Опыт предпринимателя

Эта ночь перевернула мою жизнь. Я благодарен судьбе, пославшей мне выдающуюся учительницу. С талантливой, нежной и доброй подругой я за одну ночь прошел университет любви. Застенчивый, нерешительный мальчик за считанные часы превратился в страстного, умелого, неиссякаемого любовника. На все отпущенные годы она зажгла во мне жаркий огонь Казановы, Дон Жуана и предопределила мои будущие бурные, страстные романы и увлечения.

Мы расстались даже не утром, а днем. Я впервые взглянул на часы – пропущены зарядка, завтрак, первая тренировка. Но это грубейшее нарушение спортивного режима вызвало лишь слабый укол совести. Так же слегка шевельнулось и пропало чувство содеянного греха: я совратил чужую жену. Любовный хмель еще кружил мою голову, а душа ликовала и пела.

Многочасовые и очень интенсивные сексуальные упражнения, море ласки, нежности, страстных поцелуев совершенно обессилили меня. Я ступал нетвердо, меня по-прежнему укачивал волшебный вальс. Горячее южное солнце светило, как в тумане. Горлицы грудными голосами ворковали песню покоя. Хотелось в каком-нибудь укромном местечке броситься в мягкую траву и спать, спать, спать...

Но я как железный спортсмен держал курс на гостиницу. Олег встретил меня возмущением, упреками: куда я пропал и почему не предупредил. Ему пришлось врать тренерам, что я вышел на зарядку раньше всех и побежал другой дорогой. А я в ответ: «Олежка, извини, но и ты на моем месте забыл бы все на свете. Я испытал такое!». Но у меня явно не хватало слов рассказать другу о фантастической ночи с богиней секса – красавицей-женой капитана. Олег усмехнулся: «Ладно, ты бы на себя в зеркало посмотрел!». Вид был еще тот: щеки ввалились, под глазами темнели круги, взгляд был, как у вконец измученного человека.

Впоследствии к ярким, сладостным переживаниям примешалась большая доза стыда. Восприятие секса как чего-то запретного, греховного не оставляло меня. Я стеснялся своего любвеоби-лия и все время хотел остановиться, чтобы стать «правильным», похожим на положительных героев советских кинофильмов и книг. Правда, я все время откладывал момент перехода в разряд образцовых советских людей, разрешая себе еще чуть-чуть, немного погулять.

Через годы я прочитал историю одного святого, который в молодости был страстным любовником и тоже не в силах был себя ограничить. Он слал Всевышнему такую молитву: «Господи, я Тебя бесконечно люблю, буду служить Тебе всю жизнь! Но разреши мне начать эту службу попозже, дай мне еще немного насладиться любовью телесной!».

Я отделил отношения полов от чувства греха, когда мне было за тридцать. С тех пор я не раскаиваюсь в «грехах молодости». Наоборот, уверен, что все делал правильно: на то и даны нам молодые годы, и благодарю судьбу за то, что бросила меня в водоворот любовных приключений.

Любовь – в высшей степени богоугодное дело. Никто не станет спорить, что она смягчает душу, снимает негативное напряжение, агрессию, стимулирует проявление лучших человеческих качеств. Чем больше люди занимаются любовью, тем меньше конфликтов, насилия, меньше потребность в алкоголе и наркотиках. Любовь -это мощный всплеск творческой энергии.

Так пусть же мир наслаждается любовью! С любовью в сердце человек превосходит себя самого. Его потенциал возрастает во много раз. Задачи, казавшиеся сверхсложными, без труда находят свое решение. Любовь дает крылья, дарит вдохновение.

Конец любви – конец творчества. Владимир Яковлевич Ворошилов, создатель известной телевизионной передачи «Что? Где? Когда?», как-то сказал: «Если я утрачу тягу к женщинам, то брошу заниматься искусством». Мастеру было за семьдесят, когда у него родился ребенок. Любовь и женские прелести волновали его едва ли не до последних дней.

Сторонников этих идей на Земле все больше и больше. В Германии прошла большая выставка, посвященная эротике. При том, что билеты стоили бешеные деньги, ее посетили триста тысяч человек Раньше, представив подобную экспозицию, я бы поежился. Мол, нельзя, невозможно выставлять напоказ интимные вещи, это признак падения нравственности. А сегодня я думаю, что рождается культ, посвященный светлой страсти, всепобеждающей любви.

Впрочем, правильнее сказать – возрождается. В древнем языческом мире секс обожествлялся. В Индии еще сохранились храмы, посвященные любви, фаллосу, наслаждениям. Я бы построил новые святилища, в которых воздавались бы моления любви и женщине -источнику жизни, вдохновения, творчества, наслаждения. Лучшая, прекрасная половина человечества – это не просто красивые слова. Это действительно так!

Волнующие минуты любовных страстей и переживаний, фан­тастическое наслаждение сексом, с которым ничто не может сравниться на Земле, – все это связано с женщиной. Когда два человека любят друг друга и занимаются сексом, происходит нечто божественное и уж никак не грех. Прекрасная, нежная, страстная женщина – венец творения. Думаю, Всевышний настолько любит нас, что подарил самые приятные и будоражащие игрушки – любовь, секс, поцелуи. Это Он дал нам возможность при жизни ощутить себя в райских садах, Как гордые, сильные птицы, мы то парим под облаками, то, подобно дельфинам, погружаемся в теплые ласковые волны. В момент оргазма, в момент апогея сексуальных игр взлетаем выше звезд, за мгновения пролетаем безбрежный Космос...

В том же Абрау-Дюрсо я многократно пользовался моими новыми способностями и уроками жены капитана. Дух мужчины-победителя, толкавший меня к рекордам в спорте, быстро охватил и сферу любви. Мой арсенал героя-любовника наполнился самыми разнообразными приемами. Я не жалел волнующих, приятных, лестных слов, от которых мои собеседницы таяли. Завлекающими взглядами, движениями, жестами давал им знать, насколько они желанны.

Девушки, женщины легко попадали в ловушки, более того, они жаждали в них угодить, ощущая шестым чувством мое эротическое притяжение. Заработал сумасшедший конвейер любви, питавшийся энергией моей юношеской гиперсексуальности. И чем больше я покорял женских сердец, тем больше было новых прелестниц, готовых оказаться в моих объятиях.

И вот я еду на побывку в Тольятти. Я уже не робкий мальчик, а опытный ловелас, переживший минуты трепетной любви с многими женщинами. Чувства к Свете остыли, ореол богини, небожи-тельницы она утратила. Но неведомая сила влекла меня к ней. Видимо, не познав бывшего кумира физически, я не мог окончательно поставить крест на своих комплексах и страхах.

Поскольку я владел «технологиями», то сближение произошло мгновенно. Я оказался в постели с моей бывшей возлюбленной. Но странно: я не чувствовал ни нежности, ни умиления, ни жара, хотя, случись такое прежде, умер бы от счастья. Я не хотел ее, мне было с ней неинтересно! Помню, меня разочаровывали разные пустяки, вроде неуничтоженных волос на ее ногах, каких-то пустых реплик. Встреча со Светой меня разочаровала. Начав было любовную игру, я передумал и, сославшись на что-то, оставил ее. Это был эпилог романа: я сам себя остановил, мне «этого» уже не хотелось. Не ей, а мне! Скажите после этого, что судьба не любит шутить.

Моих дальнейших приключений могло бы хватить на несколько жизней. Обо мне ходили легенды среди спортсменов, в институте, стройотрядах. Везде, где можно, я влюблялся. Мне всегда не хватало женщин, я постоянно их хотел. Страсть, бешеное влечение не оставляли меня ни днем, ни ночью.

Я мог на улице заглядеться на симпатичную девушку и, забыв, куда иду и что мне нужно, мысленно раздевать ее, ласкать. Мгновенно находил повод для знакомства, через секунды в моих руках оказывались цветы или какой-нибудь другой приятный подарок. Я был настолько любвеобилен, что мне хотелось овладеть всей женской половиной человечества!

Жизнь улыбалась мне. В спорте шла удача за удачей.

Наша команда добилась невероятных успехов. Мы ставили рекорды, выиграли много золотых и серебряных медалей. Я, многократный призер, находился в отличной спортивной форме и знал, что мне нет равных. Счастье пьянило меня. Такая безудержная эйфория возможна только в ранней молодости. Я чувствовал себя богом, который может все! Тут я и получил от судьбы очень чувствительный щелчок по носу.

Мы, команда гребцов армейского спортклуба, были на сборах на турбазе «Дубки» под Куйбышевом (ныне Самара). Результаты были прекрасные, и военное начальство относилось к нам благосклонно. На воскресенье нас нередко отпускали домой, благо до Тольятти было полтора часа езды на автобусе. Как и все ребята, я не упускал возможности вырваться к родителям, на домашние пироги.

События черной субботы я помню в деталях. Закончив на стадионе «Буревестник» изматывающую тренировку, я с земляками-тольяттинцами еду на городском автобусе на автовокзал. Билет у меня был куплен заранее, он стоил один рубль пятнадцать копеек

Автобус сбавляет ход перед остановкой, и я вижу на тротуаре красивую молодую девушку, работницу нашей турбазы. Я и раньше с интересом поглядывал на нее, а теперь проснулось острое желание овладеть ею. Я заколебался: то ли выскочить из автобуса и приударить за девчонкой, то ли все-таки ехать домой.

Я сражался с соблазном до последнего. Уже зашипели, открываясь, двери, когда я сунул ребятам билет до Тольятти и со словами: «Я остаюсь!» – рванулся к выходу. Знахь бы наперед, чем обернется этот донжуанский порыв, как осложнит мою жизнь, искалечит спортивную карьеру!

...Был выходной, и мы занимались любовью долго, несколько часов без перерыва. Мы погрузились в нирвану, и наше постельное усердие не знало границ. Этому способствовали «нектар и амброзия» – виноградный сок и шоколад, запасы которых в нашей комнате не иссякали.

Это были трофеи от игры в шашки. На турбазах, в домах отдыха бывают на открытых площадках такие огромные шашки или шахматы с фигурами в рост человека. Я придумал резаться в них двое на двое, чтобы повысить темп и азарт игры. Ставкой были талоны на дополнительное питание. Я и мой постоянный напарник Александр Витошко обыгрывали всех, поэтому подоконник в нашей комнате ломился от шоколада и виноградного сока.

В воскресенье вечером ребята вернулись на турбазу и начали расспрашивать меня, чего это я, как ошпаренный, выскочил из автобуса. Я признался, что сделал это из-за девчонки с нашей базы, и похвастался, что провел с ней фантастическую ночь. Друзья, конечно, выпытали, как ее зовут.

И вдруг один парень говорит: «Ты попал – у нее гонорея! Она меня недавно наградила». Волна ужаса обдала меня, волосы встали дыбом. Я не хотел верить, надеялся, что, может быть, пронесет. Не пронесло. На третий день появились признаки болезни.

Это была расплата за легкомыслие. Я был тогда наивен, как все дети природы, не думал предохраняться, не ведал о возможных последствиях многочисленных связей. Хорошо, что в то время венерические заболевания были редкостью, а СПИДа еще не было в помине. Но тем тяжелее была моя беда. Звезда спорта, воин Советской Армии и -заразился! Позор!

Но это было еще не все. Самое страшное, что до возвращения ребят из увольнения я успел переспать еще с двумя подругами. С одной, экономистом шоколадной фабрики «Россия», у меня был длительный роман. С другой я встретился впервые. Еще не зная, что я болен, даже не представляя, что такое вообще возможно, я заразил еще двух ни в чем не повинных женщин!

Стыд не оставляет меня до сих пор. Стоит мне приехать в Самару, как перед глазами встают улица и дом, в котором жила моя прекрасная дама с шоколадной фабрики. Она безумно меня любила, всегда готовилась к встрече. Домашняя снедь, выходившая из-под ее рук, – пельмени, котлеты, жареная картошка казались мне королевскими лакомствами. В ее маленькой квартирке я попадал в атмосферу обожания и страсти. Я отвечал ей тем же, буквально на руках носил.

Видимо, свои стены помогали ей быть невероятно раскованной. В постели, да и не только в постели, мы вытворяли разные чудеса, придумывали невероятные позы. Наших сил хватало на всю ночь. На сон я оставлял минут тридцать. Иногда убегал в свою спортроту, вообще не сомкнув глаз.

Провожая, она совала мне в руки пакет с домашней едой, сладостями, шоколадом. Мне было неловко раз за разом принимать щедрые подарки, я отказывался, зная о ее небольшой зарплате. Она отшучивалась: мол, это не мне, а моему соседу Саше.

Мы с Александром Витушко занимали комнату на первом этаже. Чтобы меня не «засекли» и не уличили в нарушении спортивного режима, я проникал в наш номер с улицы; через балкон, дверь которого мой друг специально оставлял незапертой.

Хоть я и старался не шуметь, но от моей возни он просыпался и с надеждой спрашивал: «Пожрать чего-нибудь принес?». Я тут же высыпал на его одеяло все вкусные гостинцы и шутил, что я всю ночь напролет работаю в поте лица, а он, тунеядец, только и думает, как слопать подарки моей девушки.

...Начались мои хождения по мукам. Один товарищ по оружию назвал тогда гонорею «глазной болезнью», потому что, когда ходишь в туалет по-маленькому, глаза на лоб лезут от боли. Так и было!

Пойти в медсанчасть и во всем признаться было выше моих сил. Это был бы крах моей репутации: чрезвычайное происшествие, дурная слава, повод для наказания, воспитательных мер. Я начал искать путь тайного лечения. Ребята привели ко мне мед-брата, который за гонорар в десять рублей взялся меня исцелить. Он приступил к делу немедленно: притащил кучу шприцев и начал делать уколы. Вскоре внешние проявления болезни пропали, боли прекратились.

Но радоваться было нечему. Медбрат, конечно, не обладал по­знаниями врача и своими уколами только приглушил болезнь, загнал ее внутрь. С наступлением холодов у меня началось воспаление. Я чувствовал боли в пояснице, но связывал их с перегрузками от гребли.

Застудиться было где: собачий холод на воде и ледяной неуют на турбазе, которая предназначалась только для летнего проживания. Мы шутили, что в «Дубках» недолго и дуба дать. Спали в одежде, вплоть до шапок. Ломали голову, как утеплиться. Скажем, сшивали из четырех матрасов подобие двухместных спальных мешков и забирались в них, прижимаясь друг к другу спинами. Из спиралей для утюгов и кирпичей мастерили «электрокамины». Грели они неплохо, но недолго – до прихода администратора, который, конечно, жалел нас, но и не хотел, чтобы от нашей самодеятельности сгорела турбаза.

Когда Волга замерзла, мы улетели в Краснодар на незамерзающее водохранилище теплоэлектроцентрали. Увы, комфорта не прибавилось. Промозглая сырость, которая шла от парящей на 18-градусном морозе воды, доконала меня. Боли в пояснице распространились на все тело и изнуряли меня днем и ночью.

Развязка наступила, когда мы вернулись в Куйбышев. Меня сразу же разыскала моя верная шоколадница. Сердце мое дрогнуло: она-то за что страдает! Я ждал заслуженного укора, даже ругани, однако добрая и милая женщина ни в чем не упрекала меня, виновника несчастья, а приехала меня предупредить. Она со слезами рассказала, как отказывалась верить, что заболела, и как в конце концов пришлось пойти в кожвендиспансер. Порядки тогда были очень строгие, всегда доискивались до источника заражения, прослеживали цепочки контактов. Принимали санитарные и медицинские меры, нажимали на мораль. Моя подруга молчала, как партизан, однако из нее все-таки выжали, что она была в связи «с каким-то парнем из спортроты».

Вычислить виновника, то есть меня, было делом техники. На другой день нас построили, и тренер Олег Павлович Трофимов устроил нам жуткий разнос. Мол, донельзя распустились, позорим честь спортсмена и воина и думаем не головой, а одним местом. Уже на каждом углу говорят, что гребцы мотаются по Куйбышеву, по всей стране и направо-налево заражают женщин гонореей. Наконец, он пообещал, что домой на выходные больше никого не отпустит. Последнее было просто мерой для отчета, поскольку все потому и произошло, что я не поехал в Тольятти.

Так как мои подвиги были известны всем то на беседу к командиру спортроты меня вызвали первым. Я не стал запираться и признался, что у меня страшные боли. По своей командирской обязанности он, конечно, пропесочил меня по полной программе. Но, видимо, в душе он посочувствовал любвеобильному солдату, вляпавшемуся в неприятности по неопытности, потому что сразу после беседы меня посадили в его машину и повезли в медсанчасть.

И смех, и грех! Моими анализами занималась высоченная, невероятно красивая медсестра. Ослепленный ею, я совершенно забыл, где нахожусь, и едва не стал с нею любезничать. Но то, что она начала делать, жуткие боль и стыд исследований тут же вернули меня к действительности.

Врачи качали головами: болезнь запущена и осложнена тяжелейшей простудой. Требовалось очень серьезное лечение. Меня положили на койку. Расплатой за удовольствия была бесконечная череда болезненных процедур и мучительных уколов.

На долечивание меня отпустили домой, потому что я проде­монстрировал врачам умение делать себе инъекции. Я заявился к родителям с полной сумкой шприцев, антибиотиков, бутылочек с физиологическим раствором. Они, конечно, всполошились. Открыть им правду я не мог, слишком было стыдно. Пришлось соврать, что простыл, подхватил воспаление легких. Зная о нашем спартанском быте, о моей иммунной системе, разрушенной сверхнагрузками профессионального спорта, они мне легко поверили.

Я должен был делать уколы пять суток по расписанию через каждые три часа. Среди ночи тренькал будильник, я просыпался и не глядя, на ощупь втыкал шприц в свое многострадальное мягкое место. Поскольку таких экзекуций было множество, мои ягодицы покрылись сплошной коркой.

Вот уж, поистине, нашел приключение на собственное заднее место! Но я терпел и позитивно философствовал: мол, не отдал бы билет, поехал в Тольятти – могло случиться что-нибудь похлеще.

Но прошла моя «глазная болезнь», и я взялся за свое, правда, стал осторожнее. Мое состояние до женитьбы можно было назвать сек­суальным беспределом. То ли вокруг было так много красавиц, то ли по молодости девушки казались такими. Я любил их всех!

Удивительно, как я это выдерживал. С утра до вечера шли напря­женные тренировки, затем ночь напролет я занимался любовью. И так день за днем. Видимо, все решали молодость, физкультура, свежий воздух, хорошее питание и полное отсутствие стрессов.

То же было и после армии, когда я вернулся на второй курс по­литехнического института. Ни учеба, ни параллельная работа в трех-четырех местах не поглощали меня целиком. Время для амурных дел находилось всегда. Поток любви, удовольствий, радости не прекращался. Вспоминаю те годы и вижу себя в центре яркого, блестящего, радужного, бесконечно разнообразного мира.

Но вот погоня за всеми юбками достигла апогея и... прекратилась. Однажды мне с дружком удалось снять домик на турбазе, около гребного канала, где у меня проходили тренировки. По тем временам невероятная роскошь: две комнаты, холл, душ, туалет. Да в таких апартаментах перед нами любая не устоит!

Учебу и работу мы не забывали, но в остальное время в нашем домике бушевал ураган любви и страсти силой двенадцать баллов. Через две недели я подумал, что схожу с ума: я перестал запоминать имена и лица девушек, которые приходили к нам в гости. Очевидно, наши подруги получали от нас так много, что женская молва об удовольствиях в чудесном домике прокатилась по всему Куйбышеву. Нам не нужно было выходить на улицу и знакомиться. Девушки шли сами, и поток их возрастал!

Перед нами мелькала карусель девичьих лиц, одно другого милее: «Ах, как я тебя люблю, Катя. – Я не Катя. – Да? Как я тебя люблю, Оля! -Да я не Оля. – Правда? Как я тебя люблю, Света!».

И вот посреди этой оргии я остановился, и сердце мое защемило. Я нестерпимо захотел ребенка, спокойной и основательной семейной жизни. Представил себя с женой и крохотным человечком и едва не заплакал от умиления. В сладкой мечте я прижимал малыша к своей груди, нянчил его, наслаждался лепетом и видом моей кровиночки.

Страстное желание стать отцом вытеснило все остальные по­требности. Оно было настолько сильным, что я отбросил здравый смысл, не слушал возражений родственников. По обычной логике, с женитьбой надо было повременить. Материальных условий для создания семьи у меня не было. Я учился лишь на втором курсе, жил с родителями. Но переубедить меня было невозможно.

Я хочу ребенка! Эта мощная эмоция стала опорой и смыслом моей жизни. Молодые люди вокруг меня, готовые к семейной жизни, сначала искали жен и только после этого думали о детях. Я же подбирал свою половину именно для рождения малыша.

Идеал жены и матери отыскался в нашем же институте. На одной из комсомольских акций я приметил красивую, серьезную и умную девушку со строительного факультета. Она, как и я, занималась общественной работой, была комсомольской активисткой. Период ухаживаний я сократил до нескольких часов. Я был настолько обходителен и ловок, что уложить строгую комсомольскую богиню в постель сразу после знакомства не составило труда.

На пятый день наших отношений я сделал ей предложение. Конечно, я не успел ее узнать, мне был неведом ее характер, привычки, достоинства и недостатки, насколько глубоко ее чувство ко мне. Это был зов судьбы. Я был абсолютно уверен, что ребенок мне нужен именно от нее и именно сейчас!

Родители были в панике. Как всегда в таких случаях, они считали, что я еще недостаточно взрослый, чтобы заводить ребенка. Дескать, сначала надо закончить институт и т.д. Мама плакала, отец ходил мрачнее тучи. Доводы окружающих на меня не действовали. В голове засело одно: я хочу ребенка, и никто не мог меня остановить.

Наоборот, я был уверен, что все складывается как нельзя лучше. Я выбрал в жены самую красивую девушку в институте. Люба отличалась трудолюбием, целеустремленностью, училась на «отлично». Я видел ее общественный темперамент, ее активность в комитете комсомола института. Наконец, она не была избалованной, происходила, как я, из простой семьи. Я представлял, как мы вместе пойдем по жизни, что у нас будет общая цель.

Я действовал решительно, быстро. Мы пошли в загс, подали заявление и начали готовиться к свадьбе. Мои и Любины родители, друзья были шокированы настойчивостью и спешкой, но в конце концов смирились с неизбежным событием. Мы поженились, сыграли веселую студенческую свадьбу.

На другой день, когда Люба и все родственники еще спали, я умчался на гребную базу. Счастье появления ребенка приблизилось вплотную. Эмоции переполняли меня: хотелось сесть в лодку и рвануть навстречу волнам, ветру, солнцу! О том, что оставлять молодую жену наутро после свадьбы без предупреждения нехорошо, я как-то не подумал. И в этом был залог грядущих конфликтов.

Ровно через десять месяцев у нас родилась замечательная малышка, которую мы назвали Кристиной. Это было удивительное событие: новый человек на Земле – новая жизнь, продолжение нашей! Мы с Любой очень ждали появления ребенка на свет, гадали, кто будет, – мальчик или девочка, пытались представить будущее. Что в мире может быть лучше желанного ребенка!

Вместе с радостью пришла и отцовская ответственность за бла­гополучие и счастье маленького существа. Моя жизнь резко изменилась.

Когда-то меня поразила осторожность Олега Филиппова, ставшего отцом раньше меня. Поздней осенью, в предзимье, мы тренировались на Волжском водохранилище на байдарке-«двойке». Молодая удаль кипела в нас, и я предложил Олегу сгонять до дальнего берега. Шестнадцать километров, для «двойки» – сущий пустяк. Олег мне ответил: «Не стоит! Я теперь – батя и стараюсь без нужды не рисковать». Правильно: вода ледяная, а место очень широкое. Случись что – никто не успеет помочь. Я тогда с удивлением подумал: «С каких это пор Олег начал чего-то опасаться? Раньше у нас и в мыслях не было, что можно утонуть!». Я полностью понял Олега, когда появилась Кристинка. Осознал, что отныне моя жизнь принадлежит не только мне.

В день, когда родилась дочурка, эмоции лились через край, и я решил закатить пир, не дожидаясь выписки Любы из роддома. Мы с ней жили тогда в квартире моих родителей, в 12-метровой комнате. Я уговорил их уйти на вечер в гости к родственникам, чтобы не смущать молодежь. Собрались мои друзья-студенты: два Юрия – Овчинников и Данилов, Виталий Вавилин, другие ребята и их подруги. Все заводные, веселые, мастера спеть под гитару.

Я до их прихода часа три готовился – варил, жарил, парил. Потом, когда все собрались, я объявил, что доделать все и накрыть на стол они смогут и без меня, а я тем временем быстренько съезжу к Любе в роддом.

На обратном пути еще на остановке, то есть метров за двести от моего дома, до меня донеслись знакомые голоса, тянувшие нашу стройотрядовскую песню про Аксинью: «Не реви, баба темная, много нас у Буденного, наша Первая конная, с ней пойдем до конца!». Начало гулянья было многообещающим, и я бегом бросился к ребятам.

Меня растрогало огромное число теплых поздравлений и добрых пожеланий. Видимо, каждое сердечное напутствие легло в фундамент счастья и удачи моей дочурки, и Кристинка выросла такая красивая, трудолюбивая и счастливая. В ней и сегодня живет частичка того искреннего, большого торжества, безоглядной уверенности в ее прекрасном будущем. Наша сила была в том, что мы жили тогда одним настроением, одной волей и представляли собой монолит открытых, простых ребят. И хотя потом жизнь раскидала нас и студенческое братство разрушилось, тепло и радость того праздника нашей молодости живут в моем сердце.

Я привез Любу и Кристинку из роддома в нашу комнату – двенадцатиметровку. Теснота была – не повернуться. Наша с Любой супружеская кровать, книжный и платяной шкафы, детская кроватка не оставляли свободного места. Письменный стол поставить было некуда. Но поскольку обойтись без него было невозможно, мы с отцом сделали его по моему эскизу в раскладном варианте.

Мы были студенческой семьей: оба учились, а я совмещал с вечерней учебой четыре работы. Ребенок есть ребенок: по ночам Кристинка часто плакала. Мне приходилось ее качать. Когда у дочки начали резаться зубки, ночи надолго превратились в сплошной кошмар. Об отдыхе пришлось забыть.

Родители с их житейской мудростью были абсолютно правы. Прежде чем жениться, нужно закончить институт, обзавестись жильем. Я на своем опыте понял, как сложно ужиться двум семьям в одной квартире, пусть даже родительской. Бесконечные поучения старших приводили к ссорам, а*те перерастали в скандалы.

К тому же Люба оказалась ревнивой. Подозрения просто съедали ее. Она ревновала меня ко всем женщинам. И я не скажу, что беспочвенно. Разнообразные любовные желания покинули меня лишь на время поиска жены, а потом вернулись.

Уже в период супружества мне приснился сон. Много красивых, соблазнительных девушек: одна маленькая, складненькая; другая – худенькая, высокая, как тростинка; третья – симпатичная пампушечка; четвертая – яркая блондинка; пятая – сногсшибательная брюнетка. Голос свыше мне говорит: «Выбирай любую». И я во сне кричу: «Я хочу их всех!».

Сильное влечение к прекрасному полу оборачивалось непри­ятностями. Нас с Любой, когда она была беременна, пригласили в ресторан на студенческую свадьбу моего друга Юрия Овчинникова. Я немножко выпил и «автоматически» прихлестнул за одной гостьей -веселой, симпатичной девчонкой.

Не мог вспомнить, как я оказался с этой хохотушкой на улице, на задворках ресторана. Помню только, что мы начали целоваться. Но моя бдительная и проворная жена уже шла по следу. Она обежала здание ресторана и застала меня на месте преступления.

В глазах Любы было столько страдания, что хмель мигом улетел из моей головы. Что меня толкнуло к той девушке? Я был сам себе противен: только что начал новую жизнь и опять за старое! Мне стало страшно оттого, что плохо не только Любе, но и нашему будущему ребенку.

Но самобичеванием дело не кончилось. Дома жена устроила грандиозный скандал, в который втянулись и родители. Жизнь превратилась в ад. Я не нашел другого выхода как предложить Любе или забыть дурацкое происшествие, вызванное алкоголем, или немедленно развестись. Я понимал, что так дальше не может продолжаться, ставил вопрос ребром: или мы разводимся прямо сейчас, или жена прощает мне, потому что изменить все равно ничего нельзя.

Жена рассудила, что изменить ничего нельзя – заново эту свадьбу не переживешь, и простила меня. Мысль о разводе в первые месяцы супружества показалась ей дикой, а может быть, она просто пожалела меня. Мы остались вместе.

Но жизнь слаще не стала. С утра бежал на одну работу, потом -на другую, третью, вечером спешил в институт. А дома меня ждали ревность Любы, плач Кристинки, нотации родителей. Нередко вспыхивали ссоры, в которых мама и папа часто занимали сторону жены. Все это унижало меня, и было нестерпимо тяжело.

У меня появилась хрустальная мечта об отдельной комнате, где я мог бы побыть наедине со своими мыслями, заниматься в тиши, отсыпаться хоть изредка, отдыхать от утомительных перепалок и упреков. Если бы такое убежище появилось, я был бы самым счастливым человеком в мире.

Но чудес не происходило. В 12-метровой комнате мы жили ровно пять лет. Я все силы употреблял на то, чтобы стать крупным руководителем, добиться славы, успеха. Мой рабочий день длился с половины шестого утра до часу ночи. Меня мучили угрызения совести, что совершенно не занимаюсь воспитанием ненаглядной Кристинки. Ее я чаще всего видел в кроватке. Только раз в неделю, по воскресеньям, доводилось быть с ней вместе. Это был единственный день, когда я заканчивал работу в шесть часов вечера, «по-человечески».

Правда, я надеялся, что мой пример упорного труда сыграет большую воспитательную роль, чем ежедневное общение и пустая болтовня. У меня сложились консервативные взгляды на семью. Муж – это честолюбивый и сильный добытчик, он обязан трудиться день и ночь. Жена – хранительница домашнего очага, нежная, добрая, мягкая супруга и мать, дети должны быть на ней. Я согласен с восточным мудрецом, который сказал: мир женщины – это дом, дом мужчины – это мир.