании. Более того, в одном из подразделений отдела работал мой старинный приятель, с которым я, правда, не виделся уже года два.
      Лично у меня о работе данного подразделения сложилось негативное мнение. По-моему, там собрались люди двух родов: бездельники и чудаки. Содержание и поддержание деятельности бездельников я не склонен оправдывать. Иное дело - чудаки. Они, во-первых, украшают мир. Во-вторых, развлекает обывателей. А в-третьих, они, правда, редко - один раз на миллион - обнаруживают в нашем мире вещи, переворачивающие его вверх дном. В целом же, всегда полезно иметь под рукой людей, готовых к участию в любой комиссии. Лучший способ успокоить общественное мнение, взволнованное каким-нибудь из ряда вон выходящим случаем, - создать комиссию и объявить, что как только она закончит работу, так немедленно объявит результаты и все всем разъяснит.
      - Забавно, - сказал я.
      - Не то слово! - поддержал Спиридонов. - Меня другое волнует: кто этих гавриков назюкал? И, главное, с какой целью?
      - Мне это не очень нравится, - заявил я. - Понимаешь, Васильевич, прогнозисты.., а кстати, почему их так назвали, не знаешь?
      - Обязательно знаю. Лозунг был такой: предупреждать человечество о грозящих опасностях, исходящих из космических бездн. Это потом они исподволь подгребли под себя всю оккультную тематику. Да никто и не возражал. Разные все же попадаются случаи. Я вот помню... Ладно, ну их к черту! Что там тебе не нравится?
      - Мне не нравится вот что. С их подачи данный инцидент очень легко выставить в трансцедентной оболочке. Дескать, вот, мол, очередная тайна воздействия космоса на психику человека. И Калуца с Шеффилдом отходят на задний план. А с космоса взятки гладки. Тогда вроде бы и проблемы не существует. Ну, да, на космических трассах всякое может быть - у нас-то на Земле все в порядке. И нечего суетиться!
      - А? - Спиридонов покрутил носом. - Верно мыслишь! Я как-то не скумекал... Молодец! Ну-ка разлей еще по одной... Ты смотри, что получается. Обкладывают со всех сторон. Заметь, не мешают, не суют палки в колеса, а пытаются блокировать выход проблемы на солидный уровень. Давай еще подумаем. Давай вообще взглянем на дело с общечеловеческих позиций. Ты помнишь, что Шеффилд тебе наговорил? А допустим, он прав. Тогда следует принципиально менять подход к решению любой проблемы. Есть проблема - подбираем, так сказать, коллектив, связываем все личности в одну и вырабатываем оптимальное решение. Что тогда? Понятно. Не нужны все эти многочисленные конторы, советы, комиссии, ГУКи и прочее. Но, самое главное, не нужны начальники. Начальника не нужны вот в чем дело! Ведь для чего они сейчас необходимы? А они необходимы. Для чего?
      - Принимают решения и несут ответственность, - твердо сказал я
      - Верно. А что такое ответственность?
      - Это когда знаешь, что дадут по шее, если что не так.
      - Во-от! И смотри, что получается. Вот есть начальник он один. И вот есть много исполнителей. Если исполнители уверены, что некоторое решение оптимально, они его и без начальника примут к исполнению. Начальник же необходим только тогда, когда явно хорошего решения нет. Тогда он берет первое попавшееся, дает указание, предписание, постановление, указ, приказ и так далее, после чего решение воплощается в жизнь. Одновременно он берет на себя ответственность. Но ответственности - вещь, сама по себе, иллюзорная. Всегда можно сослаться на нерадивых исполнителей - раз. Можно сослаться на обстоятельства - два, и покаяться - три. Пожалеют, скажут, мол, что же, он тоже ведь человек, а человеку свойственно ошибаться. Теперь еще взяли моду голосовать. Называется - коллегиальность принятия решения. Соберутся начальники, устроят базар, проголосуют, подпишут, напишут особой мнение - и дело в шляпе. Но, извини, кто сказал, что десять дураков примут лучшее решение, нежели один мудрец? Нужен мудрец, а есть десять дураков. Шеффилд и говорит: я знаю, как из десяти дураков сделать одного мудреца. А ему говорят... Что ему говорят?
      Спиридонов размышлял вслух, и меня захватил этот процесс. Я даже подумал, что, вероятно, Шеффилд прав уже потому, что когда люди не говорят, а думают вслух, образуется тот самый информационный канал, объединяющий их в некую сверхличность. Ничего здесь нового нет, просто он придумал, как это сделать эффективно. А Спиридонов уже давно пользуется таким способом для принятия своих решений.
      - А ему говорят.., - повторил я, - начальник ему говорит: а кто будет нести личную ответственность за принятое решение?
      - Вот так?! А Шеффилд в ответ?
      - А Шеффилд ему в ответ: никто. Потому что, если будет принять плохое решение, и наступят последствия, нести ответственность поздно. Надо думать, как ликвидировать это последствия.
      - Так-так! А начальник?
      - Начальник молчит. Он-то знает, что Шеффилд прав. Ответственность - это возможность наказания. То есть попытка стимулировать нерадивых будущей поркой. Но "сверхличность" Шеффилда и не надо стимулировать. Она отвечает за свое решение своим существованием. Ведь если решение будет плохое, то ее не захотят создавать еще раз сами компоненты.
      - Да, пожалуй, что и так, - задумчиво согласился Спиридонов. - Но для нынешнего начальствующего состава Шеффилд опасен не самой этой идеей. Может быть, в нее толком никто и не верит. Опасность в другом. Что любит начальник? Ну, думай, не сиди!
      - Начальник любит... Хм... Да мало ли...
      - Вот этого начальник не любит... Странно, Гиря, сколько лет ты у меня в подчинении, а не знаешь. Плохо мы еще работаем с кадрами...
      - Начальник, Васильевич, любит, чтобы ему смотрели в рот, - наконец сообразил я.
      - Ну, вот же, ведь можешь, когда захочешь!.. А для того, чтобы тебе смотрели в рот, ловили каждое твое слово и исполняли твои повеления неукоснительно, необходимо иметь авторитет. Это такая штука: Такая тонкая штука - ее копят годами. Любое решение авторитетного лица уже потому верно, что его никто не осмелится подвергать сомнению. И вот что я думаю, хоть ты меня убей: кто-то понял, что идеи Щеффилда могут подорвать веру в эффективность существующих структур власти. Сейчас им альтернативы никто не видит, а ежели увидят - это, брат, чревато! В истории такие случаи случались. Я так скажу - а я в историях ковыряюсь последнее время - все общественные катаклизмы случались из-за этого. Я вообще, Гиря, последнее время начал шевелить мозгами. Хочешь узнать, что я нашевелил?
      - Каждый хочет владеть мнением начальника, - сказал я, упирая на слово "владеть".
      - Ладно, так и быть. Вот скажи мне, почему раньше на Земле было очень много государств? Не знаешь - куда тебе! Я знаю, - Спиридонов ткнул себя в грудь. - Всегда есть две тенденции: снижать уровень принятия решений и, наоборот, повышать его. Тенденции противоречивые. С одной стороны, цивилизация объективно нуждается в повышении этого уровня. Еще бы! Если каждый начнет решать, куда вертеть реки и какие переворачивать горы - это что же получится? А с другой стороны, сидит царь, или, там, император, и все за тебя думает. Неприятно. Каждый человек хочет думать сам за себя. Что придумали: разбили все на квадраты, и в каждом свой начальник. Царь, король, президент или Папа римский. Они между собой цапаются, но, между прочим, не дают друг другу валять дурака. Знают, шельмы, что если будут валять - их снизу начнут выдавливать. Таким вот образом соблюдается баланс интересов. Но вот приходит сильная личность - Гитлер, Сталин, Мао или как его там... Ну, в Америке - не помнишь?.. Какой-нибудь Александр Македонский или, там, Юлий Цезарь. И начинается дурдом. Давай все делить, переиначивать - только щепки летят. А почему? Потому что упомянутые личности брались решать все за всех...
      "Бордо" подействовало, и Спиридонов, войдя в раж, теперь витийствовал. Я соответственно, наслаждался, потому что когда Васильевич подступался к основным вопросам философии, его нельзя было остановить. Он поднимался до немыслимых интеллектуальных высот, окидывая зорким оком горизонты неведомого и, порой, заглядывая в такие уголки, о существовании которых я и не подозревал.
      - А теперь какой-то мозгляк Шеффилд, кучкуясь с весьма подозрительным Калуцей и используя загадочную болезнь пострадавшего в космических безднах Сомова - безусловно героя, а как же! - предлагает невесть что. Он предлагает, чтобы исполнители сами принимали решения и сами их исполняли! Причем любые. Собрались, подключились друг к другу, все быстренько решили - и разбежались. Как это понимать? Куда девать начальников, я тебя спрашиваю?.. Это, Гиря, схема, но помяни мое слово, вокруг этой схемы все и завертится... А? Как думаешь?
      - Черт его знает, Васильевич, как оно завертится. Может так, а может этак...
      - А ирландцы?! - напирал Спиридонов.
      - Ну и что же, что ирландцы, - парировал я. - Мало ли...
      - Правильно. Черт их знает, этих ирландцев, что у них на уме... У нас не о том голова болеть должна. А о чем у нас должна голова болеть?
      Я, признаться, тоже захмелел, и нужно отметить, голова у меня в этот момент ни о чем не болела.
      - А голова у нас, Гиря, должна о том болеть, как бы этих Шеффилдов раскрутить на откровенность. Нужен план завтрашней компании. Вот я, например, как себя должен вести? Изображать агромадного начальника? Как думаешь, потяну?
      - Вполне, - оказал я, окинув Спиридонова критическим взором.
      - Ну, допустим, излагаю факты, нам известные, давлю на психику. И что? Оли уперлись: нет, мол, не было ничего, а если и было, то когда это было...
      - А второй параграф? - напомнил я.
      - Где? - Спиридонов изобразил на лице полнейшую невинность. - Какой параграф? Ничего не знаем, не ведаем... Структура личности? Какая структура? Мы белки с генотипом перекрещиваем, или, там, углеводы с хромосомами... Непонятен, Петя, сам узел проблемы, центральная точка беседы. Что они хотят? Чего добиваются? А мы чего хотим?
      - Мы хотим докопаться до истины, - заявил я не очень уверенно.
      - Мы-то? А зачем она нам? Что мы с ней будем делать?
      - Знание истины полезно само по себе.
      - Да начхать мне на истину, если от нее нет никакого проку. Ты думаешь, чем я сегодня весь день занимался? Я, брат ты мой, встречи проводил на высшем уровне, консультировался кое с кем, и резюме такое: дохлое дело, Васильевич, - съедят. Не дадут вспучить дело до нужных размеров. Знаешь, чего боятся голованы? Боятся, что станет хуже, чем сейчас. Здесь, в Сараево, разный народ собрался, но я ощутил, что все они пляшут вокруг одной проблемы. И проблема эта - человек. Сейчас, худо-бедно, дают работать, а могут вообще закрыть краны. Под лозунгом: человек - не подопытный кролик.
      - Думаю, Васильевич, мы должны убедить Калуцу и Шеффилда, что являемся их союзниками. Это основная задача.
      - А мы разве являемся?
      - Да как будто бы.
      - Это сатана является - остальные приходят... Ну, хорошо, являемся. А нас не ждут!.. Помнишь, Сомов про тормоза говорил. Верно говорил. Ведь кто мы с тобой, по сути? Лично я всегда видел свою роль в качества предохранителя. Сгораю на работе, но не даю человечеству улететь в пропасть головотяпства. А тормоза еще лучше. Никто не горит - все живы. И ехать можно, и быстро можно. В случае чего давим на тормоза, останавливаемся и осматриваемся. Смотрим - едем не туда!.. Поворачиваем, едем дальше. Это - правильный подход. А вот колеса откручивать - неправильный! Теперь другой вопрос: что есть тормоза в нашем случае?
      - Это закон.
      - Во-от! Но не запрет, а регулирование. Если запрет, как сейчас - все равно будут делать. Но уже тайно. И делают. Следовательно, точка соприкосновения есть. И они, и мы заинтересованы в том, чтобы узаконить их деятельность. Но мы дополнительно заинтересованы в том, чтобы поставить ее под контроль общественности.
      - Они не меньше в этом заинтересованы, - заметил я.
      - Очень может быть. Ведь контроль предполагает обнародование. А это слава - раз, авторитет и вес - два, возможность участвовать в дележе ресурсов - три. И четыре... Что там - четыре?
      - Ей богу, не знаю, Васильевич!
      - Не знаешь? Эх ты, Гиря... А еще Гиря... Четыре - это, Гиря, чистая совесть. Вот что такое четыре, брат мой во Христе, Гиря... Но четыре, Гиря, бывает только у людей порядочных. У остальных - три и меньше... Все. Спать!
      Мы уже собрались было разойтись и занять свои спальные места, но Спиридонов задержался, как-то странно на меня посмотрел и вдруг сказал:
      - Единственное, что мне непонятно в нашей диспозиции это пункт насчет контроля общественности. Хотел бы я знать, что это такое? Вот, например, мы с тобой - общественность?
      - Не знаю, как ты, Васильевич, а я - общественность. На том стою!
      - Тогда все. Ежели что - ссылаюсь на тебя, - сказал Спиридонов и удалился на покой.
      Глава 11
      Сомову не повезло.
      Он уже месяц торчал на Марсе, ожидая рейса на Сатурн. Предполагалось, что он вылетит грузовым балкер-трампом, отправление которого непрерывно откладывалось в связи с тем, что упомянутый балкер-трамп еще даже и не прибыл на марсианскую орбитальную базу.
      Когда он прибудет, Сомов не знал. Собственно, он и понятия не имел, что это такое - балкер, да еще и трамп, но ждал его как манну небесную, как спасение, отпущение и избавление вместе взятые. Потому что Марс ему осточертел. И багровые закаты, и пурпурные восходы, и пыльные бури, и базальтовые колпаки, под которыми цвели сады...
      Марс осваивали, вгрызались в скалы, строили эти самые чертовы колпаки, рыли шахты, черпали недра. Здесь была работа для настоящих мужчин, были и сами настоящие мужчины. Да, каждый марсианский мужчина был настоящим. Других тут не держали, а точнее, не удерживали. Эти мужчины могли неделями не вылезать из скафандров, не спать по трое суток и не есть по двое. Они могли многое, а может быть, даже все. Единственное, чего не могли настоящие мужчины: сделать Марс своим домом. Планета, носящая имя грозного бога войны, сопротивлялась этому, как могла и, как теперь понимал Сомов, неизбежно должна была выйти победителем в этой схватке.
      Почему? Да потому что!.. Господи, ведь это понятно и ребенку! Потому что...
      Сомов долго пытался сформулировать свою точку зрения на проблему отсутствия перспектив в деле превращения Марса в отчий дом новой цивилизации. Но ничего умнее той сакраментальной фразы, которую произнес один знакомый планетодесантник, работавший на Марсе уже двадцать пять лет, придумать не мог. "Марс - мертвая планета и живой ей не быть" - вот что он сказал. Сомов пытался возражать, живописуя перспективы и излагая варианты проектов, имевшие хождение в среде энтузиастов. "Ерунда, - сказал планетодесантник, - я тут больше двадцати лет, но каждый год на два месяца улетаю на Землю. У меня трое детей - все родились на Земле. Жена тут больше трех месяцев не выдерживает. Земля - она матушка. Там плюнь - в букашку попадешь. Все живет, размножается, растет и топорщится. А тут кроме собак, кошек и кроликов никто жить не хочет. Да и те живут, потому что от воли отвыкли и привязались к человеку. Так что, уж извини, все это ерунда"
      "А тогда почему же ты тут сам торчишь?" - поинтересовался Сомов.
      "Тянет. Я - бродяга. Мне всегда лучше, где меня нет. И потом, нужны ресурсы. Правда, есть мнение, что они нужны для того, чтобы осваивать новые объекты, где будут добывать опять же ресурсы. Но... пока так, а там видно будет"
      "У нас в России есть Сибирь. Ее тоже осваивали, осваивали, а потом привыкли, и жить стали. Может и здесь так?" - высказал Сомов свое соображение.
      "Нет. Ваша Сибирь - это Земля. Там, говорят, лес растет и тигры водятся - значит жить можно. А здесь жить нельзя можно только работать".
      Планетодесантник был негром и родился в Кении. В Сибири он не удосужился побывать ни разу, но пообещал, что съездит, посмотрит и выскажет Сомову окончательное суждение...
      Сомов так и не узнал, съездил ли кениец в Сибирь, но в его суждении теперь не сомневался. Да, Марс - мертвая планета. В этом все дело. И здесь рождаются дети, но следом за тем их отправляют на Землю. Официальный предлог: сила тяжести в три раза меньше - возможно неправильное формирование костно-мышечной системы ребенка. Неправильное для чего? Для Марса? Нет, для Земли-матушки!.. Вот так- то...
      Но может быть (и скорее всего) дело было не столько в Марсе, сколько в самом Сомове. Ведь живут же люди. Влюбляются, женятся, гуляют под звездами, правда, в скафандрах, но любовь, по слухам, не знает преград... Сомов попытался влюбиться и не без успеха. За три года пребывания на Марсе он влюбился два раза, причем один раз на Земле. Но дальше этого дело не пошло. И вероятно, всему виной был скверный характер Сомова. Он это понял в тот момент, когда не добился взаимности планеты Марс.
      С этого и надо было начинать, а он, Сомов, этим закончил.
      И вот теперь тридцатитрехлетний планетолог со скверным характером принял решение попытать счастья во Внеземелье. Говорят, там и люди другие, и суеты меньше, и работа творческая. А на Марсе Сомов, геофизик по специализации, себя не нашел. Вернее, не обнаружил.
      Когда ребята узнали о его решении - принялись дружно отговаривать.
      "Ты что, Сомов, рехнулся. - говорили одни, - тут у тебя твердая почва под ногами, а там железяки или твердая углекислота. Там же одни чокнутые собрались. Станция возле Сатурна - главный дурдом Солнечной Системы. Прыгают по спутникам, а чего ищут - неизвестно".
      "Заколдобило тебя, парень, - говорили другие, - так и шуруй на Землю. Отогрейся, отдышись, а уж потом решай, куда и зачем".
      "Женись, - говорили третьи, - и вся дурь из головы улетучится".
      Зря отговаривали. Вот тут-то и сказался дурной характер Сомова плюс утраченное душевное равновесие. Последствия были таковы, что Сомов вот уже месяц болтался без дела на орбитальной базе, ожидая какой-то идиотский балкер-трамп. Состояние его приближалось к критической отметке нервного срыва, когда в один прекрасный день, во время посещения приемной начальника отдела перевозок, Сомов выяснил, что можно еще подождать, но вот, буквально через три дня к Сатурну стартует рейдер "Вавилов" и можно попытаться...
      Сомов попытался. Он выловил капитана "Вавилова" Асеева в его бытовом отсеке и изложил свои требования, после чего состоялся следующий интересным разговор, в котором участвовало третье лица по фамилии Калуца. Что касается Калуцы, то он, судя по всему, был лицом - весьма значительным, ибо сначала помалкивал, но в конечном итоге именно его мнение оказалось решающим.
      - А зачем вам лететь к Сатурну? - поинтересовался Асеев.
      - Я получил вызов и уже месяц жду рейса. Мне надоело.
      - Какой рейс вы ждете?
      - Не знаю! - взорвался Сомов. - Мне известно, что летит балкер-трамп, но никто не удосужился объяснить, что это такое и когда оно объявится.
      - А?.. Хм... Вероятно, это "Кеннеди"... Послушайте, что вы так нервничаете, я ведь еще не сказал "нет". Хотя, вероятно, скажу.
      - Потому и нервничаю, - буркнул Сомов. - Вам все равно, а у меня терпение на исходе. Спрашивается, что вам стоит доставить восемьдесят килограммов живого веса к Юпитеру?
      - Да, собственно, ничего не стоит при условии, что эти килограмма не являются юридическим лицом. Мы ведь не пассажирское судно. А именно они и занимаются перевозкой юридических лиц, имея на это соответствующие документы. Мы же документов не имеем, а вы вынуждаете нас заняться хождением по канцеляриям.
      - Я и сам могу ходить по канцеляриям. Мне нужно ваше согласие.
      - Понятно. Но есть и иные противопоказания. Наш рейс, так сказать, научно-транспортный - вы можете помешать...
      - Я буду сидеть там, где мне прикажут и молчать, как и положено живому весу.
      - Полтора месяца? Похвальное намерение.
      - Вплоть до того, - заявил Сомов.
      Основной чертой характера Сомова была настырность. Затеяв какое-либо дело, он шел до конца, и чем сильнее было сопротивление, тем упорнее он стремился к цели.
      - Н-нда.., - сказал Асеев и взглянул на Калуцу.
      Тот пожал плечами.
      - Я могу и зайцем. Вам не нужны подопытные кролики? поинтересовался Сомов неожиданно для самого себя.
      - Нам?.. А зачем они нам?
      - Для научных экспериментов.
      - Хм... Интересно поставленный вопрос. А почему вы решили, что нам.., гм.., они могут понадобиться?
      Сомов обратил внимание, что Калуца изменил выражение лица со спокойно-безразличного на настороженное.
      - Догадался. Между Марсом и Сатурном нет никаких научных объектов. Следовательно, изучать будут что-нибудь внутри. Почему бы не изучать меня?
      - Но можно изучать физические процессы.
      - И для этого лететь к Сатурну?
      - Черт побери, логично!
      - Еще бы, - сказал Сомов нахально.
      - Мы должны срочно доставить для базы возле Сатурна кое-какое научное оборудование.
      - Хорошо, я согласен - буду оборудованием.
      - Но вас оттуда не заказывали.
      - Еще как заказывали! - Сомов вытащил из нагрудного кармана вызов и протянул Асееву. - Вот, пожалуйста, Сомов В.К.., планетолог.., принят в состав.., является.., предлагается немедленно вылететь... Немедленно, прошу заметить!