Дракон и король Подземья (Дракон и Джордж - 7)

      - Все уладили? - спросил Чендос, войдя вместе с Анджелой и Джимом в Большой зал.
      - Думаю, да, - ответил Джим.
      - Ваши слуги прекрасно знают свои обязанности, - сказал сэр Джон. Достаточно одного вашего слова, и ваши распоряжения незамедлительно выполняются. Лишь одна женщина позволила задать вопрос леди Анджеле.
      - Весьма любезно с твоей стороны похвалить наших слуг, - ответил Джим. Надеюсь, ты не разочаруешься в них, когда они станут прислуживать за столом. Кстати, почему бы вам с леди Анджелой не приступить к трапезе. Ты проголодался с дороги. А я хочу снять мантию. Поднимусь наверх, переоденусь и присоединюсь к вам.
      Посчитав согласие Джона Чендоса и Энджи само собой разумеющимся, Джим направился в спальню. Внезапно по его спине пробежали мурашки. Какого черта он нацепил на себя эту мантию, раз не имеет права носить ее? Чем скорее он снимет ее, тем лучше. Джим вышел на лестницу и, вздохнув, принялся преодолевать крутые ступеньки. Мало-помалу настроение у него портилось. Трюк, который он проделал со слугами, стал казаться ему не только бессмысленным, но и пагубным. Рано или поздно они поймут, что он просто-напросто одурачил их, и станут относиться к нему с еще большим пренебрежением. Тайное сплошь и рядом становится явным. А для Анджелы он и вовсе не представляет загадки. Вернее всего, она сразу поняла, что он ломает комедию, и только сделала вид, что поверила в ту угрозу, которой он стращал слуг. Не окажется удивительным, что его раскусил и Джон Чендос. Возможно, рыцарь не раз усмехнулся, следя за разыгрывающейся во дворе сценой, а, запечатлев ее в памяти, как-нибудь припомнит в удобном для себя случае.
      Обуреваемый невеселыми мыслями, Джим вошел в спальню. Он снял мантию, аккуратно положил ее на кровать, затем встал посреди комнаты и, возвысив голос, выпалил в пустоту:
      - Каролину с!
      Ответа не последовало.
      - Кинетете!
      Ни звука в ответ.
      Джим немного помедлил и снова возвысил голос:
      - Кинетете, возможно, ты слышишь меня. Передай Каролинусу, что я надел красную мантию, не подумав, повинуясь мимолетному побуждению. Я хотел приструнить слуг, только и всего. Я уже снял мантию и не надену ее до тех пор, пока не заслужу права носить ее. Если я кому-то причинил зло, то я один виноват в этом.
      Тишина. Никакого ответа.
      Джим потоптался на месте, снова вздохнул и вышел из комнаты.
      Внезапно новая мысль мелькнула в его замутившейся голове:
      Анджела не преминет спросить, не заходил ли он к М эй и как она себя чувствует.
      Спустившись на первый этаж, Джим пошел вдоль изогнутой стены башни, машинально посматривая на двери выходивших в коридор комнат. Джиму казалось, что его оставили силы. Он чувствовал ту же опустошенность, которая снедала его после злополучного сражения в Камберленде. Каждый шаг давался ему с великим трудом, словно он шел не к Мэй, а к постели раненого им Брайена.
      По телу Джима прополз колючий озноб. Разве он рыцарь? А какой из него маг? Он чужой в этом мире. И Энджи, как бы ей ни хотелось обратного, тоже чужая...
      Внезапно Джиму попалась на глаза полуоткрытая, осевшая на разболтавшихся петлях дверь. Он заглянул в комнату. На широкой кровати, устремив глаза в потолок, лежала Мэй Хизер. Джим постоял в нерешительности несколько секунд, а потом, овладев собой, открыл настежь дверь и вошел.
      - Мэй! - позвал он.
      - Милорд! - подала голос Мэй Хизер, пытаясь выбраться из постели.
      - Лежи, лежи, - приблизившись к кровати, проговорил Джим. - Я заглянул к тебе на минутку. Как ты себя чувствуешь?
      - Хорошо, милорд. Действительно, хорошо. На этой большой кровати я чувствую себя настоящей принцессой.
      - Вот и лежи здесь, пока не поправишься.
      - Мне надо в буфетную, милорд, помогать миссис Плайсет. Я на самом деле хорошо себя чувствую.
      Хотя Мэй и помыли, вид у девочки был довольно жалким: все лицо покрывали синяки и царапины.
      Джим участливо посмотрел на нее, хотя хорошо знал, что окружающие его люди воспринимали сочувствие как насмешку над своей слабостью. Недаром Кинетете остановила Энджи, когда та попыталась посочувствовать Камберленду. И все же Джим не мог уйти, не утешив Мэй. Он взял стул и сел рядом с девочкой.
      - Скажи, Мэй, - начал он, - почему вы с Томом так часто деретесь?
      - Мы деремся с ним не чаще других. Дерутся все.
      - А отчего за вашей дракой каждый раз наблюдают слуги и стражники?
      - Не знаю, милорд. Может быть, потому, что мы деремся с ним во дворе, рядом с кухней.
      Джим понял, что большего от Мэй не добиться. Внезапно он вспомнил подслушанный разговор между Николасом и Бартоломью. Только сейчас его осенило, что солдаты делали ставки на исход драки между Томом и Мэй и обсуждали свои шансы на выигрыш. Да разве Мэй признается, что на них с Томом ставили?
      На всякий случай Джим поинтересовался:
      - Может быть, среди слуг или стражников есть такие, кто заинтересован в исходе ваших драк с Томом?
      Мэй побледнела. На нее было жалко смотреть.
      - Поговорим об этом как-нибудь в другой раз, - покладисто сказал Джим, подымаясь со стула. - А сейчас постарайся уснуть.
      - Милорд, я хочу кое о чем рассказать тебе! - выпалила неожиданно девочка.
      Джим удивленно взглянул на нее и снова опустился на стул.
      Мэй отвела глаза в сторону и приступила к рассказу:
      - Ты должен знать, милорд! И миледи тоже! Мы с Томом с раннего детства были как близнецы: одного возраста, одного роста, одной внешности. Мы враз попали сюда на работу и были рады, что станем жить под одной крышей.
      Мэй замолчала и взглянула на Джима сияющими глазами.
      - Я понятно рассказываю, милорд?
      - Вполне, - одобрительным тоном ответил Джим. Мэй опять отвела глаза в сторону.
      - Но потом вышло так, что я стала перегонять Тома в росте. - Мэй взглянула на Джима. - Ты же знаешь, милорд, как это бывает с девочками?
      Джим кивнул.
      - Поначалу мы дрались с Томом на равных, - продолжила Мэй, - а потом, когда я стала сильней и выше его, победа всякий раз доставалась мне. Я попросила Тома не задираться, а он все лез и лез на рожон, стараясь доказать свою силу, да все понапрасну. На Тома стали косо посматривать.
      - Ты хочешь сказать, что слуги стали над ним посмеиваться?
      - Хуже того, милорд. Его стали дразнить. А один стражник бросил Тому в лицо, что ему ни в жизнь не стать настоящим мужчиной, а когда Том предложил этому типу подраться, тот ответил, что не станет марать руки о парня, которому не по силам побить девчонку.
      Мэй судорожно вздохнула, на мгновение замолчала, а затем, взглянув Джиму в глаза, твердо произнесла:
      - Мы с Томом собираемся пожениться, милорд. Ему не найти лучшей жены, а мне - лучшего мужа.
      - И поэтому ты сегодня позволила Тому победить тебя?
      Мэй стремительно села в постели и, сверкнув глазами, воскликнула:
      - Я не поддалась! Я никому не уступаю, милорд! Даже Тому.
      - Извини, Мэй, я не хотел обидеть тебя, - промямлил Джим.
      - Том победил честно! - добавила девчонка, дрожа от волнения.
      - Я верю тебе. Ляг.
      Мэй опустила голову на подушку.
      - Том победил честно, - тихо повторила она. - Он стал настоящим мужчиной и теперь надает любому, кто вздумает потешаться над ним. Мы поженимся, когда поспеет урожай яблок.
      Джим взглянул на девочку со смешанным чувством жалости и уважения. По существу, Мэй и Том были еще детьми. Однако время диктовало им вступить во взрослую жизнь, и они не страшились ее.
      Джим встал со стула и потянулся рукой к кожаному кошельку, висевшему у него на поясе. Он вынул оттуда монету и протянул ее девочке со словами:
      - Тебе на свадьбу.
      Мэй машинально взяла монету и во все глаза уставилась на кружок.
      - Целый золотой леопард, милорд? - удивилась она.
      Леопард равнялся трем шиллингам, а одного шиллинга хватало рыцарю, чтобы вместе с оруженосцем снарядиться в поход. Но хотя Мэй и правильно оценила достоинство подаренной ей монеты, Джим готов был поклясться, что она впервые держит деньги в руках. Мэй осторожно сжимала монету пальцами, словно боясь, что та рассыплется в прах, если нажать на нее сильнее.
      - Свадебный подарок, - повторил Джим. - А теперь спи. Тебе надо восстановить силы.
      Мэй послушно закрыла глаза.
      Джим вышел из комнаты, оставив дверь приоткрытой, и медленно побрел по проходу. Внезапно мысли его потекли по новому направлению. Черт его дернул дать Мэй леопард! Теперь каждый, кому не лень, постарается под удобным предлогом выудить у него деньги. Он дал Мэй слишком много. За глаза и за уши ей хватило бы и гроута, серебряной монеты, равной четырем пенсам.
      Расчувствовался, отдал Мэй единственный леопард, который у него был, а если Энджи узнает об этом... Джим поморщился: о последствиях лучше было не думать. Что сделано, то сделано. Может быть, леопард принесет Мэй счастье...
      Джим остановился. Новая мысль пришла ему в голову. А что если Мэй не заснула? С нее станет попытаться проглотить леопард, чтобы понадежней его припрятать. Монета слишком большая - Мэй может поперхнуться и умереть.
      Джим быстрым шагом пошел обратно. Должно быть, еще не поздно поменять леопард на гроут, сославшись на собственную рассеянность. Он подошел к полуоткрытой двери и заглянул в комнату. Мэй лежала в постели с закрытыми глазами, положив на грудь сжатую в кулак руку. Две слезы скатывались с ее щек. Нечего было и думать, чтобы заменить леопард на гроут.
      Джим открыл дверь пошире, чтобы убедиться в том, что Мэй спит. Дверь скрипнула, Мэй открыла глаза. Джим отпрянул от двери.
      - Милорд! - послышался голос девочки. - Прошу тебя, зайди в комнату. Я хочу сказать тебе кое-что.
      Джим тяжело вздохнул и вошел.
      Мэй сидела в постели, вытянув вперед руку. На раскрытой ладони, поблескивая под солнечными лучами, пробивающимися сквозь окно, лежал леопард.
      - Прошу тебя, милорд, - тихо сказала Мэй, - забери его обратно.
      - Почему? - удивился Джим. По лицу Мэй снова потекли слезы.
      - Я боюсь, что леопард принесет мне несчастье.
      - Чепуха! - отрезал Джим, почувствовав, что теперь ни за что не возьмет монету назад. - О каком несчастье ты говоришь? Ничего плохого с тобой не случится. Поверь мне. Ты же знаешь, я - маг.
      - А вы с миледи не покинете нас?
      - Конечно, мы .. - Джим запнулся, запутавшись в собственных мыслях. - Да нет, а почему ты спрашиваешь об этом?
      - Мы не хотим, чтобы вы оставили нас. Не только мы с Томом, но и все в замке.
      - Но почему?
      - Потому что мы любим вас, и тебя, и миледи. Никто в замке не может и помыслить о других господах. Если вы уедете, все пойдет прахом. Вы не оставите нас, милорд?
      Джим поежился: на глазах Мэй опять показались слезы.
      - Нет, - ответил он хриплым голосом. А что другое он мог сказать? Разве Энджи оставит здесь Роберта? Никогда. А представить себе, что она заберет ребенка с собой, оторвав от мира, в котором он появился на свет и который сулит ему безбедную жизнь, было также немыслимо.
      - С чего ты взяла, что мы собираемся вас покинуть? - спросил Джим.
      - Вас все любят. Таких хозяев больше нет во всей Англии. Все стараются вам угодить. Однако ты, милорд, в последнее время никого не жалуешь. Вот мы и решили, что ты с миледи собираешься нас оставить. Люди в замке думают не только о себе, но и своих детях. У нас с Томом тоже будут дети, а они смогут чего-то добиться в жизни лишь в том случае, если ты и миледи останетесь вместе с нами. Пожалуйста, милорд, забери леопард обратно - я тогда успокоюсь и буду думать, что все сложится хорошо.
      Джим потянулся к Мэй и тихонько пожал ей пальцы.
      - Оставь себе леопард, - твердым голосом сказал он. - Обещаю тебе, что мы с миледи вас не покинем. А если случится что-нибудь непредвиденное, даю тебе слово мага и рыцаря, что люди в замке не станут терпеть нужды и лишений до конца дней своих. Теперь ты довольна?
      Мэй пристально посмотрела на Джима и разрыдалась.
      - Да, милорд, - прошептала она сквозь слезы, сжимая в руке леопард.
      - Вот и хорошо, - сказал Джим и быстрым шагом вышел из комнаты.
      Глава 41
      Джим шел в Большой зал, охваченный восторгом и счастьем, хотя в глубине души и ощущал груз ответственности за данное им слово не оставлять своими заботами людей Маленконтри. Отступать от данного слова было не принято. Джим нисколько не сомневался, что весть о его обещании разлетится по замку с быстротой молнии.
      Он привык думать о своих людях как об отдельных личностях, индивидуумах. До разговора с Мэй ему не приходило в голову, что они являются и неким сообществом, объединением лиц, имеющих одни стремления и общие цели. Это сообщество пополнялось - рождались дети, хотя об их появлении на свет слуги умалчивали. В замке даже была скрытая от хозяйских глаз детская, в которой мамаши ходили за новорожденными. Молчаливое согласие господ на воспитание детей в замке, который давал младенцам и стол, и кров, в полной мере устраивало обитателей Маленконтри.
      Неудивительно, что Мэй Хизер связывала судьбу своего будущего потомства с Анджелой и Джимом. И все-таки суть была не в расчете слуг на доброту и снисходительность хозяев. Джим ощутил с полной несомненностью, что слуги любят его. Он ускорил шаг: его так и подмывало рассказать жене о своем открытии.
      В буфетной на Джима не обратили никакого внимания - слуги разогревали пищу к столу. В Большом зале его встретил голос Энджи:
      - Джим, посмотри, кто у нас!
      Слева от Анджелы сидела Кинетете, на следующем стуле устроился Каролинус. Маг был бледен, однако глаза его лукаво поблескивали. Зато Кинетете окинула Джима проницательным взглядом. По его спине пробежал холодок.
      - Кинетете, я пытался связаться с тобой, но ты не откликнулась, пролепетал Джим. - Ты не уделишь мне пару минут? Я хочу поговорить с тобой наедине.
      - Нашел время секретничать! - ответила Кинетете, - Может быть, ты разделишь нашу компанию? Садись рядом с Каролинусом, только не докучай своему учителю.
      Джим поплелся к столу. Брайена, Геронды и Дэффида все еще не было, зато к Джону Чендосу присоединились молодые рыцари из его свиты. Они усердно налегали на еду, нимало не смущаясь тем обстоятельством, что сидят за одним столом с двумя магами самого высокого ранга.
      Джим подсел к Каролинусу. Ответив кивком на его приветствие, маг перевел взгляд на Анджелу и, продолжая разговор, начатый до прихода Джима, мечтательно произнес:
      - Собираюсь вернуться в свой домик. Отдохну в тиши, без сумятицы, в кругу книг и милых сердцу вещей.
      - Это так понятно... - в полной мере посочувствовать Каролинусу Энджи не успела: над ее ухом склонился слуга. Выслушав сообщение, Анджела обвела глазами гостей, извинилась и торопливо пошла в буфетную.
      Джим даже не проводил ее взглядом. Слова Каролинуса повергли его в смущение. Он вспомнил о чаше, изъятой из домика мага.
      Джим помялся, вздохнул и сказал с тоской в голосе:
      - Каролинус, когда я был в королевском дворце, мне понадобился магический кристалл, а в Святой Земле я видел, как один маг смотрел в чашу с водой, чтобы получить нужные ему сведения. У меня не оказалось под рукой подходящего сосуда, и я воспользовался твоей чашей, которую переправил с помощью магии из твоего домика во дворец.
      Каролинус задвигал бровями вверх и вниз и хмуро спросил:
      - Какой чашей?
      - Да совсем невзрачной на вид. Я был уверен, что ты не станешь...
      - Какую чашу ты забрал без спросу из моего домика. - " громыхнул маг.
      - Глиняную, зеленоватую...
      - Мою китайскую чашу цвета морской волны! Да знаешь ли ты, что этой чаше три тысячи лет? Ее изготовили во времена Иньского царства. Где она?
      Джим оторопел. Он опустил глаза и тихо пробормотал:
      - Я точно не помню.
      - Не помнишь? - взревел Каролинус.
      - Я тогда закрутился, у меня было много дел, - пролепетал Джим, затем неожиданно встрепенулся, поднял голову и громко проговорил:
      - Гоб, если ты слышишь меня, скажи, не знаешь ли ты, где чаша из домика Каролинуса.
      - Прошу прощения, милорд, - раздался тоненький голосок.
      Из камина выплыла струйка дыма. На ней сидел гоблин. Он подлетел к Джиму, спрыгнул со струйки и уселся на стол, держа за спиной руки.
      - Прошу прощения, милорд, - повторил Гоб. - Ты оставил чашу без присмотра, а я.., ой! - Гоблин прикрыл рот ладошкой, заметив сердитый взгляд Каролинуса.
      - Ты потерял мою чашу? - вскричал маг, повернувшись к Джиму.
      - Не беспокойся, милорд Каролинус, - прощебетал гоблин. - Я подумал, что твоя чаша понравится детям, которых я катаю на струйке дыма, и, когда она попалась мне на глаза, я припрятал ее. Вот она! - Гоблин вытащил из-за спины руку, в которой держал глиняную посудину. - С ней вовсе ничего не случилось. Возьми ее, милорд маг.
      - Она вся в саже, - недовольно проворчал Каролинус, рассматривая чашу со всех сторон.
      - Я отчищу ее, - пискнул гоблин.
      - А заодно поцарапаешь, - буркнул маг. - Все! Она уже чистая.
      Чаша заблестела как новенькая.
      - И стоило волноваться из-за такой ерунды, Каролинус! - подала голос Кинетете. - Ты не бережешь себя. Повеселились и хватит.
      Оба мага исчезли и через мгновение появились снова.
      - Нет мы останемся! - воскликнул Каролинус.
      - Ты что, хочешь убить себя?
      - Я хочу провести этот вечер здесь, со своими друзьями.
      - Если ты еще раз распалишься, то доконаешь себя, - поучительно сказала Кинетете. - Ладно, оставайся, но только с одним условием: из Маленкон-три мы отправимся вместе ко мне домой, и ты останешься у меня до тех пор, пока полностью не поправишься. Иначе я умываю руки.
      - Из Маленконтри я отправлюсь в свой домик, - упрямо ответил маг.
      Кинетете испытующе посмотрела на Каролинуса и нехотя согласилась:
      - Пусть будет по-твоему.
      - Вот и прекрасно, - просиял маг. - Но раз ты так обо мне печешься, я могу поначалу нанести тебе короткий визит.
      - А сегодня, здесь, ты больше не разбушуешься?
      - Можешь не беспокоиться.
      - Ты даешь слово?
      - Если ты того хочешь... - Каролинус замялся, затем глубоко вздохнул и решительно произнес:
      - Хорошо. Я даю слово.
      Кинетете удовлетворенно кивнула и перевела взгляд на Джима.
      - А у тебя, Джеймс, оказывается, короткая память, - сказала она. - Ты совсем забыл, что сделал чашу невидимой и повелел ей следовать за тобой.
      - А как она оказалась у Гоба? - смущенно спросил Джим.
      - Я думаю, Гоб сам расскажет об этом. - Киненете поощрительно взглянула на гоблина.
      - Милорд, эта чаша сама мелькнула перед моими глазами, - защебетал Гоб. Там, в подземелье, как раз перед тем, как Хилл начал драться со своим дядей. Чаша падала сверху на пол, милорд. Я побоялся, что она разобьется, поймал ее и сунул под войлок. - Гоблин потупился и жалобно произнес:
      - Я подвел тебя?
      - Наоборот, Гоб, - ответил Джим. - Ты меня выручил.
      Личико гоблина расплылось в улыбке. Джим повернулся к магу.
      - Извини, Каролинус, - сказал он, - если бы я знал, что эта чаша так тебе дорога...
      Маг не слушал, он умильно смотрел на чашу и любовно ее поглаживал. Джим поднялся на ноги.
      - Прошу прощения, - громко сказал он, обводя глазами гостей, - я оставлю вас ненадолго. Мне надо поговорить с миледи.
      Джима все еще подмывало рассказать жене о своем разговоре с Мэй Хизер. Он торопливо пошел в буфетную и в дверях чуть не налетел на Анджелу. Она удивленно подняла на мужа глаза и отступила на шаг.
      - Пришлось взглянуть на пудинг, - сказала Энджи. Заметив, что Джим сияет от радости, она спросила:
      - Ты улыбаешься, как чеширский кот. Что случилось?
      Джим обвел глазами буфетную. Комната была полна слуг, а над пудингом хлопотала сама Гвинет Плайсет, вставшая на время из-за праздничного стола.
      - Выйдем на лестницу, - шепнул Джим жене. На площадке у ступенек винтовой лестницы можно было не опасаться посторонних ушей.
      - Зачем ты взял без спросу у Каролинуса чашу? - спросила Анджела.
      - Расскажу тебе после, - ответил Джим. - Дело не в этом. Как мне было ни трудно, я дал слово Мэй Хизер. А Каролинус за столом тоже дал слово.
      - О чем ты толкуешь? - удивилась Энджи.
      - Мне надо о многом рассказать тебе, но не сейчас и не здесь, - смущенно ответил Джим. - Дело в том, что я дал слово Мэй Хизер обеспечить безбедное будущее всем нашим людям в том случае, если мы с тобой их покинем.
      - С чего ты взял, что мы их покинем? - возмутилась Энджи.
      - Я не исключал такую возможность. Мы могли бы оставить Маленконтри Брайену и Геронде. Но это не самое главное.
      - Да разве Маленконтри для нас не главное? - воскликнула Энджи и, немного помедлив, спросила:
      - Когда ты успел поговорить с Мэй?
      - Я зашел к ней по пути в Большой зал. Подумал, что ты захочешь узнать, как она себя чувствует.
      - И как она?
      - Ничего страшного, отделалась синяками. Энджи, я поговорил с Мэй, как ты советовала. Оказалось, что я ошибался. Слуги не испытывают к нам неприязни. Они любят нас и не мыслят жизни с другими хозяевами. Так сказала Мэй. - Лицо Джима разрумянилось, глаза сияли.
      Энджи еле сдерживала улыбку. Она видела, что Джим счастлив, а значит, была счастлива и сама.
      - Я же говорила тебе, - сказала Энджи. Джим обнял жену и поцеловал.