Зима на разломе (Ближний Восток, 1993-94)

      Поскольку работы стало больше, Рони Малка прислал нам нового волонтера - англичанина Дэниела. Но Дэниел как-то не вписался в Хай-Барскую жизнь. Работать ленился, в биологии не разбирался, все у него ломалось. Беню же больше всего возмущало, что он каждый вечер приходил в гости, а продуктов не приносил. Все вздохнули с облегчением, когда гиены прокусили ему ягодицу и он уехал домой - произошло это через месяц.
      Обидно было уезжать, не увидев, как вырастут и окрепнут все, кто родился зачастую у тебя на глазах - осленок, страусята, лисята, котята и прочие. Но я и так уже пробыл в Израиле на месяц больше, чем рассчитывал.
      Я позвонил в МВД и узнал, что они по ошибке отправили паспорт не туда и он потерялся. Оформление нового заняло бы пару недель, а мне через три дня пора было идти в армию. Бюрократия победила. Пришлось срочно придумывать, как слинять из страны, в которую только что с таким риском возвращался.
      К счастью, я вспомнил, что по решению суда в Гааге при передаче Табы египтянам за жителями Израиля осталось право безвизового въезда в этот пограничный поселочек. Я помчался в Эйлат и за пару часов поставил в египетском консульстве туристическую визу в свой российский паспорт и в израильские - моих друзей.
      Потом явился в местный офис военкомата.
      Дежурный офицер читала "Унесенных ветром". При моем появлении она машинально поправила уставную бретельку, но глаз от книги не подняла.
      - Мне послезавтра в армию, - начал я.
      - Поздравляю.
      - Спасибо! Друзья хотят устроить проводы.
      - Естественно, - она перелистнула страницу.
      - Но с деньгами у нас не очень, так что мы решили смотаться в Табу там дешевле.
      - Счастливого пути.
      - Мне нужно разрешение на выезд.
      Она достала из кармашка рулон бумажек, похожих на трамвайные билетики, написала на одной "24 часа", оторвала и протянула мне.
      - До свидания.
      - Пока, - ответил я и побежал на автовокзал.
      Мы с Беней пулей влетели в джип, закинули на заднее сиденье канистру говяжьей крови (я собирал ее с мясных туш по стакану всю последнюю неделю), забрали в Эйлате Давида, Джин-Тоника, Реувена, Володю Локотоша и пару аквалангов и поехали на КПП. Была пятница, и банки уже закрылись, но я надеялся сменять шекели на доллары на границе, что нетрудно сделать, если выезжаешь через аэропорт Бен-Гуриона или портХайфы.
      Но Израиль есть Израиль. Как раз на этой границе шекели меняли только на египетские пиастры, а это еще более сомнительная валюта, так что сменял я совсем чуть-чуть: может, в Каире повезет больше.
      Мы мчались на юг по берегу Синая. Это побережье - одно из самых удивительных на свете. Горы здесь еще пустыннее, чем под Эйлатом, потому что дожди бывают раз в несколько лет, а там, где есть хоть какая-то растительность, ее уничтожает бедуинский скот. За двести с чем-то километров пути до южной оконечности полуострова можно насчитать около сотни чахлых акаций и столько же травинок.
      Если посмотреть на море, оно покажется таким же безжизненным, но наметанный глаз заметит торчащие из воды веточки кораллов, а иногда мелькнувший спинной плавник рыбы-попугая. Красное море не только самое соленое и теплое из морей Мирового Океана, но и одно из самых богатых по разнообразию обитателей, что довольно странно, поскольку появилось оно недавно - около 20 миллионов лет назад. По сути дела, это свежая трещина в земной коре, которая постепенно расширяется и продвигается дальше на север. Акабский залив, Арава, впадина Мертвого моря и долина Иордана - ее самые молодые участки, еще не достигшие такой глубины, как южная часть моря. Если израильтянам удастся сдерживать арабов еще миллиончик-другой лет, они окажутся разделены морем, а потом и молодым океаном - ведь и Атлантика когда-то начиналась с заурядной цепи разломов.
      За курортным городком Шарм аш-Шейх мы свернули с дороги и поехали на мыс Рас-Мухаммед, которым оканчивается Синай. Здешние рифы входят в десятку самых богатых в мире и пользуются известностью среди подводников всех стран, особенно один, называемый Акулья Обсерватория.
      На западной стороне мыса берег низкий, а риф отделен широкой лагуной с горячей от солнца водой, но на востоке побережье обрывистое, и там много уютных бухточек, в которых каким-то чудом не оказалось туристов. Мы разбили лагерь и подошли к воде.
      Риф образовал своего рода уступ, отходивший от берега метров на тридцать.
      Глубина здесь была по колено, а за краем рифа - сразу полкилометра. Среди коралловых кустов лежали роскошные скаты - защитно-зеленые с яркими сочно-голубыми пятнами. Одев маску, я шагнул с края рифа и повис над темной бездной, наполненной тысячами разноцветных рыбок, словно лес золотой осенью, когда порыв ветра сорвет с веток тучи листьев. Мрачные барракуды неподвижно висели в толще воды челюстями к рифу, словно взведенные самострелы. Навстречу им выглядывали зеленые мурены. Медленно двигаясь вдоль изгибов коралловой стены, я встретил черноперую акулу, так же сосредоточенно патрулировавшую риф. Я замер, растопырив руки и ноги, чтобы казаться больше, и она прошла подо мной, с опаской поглядывая в мою сторону.
      В течение последующих полутора дней мы почти не вылезали из теплой воды. Кроме черноперых, нам встречались белоперые акулы, довольно приличных размеров, но и они вели себя корректно. Только если кто-то пытался подплыть ближе, они чуть выгибали спину и открывали пасть, как напуганная кошка. Тут лучше остановиться, особенно если рыба заметно длиннее вас.
      Днем и ночью бултыхаясь в море, мы познакомились с таким множеством интересных существ, что всех не перечислишь и на десятке страниц. Светящиеся кальмары и меняющие цвет осьминоги, электрические скаты и трехметровые окуни-мероу, видов двадцать рыб-бабочек и громадные косяки синих морских ласточек... Акваланги дали нам возможность совершить по короткой вылазке вглубь, пока не кончился воздух и не протекла вода в фонарик. Но там, в царстве красных растений и животных (без подсветки они кажутся черными, потому что туда проникают только сине-зеленые лучи), было все же не так интересно, как наверху.
      Лишь самые крупные обитатели моря - дюгонь, скат-манта, рыба-пила - не почтили нас посещением, но у нас было средство приманить кое-кого из больших рыб. На второй вечер мы стали по кружке лить в море говяжью кровь из канистры. Через два часа стемнело, а кровь кончилась, но к тому времени, лежа в безопасности на краю рифа, мы могли увидеть вполне достаточно. Вся толща воды, на сколько она просматривалась (а море здесь удивительно прозрачное), была наполнена акулами - небольшими черноперыми, массивными белоперыми, изящными голубыми, суровыми, как профессиональный киллер, акулами-мако, резковатыми в движениях молотами.
      Пятиметровая тигровая акула возникала из темноты с интервалом в несколько минут и проходила мимо, грозная, как линкор. Мы, конечно, не отказали себе в удовольствии соскочить на несколько секунд с рифа, но отплыть подальше никто не решился.
      Утром мы отдали остатки продуктов жившим в бухте песчаным лисичкам и уехали в горы. Путаясь в колеях, отыскали путь в самую высокую часть Синая, к двум горам, на которых зимой бывает снег - Джебель-Муса и Джебель-Катарина. Первая из них известна тем, что на ее вершине бог дал Моисею скрижали Завета, а под второй стоит старый и очень красивый монастырь.
      Странные тут горы. Из-за того, что почти нет осадков, нет и высотной поясности, и склоны на высоте двух километров ничем не отличаются от тех, что поднимаются над морем. Только по самым макушкам торчит низенькая травка. Постояв на обеих вершинах и посмотрев на довольно мрачный пейзаж, мы простились. Друзьям пора было возвращаться в Землю Обетованную, а мне в Египет, откуда мои предки смылись с таким трудом.
      Джип скрылся за поворотом, я сел в туристский автобус и поехал на северо-запад.
      Хотя через несколько дней мне предстояла встреча с Ирочкой, по которой я отчаянно соскучился, все равно было грустно. Увидимся ли мы еще когда-нибудь с ребятами, не говоря уже о девушках, доставивших мне столько чудесных минут? Я теперь если и смогу вернуться в Израиль, то только по российскому паспорту, а ведь для этого нужно приглашение, виза...
      Мы проехали раскаленную пустыню Ат-Тих, где нет ничего, кроме разрушенных мечетей и старых орлиных трупов, и вскоре прямо среди барханов показался огромный океанский пароход, величественно двигавшийся через равнину. Это был Суэцкий канал.
      Автобус прошел через тоннель на африканскую сторону, а там я на первой же остановке договорился с парой немецких туристов, и они подвезли меня через горы Нубии в Карнак. Нубийская пустыня - самая сухая в Африке, здесь есть места, где дождя не было сто-двести лет. Но в глубоких вади попадаются живые акации, а на песке - следы птиц и насекомых.
      Покатавшись автостопом по древним городам Верхнего Египта, я сплавился на попутной барже по Нилу в Каир.
      Конечно, испытываешь некоторый шок, попав из пустыни в город с населением вдвое большим, чем во всем Израиле. К тому же стояли Дни Сета, когда из Сахары дует горячий пыльный хамсин и весь Египет словно накрыт мутным серым одеялом. Я воспользовался советом Джин-Тоника, который много раз бывал тут, и взял такси.
      Таксист, которому посчастливилось найти клиента-интуриста, берет на себя функции экскурсовода, охранника, справочного бюро и няньки. Мой не был исключением. Но когда я изложил ему ситуацию с шекелями, это поставило его в тупик. Мы безуспешно объехали несколько банков, а потом помчались на главную тусовку каирских таксистов - к Центральному Музею.
      - Ты пока посмотри музей, - сказал Абдаллах, а я посовещаюсь с коллегами. Жду тебя через три часа.
      Пока я гулял среди сокровищ гробницы Тутанхамона и прочих чудес, Абдаллах провел консилиум, на который собралось несколько десятков человек. К моему возвращению они как раз готовили вердикт.
      - В принципе, поменять шекели на доллары невозможно, - сказали старейшины таксистов. - Но если ты в пять утра будешь на площади перед отелем "Синдбад", то, может, тебе и повезет. Оттуда отходит автобус в Тель-Авив.
      Абдаллах доставил меня в самый дешевый отель, а утром отвез на площадь.
      - Дальше ты уж сам действуй, - сказал он, - со мной белые господа и разговаривать не станут.
      Я бы на месте западных туристов, к которым мне пришлось подойти на автобусной остановке, даже доллара не сменял такому подозрительному типу, но они были доверчивые, и до ухода автобуса я наменял пятьсот баксов - как раз на билет Аэрофлота.
      Таксист свозил меня в аэропорт, я взял на вечер билет, а потом прокатился с ним на окраину города, в Гизу. Мы облазили пирамиды, сфинкса и кусок пустыни, которая словно отгорожена пирамидами от улиц Большого Каира.
      У дверей аэропорта я спросил Абдаллаха:
      - Сколько я тебе должен за эти два дня?
      Мужик страшно смутился. Минуту он боролся с собой, не решаясь назвать чудовищную сумму, потом все же решился и, виновато глядя на меня, пробормотал:
      - У меня пятеро детей, господин. Простите бедного араба. С вас десять долларов.
      - Кусаммак! - вскричал я в сердцах. - Так ты всегда будешь бедным, хабиби! - И, отдав ему все оставшиеся доллары (двенадцать), улетел в мокрую весеннюю Москву.
      Один хороший друг потом выручил меня: захватил с собой шекели, когда летал в Израиль по делам, и поменял там на доллары. Но к тому времени в Индии муссонные дожди шли полным ходом, так что я проторчал в Москве целый год. Конечно, в конце концов трудовые денежки все равно были потрачены не зря, то есть на путешествия.
      Ирочка к моему возвращению подцепила "нового русского" по кличке Сидоров-по-маме (по папе он был зубной врач), который считал себя крутым мафиози, но на самом деле оказался дешевым фраером. Я даже унизился до вульгарного мордобоя, однако с Ирочкой так ничего путного и не вышло. Мы потрахались еще месяца три-четыре, повыясняли отношения (вот что я делать ненавижу, как и большинство нормальных мужчин) и расстались. Я очень долго переживал из-за нашего драматичного разрыва, но время, как известно, лечит любые раны, и через неделю-другую я уже начал встречаться с моей будущей женой.
      Позже Ирочка снова звонила мне, но мне все эти приключения уже надоели, да и сколько можно расставаться и возвращаться? Сидоров-по-маме, насколько я знаю, тоже остался ни с чем, так что Ирочка, кажется, теперь одна - вот это обидно. У меня остается какое-то чувство вины, если я знаю, что девушка, с которой я встречался, так и не устроила свою личную жизнь.
      В Израиле вскоре начались большие перемены, которые коснулись и тихого Эйлата.
      Все "русские" городка разделились между двумя крыльями "Русской партии", и разборки доходят чуть ли не до баррикадных боев. Эти вышла замуж за сына мэра, но мэр скоро дожен смениться, и ходят слухи, что его место займет Аила, которая работала со мной в Хай-Баре. Оленька вроде бы собиралась замуж за израильтянина.
      О Надин, Лейли, Кэри, Мириам и других мне ничего не известно. Джин-Тоник ухитрился нелегально поселиться в Канаде. Давид защитил диссертацию и остался в Хай-Баре (естественно, все равно на самой низкой должности, хотя он там единственный сотрудник с биологическим образованием). Беню уволили, как только Министерство Абсорбции перестало платить ему половину зарплаты. Теперь он тянет лямку в какой-то турфирме, а вот Маринку успел устроить экскурсоводом в Хай-Бар, так что живут они, по крайней мере, вместе.
      Тони Ринг добился, чтобы его взяли обратно в ветеринарную клинику, усыплять собак и кошек. Директором Хай-Бара стал Ивтах. Прослужив на этой должности пару лет (а всего в Хай-Баре восемь), он наконец понял, что его настоящее призвание - художественная керамика, но уходить не собирается. Пока что дела в заповеднике идут не так плохо, как можно было ожидать, но это скорее инерция. После того, как Беня добился размножения ослов, их потихоньку становится все больше. Часть ориксов вывезли в северную часть Аравы. С аддаксами все по-прежнему: почти весь молодняк убивают волки.
      Мойше и его подружку Беня выпустил в песках под Ниццаной. Тепа и Шарик выросли и наводят ужас на весь Эйлат. Наверное, там произошло еще много интересного, но съездить и посмотреть я пока не решаюсь из-за армии, а с Беней общаюсь по телефону. Когда на днях я с ним говорил, в минусе у него было уже пять тысяч долларов - значит, уважают. Водить как следует машину он, похоже, так и не научился: недавно застрял с друзьями в Негеве, и пришлось идти пешком в ближайший киббуц, чтобы вызвать по телефону Давида с "Нивой". Думаю, что в конце концов я сумею вытащить его в Москву или еще куда-нибудь.
      Ведь мир слишком прекрасен, чтобы долго жить на одном месте.
      Все мы скоро загнемся
      Наша роль коротка,
      И уже не вернемся
      К морю и облакам.
      Испытать все на свете
      Постарайся успеть,
      От рожденья до смерти
      Жизнь, как песню, пропеть.
      Каждый день, как последний,
      С наслажденьем прожить,
      А несчастья и беды
      На потом отложить.
      Радость каждой минуты
      Надо выпить до дна,
      Даже в чаше цикуты
      Видеть сладость вина.
      А что все ненадолго
      Позабудь, не грусти:
      На короткой дороге
      Меньше скуки в пути.