Джон отступил назад и, обнимая ее за плечи, повернул лицом к дому.
– Я только распрягу лошадь, подою Рози и приду, – сказал он, отворяя дверь сарая, и, поймав поводья, повел Дэйзи в темноту конюшни.
Привязав животное к специальному кольцу, Джон отцепил коляску и ловко откатил ее на место рядом с другим стойлом. За спиной он слышал смех детей, ребята гоняли по двору сбежавшую курицу. Сисси отчаянно завизжала, когда испуганная птица, развернувшись, понеслась на своих преследователей. Джон улыбался, пока чистил бока кобылы, его руки стали проводником какой-то неведомой энергии между человеком и животным, и ощущение этого приносило ему огромное удовольствие.
– Я сегодня женился, Дэйзи, – пропел он, снимая недоуздок через голову кобылы и ведя ее в стойло, которое сам построил для своей любимицы в конце сарая. Он уверенно шел в темноте, ласково говоря с Дэйзи.
Джон помогал брату строить этот сарай. Он знал каждый его дюйм и за несколько прошедших недель уже привык считать своим. Так все и будет, пока Томас не вырастет настолько, чтобы самостоятельно пользоваться своей долей наследства.
– Она милашка, Дэйзи, – негромко говорил Джон, задавая, лошади обычную порцию овса.
Взглянув, сколько сена лежит в кормушке, он вышел из стойла, аккуратно закрыв за собой дверцу.
– У нас с Лотти все будет хорошо, – размышлял он вслух, зажигая лампу и вешая ее на гвоздь рядом с ожидающей дойки коровой. – А ты что об этом думаешь, Рози? – спросил он и рассмеялся над своей глупостью.
С каким-то особым удовольствием берясь за повседневную работу, он снял с крюка ведро для молока, толкнул низкую скамеечку на место и быстро принялся доить корову.
Задержался у ледника, где оставил удой, аккуратно накрыл молоко крышкой, затем наполнил ведро свежей водой – вот и завершился круг его домашних дел.
– Я поймал наседку, дядя Джон, – окликнул его от дверей курятника Томас.
– Хорошая работа, сынок. – Джон был рад, что беглянка заперта на ночь. Погоня за обезумевшей курицей никак не входила в его планы на сегодняшний вечер. «У меня-то есть чем заняться», – нетерпеливо подумал он.
Лотти едва подняла на него глаза, когда он вошел в дом, и тут же потупилась. Упорно избегая смотреть мужу в глаза, она сделала жест рукой в направлении стула у огня – здесь он любил сидеть по вечерам.
– Еще минутка, и ужин будет готов, – сказала она, затаив дыхание и от смущения разглаживая руками передник. – Никак не могу успокоиться, – продолжила она в замешательстве под пристальным взглядом Джона.
«Это правда», – думала она. Войдя в дом, Лотти долго стояла около двери, пытаясь унять бешеный стук своего сердца. Конечно же, такая буря счастья от простого соприкосновения губ была ненормальной. «Даже думать о Джоне в последнее время – неизъяснимое наслаждение», – призналась она себе. Тепло его тела, то, как поднимались уголки его рта, когда он улыбался, широкая грудь, туго натягивавшая рубашки, которые она ему стирала, – все вызывало в ней чувство, пугающее своей силой.
Ее рука взметнулась к груди. Глазами, расширенными от удивления, она смотрела на мужчину, вызывавшего в ней такие чувства и переживания.
– Лотти?! – позвал Джон со своего места. Она вся затрепетала и закрыла глаза, боясь, как бы он не догадался, что творится у нее внутри. Он смотрел на нее, удивленно нахмурившись. Одна его нога была уже разута, и он начал снимать ботинок со второй.
– Я задумалась, прости, – сказала Лотти нервно и поспешила к буфету. Через несколько минут она уже нарезала хлеб для ужина и открыла банку с персиками, которую достала с полки. Кусок свежего масла, сбитого только вчера, лежал, накрытый стеклянной крышкой. Рядом стояла банка с консервированными грушами. Она позвала детей поскорее мыть руки и садиться за стол.
– Я рад, что ты сегодня не возилась с ужином, – заметил Джон, садясь напротив нее.
– Я люблю персики, – улыбнулась Сисси, засовывая крупный кусок в рот и пробуя языком его нежную мякоть.
– Ну и ешь, солнышко, – посоветовал ей Джон, – сегодня у нас был длинный день, и вам пора отправляться в постель.
Сисси нахмурилась и сморщила нос в молчаливом протесте, но, взглянув на решительное лицо дяди, изменила свое намерение. Ее плечики опустились, выражая покорность.
– И мне тоже? – спросил Томас, любуясь толстым куском хлеба, который он щедро намазал маслом.
– И тебе тоже, – твердо сказал Джон и с дразнящей улыбкой посмотрел на Лотти.
Лотти оглядела все вокруг, перед тем как погасить керосиновую лампу, а затем большая комната погрузилась в темноту. Огонь в очаге погас, и только тлеющие угольки освещали ей путь к постели.
Не поднимая глаз, Лотти приблизилась к Джону. Каким-то образом, пока она стояла к нему спиной, Джон ухитрился снять брюки, которые теперь висели на вешалке у передней спинки кровати, и даже забраться в постель. Опершись на обе подушки, он сидел и смотрел на нее. Простыня и одеяло прикрывали его тело до талии. Одного беглого взгляда оказалось достаточно для Лотти, чтобы понять – он успел снять не только брюки, его обнаженная грудь матово светилась в слабых отблесках тлеющих в очаге углей.
Большие руки, коричневые от летнего загара, контрастировали с белой кожей плечей и груди, где кудрявились золотистые волоски, невольно приковавшие к себе ее взгляд.
Он отвернул край одеяла и похлопал ладонью по перине рядом с собой.
– Иди сюда, Лотти, – позвал он тем же хриплым голосом, который она уже слышала у него однажды.
Приподняв подол ночной сорочки, она поставила одно колено на кровать и повернулась, чтобы лечь рядом с ним. Ее обнаженные ноги тут же скрылись под тканью сорочки. Она расправила подол и аккуратно подоткнула его под свои икры, укладываясь ему под бочок. Джон тут же потянул к себе подушки.
– Не дашь ли мою? – обиженно протянула Лотти.
Но он, стукнув несколько раз по подушке кулаком, как бы взбивая ее, разлегся с довольным видом, хитро взглянув на Лотти.
– Нет, голубушка, ты будешь лежать на моем плече, – заявил он, указывая туда, где именно должна лежать ее голова.
– Это и продемонстрирует мою покорность мужу? – спросила Лотти с легкой улыбкой, дрожащими пальчиками расправляя одеяло на груди.
Он покачал головой:
– Нет, это еще впереди. Сперва мы должны попрактиковаться в поцелуях, которые, как мне кажется, очень вам нравятся, миссис Тиллмэн, – прошептал он, нависая над ней. Его огромная рука приподняла ее голову, и он склонился, чтобы с нежностью приникнуть к ее полным губам.
Глаза Лотти закрылись от удовольствия. Его рот был таким мягким и нежным – он звал ее, звал все ближе и ближе. Она протянула руку к его груди, не в силах удержаться от соблазна, и ее пальцы стали перебирать жесткие вьющиеся волоски. Затем его рот оторвался от нее, и она втянула в себя воздух, вдыхая мускусный запах его тела, этот таинственный и дразнящий аромат мужчины.
– А вы искусная поцелуйщица, миссис Тиллмэн, – пробормотал он, трогая языком мочку и нежно покусывая ее ухо, проделав это, он вновь вернулся к сочной спелости ее губ.
– Я никого никогда раньше не целовала, – задыхаясь, прошептала она, ее голова кружилась… Такое странное головокружение, словно опьянение, причину которого она не могла понять.
– Я рад. – Его шепот был таким тихим, что она едва расслышала его, но эти два простых слова наполнили ее ощущением радости, согревшей сердце.
Когда он снова наклонил голову, чтобы завладеть ее ртом, она приоткрыла губы, желая полнее ощутить его, и почувствовала мощный вздох. Громким стоном отозвался он на ее невинное предложение, но она пугливо отшатнулась.
– Я что-то сделала не так? – быстро спросила она, но он прижал ее к своей груди, покачал головой и промычал:
– М-м… нет… Дай мне потрогать твой язык, Лотти.
Возбуждение от его прикосновения побежало вниз по ее телу, когда он, нежно покусывая ее нижнюю губу, добивался, чтобы она приоткрыла рот и впустила его. Проворный язык исследовал каждое углубление, каждый бугорок ее рта, борясь с нежным язычком, вступившим в начатую им игру.
– Джон! – задохнулась она.
Его ответное рычание было приглушено сражением с тканью сорочки, прикрывающей ее грудь. Схватив муслин зубами, он поймал пик ее груди и уже посасывал его.
– Расстегни пуговицы, – отрывисто сказал Джон, и Лотти подняла руки, послушно выполняя его приказ, и лицо ее заалело от вдруг поднявшейся ответной волны, вскинувшей ее тело. – Лотти…
Это прозвучало одновременно и приказом, и мольбой. Он трогал ее благоухающую кожу своим ртом, вдыхая аромат свежей цветочной струи, он приподнялся, любуясь пышной округлостью ее обнаженных грудей. Нежно, словно бесценное сокровище, его рука нащупала набухшие соски и чуть сжала их.
Дрожь наслаждения, пробежавшая по ней, была тем ответом, которого он ждал, прикрыв глаза. Осторожным движением он опустился на нее, прикрывая своим телом. Джон тщетно попытался раздвинуть ноги Лотти своим коленом – ночная рубашка плотно спеленывала ее колени и икры.
– Что ты делаешь, Джон? – В ее шепоте звучал страх, когда он все же втиснулся между ее ног.
– Разреши мне поднять твою сорочку, Лотти, – хрипло прошептал он ей в ухо.
– Нет! – прозвенело на всю комнату.
Он резко выпрямился, а она отодвинулась от него, в панике приглаживая волосы и застегивая на груди сорочку.
Он тут же закрыл ее рот рукой и не отпускал, несмотря на все ее попытки вырваться. Но тщетно она извивалась и толкалась под ним – он был неумолим.
– Потише, Лотти, ты разбудишь детей, – шипел он ей куда-то в волосы.
– Тогда слезь с меня, – злобно прошептала она. – Мне нравится, когда ты меня целуешь, Джон, но совсем не нравится, когда ты лежишь на мне!
В нем нарастала досада, а вместе с тем и возбуждение, которое лишь усиливалось от ее соблазнительной возни под ним.
– Похоже, дорогая, – мрачно пробормотал он, – ты оставляешь мне только один выход.
Он соскочил с кровати, бросив предостерегающий взгляд на чердак, а затем на ее разъяренное лицо. Ошеломленная видом его бесстыдно обнаженного мужского естества, продемонстрированного ей с такой небрежностью, она притихла. А он молча натянул брюки, затем подтяжки. Его волосы были взъерошены, лицо пылало, а решительный взгляд окончательно пригвоздил Лотти к месту. Он сгреб ее в охапку вместе с одеялом и понес к двери.
– Куда?.. – выдавила она из себя громким шепотом.
– Ни слова, Лотти, – прохрипел он в ответ, открыл дверь и, бросив взгляд вверх, на чердак, вынес ее из теплой комнаты.
Глава 11
– Стой здесь, пока я зажгу лампу, – строго приказал Джон, оставив Лотти посреди прохода, делившего сарай пополам.
Лотти молча кивнула. Она дрожала, закутавшись в одеяло, которое он накинул ей на плечи, когда выпустил, наконец, из плена своих железных рук. Глазами, расширенными от удивления, не понимая причину столь внезапного путешествия, она наблюдала, как он зажег фитиль и повесил лампу на гвоздь рядом с коляской.
Джон повернулся к Лотти. Но его лицо оставалось в тени. Он решительно двинулся к ней. Приблизившись, поднял руку, чтобы поправить локон, упавший ей на щеку. Ее пробрала дрожь от нежного прикосновения его пальцев, такого неожиданного при столь загадочно мрачном выражении его лица. Ничего, не понимая, она вся затрепетала.
Его взгляд гипнотизировал ее. Она смотрела на него и в растерянности искала в его взгляде ту доброту, которую излучало все его существо еще несколько минут назад… Искала и не находила. Он бесстыдно оглядывал ее с ног до головы, изучал, не пытаясь даже скрыть это. Его мускулистое тело напряглось, предельное напряжение сверкало и в прекрасных голубых глазах. И еще в них читалось знание чего-то такого, что смутило ее и заставило вспыхнуть ярким румянцем щеки и шею.
Она нашла в себе силы посмотреть на него в упор, и все беспокойство, которое она чувствовала, передалось ему.
– Иди сюда, Лотти, – произнес он, едва шевеля губами, и похлопал по краю топчана.
Когда она приблизилась, он взял ее за руку и усадил рядом. Его пальцы гладили маленькие морщинки на ее пальцах, и прикосновения эти успокоили ее куда больше, чем слова.
– Ты меня боишься? – тихо спросил он хриплым голосом.
Она замотала головой.
– Нет, конечно же, нет, Джон, – без колебаний сказала она. – Я просто не знаю…
Его улыбка была нежной, руки настойчивыми, когда он сильнее обхватил ее и притянул ближе.
– Ну конечно, ты не знаешь, дорогая…
Она потеряла равновесие и почувствовала, как ноги отрываются от пола.
Ее рот сложился в удивленное «О», и она повисла в его объятиях. Затем он приподнял ее и усадил к себе на колени. Огромная ладонь наклонила ее голову, положив на сильное плечо, а пальцы потянулись к ее волосам – и он нежно гладил их, успокаивая свою женушку.
– Ну, это ведь не так ужасно? – шепотом спросил он, жарко выталкивая из себя слова.
Она решительно замотала головой, что вызвало улыбку на его губах.
– Нет, – вздохнула она.
– Разве я не могу просто вот так подержать тебя несколько минут, Лотти? – сказал он, нежно поглаживая ее плечо и скользя вниз по руке, пока не наткнулся на манжету сорочки на ее запястье.
Его пальцы скользнули под манжету проворным движением, поползли вверх, затем нежно опустились и нащупали, бешено бьющийся пульс, и он вдруг почувствовал, как его пронзила нежность к этому ребенку-женщине, затаившейся в его объятиях.
– Ты теперь моя жена, Лотти, – серьезно произнес он. – Ты знаешь, что это означает?
Она быстро кивнула.
– Конечно. О да, – прошептала она. Ее голова откинулась назад, когда она встретила его взгляд, и ее щеки вспыхнули ярким румянцем. – Мисс Эгги говорила, что я должна быть покорной своему мужу, быть всегда хорошей женой, я так и собираюсь делать.
Его глаза сверкнули в тусклом свете лампы, и рот дрогнул в улыбке.
– Ты точно это знаешь? – спросил он, склонившись, чтобы запечатлеть поцелуй на ее поджатых губках.
Она утвердительно кивнула и опустила глаза, не выдержав его взгляда.
– Ну, точно-то я не знаю, что именно нужно делать, – тихо согласилась она.
– Ну… – медленно начал он, теребя пальцами пуговицы на ее груди, – первое, что ты должна сделать, – это снять рубашку… – Тебе помочь, Лотти? – спросил он, коснувшись губами ее уха.
Она не могла думать ни о чем больше, только о тепле его пальцев, трогавших ее тело. Один палец отправился в путешествие вдоль ключицы, затем легонько нажал на бившуюся у шеи жилку. После этого он скользнул вниз до верхней точки ее груди, где мягкая плоть вздымалась во всем своем великолепии. Она услышала стон, сорвавшийся с ее собственных губ, когда он развязал ленту на лифе ее сорочки, и закрыла глаза, ощущая трепет – до мурашек, побежавших по всему телу.
Повернув ее лицом к себе, он заглядывал в глубину ее глаз.
– Я не обижу тебя, Лотти, – шептал он, пока его руки, скользя по ее плечам, наконец, легли на обнажившееся тело.
Тотчас же ее руки взметнулись к груди в попытке прикрыть потаенные уголки тела, открывшиеся его взору.
– Нет… дай мне просто на тебя посмотреть, – решительно сказал он и, разжав ее пальцы, потянул их к своим губам.
Он стал осторожно посасывать кончик ее розового мизинца, легонько схватив его зубами. А его глаза любовались холмиками ее грудей, скрытыми лишь тонким батистом лифа. Держа ее пальцы одной рукой, он потянулся, чтобы отвести прилегавшую к коже ткань, и почувствовал, что она вся дрожит.
– Джон? – прошептала она прерывающимся голосом.
Он наклонился вперед и запечатлел быстрый поцелуй на манивших его губах.
– Все хорошо, Лотти, – мягко заверил он ее. – Просто разреши мне немножко полюбить тебя.
Она выглядела растерянной, услышав его слова. Мисс Эгги не упоминала о том, что можно позволять мужу трогать те части тела, которые никогда не открывались постороннему взгляду за всю ее недолгую жизнь. По крайней мере, насколько она себя помнила, раздевание и одевание происходило дома под покровом темноты. Последние несколько лет у Лотти была собственная комнатка, где можно было спать и раздеться вечером. Ничто не подготовило ее к прикосновениям пальцев Джона или обнажению перед ним своей груди. А сейчас он еще говорил о том, чтобы немного полюбить ее.
– Я не понимаю, что ты имеешь в виду, Джон, – отважилась, наконец она. – Ты меня любишь? – спросила она недоверчивым шепотом.
– Я не это имел в виду, Лотти, – быстро сказал он. – Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, правда?
Она медленно кивнула:
– Я так думаю.
– Любить – означает разные вещи, дорогая, – сказал он, тщательно подбирая слова. – В данном случае это означает то, что муж и жена делают вместе.
Он поискал понимания в ее глазах, но встретил лишь изумленный взгляд.
– Ты знаешь, что происходит в супружеской постели, Лотти? – спросил Джон с чувством отчаяния.
«Ну пожалуйста, скажи "да"», – молил он про себя, но его мольба не была услышана – она медленно покачала головой, и ее глаза наполнились слезами.
– Ты, должно быть, считаешь, меня ужасно глупой, – сказала она слабым голоском, который разрывал его сердце.
– Нет… – Он покачал головой и с нежной улыбкой наклонился, чтобы прислониться своим лбом к ее лбу. – Просто очень наивной, Лотти.
Он глубоко вздохнул, с трудом сдерживая желание.
– Твоя ночная рубашка близко? – спросил он нежно, сняв с нее, наконец, лифчик и скользя руками по спине.
– Она где-то здесь, – приглушенным шепотом сказала Лотти, прижимаясь к его груди. Ей было холодно, и она дрожала.
– Давай я помогу тебе надеть ее, – предложил он.
Джон с восхищением любовался нежными линиями ее шеи, затем наклонился, чтобы запечатлеть поцелуи там, где тонкие завитки волос льнули к коже. Он продел ее руки в рукава, расправил складки и опустил рубашку до талии.
– А теперь нам нужно снять остальную одежду, дорогая, – терпеливо сказал он ей на ухо, с острым наслаждением вдыхая сладкий женский запах.
Лотти закрыла глаза, чтобы не видеть его обнаженной груди. Она была захвачена вихрем непривычных ощущений и чувствовала себя беспомощной в его руках.
– Отпусти меня на минутку, Джон, – тихо проговорила она, почти прикасаясь ртом к бледной коже его плеча.
– Хочешь, я помогу тебе?
– Нет.
Она выскользнула из его рук и встала на коврик, просунув руки под кремовый муслин своей ночной сорочки, чтобы развязать завязки на нижней юбке, и спустила ее до колен. Потом подняла одну ногу, затем другую, чтобы освободить их от мягкой ткани. Нагнувшись, стянула вниз, до икр, вместе с подвязками фильдеперсовые чулки, купленные Джоном, и медленно сняла их с одной, а затем со второй ноги.
– Вот… – произнесла Лотти едва слышно и наклонилась, чтобы поднять чулки, затем расправила их, аккуратно сложила и положила на полочку.
«Сейчас я должна подойти к нему», – думала она, с трудом подавляя волнение. Мисс Эгги не подготовила ее, и Лотти трепетала перед неизвестностью, с которой ей придется столкнуться.
Она вытаскивала шпильки из волос и складывала их в идеальном порядке на полочку. Что ждет ее дальше?..
Между супругами существовала какая-то мистическая связь. Она наблюдала это однажды: супружеская пара пришла в приют, чтобы выбрать и удочерить девочку. Не Лотти, конечно, а совсем маленького ребенка. Они посмотрели на дитя, затем друг на друга, и между ними настолько очевидно произошел обмен мнениями, что Лотти почувствовала это.
Проворными пальцами она расплела косу, и ее волосы волнами заструились по спине.
То, что и она когда-либо познает то же чувство – чувство единения с другим человеком, – было выше ее понимания. Но Джон смотрел на нее с таким жаром, такой ласковый свет горел в его глазах, что она глубоко вздохнула, и сердце бешено забилось у нее в груди.
Лотти посетило совершенно новое, неизведанное еще чувство – волнующее желание познать мужчину, который склонился над ней. Он весело улыбнулся, сверкнув идеально белыми зубами. Когда он заключил ее в объятия, она шумно вздохнула, вся охваченная неистовым желанием.
– Ты и сейчас меня боишься, Лотти? – спросил Джон тем «угрожающим» тоном, который появился у него сегодня вечером.
– Нет… – выдохнула она, энергично помотав головой, и непокорный локон снова упал ей на лицо, почти скрыв один глаз.
Осторожным движением он убрал локон ей за ухо, и его рука стала медленно опускаться, обвиваясь вокруг ее талии.
– Зачем ты принес меня сюда? – спросила она слабым голосом, выдававшим сильное волнение.
Джон улыбнулся:
– Я должен тебя кое-чему научить, Лотти. И для этого нам совсем не нужны зрители, – проговорил он гортанным голосом, непривычно резанувшим ее слух. – Я сделал глупость, начав это в постели, прямо под чердаком, где спят дети. Совершенно не понимаю, какая у Джеймса могла быть семейная жизнь в нескольких футах от детей.
– Что ты имеешь в виду? – прошептала она, глядя в его хмурое лицо.
– А ты заставила меня понервничать, Лотти. Между нами говоря, мы едва все не испортили… Я – тем, что пытался торопить тебя… А ты – ты просто ничего не знаешь об этом.
Пальцы, до того сильно сжимавшие ее, ослабили свою хватку и начали осторожно путешествовать под одеялом, в которое она все еще куталась.
– Но что мы будем здесь делать? – спросила Лотти.
Он склонился над ней и со смехом сказал:
– Лотти, а Лотти… чувствую, нам предстоит долгая ночь.
Он развернул ее, не выпуская из объятий, и крепко прижал к своей груди. Затем указал в направлении лестницы, ведущей на сеновал:
– Мы поднимемся наверх, дорогая. Ну же, давай поднимайся, – торопил он ее, стаскивая с ее плеч одеяло и осторожно подталкивая к лестнице.
Обернувшись, она посмотрела на него. Бледный овал ее лица, казалось, светился в темноте, и сверкали огромные удивленные глаза. Она приподняла подол своей рубахи, поставила ногу на первую ступеньку лестницы и взялась рукой за перекладину над головой.
Он смотрел, как она преодолевает первые ступеньки. Ох, эти стройные ножки, эти розовые пальчики, сгибавшиеся, чтобы уцепиться за деревянные ступеньки. Он с трудом поборол в себе желание провести рукой по этим стройным ногам и, сдержав свой порыв, перекинул одеяло через плечо и начал подниматься следом.
Поднявшись наверх, Лотти оказалась на сеновале. И тотчас же рядом с ней показалась голова Джона.
– Ты в порядке? – спросил он, преодолев последние ступеньки.
Бросив одеяло на кучу сена, он взял Лотти за руку – выражение его лица смягчилось.
– Да, – коротко ответила она, не желая выдавать волнение, охватившее ее.
Лотти смотрела на мужчину, которого поклялась любить и которому должна была теперь повиноваться, и ей вдруг подумалось, что мисс Эгги была, не очень-то конкретна в своих напутствиях. Лотти растерялась. Мужчина, который только что лежал на ней, пытаясь просунуть свое колено между ее ног, являлся тем же человеком, который целовал ее с такой нежностью, – нет, она никак не могла этого понять.
«Что-то странное происходит внутри меня», – подумала она, когда Джон подтащил ее к одеялу, небрежно лежавшему на куче сена.
Он отпустил ее руку, схватил тяжелое одеяло за края, встряхнул его, чтобы расправить, и бросил на сено, соорудив некое подобие постели. Со странно «вежливым» выражением лица он уложил ее на одеяло и улегся рядом. Затем приподнялся, встав на колени.
Он крепко и властно удерживал ее одной рукой, а другая тем временем скользила вверх и вниз по изгибам ее тела. Лотти задержала дыхание, когда его пальцы стали осторожно гладить ее грудь, сразу набухшую от этих прикосновений. Воспоминание о его губах, о том, как он касался ее, вызвало дрожь, все тело ее напряглось.
Лотти услышала в темноте его тихий смех, и ее глаза сузились – она пыталась разглядеть лицо Джона. Но движение его руки вновь заставило ее затрепетать. Глаза Лотти закрылись, она наслаждалась его ласками.
Джон снова и снова касался ее затвердевших сосков. Лотти вздрогнула от ощущения тепла, которое растеклось до самого низа живота. Ее ноги дернулись, и она издала гортанный звук, вновь вызвавший короткий смешок у мужчины, склонившегося над ней.
– О, Лотти, – пробормотал он ей прямо в ухо, – ты такая прелесть. И как только я мог оставлять тебя одну так долго?
Он коснулся губами ее лба. Лотти сходила с ума от его горячего дыхания, от прикосновения его сильных пальцев, скользивших по нежной груди.
Это было нечто не поддающееся описанию. Ошеломленная его горячими влажными поцелуями, которыми он осыпал ее шею, Лотти повернула голову, и их губы встретились, возобновляя игру, начатую в постели. Впервые она познала сладость поцелуя неделю назад и с тех пор постоянно жаждала повторения. Ожидание только сильнее разожгло желание, она чувствовала, что готова отдать все на свете за то, чтобы вновь ощутить у себя во рту его горячий язык. Сейчас Лотти наконец-то дождалась этого, он был с ней, и она приоткрыла рот, впуская его.
Его руки вытворяли то, что казалось ей просто невероятным. Они блуждали по ее грудям, сжимая и лаская их, непрерывно гладя, от чего они увеличивались. Из ее горла уже готов был вырваться стон в ответ на его ласки, но тут новое ощущение захватило ее.
Лотти вздрогнула, когда он начал осторожно посасывать ее губу. Он снова засмеялся своим гортанным смехом, и она тоже засмеялась, сообразив, что это игра.
– А ты вкусная, Лотти, – пробормотал он, не отрываясь от ее губ. – Такая же вкусная, как и…
Его губы медленно переместились к глубокому вырезу ее рубашки.
Она снова затрепетала от ощущения, пронзившего ее, от неожиданно вспыхнувшего горячего желания. Из ее горла вырвался негромкий крик, когда его руки крепко обхватили ее тело. Впившись пальцами в мягкие ягодицы, Джон с силой прижимал Лотти к себе, жаждя соединения.
Подол рубашки был поднят, и на мгновение он выпустил девушку из своих объятий – но только на мгновение, потребовавшееся ему, чтобы стащить мягкий муслин через ее голову и отбросить в сторону. Ночная прохлада заставила ее искать его тепла, и он улыбнулся в темноте, он понял, что холод помог ему.
Лотти уже на сопротивлялась, она поддалась на нежные прикосновения его рук, его губ. Она дернулась, когда рука Джона легла на ее бедро, но ласковый шепот уговорил ее покориться его дерзким пальцам. Борьба в душе Лотти была окончена. Она отдала свое сердце человеку, который ласкал ее сейчас в темноте, и Лотти вдруг осознала, что Джон Тиллмэн держит в своих могучих руках ее будущее.
Она извивалась под его прикосновениями, выкрикивая, его имя и наслаждаясь счастьем, которое он ей дарил.
Его плоть вошла в нее, и их соединение было и болезненным, и прекрасным одновременно. Тугой узел внутри нее ослаб, ее переполняли волны наслаждения, которое она не могла себе даже представить.
– Джон… – Ее шепот звучал для него как подарок. Этот робкий отклик сказал ему все, что он хотел знать. Она задвигалась, и он чуть приподнялся над ней.
– Я слишком тяжел для тебя, любимая, – ласково прошептал Джон, улыбаясь и глядя на нее со странным новым чувством, возникшим в его душе.
Это была гордость за свою невесту, чувство преклонения перед ее чистотой, и он брал ее невинность со всей нежностью, на какую только был способен. В деле, древнем как мир, но свежем, как завтрашнее утро, он отдавал ей лучшее, что мог предложить, – он отдавал ей всего себя. И его женщина как бы излучала сияние, и радость победы охватила его.
– Ты прекрасна, Лотти, – выдохнул он, понимая, что так оно и есть. Скромная маленькая сиротка, вошедшая в его жизнь несколько недель назад, преобразилась под волшебным действом их соединения в прекрасное создание с сияющим ликом и золотыми волосами и продолжала искушать его.
– Я не прекрасна, Джон, – сказала она, тихонько вздыхая. – Но я рада, что ты так считаешь, – добавила она, чуть помедлив, и провела ладонью по его щеке.
– Ты моя жена, Лотти, – сказал он с гордостью обладателя, которая придавала особый смысл этому слову.
– Я не знала… – нерешительно произнесла она. – Никто никогда не говорил мне о…
Она не договорила – он закрыл ее рот поцелуем.
– Я знал, что тебе это незнакомо, любимая, – сказал он с улыбкой. – Мы никогда больше не будем заниматься этим в доме с двумя детьми у нас над головой. Ты простишь меня за то, что я приволок тебя сюда и сделал сено нашей постелью?
– Гм-м-м… – Ее шепот был именно тем ответом, которого он ожидал. – Но я начинаю немного замерзать, Джон. Можем мы накрыться этим одеялом? – спросила она, пошевелившись под ним.
– Я думал, что ты очень хорошо накрыта, милая, – проворчал он шутливо. – Это я открыт холодному воздуху. – И, ухватив одеяло за угол, он накинул его себе на спину. – А теперь, – прошептал он ей в ухо, – я научу тебя еще кое-чему.
Солнце еще никогда не светило так ярко, подумала Лотти, забираясь в повозку. Руки Джона на ее талии были теплыми, а его улыбка – сияющей, когда она повернулась, чтобы встретить его взгляд. Утренний холод уходил, лужи на земле подсыхали, превращаясь в мокрые грязные пятна. Сидевшие сзади дети поеживались, кутаясь в свои одежки.
Лотти тоже завернулась в шаль, завязав ее причудливым узлом. Подарок Женевьевы, который она придерживала у горла, являлся прекраснейшим образцом ручной работы – ничего подобного она раньше не видела. Хотя день обещал быть теплым, в этот ранний час в воздухе чувствовалась прохлада, так что следовало бы надеть теплое пальто. Но Лотти просто не могла скрывать свое новое платье, поэтому предпочла закутаться в шаль.
Джон устроился рядом и крепко обнял ее за плечи, прижимая к себе и пытаясь согреть своим теплом.
«Она и сама как утро», – подумал он и улыбнулся.
Проснувшись позже обычного после «путешествия» в сарай, Лотти увидела детей, голодных и удивленно смотревших на нее и на дядю, уютно устроившихся в постели. Джону стало жаль ее, красную от смущения и растерянности. Он надел штаны и направился в сарай, Томас последовал за ним.
Наконец корова была подоена и куры накормлены. Лотти окончательно пришла в себя и принялась хлопотать на кухне. Она уже успела одеться сама и одеть Сисси.
