К2 – вторая вершина мира

Прибыв в Скардо, я занялся организацией доставки грузов к подножью К2. И вот тут-то появилась надежда, что можно организовать разведывательный полет вокруг К2. Коста сообщил мне, что летчики гражданской авиации, которые доставили нас в Равалпинди, в принципе согласны совершить полет к вершине К2. Мы еще раньше говорили между собой о таком полете, но не были уверены, что он возможен. Я немедленно связался с летчиками, и мы договорились, что они сообщат на следующий день результаты переговоров с Управлением гражданского воздушного флота. На следующий день мне передали, что Управление согласно предоставить экспедиции за определенную сумму самолет с тем условием, что полет будет совершен только с целью разведки, без груза. Я немедленно оплатил полную сумму. Тут же была установлена дата и время полета — 30 апреля, б часов утра. Управление гарантировало прибытие самолета 30 апреля в 5 часов 45 минут и просило обеспечить экипаж кислородными аппаратами за счет экспедиции, так как в гражданском воздушном флоте Пакистана их не было.

Во второй половине дня 29 апреля мы взяли из груза, готового к отправке, семь кислородных аппаратов с тремя баллонами и пуховые костюмы: летчик говорил, что лететь придется на высоте 7000 метров и выше.

Вечером я тщательно изучил по нашим крупномасштабным картам предстоящий маршрут. К счастью, я очень хорошо знал местность, причем не только со стороны Балторо, но и с другой, северной стороны, где в 1929 году проводил большие исследовательские работы и делал топографические съемки. Как известно, во время топографических съемок рельеф изучается особенно тщательно и надолго остается в памяти. Изучение трассы полета имело очень большое значение. В связи с тем что потолок самолета был всего лишь немногим выше 7000 метров, лететь приходилось вдоль ущелий, а количество перевалов, через которые можно было перелететь, было ограничено. Из Скардо в Балторо можно было, проходя над равниной Схигар, легко перелететь перевал Скоро-Ла (около 5000 метров) и, ориентируясь на Асколи, пролететь по ущелью Биахо к Балторо. Этот большой ледник по всему пути мог служить хорошим ориентиром. От ледника Балторо до Конкордии ориентиром для летчика служила величественная пирамида К2. Но дальше возникали трудности; единственным местом, где можно «перевалить» через хребет, было «Седло ветров», высотой 6300 метров. Для перелета хребта в другом месте потолок нашей машины был недостаточным. Следовательно, нам нужно было следовать по глубокому коридору шестикилометровой ширины, между К2 и Броуд-пиком.

Но как быть дальше? Только очень небольшой участок другой стороны нанесен на карту. Поэтому очень важно установить точный ориентир, чтобы можно было возвратиться другим маршрутом, иначе не оставалось ничего другого, как после перелета через «Седло ветров» сделать вираж и возвратиться обратно тем же путем. Я считал, что после перелета «Седла ветров» мы сможем выбрать в качестве ориентира группу характерных вершин Сарпо Лагго и долину Шаксгам, пройти над ледником Сарпо Лагго и долиной Шаксгам и возвратиться через знакомый мне еще с 1929 года перевал Мустаг в ущелье ледника Балторо. Таков был план нашего полета.

Чтобы максимально облегчить машину и тем самым несколько увеличить ее потолок, я допустил к полету только топографов и специалистов по кислородным аппаратам.

Уже несколько дней было абсолютно чистое небо, и все говорило о том, что на следующий день будет хорошая безветренная погода — очень важное условие для подобного полета.

Вечером я все приготовил, чтобы вовремя поспеть на аэродром, находящийся в девяти милях от Скардо. Проверил кислородные маски и прочее снаряжение. В четыре часа утра я уже проснулся и с некоторой боязнью посмотрел на чистое звездное небо. На больничной машине, которую вел заместитель директора капитан Аслам, я заехал за своими спутниками и кислородными аппаратами, и на предельной скорости мы спустились к аэродрому. Абрам с летчиками проверил кислородные аппараты — они были в полной исправности. Потом я еще раз поговорил с летчиком о маршруте. Единственной картой, которой он располагал, была «миллионка», совершенно непригодная для нашего полета. Но больше чем карта должна была помочь наша память и знание рельефа. Наконец все уложено на свои места, летчики еще раз проверили мотор и в 6 часов 35 минут мы поднялись над аэродромом Скардо.

Направление взлета на аэродроме Скардо, независимо от ветра, имеется только одно, потому что горы слишком тесно обступают долину; самолет поднимается параллельно реке Инд. Только достигнув определенной высоты, можно сделать поворот и выйти на трассу. Мы вторично пролетели над окутанным пылью аэродромом и дальше по направлению долины реки Схигар, одного из притоков Инда. Самолет медленно поднимался вверх. Взорам открылась величественная панорама бесчисленных, покрытых снегом вершин, простирающихся до самого горизонта. Вдали показалась Нанга Парбат, мимо которой нужно лететь в Равалпинди, сегодня же мы летели почти в противоположную сторону. Я сидел сзади летчика, держа в руках карту и компас, кислородный аппарат стоял рядом на столике. На высоте 6300 метров летчик надел кислородную маску и проверил поступление кислорода. Аппаратура работала исправно. Самолет поднялся до высоты 6800 метров. Стала видна характерная вершина Манго Гузор вблизи Асколи — превосходный ориентир для возвращения. Вскоре Асколи оказался под нами, и за лесом поднявшихся высочайших вершин и хребтов выглянул ледяной купол К2.

Вскоре мы перелетели хребет Козер Гунге и увидели ледник Биафо. Это громадный ледник, вытекающий из бокового ущелья в долину Бральдо и перекрывающий ее примерно в двух километрах выше селения Асколи. Таким образом ледник Биафо разделяет долину Бральдо на две части: населенную и ненаселенную. Соответственно выглядит и ландшафт выше и ниже этого ледяного барьера. Год тому назад я переходил этот ледник, двигаясь к подножью К2, и обнаружил, что он с 1929 года значительно отступил. Тогда ледник поднимался даже на левый склон долины Бральдо, а сейчас, двадцать пять лет спустя, язык ледника закрыт мореной, и между ледником и склоном протекает довольно большая река.

После того как мы перелетели Биафо, было взято направление на другой громадный ледник с серой бугристой поверхностью, напоминающей спину гигантского крокодила, — ледник Балторо. Он был без снега, и из-под его широкого языка стремительным потоком бежала бурлящая река. По обеим сторонам ледника поднимался лес скальных и ледовых гребней, которые окружали ряд еще более высоких массивов. Среди них без труда можно было узнать две самые красивые вершины района Балторо — Машербрум (7821 м) и Мустаг-Тауэр (7273 м). За несколько минут мы пролетели весь ледник до Конкордии, где открывается огромный ледяной бассейн, в который стекают два больших ледника, питающие ледник Балторо. Здесь нам пришлось набирать высоту, чтобы иметь возможность пролететь узкий коридор между вершинами К2 и Броуд-пика. Мы поднялись на 7200 метров, и летчик дал мне знак, означающий, что выше машина подняться не может. Но для нас этого было достаточно. Мы находились примерно на 1000 метров выше «Седла ветров», и даже воздушная яма не представляла собой опасности. До сих пор я летел без кислорода, чтобы испытать себя на реакцию высоты. Самочувствие было, в общем, неплохое, но шум в голове при малейшем движении дал мне понять, что целесообразно одеть кислородную маску, тем более, что на мне лежала большая ответственность — показать летчику трассу полета. Как только я надел кислородную маску и сделал первый вдох, я снова почувствовал себя превосходно.

С высоты 7200 метров открывается грандиозный вид на ледник Балторо и Конкордию. Гигантская, местами вздыбленная река льда полностью закрывает всю долину. Так, видимо, выглядели наши альпийские долины во время ледникового периода. На заднем плане ледника поднимается исполинская пирамида К2. По обеим сторонам другие гиганты Каракорума — вершина Броуд-пик и четыре вершины Гашербрума со своими сателлитами.

Над Конкордией мы повернули влево и взяли направление на «нашу» вершину, которая поднималась высоко в небо, одиноко и величественно, как средневековая крепость, которую мы собирались штурмовать. Мне очень важно было просмотреть предстоящий путь подъема по ребру Абруццкого, но самолет для таких детальных осмотров крайне неудобен потому, что он слишком быстро пролетает осматриваемый участок. Едва мы начали осматривать стену, как самолет пронес нас так близко, что нижняя часть ее не стала видна. Я сконцентрировал все свое внимание на верхней части пика — повсюду крутые, почти отвесные склоны. Было ясно, что подъем может быть совершен только по ранее изученным путям. Из нашей летающей обсерватории склоны вершины выглядели значительно круче, чем на фотографиях. Я попытался сфотографировать вершину, но не мог оторвать взгляда от маршрута и, кроме того, знал, что все фотоаппараты, и имеющиеся у моих спутников и вмонтированные в самолете, были в этот момент направлены на вершину К2.

И вот мы на другой стороне «Седла ветров». Почти отвесный ледовый склон обрывается на 1000 метров до ледника, отделенного скальным гребнем от другого большого ледника. Спуск с «Седла ветров» в район Шаксгам кажется невозможным, что, между прочим, в свое время установила экспедиция герцога Абруццкого. Большой ледник в нижней части своего течения образует те своеобразные ледовые пирамиды, которые так характерны для ледников долины Шаксгам. Вскоре увидел ледник Гашербрум, который я проходил в 1929 году в сопровождении Балестри, Понти и Брона. Я попросил летчика повернуть на северо-запад, потому что теперь я имел надежный ориентир. Несколько секунд спустя мы пролетали над высочайшей стеной мира — северной стеной К2, обрывающейся на 4000 метров.

Из окна самолета мы видели обрывы страшной глубины, громадные ледовые потоки, гребни и вершины самых невероятных форм. Теперь было важно установить, где находится ледник Сарпо Лагго, потому что оттуда можно было пролететь в Асколи через два перевала высотой менее 6000 метров. Вдали виднелся большой закрытый снегом ледник. Мы взяли направление на него, но, приближаясь, не обнаружили ориентира, необходимого для дальнейшего полета. Ведь, как известно, самолет, к сожалению, не может остановиться, и нет встречных прохожих, чтобы спросить о дальнейшем пути.

Мы сделали большой круг, и тут, наконец, я обнаружил нужный ориентир. Это была характерная группа скальных вершин у стыка ущелий Сарпо Лагго и Шаксгам. С этой точки я двадцать пять лет тому назад делал первые топографические съемки К2.

Ошибка исключалась. Долина Сарпо Лагго проходила западнее нас, в верхней части долины виднелся ледник, немногим меньше того, который мы только что видели. Это был именно тот ледник, с характерным полукругом в верхней части. Теперь я был абсолютно уверен, что в дальнейшем смогу правильно ориентироваться. Я увидел вершину Мустаг-Тауэр и вершину Карфоганг, на которую участники экспедиции герцога Сполетто совершили первовосхождение. Немного дальше виднелось седло Сарпо Лагго. Между Мустаг-Тауэром и Карфогангом должна была находиться впадина старого перевала, через который в свое время проходили караваны в Кашмир. Через некоторое время мы увидели и ледник Балторо.

Одно мгновение я колебался: лететь ли дальше через незнакомый перевал, который я намеревался позже обследовать, или по знакомой дороге? Однако не стоило лишний раз испытывать судьбу. Я решительно показал летчику путь к леднику Балторо, и после короткого виража машина пронесла нас над грандиозными иглами долины Транго к нашему большому леднику в направлении высокой вершины Машербрум.

Остальная часть полета не принесла никаких неожиданностей. Мы спустились по долине Биахо и повернули к перевалу Скоро-Ла, через который идет прямой путь в Схигар. После двух часов полета мы приземлились, поднимая облако пыли, на аэродроме.

Удачно совершенное «воздушное восхождение» на К2 было воспринято всеми как хорошее предзнаменование для нашей экспедиции.

Полет над ледником Балторо и вокруг вершины К2 дал не только чрезвычайно интересный географический материал, но и очень важные сведения для предстоящего восхождения. Ледник Балторо был почти весь открыт, и было видно, что весь путь между Конкордией и подножьем К2 будет легко проходим для носильщиков. В нижней части вся поверхность ледника оказалась сильно разорванной, и нашему каравану носильщиков предстояла, видимо, тяжелая работа. Мы тогда не могли предполагать, что к тому времени, когда наш караван будет находиться в пути, сильные снегопады оденут бассейн Балторо в зимнюю одежду и закроют все трещины.

Во время полета мы имели возможность в непосредственной близости осмотреть ребро Абруццкого и верхнюю часть вершины, выше плеча, что нас особенно интересовало. Я очень хорошо помнил все фотографии этого участка, любезно предоставленные мне Висснером и Хаустоном, и при осмотре рельефа не мог установить большой разницы между фотографией и состоянием рельефа в этом году. Даже ледовый склон предвершинного купола был таким же, как на фотографии прошлого года. Позже нам выслали из Италии фотографии пути подъема, снятые с самолета, и эти фотографии тоже точно совпали с тем, что мы наблюдали во время полета. Во время полета я был занят наблюдением за маршрутом нашего самолета, и в связи с большой скоростью полета я, к сожалению, не имел возможности сделать на карте отметки орографической структуры района и прежде всего установить взаимоотношение бассейнов ледников — задание, которое я поставил себе перед полетом. Однако я надеялся, что многие географические данные удастся получить путем использования материалов кино и фотосъемки, полученных во время полета.

ОТ СКАРДО ДО БАЗОВОГО ЛАГЕРЯ

Основная часть экспедиции задержалась в Скардо только четыре дня, ровно столько, сколько потребовалось для того, чтобы весь груз, который еще в Италии был упакован в небольшие тюки по 25—30 килограммов, разделить на три части для трех колонн носильщиков. В эти дни Скардо выглядел необычно. Носильщики балти, которые прибыли преимущественно из долины Сатпора, толпами ходили по улице, стояли на углах переулков и наводняли базар. Создавалось впечатление, что горцы спустились в долину на большой праздник, как бывает иногда у нас в Северной Италии. Время от времени кто-нибудь из них подходил ко мне и с гордостью показывал медаль, которой он был награжден за отличную работу в экспедиции прошлого года. Один носильщик был со мной на леднике Балторо раньше, он и на этот раз хотел участвовать в работе экспедиции. Наймом носильщиков, этой не совсем простой проблемой, занялись с помощью членов экспедиции в первую очередь наши пакистанские помощники. Вечером накануне выхода было нанято ровно столько носильщиков, сколько было необходимо для переноски груза, находящегося на правом берегу Инда. На следующее утро они переправились через реку и взяли груз, который был пронумерован. Таким образом, нам удалось менее чем за два часа подготовить около ста носильщиков к выходу. Я не хочу описывать сцены, которые происходили в борьбе за более легкий и удобный груз, иной раз эта борьба выливалась в настоящую потасовку, и нам часто приходилось в нее вмешиваться. С местными властями, которые следили за наймом носильщиков и правильной оплатой их работы, мы договорились, что носильщики, нанятые в Скардо, должны доставить груз до базового лагеря, а оплата им будет выдана по количеству пройденных этапов. Расстояние между Скардо и базовым лагерем равно примерно 200 километрам, при перепаде высоты 2800 метров, и состоит из тринадцати этапов. Некоторые из этих этапов очень короткие, и если носильщик в один день может пройти два этапа, он получает зарплату соответственно за два этапа. Для регулирования вопроса с оплатой носильщик вместе с грузом получает жетон, который он должен сдать по прибытии с грузом в базовый лагерь. Если носильщик по каким-либо причинам возвратится обратно, на его место нанимается другой, которому выдается жетон, отличный от выданного раньше.

30 апреля вышла первая колонна носильщиков, состоящая из 270 человек. Груз был переправлен на правый берег Инда на лодке допотопного образца. С первой колонной носильщиков, возглавляемой Сольда и майором Бешир, вышла группа Галотти и Пухоца, ответственных за организацию переправы через реки, группа Флореанини с радиостанцией для организации связи между колонной и Скардо и альпинист Бонатти. С этой же группой вышел Ата Улла, направившийся кратчайшим путем в Асколи для решения проблемы снабжения экспедиции мукой. Это очень серьезная проблема: для 500 носильщиков в день нужно 500 килограммов муки, причем на все время, необходимое на переход от Асколи до базового лагеря и обратно. В роли возможного помощника Галотти первую группу сопровождал инженер Мунир. На следующий день вышла следующая колонна — 172 носильщика под руководством Компаньони. С этой же колонной вышел капитан Бутт, проводник колонны Садык, Абрам, Лачеделли, Рей и Виотто.

Наконец, 2 мая я, Анджелино и Пагани с караваном в 60 носильщиков покинули Скардо. Для переноски всего груза нам потребовалось 502 носильщика.

Путь каравана по другой стороне реки Инд проходит сначала по песчаной равнине, а потом через отдельно стоящую вершину, по склонам которой дорога идет в виде своеобразных лестниц. Далее встречается большое количество дюн — настоящих дюн из песка, как в пустыне Сахара, достигающих высоты десяти метров. С гребня дюны вдали видно сплошное море таких же дюн. Приходится только удивляться, что находишься среди дюн в стране, не имеющей ничего общего с пустыней Сахара. Стоит только поднять глаза, как видишь кругом высокие снежные вершины и бурные горные реки. На склонах гор нет растительности. Зато в долинах расположено множество цветущих оазисов, где в изобилии растут фрукты, овощи и зерновые культуры. Я говорю оазисы потому, что они отделены один от другого степью, лишенной почти всякой растительности и очень похожей на пустыню.

Равнина Скардо переходит в равнину Схоро, в отличие от первой она вся покрыта зеленью. Здесь великолепная цепь богатых оазисов, тянущаяся на тридцать километров, и в центре этой цепи находится оазис и крупный населенный пункт Схигар. Здесь, на поле для травяного хоккея, мы сделали первую остановку. Вторую остановку, еще через пятнадцать миль, мы сделали в маленькой деревне Кусхамол, в свое время очень сильно пострадавшей от наводнения.

Чтобы постоянно иметь ясную картину о движении колонн носильщиков, я сформировал группу верховых на пони и с ними покинул третью колонну в тот момент, когда она начала движение.

Долина Схигар, безусловно, одна из самых красивых в Балтистане, она шире долины Вельтлин, и горные хребты с большими ледниками поднимаются по ее сторонам более чем на 5000 метров. У подножья гор находятся большие конуса осыпей, на которых расположены оазисы и населенные пункты. Разветвленная сеть арыков, питающихся с ледников, дает оазисам нужный запас влаги. Там, где вода отсутствует, растительность погибает: нормальных осадков недостаточно для обеспечения жизни растений.

Я торопился и поэтому даже не остановился в Кусхамоле. В этот вечер я хотел дойти до Дассу, где по моим расчетам должна была остановиться вторая колонна носильщиков. Выше Кусхамола долина почти пустынна, здесь нет воды, так как на склонах гор отсутствуют ледники. Правда, в то время когда мы проходили по этим местам, нам не приходилось жаловаться на отсутствие влаги. Небо закрылось тяжелыми тучами, и прошел настоящий ливень, сопровождаемый сильными порывами ветра. Однако он не помешал нашим коричневым лошадкам спокойно продолжать движение. Полтора часа длился этот ливень без грома и молний. В конце дня выглянуло последнее вечернее солнце, немножко подсушившее нашу одежду. Уже в темноте мы подошли к реке, на другом берегу которой был расположен один из самых больших оазисов и населенных пунктов долины Бральдо — Дассу.

Для переправы через реку мы еще в прошлом году пользовались так называемыми «цаксами» — плотами, состоящими из деревянных рам, к которым привязывают надутые воздухом козьи кожи. К моему удивлению, теперь увидел я здесь мостик, соединяющий оба берега бурного потока. Правда, этот мост состоял всего лишь из двух положенных рядом бревен. Нам пришлось основательно побалансировать, чтобы пройти по этим качающимся бревнам. Кто идет неуверенно или хочет пройти этот мостик на четвереньках, обязательно упадет в речку. Так случилось с нашим поваром Исхаком, рослым парнем из холмистого района Пуняб. Он дошел до середины, испугался, хотел вернуться и упал в речку; было видно, как он бил руками и ногами по воде, чтобы удержаться на поверхности, пока ему не удалось в ста метрах ниже задержаться за выступающий камень. Носильщикам стоило большого труда вытащить его на берег. Как выяснилось потом, наш повар не умел плавать.

Дассу, обычное место остановки караванов, расположено на земляной полосе вдоль реки, под абрикосовыми деревьями, которые в это время цвели. Это очень уютное место, несмотря на то, что оно находится под постоянной угрозой обвалов с крутых скальных стен теснины ущелья Бральдо.

По всему оазису раздавались крики и пение носильщиков, которые расположились повсюду. Свет факелов был виден между деревьями фруктовых садов, у подножья скал и во дворах домов. Товарищи к моему приходу как раз закончили ужин, они оборудовали себе одну из наших утепленных палаток и вели в ней оживленную беседу с капитаном пакистанской армии Буттом, который сопровождал нашу экспедицию до базового лагеря.

Путь от Дассу проходит по дикой теснине ущелья Бральдо. Тропинка поднимается вверх по крутому склону, местами она исчезает между крупными глыбами скал, местами проходит по берегу реки.

По пути в Асколи мы несколько раз переходили реку Бральдо по висячим мостам из ивовых веток, а затем вышли к реке Чонго. Здесь, в отличие от прошлого года, был сделан мостик, благодаря которому нам удалось в один день пройти путь из Дассу в Асколи. По пути мы даже не успели выкупаться в теплых серных источниках Читрума.

В два часа дня я уже был в Асколи. Таким образом, весь путь от Скардо до Асколи я прошел за три с половиной дня вместо обычных шести или семи дней. Ата Улла встретил меня и тут же обрадовал: проблему с мукой удалось решить; караван носильщиков вышел из Асколи в Урдукас с пятью тоннами муки.

Асколи — большой красивый оазис. В прошлом году я был здесь в сентябре, когда весь ландшафт имел три основных цвета: золотой цвет созревших хлебов, зелень тополей и фруктовых деревьев и бело-голубой цвет вечно снежных вершин.

На этот раз небо было затянуто серыми тучами и только кое-где выглядывал гребень Манго Гузор — вершины высотой 6288 метров, господствующей в этом районе.

Как ни хотелось отдохнуть здесь хотя бы один день, мы не могли позволить себе эту роскошь. Искусство держать большой караван в постоянной готовности и сохранить маршевый порядок состоит в том, чтобы ежедневно организовывать переход. Поэтому я назначил на следующий день выход. Но носильщики первой колонны, скрестив руки на груди, начали возражать: «Дорога слишком длинная, погода плохая и выше будет глубокий снег». Переговоры длились два часа, наконец, после того как носильщикам был выдан двухдневный мучной рацион, примерно к обеду, длинная колонна выступила в путь.

Первый этап пути из Асколи идет до Корофона. Это место примечательно гигантской скальной глыбой, за которой носильщики в защищенном от ветров месте устраивают ночлег. На пути в Корофону приходится пересекать язык ледника Биафо, который, вытекая из бокового ущелья, перекрывает ущелье Бральдо; Биафо очень спокойный ледник и в своей нижней части покрыт толстым слоем камней и осыпей. Переход через ледник Биафо в этом месте не представляет никаких трудностей. Меня беспокоила возможность перехода вброд через реку Думордо. Думордо довольно большая река, впадающая в Бральдо или, вернее, в Биахо, так как выше Биафо река меняет свое название.

Мы хотели, чтобы носильщики еще в этот вечер перешли Думордо, и, действительно, когда я со второй колонной подошел к реке, первая колонна находилась уже на том берегу. Я взобрался на плечи носильщика, и он перенес меня через бурный поток, доходящий местами до пояса, на левый берег. Но не всем удалось так быстро и просто переправиться через реку, как мне, имеющему, к счастью, малый вес. Например, Пухоц, севший на плечи довольно слабого парня, на середине реки потерял равновесие и свалился в воду. Носильщик, боясь, что его подопечный может утонуть, крепко держал Пухоца за ноги, и Пухоцу потребовались немалые усилия, чтобы вырваться из рук своего «спасителя». Наконец, он вырвался, встал на ноги и вышел на другой берег.

На следующий день после шестичасового перехода мы достигли Пайю в устье ледника Балторо.

Пайю, безусловно, самое красивое место отдыха после Асколи; здесь есть чистая ключевая вода, дрова для костров, и с этого места открывается сказочная панорама. На переднем плане — черная поверхность ледника Балторо с большим ледовым гротом, из которого стремительно вытекает река Биахо, на заднем плане корона трехгранных гранитных башен, поднимающаяся наподобие гигантских штыков в синее небо.

Во время прошлогоднего путешествия я оставил здесь на большом камне продовольствие и бензин. Бутт с несколькими носильщиками поднялся на камень и принес продукты, которые находились в хорошем состоянии.

Местечко Пайю, над которым господствует целая группа великолепных скальных башен, было вечером переполнено людьми, взбудоражено их криками и освещено огнями многочисленных факелов.

На следующий день мы были на ногах уже в шесть часов утра. Первая колонна носильщиков двинулась вверх по широкому леднику Балторо.

Тот, кто знаком с нашими альпийскими ледниками, чувствует себя до некоторой степени потерянным в больших гималайских ледниках. Их поверхность почти сплошь покрыта толстым слоем осыпи. Лишь на высоте около 5000 метров можно увидеть чистый лед. Прохождение таких ледников с моренным покрытием очень утомительно, тем более, что по такому рельефу приходится идти не один десяток километров.

Наш путь пересекал наискосок ледник Балторо и выводил в небольшую долину, лежащую между ледником и склоном гор. Лагерь мы установили на узкой морене. Через некоторое время начался небольшой снегопад, который к вечеру усилился. Через два часа валил уже густой снег. К нашему счастью, утром, к моменту выхода снегопад прекратился. Но час спустя с серого неба снова начали падать первые хлопья снега, а потом опять начался сильный снегопад. Снег покрывал сгорбленные спины носильщиков, которые, несмотря на это, продолжали движение и торопились к месту следующего привала — Урдукасу, где можно было под защитой скал отдохнуть у костров.

Мы прошли ущелье Лилиго, закрытое ледником Балторо. В верховьях этого ущелья образовалось довольно большое озеро, которого шесть месяцев назад не было. Мы обошли озеро и в течение долгих часов поднимались вверх по небольшому боковому ущелью. За это время снег покрыл морену слоем в несколько сантиметров. Раскисший снег сильно затруднял движение. Примерно в десять часов я обогнал караван и вскоре увидел закрытое снегом нагромождение скал Урдукаса.

Я без труда узнал то место, где в 1929 году провел четыре месяца. В то далекое лето Урдукас был нашим базовым лагерем, в который мы после долгих и тяжелых путешествий по ледникам через перевал Мустаг в долины Китайского Туркестана возвращались как в свой родной дом.

При виде этого места и маленьких площадок для палаток, покрытых снегом, на меня нахлынули воспоминания — я мысленно увидел лица всех тех, кто когда-то был со мной здесь.

Многие из них, в том числе и руководитель той экспедиции Эймон ди Савой-Аоста, герцог Сполетто, ушли из нашей жизни. Первым умер врач экспедиции Гино Аллегри, потом погиб в горах руководитель нашей альпинистской группы Умберто Балестрери, затем не стало товарища по палатке зоолога Лодовика Капориасо. Урдукас выглядел тогда, как сад с тропинками и лестницами, проходящими между палатками. Была весна, и вокруг нашего лагеря раскинулся ковер разноцветных цветов. Сегодня же все покрыто снегом как в глубокую зиму, и нам предстояли тяжелые дни.

На следующее утро я проснулся с убеждением, что, наконец, наш лагерь, разбросанный между гигантскими глыбами горного обвала, освещает солнце. Желтый свет пробивался через стены палатки, которую я установил около скалы, на том самом месте, где находилась моя палатка в 1929 году. Но солнца не было, желтый свет исходил от палатки, которая сама была желтого цвета, снаружи было пасмурно и шел снег. По всей площадке нашего бивуака слышались громкие разговоры и крики. Под камнями на противоположном склоне ледника ночевали наши носильщики, причем ночевали они в той самой одежде, которая была на них в пути. Уже больше недели преследовала нас плохая погода. Ниже мы проходили под дождем, теперь попали в снегопад. Едва я вылез из палатки, как мне на голову упал с крыши ком снега. К этому времени основная масса носильщиков собралась у подножья большой скалы и обсуждала возможность дальнейшего перехода до базового лагеря. По плану все носильщики сегодня должны были идти дальше, но, действительно, погода была такая плохая, что балти в своей легкой одежде из домотканного материала страшно мерзли.

Собрание носильщиков решило отложить выход и потому, что им надо было печь здесь, в Урдукасе, где было немного дров, свои «чапати» — своеобразные лепешки из муки и воды, которые составляют основное питание балти.

Путь в следующие три-четыре дня проходил по леднику, где такой возможности не было.

Но и здесь положение в этом отношении было неважное. Снегопады последних дней закрыли почти все сухие дрова. Ата Улла, который вместе со старшими носильщиками обсуждал вопросы дальнейшего марша, сообщил мне последние результаты переговоров. Сегодня нечего было и думать о дальнейшем марше, носильщики во что бы то ни стало хотели остаться в Урдукасе, в котором имелось хоть какое-то подобие удобств. Непредвиденная остановка хотя бы на один день означала, что нужно немедленно доставить новыми носильщиками 500 килограммов муки из нашего запаса в Асколи.