На крыльях мужества

      Стрелок в задней кабине понял замысел истребителя - тот хотел подстроиться снизу и атаковать разведчика.
      - Фашист снизу!
      - Идите на бреющем, - передал Бобков командиру , по СПУ.
      Лейтенант Мельников снизился, у самой земли выровнял машину, идя теперь ломаной линией.
      Вражеский истребитель пытался атаковать "ильюшина", но так у него ничего не получилось. А когда стрелок Федор Бобков подловил момент и нос ФВ-190 налез на край большого кольца прицела, стеганул его длинной очередью. На этом и окончилась биография незадачливого преследователя.
      Второй "фоккер" ринулся в атаку, но Мельников так виражил, что немец никак не мог подойти к "илу" с "мертвых" конусов. Когда гитлеровец сближался с целью, Бобков отсекал его короткими очередями из пулемета.
      Однажды группа летчиков выехала на передний край, что-бы получше изучить район боевых действий. Ребят танкисты встретили как своих лучших друзей. Делились впечатлениями от совместных действий, вспоминали случаи взаимной выручки. . . .
      Один танкист-офицер спросил тогда:
      - Нету среди вас случайно Мельникова?
      - Я... А что?? - поинтересовался Борис.
      - Неужто? Мы думали ты-богатырь, в самолет еле влазишь...
      Борис улыбнулся.
      А танкист с еще большим восхищением посмотрел на Мельникова:
      - Твою работу видели. На станции немцы несколько суток пожар тушили.
      ....А мы снова понесли невосполнимую потерю: когда возвращались, с боевого задания, на наших глазах погиб младший лейтенант Юрий Маркушин. Самолет вошел в отвесное пике и, не выровнявшись, глухо ударил о землю, закрутив себя петлями ржавого дыма.
      - Даже не верится. Вернуться домой и... Ну, в бою - понятно! А тут... - Анвар Фаткулин еле выдавливал фразы, скорбно опустив глаза.
      Вот и отзвенела твоя гитара, Юрий, лопнула еще одна жизнь-струна, печально резанула по сердцам всех.
      Сердце сжимается безысходной болью, когда прилетишь, а твоего друга уже нет.
      Лежишь ночью, смотришь на топчан, на котором еще вчера отдыхал твой боевой побратим, а он пуст... И на душе так тошно, пусто. Но горечь утрат не сутулила наши плечи, а еще сильнее звала к справедливому возмездию.
      ...Лопасти винтов рассекают пелену утреннего тумана. Под крыльями вмятины балок, на краях которых, словно уснувшие, стоят неказистые хатенки. Наши уже вышли к Висле, прочно удерживают плацдарм на ее левом берегу. Шла усиленная подготовка форсирования реки южнее Сандомира, в районе Тарнобжега. Пытаясь сорвать планы наступающих, противник подбросил в этот район свежие авиационные части.
      В небе начали встречаться "мессеры", на бортах которых нарисованы стрелки из лука. Эти машины принадлежали авиаотряду фашистского аса Буша. На него возлагались гитлероееким командованием особые надежды. Авиационные подразделения противника комплектовались из опытных, отборных летчиков, у которых на счету было не менее пяти побед в воздушных боях.
      Шестеркой "илов" идем в район Кобеляны, где сосредоточились танки гитлеровцев, готовые для контрудара. Над нами вверху и чуть впереди размашисто плавали с переменным креном четыре "яка" из эскадрильи Героя Советского Союза капитана Н. Буряка.
      Здесь мне бы хотелось сделать небольшое отступление и рассказать два небольших эпизода из жизни Николая - удивительно смелого и добродушного парня. Как и многие ребята того времени, он по комсомольской путевке пришел в один из филиалов Донецкого (Сталинского) аэроклуба г. Красногоровки, затем учился в школе пилотов, стал военным летчиком.
      ...На Керченский полуостров пришла весна. Яркими красками оживала земля, море - недавно мрачное, со свинцовым отливом, - набирало голубизну. Природа несла покой и тишину, а незваные пришельцы ее взрывали.
      В небе зловеще гудели тяжело груженные немецкие бомбардировщики, которых редким огнем встречали зенитчики.
      Перехватить самолеты противника не успели и наши летчики: они заметили их тогда, когда те отбомбились и на малых высотах, не соблюдая строя, шли в сторону моря.
      Встреча Николая с одним из "юнкерсов" произошла прямо над морем, на высоте метров двадцати.
      Подойдя слева, он с ходу открыл огонь. Безрезультатно. Но так как скорость "яка" была больше Ю-88, Буряк повторно атаковал гитлеровца справа. Бортовой стрелок "юнкерса" на этот раз чуть зазевался. Николай нажал на гашетки и длинной очередью полоснул по фюзеляжу бомбера. Он нехотя накренился, выпустил оранжевый язык пламени и пошел вниз.
      На водной глади появилось белое пятно, поднялось облако пара, и над вражеской машиной сомкнулись волны. Вот она - первая победа!
      Но до деталей он помнил и это...
      Группа, которой командовал подполковник Кутихин, взлетела с херсонесского аэродрома. Бомбардировщиков догнали, но встретились и с двенадцатью "мессерами".
      Сразу завязался бой. Через определенное время Николай увидел, как два Ме-109 зашли сзади пары командира и стали сокращать дистанцию для атаки. Нужно немедленно предупредить об опасности! Но как? Радиостанции на машине не было, пришлось изменить направление полета своего самолета и параллельно своей паре дать пулеметную очередь, может, заметят трассу. Так и сделал. Но в это время увидел себя, можно сказать, в кольце прицела вражеского истребителя. Получил несколько очередей в правое крыло, пары бензина воспламенились, и огонь перекинулся на кабину, ослепил летчика. Николай расстегнул привязные ремни и резко отжал ручку управления от себя. Из кабины будто выбросили. Через несколько секунд взорвались бензобаки.
      Надо приводняться. Ртом при помощи шланга надул резиновый пояс, расстегнул карабины грудной перемычки и ножных обхватов, освободился от подвесной системы и плюхнул метров с пяти в воду.
      А вокруг волновалось море. Греб, пока не посинели руки, которые все тяжелели и тяжелели. Едкая соленая вода, как наждачная бумага, терла лицо. Голова тяжелела, одеревеневшие руки стали не чувствовать холода. Но что это? Вдали послышался будто гул мотора. Галлюцинация? Нет, действительно к нему шел катер. Сколько же он пробыл в воде? Посмотрел на циферблат - ровно два часа со времени приводнения.
      Катер, маневрируя, осторожно подходил к Николаю, чтобы того не ударило о борт. Бросили веревку, но летчик никак не мог ее схватить - скользкая, да и пальцы плохо слушались. Затем привязали к верёвке какое-то бревно. Наконец-то прижал его к телу. Потом подцепили багром.
      По счету у Николая это был четырнадцатый боевой вылет... Четырнадцать, а сколько было потом?!
      ...И вот крыло Николая рядом. Поворачивает улыбчивое, круглое лицо. С ним всегда как за гранитной стеной!
      Двадцать пять минут лету - и перед нами серо-голубым лезвием выгнулась Висла. А дальше - сплошное месиво дыма. Обстановка резко изменилась: ведущему группы Николаю Киртоку приказано перенацелить удар. Флагман решил сделать круг у линии фронта и определить местонахождение колонны.
      Плавно вошли в левый круг. Слева от Николая иду я. На. борту моего "ильюшина" нарисован механиком Сашей Бродским сокол, держащий в клюве бомбу. Сверху и снизу надписи: "За Родину!" и "Смерть немецким оккупантам!".
      Неожиданно к группе пристраивается седьмой штурмовик - кок винта красный. Николай запросил незнакомца:
      - "Горбатый" с красным носом, ты чей?
      Молчок. Ну что ж, молчит - нас будет больше.
      Линию фронта пересекаем с потерей высоты. Вот уже и зенитки зашевелились - жгуты трасс вьются, клокочут у самого виска. Жутковато! К этому привыкнуть почти невозможно, когда дышит в затылок смерть.
      - "Горбатые"! Работать будем в боевом порядке - левый круг. Подготовьтесь, к перестроению.
      С разворотом в девяносто градусов с высоты восемьсот метров вводим свои "летающие танки" в пикирование и освобождаемся от бомб. Три танка уже отползали: над ними пляшут жаркие фитили. Как смерчь носился над полем "красноносый" штурмовик. Он словно макеты на полигоне, один за другим поджигал фашистские машины. Очередной заход - и "красноносый" врезался в скопление танков, и бронетранспортеров, похоронив вместе с собой в огромном, шумном огне несколько из них.
      Доложив командиру корпуса по радио о выполнении задания и гибели незнакомого штурмовика, ведущий группы Кирток получил разрешение возвратиться домой.
      - Эх, Фетисов, Фетисов, - Николай услышал в наушниках взволнованный голос генерала Рязанова. И тут же последовал щелчок выключаемого микрофона.
      Отрулив самолеты на стоянку, мы узнали от дежурного по полетам, что "ил" с красным носом принадлежал, новому командиру 8-й гвардейской штурмовой дивизии подполковнику А. С. Фетисову. Тот хотел лично уточнить обстановку на поле боя и незаметно проконтролировать действия штурмовиков. И вот таков трагический финал. С новым комдивом погиб и воздушный стрелок Саленко, который ранее летал с Девятьяровым и сделал с ним пятьдесят боевых вылетов.
      После этого случая Рязанов сразу же собрал командиров дивизий и полков, сказал:
      - Я далек от мысли запрещать вам лично участвовать в боях, но учтите риск должен быть оправданным и разумным.
      А бои не прекращаются. В полдень 18 августа поднял группу штурмовиков и с курсом 270 градусов повел их в район Кихары. Там немцы создали мощный танковый кулак и хотели смять обороняющихся пехотинцев.
      Не успели подойти к цели, как навстречу на бреющем полете вырвались несколько "фокке-вульфов" и "мессершмиттов" и, обладая явным преимуществом, сразу ринулись в атаку на нас.
      И вот в наушниках слышу срывающийся девичий. голос:
      - "Маленькие", помогите Драченко. Помогите...
      Это работала какая-то станция наведения. Но кто поможет? В небе штурмовики и противник. О каких "маленьких" идет речь?
      - Не голоси, девочка, поможем, - вдруг слышу в наушниках.
      Неужели немцы настроились на нашу волну, "подбадривают"?
      И здесь сомнения развеял твердый голос с хрипотцой:
      - Сухов, атакуй "фоккероз", отсеки их от "илов"!
      Так это же в радиообмен включился комдив истребителей Покрышкин и дает команду Косте Сухову!
      Гитлеровцы так увлеклись атаками на "ильюшиных", что не заметили наши "кобры".
      Здесь-то на выходе вверх из атак "фоккеры" и "мессеры" угодили в ловушку. Густая россыпь светящихся трасс потянулась от наших истребителей: в считанные секунды задымили два "фоккера", окутался пламенем Ме-109...
      Остальные, поняв, что их дело проигранное, разлетелись и поодиночке устремились на северо-запад.
      - Молодцы! Кто сработал? - подбадривая, спросил Покрышкин.
      - Вахненко, Турченко, Руденко...
      И снова в эфире девичий голос:
      - Спасибо, спасибо, ребята!..
      - Тебя-то как, красавица, величают?
      Это Иван Руденко в своем амплуа.
      - Лиля.
      - Ждем, вас, Лилечка, на танцы.
      - А где ваш клуб?
      - Там, где и ваш...
      - Кончай болтовню, кавалеры! - это вмешался Покрышкин. - Сухов, видишь разрывы? Пройдись по высоткам...
      - По-нял!
      "Кобры" скрылись за серой стеной дымов и туманной пыли.
      Август месяц был для меня особенно памятен и тем, что боевые товарищи коммунисты оказали мне высокое доверие - приняли в члены партии. Как коммунист я понимал: оправдать высокое звание можно только в новых жестоких схватках с ненавистным врагом.
      Вскоре пришлось проститься с воздушным стрелком Аркадием Кирильцом, который был списан с летной работы по болезни и получил направление служить в 76-й батальон аэродромного обслуживания. Коммунист Кирилец сделал около пятидесяти боевых вылетов, в основном со мной, и я был очень благодарен этому мужественному человеку, который делил со мной все - радости и горе пополам.
      Осенью 1944 года войска Советской Армии на широком фронте достигли предгорий Карпат и подошли к границе Чехословакии. После непродолжительной подготовки начали Восточно-Карпатскую операцию. Наступление осуществлялось в исключительно тяжелых условиях.
      Хмурые, извилистые ущелья с вечным рокотом неистовых рек, крутые обрывы скал, сумрачные дубовые, буковые и хвойные дебри, буйные ветры, срывающиеся с главного хребта, - вот что такое Карпаты!
      По скатам высот тянулись ряды траншей, окопов. На противоположной стороне скатов - позиции гитлеровцев. Враг буквально вгрызался в землю, построил множество дзотов, опоясал высоты проволочными заграждениями, заложил тысячи мин и фугасов в балках, ущельях, на тропах.
      Для нас же самым капризным препятствием была погода - изменчивая, неустойчивая, которая ломала планы, приводила в бешенство летчиков, а синоптиков тем более.
      Жажду к боевым действиям диктовало и то обстоятельство, что в начале сентября разрослось и приняло общенародный характер антифашистское восстание в Словакии.
      Столетия Словакия мечтала о свободе. Вся ее история - жестокая борьба с завоевателями разных мастей, с чужими и собственными эксплуататорами. Сколько орд и сколько армий топтало ее поля, под корень опустошало города и села! Хан Батый, Наполеон и вот теперь Гитлер...
      Военный совет и политуправление фронта обратились к войскам с призывом: "Вперед, на помощь братьям-словакам!".
      Только с 5 по 18 сентября летчики нашей воздушной армии доставили словацким повстанцам на аэродром "Три дуба" 1,5 миллиона патронов, 580 автоматов, 250 ручных и 34 станковых пулемета, противотанковые пушки и много продовольствия.
      Экипажи транспортных самолетов, а также и штурмовики, работали с предельной нагрузкой, обеспечивая всем необходимым повстанцев. Не раз и не два такие задания выполнял Александр Овчинников с товарищами, доставляя грузы в самые опасные места.
      В своей книге "Свидетельство о Словацком национальном восстании" Густав Гусак вспоминает:
      "Когда восстание началось, советская помощь была оказана немедленно, и она являлась единственным и решающим фактором того, что в течение двух месяцев выдерживалась открытая вооруженная борьба против нацистских дивизий. Нужно высоко оценить советскую помощь оружием, переправлявшимся по воздуху... Эти воздушные поставки продолжались, если позволяла погода, почти каждую ночь".
      Начались жестокие кровопролитные сражения. Резко пересеченная местность, бездорожье, лесные массивы и горы мешали продвижению танковых войск, затрудняли ведение артиллерийского огня. В "пещере дракона", как называли фашисты одно из труднодоступных ущелий, сосредоточились новые танки гитлеровцев. Не подступишься ни с земли, ни с воздуха. Только артиллерия царапает могучие скалы. Уже несколько раз вылетали бомбардировщики Пе-2 с целью выколупать "ежа", и все безрезультатно. А наземное командование настойчиво требовало поддержку с воздуха.
      Ночь окутала все вокруг, еще чернее стали балки и овраги. На небе ни звездочки. Только изредка из-за мохнатых туч покажется месяц, бросит на землю; бледный свет и снова исчезнет.
      Над Карпатами гулял ветер, срывал с горных вершин клочья тумана. И тогда как бы раздетые и еще больше обнаженные среди ночи вершины угрюмо упирались в небо своими лысыми, безлесными вершинами.
      Не спалось. Где-то рядом жужжали электродрели, мелькали под тентами "переноски", слышался глуховатый разговор. Техники "штопали" поврежденные машины, готовили их к предстоящему вылету.
      Вышел во двор и Николай Пушкин: вытянул "беломорину", закурил.
      - А помнишь наш разговор, Иван? Когда ты возвратился с госпиталя... Тогда я, грешным делом, подумал: отлетался сокол. - Он гулко стукнул меня по спине. - Молодец, даже генералов искупал в реке. Хлебнули тогда водички, побарахтались.
      - Брось, Терентьевич, воспоминания, давай лучше обмозгуем, как завтра фрицев выкуривать из ущелья. Пехота истрепала себе все нервы: как кость в горле сидят те танки у нее. Жалко ребят - столько прошли и гибнут.
      В составе шестерки Ил-2 пошел на задание с ведущим группы Николаем Пушкиным. Пошли я, Кобзев, Харченко, Полукаров, Сатарев... Темно-зеленые тела штурмовиков плыли среди мглистых облаков и, словно горные орлы, стремились к желанной цели.
      .. Как к ней дойти? Облака, острые вершины, огонь... В глаза глядят три смерти.
      При переходе линии фронта вражеские зенитки прямо-таки взбесились. "Эрликоны" сплетали огненную паутину вокруг машин, сыпали снаряды.
      Здесь следует сказать, что лейтенант Н. Пушкин, много раз водивший группы, никогда не нес потери от огня зенитной артиллерии.
      Примерная схема его маневра строилась так: при подходе к зоне огня он начинал плавные довороты в пределах десяти - пятнадцати градусов с одновременным изменением высоты и скорости. В это время группа размыкалась на интервалы в пятьдесят - семьдесят метров, сохраняя дистанции. Огонь зенитной артиллерии среднего калибра, встречавший самолеты еще на подступах, к цели, оказывался совершенно неэффективным. Сближаясь с целью, штурмовики выполняли индивидуальный маневр, вместе с тем не нарушая боевого порядка. Экипажи подавления переходили в атаку на обнаруженные батареи, после чего вся группа начинала штурмовку. При отходе от цели маневр повторялся в обратном порядке.
      В горах же действия значительно усложнились трудностью маневра: часто исключалась возможность повторных атак, а заход на цель и выход из атак приходилось производить только в одном направлении - вдоль долины, где самолеты подвергались боковому обстрелу зениток гитлеровцев, расположенных на скатах и вершинах хребтов.
      Вражеских зенитчиков мы благополучно обошли. Моторы ревут все глуше и сильнее. Все звуки в горах, казалось, сникли, пропали, бушует только бешеная сила двигателей.
      Заходим в каменную горловину.
      Узковато.
      Небо снова покрылось шапками зенитных разрывов, серыми головками дымных одуванчиков. Несмотря на безупречную маскировку, танки в ущелье мы заметили.
      В то время было известно, что танк "тигр" оснащен мощной пушкой. Идти "тигру" в лоб - означало погибнуть. Надо обвести фашистов, перехитрить.
      Пришли на цель на высоте 1800 метров и начали за ведущим поодиночке делать заходы с левым разворотом, с последующим пикированием и одновременным скольжением самолета в одну сторону. Делалось это, чтобы исключить попадание снарядов противника в машины атакующих. Вражеские наводчики орудий не могли быстро установить угол опережения, или, как у нас называется, снос. Термитный снаряд при выстреле обходил наш самолет сбоку и, не причинив вреда, улетал в пространство.
      * * *
      Таким путем мы подвели штурмовики к цели и с дистанции 600 метров открыли пушечный и пулеметный огонь, бросали бомбы, дабы завалить входы в ущелье.
      Нажимаю на кнопку бомбосбрасывателя. Черные чушки посыпались на танки, заполнив грохотом ущелье. Чтобы не врезаться в скалы, надо было бросать машины почти вертикально вниз и вверх. Словно клопы, ошпаренные кипятком, начали вылезать из своих убежищ стальные коробки.
      Тридцать минут непрерывной штурмовки, и в узкой горловине заполыхали черно-багровые костры. Смрад чувствовался даже в кабине. Над поверженным металлическим зверьем взвивались десятки огненных штопоров, а по крутым каменистым стенкам в разные стороны карабкались обгорелые гитлеровские танкисты. Мы их поливали пулеметным огнем, не давая выскочить из ловушки.
      Исполнен страшный, но справедливый по своему смыслу приказ "Убей врага!".
      На аэродроме вышли из машин пошатываясь...
      Лейтенант Пушкин доложил командиру полка, а тот лишь махнул рукой и молча обнял. Потом пришло личное поздравление от генерала Кирилла Семеновича Москаленко. Он от души благодарил за чистую работу штурмовиков, а командование представило меня к награде - ордену Славы I степени, которая нашла меня лишь в конце 1958 года.
      * * *
      Сложную задачу в районе Кросно пришлось решать и нашему Бате - майору А. Девятьярову. Увлекшись наступлением, оказались отрезанными от своих частей конники из корпуса генерала В. К. Баранова. Выручить кавалеристов, подбросить им подкрепление можно было только по одной дороге. Ее же оседлали немецкие артиллеристы и прицельным огнем сдерживали тех, кто пытался прорваться к кавалеристам.
      Генерал Рязанов приказал штурмовикам полка ослепить фашистов, закрыв участок дороги дымами.
      Шестерку "илов" повел А. Девятьяров. При подходе к цели комэска взяли сомнения, что это именно она, и он развернул группу в свою сторону.
      Командир корпуса, не поняв маневр Девятьярова, сразу же спросил:
      - Куда стал разворачиваться, шел-то правильно?..
      - Не уверен в точности захода на цель. Попробую снова...
      - Действуй!
      Сориентировавшись по шоссейной дороге и реке, старший группы приказал штурмовикам следовать за ним. А чтобы привлечь внимание генерала Рязанова, энергично начал качать крыльями.
      - Понял. Идешь правильно, - ответил тот. - Внизу горит земля, видишь?
      Действительно, внизу желтыми мазками на серых каменистых волнах виднелось несколько очагов пожара.
      - Доверни влево...
      - Есть!
      - А теперь ставь дымы.
      Девятьяров сбросил зажигательные бомбы - сигнал для остальных летчиков, - и шестерка "ильюшиных" смерчем ворвалась в ущелье, закрыв его дымной пробкой.
      - Молодцы, сработали хорошо. Теперь домой...
      Полеты и боевая работа над Дуклей были сопряжены с большими трудностями и риском, и это красноречиво подтверждает один из эпизодов, рассказанный моим однополчанином Героем Советского Союза Николаем Тихоновичем Полукаровым.
      "...На командный пункт прибыл метеоролог полка старший техник-лейтенант Г. Илларионов.
      - Есть ли перспективы на улучшение погоды? - спросил майор Д. Нестеренко, пристально вглядываясь в схемы, где отражены барические системы.
      - Вот этот циклон, - показывал карандашом метеоролог, - разрушается, правда, медленно и отходит в северо-западном направлении, облачность поднимается.
      - Значит, в районе Дукли погода хорошая, - ответил на замечание метеоролога командир полка. - Но ведь на ваши прогнозы надеяться рискованно.
      Протяжный звонок телефона прервал разговор.
      - Начальник штаба, послушайте, - сказал командир.
      Майор Спащанский взял трубку:
      - Так... - Начштаба отыскал пункт на карте. - Понял. Высылаем. Доложил командиру: - Срочно требует выслать шестерку.
      - Куда?
      - Туда же, за перевал, - и красным карандашом округлил цель на карте.
      - Погода неустойчивая, обстановка сложная. Кого послать? - решал командир полка.
      - Александр Андреевич, - обратился он к майору Девятьярову, - придется вам возглавить группу. Полукаров пойдет заместителем.
      Взлетели. Высота облачности несколько увеличилась, видимость хорошая. Впереди показался перевал. Вершина его, казалось, была прикрыта сплошным пластом облаков. На карте в прямоугольничке стояла цифра "502". Это максимальная высота.
      - "Сокол", я "Грач-три", сообщите погоду в районе цели! - запрашивал Девятьяров.
      - Погода хорошая, - отвечала станция наведения.
      Вот и перевал. Приземистые хвойные деревья прижались на его пиках. За их верхушки цеплялись рваные клочья облаков.
      "Вот так хорошая погода! - недовольно подумал я. - Влезли в омут. При такой облачности и не заметишь, как в гору врежешься..."
      Самолеты летели на высоте десяти - пятнадцати метров, чуть-чуть не цепляя за верхушки деревьев. Тело как будто налилось свинцом. Руки и ноги стали терять чувствительность - напряжение приближалось к критической точке. Положение опасное: то овальные, то острые глыбы, мелькая, убегали под самолет. Зрение и нервы на пределе. Наконец, почувствовал, как облака становятся все выше и выше. Лучше стали освещены предметы. Впереди расстилалась долина с небольшой рекой. Через несколько минут - цель. Высота облаков позволила наносить бомбово-штурмовой удар с пикирования.
      Заговорили зенитки, черные клочья дыма от разрывов снарядов преграждали путь самолетам. Но штурмовики, окутанные со всех сторон "шапками", маневрируя, приближались к точке ввода в пикирование.
      - Атака! Бей заклятых врагов! - раздалась команда ведущего.
      Сорвались с балок реактивные снаряды, на головы фашистов полетели бомбы. Выйдя из пикирования, самолеты друг за другом стремительно взмыли вверх, набирая высоту для следующей атаки с индивидуальным прицеливанием.
      Зенитки ахают часто-часто, торопятся, снаряд за снарядом посылают по штурмовикам.
      Маневрирую энергично, казалось бы, ни одной секунды не выдерживаю установившегося режима полета. И вдруг раздался резкий хлопок, самолет подбросило вверх и повалило на левое крыло, в котором зияла большая пробоина.
      - Вот это рвануло, какую дыру выхватил, - со вздохом вырвалось у стрелка. - Тяжело, командир?..
      - Очень, сильно валит.
      - Домой пойдем?
      - Домой! А куда же больше?
      Ввел самолет в разворот, чтобы установить обратный курс. Но здесь произошло совершенно непредвиденное: внезапно надвинувшаяся волна низких, почти до самой земли сплошных облаков преградила путь. Мутная пелена окутала самолет со всех сторон.
      "Что делать? - тревожно билась мысль. - Снижаться, чтобы пробить облачность? Нельзя: местность гористая, можно столкнуться с землей"
      Выхода другого нет, как взять курс на свой аэродром. Надо выдерживать безопасную высоту - не меньше тысячи метров и, по расчетному времени, миновав перевал, с небольшой вертикальной скоростью снижения пробивать облака в районе аэродрома. Только так! - другого решения и не могло быть.
      Курс полета на аэродром составлял тридцать градусов, и некоторое время надо было идти почти вдоль линии фронта.
      "Главное - спокойствие", - подбадривал себя.
      Плавными движениями руля поворота установил нужный курс, набрал высоту. Посмотрел на другие пилотажно-навигационные приборы и приборы контроля, винтомоторной группы. Снова бросил взгляд на. компас. Диву дался: он показывал курс двести семьдесят градусов, прямо в сторону немцев!
      "Дыра в плоскости дает о себе знать, - забеспокоился я. - Самолет кренит и разворачивает влево".
      Несколько раз устанавливал необходимый курс на свою территорию и, увлекшись, поздно заметил, как самолет перешел на резкое снижение. Мгновенно ручку управления взял на себя. Перед глазами в мутной мгле мелькнули горы, покрытые хвойным лесом. Самолет задел за верхушки деревьев и вновь устремился вверх. Будто кипятком ошпарило тело. Оно пылало огнем. Крупные капли пота потекли за воротник гимнастерки. В открытой кабине запахло хвоей. Темно-зеленые иголки блестели на левом рукаве, на коленях. Вопрос жизни или смерти решался долями секунды. .
      "Вот это карпатский сюрприз, - мелькнула мысль, - как бы он еще не повторился..."
      Стрелка бензочасов с каждой минутой показывала, что всё меньше оставалось горючего. Прикинул, приблизительное свое местонахождение - более ста километров от линии фронта, на территории, занятой гитлеровцами.
      Снова и снова сверлит вопрос: "Что же делать? Как найти выход?"
      Выход только один: тянуть к аэродрому. А для этого надо пробивать облака.
      Придав самолету скорость снижения (три - пять метров в секунду), надеюсь вовремя заметить землю и избежать столкновения с ней. Нервы - как струна. И ничего в мире больше не существует, кроме самолета и земли.
      Проходят секунды, доли секунд... Теряется высота, а земли все нет. Время как бы остановилось. Но надо обнаружить землю. Надо! Надо!.. Вот если бы можно было остановить самолет, отдышаться, осмотреться повнимательнее. А сердце колотится - никогда раньше не слышал его стука...
      Но что это? В кабине стало светлее. Напрягаю последние силы.
      - Леша, смотри в оба! - кричу стрелку.
      - Понял.
      Как на утренней заре, постепенно рассеивалась призрачная темнота в кабине.
      - Командир, вода просматривается! - закричал стрелок и запрыгал от радости на своем качающемся сиденье.
      - Вижу, - ответил я.
      Самолет вывалился из облаков на высоте примерно ста метров от поверхности небольшой горной речушки, протекающей по ущелью. Образующие его горы были окутаны облаками, просматривались только их подножия. Стоило буквально чуть-чуть уклониться вправо или влево, и катастрофа неминуема. Я провел кожаной шершавой перчаткой по мокрому лбу. Сердце запрыгало от радости. Какое счастье! Самолет под облаками в узком ущелье!
      "Такое может произойти, вероятно, один раз в жизни", - думал я.
      Полет проходил вдоль ущелья по руслу речонки, которая игриво текла с юга на север. В этом районе подобных речушек много. Все они тянутся в северном направлении и впадают в реку, несущую свои воды на северо-восток. Определить название не представлялось возможным: при полете в узком извилистом ущелье на малой высоте даже бросить взгляд на карту было рискованно. Да и особой необходимости не было - сохранялась общая ориентировка.
      "По ущелью выйти в долину реки Вислока, - созрел план дальнейших действий, - и, сделав затем резкий разворот вправо, следовать кратчайшим путем, чтобы пересечь линию фронта в районе города Кросно, который находится в руках советских войск".
      Томительные минуты. Казалось, что облетел половину земного шара.
      "Неужели ошибся? - вкралась тревожная мысль. - Не может быть". Наконец-то заблестела ожидаемая речка. Высота облаков не превышала восьмидесяти - ста метров, воздух необычно прозрачен, видимость превосходная. Делаю разворот вправо и следую в северовосточном направлении по притоку Вислока, в район Кросно.
      "Избежать бы обстрела зениток", - соображал я, обходя стороной крупные населенные пункты.
      Впереди по курсу показался небольшой городок.
      - Командир, где мы находимся? - взволнованно спросил стрелок.
      - Сейчас зайду на город, уточню.
      Все отчетливее вырисовывались кварталы, сплетения дорог. Крыло наплывало на окраину города. И тут по самолету был открыт ураганный огонь зениток. Стреляли сзади, спереди и с боков. Установки "эрликонов" создали разноцветный фейерверк. Орудийные снаряды рвались рядом, окутав самолет сплошным дымом. От прямого попадания снаряда машина резко клюнула носом вниз, едва не врезавшись в землю. На высоте десяти-пятнадцати метров мне все же удалось вывести ее в горизонтальный полет.