На крыльях мужества

      Печальные, сгорбившиеся, стояли летчики у покореженной машины, стянув с себя шлемы. Мы безмолвно прощались с боевым другом.
      Санитары, отстегнув парашюты, положили тело лейтенанта на носилки и отнесли его в машину.
      На похороны собрался весь полк, пришло много местных жителей из Лунги с живыми цветами. На женщинах была черная одежда. Плакали. Когда отгремели
      прощальные салюты, над нашими головами пронеслись три краснозвездных штурмовика, салютуя погибшему с воздуха. Вел их капитан Н. А. Евсюков.
      * * *
      В июле 1944 года наш 1-й гвардейский штурмовой корпус из Молдавии перебазировался на львовское направление. К нам перелетали и летчики из истребительной дивизии А. И. Покрышкина. Войскам фронта противостояла мощная группировка противника "Северная Украина". Используя выгодные условия местности, гитлеровцы создали глубоко эшелонированную оборону, укрепив такие города, как Львов, Перемышль, Рава-Русская, Сокаль, Горохов и другие.
      В ходе подготовки к оборонительному сражению немецко-фашистское командование широко рекламировало личное обращение Гитлера, в котором он требовал, чтобы фронт группы армий "Северная Украина" стоял непоколебимо, как скала".
      Некоторое время о нашем участке фронта Совинформбюро лаконично сообщало: "Без перемен", "Без изменений". В то же время изменения происходили, и довольно существенные. Фронт пополнялся людскими резервами, день и ночь скрытно подходила техника. Наша 2-я воздушная армия, усиленная Ставкой чуть ли не вдвое, насчитывала свыше 3 тысяч самолетов.
      Львовско-Сандомирская наступательная операция началась 13 июля 1944 года - утром во всех частях, в том числе и в нашей, прошли митинги.
      Замер строй. Перед ним развевалось гвардейское Знамя, как будто стремилось туда, ввысь, куда улетят эскадрильи.
      Перед святыней части гвардейцы поклялись сломать хребет фашистскому зверю, загнать в собственное логово, уничтожить его, освободить народы Европы от коричневой чумы.
      На митинге со страстными призывами выступил заместитель командира полка по политчасти майор Константинов.
      В эти дни наша армейская газета "Крылья победы" писала:
      "Воздушный воин! Ты помнишь Курскую дугу, пылающий Белгород, дымное небо над Прохоровкой... Теперь, ты далеко от тех героических мест. Теперь под твоим самолетом старинный Львов, Станислав, Перемышль. Теперь ты гораздо сильнее, чем год назад. Теперь твой враг, не раз уже отступавший под силой твоих ударов, с ужасом ждет грядущего возмездия за совершенные им преступления. Пусть же не знает враг пощады. Он пришел сюда, чтобы грабить твою страну. Пусть же найдет здесь свою смерть".
      В бой мы вступали с новым командиром полка Героем Советского Союза майором Д. А. Нестеренко. Дмитрий Акимович имел завидную внешность, обладал большим опытом. Бывший инструктор, командир звена Одесской военной школы летчиков, он любил летать, и небо для него было роднее родного дома. На фронтах Нестеренко быстро овладел тактикой воздушного боя и штурмовых ударов. Потери в его группе, как правило, были минимальными. Он всегда тщательно и глубоко продумывал организацию и выполнение любого боевого задания, удачно подбирал маршрут полета к цели и обратно с учетом местности, расположения населенных пунктов, стремился осуществить полет на наиболее выгодной высоте, над лесными массивами, болотами, озерцами, избегая мест, где могла быть артиллерия противника.
      Тщательно проводил он предполетную подготовку. Обычно она начиналась словами: "Группу веду я". После этого следовал тщательный инструктаж по каждому элементу действия, по особенности полета на каждом отрезке маршрута.
      Нам рассказывали, как осенью 1943 года, группа "илов", возглавляемая капитаном Д. Нестеренко, смело атаковала фашистские бомбардировщики Ю-88, устремившиеся на нашу переправу через Днепр. Сложилась довольно трудная ситуация в воздухе из-за отсутствия истребителей прикрытия.
      Вот тогда-то ведущий Нестеренко решил на Ил-2 пойти в лобовую атаку. С ходу было сбито несколько вражеских самолетов. Остальные растерявшиеся фашистские пилоты сбросили бомбы на свои войска. И таких примеров можно было привести множество.
      ...Аэродром тонул в сплошном гуле. Взлетали группы штурмовиков и брали курс туда, где наземные войска стальным клином вонзились в оборону противника. Затем обстановка обострилась, фашисты резервом с юга нанесли контрудар в районе Золочена.
      Подхожу к штурмовику. Около машины стоит механик Лыхварь, вытирает руки ветошью. В своей промасленной куртке он чем-то напоминает плюшевого медвежонка.
      - Как аппарат? - спрашиваю механика.
      - Робэ, як звир!
      - Ну и хорошо. К Золочеву схожу, посмотрю, что там делается...
      Привычно прижался к монолиту бронеспинки, открыл кран "Воздух". Винт дернулся с места, мотор взял разгон.
      Развел руками - Лыхварь резко выдернул из-под колес колодки. Считанные секунды - и земля уже провалилась вниз. Огляделся по сторонам - к нашей паре пристраивается звено "яков".
      Внимательно осматриваем местность. Точно, гитлеровцы стягивают танки. Одни находятся в рассредоточенном строю, другие вытянулись в колонны. Рядом с ними - автомашины, желто-черные заправщики, кухни... Так руки и чешутся полоснуть эту мерзость. Но нельзя! Приказ - только разведка. На удивление, вражеские зенитки молчат. Такая молчанка всегда настораживает.
      Высота - тысяча пятьсот метров. И здесь с юго-запада показались точки. Они на глазах разрастались, и мы отчетливо увидели, что это "сто девятые".
      - Иван, иди на снижение. Разворачивайся домой, - слышу в наушниках голос ведущего первой пары "яков" Алексея Павлова.
      А восьмерка "мессершмиттов" уже раскололась на две группы, явно преследуя цель оторвать истребителей от прикрываемых штурмовиков, а после атаковать нас.
      Применив маневр "ножницы", истребители начали вести заградительный огонь трассирующими очередями из пушек и пулеметов по преследователям.
      Фашисты зажали "яков" в клещи, действуя растянутыми по дистанции четверками с обеих сторон.
      * * *
      Команда ведомой паре, возглавляемой Андреем Синенко, - и они пошли в лоб четверке "худых". Справа ринулся на гитлеровцев Алексей Павлов. Пока крутилась эта карусель, мы оторвались от "мессеров" и потянули на свою территорию. Оглянулся, а там еще плотнее прижали наших истребителей. Вижу, худо "маленьким". Поняв, что не удается полакомиться штурмовиками, немцы обрушились скопом на "яки". Но мы уже находились над своей территорией. Фашисты как-то сникли, их атаки стали беспорядочными.
      Звено Павлова перешло от оборонительных маневров к контратакам. Была не была: развернулся назад и решил помочь своим. Прямо перед носом штурмовика показался "месс" - поджарый, хищный, стремительный.
      Палец - на гашетку. Машину слегка тряхнуло, пушечная очередь потянулась к "сто девятому". Тот, как бы нехотя, повалился на крыло и задымил.
      Уж после, встретившись с Алексеем Павловым, мы горячо обсуждали перипетии прошедшего боя. Тот дружески похлопал по плечу:
      - Ты и здесь свое не упустил, Иван. Такого зверя завалил. Ну и наглые фрицы попались. Надо же, такую бузу подняли.
      - Да, жарковато было. Ты, Леша, только не говори, что я влез в драку... Влетит по первое число. У меня инструкция - разведка, и никаких гвоздей. Сам знаешь.
      - Ладно...
      А в район Золочева уже шли "петляковы", "яковлевы", "ильюшины". Небо наполнилось сплошным гулом.
      Шестеркой "илов", ведомых Героем Советского Союза капитаном Николаем Евсюковым - он первым в полку получил это высокое звание, - преодолев густой заслон зенитного огня с бреющего, набросились на танки и штурмовые орудия противника. Высыпав из бомболюков всю начинку, начали расстреливать технику, косить пушками ошалевших от внезапного удара фашистов. Танки, словно контуженные, расползались по полю, искали укрытия за складками местности. Цели выбирали на свое усмотрение, били крестатые коробки наверняка. Над землей, окутанной сплошным огнем, плыл густой смрадный дым...
      Участник этих событий гитлеровский генерал Меллентин писал впоследствии: "На марше 8-я танковая дивизия, двигавшаяся длинными колоннами, была атакована русской авиацией и понесла огромные потери. Много танков и грузовиков сгорело; все надежды на контратаку рухнули".
      Оборону врага наши все-таки "разгрызли", но, как оказалось, на довольно узком участке - шириной в четыре-шесть километров. В любой момент фашисты могли закрыть образовавшуюся брешь, перерезать так называемый "колтовский коридор". Но в узкую горловину по размытой грозовым ливнем единственной дороге стремительно ринулись основные силы танковой армии генерала П. С. Рыбалко.
      Мы сверху отчетливо видели всю картину этого беспримерного рейда: справа и слева неистовствовали фашисты, а танки двигались и двигались по дороге, которая простреливалась буквально насквозь.
      В самом узком месте "коридора", у деревни Нуще, разместился с оперативной группой и рациями командир корпуса генерал Рязанов. Отсюда он указывал цели, и мы помогали танкистам преодолевать дефиле и выходить на оперативный простор.
      Расчищая дорогу, штурмовики оставляли за собой груды брони, развороченные муравейники дотов и дзотов, захлебнувшиеся зенитки, разбросанные серо-зеленые трупы врагов. Летали в эти дни как ошалелые: садились, заправлялись горючим, подвешивали эрэсы, заряжали пушки - и снова на штурмовку.
      Четыре-пять вылетов в день. И каждый - предельное напряжение нервов. Порой казалось, что упадешь от усталости и не встанешь. Однако, прислушиваясь к сплошной канонаде на западе, смотрели на заревное небо - и в машины. На помощь танкистам, пехоте... Ну, а где пехота, там и штурмовики.
      * * *
      Позже, разбирая проигранные сражения, уцелевшие немецкие генералы не раз вспоминали в своих пухлых мемуарах "черную смерть", как гитлеровцы называли наши "ильюшины".
      На несколько дней погода поломала все намеченные планы. Июль. Казалось бы, духоте быть, зною, а на дворе - дождь. Нудный и холодный. Льет как из ведра с утра до ночи. Даже птицы притаились, спрятавшись в своих гнездах. Хмурится небо, хмуримся и мы. Это и понятно: где-то ухают пушки, земля ходуном ходит, а здесь сидим на мертвом якоре. Ох, трудно где-то матушке-пехоте!
      Обхожу стоянку. В такие моменты застоя работу всегда находил: шел к техникам, механикам, помогал готовить машину к вылету. А сейчас все в полной боевой - самолет, вооружение...
      Не часто выпадает свободная минута для "технарей", а тут собрались под навесом, отвести душу, побалагурить. Саша Бродский, механик эскадрильи по
      спецоборудованию, подбрасывает сухую стружку в костер, обращается к Золотову:
      - Павел Иванович, слышал я, что вы когда-то видели черта.
      Тот загадочно улыбается, крутит цигарку!
      - Ну не совсем настоящего, но видел. Базировались около Великих Лук, зима тогда, помните, была лютая. Морозяка - плюнешь, льдышка летит. Иду я по стоянке, вдруг ноги подкосились, чуть заикой не стал. Прямо на меня лезет что-то черное, голова взъерошенная, глаза словно яйца облупленные. Верите, чуть не перекрестился. Протер очи рукавицей: это же Щербаков, моторист. Спрашиваю: ты случайно в цистерне с маслом не побывал? А наш сержант только мычит. После разобрались в чем дело. Чтобы не разрывало соты масло-радиатора, мы не полностью отвинчивали сливную пробку. А наш Щербаков перестарался. Крутил ее до тех пор, пока она не упала в снег. А мотор работает, масло прет из радиатора. Вот пока он шарил в снегу в поисках пробки, его и облило с ног до головы...
      Все смеются. В улыбке расплылось лицо моего механика Лыхваря.
      Золотов с прищуром посмотрел на него, затянулся крепким "вырви глазом".
      - Это было, кажется, в Старой Торопе, помнишь, Лыхварь?
      - Шо було? - тот сразу насторожился.
      - Ну, бомбил нас тогда фашист здорово. Всех как ветром сдуло. Позабивалось доблестное воинство во всякие щели. А в кабине "ила" сидел Лыхварь. Рядом как ухнет, как грохнет. Смотрю, был Лыхварь и нету его. Я туда, я сюда - не вижу красу и гордость авиации. Уже отхожу от самолета, слышу жалобный голосок. Напряг слух. Боже мой, так это же Лыхварь. Вижу, висит. А на чем? На выхлопном патрубке. Ремнем зацепился и только ногами болтает...
      Снова взрыв смеха. Сержант Лыхварь занялся густым румянцем:
      - Чого ржете, як жеребци? Вас бы так.
      А Павел Иванович уже подбирается к следующему объекту:
      - Сколько можно быть техником, сказал как-то Миша Безродный, буду переучиваться на летчика. Технику пилотирования начал осваивать с руления. Прилетел как-то Фаткулин, машину оставил и на доклад к командиру. Безродный сел в кабину, развернул "ильюшина" и взлетел... на козелки. Сшиб их с первого захода. После разбор "полета" сделал старший инженер полка Котелевский. На этом и закончилась Мишина летная карьера.
      А около своего штурмовика на ящике от авиабомб сидел Евгений Алехнович. Обычно спокойный, он ворчит, нервничает. Рядом примостился Анвар Фаткулин. Пытается шутить Евгений, обращаясь к механикам: "Собрались бы вместе и разогнали тучи пилотками". Недовольный ходит по стоянке Батя, меряя широкими шагами мокрую землю.
      - Кончай скуку разводить, - говорит он, круто разворачиваясь. - Пойдем делом займемся.
      Собираемся в землянке. Расстегиваем планшеты, достаем полетные карты. Склонились над импровизированным макетом, изображающим передний край.
      А Батя уже собрал молодых пилотов, рассказывает, жестикулируя: "Чтобы сохранить необходимый боевой порядок, заданные интервалы и дистанции между самолетами, никогда не следует большой группе штурмовиков производить заход на цель с разворота от 110 до 180 градусов. Почему? Сделав такой разворот, группа рассыпается как горох. Это отражается на силе массированного удара, в то же время дает возможность зенитчикам ловить отставшие от строя самолеты. Дальше, при действии в глубине обороны и по прикрытым с земли объектам - железнодорожные узлы, аэродромы, места скопления войск, - заход на цель лучше осуществлять с ходу или с доворота до 90 градусов, причем нужно постоянно стремиться для маскировки использовать рельеф местности.
      А вот маршрут полета группы прокладывается так, чтобы атака цели по отношению к линии фронта строилась параллельно или с некоторым углом к линии боевого соприкосновения. Лучше всего и наиболее выгодно атаковать цель перпендикулярно линии фронта, так как в этом случае после атаки группе не придется делать разворот в зоне зенитного огня. А каждый разворот затрудняет противозенитный маневр..."
      Мы подходим к окну, смотрим на плачущие стекла. Никакого просвета.
      Но вот чуть распогодилось. Ветер понес седые пухлые тучи на восток. Ласточки, прижавшиеся к крышам, восходящими кругами потянулись ввысь. Аэродром оживал. "Илы" цепочкой начали рулить на линию предварительного старта. Курс - к Белому Камню, где сходились тугие клещи окружения гитлеровцев.
      После нас на разведку вылетели в паре Аквар Фаткулин и Михаил Хохлачев. Линию фронта прошли на бреющем и начали углубляться в тыл противника. Перед глазами разведчиков открылась впечатляющая панорама: догорали танки, на дорогах валялся всякий обозный хлам, связные броневики лежали вверх колесами, пушки уткнулись стволами в землю.
      Старший лейтенант Фаткулин цепко осматривал все подозрительные места, притирал штурмовик к земле.
      У вытянувшейся редкой рощицы и он, и Михаил сразу же заметили танки, а чуть левее по проселочной дороге - моторизованную колонну.
      - Снять предохранители. Маневр! - приказал ведущий и бросил машину в пике.
      Гитлеровцы, не ожидая такой дерзости, сразу не смогли опомниться. А на земле посреди колонны лопались "фугаски", строй ее был нарушен. Затем в ход пустили эрэсы. Заход, еще и еще...
      Выходя из атаки, Фаткулин услышал предостерегающий голос Михаила Хохлачена:
      - "Мессеры", командир. Штук...
      Сколько их - Анвар не расслышал. Один, снизившись, зашел Фаткулину в хвост. Стрелок то короткими, то длинными очередями пытался отогнать ретивого преследователя, но фашист, умело маневрируя, сближался с "илом". Шанс у гитлеровца стопроцентный, но в считанные доли Хохлачев рванул машину вверх и прикрыл собой ведущего. Очередь, предназначенная Анвару, вонзилась в штурмовик Хохлачева.
      Завидную собранность, четкость в данной ситуации проявил стрелок ведущего Ненашкин. Он длинной очередью встретил "мессера", полоснув его по мотору. Гитлеровец осекся и стал терять высоту. Переваливаясь с крыла на крыло, фашистский самолет пошел в отвесное падение.
      Теперь бы дотянуть до своих. Штурмовик ведомого, прикрывавший Фаткулина, уже еле-еле проявлял признаки жизни и наконец окончательно сдал.
      - Иди на посадку, внизу наши, - сказал Анвар напарнику, и тот, убрав шасси, осторожно стал сажать машину на выбранную площадку.
      После приземления Анвара мы сразу окружили его, засыпали вопросами: что, как, где? Облегченно вздохнули - жив. Это - главное, а самолет техники отремонтируют.
      - Если бы не он, - Анвар Фаткулин, еще возбужденный прошедшим боем, нервно мял шлемофон, - гибель. Неотвратимая...
      Чем дальше крутился вихрь войны, тем крепче становилась наша дружба, испытанная в суровом фронтовом небе. Нам не хотелось думать о смерти, но она ходила рядом, слепо хватала костлявой рукой боевых побратимов. Так она вырвала из наших рядов белокурого весельчака, мастера воздушных атак лейтенанта Хохлачева. Остались недостроенными те города, которые он возводил в своем воображении.
      ...Михаил вел разведку вражеских резервов. Пройдя над густым лесным массивом, увидел скопление танков с крестами на пятнистых боках.
      Забесновались зенитки. Но Хохлачев шел между черно-серыми шапками разрывов, фиксируя все увиденное в памяти, делал пометки на карте и планшете. Впереди брызнуло ослепительное пламя. "Ил" будто натолкнулся на стенку. Обливаясь кровью и теряя последние силы, Хохлачев понял: сбить пламя скольжением не удастся. Осталось единственное... И горящая машина свалилась в гущу гитлеровских танков, автомашин, орудий. Метнувшееся вверх пламя и сильный взрыв возвестили, что летчик Михаил Хохлачев нанес свой последний, сокрушительный удар по врагу.
      Произошло это возле села Деревляны, на восточном берегу Западного Буга, где замкнулось кольцо вокруг крупной группировки врага, численностью до восьми дивизий, куда угодила и пехотная дивизия СС "Галичина". Военный совет нашего фронта немедленно передал во все части: "В районе Броды противник окружен. Задача - быстрее ликвидировать окруженную группировку".
      Кроме бомб, которые мы обрушивали на головы гитлеровцев, нам приходилось бросать и листовки. Только в районе бродского "котла" летчики 2-й воздушной армии в ночь на 19 июля отправили немецким солдатам около 100 тысяч листовок.
      "Бумажные бомбы" сохранили жизнь многим солдатам противника, внявшим голосу разума.
      Сокрушительными ударами бродская группировка немцев была расчленена на части и планомерно уничтожалась. Предприняв решительную, но неудачную попытку вырваться из "котла", гитлеровцы начали повально сдаваться в плен.
      Оценивая роль авиации фронта в операции, Маршал Советского Союза И. С. Конев в своей книге "Записки командующего фронтом" написал: "Наша 2-я воздушная армия под командованием опытного боевого командарма генерал-полковника авиации С. А. Красовского, член Военного совета генерал С. Н. Ромазанов, действовала отлично. Нелегко командарму было управлять этой массой авиации, насчитывавшей более 3 тысяч самолетов, да еще в условиях, когда фронт наносил одновременно два удара. И надо сказать, что генерал С. А. Красовский и его штаб успешно справились со своими задачами. Только за 17 дней, с 14 по 31 июля, авиация фронта произвела 30 тысяч самолето-вылетов. Наличие большого самолетного парка в составе фронта предопределило способ действия авиационных соединений. Авиация использовалась, как правило, массированно. Мощные и сосредоточенные удары авиации по всей глубине расположения противника способствовали тому, что войска фронта в кратчайшее время прорвали немецкую оборону. Удары по узлам сопротивления группировки врага в значительной степени ограничивали их боеспособность...
      Летчики действовали с полным напряжением сил, особенно во время прорыва на львовском направлении, при форсировании Вислы и закреплении на Сандомирском плацдарме".
      Вперед на Вислу!
      В решающую стадию вступили бои за освобождение Львова. Для немцев этот город был одним из основных стратегических опорных пунктов обороны, прикрывавшим пути к Южной Польше, к промышленным районам
      Силезии, поэтому его удержанию гитлеровское командование придавало большое значение. Фашистские войска, особенно танковые, предпринимали отчаянные усилия, чтобы удержать этот город. Авиация сразу была нацелена на помощь танкистам 4-й танковой армии генерала Д. Д. Лелюшенко. В воздухе творилось что-то невообразимое. Этажами шли "ильюшины", Пе-2, "яки", "лавочкины". Ночью летали, не давая покоя немцам, на У-2 наши славные девушки. И все штурмовало, бомбило, стреляло... Фашистские танки мы буквально засыпали ПТАБами. В такой ситуации вполне возможно было получить бомбу и в свой самолет.
      Несмотря на всю предосторожность, так и получилось: "малютка" попала в плоскость "ила" А. Кобзева, застряла в ней, но, к счастью, не взорвалась. Анатолий сразу же отошел от нас на безопасное расстояние, но все внимательно следили за товарищем.
      - "Сокол-четыре", я "Сокол-один", - волнуясь, запросил по радио капитан Николай Евсюков борт Кобзева. - Как дела?
      - Засела, проклятая, прочно, но ведет себя пока мирно.
      Комэск дал указание летчику, как посадить машину, и тот мастерски притер ее к травяному покрову, отрулив подальше от стоянки. Спрыгнув с плоскости, Анатолий показал авиаспециалистам место, где торчал стабилизатор бомбы. Те только прищелкнули языками. Оружейники осторожно, словно врачи, изъяли смертоносную "малютку" и обезвредили ее.
      Особо запомнился нам день 29 июля. Штурмовики полка получили задачу обработать вражеские позиции на западном берегу Вислы. Несколько раз в воздухе появлялись немецкие самолеты, но старались в драку не лезть. Прикрытие со стороны истребителей было исключительно надежным. На втором вылете мы уже обеспечивали переправу наших наземных войск на западный берег реки. Следует сказать, что форсирование Вислы началось с такого стремительного броска, что по реке одновременно шли паромы, лодки, плоты и наступающих наших войск и отступающих гитлеровцев.
      В начале августа мы перелетели на аэродром в район города Жешува. Среди мелких польских хуторков, зажатых узкими полосками земли, Жешув, взобравшись на возвышенность, чем-то походил на декорацию из карточных домиков.
      Гитлеровцы за него держались. Важность этого города определялась прежде всего тем, что он расположен на отличном шоссе и на самой короткой железной дороге, ведущей на Краков.
      С востока и юга Жешув надежно прикрывала водная преграда - Вислок. Немцы опоясали город мощными фортификационными сооружениями, держали сильный гарнизон, рассчитывая на долгие оборонительные бои. Но не тут-то было! От сооружений остались лишь руины, многие фашисты были уничтожены, а кто уцелел - драпанул в сторону фатерлянда.
      * * *
      Позже, проходя улицами Жешува, мы видели, что и здесь геббельсовская пропаганда успела напакостить. Кое-где встречались плакаты с надписью: "Польша! Тебе угрожает восток!.." Но простые люди - рабочие и крестьяне знали, сколько бед и страданий принес Гитлер польскому народу. Жители встречали нас с цветами, угощали яблоками, медом и даже вином. Часто возникали стихийные митинги, где дружно скандировалось:
      - Нех жие Червона Армия!
      - Нех жие Посполита Польска! Наскоро обжив новый аэродром, летный состав готовился к боевым действиям.
      Однажды командир полка поставил на карте крупную точку.
      - Вот здесь, на окраине города Дукля, на границе между Польшей и Чехословакией, разместился штаб танкового корпуса. Разведка ночью определила его местонахождение. Приказ сверху: уничтожить любой ценой. Любой... Понятно?!
      Мы понимали всю сложность задания и чувствовали: прорваться туда будет нелегко.
      - Тебе, Драченко, придется гореть, - обратился ко мне командир.
      Я недоуменно пожал плечами: этого еще не хватало.
      - Так вот, - заговорщически он улыбнулся. - В лоб взять штаб трудно, пойдем на маленькую хитрость.
      Свернув карты, мы встали из-за нетесаного стола, разошлись, но все находились во власти предстоящего задания.
      Группу "илов" поднял штурман полка майор Николай Миронович Горобинский, человек, как уже выше было сказано, обладавший способностью умело ориентироваться в воздухе, исключительно грамотный в вождении больших групп штурмовиков.
      К цели шли правым пеленгом. Слева от командира следовал я. Прикрывала нас шестерка Як-3, ведомая Алексеем Павловым.
      - Удвоить бдительность, соколики. Поработайте шейными шарнирами, передал по радио ведущий группы.
      Поработали - и вдруг шквал зенитного огня. Небо сразу расцвело гирляндами рвущихся снарядов. Ощущение такое, будто ступаешь по полю, усеянному минами. Истребители прикрытия поднялись выше, чтобы избежать разрывов.
      А внизу уже виднелся массивный дом с колоннами - не иначе принадлежавший ранее какому-то магнату или барону - метлы антенн, черные жуки легковушек, мотоциклисты...
      По задумке я должен "гореть и падать". Тут и без задумки можно было сгореть: зенитки прямо-таки взбесились. Привожу в действие дымовую шашку, спрятанную в бомболюке, и плавно валюсь к земле. Представляю себе, как злорадствуют зенитчики, увидев краснозвездный самолет с хвостом дыма!
      Действительно, снизу огонь перенесли на другие машины, считая меня сбитым. Для зенитчиков я уже отлетался. Ну, нет! Отвлекающий маневр удался. Сейчас я испорчу вам настроение! Перевожу машину в стремительное пикирование, набираю скорость и бью эрэсами и пушками по штабному зданию. Только пылъ столбом! Крушат все и другие штурмовики.
      - Молодцы, соколики! - журчит довольный голос майора Горобинского в наушниках. - Давайте еще раз их проутюжим для страховки.
      Снова заход.
      Дым, пыль. Грохот среди гор...
      Не упустили своего момента здесь и истребители.
      На аэродром пришли на последних каплях горючего.
      "На Сандомирском плацдарме идут бои местного значения", - сообщалось тогда в печати. Но с точки зрения рядовых летчиков это были жестокие, кровопролитные бои.
      Противник, откатываясь, повсеместно бросался в контратаки, пытаясь столкнуть наши войска в Вислу, ощутимо активизировал противовоздушную оборону. Штурмовики от зари до зари барражировали над полем боя, оказывали неоценимую помощь тем, кто гнал гитлеровцев теми дорогами, которыми они когда-то наступали.
      Поставив перед собой цель ликвидировать наши плацдармы, немецкое командование впервые в районе Вислы применило новые тяжелые танки "королевские тигры".
      Из опыта войны мы знали: любое появление новой техники, да еще с таким шумом разрекламированной, в какой-то мере действовало на человеческую психику, порождало нервозность.
      Мы в определенной степени доказали пехоте и танкистам - новинка горит не хуже, чем те, прежние, нетитулованные.
      "Королевский тигр", как и другие образцы вооружения гитлеровцев, также вскоре попал на выставку трофейного оружия в Москву, где его на видное место поставили в Центральном парке культуры и отдыха имени А. М. Горького.
      Бои изматывали всех: летчиков, воздушных стрелков, техсостав. Усталость буквально косила людей. Евгений Алехнович однажды признался, что в полете заснул в кабине, но проклятый "эрликон", к счастью, разбудил его.
      И все-таки неимоверные нагрузки не отупляли, не делали из нас механических роботов. Урывали время и попеть, и помечтать о будущем, и почитать газету. С особым нетерпением ждали свою армейскую газету "Крылья победы", страницы которой всегда пахли порохом. Зарулив на стоянку, я подошел к механикам эскадрильи. Те в один голос:
      - А с вас, товарищ младший лейтенант, того, - причитается.
      Разобрался, что к чему. Протянули газету, Смотрю на заголовок: "Два разведчика". Прошу прочитать вслух, а то в глазу рябит от взрывов. Присели. В статье рассказывалось: "Мы приехали на аэродром, когда Иван Драченко отправлялся в разведку. Уверенной походкой шел он к самолету. Во всех его движениях ощущалось то неподдельное спокойствие, которое люди обычно проявляют, когда делают привычное и хорошо знакомое дело. И мы поняли, почему этот еще молодой годами летчик, преследуемый однажды двенадцатью "фокке-вульфами", сумел все же разведать порученный ему участок и почему в других полетах он выходил победителем из поединка с "мессершмиттом" и "рамой".
      Драченко забрался на плоскость "ильюшина", деловито заглянул в кабину, привычным движением приладил парашют, надел шлем и скрылся за горбатым колпаком кабины.
      - Пошел в район, где "мессеры" шныряют, - заметил рядом офицер. Сегодня уже второй раз туда летает.
      В голосе офицера, товарища Драченко по работе, прозвучала та же уверенность, которая слышалась в словах командира части, когда он приказал выслать разведчика на ответственное задание. Младший лейтенант вернулся через час. Коротко доложил об обнаруженной им колонне танков и автомашин, о расположении артпозиций, о погоде и воздушной обстановке. Он не уходил из землянки до тех пор, пока командир не снарядил группу штурмовиков по следам разведчика..."
      Дальше говорилось, как мы соревнуемся с Борисом Мельниковым, летчиком из соседнего полка, одним из лучших разведчиков соединения, каковы наши обоюдные успехи.
      У Бориса за плечами был солидный опыт - в штурмовую часть он пришел в 1942 году, отважно сражался на Курской дуге, в небе Украины, десятки раз ходил на разведку.
      Вот один из эпизодов.
      Лейтенанту Борису Мельникову и воздушному стрелку Федору Бобкову поставили задачу выяснить резервы гитлеровцев в глубине оккупированной ими территории и любыми путями доставить сведения наземным войскам.
      Экипаж пересек линию фронта, удачно сфотографировал нужный объект и взял обратный курс. Вот здесь и встретился со звеном "Фокке-Вульфов-190", идущими со значительным превышением.
      - Вижу "фоккеры", - доложил стрелок командиру.
      "Ильюшин" шел прежним курсом. Самолеты противника быстро начали снижаться, разворачиваться навстречу разведчику. Немцы пронеслись рядом со штурмовиком. Одна пара ушла вперед, другая бросилась наперерез "илу". Вскоре один "фоккер" круто спикировал, проскочил метрах в двухстах за хвостом нашего самолета.