Оуэн Йитс (№2) - Та сторона времени

— Вы сразу показались мне симпатичным, хотя после второго визита я злилась на себя, а потом еще больше, когда поняла, что вы надо мной насмехались. — Она вздохнула так, как обычно вздыхают перед тем, как солгать.

Я опередил ее:

— Может быть, четвертая встреча до конца развеет ваше предубеждение? — Я потянулся за сигаретами.

— Может быть? — Ее ответ прозвучал чуть кокетливо. Она встала первая и энергично протянула мне руку, после чего скрылась за светящейся стеной. Немного подождав, я тоже преодолел световую завесу, с удовольствием отметив, что избавился от усталости и похмелья и успокоился. Следовало обязательно сказать об этом бармену.

— Все оплачено, — сказал он, когда я открыл рот, сунув руку в карман. — И еще это. — Он поставил бокал с охлажденным виски.

Несколько секунд я стоял с раскрытым ртом. Большинство считают охлаждение виски богохульством, но слишком теплый мне не нравится, а лед, что бы там ни говорили, его разбавляет. Иногда я чуть ли не замораживаю его так, что ломит зубы, зато приводит в чувство легкие. Бармен смотрел на меня с каменным лицом. Я взял бокал и, прежде чем глотнуть, спросил:

— За сколько вы перейдете работать в мой бар с единственным клиентом?

— Я бы умер со скуки, — серьезно ответил он.

В три глотка выпив дар Ариадны, я попрощался с магом.

Внизу я купил чертовски дорогую зажигалку. Обожаю подарки, даже если делаю их сам себе. Закурив и стоя возле галереи автоматов у входа, я обдумал план на несколько ближайших часов. Не случилось ничего такого, из-за чего потребовалось бы его менять. Два часа я провел в самолете и еще полчаса — во взятом напрокат автомобиле. Домики были пусты. Никто не звонил, никто не подложил взрывчатки. Казалось, будто действую только я. Взяв напрокат рыболовные снасти, я просидел остаток дня у реки, где якобы полно было форели и лещей. Мне, однако, не везло. На следующий день я снова попытался ловить рыбу, но с тем же результатом. Сдавая удочки, я поинтересовался фамилией дрессировщика этих рыб, желая выразить ему свое восхищение. Я был сердит, но все-таки меньше, чем Ник и Клод. Оба вернулись ни с чем — ударник исчез, хотя официально не покидал страны. В Онтарио от Бонни и Богга тоже не осталось никаких следов.

Мы выпили по несколько чашек кофе. Безуспешно. Видимо, хорошие идеи тоже были дрессированными и не клевали. Сев на пол, я стал играть с Фебой. Вновь обретя своего хозяина, она обрела и нормальную собачью натуру. Я крутил ее хвостом во все стороны, а она ворчала и мягко прихватывала меня за руку.

— Жаль, что сейчас ночь, и отель так себе, — буркнул Ник. — Будь сейчас день и сочная зелень у нас под задницами, вышел бы отменный снимок для семейного журнала, — и добавил кое-что, чего наверняка бы в этот журнал не взяли.

— Может, пойдем спать, прежде чем перегрызем друг другу глотки? — предложил Клод и встал, с хрустом потягиваясь. — Думаю…

Раздался звонок. Пульт сигнализировал о наличии гостя в моем домике. Клод тихо зашипел и с Фебой у ноги прижался к двери. Ник коротко щелкнул барабаном своего револьвера и присоединился ко мне у заднего входа. Я погасил свет и высунулся наружу. Темная тихая ночь. Звонок в моем домике раздался еще несколько раз. Выйдя наружу, я осмотрелся. Ника не было слышно, что означало, что все в порядке. Пригнувшись, я под прикрытием «мохигерана» пробрался к своей задней двери, скорее ощутив, чем увидев тень Клода, перемещавшегося в сторону фасада. Подождав немного, я вошел внутрь. Комната была ярко освещена. Быстро проверив ванную, я громко крикнул:

— Уже иду! Минутку!

Натянув халат, я сунул в карман «биффакс».

— Оуэн! — послышался голос Ника.

Я дернул ручку. На пороге стояла негритянка лет пятидесяти, одетая в пестрое легкое платье, а на плечи был наброшен тонкий свитер. Рядом с ней, но лицом к площадке перед домиком стоял Ник. Клод таился где-то в темноте.

— Мистер Йитс, — спокойно сказала негритянка, тем самым убедив меня, что наше поведение ее не удивляет и, таким образом, она пришла сюда не случайно.

— Мне поручено передать привет с кресла номер шесть, — тихо сказала она. — Говорить?

Я кивнул. Она прикрыла глаза и процитировала по памяти:

— Мюнхен. Кафе «Байер» на Марияхильф-платц. Спросить Юргена.

— Какой пароль? — спросил я.

— Не нужно. — Она на мгновение открыла глаза и закончила, вновь помогая себе опущенными веками: — В случае каких-либо проблем телефон двести двенадцать — сто тридцать. Спрашивать Юргена. Это все. — Она повернулась к двери.

Я открыл рот, чтобы поблагодарить ее, но передумал. Моя благодарность все равно не дошла бы до адресата. Я закрыл за ней дверь и потянул носом.

— Ты дал кому-то свой адрес? — небрежно спросил Ник.

— В том-то и дело, что никому. Теперь знаешь, о ком я не хотел с вами говорить?

— Нет, конечно.

— Вот и хорошо, поскольку, как мне кажется, заинтересованное лицо узнало бы об этом самое большее через полчаса. Наше счастье, что конфликт у нас не с ним.

Клод вошел через заднюю дверь и запер ее на засов. Пистолет оттопыривал ему задний карман.

— А с кем? — шутливо спросил он.

— Возможно, это я узнаю в Мюнхене.

Я высунул язык, пытаясь достать до носа, и хлопнул в ладоши, после чего, пританцовывая, преодолел расстояние, отделявшее меня от шкафа, в котором несколько дней назад спрятал бутылку.

— У меня есть координаты Сола Богга, — торжественно сообщил я. — Выбью из него хоть что-то полезное, даже если придется прибегнуть к помощи клизмы. — Я поднял стакан и радостно выпил половину его содержимого.

— Воспользуйся своей шуткой, — усмехнулся Ник. — Не знаю никого, кто против нее бы устоял.

— Ты отправишься в турпоездку, — подхватил Клод, — а мы будем тут торчать как два покойника. Так что ты выбрал легкий путь.

— Все выбирают легкий путь, — поучительно сказал я.

— Неправда! Новейшие исследования доказывают, что куры несут яйца тупым концом вперед.

— Потому что они глупые, — ответил я. — И поэтому закачивают свои дни на вертеле. Мое здоровье. — Я показал им свой стакан и, допив до конца, облизал губы. — Вам все-таки придется отсюда убраться. У кого-нибудь есть идеи получше?

Во второй раз в жизни я оказался в Европе. После предыдущего посещения Швеции я был готов к самому худшему, но здесь было больше по-нашему — гамбургеры, секс-шопы и грязь. А Хольцкирхнер Банхоф, о чудо, оказался всего лишь вокзалом. Несколько минут пришлось простоять в очереди на такси, но я вынужден был признать, что они удобнее наших сити-мобилей. Площадь Марияхильф-платц была украшена солидных размером церковью и гигантским зданием полицейского управления. Кафе «Байер» располагалось так, что посетителям открывался вид на оба здания. Усевшись за столик, я заказал два пива. С языком не было ни малейших проблем — английский официанта оказался безукоризненным, хотя и классическим, континентальным. Пиво было еще лучше. Допив вторую кружку, я кивнул парню:

— Еще одно пиво. И не подскажете, был ли здесь сегодня Юрген?

— Он здесь, — коротко ответил официант и отошел к стойке.

Я наблюдал за ним, но не заметил, когда и каким образом он сообщил обо мне Юргену. Неожиданно появился седоволосый джентльмен в светлом спортивном костюме — может быть, несколько чересчур просто скроенном, но это он в нем ходил, а не я. Слегка наклонив голову, он произнес:

— Мистер Оуэн Йитс? Я Юрген.

Я встал и протянул руку. Он энергично, по-плебейски встряхнул ее и сел напротив меня. Я полез в карман за паспортом, но он лишь отмахнулся и слегка поморщился:

— Я получил вашу превосходную фотографию, и мы ведем вас с тех пор, как вы вышли из самолета в Нюрнберге.

— Прославленная немецкая аккуратность, — похвалил я.

— И это тоже. Прежде всего, однако, мы хотим, чтобы наш друг был доволен. — Он подождал, пока я отставил кружку, и угостил меня сигаретой. Мы закурили. — К делу. Интересующий вас человек в настоящее время живет в Мюнхене, подчеркиваю — в настоящее время. На всякий случай мы кое-что разведали. Он скрывается. — Юрген небрежно закинул ногу на ногу и посмотрел на меня.

— Естественно, — сказал я. — Иначе бы я его не искал аж тут.

— Естественно, — согласился он. — Похоже, у него есть на то причины. В Любеке кто-то пытался сбить его машиной. Он даже заявил в полицию, но сразу же после скрылся, купив где-то фальшивый паспорт. Теперь его зовут Пауль Бузе, и он живет в пансионате на Фейербах-штрассе, семь.

— Огромное вам спасибо. — Я затушил сигарету и встал, собираясь уходить.

— Еще секунду, — остановил меня Юрген. — Вы предвидите какие-либо проблемы?

Я задумался. Информация о покушении на Сола меня отнюдь не обрадовала.

— Сейчас его кто-нибудь опекает?

— Конечно. Ведь такова была просьба.

— А можно так и продолжать, пока я не скажу? Самое большее день-два. Боюсь, что мой первый визит может не дать ожидаемых результатов, а мне не хотелось бы, чтобы кто-нибудь его убрал, прежде чем я узнаю то, за чем прилетел.

— Хорошо. Что-нибудь еще?

— Может, какой-нибудь пистолет? — Я поколебался. — Что-нибудь, известное в Штатах?

Юрген кивнул официанту и велел отнести мою сумку в гардероб, после чего вопросительно посмотрел на меня.

— Крайне вам признателен, — сказал я. — Спасибо.

Я встал и пожал Юргену руку. Когда он скрылся за одной из стен, деливших кафе на секции, я затушил сигарету и расплатился. Сумка не казалась мне потяжелевшей, но, сунув в нее уже на площади руку, я нащупал холодную рукоятку. Слухи о немецкой надежности не были преувеличенными. Подозвав такси, я доехал до Фейербах-штрассе и пошел дальше пешком, ища дом номер семь. У восьмого дома был припаркован старый «опель-ниссан» с двумя молодыми людьми внутри. Постучав по стеклу со стороны пассажира, я передал привет от Юргена и спросил насчет Бузе.

— Второй этаж. Комната двадцать три, — четко проговорил водитель.

— Вы не могли бы пойти со мной? — спросил я. — Боюсь, что он не откроет никому, кто говорит по-американски.

Он на мгновение задумался, потом толкнул своего товарища и сказал что-то на своем родном языке. Тот достал из «бардачка» плоскую коробочку и протянул мне. Я заглянул внутрь.

— Справитесь? — спросил водитель. — На его этаже заняты только три комнаты, но сейчас в них никого нет.

Сунув электронную отмычку в карман, я вошел в здание со скромной табличкой на трех языках. Ни на лестнице, ни в коридоре я никого не встретил. Приложив коробочку к двери, я прислушался. Тихо играла какая-то музыка, что-то пискнуло раз-другой, затарахтел принтер. Расстегнув сумку, я повесил ее на плечо, включил отмычку и приложил к клавиатуре на дверном косяке. Некоторое время обе системы сражались друг с другом, и победила, естественно, лучшая. Моя. На замке загорелась зеленая лампочка, и я скользнул в квартиру. Маленький коридорчик заканчивался тремя дверями. Из-за одной доносилась музыка, из-за другой — попискивание компа. Я осторожно подошел и заглянул за каждую из дверей. Пустая спальня с включенным радиоприемником. Пустая кухня. Богг сидел за компом. Видимо, он был очень высокого роста, но наверняка был легче собственной тени. Пальцы его нервно бегали по клавиатуре, и он что-то бормотал себе под нос. Ожидая ответа компа, он потирал руки, барабанил по крышке стола или подлокотнику кресла, дергал себя за волосы, чесал шею. Видимо, поэтому он был столь худ — на подобные телодвижения расходовалось немало калорий. Подойдя на цыпочках ближе, я заглянул через его плечо. Не заметив нигде оружия, я отошел на два шага и кашлянул. Он громко вскрикнул и вскочил, опрокинув кресло. Ему было явно за пятьдесят, но у него были юношеские черты лица, тонкий нос, узкий рот и почти невидимые брови — молодое лицо старого наркомана. Он смотрел на меня, тряся головой и совершая движения пальцами рук, словно разучивал какой-то сложный пассаж на фортепьяно. Я немного подождал.

— Мистер Богг, я не тот, за кого вы меня приняли. Я пришел не для того, чтобы вас убить. Успокойтесь и сядьте. — Я сбросил сумку на пол и медленно распахнул полы куртки. — У меня нет оружия, видите? Я хочу только поговорить.

— Вы ошиблись, — произнес он неожиданно звонким баритоном. — Моя фамилия Бузе. — Он снова начал совершать странные телодвижения.

Жестикуляция являлась столь неотъемлемой частью его натуры, что неподвижным он не смог бы оставаться даже под дулом пулемета. Я вспомнил, как один театральный рецензент сказал о каком-то актере, что тот затоптал собственную роль. Для Богга подобное было вполне органично.

— Мистер Богг, скажу коротко: вы бежали из Штатов, так как вам угрожает смерть. Здесь она тоже вам угрожает. Помните Любек? Вот только если до сих пор вас не особо настойчиво разыскивали, то теперь, судя по тому, что мне известно, активность ваших врагов возросла во много раз. Я частный детектив и веду следствие, некоторым образом касающееся ТЭК. Если я не ошибаюсь, вы можете помочь мне решить загадку, и если мне это удастся, то у ваших врагов будут иные проблемы, нежели поиски вашей персоны. Понимаете?

— Вы ошибаетесь. — Он тряхнул головой столь резко, что щеки издали чавкающий звук. — Меня зовут Пауль Бузе.

Я укоризненно покачал головой:

— Вы даже не изменили внешность, что означает, что у вас нет денег или просто не хватает опыта. И то и другое не сулит вам особых надежд. — Я достал из кармана пластиковую карточку с лицензией и бросил ему. — У вас есть комп, проверьте эти данные, а пока ждете ответа, подумайте.

Держа мою лицензию в одной руке, молниеносными движениями другой он хлопнул себя по груди, прочистил ухо, потер лоб, почесал колено. Я понял, что, если у него где-то при себе есть оружие, он достанет его, прежде чем я успею что-либо сообразить. Движением ноги я подвинул сумку поближе к второму креслу и сел в него, готовый выхватить пистолет. Богг еще немного поизвращался и неожиданно бросил лицензию мне обратно.

— Либо вы говорите правду, либо заранее подготовили эту сказку, — буркнул он. — Впрочем, какое мне дело? Вы меня путаете с кем-то, кого я не знаю. Что такое ТЭК?

Я посмотрел на него с сожалением. Он снова совершил серию движений руками, сопровождавшихся разнообразными гримасами. При желании он мог бы управлять шестнадцатью марионетками одновременно. Я достал сигареты и закурил. Он быстро подскочил к столику, схватил свои и, несмотря на конвульсии, ловко закурил и глубоко затянулся.

— У меня нет ни права, ни желания вас придушить. — Я солгал только в одном. — Не буду скрывать, ваши разъяснения очень мне нужны. Люди, которые вас преследуют, уже убили одного человека и, вероятно, еще нескольких. Они пытались убрать и меня. Возможно, я близок к решению загадки. Одно можно с уверенностью сказать: игра, если это когда-либо было игрой, закончилась. — Я выдержал короткую паузу, чтобы мои зловещие слова полностью достигли его сознания. — Помните Бонни Ле Фей? Она исчезла. А ведь она крутилась возле Кратера Потерянного Времени и не отказалась от того, с чем к вам пришла. И теперь ее нигде нет. Дай бог, если она просто скрывается, но у меня нет особых иллюзий. Черт побери! — рявкнул я, ударив рукой о подлокотник. — Вам что, жить надоело? Убийц покрываете?

На мгновение он замер неподвижно, что уже было успехом. Четверть минуты он смотрел на меня, затем снова пустился в пляс, но в хореографии кое-что изменилось.

— Я вам верю, — неожиданно сказал он. — Есть, правда, ничтожный шанс, что это они вас прислали, чтобы разнюхать, что я знаю, и лишь потом принять решение относительно моего «быть или не быть». Ладно, рискну. Что вы хотите знать?

— Все. — Я облегченно вздохнул. — Почему вы не дали запереть себя в шаре ТЭК, чего от вас хотела Бонни, почему вы бежали в Европу? И так далее, и так далее…

— Это потребует времени. — Он встал и затушил сигарету. — Пива или…

— Пива, пожалуйста, — прервал я его.

Я не пошел за ним в кухню, но на всякий случай бесшумно переместился к окну, где он не мог меня сразу увидеть, войдя в комнату. Он вошел с дюжиной банок и остановился, не видя меня в кресле.

— Мне тоже приходится быть осторожным, — сказал я.

— Сочувствую. — Он поставил банки на стол и придвинул к нему кресла. — На этот счет я кое-что знаю. — Встав лицом ко мне, он неожиданно вывернул оба кармана брюк и задрал тонкую трикотажную футболку, продемонстрировав клавиатуру ребер и кратер живота. Потом показал спину. — Я чист.

Вернувшись к сумке, я бросил ее к стене, снял куртку и повернулся кругом. Мы сели в кресла и почти одновременно открыли банки.

— Я был третьим кандидатом на бессмертие, — сказал Богг. — Но ко всей этой затее я относился скептически, хотя в первый момент подобное предложение мне польстило, несмотря на то что я знал, что к объективной оценке со стороны ученого мира это имеет мало отношения. Мне было уже под сорок, а в этом возрасте мысли о смерти и об этом чертовом мире, который даже на секунду не замрет, когда Богг сыграет в ящик, становятся особенно назойливыми. Я согласился, но одновременно начал выискивать все, что удавалось найти о ТЭК, Хертле и его катушках. Тогда мне еще удалось узнать относительно много от владельцев ТЭК и от самого Хертля. За месяц до торжественных «похорон» я принял окончательное решение и, собрав журналистов, вышел из «поезда в навсегда». Потом ТЭК поумнела и начала предохраняться от подобных эксцессов. Они стали организовывать полугодовую подготовку в специальном лагере, требовали письменного обязательства и не знаю чего еще. Во всяком случае, меня на какое-то время оставили в покое. Меня лишь посетил некий чиновник из ТЭК и предложил небольшую сумму в обмен за то, чтобы я, как он выразился, не рекламировал свой неудачный поступок. Я согласился, как из-за денег, так и из-за определенных предчувствий. Дважды меня избили какие-то незнакомые мне молодые люди. Я выгнал из своего дома журналистов, а они, желая отомстить, облили меня грязью в газетах. Потом кто-то похвалил меня по телефону за сообразительность. Я примерно понял, что имеется в виду.

Сол, успокоившись, стал вполне сносным собутыльником — пил бесшумно, благодарно вздыхал после каждого глотка и говорил складно. Когда первая банка закончилась, он протянул мне вторую.

— Я внимательно следил за тем, что происходит вокруг ТЭК, но мне не попадалось ничего, кроме официальной информации. Отчего-то у меня возникла идея поехать на конференцию в Лос-Анджелес. Там я встретил своего бывшего одноклассника, который во время приема показал мне копию отчета Майкла Шпайдера о пребывании в кратере. Я хорошо знал как самого Майкла, так и стиль его работ. Какое-то время между нами шла серьезная полемика, и именно тогда я стал специалистом по его образу мышления, по его рассуждениям. Мне удалось скопировать этот отчет — что-то меня в нем удивило. Прежде всего, он отличался от опубликованной версии. Мне кажется, что изменения были несущественными, или, иначе говоря — мне кажется, что Майкл зашифровал в своем отчете какую-то информацию, а они либо ее обнаружили, либо изменили отчет просто так, на всякий случай. Уже потом я узнал, что тексты, выходящие из Кратера Потерянного Времени, редактируются. Тем временем кто-то обратил на меня внимание. Я чудом избежал столкновения с огромным грузовиком, а вскоре после этого обнаружил трех ядовитых змей у себя в саду. Дальше я ждать не стал.

— Разумно. На третий раз может и не повезти.

— Я тоже так считаю. — Он затушил догорающую в пепельнице сигарету и на несколько секунд вернулся к своей пантомиме. — Я сбежал в Европу и побывал, похоже, уже во всех странах, но ни в одной не чувствовал себя в безопасности. Кроме того, у меня нет денег на дорогие документы и прочие трюки. Я жив лишь потому, что, несмотря ни на что, не представлял особой опасности, но раз вы говорите, что ситуация изменилась… — Он несколько раз пошевелил бровями и изогнул губы.

— Ну хорошо, но что вы, собственно, подозреваете?

— А я не сказал? — удивился он. — Ну и дурак же я! — Он хлопнул себя ладонью по лбу. — Я подозреваю, что нет никакого Кратера Потерянного Времени, вернее, есть, но время идет там так же, как и везде.

— Что-о? — Я вытаращил глаза.

— Ну я же говорю — нет никакого бессмертия.

— Так что же есть? Кто заставляет ученых лезть туда и послушно торчать внутри гигантского пузыря без женщин, без путешествий, без друзей…

— А как они могут уйти, раз уж там оказались? — Он наклонился в мою сторону.

— Ведь они не обязаны работать. Через несколько лет кто-то заинтересуется, почему мистер X молчит, не так ли?

— Может, им угрожают смертью или грозят убить семью. В конце концов, они могут работу одного ученого выдавать за работу другого. Кроме того, в кратере может произойти несчастный случай, ну знаете — оборвался лифт, маленький пожар, взрыв, удар током, самоубийство…

Я откинулся на спинку кресла, глядя на Сола широко раскрытыми глазами.

— Почему меня преследуют? — спросил он. — Потому что я один из немногих, кто не верит в ТЭК, и, похоже, единственный, кто хоть как-то высунулся. Других причин не вижу. Дальше… Я общался с Барнсом, это…

— Знаю. Он тоже отказался перейти на ту сторону времени.

— Именно. Но он совершенно не желает об этом говорить. Почему? Что ему мешает сказать? А может, кто-то поставил вопрос так: будешь болтать — много не наболтаешь. У него четверо детей, живы его родители и родители жены.

— Спокойно. — Я закурил очередную сигарету и несколькими глотками опорожнил банку. Мой мочевой пузырь уже давно требовал, чтобы я посвятил ему минутку, но я подавил желание. — Можно ведь проверить расчеты Хертля? Ты же не будешь говорить, что он опередил свою эпоху и никто его, как Эйнштейна, не понимает? Раз его катушка работает, то…

— Вот этого я и ждал! — Он почти подскочил в кресле. — Как раз этого никто и не знает! Нет расчетов, нет модели. Есть лишь идея и кратер. Все. А таких идей в фантастике до черта. Со временем чего только не делали: замедляли, пускали в обратную сторону, ускоряли, путешествовали во времени туда и обратно, время продавали, крали, раскрашивали в полоску и в крапинку. И что с того? Ха! То же самое и с кратером.

Мне пришлось в конце концов воспользоваться туалетом. Вернувшись, я рявкнул на Богга:

— И что?! Нет никаких гарантий, а публика ломится в окна и двери?

— Целая куча народа позволила себя заморозить, не зная, удастся ли обратить процесс! Согласен, им все равно пришлось бы умереть, но те, что соглашаются на рискованные эксперименты? Смерть, дорогой мой, это такая штука, что… — Он махнул рукой.

Мы как-то незаметно перешли на «ты». Невозможно пить отменное пиво, размахивать руками, говорить о смерти и при этом сохранять между собой дистанцию. Я встал и прошелся по комнате. Дым значительно ухудшал видимость, но я не открывал окон. Повернувшись к Солу, я щелкнул пальцами.

— А что с тем отчетом? С этим… — Я пошевелил пальцами в поисках подходящего определения.

— Как раз над ним я и сижу. Сижу уже два года. Я уверен, чувствую, что Майкл что-то в нем зашифровал. Есть едва заметные отличия в стиле, некие оттенки, легкий туман… — он сделал движение пальцами, словно пересчитывая деньги, — что-то есть, только ключа не найти. Я насилую компьютеры, но боюсь воспользоваться большими машинами, а эти… — Он пренебрежительно показал на древний кинескоп монитора. — Но я уже близко, уже почти нашел. Все дело в том, что Майкл не на меня рассчитывал и воспользовался ключом, понятным для кого-то другого. Если бы он подумал обо мне, то я давно бы уже все расшифровал. Но я дойду до истины…

— А если нет? — перебил я его.

— Этого не может быть, — помолчав, ответил он. — Разве что меня удар хватит.

— Тогда сделаем так: ты находишься под опекой моих, скажем так, мюнхенских друзей. Я подожду несколько дней. Если у тебя получится, то это будет бомба, какой свет не видел, но если нет — тебе придется отсюда исчезнуть. Поговорим завтра. — Я забрал со стола сигареты и зажигалку. — Дай мне телефон, позвоню, когда найду какую-нибудь гостиницу.

— Зачем? — Он замахал руками со скоростью колибри. — Ведь ты же можешь ночевать здесь. Я все равно буду сидеть в этой комнате, я почти целый день спал и собираюсь работать ночью.

Несколько секунд я размышлял. Предложение имело свои преимущества. Зубная щетка была у меня с собой. Пистолет тоже.

— Согласен. С удовольствием. Будешь выходить из квартиры?

— Нет. Почему ты спрашиваешь?

Я взял высокий узкий глиняный вазон, отнес его к входной двери и поставил так, чтобы он с грохотом свалился при попытке открыть дверь.

— Этот замок не слишком надежен, — пояснил я, доставая из сумки пистолет и проверяя обойму. — У тебя есть оружие?

— Граната со слезоточивым газом.

— Это годится для похорон любимой тещи. Где она у тебя?

— В этом ящике. — Он показал рукой.

— Пусть там и остается. Теперь погаси свет, проветрим комнату.

Я подошел к окну и, на секунду выглянув на улицу, распахнул его настежь. Сол вышел в кухню с пепельницей, полной окурков. Когда я присоединился к нему, он открывал несколько банок с каким-то мясом. Я поужинал стоя и выпил еще два пива — с полным мочевым пузырем я сплю более чутко. Когда я вернулся в комнату, Сол уже мучил клавиатуру. Зевнув во весь рот, я с пистолетом в руке прошел в спальню. Ночью я вставал трижды и каждый раз видел Сола, склонившегося над клавиатурой. Несколько раз меня вырывало из глубокого сна стрекотание принтера. Утром я спросил его о результатах. Он что-то не слишком вежливо буркнул в ответ. Я почувствовал, что это не злость, скорее возбуждение, лихорадка, когда кажется, что один шаг может привести к успешному концу или к катастрофе. Открыв несколько банок и поставив их на плитку, я включил кофеварку и бросил взгляд за окно. Охрана внизу бодрствовала, куря сигареты — из обоих окон машины струился дым, лениво поднимаясь в неподвижном свежем воздухе. Я порезал салат, полил его лимонным соком и пошел в ванную. Бритье и душ заняли у меня восемь минут. На обратном пути в кухню я зашел в комнату и убрал постель. Сунув пистолет за ремень брюк, я остановился на пороге.

— Кофе? Или предпочитаешь чай?

— Тс-с! — прошипел он, не оборачиваясь.

— Что-нибудь получилось? — попытался я еще раз. Он лишь отмахнулся. Вздохнув, я вернулся в кухню, убедился, что сосиски разогрелись, и выключил плитку. Соус был еще слегка холодным, я дозаправил салат и занялся кофеваркой — хотелось еще раз пропустить заваренный кофе через свежую порцию. Быстро сжевав одну сосиску, я закурил, стоя у окна. Приземистые, тяжелые виллы полуторавековой давности на противоположной стороне улицы были в отличном состоянии — ни малейшей трещины в кирпичах или выпавшей штукатурки. Оконные рамы были традиционными, может быть, даже деревянными. Перед домами тянулись газоны, ухоженные, словно на Уимблдоне, и цветники, выстроившиеся подобно вымуштрованным шеренгам пехоты. Я бросил взгляд на двоих в машине. Они больше не курили, один откинул голову назад, видимо, задремав. Прижавшись лицом к стеклу, я бросил взгляд в оба конца улицы, и тут меня охватило странное ощущение, что что-то не так. Я полностью сосредоточился на наблюдении за улицей, и поэтому, когда в комнате послышался какой-то стук, не обратил на него особого внимания. Прошло еще несколько секунд, и внезапно волна ужаса приковала меня к месту. Я понял, что один из сидевших в машине не спал — тонкая струйка крови стекала по его виску на шею. Одновременно до меня дошло, что шум доносился не из комнаты, а из прихожей. Выхватив из-за ремня пистолет, я бросился к двери. Из комнаты донеслось несколько тихих щелчков. После третьего раздался более громкий треск и короткое шипение. Я рванул ручку, предчувствуя неотвратимую беду. В дверях я увидел спину какого-то мужчины в сером пиджаке. Услышав шорох открываемой двери, он обернулся. Мелькнуло знакомое лицо и дуло пистолета. Я рухнул на пол, одновременно стреляя так быстро, как только мог. От трех пуль на его пиджаке расцвели пурпурные цветы, и поворот тела перешел в безвольное падение. Из его пистолета вылетела лишь одна пуля, ударившись в стену в полуметре от потолка. Я лежал на полу, сжимая рукоятку пистолета и ожидая малейшего движения незваного гостя. Он застыл неподвижно. Медленно, не сводя с него взгляда, я встал и подошел ближе. Его полуавтоматическая «барракуда» с глушителем и боковым прицелом лежала в полуметре от его руки. Переложив пистолет в левую руку, я перевернул тело лицом вверх. Я не ошибся — это был Грегори Сандерс, один из лучших и самых дорогих наемных убийц в мире. Вопреки распространенному мнению об убитых, на его лице не было выражения ни ярости, ни сожаления. Он делал свое дело хладнокровно и так же принял свою смерть, видимо, смирившись с ней намного раньше. Я встал и обвел взглядом комнату. Тело Сола свисало с кресла. Лица его я не видел, но заметил три сочащихся кровью отверстия в голове и шее. В стоявшем перед ним на столе мониторе зияла большая дыра. Запах гари смешался с запахом свежей крови. Бросив пистолет на стол, я подумал о том, что мне еще осталось сделать в этом доме. Если звук моих выстрелов, не слишком громких при таком калибре, еще не повлек за собой вызова полиции, то все равно скоро могут подойти ребята Юргена, чтобы сменить коллег в автомобиле.

Я подошел к принтеру и с радостью увидел, что Богг все же оставил след своей ночной работы. Немного, но, может быть, найдется хоть что-то. Вытащив лист бумаги, я спрятал его в карман, затем прошелся по квартире и убрал все, что могло бы свидетельствовать о моем пребывании здесь — вторую тарелку и чашку. Содержимое пепельницы с моими окурками я выбросил в мусоросжигатель. Дым из монитора начал щипать глаза. Я собрал сумку и снова окинул взглядом квартиру. Вспомнив о вазоне в прихожей, я перешагнул через вытянутую руку Сандерса и поставил его на место, протерев полотенцем. Наконец, уже в клубах дыма, я вынул Сола из кресла и уложил на пол. Это не имело особого смысла — в обоих стреляли сзади, но с грехом пополам какую-нибудь подходящую историю сочинить было можно. Вытерев пистолет, я сунул его в руку Сола, затем осторожно приоткрыл дверь и, не видя никого в коридоре, вышел из квартиры. Когда дверь уже закрывалась за мной, я успел заметить маленькие язычки пламени на задней стенке монитора. Я вытер платком ручку и на цыпочках спустился вниз. Было все так же тихо. Без лишнего шума я выбрался на улицу и пошел в ту сторону, куда указывали фары автомобиля с двумя мертвыми телами на передних сиденьях. За несколько минут я добрался до Штеттнер-штрассе и пошел по ней налево в сторону оживленной Тегернзеер Ланд-штрассе. На всякий случай я шел пешком полчаса, затем остановил такси и велел отвезти меня на уже знакомый мне вокзал. Без каких-либо проблем купив билет до Нюрнберга, я со знанием дела использовал сорок минут до отхода поезда, после чего позвонил Юргену.