На крыльях мужества

      Мы бросили машины вниз. На вражеские огневые позиции упали бомбы, прошили зеленоватое поле эрэсами и пулеметными очередями.
      Путь танкам был открыт!
      Перед сдачей в плен остатков берлинской группировки генерал С. А. Красовский связался с командованием и попросил разрешения сбросить на Берлин 1 Мая красные знамена с надписями в честь героической победы. Сверху дали "добро".
      * * *
      ...В праздничное утро на полевом аэродроме Альтено выстроились все летчики истребительного полка. На правый фланг - гвардейское Знамя с орденами Кутузова и Александра Невского. Командир Александр Филиппович Косс сообщил всем, что полку доверено выполнить еще одно почетное боевое задание.
      - Старший лейтенант Новоселов, выйти из строя! - приказал командир.
      Начальник политотдела дивизии Герой Советского Союза Виталий Николаевич Буянов вручил Кузьме Новоселову алое полотнище. Большими буквами на нем было написано "Победа", а в левом углу изображены серп и молот.
      - От войск 1-го Украинского фронта вам поручается опустить это знамя нашей Родины над поверженным Берлином, - сказал подполковник Буянов.
      - Служу Советскому Союзу! - отчеканил старший лейтенант, принимая знамя.
      Механики помогли летчику заложить знамя под посадочные щитки. Поднялись в воздух. Самолеты вели дважды Герой Советского Союза Ворожейкин, Герои Советского Союза Буянов, Косс, Тихонов, Ерко, Песков, Мосин замечательные питомцы гвардейского Оршанского полка.
      В 12 часов 45 минут самолет К. Новоселова был над рейхстагом - на высоте восемьсот метров. Летчик открыл щитки. Знамя выскользнуло, развернулось и стало медленно опускаться в центр города. Станция наведения с позывными "Залив Булатов" передала: "Знамя вижу отлично. Да здравствует Победа!" Самолеты долго кружили в дымном небе, а с земли неслось мощное "ура!" под гром салютов.
      И наступил день - тихий, весенний, умытый ранними росами. Я уже не помню, кто первым крикнул: "Ребята, победа! Слышите?!"
      В застывшей тишине ошалело выщелкивала какая-то птица. Для слуха, привыкшего к постоянному гулу моторов, взрывам, треску, звенящим звукам радиостанг ции, радостные возгласы, беспорядочная стрельба в небо казались прекрасной песней.
      * * *
      Ночью почти никто не спал. В эфире на всех языках планеты повторяли слово "капитуляция". Небо озарялось всплесками огней. Зенитчики, не жалея снарядов, салютовали в честь победного завершения войны.
      И все-таки мы еще подняли в небо свои "ильюшины". И случилось это на следующий день, когда в Карлсхорсте, в двухэтажном здании бывшей столовой военно-инженерного училища, представители фашистской Германии подписали акт о безоговорочной капитуляции. А дело было так.
      Празднуя окончание войны, мы собрались на банкет в одном из особняков какого-то бывшего фашистского чиновника, недалеко от Дрездена.
      В зале были командиры соединений и полков, Герои Советского Союза. Приехал поздравить нас и командующий фронтом Маршал Советского Союза И. С. Конев, народные артисты Г. Уланова и К. Сергеев. После тостов артисты балета показали нам концертную программу. И тут получилась заминка: сцена оказалась слишком маленькой. Тогда из-за стола поднялся Герой Советского Союза капитан Юрий Балабин и сказал столичным гостям: "Друзья, спускайтесь со сцены к нам и станцуйте. Вон какая территория". Все в зале зааплодаровали.
      Через некоторое время к маршалу Коневу подошел полковник, нагнулся и что-то ему сказал. Мы сразу заметили перемену на лице командующего. Он резко встал, посмотрел в нашу сторону и сказал:
      - Пока мы салютуем, поднимаем тосты, отказавшиеся капитулировать гитлеровцы продвигаются к нашим союзникам северо-западнее Праги. Ни в коем случае этого нельзя допустить!
      По тревоге мы выскочили из банкетного зала, бросились к машинам.
      Через какие-то минуты внушительная группа штурмовиков под командованием Героя Советского Союза А. Рогожина вылетела, чтобы надеть "смирительную рубашку" на недобитых гитлеровцев.
      По дороге в лихорадочной спешке катились разнокалиберные нагруженные машины, танки, бронетранспортеры, мотоциклы, конные повозки. Сделав по нескольку заходов, расправились мы с ними быстро. Воздух от огня оглушительно гудел и клокотал.
      Пикируя и выводя самолеты у самой земли, не думали ни о жизни, ни о смерти. Видели только врага, трусливо бросившегося наутек от неотвратимого возмездия.
      После выполнения задания позвонил командующий фронтом: всему личному составу полка он объявил благодарность. Обслуживая вернувшиеся самолеты, техники лишь покачивали головами: во многих радиаторных соплах застряли срезанные ветви деревьев.
      * * *
      ...В природе происходило что-то символическое: отступили пыль, дым, копоть, и над островерхими крышами засияло солнце. Легкий ветерок играл молодой листвой лип, кленов и берез. Спасенный мир благодарил живых героев и склонял головы перед павшими.
      К нам подходили незнакомые люди, спрашивали на разных языках, как попасть на родину из немецкой кабалы.
      По-разбитым, запруженным всевозможной техникой улицам брели бывшие военнопленные, узники концлагерей, вчерашняя рабочая сила,с гитлеровских заводов и фабрик, согнанная в Германию отовсюду. Здесь были и мужчины и женщины, молодые и старики, дети... Чехи и итальянцы, французы и поляки, еще недавно носившие ромб с буквой "П" - клеймо рабства. При встрече нас приветствовали поднятыми шапками, взмахами платков, выкрикивали:
      - Рус, браво! Гитлер капут!
      Наш полк перелетел в Австрию. Оттуда по вызову я уехал в Москву в Военно-воздушную академию, носящую ныне имя Ю. А. Гагарина. Там получил задание: возвратиться назад и передать в корпус документы о наборе Героев Советского Союза в высшие военно-учебные заведения. У командования отпросился на пару дней отыскать сестру, брата, мать.
      Сестру Галю нашел в Выборге. Она всю войну проработала в госпитале. От нее же узнал: мама жива, здорова, работает в Красном Селе. С ней и младший брат Сергей. Дали им телеграмму, что выезжаю.
      Еду. Все, все вокруг такое близкое, родное! Тоска по дому, по матери, которая все время жила во мне на протяжении фронтовых лет, вдруг уступила место мятежной неудержимой радости. В мыслях представлял встречу с человеком, образ которого днем и ночью стоял перед глазами.
      Вышел на перрон. Осмотрелся. Пассажиры растеклись в разных направлениях, а я остался один на перроне. Никого...
      Вдруг вижу - идет парнишка. Он как-то внимательно посмотрел на меня, опустил голову и пошел дальше. У меня екнуло сердце.
      - Ты кого встречаешь? - спросил я хлопчика. Он пристально окинул меня взглядом с головы до ног, несмело подошел:
      - А вы случайно будете не дядя Драченко?
      Я остолбенел. Сгреб его в охапку, прижал, волнуясь, к груди:
      - Сережа! Брат Сергей! Да какой же я тебе дядя? А где мама?
      - Она сейчас на работе... на ферме.
      Через час мы мчались на райкомовской машине в колхоз. На ферме в это время обедали. Женщины сразу зашушукались: к Прасковье приехали. Наверное,
      старший сын.
      И вот мы стоим в столовой друг перед другом. Ни она, ни я не можем вымолвить слова. Мать смотрит куда-то мимо меня, напрягает зрение, будто старается разглядеть что-то далекое-далекое.
      - Мама, это же я, Иван, твой сын, - почти застонал от радости и подошел ближе к ней.
      - Я вас не знаю. - Она закрыла лицо руками, пошатнулась и упала.
      Когда очнулась после обморочного состояния, протянула сухие, вымученные работой руки, сказала:
      - Господи, Иван?
      О том, что отец погиб на Ленинградском фронте, знал раньше, еще в 1942 году. Но сколько еще бед легло на материнские плечи!
      Она и Сергей были в Освенциме - чудовищной фабрике смерти. Мне ли это не понять? А потом в свое имение их увез бауэр Вилли Шульц, отобрав украинок, которые хорошо могут работать. Работали у него вместе с пленным французом и полячкой. Спину гнули на хозяйчика от зари до зари. А кормились вместе с животными. Когда слушал это, у меня все внутри кипело: если бы его встретил!
      И встретил. На пути в Австрию я решил проехать через город Зорау. Попросил в комендатуре пару дюжих ребят, переводчика и на "виллисе" решил поехать поискать Шульца, о котором много рассказывала мать. Сейчас трудно вспомнить название той деревни, где жил бауэр, но мы ее нашли в двадцати километрах от Зорау.
      Нам указали на добротный дом, очень ухоженный, обвитый плющом. Война, казалось, прошла мимо него. Мы постучали, вошли в просторную комнату, полную каких-то вещей, с потонувшими в полумраке углами. Мужчина прикрутил фитиль лампы, и помню только его дрожащую квадратную челюсть. Жена стояла в стороне, тоже тряслась как в лихорадке. Переводчик сказал, кто мы и как оказались здесь. Хозяин побледнел и словно подкошенный упал на колени. Рядом упала в ноги его жена. Оба в один голос запричитали, проклиная, конечно, Гитлера. Говорили: работать людей заставляли от зари до зари, но не били. От побоев они могут заболеть и плохо будут работать... Я долго разглядывал хозяина, стараясь понять, откуда в Германии Маркса, Шиллера, Гете, Гутенберга взялись миллионы таких вот шульцев?
      В академии проучился около года, но и здесь подстерегала беда: от большого напряжения стал часто воспаляться здоровый глаз. Врачи-окулисты внимательно обследовали меня и вздохнули: "Вам придется оставить академию".
      Такого я не ожидал. Как это оставить? Только теперь и время учиться. Но медицина была неумолима.
      Подлечился в Ленинграде, но об учебе не забывал. Осенью 1948 года поступил в Киевский государственный университет на юридический факультет, который и окончил в 1953 году.
      Сохраните память о нас
      Давно отгремели фронтовые грозы, отполыхали зарницы пожаров, остыло горячее небо, обвалились и заросли окопы и блиндажи. В музеях мирно покоятся наши обгоревшие куртки, простреленные шлемофоны, полетные карты, пистолеты, награды...
      Смотришь на все это, и в памяти, как живые, встают образы коммунистов и комсомольцев - моих погибших командиров, друзей: заместитель командира полка по политчасти майор Константинов, штурман полка Горобинский, комэски Гришко, Евсюков, летчики Кобзев, Баранов, Кендарьян, Алехнович, Кудрявцев, Иванников, Хохлачев, Боков, Теремков, Черный, Бураков, Колисняк, Маркушин, Шаповалов, воздушные стрелки Саленко, Геводьян, Айзенберг, Савин, Шелопугин, Некиров.
      Я видел много смертей - и в воздухе и на земле, - но все-таки не могу поверить, что их, моих ровесников, осталось так мало...
      Уже после войны ушли из жизни любимые командиры генералы В. Г. Рязанов, В. П. Шундриков, А. П. Матиков, а недавно маршал авиации С. А. Красовский.
      Это о них - живых и мертвых - написал проникновенные слова в своей книге "Жизнь в авиации" наш командарм Степан Акимович Красовскйй: "Мне неоднократно приходилось быть свидетелем высокого мастерства и героических подвигов советских летчиков в битвах под Ростовом, Сталинградом, на Курской дуге, на Днепре, Висле, Одере, под Львовом, Краковом, Берлином и Прагой. Многих из них я знал лично. Это были люди разных национальностей, возрастов и характеров, но одно у них было общим - любовь к своей Родине, народу, Коммунистической партии.
      Мужество и патриотизм тысяч летчиков и штурманов, стрелков-радистов и техников, воинов авиационного тыла навсегда запечатлелись в моем сердце. Их самоотверженный ратный труд служит примером для многих поколений советских авиаторов и нашей молодежи.
      Это были воины, не знавшие страха в борьбе с врагом. Я испытываю гордость от сознания того, что служил вместе с ними, шагал в одних рядах по дорогам войны, делил радости побед и горечь неудач. Больно сознавать, что некоторые из них, геройски сражаясь, пали в боях за честь и свободу нашей Родины, но светлый образ мужественных товарищей, прекрасных боевых друзей навсегда останется в моем сердце".
      Разлетелись, кто остался жив, однокашники по аэроклубу, училищу, друзья-однополчане. Да разве забудешь их, с кем разделял долгий и крутой путь, освещенный молниями боев, политый кровью и потом, озаренный пламенем сердец, дышавших ненавистью к врагу и сыновней любовью к Родине!
      Надолго разошлись наши пути с Евгением Мякишевым, и только гораздо позже, после войны, я разыскал его.
      Окончив Тамбовское авиаучилище, Мякишев переучился на бомбардировщик Ил-4 и первые боевые полеты совершил в сентябре 1943 года в небе Смоленщины. А сколько их было потом! Восемьдесят шесть. Сбрасывал бомбы на головы фашистов под Ленинградом, в Заполярье, в Норвегии, Финляндии, Польше, Венгрии, Германии. Закончил войну на Дальнем Востоке.
      За время службы подполковник Е. Мякишев освоил двенадцать типов самолетов, летал на реактивной технике в должности старшего инспектора.
      В настоящее время живет в Смоленске, работает на авиационном предприятии.
      Всю войну в авиационных частях прошел и Александр Маркирьев. После снял армейскую форму и стал летчиком ГВФ. Ныне он - Герой Социалистического Труда.
      В канун 20-летия Победы состоялась встреча ветеранов 2-й воздушной армии. Здесь, в Краснознаменной Военно-воздушной академии, я обнял своих друзей-однополчан Героев Советского Союза Николая Полукарова, Николая Киртока, Александра Овчинникова... Н. Т. Полукаров живет сейчас в Туле, преподает в пединституте, Кирток и Овчинников проживают в Москве.
      Длительное время в Удмуртии возглавлял республиканский комитет ДОСААФ Герой Советского Союза А. А. Девятьяров. За безупречную и долголетнюю работу он награжден орденами Октябрьской Революции и "Знак Почета".
      В Воронеже многие знают любимца нашего полка Героя Советского Союза В. Р. Жигунова, который проводит большую работу по воспитанию нашей молодежи. Там же проживает и бывший начальник оперативного отделения 140-го шап А. Д. Рыбальченко.
      Героем Советского Союза закончил войну Анвар Асадульевич Фаткулин, бывший воспитанник Белорецкого аэроклуба в Башкирии. Сменил заслуженного "ила" на скоростную машину, затем, уйдя с летной службы, работал на командном пункте авиационной части.
      Сейчас А. А. Фаткулин - офицер запаса. Живет и трудится в Луцке.
      В Аэрофлоте ныне работают бывший комсорг полка Ю. А. Мосеев и бывший летчик А. А. Кострыкин. Первый - в Читинском аэропорту, второй - в Свердловском. Александр Кострыкин отмечен высокой наградой Родины - он Герой Социалистического Труда.
      Среди воздушных стрелков мужеством и высоким огневым мастерством отличался старшина А. П. Наумов. Сначала Алексей воевал в пехоте, был минометчиком, после стал воздушным стрелком.
      Прошел путь от Белгорода до Праги. Награжден орденами Славы II и III степени. Сейчас А. П. Наумов заместитель начальника геологоразведочной экспедиции в Забайкалье.
      Живет в Алма-Ате и находится на пенсии уроженец Костромской области Алексей Смирнов; в Челябинске - Александр Сатарев; в Куйбышеве - Николай Макеев; в Иванове - Леонид Задумов; в ст. Вешенской - Иван Зимовнов; в Новочеркасске - Иван Ефимов (он стал профессором, доктором сельскохозяйственных наук); в Ставрополе - Галина Шундрикова, (Безбатченко); в Волгограде - Георгий Кришталенко; в Ямполе Винницкой области - Василий Синюк...
      Часто мы перезваниваемся и с ленинградцем Михаилом Петровым. С ним учились в аэроклубе, оканчивали одно училище, воевали в штурмовом полку. После войны Петров служил в ВВС, был старшим штурманом соединения. Сейчас в Советской Армии служит его сын.
      В Киеве тоже есть ветераны нашего 140-го гвардейского штурмового авиационного полка. Среди них - бывший начальник штаба Д. М. Спащанский, инженер полка по вооружению С. Б. Никритин, техник П. И. Золотов, воздушный стрелок К. П. Тюрин, механик А. И. Бродский - художник-график, член Союза художников УССР.
      Когда я бывал в Москве, в Центральном военном госпитале ВВС, мне нередко приходилось встречаться с фронтовыми друзьями.
      Однажды в коридоре госпиталя увидел Сергея Луганского. Обнялись и сразу оказались в плену воспоминаний. Облюбовали в парке скамеечку, проговорили до заката.
      - А помнишь, как ты, Иван, обрабатывал фашистов во время штурмовок. Бес в тебя, что ли, вселялся?
      - А как ты, Серега, "пожарника" завалил?..
      Эта история довольно интересная.
      Об известном итальянском асе Джибелли нас разведка предупреждала еще перед началом Ясско-Кишиневской операции. К тому времени он уже имел на своем счету более пятидесяти сбитых самолетов: английских, французских, польских... Кое-когда попадались ему в прицел и наши машины. Джибелли прошел через многие воздушные сражения. И вот на Сандомирском плацдарме появился "мессер", выкрашенный в ядовитый красный цвет. На почтительном расстоянии за ним шел и второй "мессершмитт" - его ведомый.
      На свободную "охоту" вылетели двое - Сергей Луганский и Евгений Меншутин... Словом, встретили наши асы фашистских гастролеров расправились с обоими!..
      Тридцать семь звездочек украсили фюзеляж истребителя дважды Героя Советского Союза С. Д. Луганского, прошедшего путь от учлета Осоавиахима до генерала. Он был предан авиации до конца своей яркой и удивительной жизни...
      А потом, еще одна печальная новость потрясла меня - не стало в строю фронтовиков Героя Советского Союза Николая Константиновича Шутта...
      Говорят, лучше один раз что-то увидеть, чем десять раз услышать. И это, наверное, так. Я много знал о жизни Германской Демократической Республики из кинофильмов, книг, журналов, встречался с немецкими товарищами, беседовал с советскими туристами, и, естественно, интерес к этой стране все возрастал. Да это и понятно: прошло четыре десятилетия, как мы взяли последний рубеж войны и вписали в книгу истории первую главу о новых отношениях, сложившихся между нашей страной и рабоче-крестьянским государством на немецкой земле.
      И вот год 1975-й. Я - почетный гость III фестиваля дружбы молодежи ГДР и СССР. В составе нашей группы были люди заслуженные и известные: генерал армии М. И. Казаков, трижды Герой Советского Союза генерал-полковник авиации И. Н. Кожедуб, летчики-космонавты дважды Герой Советского Союза Г. Т. Береговой, Герой Советского Союза В. Е. Лебедев, Герой Советского Союза М. В. Кантария, водрузивший Знамя Победы над рейхстагом, знатный метростроевец Н. А. Феноменов.
      Подъезжая к Галле - городу, славному не только древними памятниками, но и богатыми революционными традициями, - мы издали увидели арки с транспарантами, праздничные флаги, красочные плакаты, тысячи юношей и девушек на центральном вокзале, пришедших встретить дорогих гостей. Море цветов, улыбок, многоголосное скандирование: "Дружба - Фройндшафт!"
      Мне, ветерану войны, узнавшему боль и горе Родины в тяжкий час испытания, пережившему личную трагедию, было особенно радостно на душе. Да, мы сражались не напрасно. Зерна нашего мужества, стойкости, доброты пали на благодатную почву.
      Те торжественные минуты навсегда останутся в памяти каждого, кому посчастливилось быть 14 мая в Галле на стадионе имени немецкого антифашиста Курта Ваббеля.
      Под звуки государственных гимнов поднялись флаги Германской Демократической Республики и Союза Советских Социалистических Республик. И с последними звуками на стадион въехал бронетранспортер, доставивший волнующую эстафету - "Огонь Победы".
      А над стадионом раздавался взволнованный голос диктора:
      "Огонь Победы, - говорил он, - пришел к нам через города-герои Великой Отечественной войны - Ленинград, Москву, Керчь, Минск, Киев, Севастополь, Волгоград, Одессу, Новороссийск, крепость-герой Брест".
      Участвуя в митингах, на собраниях, в частных беседах, я понял: немецкие юноши и девушки отчетливо представляют, что такое фашизм, война, каковы ее последствия.
      Дружба, единство, солидарность, готовность бороться с темными силами империализма - вот та красная нить, которая проходила через весь фестиваль.
      Фестиваль - это яркая палитра событий: радостных; праздничных программ и деловых бесед, песен и танцев, манифестаций дружбы. Но бывали на фестивале минуты, когда воцарялась такая тишина, что были слышны удары собственного сердца.
      Мне пришлось участвовать в семинаре по обмену опытом работы между нашими молодежными организациями. Речь шла о научно-техническом прогрессе. Мнения, естественно, кое у кого расходились: одни утверждали, что победу обеспечивает техника, другие - что люди. Пришлось вмешаться в спор: да, техника - большая сила, но без людей она мертва. Она грозна в руках лишь тех, кто безгранично любит свою Родину, свободу, кто готов пожертвовать во имя ее даже самым дорогим - жизнью. А такой человек может быть воспитан только в обществе, где нет места жестокой эксплуатации, частной собственности, антагонизму...
      Эту же мысль подтвердил и Николай Алексеевич Феноменов - человек удивительной судьбы. Когда он поднимался на трибуну, каждый видел, что сделала с этим человеком война.
      Его жизнь была чем-то похожа на мою. Когда началась Великая Отечественная война, Феноменов отказался от брони, которая давалась метростроевцам ведущих специальностей, и добровольно ушел на фронт. И в боях ему, как считал Николай, везло. Он сражался в составе 1-й Московской Пролетарской мотострелковой дивизии. Первое боевое крещение получил на берегу Березины. Осенью сорок первого Феноменов и его боевые товарищи саперы сражались с врагом под Москвой.
      Немало испытаний выпало на долю старшего сержанта Феноменова. И ни разу его даже не царапнула вражеская пуля или осколок. "А я заговоренный", - с улыбкой отвечал Николай на шутки товарищей.
      И все-таки беда пришла. Случилось это на западном берегу реки Угра.
      Работа уже подходила к концу, когда наших саперов обнаружил противник. Взметнулись вверх осветительные ракеты, ударили пулеметы и автоматы фашистов. Рядом взорвался снаряд. Феноменов ничего не видел - перед глазами сомкнулась плотная темнота. Хотел было опереться на руки, но... руки перебило осколками.
      Скоро он услышал приглушенную расстоянием русскую речь. Свои!
      А потом был полевой госпиталь, в котором Феноменову сразу же удалили один глаз. Надежд на спасение второго глаза тоже было мало. Но один шанс из ста, как сказали ему потом хирурги, все же имелся...
      Долгими и безрадостными были дни и ночи, когда в санитарном поезде его вместе с другими тяжелоранеными везли в глубокий тыл - в Ташкент. Сознание угнетал один и тот же мучительный вопрос: как жить дальше слепому и без кистей рук? Ему, воспитаннику Осоавиахима, бывшему альпинисту, мотоциклисту, парашютисту, чемпиону Метростроя по стрельбе!
      Более двух лет провел Феноменов в госпиталях. Затем вернулся в Москву. Заключение медиков было суровым: "Полная необратимая потеря трудоспособности. Пожизненная первая группа инвалидности".
      Не сдаваться! - такую цель поставил перед собой Феноменов и выстоял, победил.
      Он вернулся к любимой работе, стал Героем Социалистического Труда.
      Уезжая с гостеприимной земли, мы говорили: "Спасибо, Галле! Спасибо вам, немецкие друзья, за то, что наши мечты воинов-освободителей сбылись!"
      На нас, бывших осоавиахимовцев, аэроклубовцев, получивших закалку в оборонном Обществе страны, большое впечатление произвела встреча с председателем ЦК ДОСААФ СССР Героем Советского Союза адмиралом флота Г. М. Егоровым, который дал высокую оценку ветеранам войны и труда, отдающим весь жар своих сердец, опыт и знания будущим защитникам Страны Советов.
      Я, как и большинство ветеранов, часто встречаюсь с молодежью, рассказываю ей о нашей юности, опаленной войной, о суровых фронтовых дорогах. Они спрашивают: что же такое мужество? Что такое подвиг? Однозначно тут и не ответишь.
      Мужество. Оно заставляет человека поступать именно так, как требует совесть, долг, коммунистическая нравственность.
      Мужество - это благородство, помноженное на принципиальность. Это гуманизм, возведенный в норму поведения. Это партийный гуманизм..
      Из мужества вырастает подвиг.
      В нашей стране подвиг из явления исключительного стал обычным, массовым.
      Иногда он подобен яркой, ослепительной вспышке. Порой в этой вспышке сгорает и сама человеческая жизнь, как было у Николая Гастелло, Александра Матросова. Иногда подвиг может продолжаться всю жизнь. Тогда и говорят: жизнь - подвиг. И здесь можно привести десятки примеров.
      Достойный своего поколения поступок может совершить лишь тот, кто уже носит в себе заряд, потенциал подвига, человек высоких мыслей и устремлений. И потенциал этот должен жить в человеке всегда.
      Готовность к подвигу - высокое, и в то же время естественное у многих людей состояние души. Об, этом я и говорил, выступая на XII Всемирном фестивале молодежи и студентов.
      Среди многих вопросов задают и такой: "А страшно ли было?" На это я отвечаю известными вам словами поэтессы-фронтовички Юлии Друниной. Она написала так: "...Кто говорит, что на войне не страшно, тот ничего не знает о войне".
      Да, порой было страшно. И волосы дыбом становились. Но в том-то и дело, что мы находили силы, собирали волю в кулак и преодолевали это чувство.
      Война - колоссальное потрясение для страны в целом и для каждого человека в отдельности. Мы пережили это. И мне очень хочется, чтобы нынешнее поколение юношей и девушек знало о войне не так, как знают по учебникам о битве при Фермопилах, на Калке или о сражении у Ватерлоо, а хоть частично пережило с нами то, что пришлось пережить нам. Не просто знали о миллионах погибших, а жили бы этой памятью - нашей общей памятью.
      А. мы помним: раскаленную Курскую дугу, холодную степь Приднепровья, затянутые серыми тучами отроги Карпат, дымные дали земли, где родилась эта, проклятая всеми народами, война...
      Помним, как вспыхивала перкалевая обшивка фюзеляжей и крыльев подбитых штурмовиков, как возвращались на родные аэродромы уже мертвые и обгоревшие летчики и воздушные стрелки. Помним тех, кто, рискуя жизнью, прикрывал своих товарищей в бою.
      Помним, как предавали своей и чужой земле останки боевых друзей, как плакали над свежими могилами девчонки в погонах, не дождавшиеся своих любимых сержантов и младших лейтенантов. Мы все помним, и не хотим, чтобы все это повторилось снова.
      Где-то я прочитал такие слова: "Сохраните память о, нас, и мы ничего не потеряем, уйдя из жизни!"
      Этими словами и хотелось бы закончить книгу.