Сомнения такого рода одолевали Самсонова не впервые; ему с самого начала как-то не очень верилось в то, что коменданта прикончили якуты… Но все же версия «шаман» существовала – и требовала тщательной проверки. Капитан знал основное правило криминалистики: пустяков при расследовании не бывает! Любая мелочь, любое нелепое предположение может привести к неожиданной разгадке… А данная версия отнюдь не выглядела нелепой! Наоборот, в ней была своя определенная логика.
По улице стойбища текла и клубилась мгла, перемешанная с туманом. День давно кончился, и с заходом солнца сильно похолодало. Самсонов, поеживаясь, поднял воротник шинели. Потоптался на месте, решая: куда пойти? Может, пора уж – домой?… И направился к крайней избушке, где помещалась колхозная канцелярия и где жил сам председатель – Аким Тугунаев.
* * *
– Нюргун старик умный, толковый, – сказал Аким, – конечно, шаман… Но это, по-моему, не страшно. Он уже почти не практикует… А вообще-то работник он для нас ценный!
– Чем же это он такой ценный?
– Старик изготовляет ременную упряжь для санной езды, для верховых оленей. Причем специалист он редкостный. И работает отлично.
– Но ты вот сказал: он почти уже не практикует… Стало быть, он занимается все же своим колдовством. Хоть немного, хоть чуть-чуть… а?
– Ну и что с того? – небрежно проговорил Аким. – Ты же сам знаешь поговорку: чуть-чуть не считается… Кому он мешает? Нынешняя молодежь религией не интересуется, можешь мне поверить. Ей на все это плевать.
– Ну, а старики?
– Верующих стариков не так-то уж и много осталось…
– И все же они есть! И Нюргун продолжает… Но если да – то где же?… Где, в каком месте они обычно собираются?
– Наверное, где-нибудь в сторонке, за стойбищем. Здесь у нас шаманских бубнов давно уже не слышно. Да я бы и сам не разрешил!
Аким Тугунаев был коренастым пожилым якутом, одетым в старенькую военную форму. Эту форму он донашивал после многолетней службы в пехотных войсках – в чине старшины. Полтора года тому назад он демобилизовался из армии, вернулся на родину и сразу возглавил маленький этот кочевой колхоз… И может быть, оттого, что во внешнем облике Акима, в его манере держаться, во всем, угадывался кадровый военный, старый служака, капитан Самсонов испытывал к нему определенного рода симпатию; он верил, что Аким не подведет. И вел сейчас разговор с достаточной прямотою.
– Ну, хорошо… А теперь, представь себе, что во время камлания – скажем, возле какого-нибудь священного камня, – появляется чужой человек. Что с ним могут сделать верующие?
– Прогонят, – пожал плечами Аким, – что же еще? А скорее всего, сами разбегутся…
– А напасть, убить, они разве не могут?
– Напасть? – Аким нахмурился. – Убить? С какой стати? Уж не думаешь ли ты, что якуты приносят своим духам человеческие жертвы?
– Да я не о том, – нетерпеливо проговорил капитан. – Я что хочу сказать? Люди же ведь знают, что шаманство – дело запретное, тайное… И потому должны бояться непрошенных свидетелей. Не так ли?
– Бояться, конечно, должны, – кивнул Аким. – Но все же… Я что-то не соображу – куда ты гнешь?…
Он проговорил так. Умолк, насупившись. И внезапно воскликнул, осененный догадкой:
– Ах, так вот ты о чем! Вот о чем. Ты думаешь, что старый Нюргун замешан в недавнем убийстве…
– А почему бы и нет? – прищурился Самсонов.
– Нет, нет, – покачал головой Аким, – никогда не поверю.
– Но почему?
– Да ведь Нюргун, я повторяю, далеко не дурак! И он знает, что религия сейчас уже не преследуется так, как раньше.
– Но и не поощряется.
– Это ясно. Однако больших строгостей уже нет… А вот за убийство закон наказывает беспощадно. И тут уж не отвертишься. Могут даже и к высшей мере приговорить. Ведь могут?
– Вполне.
– Ну, вот… И ты сам посуди: какой же ему смысл?…
* * *
В этот момент дверь избы распахнулась, и в комнату вошел– почти вбежал – рослый парень, одетый в замшевую парку
. Его голова была повязана пестрым платком.
Он быстро и взволнованно заговорил о чем-то. И лицо председателя сразу же напряглось и посуровело.
Якутский язык капитан знал, но не блестяще. А когда говорили быстро – совсем почти ничего не понимал. Но все же он сумел разобрать, что речь идет о Холме Пляшущего и о какой-то находке…
Он вопросительно посмотрел на Акима – и тот проговорил, нахмурясь:
– Вот новость – как раз для тебя! На холме найден чей-то труп.
– Кто нашел? – спросил капитан, торопливо вставая из-за стола.
– Вот этот парень. Наш пастух.
– А что он делал на холме? Ваши люди туда, кажется, не ходят…
– Вообще-то не ходят, верно, – сказал Аким, – место там скверное. Но так уж получилось…
– Я оленя искал, – сказал по-русски пастух, обращаясь теперь уже прямо к Самсонову. – Есть у нас один верховой олень – сильный, хорошо обученный, но с придурью… Как только его отпустят, он сразу норовит уйти куда-нибудь.
Ну, и мне на этот раз показалось, что он забрел на холм. И я тоже – туда… А там, смотрю, человек лежит. Не дышит.
– Когда ты там появился?
– Час тому назад…
– Человек этот – кто? Из ваших? Вообще – якут?
– Да нет, чужой… Русский.
– И ты никогда его не видел раньше? Не встречал гденибудь на прииске?
Задавая все эти вопросы, капитан поспешно надевал шинель, затягивал ремень, проверял оружие.
И Аким тоже оделся, сорвал с гвоздя охотничий карабин. И потом повернулся к Самсонову:
– Пошли?
– Нет, погоди, – сказал капитан. Голос его изменился, стал резким, командным. – Я пойду вдвоем с парнишкой. А ты давай – на прииск! Знаешь моего помощника Кравцова?
– Так точно, знаю, – привычно, по-военному, вытянулся бывший старшина.
– Передашь ему вот эту записку.
Самсонов набросал карандашом несколько слов в блокноте. Вырвал страничку. Сложил ее аккуратно. И протянул Акиму.
– Передашь – а потом поведешь следственную группу к холму.
* * *
А спустя еще часа полтора, на вершине холма толпились люди, слышался гул голосов, пылали костры.
Следственная группа вела обычную свою работу. Криминалисты осматривали и обмеряли место происшествия, фотографировали в разных ракурсах труп, составляли протокол…
И как всегда, в сторонке прохаживался капитан Самсонов, угрюмо посасывал трубку, думал.
А в нескольких километрах от него, среди сырых кустов и чахлых лиственниц, сидели Малыш и Портвейн и напряженно всматривались во тьму.
Странный красноватый свет, озаривший вершину Холма Пляшущего, вызвал у них недоумение и беспокойство. И Портвейн пробормотал:
– Черт возьми, что там такое? Пожар, что ли?
– Ну какие сейчас, по весне, могут быть пожары? – возразил Малыш. – Нет, там очевидно костры горят… Большие костры! Непонятно только: зачем их развели?
И покосившись на товарища, добавил мрачно:
– Вот видишь, если бы мы, едрена мать, перебрались туда, – если б я тебя послушался, – мы бы тоже теперь там горели!
– Уж конечно, – понурясь, проговорил Портвейн, – горели бы синим пламенем. Вот так вот живешь и не знаешь: где суждено найти, где потерять?… Все, брат, от судьбы зависит.
– Да-а, – шумно вздохнул Малыш, – судьба нас уберегла – прямо на диво…
Да, судьба их уберегла – прямо на диво! Она и раньше их оберегала, хранила. И вот опять они уцелели. Неизвестно только – надолго ли?
19.
Разговор возле старой шахты. Скверный знак. Береженого Бог бережет. Ночные раздумья капитана Самсонова.
Красноватый свет, озаривший вершину холма, видели в эту ночь также и наши старые знакомые – Заячья Губа, Иван, Игорь…
Они стояли – все трое – возле старой шахты, смотрели на дальние отблески костров и переговаривались негромко.
– Нашли, значит, – гнусавым голосом проговорил Николай, – представляю, что там сейчас творится!
– Поздновато все-таки нашли, – отозвался Иван. – Ведь прошла уж почти неделя! И все это время серегин труп валялся на поляне, в сущности, на виду.
– Но это же Холм Пляшущего, – сказал Игорь, – ты забываешь, какая у него репутация! Туда не ходят, боятся…
– И правильно делают, что не ходят, – криво усмехнулся Николай. – Я сам, как попал туда, сразу завибрировал… Почувствовал себя неуютно… А уж меня-то, кажется, испугать трудновато!
– А как ты думаешь, кто же все-таки прикончил Сергея? – спросил, помолчав, Иван. – Ведь не духи же, в самом-то деле…
– Что ж я тебе могу сказать? – поднял плечи Николай. – Не знаю… Дело темное… Кому-то, наверное, понадобилось. Только вот – кому?
– Это-то и интересно, – пробормотал Игорь, – кому? И зачем?
Он покосился на Николая. И вдруг добавил, подмигивая:
– Послушай, а может это ты сам его – своими руками?… Ведь ты же тогда за ним гнался по тайге, был зол, грозил поквитаться… Давай, выкладывай, чего уж там. Не стесняйся! Дело прошлое.
– Что-о-о? – тихо и гневно сказал Николай. – Черт возьми, да ты сдурел? Чего ты тут лопочешь, на что намекаешь? Ну, правда. Я был тогда зол. И если бы догнал Сергея сразу – не знаю, что бы с ним сделал… Но в том-то и суть, что я опоздал. В том-то и суть! И ты свои подковырки брось.
Заячья Губа заметно разнервничался. Лицо его потемнело. И последние слова он прокричал, задыхаясь, брызгая слюной:
– Слышишь – брось! Кончай! Надоело!
– Да ладно, старик, не психуй, – примирительно сказал тогда Игорь, – ну, чего ты пенишься… Я просто пошутил. Или ты шуток не понимаешь?
– Ничего себе – шутки, – проворчал, закуривая, Николай. – За это, знаешь, голову отвинчивают.
На минуту воцарилось общее молчание. Затем Иван произнес уныло:
– Ох, чувствую я, ребята, что серегина смерть – это только начало. Это скверный знак! Скоро и до нас, до каждого, дойдет своя очередь.
– Ты вот что… Ты панику тут не разводи, – зло сказал Николай. – Что это еще за бред? Какой такой «знак»? Чепуха…
– Да нет, пожалуй – не чепуха, – сказал Игорь. И обвел прищуренным взглядом товарищей. – Панику, конечно, разводить ни к чему… Но все же, давайте-ка, братцы, подумаем о деле. О том, как нам теперь быть? Ездить сюда, я считаю, больше уже нельзя. И вообще, надо на время затаиться… Береженого, как говорится, Бог бережет.
– Н-да, ты, в общем, прав, – медленно произнес Заячья Губа. – Затаиться, так или иначе, придется… Раз уж они, гады, там появились – скоро их и здесь надо будет ждать! Это – как дважды два.
– Стало быть, все имущество, все инструменты придется схоронить в шахте, – сказал Иван задумчиво.
– Ну, ясно. Где же еще?!
– А камешки? – быстро спросил Игорь.
– И камешки тоже, – сказал Заячья Губа. – В старых штольнях, внизу, есть много укромных мест… Так что, не беспокойся. Упрячем надежно.
И тут же он оскалил в усмешке гнилые, мелкие свои зубы.
– Или ты, может, о другом беспокоишься, – хочешь начать дележ уже сейчас?
– Ну, сейчас это рискованно, – отмахнулся Игорь. – Переждем, пока стихнет шумок… Но между прочим, сколько же всего у нас добыто? Я за последнее время как-то отвлекся, не спрашивал, а мне никто ничего не разъяснил.
– Что ж, добыто не мало, – сказал Заячья Губа. – Хотя, конечно, вышло не так, как было задумано. Мы же рассчитывали на три месяца, а проработали всего два…
– Ладно, ладно, – нетерпеливо перебил его Игорь, – это все я знаю. Ты давай ближе к делу. Итак – сколько?
– В общем, сейчас у нас имеется тридцать крупных, первоклассных камней. И приблизительно столько же мелких, промышленных… Да в придачу еще целый мешок – около двадцати килограммов – доброго концентрата. Отмыть и обработать его нетрудно. И алмазов там – половина!
– Насчет половины, это ты, брат, загнул, – сказал Иван, – дай Бог, чтоб была хотя бы четверть…
– А хотя бы и четверть, – воскликнул Николай, – чем плохо? Причем, в концентрате, помимо алмазов, есть еще и гранаты. Они тоже ценятся… Так что куш богатый. Тебе, наверное, такой и не снился!
Николай пожевал потухшую папиросу. И потом:
– К тому же, учти, – сказал небрежно, – Сереги-то ведь нету… А значит, доля каждого из нас возросла.
* * *
А капитан Самсонов, между тем, курил кривую, почерневшую свою трубочку и размышлял…
Он размышлял о том, что версия «шаман» сейчас уже отпала сама собой. Отпала естественно… Давние смутные его догадки получили вдруг наглядное подтверждение. В районе прииска, без сомнения, орудует какая-то пришлая банда. И к ней-то как раз и принадлежал человек, найденный на холме.
Никаких документов при нем не оказалось. И никто – ни работники милиции, ни местные якуты, – никто не смог опознать его, установить его личность. В здешних краях он появился впервые… И прикончили его, это ясно, свои.
Врач, при обследовании, обнаружил на его теле и лице следы побоев… Стало быть, убийству предшествовала драка! Однако, на поляне, вокруг костра, не было замечено ни малейших признаков борьбы… Драка происходила где-то в другом месте… Где? И с кем? И по какой причине?
И была еще одна загадка, которой Самсонов никак не мог найти объяснений.
Если драка произошла где-то в другом месте, то почему же парня прикончили не там, а именно здесь? Он что же, сумел как-то вырваться, убежать? И потом прятался на этом холме? Но когда человек прячется – он не разводит костров. А ведь этот тип, судя по всему, спокойненько сидел тут, грелся и с кем-то мирно попивал чаек… И придушили его легко, без лишней суеты.
Слишком уж легко. Подозрительно легко.
Но может быть, его придушили еще раньше – во время драки? И уже потом приволокли сюда, в запретное место, пользующееся среди местных жителей дурной славой… Приволокли специально для того, чтобы все запутать, сбить с толку следствие? Так иногда бывает. Профессиональные уголовники любят устраивать всяческие фокусы и инсценировки.
Самсонов подумал об этом и сейчас же, невольно, вспомнил о покойном коменданте.
Расследуя обстоятельства смерти Керимова, криминалисты сразу же обратили внимание на спиртной запах, исходящий от мертвеца… Выяснилось, что лицо лейтенанта кто-то обрызгал водкой; обрызгал, конечно же, для того, чтобы имитировать опьянение. И это была явная глупость! (Ведь именно она, эта деталь, как раз и навела следствие на мысль об убийстве). Но все же, такая глупость свидетельствовала – в первую очередь – о том, что комендант столкнулся именно с профессионалами. То есть с людьми, приученными работать тихо и скрытно и всегда стремящимися замести следы… Подобные парадоксы – дело известное. Чрезмерный профессионализм нередко приводит к таким же ошибкам, как и дилетантская неумелость…
* * *
Капитан вернулся на прииск поздно, уже под утро. В доме его все давно спали. Войдя – он прокрался на цыпочках на кухню. Затопил печь. И осторожно, стараясь не греметь посудой, стал приготовлять запоздалый свой ужин. Или, вернее, – ранний завтрак.
Минувшие сутки были хлопотливыми, трудными, и Самсонов устал. (Годы-то его были ведь уже немалые!) Однако спать ему не хотелось. И насытясь, он долго потом сидел на кухне, в тиши, курил и потягивал пиво. И думал все о том же – о странных делах, творящихся на прииске, о загадочной серии убийств…
Есть ли между этими убийствами какая-либо связь? Или, может, тот факт, что они произошли в короткое время – одно за другим – всего лишь случайное совпадение?
Ответить на этот вопрос было не так-то легко… Но вообще-то Самсонов – этот старый таежный следопыт'– в случайности верил плохо. Многолетняя практика приучила его к тому, что почти всегда за кажущейся нелепостью кроется некий тайный, конкретный смысл…
Безусловно, иногда встречаются преступления действительно нелепые, безмотивные! Но они, как правило, редки. И характерны скорее для больших городов, чем для дикой тайги. И кроме того, они всегда, более или менее, ясны, понятны. Ибо человек, совершивший убийство в бреду, или по пьянке, обычно мало заботится о сокрытии следов. Да он и не имеет для этого достаточного опыта.
Но если здесь появились профессионалы – то с какой целью? Что их могло привлечь в эту глушь? Наверняка только одно – алмазы!
И не случайно лейтенант Керимов погиб как раз на «алмазной трассе» – во время ночной инспекционной поездки.
Несмотря на то, что человек это был дерьмовый, склочный, склонный к интригам, свою службу он знал превосходно. Он постоянно жаловался на отсутствие освещения и должной охраны – и был прав! Охрана на Радужном, в самом деле, налажена слабовато… Это известно всем работникам прииска. И в первую очередь – шоферам самосвалов.
И конечно, чужие, пришлые люди никак не смогли бы обойтись без их помощи… В этом деле, бесспорно, замешан кто-то из шоферов!
Ну, а раз так, – надо срочно заняться их проверкой, надо покопаться в их личных делах… Ведь связаться с профессионалами, вообще, говоря, не так-то просто. И легче всего это сделать тому, кто уже знал их, кто был и раньше с ними связан.
Вот таков, в общих чертах, был ход рассуждений капитана Самсонова. Он походил на человека, блуждающего в болотных туманах. Он как бы брел, кружась, увязая, осторожно нащупывая твердую почву. Брел, руководствуясь только опытом и чутьем… Но чутье у него было верное. И помаленьку он все ближе и ближе подступал к тому месту, где начинается искомая тропа.
Размышляя о связи шоферов с бандитами, Самсонов подумал также о том, что пришельцы эти должны скрываться где-то поблизости от Холма Пляшущего, где-то совсем рядом…
Еще там, в тайге, Самсонов подметил одну любопытную деталь. Дело в том, что убитый одет был слишком легко, очень уж для Севера небрежно… Под его полушубком была только нижняя, нательная рубашка. И обут он был в сапоги – но на босу ногу. Однако в Заполярье, весной, никто так не ходит! Так может одеться лишь человек, второпях выскочивший из тепла, из дому.
Второпях выскочивший из тепла! – эта мысль сразу тогда возникла у Самсонова. И теперь, вернувшись к ней, капитан еще раз все взвесил. И вновь утвердился в своей правоте. Да, безусловно, незнакомец обитал где-то совсем рядом с холмом. И ютился он не у костра, не под открытым небом, нет.
Но в окрестностях Холма Пляшущего находилось всего два пункта, по-настоящему пригодных для жилья. Во-первых – якутское стойбище. И во-вторых – старая, заброшенная шахта. А так как стойбище, естественно, исключалось, то оставался лишь второй вариант…
«Причем эту чертову шахту давно уже никто не осматривал, – подумал капитан, – о ней как-то все позабыли. А между тем, она примыкает к территории прииска. И стало быть, должна находиться под контролем.
Такой контроль, по правилам, должен был бы осуществлять комендант… Но его ведь нету. А новый – еще не прибыл. Пока что на прииске единственная власть – это я. И терять даром время я не имею права. Действовать надлежит – без промедления…»
Он залпом допил стакан. Выбил пепел из трубки. Поднялся и потянулся с хрустом. И потом устало, медленно, пошел в спальню.
И уже улегшись, прислонившись к теплому, мягкому боку жены, он подумал сонно:
«На шахту надо сходить завтра 'же. Хотя, нет. Завтра вряд ли получится. Много всяких дел… Но послезавтра – это уж точно.»
20.
Беспокойный рассвет. Откуда они берутся, эти болота? Западня. На нашу кровушку теперь найдется много любителей…
Капитан задремал с мыслью о старой шахте, о людях, таящихся там… И спал потом крепко. Но на самой-то этой шахте людям было в ту ночь не до сна!
Расставшись с Игорем, который должен был срочно пригнать машину в поселок, Николай и Иван хлопотали еще долго – вплоть до рассвета. На них как-то сразу свалилось множество дел. И самой неотложной и трудной задачей была очистка шахтной территории… Требовалось как можно быстрее уничтожить все видимые следы работ. А за два истекших месяца таких следов накопилось немало.
Когда над болотами растеклась далекая бледная заря, они присели, наконец, отдохнуть. И Иван сказал:
– Ну, так… Кажись, все. Теперь – вот это. – Он потряс лопатой. – Это куда? У нас же ведь уйма всего, – лопаты, ломы, разные сита… Их, значит, – в шахту?
– Нет, я передумал, – лениво проговорил Николай, – спрячем здесь где-нибудь… Утопим в болоте – и все дела!
– Может, и камешки тоже где-нибудь здесь зарыть, – предложил Иван. – Я хочу сказать: наверху…
– Камешки – статья особая! В шахте будет надежней.
– Надежней? – с сомнением повторил Иван. – Хм… Не думаю. Ты же сам видел: в штреках полно воды, рудничные стойки шатаются… Ну, инструменты пропадут – не жалко! Их все равно бросать. А вот если что с алмазами случится…
– Да что может случиться-то? – развел руками Николай. – Эта шахта без нас сколько лет стояла – и ничего. Не обрушилась. И еще продержится… Она пробита не в мерзлоте, не на болотной почве, а в пластах гранита.
– Знаю, – кивнул Иван, – Ну, еще бы! Ты должен знать это все лучше меня. Не новичок все-таки…
– Вот потому и говорю: старые шахты всегда опасны. А в эту даже и заглянуть-то страшно.
– Так для нас – чем хуже, тем лучше! Никто, стало быть, не захочет там долго шарить.
Николай утер ладонью слюнявую заячью свою губу. И добавил, помедлив:
– Но пойми, чуть только мусора обнаружат в шахте роккер, джигу и другие вещи – они сразу догадаются, что у нас там какой-то тайник… И уж тогда-то все перевернут вверх дном.
– Ты считаешь, что они такие догадливые? – вяло пробормотал Иван.
– За всех не скажу… Но есть у них капитан Самсонов. Вот он – настоящая бестия! На три метра сквозь землю видит.
– Ты с ним знаком?
– Немного… Когда я промышлял здесь мехами, он меня пару раз прихватывал.
– И что же?
– Штрафовал, грозил посадить… В общем, любви между нами не было. Не получилась как-то любовь.
– У него какая же должность?
– В том-то и дело, что – главная… Вся здешняя милиция у него в подчинении.
– Тогда тебе нельзя попадаться ему на глаза!
– Но и уходить отсюда тоже ведь нельзя! Ты – как хочешь, а я лично камешки без присмотра не оставлю.
– Камешки! – Иван дернул плечом. – Если уж подопрет – выбирать не приходится… Своя голова дороже.
– Так ведь, чудак, – тихо, проникновенно, сказал Заячья Губа, – без этих камешков мне все равно – хана. Так или иначе, а отвечать-то придется головой… Я же объяснял тебе с кем мы связаны. «Серые» шутить не любят.
– Да-а-а, – протяжно вздохнул Иван, – это ясно. Это я понимаю. И милиция, конечно, не страшнее «Серых». Скорее, наоборот.
– Вот именно, – сказал Николай. – Да и что милиция может нам предъявить? Мы же тут никому не мешаем. И бумаги у нас чистенькие…
– Та справочка, какую ты мне дал, – она, разумеется, липовая?
– А как же ты думал! Но эта липа – первоклассная. Выглядит в сто раз лучше настоящей.
– Ну, а если Самсонов здесь появится? Ты же сам говоришь: его обмануть нелегко…
– Да, трудновато… Но по поводу справочки ты не волнуйся! Сейчас ты такой же, как и я, охотник-промысловик.
И работаешь по договору с конторой «Заготпушнина».
– Между прочим, отстрел дичи в мае запрещен.
– Да ведь мы и не стреляем. Упаси Бог!
– А что же мы, кстати, здесь делаем? – если спросят…
– Просто, живем временно, почему бы и нет? Шахта же брошенная. Просто, живем, ждем открытия охотничьего сезона. И все дела!
Они отдохнули, поднялись и сразу заторопились. Дел оставалось еще немало – а время летело неудержимо, восток становился все светлей.
Край неба пожелтел. Потом он окрасился в багряный цвет. И тайга, казавшаяся раньше черной, густой, как бы вдруг поредела. Отчетливо проступили из мглы дальние лиственничные стволы. Сейчас они казались плоскими – словно бы их вырезали из картона и наклеили на красное полотнище зари.
* * *
– Восьмой час, – сказал Заячья Губа, – ишь, как рано уже светает.
– Да, рано, – с натугой проговорил Иван.
– Скоро солнце совсем перестанет заходить!
– Да, скоро…
Иван брел по болоту и нес на спине громоздкий промывочный станок роккер. И было ему в этот момент не до болтовни.
А Николай, наоборот, как-то странно оживился. Он шагал, чуть поотстав (и гоже тащил тяжелый груз), и говорил, говорил, сыпал словами.
– Откуда они вообще-то берутся, эти болота? Ведь ты подумай: почти весь Север – такой! И мне вот что непонятно. Здесь же почва скована вечной мерзлотой… Вечной! Солнце ее, стало быть, не берет. Так как же получается, а? Ты, Иван, встречался с учеными, может, слышал что-нибудь?
– Это все – из-за летних дождей, – нехотя, не оборачиваясь, ответил Иван. – Вода же теплее льда… Ну, и в низких местах она порою застаивается надолго. И тогда образуются особые полярные озера. Они называются «термокарстовые». На их дне мерзлота разрушается – лед протаивает там на большую глубину…
– А потом?
– А потом озера затягивает мох. И вот так они и рождаются – болота!
– Ну, ты у меня прямо профессор! – восхитился Заячья Губа. – Все знаешь, собака! Но постой… Зима же здесь долгая, свирепая; вода обязательно должна промерзнуть до самого донышка!
– Это вовсе не обязательно. Все зависит от глубины… В болотах иногда встречаются такие ямы – провалы – где влага держится всю зиму. Представляешь? Сверху снег, корка льда, а внизу – гиблая трясина…
– Ну, а тут, как ты думаешь? – такие провалы имеются?
– Наверняка! И ходить теперь надо с оглядкой. Снег-то уже сошел…
Иван не успел договорить. Внезапно он пошатнулся и охнул растерянно. Зыбкий, мягкий, мокрый мох расступился под ним. Обнажилась трясина – и Иван погрузился в нее по пояс.
Тяжелый роккер медленно сполз с его плеч. Рухнул в грязь. И с липким чмокающим звуком ушел на дно…
– Видишь, старик! Вот мы и напоролись на западню! Иван сказал это и обернулся с улыбкой. И вздрогнул, увидев чужие, ледяные, жестокие глаза Николая.
* * *
Заячья Губа смотрел на Ивана и думал о том, что все, как будто бы, складывается удачно. Судьба уже второй раз избавляет его от сообщников. И, таким образом, увеличивает личную его долю в добыче!
Причем происходит это случайно, неожиданно, – без малейших усилий с его стороны… И значит, он перед своею совестью чист.
Хотя, конечно, абсолютно чистым он быть не мог, ибо мысль об устранении сообщников возникала у него уже давно и неоднократно…
И в связи с Иваном эта мысль возникла как-то непроизвольно, в тот самый момент, когда они спустились с откоса и побрели по кочкам, по шаткому моховому ковру… Николаю вдруг подумалось, что под этим слоем, – там, где шагает сейчас Иван, – может таиться гиблая трясина… И разговор о болотах он завел не случайно!
Да, конечно, он не был чист… Но вообще-то понятия о совести Николай имел весьма своеобразные! Любой свой поступок он мог всегда оправдать перед самим собою. И всегда, поразмыслив, он убеждался в том, что он – прав.
И в эту минуту – глядя на тонущего Ивана – Заячья Губа почувствовал, что теперь требуется только одно: спокойно наблюдать и ни во что не вмешиваться.
Зачем, в самом деле, суетиться, вмешиваться в события? Пусть они идут своим ходом…
Однако Николай вовсе не был так уж прямолинеен, как это может показаться. Нет, человек это был непростой. И не забывая ни на миг о личной своей выгоде, он заботился одновременно и о многом другом…
«Если потом кто-нибудь спросит, – мелькнула у него мутная мысль, – куда подевался парень? Что я смогу сказать? То, что он утоп в болоте?… Это будет звучать неубедительно. Сразу же возникнет вопрос: почему я не помог, не спас? Пожалуй, лучшее объяснение будет такое: Иван попросту сбежал… Испугался мусоров, рванул в тайгу и где-то там сгинул бесследно. Люди в этих местах иногда так и пропадают – таинственно, странно…»
Но сейчас же, оттесняя все эти мысли, всплыла из глубины другая, тревожная, – об Игоре. Об этом проклятом Интеллигенте!
Вот, кто всему помеха! Ведь он может появиться здесь в любой момент – хоть завтра, хоть сейчас, – и судьбой Ивана он заинтересуется с ходу. И сразу же все поймет. Уж его-то обмануть не удастся!
* * *
– Эй, старик, – хриплым, сдавленным голосом позвал Иван, – ты чего застрял? Иди же, помоги!
– Что ты сказал? – спросил Николай. Он выглядел так, словно только что очнулся от обморока или от крепкого сна.
– Иди сюда, говорю! Не видишь разве: я увязаю.
Иван увязал. С того момента, как он попал в западню, прошло совсем немного, – но он успел уже погрузиться по грудь…
«Эх, если б тут нас было только двое, – подумал Заячья Губа, – скоро, совсем скоро, я остался бы один! И все дела! Но есть еще где-то третий… И ничего не поделаешь; надо выручать этого придурка.»
Помрачение прошло. И Николай понял: ждать больше нельзя. Он подобрался к краю провала, протянул Ивану лопату. И когда тот ухватился за нее – резко, рывком, вытащил парня наружу.
И болото вздохнуло, выпуская Ивана. В том месте, где он только что находился, поднялся и лопнул пузырь грязи, распространяя густое зловоние.
– Я уж было думал – конец, – сказал, погодя, Иван. И шумно перевел дыхание. – Зову тебя, зову, а ты – как глухой… Мне даже показалось… Хотя, ладно. – Иван махнул рукой. – Это неважно.
Он дышал судорожно, часто. И все никак не мог отдышаться.
– Главное, я все-таки выбрался, вылез!
– Но что же тебе показалось?
– Смешно сказать… Но, в самом деле, – показалось, чтс ты не хочешь меня выручать. Уж больно вид у тебя был странный!
– Это от усталости, – отвел глаза Николай. – Мы же целую ночь не спали. Ну и вот… Ты прости.
– Ладно, хватит об этом. – Иван осмотрел себя, стряхнул с пиджака липкий ком грязи. – Промок я сильно – вот, что худо. Как бы и вовсе не простудиться!
– Ничего. На берегу погреемся. Выпьем водочки…
– Так пойдем скорее, – сказал Иван. И затем, поспешая к берегу:
– А все-таки правильно говорится: нет худа без добра. Местечко мы отыскали ценное! Там можно утопить все, что хочешь.
