Черчилль: быть лидером

За годы своей насыщенной выступлениями деятельности он неоднократно убеждался в том, что одним из самых эффективных инструментов установления контакта с аудиторией является юмор. Например, в свое первое выступление перед американским сенатом и палатой представителей в декабре 1941 года он сознательно добавил следующий фрагмент:

«Я не могу не обратить внимания: если бы мой отец был американец, а мать – англичанка, а не наоборот, – я мог бы выступать перед вами, как член Конгресса. В этом случае я выступал бы перед вами не в первый раз, и мой голос был бы вам знаком»[239].

ИСКУССТВО УПРАВЛЕНИЯ: Одним из самых эффективных инструментов установления контакта с аудиторией является юмор.

В зале раздался смех. Буквально двумя предложениями Черчилль смог установить контакт с аудиторией.

Стоит ли удивляться, что и в этот раз выступление британского премьера прошло на ура. Личный врач Черчилля лорд Моран, сопровождавший своего пациента во время визита в США, записал в дневнике:

«Сенаторы и конгрессмены стоя выкрикивали одобрительные возгласы и размахивали листками бумаги, пока Уинстон не вышел из зала»[240].

Сын Черчилля Рандольф, прослушав выступление по радио, отправит своему отцу письмо, в котором назовет его речь «лучшим, что тебе приходилось когда-либо делать». Больше всего Рандольфа поразила манера выступления – «уверенная и четкая»[241].

Рассмотрев вопросы, связанные с подготовкой выступлений и вступительными словами, остановимся непосредственно на инструментарии Черчилля, способствовавшем повышению степени убедительности его речей. Одним из приемов являются метафоры и аналогии.

«Я часто стараюсь представить серьезные вещи в виде незамысловатых историй, чтобы они лучше откладывались в памяти»[242], – говорил Черчилль.

ГОВОРИТ ЧЕРЧИЛЛЬ: «Я часто стараюсь представить серьезные вещи в виде незамысловатых историй, чтобы они лучше откладывались в памяти».

По его словам, «удачные метафоры относятся к внушительным оружиям риторики»[243].

Приведем два примера «удачных метафор» из уст британского политика.

Апрель 1933 года

«Я хотел рассказать вам о святом Георгии Победоносце и Драконе. Я тут подумал, как бы эта легенда выглядела в современных условиях.

Святой Георгий приехал бы в Каппадокию[244]. Вместо лошади его бы сопровождал секретариат. Вместо копья он был бы вооружен несколькими расплывчатыми формулировками. Святого Георгия, разумеется, торжественно встретили бы представители местного отделения Лиги Наций. Он предложил бы провести конференцию с участием Дракона. Скорее всего – конференцию за круглым столом, поскольку таковой очень удобен для хвоста Дракона. В процессе обсуждения Георгий заключил бы с Драконом торговое соглашение. Он дал бы Дракону большую сумму денег, взятую у налогоплательщиков Каппадокии. Первая версия договора была бы направлена в Женеву. В конечном счете святой Георгий был бы запечатлен на совместных фотографиях с Драконом (это послужило бы вкладышем к договору)»[245].

Октябрь 1928 года

«Однажды все животные в зоопарке решили провести массовое разоружение и собрали по этому поводу конференцию.

Итак, носорог, открывая заседание, сказал, что использование зубов является примером варварства и должно быть, по всеобщему согласию, категорически запрещено. Рога же, как самое эффективное оружие для обороны, должны быть, разумеется, разрешены.

Буйвол, вол, дикобраз и даже маленький еж – все они сказали, что поддерживают носорога и согласны проголосовать вместе с ним. Однако лев и тигр придерживались другого взгляда. Они выступили в защиту использования зубов и даже клыков, назвав их почтенным оружием, применявшимся издревле. Пантера, леопард, пума и все разновидности кошачьей породы поддержали льва и тигра.

В этот момент слово взял медведь. Он заявил, что и зубы и рога должны быть запрещены и никогда не использоваться в сражениях между животными. Вполне достаточно будет, если во время свары один из обидчиков крепко обнимет своего противника. Никто не должен возражать против этого. Объятия – это так по-братски, что представляет собой важный шаг на пути к мирному существованию. Однако всех животных очень задели слова медведя, а бедная индюшка даже впала в истерику.

Обсуждения стали проходить все более оживленно и агрессивно. Выдвигая свои предложения о мире, животные стали так много думать обо всех этих зубах, рогах и объятиях, что и не заметили, как возненавидели друг друга. К счастью, смотрители зоопарка убедили их разойтись по клеткам. Когда это было сделано, все животные вновь стали дружелюбны друг к другу»[246].

В процессе поиска удачных сравнений Черчилль вообще любил обращаться к миру животных. В 1948 году, критикуя действия Лейбористского правительства, он заявил:

«Они заставляют британского бульдога гоняться за собственным хвостом, пока у него не начнется головокружение, после чего удивляются – почему он не в состоянии прогнать волка от дверей»[247].

Другая форма метафор и аналогий – хлесткие определения, которые британский политик давал действиям своих противников и коллег. Например, последователей политики умиротворения 1930-х годов он сравнивал с теми, кто кормит крокодила, надеясь, что тот съест их последними[248]. А приезд вождя мировой революции В. И. Ленина в пломбированном вагоне в Россию назвал «колбой с бациллами чумы и тифа, содержимое которой вылили в систему водоснабжения крупного города»[249].

В 1946 г., когда Черчиллю сообщили, что сменивший его на посту главы кабинета лидер Лейбористской партии Клемент Эттли демонстрирует себя очень хорошо в качестве премьер-министра, Черчилль прокомментировал это следующим высказыванием:

«Мистер Эттли похож на личинку, которая пьет маточное молоко и думает, что это дает ей право быть пчелиной маткой»[250].

Третья форма метафор, к которой обращался Черчилль, – поучительные истории (иногда из собственной жизни). В этом случае достигалось сразу несколько целей. Во-первых, повышалось внимание слушателей. Увлекательная история или пример из жизни всегда вызывают больший интерес, чем голые факты. Во-вторых, возрастала степень восприятия, поскольку аудитория не просто слушала выступление, а делала это активно, визуализируя в своем воображении описываемые сцены. И наконец, последнее. Использование историй не только позволяло увеличить степень восприятия материала, но и значительно повышало запоминание. Согласно исследованиям психологов, понятный материал (а именно так предстают увлекательные истории) запоминаются легче и сохраняются в памяти дольше, чем их аморфные аналоги.

ИСКУССТВО УПРАВЛЕНИЯ: Увлекательная история или пример из жизни всегда вызывают больший интерес, чем голые факты.

Примером удачного сочетания истории из жизни и яркого, запоминающегося сравнения может служить характеристика, которую Черчилль дал премьер-министру Рамсею Макдональду в январе 1931 года:

«Помню, когда я был ребенком, меня взяли на представление в цирк Барнума, знаменитый своими диковинами и примерами уродства. Больше всего я хотел увидеть экспонат „Бесхребетное чудо“, однако мои родители сочли подобное представление противным и деморализующим для глаз ребенка. Мне пришлось ждать пятьдесят лет, прежде чем я увидел „Бесхребетное чудо“ на скамье в палате общин»[251].

Современные исследователи относят метафоры к мощнейшему инструменту эффективных коммуникаций.

«Лидеры должны уметь выражать свои мысли в любых ситуациях, владеть профессиональной терминологией и знать контекст текущих событий, – считает профессор менеджмента Оуэнской школы управления в Университете Вандербильта Ричард Л. Дафт. – Рассказывая поучительные истории и обогащая свою речь метафорами, лидер способен оказывать значительное влияние на окружающих. Умение обрисовать ясную картину и создать яркий образ помогает лидерам сплотить последователей. Влияние лидера во многом определяется тем, как подчиненные воспринимают исходящие от него поучительные истории и метафоры, ведь они являются мощным средством воздействия, помогая создать яркие образы и вызвать сильные эмоции. Люди склонны соотносить поучительные истории с собственным опытом и запоминают их лучше, чем прямые распоряжения, голые факты и сухие статистические данные»[252].

МНЕНИЕ ЭКСПЕРТА: «Рассказывая поучительные истории и обогащая свою речь метафорами, лидер способен оказывать значительное влияние на окружающих. Умение обрисовать ясную картину и создать яркий образ помогает лидерам сплотить последователей».

Профессор Ричард Л. Дафт

Выше уже упоминалось, как при помощи юмора Черчилль установил эмоциональный контакт с аудиторией, выступая в декабре 1941 года в Конгрессе США. Согласно современным теориям эффективного лидерства, юмор относится к «очень действенным инструментам управления». По словам профессора Лондонской школы бизнеса Роберта Гоффи, «при грамотном использовании юмор может стать показателем харизмы лидера»[253].

МНЕНИЕ ЭКСПЕРТА: «При грамотном использовании юмор может стать показателем харизмы лидера».

Профессор Роберт Гоффи

В 1999 году психолог Сигал Г. Барсейд провел в Йельской школе менеджмента исследование, показавшее, что положительные эмоции заразительнее отрицательных. По мнению ученых, «это очень древний механизм, поскольку улыбка и смех укрепляют отношения между индивидами и тем самым способствуют выживанию вида. Лидеры должны сделать простой вывод – юмор помогает быстро установить в коллективе хорошее настроение»[254].

МНЕНИЕ ЭКСПЕРТА: «Лидеры должны сделать простой вывод – юмор помогает быстро установить в коллективе хорошее настроение».

Психолог Сигал Г. Барсейд

Не будучи знаком с этими исследованиями, Черчилль интуитивно понимал, какими огромными возможностями обладает юмор в публичных выступлениях.

«Анекдоты – это блестящие эпизоды из истории палаты общин», – заметил как-то великий политик[255].

Очевидцы вспоминают, что одно только присутствие на выступлениях Черчилля, щедро одаривавшего публику своим юмором, было волнующим и незабываемым событием. Политический обозреватель The Sunday Telegraph Хью Мэссингхэм описывал это следующим образом:

«Все знали, что вот-вот Уинстон произнесет какую-нибудь шутку. Его собственный смех начинал зарождаться где-то в районе стоп. Ноги начинали немного подергиваться, волна веселья медленно поднималась по его телу. Достигала живота, плеч, головы. В этот момент аудитория замирала в ожидании, не имея не малейшего понятия о том, какая шутка прозвучит. Тем временем веселье подходило к его лицу, губы становились подвижны, словно у ребенка, а густой, сбивчивый голос становился еще более запинающимся. И в этом момент раздавалась вспышка – победоносное, ликующее предложение, полное юмора»[256].

Речи политика настолько пестрят многочисленными остротами и шутками, что Алан Патрик Герберт, известный юморист, назвал Черчилля «самым выдающимся британским юмористом современности»[257]. К примеру, когда политика спросили, как он относится к предстоящему вторжению немецких войск, тот моментально парировал: «Мы его ждем с нетерпением. Того же ждут и рыбы»[258].

Черчилль, мастер эпизода, часто использовал свой искрометный юмор в словесных баталиях с политическими оппонентами.

«Я полагаю, выразить нечто столь противоположное истине с большей точностью было бы невозможно», – прокомментировал он выступление Эньюрина Бивена[259].

«Нет никакой квоты на количество лимфы и желчи. В противном случае, боюсь, министр торговли обнаружил бы, что давно исчерпал отведенный ему лимит», – заявил Черчилль о Стаффорде Криппсе[260].

«Мне нравится, насколько уверенно уважаемый джентльмен обращается с фактами, – было прокомментировано поведение одного из парламентариев. – Он с ними просто не церемонится»[261].

О премьер-министре Стэнли Болдуине Черчилль сказал еще более хлестко:

«Время от времени он наталкивается на истину, встает, отряхивается и следует дальше, как будто ничего не произошло»[262].

Во время выступления в палате общин в сентябре 1943 года Черчилль, отвечавший на критику в СМИ, умело перевел все в шутку, а заодно наглядно продемонстрировал несостоятельность доводов оппозиции:

«Я прошу прощения, если сделаю сейчас небольшое отступление, но та критика, которую я прочел в газетах после моего возвращения утром в воскресенье, напомнила мне одну историю, с которой наверняка знакомы остальные члены палаты. Эта история о матросе, который прыгнул в воду в порту, по-моему, это был Плимут, для того, чтобы спасти тонущего мальчика. Спустя неделю к этому матросу обратилась женщина. Она спросила его: „Вы тот самый мужчина, который спас моего сына в порту?“ Матрос ответил скромно: „Да, мэм, это я“. – „А, – вымолвила женщина, – вы тот, кого я ищу. Где кепка моего мальчика?“»[263].

Быстрота реакции на реплики аудитории, умение парировать едкие нападки и остроумные ответы снискали Черчиллю огромную популярность. Приведем несколько примеров из его парламентской практики:

28 мая 1952 года

«Гарольд Дэвис: Достопочтенный джентльмен осознает, что предоставляет палате общин еще меньше информации относительно ситуации в Корее, чем его великий предшественник мистер Гладстон информировал парламент во время Крымской войны.

Уинстон Черчилль: Боюсь, мне трудно будет сообщить вам о той роли, которую мистер Гладстон играл в Крымской войне. Ведь это было еще до моего появления на свет»[264].

23 июля 1952 года

«Дуглас Джэй: Вправе ли мы заключить из ответа премьер-министра, что он еще не думал над этим вопросом?

Уинстон Черчилль: Подобное заявление представляется мне весьма рискованным, поскольку уважаемый член всю свою парламентскую карьеру, насколько мне известно, ни над чем серьезно не задумывался»[265].

18 ноября 1952 года

«Артур Льюис: Премьер-министру известно, какую глубокую обеспокоенность испытывает население нашей страны относительно корейского конфликта?

Уинстон Черчилль: Мне прекрасно известно, какую обеспокоенность испытывает уважаемый член парламента по тем вопросам, которые выше его понимания»[266].

Не чужд был Черчилль и самоиронии.

– Уровень жизни сейчас высок, как никогда прежде, – заявил он в одном из своих выступлений. – Мы стали есть больше. – В этот момент он прервал выступление, осмотрел свой круглый живот и с блеском в глазах добавил: – И это очень важно[267].

Когда на пресс-конференции в Вашингтоне в январе 1952 года одна из поклонниц великого британца воскликнула:

– Разве вам не приятно осознавать, что каждый раз во время вашего выступления зал переполнен?

Черчилль неожиданно ответил:

– Конечно же приятно, но всякий раз, когда я вижу переполненный зал, я повторяю себе – если бы это было не твое выступление, а твое повешение, публики собралось бы в два раза больше[268].

В риторике шутки над самим собой считаются наиболее эффективными, а самоирония является одним из признаков самосознания, которое, в свою очередь, относится к «первейшей составляющей эмоционального интеллекта»[269].

ИСКУССТВО УПРАВЛЕНИЯ: В риторике шутки над самим собой считаются наиболее эффективными.

По словам хорошо знавшего Черчилля полковника Яна Джейкоба, «хотя Уинстон не страдал тщеславием, я не думаю, что ему легко давалось подшучивание над самим собой. Ему удавалось выходить из некоторых ситуаций, нисколько не потеряв своего достоинства. В то время как любой другой человек на его месте просто выглядел бы комичным»[270].

Будущий премьер-министр Гарольд Макмиллан вспоминал о своем предшественнике:

«Возможно, одной из притягательных черт в нем был его озорной юмор, проявлявшийся везде – в приватных беседах, на совещаниях кабинета, заседаниях палаты общин. Он обладал потрясающим чувством веселья, он мог быстро сменять серьезность на шутки»[271].

Британский премьер не терял чувства юмора даже в суровые месяцы блица. Когда Брендан Брекен сообщил ему о том, что газеты написали, как в Гайд-парке задержали 75-летнего старика, который в минусовую погоду приставал к молодой девушке с непристойными предложениями, Черчилль ответил:

– Семьдесят пять лет и мороз! Брендан, можешь гордиться, что ты англичанин![272]

При этом, несмотря на богатое чувство юмора, Черчилля редко можно было увидеть хохочущим от души. Обычно он просто улыбался или негромко смеялся. Не любил он и слушать смешные истории, особенно когда считал их неуместными[273]. И тем не менее все эти факторы не мешали Черчиллю понимать огромное значение юмора в эффективных коммуникациях.

«Мое искреннее убеждение – невозможно иметь дело с самыми серьезными вещами до тех пор, пока не научились понимать самые забавные», – заметил он однажды[274].

ГОВОРИТ ЧЕРЧИЛЛЬ: «Мое искреннее убеждение – невозможно иметь дело с самыми серьезными вещами до тех пор, пока не научились понимать самые забавные».

Остановимся на аспектах, связанных непосредственно с декламацией текстов. И первый вопрос, который возникает в этой связи, – использовать ли во время выступления «шпаргалки» или говорить нужно исключительно по памяти?

Однозначного ответа на этот вопрос нет. Разумеется, чтение по бумажке значительно ослабляет впечатление от выступления, даже хороший текст теряет в своей убедительности, если сухо зачитывается перед аудиторией. И тем не менее при выборе формы выступления необходимо учитывать особенности личности оратора, в частности умение концентрироваться и способность к запоминанию.

ИСКУССТВО УПРАВЛЕНИЯ: При выборе формы выступления необходимо учитывать особенности личности оратора, в частности умение концентрироваться и способность к запоминанию.

Уинстон Черчилль обладал удивительной па мятью. Еще во время учебы в Хэрроу он получил специальный приз, прочитав без единой ошибки 1200 строк из «Песен Древнего Рима» английского историка, поэта и государственного деятеля Томаса Бабингтона Маколея. В марте 1944 года, во время одной из инспекционных поездок по военным базам, политик, которому шел семидесятый год, снова вернется к строкам Маколея. По словам его личного секретаря Джона Колвилла, «хотя это и было немного скучно, память Уинстона совершила выдающийся подвиг»[275].

На протяжении жизни Черчилль еще не раз удивлял современников своими мнемоническими способностями. Он часто забавлял друзей и коллег декламацией стихов или исполнением песен мюзик-холла времен своей юности[276]. Во время выступления по радио в апреле 1941 года британский премьер процитировал стихи английского поэта Артура Хью Клафа. Когда трансляция подошла к концу, Черчилль позвонил своей старой подруге, дочери Герберта Асквита Вайолет Бонэм Картер:

– Ты слушала мое выступление? – спросил он.

– Конечно, Уинстон, – ответила пожилая женщина. – В Англии все слушают, когда ты выступаешь.

– Ты узнала стихи? – неожиданно спросил Черчилль.

Разумеется, она узнала. Именно эти строки молодая Вайолет прочитала Черчиллю тридцать пять лет назад, во время одной из их первых встреч летом 1906 года.

– Это было просто удивительно, что он помнил эти строки столько лет! – не скрывая удивления, воскликнет леди Бонэм Картер, рассказавшая этот случай в августе 1964 года[277].

В середине 1950-х годов Черчилль обратился к сэру Дэвиду Ханту с просьбой найти у Аристофана цитату, в которой говорилось, что «качества, не обходимые для написания комедии и трагедии, одинаковы, гений-трагик должен быть и гением комизма». Хант полагал, что подобная цитата содержится у Платона. «Огни Черчилля стали гаснуть», – по думал он и обратился к справочнику. Каково же было его удивление, когда в диалоге «Симпозиум», содержащем вымышленный диалог между Платоном и Аристофаном, нашелся означенный фрагмент.

– Когда вы в последний раз читали это произведение? – спросил он у Черчилля.

– Почти шестьдесят лет назад, в 1896 году, – последовал ответ[278].

Случались и более комичные эпизоды. Известный актер Ричард Бартон (который помимо таких выдающихся фигур, как Генрих VIII, Томас Бекет, Иосип Броз Тито, Рихард Вагнер, сыграл и Уинстона Черчилля) рассказывал, как во время спектакля «Гамлет» он обратил внимание на шепот, доносившийся с первых рядов. Прислушавшись, Бартон обнаружил, что кто-то цитирует вместе с ним строки великого драматурга. Увидев в кресле самого Уинстона Черчилля, актер был еще больше удивлен.

«Я попытался декламировать текст быстрее, потом – медленнее. Мы сделали небольшие сокращения. Все равно. Черчилль, как ни в чем не бывало, повторял все слово в слово. Он знал текст наизусть. Уинстон, по-моему, помнил текст дюжины пьес Шекспира. Обычно он не выдерживал просмотра больше одного акта. Когда после первого акта занавес упал, я специально посмотрел в смотровую щель и увидел, как Черчилль встает с места. „Вот так! – сказал я про себя. – Мы его потеряли“».

Во время антракта в гримерную к Бартону постучали. Это был Черчилль.

– Прошу прощения, лорд Гамлет, – вымолвил он без малейшего стеснения, – можно я воспользуюсь вашим туалетом?[279]

И все же, несмотря на феноменальную память, Черчилль не выступал без заметок. Причиной тому стал один эпизод, случившийся в начале его карьеры, в 1904 году. Двадцать второго апреля Черчилль, принимая участие в дебатах о профсоюзах, выступил с одной из своих самых радикальных речей этого периода. Он говорил больше сорока пяти минут:

– Это входит в обязанности правительства – удовлетворять интересы рабочего класса, поскольку нет оправданий…

В этот момент Черчилль неожиданно запнулся, потеряв нить рассуждений. Он попытался продолжить:

– Это входит в их обязанности – удовлетворять избирателей…

Снова пауза, и снова неудачная попытка:

– Это входит в их обязанности… Что…

Черчилль взял листок, лежавший позади него на скамье, но так и не смог найти продолжения. Тогда он стал шарить по карманам – безрезультатно.

Отчаявшись, он бросился в последнюю атаку:

– Это входит в их обязанности – удовлетворять избирателей…

Поняв, что дальше продолжать не имеет смысла, он сказал лишь:

– Я благодарю уважаемых членов, что они выслушали меня.

После чего, бормоча что-то себе под нос, с позором сел на место[280].

Позже Черчилль признается, что «это было неожиданное и полное затмение. Дело было даже не в том, что я не смог найти нужных слов, чтобы выразить свои мысли – у меня никогда не было проблем со словами, – проблема заключалась в том, что я не знал, о чем я собираюсь сказать»[281].

Из этого фиаско Черчилль сделает выводы. Отныне у него всегда под рукой будут конспекты речей. Политик использовал специальные листки размером 8x4 дюйма, в которых содержались тезисы выступлений и ключевые фразы.

ЛИДЕРСТВО ПО ЧЕРЧИЛЛЮ: Политик использовал специальные листки размером 8x4 дюйма, в которых содержались тезисы выступлений и ключевые фразы.

Одновременно с использованием заметок Черчилль разработал и собственную систему чтения текста. В молодые (как, впрочем, и последующие) годы он находился под сильным влиянием американского оратора и государственного деятеля Бурка Кокрана. На всю жизнь он заполнил его слова:

«Никогда, никогда, никогда не позволяй словам слетать с твоих уст, в то время как твой взгляд направлен вниз»[282].

Всякий раз, даже пользуясь записями, Черчилль произносил речь, глядя в аудиторию.

Анализируя манеру выступления великого британца, профессор Университета Южного Колорадо Джеймс Хьюмс, спичрайтер президентов Эйзенхауэра, Никсона, Форда и Рейгана, назвал применяемую Черчиллем технику «смотри – остановись – говори».

«Сначала вы смотрите в текст, запоминаете из него несколько слов и строк, поднимаете голову, затем делаете паузу и, глядя в зрительный зал, декламируете прочитанный текст», – поясняет профессор Хьюмс.

По его словам, очень важно «делать паузу после того, как подняли голову, поскольку большинство ораторов начинают говорить, делая движение головой вверх, тем самым создавая впечатление, что они просто читают текст»[283].

В качестве примера возьмем фрагмент выступления Черчилля из Фултонской речи:

«От Штеттина на Балтийском море до Триеста на Адриатическом море

(пауза)

железный занавес опустился на континент»[284].

Профессор Хьюмс подчеркивает, что не нужно бояться делать паузы во время выступлений.

«Не забывайте, что паузы – это мощнейшее оружие во время чтения текста, – объясняет он. – Пауза может показаться вам целой вечностью, но для слушателей она длится всего микросекунду, именно ту микросекунду, которая акцентирует внимание, играет на предвкушении и помогает лучшему усвоению услышанного материала»[285].

МНЕНИЕ ЭКСПЕРТА: «Не забывайте, что паузы – это мощнейшее оружие во время чтения текста. Пауза может показаться вам целой вечностью, но для слушателей она длится всего микросекунду, именно ту микросекунду, которая акцентирует внимание, играет на предвкушении и помогает лучшему усвоению услышанного материала».

Профессор Джеймс Хьюмс

Несмотря на международную славу мастера публичных выступлений, Черчилль не был прирожденным оратором. И в первую очередь это объяснялось его физическим недостатком – шепелявостью. Любого другого это могло бы смутить и навсегда отбить желание выходить на трибуну, но только не потомка герцога Мальборо. Часами проговаривая многочисленные скороговорки типа The Spanish ships I cannot see since they are not in sight, Черчилль смог значительно улучшить дикцию. Но и это еще не все. По словам его сына Рандольфа, он использовал остаточные явления врожденного дефекта для «создания собственного, характерного и неповторимого, стиля публичных выступлений»[286].

В своем эссе «Леса риторики» Черчилль следующим образом описывал формулу «дефект – эффект»:

«Иногда легкое, едва заметное заикание или какой-либо другой физический недостаток могут оказать добрую услугу, приковывая внимание публики»[287].

ГОВОРИТ ЧЕРЧИЛЛЬ: «Иногда легкое, едва заметное заикание или какой-либо другой физический недостаток могут оказать добрую услугу, приковывая внимание публики».

Шепелявость, хотя и едва заметная, была далеко не единственным «снарядом» в патронташе нашего героя. Черчилль был мастером мелких штрихов и иногда одной только интонацией мог передать мысль, вызвать нужный настрой. В этом отношении очень характерно произношение слова «нацисты» – Nazis. В его устах оно звучало, как Nahrzzees. По словам историка Уильяма Манчестера, Черчилль сознательно прорабатывал столь идиосинкразическую транскрипцию, чтобы на слух восприятие всего, что связано с нацизмом и Гитлером, звучало настолько вульгарно и противно, насколько это возможно[288].

В начале 1950-х годов американский политик и дипломат Эдлай Стивенсон спросил Черчилля, с кого он брал пример, формируя собственный стиль публичных выступлений.

«Моей моделью был Бурк Кокран, именно у него я научился, как покорять многотысячную толпу, – ответил он. – Кокран научил меня использовать каждую ноту моего голоса, как будто это гигантский орган»[289].

За годы тренировок Черчилль научился филигранной технике управления собственным голосом. Для него голос действительно был музыкальным инструментом, играя на котором он достигал потрясающих успехов в повышении убедительности своих речей.

ЛИДЕРСТВО ПО ЧЕРЧИЛЛЮ: За годы тренировок Черчилль научился филигранной технике управления собственным голосом. Для него голос действительно был музыкальным инструментом, играя на котором, он достигал потрясающих успехов в повышении убедительности своих речей.