Веревочник

Все это дядя видел своими собственными глазами, но, будучи человеком неглупым, сразу же сменил имя и место службы, потому что те, кто видел, как Император болтался в золотой клетке, не задерживались на этом свете.

— Неплохая сказка, — усмехнулся кто-то из слушавших.

— Видите, Асарта сильнее Императора, — сказала жена Соннама.

— Если она еще жива.

— И если все это правда.

— Чушь. Сказки.

Большинство слушателей с этим согласилось. Даже в те времена, когда в Долине, как и во всей Империи, еще было волшебство, люди в него не очень-то верили. Может быть, потому, что за долгие-долгие годы ни один уважающий себя маг не заглядывал в их края.

Текли дни, сменялись времена года, лошадиная чума продолжала свирепствовать на равнинах, и то в одной, то в другой области Империи происходили волнения. На юге страны кипела такая смута, что императорские чиновники вообще забыли о существовании Долины и много лет никто не приходил собирать налоги. За это время успело смениться целое поколение.

Но однажды на рыночную площадь прибежали запыхавшиеся пастухи и принесли плохие вести. Они пасли свои стада на горных пастбищах и вдруг увидели свирепого вида всадников. Те смотрели сверху в Долину, о чем-то совещались и смеялись. Потом они развернулись и ускакали на север.

То было время, когда на рыночной площади сидели, потягивая сидр, сыновья тех, кто слушал когда-то историю об Асарте. Среди них был и сын Соннама, в чьих венах текла кровь храброго солдата. Когда все, выслушав пастухов, впали в отчаяние, он твердо сказал:

— Нам остается только одно. Мы должны взяться за оружие и сражаться.

Так они и сделали. Они напали на всадников из засады, но поскольку им было незнакомо военное дело, а у кочевников оно в крови, то им пришлось нелегко. Однако в конце концов враги отступили.

После этого жители Долины созвали совет. Одни говорили:

— Мы победили! Одолеем их и в другой раз.

— В следующий раз их будет больше, и они лучше подготовятся, — возражали другие. — Надо попросить помощи у Императора.

— Император хуже самих кочевников, — спорили третьи.

И вдруг кто-то сказал:

— Остается только позвать Асарту.

Конечно, это была шутка. Выражение «позвать Асарту» стало в Долине почти поговоркой. Кто-то ответил, тоже шутя:

— По крайней мере, это лучше, чем звать Императора.

— И в самом деле, — согласился другой, уже без иронии.

Никто не заметил, как шутка постепенно стала предложением, а потом переросла в решение, и они начали обсуждать, как его осуществить.

Соннам не слишком помог им. Он уже состарился, и память его ослабла.

— Асарта?.. — пробормотал он. — Да, да. Она запросила высокую цену.

Это их немного озадачило. Долина процветала, скот тучнел, и амбары ломились, но у людей не было ни денег, ни драгоценностей — ничего, что ценилось бы в Империи. Они собрали все, что смогли, и направили послов к Асарте. Так как половина ферм в Долине наследовалась по женской линии, то они выбрали пять женщин и пять мужчин.

С самого начала несчастья преследовали их. Одного убили, троих схватили по обвинению в неуплате налогов и продали в рабство, остальных ограбили и избили. Но хуже всего было то, что они ничего не узнали об Асарте. Все расспросы оказались напрасны — о ней не сохранилось ни памяти, ни предания.

Когда у них не осталось почти ничего, четверо сдались и вернулись домой ни с чем. Но один мужчина и одна женщина решили продолжить поиски, без гроша в кармане и почти утратив надежду. Их звали Рейель Ортальсон и Дирна Урласдотер. Они продолжали свой путь, выбирая дорогу наугад, пока не пришли в один город у бескрайней пустыни, которая ограничивала Империю с востока.

И вот однажды утром, сидя в тени городских ворот, Рейель и Дирна увидели двух женщин, идущих из пустыни, и услышали их разговор:

— Значит, вот так Асарта окончила свой путь…

— Не думала, что доживу до того дня, когда она решит уйти. Без нее мир изменится.

Люди из Долины вскочили и подбежали к ним:

— Вы знаете что-то об Асарте? Мы прошли долгий путь, чтобы найти ее.

Женщины покачали головой и ответили:

— Вы опоздали. Она удалилась в пустыню, чтобы окончить свои дни. Через час после восхода луны ее уже не будет.

— У нас еще есть время. Куда она пошла?

— На восток. Но вы не найдете ее, если она сама этого не захочет.

Рейель и Дирна наполнили фляги зловонной водой из бочки, стоявшей у ворот, и, ступая по раскаленному песку, отправились дальше на восток. Не было ни дороги, ни какой-нибудь тени. Грязной водой из фляг они смачивали себе лоб и плелись дальше. Пришло время, когда они поняли, что если сейчас не повернут назад, то умрут в пустыне. Но они продолжали идти, и когда солнце село и исчезли длинные тени, ползшие впереди них, они увидели скалу, в которой была пещера. В ней на испещренной надписями каменной плите, низко опустив голову, сидела старуха в сером одеянии.

Они вошли и остановились перед ней, боясь вымолвить хоть слово. Но старуха подняла голову и мягко сказала:

— Вы пришли по какому-то поручению. Хотите попросить меня о чем-то. Расскажите мне о вашей беде.

Выслушав их, она кивнула и спросила:

— Вы принесли мне плату?

— У нас ничего нет, — сказали они. — Когда мы отправились в путь, у нас были деньги и драгоценности, но нас ограбили в дороге, и теперь у нас есть только наша одежда.

— Значит, ничего? И вы хотите, чтобы я сделала для вас такую тяжелую работу бесплатно?

— У меня есть краюха черствого ячменного хлеба, которую я выпросила в городе, — сказала Дирна.

— А у меня осталось немного воды во фляге.

— Дайте их мне, — потребовала Асарта.

Она смочила губы водой, отломила кусочек хлеба и протянула флягу и краюху обратно.

— Хорошо, — проговорила она. — И все же я не могу сделать то, о чем вы просите. Я больше не занимаюсь магией. Но я научу вас, что делать. Ждите здесь и смотрите, что произойдет, когда я уйду. Потом идите в город Талак и найдите человека по имени Фахиль. Попросите его помочь вам. Он потребует плату, и вы дадите ему вот это кольцо. Берегите его, но никогда не надевайте. Я доверяю вам, потому что вы доказали, что у вас сильная воля.

Асарта сняла с пальца золотое кольцо и положила его рядом на каменную плиту. Она подняла камень, подула на него, и он рассыпался в мельчайший песок. Волшебница растерла его между пальцев и сплела из песка, как из пряжи, тонкую веревку, которую затем продела в кольцо и соединила концы без узла. Она протянула кольцо Дирне, та надела веревочку на шею и сунула кольцо под блузку. Веревка приобрела цвет ее кожи и стала почти незаметна.

Асарта знаком показала, что они могут идти, и застыла в том же положении, в каком те ее застали. Они сели у входа в пещеру и стали наблюдать. В ожидании они съели немного хлеба и попили воды и обнаружили, что хлеб свежий и душистый, словно только что из печи, а вода вкусная и прохладная, как в роднике у них в Долине.

Небо потемнело, и высыпали звезды. Взошла яркая луна и осветила пустыню, но в пещере по-прежнему царила густая тьма. Оттуда доносился шепот Асарты — слабый старческий голос, словно шорох сухих листьев, подхваченных ветром. Когда луна переместилась и стала светить прямо в пещеру, голос окреп, это был голос королевы, созывающей свою армию, или жрицы, воздевшей нож над жертвой. И вот уже на каменной плите стояла не дряхлая старуха, а высокая сильная женщина с длинными темными волосами. Ее голос звучал словно колокол, заставляя дрожать валун, на котором они сидели. Искры метались по пещере, словно хвост кометы. Потом ее голос стал мягче, зазвучал как песня, и искры закружились вокруг нее, освещая ярче, чем луна. Песня закончилась, и она стояла молча, ожидая чего-то.

Казалось, само время застыло в ожидании. Они наблюдали, не понимая, что происходит. Но они помнили, о чем говорили женщины у городских ворот, и знали, что если приблизятся, то их унесет вихрь времени, в центре которого пела Асарта. Когда песня закончилась, водоворот времени тоже остановился.

Она сбросила плащ и вытянула перед собой руки, словно предлагая звездному небу невидимый дар. Светящиеся искры опустились на ее ладони и образовали некое подобие капли, остающейся на листе после дождя.

Асарта не мигая смотрела на каплю. Потом воздела руки над головой, и капля поднялась вверх, мерцая и расширяясь, пока незаметно не растворилась в лунном свете. Они наблюдали, как капля исчезает, а когда опустили глаза, Асарты уже не было.

Рейель и Дирна вернулись в город и узнали, как идти в Талак. Путешествие было долгим и опасным, но с ними не приключилось никакой беды. Ячменный хлеб и вода подкрепляли их, не только всегда оставаясь свежими, но и постоянно обновляясь, — сколько бы они ни ели и ни пили, их всегда оставалось столько же.

Когда на приют для странников, где они ночевали, напали разбойники, то ограбили и раздели всех, кроме Дирны и Рейеля. Казалось, разбойники их просто не увидели.

Добравшись до Талака, они обнаружили, что у городских ворот стоит стражник, опрашивает и обыскивает всех и требует непомерную плату за вход. Но когда Рейель и Дирна подошли к воротам, ему вдруг принесли весть о том, что его жена родила сына, и от радости он не заметил, как они прошли.

Неприятности начались в городе. Талак был древней столицей Империи. В самом его сердце находился императорский дворец, к которому вели широкие прямые улицы от двенадцати городских ворот. Между ними был лабиринт улочек и переулков, тупиков и площадей. Даже люди, прожившие в Талаке всю жизнь, могли заблудиться в незнакомом квартале и несколько дней искать дорогу домой. Жители города были недоброжелательны, суетливы и подозрительны. Когда они слышали вопрос о Фахиле, то пожимали плечами или бросали на них быстрый испуганный взгляд, словно в этом имени таилась опасность.

Тогда Дирна и Рейель оставили расспросы и принялись наугад бродить по городу, чувствуя себя более потерянными, чем в пустыне, и надеялись услышать где-нибудь в обрывке разговора имя Фахиля, как когда-то услышали об Асарте. Изо дня в день они обходили город, но каждый вечер, по какой-то невероятной случайности, возвращались на одну и ту же темную улочку, на которой стоял только один дом — без окон и с замурованной кирпичом дверью. Это место они стали считать своим временным пристанищем. Там было тихо, безлюдно, а на крыльце дома удобно спать.

Однажды, когда они завтракали, прилетела маленькая желтая птичка и стала искать крошки. Дирна и Рейель не считали волшебные хлеб и воду чем-то само собой разумеющимся и поэтому в благодарность Асарте делились ими при каждой возможности. Дирна отщипнула кусочек хлеба и протянула птичке. Та без страха села ей на руку и стала клевать. Глядя на них, Рейель рассмеялся и вспугнул птицу. Улетая, она задела крылом кирпичную стену, и вдруг на долю секунды в стене показалась дверь, но через мгновение там снова была кирпичная кладка.

Рейель встал и положил ладонь на это место. В стене появились очертания двери без ручки и без дверного молотка.

Вдруг раздался голос:

— Кого вы ищите?

— Фахиля, — ответили они.

— Зачем?

— Нам нужен мир в нашей Долине.

— Вы принесли положенную плату?

— Да.

— Входите.

Дверь открылась, и они вошли в темный прохладный зал. Там никого не было. Из зала несколько дверей вели в другие комнаты, и пока они раздумывали, какую выбрать, все двери, кроме одной, растаяли, как туман. В эту дверь они и вошли. Там оказался точно такой же зал. И вновь они выбрали ту дверь, которая не исчезла. На третий раз они оказались в залитом солнцем саду. Там росли розы, лилии и цветы, каких они никогда не видели, персиковые и абрикосовые деревья, груши, яблони — их усыпанные плодами ветви были заботливо подвязаны. В ручейках, текущих через сад, журчала сияющая вода. Раздавалось птичье пение.

В центре сада они увидели человека, который сосредоточенно прививал черенок к грушевому дереву. Казалось, он почувствовал их присутствие, но неторопливо доделал свою работу и лишь потом обернулся.

Это был высокий мужчина с небольшой черной бородкой, в коричневой куртке с большими карманами для садовых инструментов и зеленом тюрбане. Он изумленно поднял брови, словно не ожидая их здесь увидеть.

— Мы ищем Фахиля, — сказали они.

— Что ж, дверь знает свое дело. Фахиль — это я.

— Мы пришли к тебе с просьбой.

Он кивнул, и они рассказали ему о набегах кочевников, и об императорской армии, и о том, как жители Долины хотят избавиться и от тех, и от других и жить спокойно.

Когда они закончили свой рассказ, Фахиль сказал:

— Это не так-то просто. Почему я должен тратить на вас свое время?

Дирна сняла с шеи веревочку и протянула ему кольцо. От его прикосновения веревка обратилась в песок, из которого Асарта его сплела. Кольцо едва заметно шевельнулось в его руке, и он быстро сжал пальцы.

— Откуда оно у вас? — спросил он.

Они рассказали ему, что случилось с Асартой, и в доказательство показали ее дары — воду и хлеб.

Фахиль слушал, крепко сжимая в руке кольцо. Наконец он задумчиво произнес:

— Не знаю, что все это значит. Сотни лет я пытался заполучить кольцо, а теперь Асарта сама мне его прислала. Ну что ж. Используем ее могущество, чтобы выполнить вашу просьбу. Возьмите воду и хлеб и отправляйтесь домой. Полагаю, твой дом стоит у подножия гор и рядом течет ручей.

— Это так, — ответил Рейель.

— Через две полных луны после того, как ночи станут длиннее, чем дни, поднимись в горы к тому месту, где снег начинает таять. Вылей остатки воды из фляги в ручей. И после этого ты должен будешь петь снегам.

— Что петь? — удивился Рейель.

— Слушай ручей. Он подскажет тебе. А твоя ферма, — обратился чародей к Дирне, — стоит на окраине леса. Рядом есть небольшое поле и каменный амбар.

— Так и есть, — ответила она.

— Когда осенью соберут урожай и взборонят поле, возьми этот хлеб и разбросай крошки в борозды. Следующей весной пусть поле вспашут и засеют ячменем. Потом собери урожай в амбар. Когда выпадет первый снег, возьми два мешка ячменя и оставь зерно у озера в лесу. После этого ты должна петь кедрам.

— Что же я буду петь?

— Кедры сами скажут тебе. Ты будешь делать это каждое полнолуние до тех пор, пока не кончится зерно и не растает снег. То же самое вы должны будете делать год за годом. У тебя, Рейель, будут сыновья, а у тебя, Дирна, дочери, и они тоже будут слышать голоса ручья и кедров. После вас ваши дети будут петь им. Так сменится двадцать поколений. Никто, даже Асарта, не может удерживать время вечно, но в течение двадцати поколений в Долине будет царить мир. А теперь, раз уж вы ничего не попросили для себя, возьмите хотя бы это. — Он протянул им два персика.

Рейель и Дирна поблагодарили его и ушли. Съев персики, оба ждали какого-то магического эффекта, но ничего не произошло. Рейель выбросил косточку, подумав, что персик не вырастет так далеко на севере, где он жил. А Дирна сохранила ее и посадила в Вудбурне, когда они через много-много дней вернулись домой.

В Долине царил хаос. Кочевники вторгались еще два раза, но жителям Долины удавалось отражать нападения, хоть и слишком дорогой ценой. Четверо из тех, кто уходил на поиски Асарты, вернулись и рассказали о своей неудаче. В отчаянии, зная, что кочевники вернутся еще не раз, жители Долины попросили защиты у Императора. Так что когда Дирна и Рейель вернулись, никто не обратил на них особого внимания.

Тем не менее оба сделали то, что сказал Фахиль. Через две полных луны после того, как ночи стали длиннее, чем дни, Рейель поднялся в горы к источнику ручья, который протекал по его земле, и вылил флягу туда, где он появлялся из-под ледника. Сделав это, он прислушался к журчанию зарождающегося ручейка. В шепот воды вплеталась песня, которую, казалось, он знал с рождения и хранил в своем сердце. Тогда он начал петь, и ветер подхватил его голос, и скалы ответили ему эхом. Когда он закончил петь, ветер окреп и принес тяжелые тучи. Не успел Рейель добраться до дома, как начался сильный снегопад.

Пять дней в Долине не переставал идти снег. Такого снегопада еще не бывало — дома были погребены до коньков крыш. Зима была долгой, и снега становилось все больше. Когда пришла весна, река, берущая исток в горах, превратилась в бушующий поток. Пастухи, поднявшиеся со своими стадами на высокогорные пастбища, рассказали, что если в Долине снега было много, то в горах — чудовищно много. Проход на равнины оказался закрыт огромным ледником.

Дирна тоже в точности выполнила указания Фахиля. Когда в Вудбурне собрали урожай и взборонили землю, она раскрошила свою краюху хлеба и разбросала крошки в борозды. Весной она вскопала поле и засеяла его лучшим ячменным зерном, какое смогла найти.

С юга по лесной дороге пришли императорские чиновники, чтобы расквартировать войска и собрать подати. Налоги оказались непомерно велики, потому что жители Долины несколько лет не платили в казну ни гроша. Когда они рассказали чиновникам о леднике и объяснили, что в этом году не нуждаются в защите Императора, те еще больше подняли налоги под предлогом того, что им не придется кормить солдат, а значит, у них будут лишние деньги. Если людям было нечем платить, их детей забирали в рабство. Но жители Долины уже привыкли к свободе и независимости. Они убили чиновников и бросили их трупы в реку.

Когда весть об этом достигла Талака, Император пришел в ярость. Он хотел направить в Долину войска, чтобы покарать ее жителей: дома сжечь и сровнять с землей, мужчин убить, женщин и детей увести в рабство. Однако близилась зима, и он решил отложить возмездие до весны.

Дирна собрала большой урожай ячменя и сложила его в каменный амбар. Когда пришел первый снегопад, она погрузила в сани два мешка зерна, запрягла лошадь и повела ее к небольшому продолговатому озеру глубоко в лесу. Там она высыпала ячмень в нескольких местах и сама не заметила, как начала петь. Слова и нежная, убаюкивающая мелодия поднимались из глубины ее сердца и сливались с шепотом ветра в кедрах. Окончив песню, Дирна поглядела вокруг, но ничего не изменилось, и она поехала назад.

Через несколько дней ее брат отправился утром в лес, чтобы расставить ловушки, и не вернулся к обеду. Обеспокоенная его отсутствием, Дирна пошла по следам на снегу и скоро нашла его. Он лежал лицом вниз, с трудом дыша. Она не сумела привести брата в чувство и отвезла его на лошади домой. Только через три дня он открыл глаза и не мог вспомнить, что с ним случилось.

То же самое происходило со всеми мужчинами, заходившими в лес. Если они немедленно поворачивали назад, то отделывались сильным головокружением и слабостью, но если заходили слишком далеко, то теряли сознание и умирали. Женщины были совершенно не подвержены этой болезни, так что они стали охотиться, расставлять ловушки и собирать хворост, а мужчины оставались на ферме и ухаживали за скотом.

Всю зиму, каждое полнолуние, Дирна отвозила ячмень к озеру, но из-за постоянных снегопадов было не видно, съел ли кто-нибудь предыдущие кучки зерна.

С наступлением весны люди, боясь гнева Императора, начали искать укрытия для мужчин в горах, а для женщин — в лесу, потому что там странная хворь не даст солдатам преследовать их. Но почти никто не верил, что магия сможет противостоять могуществу Императора.

Они ошибались. В начале лета из леса стали появляться лошади, в сбруе, но без всадников. Иногда в седле сидел привязанный к лошади мертвый солдат. Лишь один из них еще дышал, но был в глубоком обмороке. Когда через несколько дней он очнулся, то не мог вспомнить происшедшее с ним в лесу, но рассказал, что Император действительно направил войска в Долину, желая покарать ее жителей. Однако солдаты столкнулись с необъяснимой болезнью. Кто-то умер, кто-то вовремя вернулся. Император прислал своих лучших чародеев, но они были бессильны против колдовства Асарты. Мудрейшие из них отступили. Остальные утратили свои силы или лишились рассудка.

Тогда солдаты кавалерии привязали себя к седлам и пустили лошадей самым быстрым галопом, надеясь проскочить через лес. Этот человек был одним из них. Его конь считался самым быстрым и сильным во всем войске. Так как солдат не мог вернуться, он остался в Долине, однако, в отличие от Соннама, так и не обзавелся хозяйством, не женился и умер в драке, которую сам развязал.

Таково предание, которое рассказывают в Долине. Оно передавалось из поколения в поколение в семье Дирны Урласдотер из Вудбурна. Хотя в Долине ходит много версий этой истории — каждый рассказчик изменяет имена и приключения по своему вкусу, — Урласдотеры верны своему преданию и не рассказывают его за пределами семьи. Для них эта история правдива, и, не заботясь о том, что их вера и настойчивость вызывают насмешки, из года в год засевают поле отборным ячменем, собирают урожай, хранят его в особом амбаре, а зимой отвозят в лес.

Ортальсоны поют снегам в горах и хранят свое семейное предание. Все остальные признают, что болезнь в лесу, конечно, очень странная, но этому наверняка есть разумное объяснение. И если ледник закрыл место, где когда-то можно было пройти, то это говорит лишь о том, что раньше зимы были мягче. Чему тут удивляться? К тому же в предании ни слова не говорится о Великой Пустыне, которая защищает Долину с востока и которая простиралась там всегда, задолго до Асарты.

Когда жизнь в Долине вернулась в обычное русло, Дирна посадила косточку от персика, который дал ей Фахиль. Из нее выросло дерево и много лет простояло у южной стены амбара в Вудбурне. В нем не было ничего волшебного. Несмотря на суровый климат, дерево цвело и приносило такие вкусные плоды, что многие просили черенки и сажали их у себя. Через восемь поколений после Дирны ураган разрушил амбар и свалил дерево. Древесину сохранили и мастерили из нее разные вещи, особенно резные деревянные ложки, которые мужчины любили выстругивать долгими зимними вечерами, когда женщины сидели за прялками.

Вскоре появилась традиция использовать эти ложки для гадания и предсказания будущего, рассматривая бесчисленные круги, узелки и завитушки в рисунке дерева. Лучшие из них передавались по наследству и даже получили собственные имена, как мечи героев. Но, вообще-то, в их предсказания верили не больше, чем в историю об Асарте.

Глава 3. Собрание

Тилья проспала почти до обеда. Должно быть, она уснула вечером за столом и отец отнес ее в постель. Когда она проснулась, на нее нахлынули тревожные воспоминания о вчерашнем дне.

— Неужто соизволила проснуться? — послышался ворчливый голос Мины.

— Как мама? Ей лучше?

— Не знаю, как насчет лучше, но она здесь, в тепле, и дышит — все, что я могу сказать.

Тилья встала, обошла печь и приблизилась к маминой кровати. Она лежала на спине с закрытыми глазами и приоткрытым ртом. Ее лицо немного порозовело, и рука была теплой, но мать не пошевелилась в ответ на прикосновение дочери. Мина сидела рядом, прислонившись к печи.

— Не пойму, что это за отметина у нее на лбу, — сказала она. — Никогда такого не видела.

Тилья вгляделась получше. Темное круглое пятно на мамином лбу было размером с ноготь и напоминало четко очерченный лиловый синяк, но без шрама и без припухлости.

— Думаешь, она поправится?

— Понятия не имею, — резко ответила Мина. — Можешь надеяться, если хочешь. Надежда еще никому не мешала.

Тилья взглянула на нее и поняла, что со вчерашнего дня стала по-другому относиться к бабушке. Хотя Мина казалась еще сердитее, чем обычно, на самом деле она смертельно беспокоилась за дочь. Но, не желая признавать этого, ворчала и огрызалась. Она посмотрела на Тилью с притворной строгостью в своих светло-голубых глазах. Та в ответ улыбнулась.

— Рада, что кому-то весело. Что тут смешного?

— Ты, Мина, — ответила Тилья. — Вчера ты держалась великолепно. Наверное, у тебя ужасно болела нога, но ты ни разу не пожаловалась.

— Какой смысл? Я не возражаю потерпеть, только если при этом не надо выдавливать из себя улыбку. И раз уж мы начали обмениваться любезностями, должна сказать, что и ты была на высоте.

— Как сегодня твоя нога?

— Бывало и получше. Вчера я перенапрягла ее. Ничего, пройдет.

— Тот зверь, который напугал нас, когда мы возвращались с озера, — ты думаешь, это…

— Нет, не думаю. Я уже говорила. И хватит об этом.

На этот раз Мина рассердилась по-настоящему. Ее взгляд стал холоден. Тилья поспешно переменила тему:

— А где папа? И Анья?

— Кормят скот. Они будут умирать с голоду, когда вернутся, так что оденься, умойся и приготовь им обед. Потом сбегай ко мне домой и накорми кота. Я останусь здесь, пока не пойму, что с твоей мамой.

Пять дней она не шевелилась. Менялся только цвет отметины на лбу — она становилась все светлее, от темно-лилового до багрового, потом оранжевого и светло-желтого, пока на шестой день совсем не исчезла.

Тем временем Тилья взяла на себя всю бесконечную мамину работу на ферме, а Анья изо всех сил пыталась выполнять обязанности Тильи и совсем неплохо справлялась, надо было только постоянно ей говорить, что она все делает просто блестяще. Тилья даже радовалась, что у нее нет времени на размышления и беспокойство. Она не хотела думать ни о том, что случилось в лесу, ни о «зверюшках», которых Мина видела у озера, ни о невидимом чудовище, чей голос они слышали на обратном пути. Тогда она очень испугалась, но теперь сиюминутный ужас сменился глубоким, не оставляющим ни на минуту страхом. То, что произошло в лесу, никогда не случалось раньше. Тилья считала это предзнаменованием того, что ее мир изменится. Ей казалось, все, что она любила — маму, папу, Анью, Мину, Вудбурн, всю Долину, — она скоро потеряет.

Тилья была у маминой кровати, подбрасывая поленья в печь, когда та очнулась. Она открыла глаза, вытянула руку и кончиками пальцев опасливо прикоснулась ко лбу.

— Он коснулся меня рогом… — прошептала она, закрыла глаза и снова уснула.

Когда мама вечером проснулась, то не помнила даже этого. Помнила лишь, как отвезла ячмень в лес и рассыпала его под кедрами, как подошла ближе к воде, чтобы начать петь. Потом — темнота.

Прошло еще много времени, прежде чем к ней вернулись силы, но уже через несколько дней она встала и начала хлопотать по дому. Трудно сказать, была ли она молчаливее обычного, потому что и так не отличалась разговорчивостью, не то что ее мать и дочери. Но замкнутости в ней точно прибавилось. Иногда она вдруг застывала на полпути и ее взгляд становился пустым, обращенным внутрь.

Любая работа давалась ей с усилием, поэтому Тилья и Анья делали все, чтобы помочь ей. Однажды они отправились в лес — проверить ловушки, поставить новые и насобирать хвороста. Тилье понадобился топорик, но оказалось, что он пропал, хотя она точно помнила, как аккуратно положила его в сани.

Это было серьезной неприятностью. Металл в Долине ценился на вес золота. Монеты изготовляли из тяжелой темной древесины одной породы дерева, которое росло только в ущелье между отрогами гор. Деньги использовали редко, обычно люди обменивались товарами. Еду готовили в глиняных горшках. В давние времена железо привозили из Империи, но с тех пор, как Долина оказалась отрезанной от внешнего мира, приходилось бесконечно переплавлять старые изделия, дрожа над каждой крупицей. Из железа делали только самые необходимые инструменты. Даже потеря топорика была большим убытком.

Тилья привязала Калико к дереву, и они пошли обратно по следу от полозьев саней, но он часто терялся, потому что снег лежал лишь местами, и вскоре Тилья уже не знала, куда идти. Она была зла на себя.

— Подожди, — сказала вдруг Анья. — Надо послушать.

Тилья остановилась и посмотрела вокруг. Нет, здесь они не проходили. Должно быть, вот там…

— Туда, — сказала Анья и указала направление.

Тилья медленно пошла за ней, ища на земле следы полозьев. Анья опять остановилась под кедром и, склонив голову набок, прислушалась. Прежде чем сестра подоспела, она снова ушла вперед.

И тут Тилья увидела следы полозьев. Она медленно двинулась по ним. Вдруг ей навстречу выскочила Анья, держа в руке топорик.

— Зацепился за ветку остролиста, — выпалила она. — Кедры мне сказали.

— Очень мило с их стороны. — Тилья с облегчением рассмеялась.

Вдруг ее сердце замерло. Прогулка к озеру прошлым летом… И то, что сказала Анья, когда она уходила искать маму…

— Анья! Ты знаешь, где озеро?

— Конечно. Вон там. Но мы не успеем вернуться к обеду. Хочешь сходить туда?

Анья, которая даже толком не знает, где бабушкин дом…

— Откуда ты знаешь?

— Просто знаю. И всегда знала. А что?

— Ничего. Только ты слышишь, что говорят кедры. Я нет. Ты знаешь дорогу к озеру. Я не знаю. И когда-нибудь ты будешь петь кедрам вместо мамы, а не я. И Вудбурн будет принадлежать тебе, а не мне.

Анья уставилась на сестру. Конечно, она знала о своих способностях, но не понимала, что это значит.

— Но ты же старшая, — сказала она.

— Тетя Грэйн тоже старше мамы. Я никогда раньше об этом не задумывалась. Что ж, по крайней мере при первом снегопаде я смогу нежиться в уютной постельке, а тебе придется плестись в лес… — Она выдавила из себя улыбку. Но Анья осталась серьезна.

— Нет, всего этого больше не будет.

— Как «не будет»?

— Что-то происходит. Кедры все время говорят об этом, но… Тилья, мне нельзя никому рассказывать… Только маме…

Она разревелась и никак не могла успокоиться.

На следующее утро, когда они умывались, Анья сказала:

— Это ничего не значит. Я не допущу, чтобы ты ушла. Это ведь и твой дом.

— Нет, не мой! — огрызнулась Тилья. — Больше не мой. И хватит об этом.

Она знала, что Анья не виновата, но ничего не могла с собой поделать. Когда сестра расплакалась, она просто стояла и хмуро смотрела на нее.

Прибежала мать — узнать, что случилось, и, хотя Тилья взяла с сестры слово никому ничего не рассказывать, та все выболтала. Мама опустилась на колени между ними и обняла обеих, пытаясь их успокоить, — впрочем, довольно неуклюже. Тилья вырвалась и убежала. Даже не позавтракав, она пошла чистить лошадей. Девочка выбрала Калико, потому что та уж точно пребывала в настроении не лучшем, чем у нее самой, а значит, ее вполне можно было обругать и отшлепать, не то что послушного и миролюбивого Тиддикина.