— Не знаю, что и думать.
— А тебе какое дело?
— Ты представляешь для меня огромный интерес, вплоть до Мельчайших подробностей, и к тому же в любом аспекте.
— Но почему?
— История твоей жизни захватывающе увлекательна: шизоид — в десять лет; невроз навязчивых состояний — в тринадцать, законченная шизофреничка и подопечная Федерального правительства — в семнадцать. Сейчас ты наполовину излечена и снова живешь среди людей, но все еще… — Я замолчал. Совсем не ее трагическая история была причиной моего интере са. — Я скажу тебе правду. Я люблю тебя.
— Врешь.
Исправив неудачную формулировку, я сказал:
— Я МОГ БЫ полюбить тебя.
— Если что? — похоже, Прис страшно разнервничалась, голос ее дрожал.
— Не знаю, что-то удерживает меня.
— Страх.
— Возможно. Может быть, просто откровенный страх.
— Ты меня дурачишь, Льюис, когда говоришь так? Зачем ты это сказал? Я имею в виду — про любовь?
— Нет, не дурачу.
Она нервно рассмеялась.
— Ты мог бы покорить женщину, если бы смог преодолеть свой страх. Не меня, а какую-нибудь женщину. Я не могу свыкнуться с мыслью, что ты сказал мне это. Льюис, ты и я — противоположности, ты знал об этом? У тебя все чувства наружу, я же свои всегда скрываю. Я глубже. Если бы у нас появился ребенок — на что это будет похоже? Я не могу понять женщин, которые постоянно рожают, совсем как суки… в год по младенцу. Вероятно, это очень мило — быть такой земной, такой самкой. — Она взглянула на меня краем глаза. — Для меня это — закрытая книга. Такие реализуют себя посредством своей про-креативной системы, разве не так? Ей-же-ей, я знала таких женщин, но я-то никогда такой не стану. Я не могу чувствовать себя счастливой, если не тружусь. Хотела бы я знать почему?
— Бог знает…
— Должно же быть какое-то объяснение! Все ведь имеет причину. Льюис, я не помню точно, но не думаю, чтобы кто-то из парней говорил мне когда-нибудь, что любит меня.
— Да ты что, так не бывает. Должны же хотя бы мальчишки в школе…
— Нет, ты — первый. Я с трудом соображаю, что мне делать… Я даже не уверена, что мне это по душе. Какое странное чувство…
— Прими его, — подсказал я.
— Любовь и творчество, — сказала Прис больше себе, чем мне. — То, что мы сделали со Стентоном и Линкольном — роды. Любовь — и роды: двое соединяются, не так ли? Ты любишь то, чему дал жизнь. А если ты любишь меня, Льюис, то должен желать слиться со мной, дабы призвать к жизни нечто новое, не так ли?
— Думаю, что да.
— Мы подобны богам, — продолжала Прис, — в нашем творчестве, в нашем гигантском труде. Стентон и Линкольн — новая раса… и все-таки, даря им жизнь, мы опустошаем себя. Разве ты сейчас не ощущаешь пустоту?
— Нет, черт возьми!
— Значит, ты очень сильно отличаешься от меня. Для тебя в этой задаче не было подлинного смысла. Прийти сюда, в этот бар… сиюминутный импульс, которому ты поддался. Мори и Боб, и твой папа, и Стентон — все они остались там, в САСА с Линкольном, а тебе до этого и дела нет. Потому что тебе ЗАХОТЕЛОСЬ посидеть в баре и пропустить рюмашку. — Ее усмешка была исполнена добродушия и терпимости.
— Похоже на правду, — согласился я.
— Я тебя пилю, а? Ведь на самом деле я не представляю для тебя никакого интереса. Ты заботишься исключительно о себе.
— Так оно и есть. Я понимаю, что ты права.
— Зачем ты сказал, что хочешь все обо мне знать? И зачем тебе было говорить, что ты чуть ли не влюблен в меня, если бы не страх удерживал тебя?
— Не знаю.
— Ты что, никогда не пытался посмотреть самому себе в лицо и понять мотивы собственных поступков? Я свои взгляды анализирую.
— Прис, поразмысли здраво! Ты — всего лишь одна из многих, не лучше и не хуже остальных. Тысячи американцев попадают в психиатрические клиники или уже в них пребывают, заболев шизофренией. Тысячи их попали под действие закона Макхестона. Допустим, ты привлекательна, но в той же Швеции или Италии кинозвездочек, которые гораздо привлекательнее тебя — как собак нерезаных. Твой интеллект…
— Это ты пытаешься сам себя убедить.
— Пардон? — ошеломленно спросил я.
— Ведь ты меня боготворишь и сопротивляешься против признания того, о чем только что рассуждал, — сказала Прис спокойно.
Я оттолкнул свою рюмку.
— Пошли-ка обратно в САСА. — Моя разбитая губа горела от спиртного.
— Я что-то не то сказала? — На минуту Прис пришла в замешательство. Она вновь продумывала все, что было ею сказано, мысленно исправляя и совершенствуя свои слова. — Я имею в виду — о том, что ты — моя противоположность…
Я приобнял ее за плечи.
— Допивай свое пиво и пошли. Когда мы вышли из бара, Прис сказала:
— Опять ты на меня обиделся.
— Нет.
— Я стараюсь быть с тобой любезной. Но я всегда неправильно веду себя с людьми, когда изо всех сил стараюсь быть с ними вежливой и говорить то, что вынуждена говорить… Это плохо для меня — притворяться. Я же тебе говорила, что не смогу усвоить систему правил поведения, неестественных для меня. Это никогда не срабатывает! — Она обвиняла, словно я все это пытался ей внушить.
— Слушай, — сказал я, когда мы вернулись в машину и включились в поток уличного движения. — Мы вернемся и продолжим выполнение задачи, которой посвятили свои силы. Сделаем Сэма Берроуза средоточием всего, что мы производим, ладно?
— Нет, — сказала Прис. — Это могу сделать только я, тебе это не под силу.
Я потрепал ее по спине.
— Знаешь, ты стала мне сейчас гораздо симпатичнее. Думаю, мы начинаем строить очень хорошие, здоровые, стабильные отношения друг с другом.
— Может быть, и так, — согласилась Прис, без малейшего подозрения, что в моих словах мог присутствовать хотя бы грамм сарказма. Она улыбнулась.
— Я надеюсь на это, Льюис. Люди должны понимать друг друга.
В САСА Мори возбужденно приветствовал нас: — Где вы были так долго?! — вопил он, размахивая листком бумаги. — Я отправил телеграмму Сэму Берроузу — вот она, читайте! — и сунул мне бумажку в руки. Ощутив в душе укол тревоги, я развернул ее и прочел писанину Мори:
СОВЕТУЮ ВАМ ПРИЛЕТЕТЬ СЮДА НЕМЕДЛЕННО. СИМУЛАКР ЛИНКОЛЬНА. НЕВЕРОЯТНЫЙ УСПЕХ. ПРОСИМ ВАШЕГО РЕШЕНИЯ. ХРАНИМ ПРЕДМЕТ ДЛЯ ВАШЕГО ПЕРВОГО ОСМОТРА, КАК ГОВОРИЛОСЬ ПОСРЕДСТВОМ ТЕЛЕФОННОГО ЗВОНКА. ПРЕВОСХОДИТ БЕЗУМНЕЙШИЕ ОЖИДАНИЯ. НАДЕЖДА УСЛЫШАТЬ ОТ ВАС В ПРЕДЕЛАХ ДНЯ.
МОРИ РОК,
«АССОЦИАЦИЯ САСА»
— Он уже дал ответ? — спросил я.
— Нет еще, но телеграмму по телефону мы отправили только что.
Это было потрясение, и тут еще Боб Банди предстал передо мной.
— Мистер Линкольн просил передать, что он сожалеет и хочет узнать, как вы себя чувствуете. — Сам Боб выглядел крайне сомнительно.
— Передай ему, что прекрасно, — ответил я. И добавил: — И поблагодари его.
— Хорошо. — Банди ушел, дверь офиса закрылась за ним. Я обратился к Мори:
— Я должен с этим согласиться, Рок. Ты докопался до истины. Я был не прав.
— Спасибо за то, что ты согласился со мной. Прис вмешалась:
— Напрасно тратишь на него свою благодарность! Возбужденно попыхивая своей «Кориной», Мори продолжил:
— У нас впереди куча работы. Я знаю, что сейчас Берроуз заинтересуется нами. Однако чего нам надо опасаться, — он понизил голос, — так это того, что такой человек может оставить нас, как щепку, за бортом. Я прав, дружище?
— Прав, — согласился я. У меня тоже возникали подобные мысли.
— Кстати, он, вероятно, поступал так уже миллионы раз с мелкими дельцами. Мы должны сплотиться, все мы, все пятеро, если считать Боба Банди. Правильно? — Он посмотрел вокруг, окинув взглядом Прис и нас с папой.
Папа сказал:
— Мори, а может быть, предложить это Федеральному правительству? — Он робко взглянул на меня: — Hab' Ich nicht Recht, mein Sohn?.
— Он уже связался с Берроузом, — сказал я. — Насколько нам известно, Берроуз уже направляется сюда.
— Мы можем отказать ему, — предложил Мори, — даже если он сюда заявится. Если у нас появится ощущение, что это необходимо направить в Вашингтон, федеральный округ Колумбия, вместо того чтобы вести переговоры с Берроузом.
— Спроси Линкольна, — посоветовал я.
— Что?! — резко выпалила Прис. — Вот еще, Господи помилуй!
— Я считаю, — продолжил я, — что надо обратиться к нему за советом.
— Что может неотесанный провинциальный политикан прошлого века знать о Сэме К. Берроузе?! — сардонически спросила Прис.
Настолько спокойно, насколько это только возможно, я произнес:
— Полегче, Прис!
Мори торопливо вмешался:
— Давайте не будем ссориться. Все мы имеем право высказывать свое мнение. Думаю, мы продолжим начатое дело и покажем Линкольна Берроузу, а если по какой-нибудь дурацкой причине… — он внезапно оборвал. В офисе звонил телефон. Пара огромных шагов — и вот уже Мори поднимает трубку:
— «Ассоциация САСА». Мори Рок у телефона. Молчание.
Повернувшись в нашу сторону, Мори беззвучно, одними губами произнес: БЕРРОУЗ.
«Вот оно, — сказал я себе. — Кости брошены».
— Да, сэр, — произнес Мори в трубку. — Мы вас встретим в аэропорту Буаз. Да, мы вас там увидим. — Лицо его пылало. Он подмигнул мне.
Я спросил у папы:
— Где Стентон?
— Что, mein Sohn?
— Симулакр Стентона — я его нигде не вижу. — Вспомнив о его враждебном отношении к Линкольну, я встал и подошел к Прис, пытаясь услышать завершение телефонного разговора Мори с Берроузом.
— Где Стентон? — громко спросил я у Прис.
— Не знаю. Банди куда-то ЕГО засунул. Вероятно, ОН в мастерской.
— Минуточку, — Мори оторвался от телефона и, обращаясь ко мне со странным выражением лица, сказал: — Стентон в Сиэтле. С Берроузом.
Я услышал, как Прис воскликнула:
— О нет! Мори сказал:
— Вчера вечером ОН сел в скоростной автобус «Грэйхаунд», а сегодня утром приехал туда и сразу же встретился с Сэмом. Берроуз говорит, что они долго говорили друг с другом и поговорили хорошо. — Мори прикрыл рукой микрофон: — Берроуз еще не получал нашу телеграмму. Это именно Стентон пробудил в нем интерес. Сказать ему о Линкольне?
— Отчего бы и нет? — сказал я. — Он все равно получит телеграмму.
— Мистер Берроуз, — произнес Мори в трубку, — мы только что отправили вам телеграмму. Да, у нас есть действующий симулакр Линкольна, и это — небывалый успех, несравнимый даже со Стентоном. — Взглянув на меня с непередаваемой гримасой, он сказал: — Сэр, в полете вас будет сопровождать Стентон, не так ли? Мы горим желанием получить его обратно. — Молчание, после чего Мори снова прикрыл микрофон: — Берроуз говорит, что Стентон выразил желание остаться в Сиэтле на денек-другой, осмотреть достопримечательности. ОН собирался подстричься и побывать в библиотеке, а если город ЕМУ понравится, ОН, возможно, даже подумает об открытии юридической конторы и поселится там.
— Боже милосердный! — воскликнула Прис, сжав кулаки. — Скажи Берроузу, чтобы он убедил ЕГО вернуться сюда!
Мори произнес в трубку:
— Можете ли вы убедить его лететь с вами, мистер Берроуз? — Снова пауза. — ОН уже ушел, — сказал наконец Мори, на этот раз не прикрывая микрофон. — Попрощался с Берроузом и исчез. — Мори насупился и вид у него был глубоко несчастный.
Я подсказал:
— Как бы то ни было, закончи разговор о прилете Берроуза.
— Хорошо. — Мори собрался с мыслями и снова проговорил в трубку: — Уверен, что с проклятой ВЕЩЬЮ ничего не случится, у НЕЕ есть деньги, не так ли? — Пауза. — И вы еще дали ЕМУ двадцать долларов? Хорошо. Мы ведь с вами в любом случае увидимся. Линкольн даже еще лучше. Да, сэр. Спасибо, до свидания. — Он повесил трубку, и теперь сидел, очумело уставившись в пол и кривя губы: — Я даже не заметил, что ОН ушел. Думаешь, ОН в обиде на Линкольна? Может быть, и так. Ведь у НЕГО адский характерец!
— Снявши голову, по волосам не плачут, — заявил я.
— Твоя правда, — пробормотал Мори, кусая губы. — И батарея у НЕГО заряжена на шесть месяцев! Мы сможем лицезреть ЕГО не раньше будущего года. Боже мой, мы вложили в него тысячи долларов… А что, если Берроуз водит нас за нос? Может, он запер ЭТУ ШТУКУ где-нибудь в подвале?!
— Если бы он так поступил, — сказала Прис, — он бы сюда не приехал. На деле же, может, это все и к лучшему. Может, Берроуз не приехал бы сюда вообще, если бы не Стентон со своими действиями и не их разговор. ОН-то с Сэмом увиделся, а телеграмму тот вообще мог бы не получить! А если бы Стентон не сбежал, оставив Сэма с носом, может быть, тогда-то Берроуз и поймал бы ЕГО в ловушку, а с носом остались бы мы с вами, верно?
— Ага, — мрачно согласился Мори, а папу вдруг потянуло на расспросы.
— Мистер Берроуз — человек авторитетный, да? Человек с такой заботой об обществе, какую он проявляет — я имею в виду то письмо, которое мой сын мне показывал. Там говорилось о строительстве домов для бедных, за которым он надзирает…
Мори, не меняя угрюмого выражения лица, снова согласно кивнул головой.
Гладя моего отца по руке, Прис ответила:
— Да, Джером, у этого парня развито чувство долга. Ты на него похож.
Папа просиял, посмотрел на нее, потом — на меня:
— Похоже, что все будет хорошо, nicht Wahr?
И тут все мы закивали головами, со смесью страха и уныния в душе.
Дверь открылась, и появился Боб Банди, сжимая сложенный лист бумаги. Он подошел ко мне и сказал:
— Это записка от Линкольна.
Я развернул ее — это было краткое письменное выражение симпатии:
«Мистеру Льюису Роузену
Дорогой сударь! Хочу справиться о Вашем состоянии с надеждой, что вы несколько поправились.
Искренне Ваш
А. Линкольн».
— Пойду поблагодарю его, — сказал я Мори.
— Конечно, сделай это, — ответил он.
Глава 9
У входа в главный вестибюль аэровокзала, пока мы ожидали на холодном ветру приземления рейса из Сиэтла, я сказал себе: «Чем он будет отличаться от остальных людей?»
Приземлился «Боинг-900», пробежал вдоль стартовой дорожки. Выдвинулись трапы, открылись двери, стюардессы помогали людям выйти, а у подножия каждого трапа служащие авиакомпании страховали народ от приземления задницей об асфальт. Тем временем тележки для перевозки багажа сновали вокруг, словно большие жуки, а справа, в стороне был припаркован грузовик компании «Стандарт стэйшнз» с включенными красными огнями.
Начали появляться самые разнообразные пассажиры, выходящие из обеих дверей самолета толпой и стремглав сбегающие вниз по трапам. Вокруг нас друзья и родственники пассажиров проталкивались вперед и наружу, на летное поле, как только им разрешили. Рядом со мной нетерпеливо суетился Мори.
— Давай выйдем туда и поприветствуем его! — Они с Прис пошли, и мне ничего не оставалось делать, как присоединиться. Нас остановил служащий авиакомпании в голубой униформе, который махал нам, чтоб мы вернулись. Однако Мори и Прис проигнорировали его, впрочем, так же, как я. Мы добрались до подножия трапа первого класса, где и остановились в ожидании. Пассажиры спускались вниз друг за другом, кое-кто из них улыбался, а вот бизнесменов — тех сразу же можно было узнать по полнейшему отсутствию какого бы то ни было выражения на лицах. У некоторых из них был усталый вид.
— Вон он, — сказал Мори.
По трапу первого класса спускался стройный мужчина, одетый в серое, и слегка улыбался, держа на согнутой руке плащ. Когда он приблизился к нам, мне показалось, что одежда сидела на нем лучше, более естественно, чем на остальных. Пошита, несомненно, по заказу, вероятно, в Англии или Гонконге. Да и выглядел он более расслабленным. На нем были зеленоватые темные очки без оправы, а волосы, совсем как на фотографиях, подстрижены очень коротко, почти как в армии стригут. За Сэмом следовала приятного вида женщина, с которой мы были уже знакомы, — Колин Нилд, с блокнотом и бумагами под мышкой.
— Их трое в одной компании, — наблюдала Прис.
Был с ними еще мужчина, дородный коротышка, одетый в плохо сидящий коричневый костюм — брюки и рукава слишком длинные. Краснорожий тип с носом, как у доктора Айболита, и длинными, редеющими прямыми черными волосами, зачесанными вокруг куполообразного черепа. В галстуке у него торчала булавка. То, как он размашисто вышагивал за Берроузом, убедило меня в том, что это — атторней.
Это именно та манера, какую опытные юристы приобретают в судебной практике, как менеджер бейсбольного клуба, широко и независимо вышагивающий на поле, чтобы опротестовать решение судьи. «Жесты протеста — решил я, — одинаковы у представителей любой профессии. Ты все правильно понимаешь и идешь себе, болтая и размахивая руками».
Атторней изо всех сил изображал из себя этакого сияющего, активного, всегда готового услужить малого. Он заболтался с Колин Нилд, треща с огромной скоростью. Мне он показался приятным — есть такие люди, из которых энергия так и прет — именно такого атторнея я и ожидал увидеть вассалом Берроуза. Колин, как и прежде, надела сине-черный клетчатый плащ из тяжелой материи, который висел на ней, словно свинцовый. Только на этот раз прибавились перчатки, шляпа и сумка в виде мешка. Колин прислушивалась к болтовне атторнея. Продолжая говорить, он жестикулировал во всех направлениях, словно маляр или прораб на стройке. Было в нем нечто такое, что возбудило во мне дружеское чувство, и сейчас я немного расслабился. Я решил, что атторней, похоже, большой шутник. И почувствовал, что понимаю его.
Но вот уже Берроуз достиг основания трапа: глаза скрыты за стеклами темных очков, голова опущена, словно он глаз не спускает со своих ног, опасаясь, как бы они чего-нибудь не выкинули… Он тоже слушал болтовню атторнея. Как только Берроуз ступил на летное поле, Мори припустил вперед:
— Мистер Берроуз!
Тот повернулся, остановился, отодвинулся, чтобы дать сойти с трапа сзади идущим, одним движением тела слегка изогнулся и пожал Мори руку:
— Мистер Рок?
— Да, сэр, — сказал Мори, тряся его ладонь. Колин Нилд с атторнеем и мы с Прис окружили их, а Мори говорил: — Это — Прис Фрауенциммер, а это — мой партнер, Льюис Роузен.
— Счастлив, мистер Роузен. — Берроуз обменялся со мной рукопожатием. — А это миссис Нилд, моя секретарша. Этот джентльмен — мистер Бланк, мой атторней. — Тут снова начались взаимные рукопожатия. — Холодно здесь, на поле, не правда ли? — Берроуз направился ко входу в здание. Он передвигался столь стремительно, что нам всем приходилось мчаться вслед галопом, словно стаду крупных, неуклюжих животных. Коротенькие ножки мистера Бланка наяривали, как в старом синематографе, где все происходит в ускоренном темпе. Однако не было никаких признаков того, чтобы это его волновало, — как бы там ни было, он продолжал излучать бодрость.
— Буаз, — заявил атторней, осматриваясь цепко вокруг. — Буаз, Айдахо. Что они еще придумают?!
Колин Нилд, нечаянно наткнувшись на меня, сказала:
— Приятно вновь увидеть вас, мистер Роузен. Нам очень понравилось ваше творение — симулакр Стентона.
— Сказочное создание! — проорал Бланк, оборачиваясь к нам — мы немного отстали. — Мы подумали, что ОН — из Налогового управления! — и мистер Бланк одарил меня персональной сердечной улыбкой.
Далеко впереди шли Берроуз и Мори. Прис частила за ними, так как дверь аэровокзала оказалась слишком узкой для троих. Берроуз с Мори вошли в здание, следом — Прис, потом — мистер Бланк, после чего — мы с Колин Нилд, так сказать, прикрывая тылы. Пока мы пересекали зал, а затем — тротуар рядом со стоянкой такси, Берроуз с Мори уже обнаружили лимузин. Шофер в униформе придерживал открытой одну из задних дверей, и наша парочка заползла вовнутрь.
— А багаж? — спросил я у миссис Нилд.
— Ровным счетом никакого. Слишком долго ждешь его выдачи. Мы собираемся здесь провести всего несколько часов и сразу же улетим обратно. Вероятно, одним из поздних ночных рейсов. Если придется задержаться, купим все, что нужно.
— Угу, — потрясенно промямлил я…
Вся наша компания тоже разместилась в лимузине — шофер скакал вокруг, помогая сесть в машину, и вскоре мы уже мчались по направлению к собственно Буаз.
— Не представляю, каким образом Стентон сможет открыть в Сиэтле юридическую контору! — сказал Мори. — У НЕГО нет лицензии на юридические услуги в штате Вашингтон.
— Да, думаю, вы увидите его снова через несколько дней, — Берроуз угостил сначала Мори, потом меня сигаретой из своего портсигара.
Подводя итоги, я пришел к выводу, что Берроуз отличается от нас тем, что выглядит так, будто бы его серый костюм из английской шерсти растет на нем, как мех на животном. Просто-напросто одежда составляла часть самого Сэма, так же, как ногти или зубы. Он совершенно не обращал на нее внимания, так же, впрочем, как и на свой галстук, ботинки, портсигар — он был равнодушен ко всему, что относилось к его внешнему виду.
Так вот что это такое — быть мультимиллионером… — решил я. Совершивший длинный прыжок с самого дна жизни, вечно чем-то озабоченный, я волновался, не расстегнулось ли у меня что-нибудь… Все мы такие, подонки общества, украдкой бросающие вниз мимолетные взгляды. Сэм К. Берроуз никогда в жизни не удостоил взглядом свою ширинку. Если бы она расстегнулась, он просто-напросто застегнул бы ее. «Хотел бы я быть богатым!» — сказал я себе…
Настроение мое сделалось подавленным. Мое состояние было безнадежно. И даже не мое поприще — заботиться о том, как завязан узел моего галстука. И похоже навсегда.
Да еще вдобавок Берроуз оказался на самом деле парнем с приятной внешностью — знаете, что-то в стиле Роберта Монтгомери. Не такой, конечно, красавчик, как тот. Сейчас Берроуз снял темные очки, и я заметил, что у него мешки и морщины под глазами. Однако он был крепко сбит, с фигурой тяжеловеса, приобретенной, вероятно, за игрой в гандбол на частном корте стоимостью в 5000 долларов. И, конечно же, у него первоклассный врач, запрещающий Сэму лакать дешевое спиртное или какое-нибудь пиво. Он никогда не питается в придорожных забегаловках… вероятно, никогда не ест ни кусочка свинины, а только лишь всякие там отбивные из ягнятины или говяжьи бифштексы да жаркое…
Естественно, у него ни унции лишнего дряблого тела, при такой-то диете! Это еще сильнее угнетало меня.
Сейчас я имел возможность убедиться, каким образом сказались на нем эти чашки моченого чернослива по утрам в пять часов и ежедневные четырехмильные пробежки по городским улицам в шесть утра. Эксцентричный юный миллионер, чей портрет поместил «Лук», не собирался откидывать копыта в сорок от сердечного приступа. Он собирался жить и наслаждаться своим богатством. И ни одна вдова не унаследует капитал, вопреки нашему национальному стилю.
Эксцентрично, черт!
ЗДОРОВО.
Был восьмой час вечера, когда наш лимузин въехал в Буаз, а мистер Берроуз и двое его работников сообщили, что еще не обедали. Знаем ли мы хороший ресторан в Буаз? В Буаз нет хороших ресторанов.
— Нам нужно всего лишь место, где мы сможем получить жареных креветок, — сказал Берроуз. — Легкий ужин такого плана. В самолете мы немного выпили, однако никто из нас не поел. Мы были слишком заняты болтовней.
Мы отыскали более-менее сносный ресторан. Старший официант провел нас в подковообразный, обитый кожей кабинет на задах заведения. Мы разделись и сели за стол.
Заказали аперитив.
— Вы правда нажили свое первоначальное состояние, играя в покер в армии? — задал я Берроузу вопрос.
— Нет, это был крэп.
Шестимесячная игра в крэп во время плаванья. Покер требует умения — у меня было лишь везение. Прис сказала:
— Но не везение же подарило вам недвижимость.
— Нет, так получилось оттого, что моя мать сдавала внаем комнаты в нашей прежней квартире, в Лос-Анджелесе, — пояснил Берроуз и посмотрел на Прис.
— И это, — сказала Прис так же возбужденно, — отнюдь не везение сделало вас Дон-Кихотом, успешно привлекшим Верховный суд Соединенных Штатов к борьбе за принятие решения против Космического агентства и его прожорливости в полной монополизации лун и планет.
Берроуз согласно кивнул ей.
— Вы щедры в вашем описании. Я владел тем, что, как я полагал, являлось имеющим силу документом, утверждающим право собственности на участки грунта на Луне. Мне захотелось проверить действенность этих документов таким путем, чтобы они никогда не могли быть снова оспорены. Скажите, ведь мы с вами уже встречались?
— Да, — ответила Прис, сияя глазами.
— Тем не менее никак не могу вспомнить, при каких обстоятельствах?
— Это было совсем недолго. В вашем офисе. Я не упрекаю вас, что вы забыли. Во всяком случае, я-то вас запомнила. — Она не сводила с парня глаз.
— Вы — дочь Рока?
— Да, мистер Берроуз.
В этот вечер она выглядела несравненно лучше. С прической, с другим, скрывающим ее бледность, гримом, который не был таким ярким и не делал ее лицо похожим на маску, как она привыкла краситься в последнее время. Сейчас, когда Прис сняла плащ, я увидел, что она нарядилась в красивую-пушистую шерстяную кофточку с коротким рукавом, украшенную золотой брошкой в виде змейки на правой груди. И ей-богу, вроде бы была сегодня в лифчике — знаете, есть такие, создающие видимость присутствия бюста при его полном отсутствии. Ради такого случая Прис раздобыла себе грудь! А когда она поднялась, чтобы повесить плащ, я заметил, что ее высокие тоненькие каблучки продолжались парой премиленьких ножек. Значит, когда того требовали обстоятельства, Прис могла держаться даже более чем корректно…
— Позвольте мне помочь, — сказал Бланк, выхватив у нее плащ и подпрыгивая, чтобы достать до вешалки и повесить его на крючок. После чего он вернулся, поклонился, весело улыбнулся и уселся на свое место. — Вы уверены, — прогремел атторней, — что этот грязный старикашка, — он указал на Мори, — на самом деле ваш отец? Или вы случайно согрешили, похитив статую, сэр? — Он нацелил палец в Мори в притворно патетической манере. — Позор вам, о сэр! — И улыбнулся нам.
— Вы любите ее эгоистической любовью, — сказал Берроуз, оторвав у креветки кончик хвоста и положив его рядом. — Откуда вы знаете, что она — не один из этих симулакров, как Стентон?
— Я беру дюжину гросов!
— воскликнул Бланк, блестя глазами.
Мори сказал:
— Она действительно моя дочь. Долгое время отсутствовала — училась. — Видно было, что ему не по себе.
— И возвратилась. — Бланк понизил голос. Подчеркнуто хриплым шепотом он подал Мори реплику: — В ИНТЕРЕСНОМ ПОЛОЖЕНИИ, не правда ли?
Мори через силу ухмыльнулся. Чтобы сменить тему, я подал голос.
— Приятно снова с вами встретиться, миссис Нилд.
— Спасибо.
— Мы прямо-таки обалдели от этого робота Стентона, — обратился к нам с Мори Берроуз. Он держал локти на столе, скрестив руки на груди, доев свои креветки, и вид у него был сытый и этакий лоснящийся. Для человека, начинающего день с моченых слив, он выглядел полностью довольным. Лично я должен был признать: для меня это выглядело обнадеживающе.
— Люди, вас есть с чем поздравить! — сказал Бланк. — Вы создали монстра! — Довольный собой, он громко захохотал. — А я говорю вам — убейте ЕГО! Соберите толпу с факелами! — Вперед!
Мы все были вынуждены смеяться над этим…
— Каким образом в конце концов погибло чудовище Франкенштейна? — спросила Колин.
— Это был лед, — сказал Мори. — Замок горел, и они стали поливать его из брандспойтов, а вода превратилась в лед.
— Но монстра нашли застывшим во льду в следующем фильме, — вмешался я, — и оживили его.
— Он скрылся в преисподней с бурлящей лавой, — сказал Бланк. — Я там был и сохранил пуговицу с его плаща. — С этими словами он извлек из кармана и продемонстрировал каждому из нас пуговицу: — От всемирно известного монстра Франкенштейна.
— Она от твоего пиджака, Дэвид! — сказала Колин.
— Как?! — Бланк, нахмурясь, бросил быстрый взгляд вниз. — И правда! Это же моя собственная пуговица! — И снова расхохотался.
Берроуз, исследуя свои зубы краем ногтя большого пальца, обратился к нам с Мори:
— Во сколько вам обошлась сборка робота Стентона?
— Около пяти тысяч, — ответил Мори.
— А каковы будут затраты на единицу, если их производить в большом количестве? Скажем, если собрать их несколько сот тысяч?
— Черт, — не растерялся Мори, — я бы сказал, что где-то около шестисот долларов. Разумеется, они должны быть одинаковыми, иметь такие же управляющие монады и идентичные ленты с записями.
— Так это что, — спросил его Берроуз, — версия говорящих кукол в натуральную величину, которые пользовались таким успехом в прошлом, точнее…
— Нет, — возразил Мори, — не совсем так.
— Ладно, ЭТО болтает и двигается. ОНО добралось на автобусе до Сиэтла. Разве это не чуточку усовершенствованный принцип автомата? — И прежде, чем Мори смог ответить, Берроуз продолжил: — То, что я здесь нахожу, — на самом деле не представляет из себя ничего НОВОГО, или я не прав?
Молчание…
— Безусловно, — сказал Мори, и вид у него сейчас был ох какой невеселый… А еще я заметил, что хорошее настроение Прис вдруг тоже куда-то пропало.
— Хорошо, разжуйте мне тогда суть проблемы, будьте так любезны, — сказал Берроуз, все так же вежливо и непринужденно. Подняв фужер сухого венгерского вина, он отхлебнул глоток: — Ну же, Рок, вперед!
— Это совсем не автомат, — сказал Мори. — Вы знакомы с работой англичанина Грэя Уолтера — черепахами? Это то, что называется гомеостатической системой. Она отрезана от окружающей среды и производит собственные реакции. Она — как полностью автоматизированная фабрика, сама себя ремонтирующая. Знаете ли вы, к чему относится понятие «обратная связь»? Там в электрических системах…
Дэйв Бланк положил Мори руку на плечо:
— То, что хотелось бы знать мистеру Берроузу — так это как он должен улаживать дела с патентованием, если мне будет позволено применить столь неуклюжее выражение, ваших роботов Стентона и Линкольна?
