Оуэн Йитс (№2) - Та сторона времени

— Ну и что? — Пат поднял голову и, ударившись о раму окна, неразборчиво выругался. Я понял лишь интонацию. — Хочу и еду… И-ик!

— А вы? — Охранник отодвинулся, чтобы разглядеть меня.

Я пытался поправить галстук, но руки соскользнули, и я долго выпутывал пальцы из кармашка. С трудом удерживая голову вертикально, я толкнул в плечо Пата, который начал засыпать, опираясь щекой об окно.

— Возвр-ращаемся! — рявкнул он и бросил машину вперед.

Я качнулся всем телом назад и вбок. Второй охранник молниеносно поднял шлагбаум, и мы пролетели под ним на скорости как минимум шестьдесят. Несколько минут мы ехали среди густых деревьев и кустов, маскировавших редко разбросанные здания. Здесь было много места — о свободном пространстве заботились. Архитекторы и хозяева старались не повторять ошибок, допущенных в свое время в Лонг-Айленде. Я осторожно передвинул рычаг тормоза, чтобы не погибнуть еще до первой порции выпивки. Пат не заметил, что машина замедлила ход, не особо обращая внимание на конфигурацию местности. В конце концов я позволил ему только держать ногу на акселераторе, взяв все остальное на себя. Увидев ярко освещенные, огромные, окованные железом ворота с четырьмя охранниками в форме и двумя в штатском, я ударом кулака вернул Пата к жизни. Мы выкарабкались из машины и, поддерживая друг друга, двинулись к воротам. Оттолкнув одного в форме, я так направил Пата, чтобы он толкнул второго. Этого хватило — мой спутник разразился ругательствами, а охранники с не слишком скрываемой ненавистью на физиономиях отодвинулись. Мы вошли в небольшую аллею. Вайсберг неожиданно пришел в себя и обрел ясность мысли.

— Пошли к… — он сплюнул, не слишком метко, разве что его целью был собственный подбородок, — кару.

Оглядевшись, я заметил небольшую стоянку с несколькими электрокарами. Впихнув Вайсберга в один из них, я сел за руль. За первым же поворотом я перестал покачиваться — для гостей я мог быть одним из охранников, для охранников — гостем. Трезвым.

Площадь владений Голдлифа равнялась, наверное, площади Копенгагена. Мы ехали минут пять, прежде чем я услышал звуки музыки, и потом еще пять, прежде чем мы добрались до дворца шефа ТЭК. Потребовались бы несколько архитекторов с репортерскими наклонностями, чтобы описать резиденцию одного из финансовых гигантов современности. Увидев ее, Хеопс наверняка отдал бы в лапы палачей проектировщиков и строителей своей пирамиды. Затормозив, я поближе пригляделся к нескольким сотням человек, бесцельно болтавшимся по террасам, лестницам и газонам перед виллой. Большинство из них были трезвы, во всяком случае, трезвее, чем Пат Вайсберг. Заехав в кусты, я удобно уложил Пата на оба сиденья. Он пытался подняться, но я придерживал его до тех пор, пока данная поза его не удовлетворила. Заодно я заметил торчавший из его кармана уголок приглашения на изящной бумаге с серебряной виньеткой, несомненно, содержавшего некий код, подделка которого превосходила возможности рядового детектива, сидящего в кустах. На всякий случай я взял карточку, хотя прекрасно сознавал, что Пат Вайсберг тут личность более известная, чем я. Поправив галстук и платочек, я вытер носки ботинок о брюки и вышел из кустов. После полутора десятков шагов и нескольких поворотов я оказался если не в середине, то, во всяком случае, не вовне толпы гостей. Еще несколько маневров принесли мне добычу в виде тарелочки с бутербродами с икрой и двух бокалов «манхэттена». Присев на мраморную балясину балюстрады, я отпил из одного бокала, отставил его в сторону и выпил половину второго, после чего принялся за бутерброды. Ни у кого не могло возникнуть сомнений, что я сижу и жду кого-то, кто пил со мной и ненадолго отошел. Теперь у меня было время, чтобы обдумать последующие действия, особенно учитывая, что я не очень-то знал, чего ожидаю от своего пребывания в гостях у Голдлифа. Мне не о чем было с ним разговаривать, нечем было ему угрожать, не было к нему вопросов. Пока что я мог только наесться и напиться. Однако я не спешил и с этим, присматриваясь к людям. Вскоре я понял, что торчать здесь нет никакого смысла — тут и в самом деле крутились богачи, никто, кроме меня, не попал сюда случайно, но это вовсе не была элита, что явно чувствовалось. Правда, на их лицах не было озабоченного выражения, но и полностью свободны они тоже не были. Похоже, что они чувствовали себя здесь лишь умеренно хорошо. Нужно было отсюда смываться, если я не хотел, чтобы профессиональные охранники причислили меня к этому плебсу, поскольку мне не удалось бы без проблем добраться туда, где развлекались настоящие шишки. Я отправился на небольшую прогулку, по пути вежливо поклонившись паре гостей, бросил несколько слов, проходя мимо двух групп выпивающих. Никто не удивился, не одернул меня, разговоры носили непринужденный характер. Я вклинился в ряды окружавших разглагольствующего старичка с лысиной.

— …итак, какова ситуация в данный момент? — Он обвел взглядом слушателей, но никто не спешил с ответом. — Нас, белых американцев, осталась пара миллионов! — Последние два слова он произнес, театрально понизив голос. Большинство присутствующих, казалось, близко к сердцу принимали слова деда. — Роковая идея наших предков, я говорю о порабощении чернокожих… — пояснил он, — и неразумная политика в отношении индейцев, мексов и тому подобных привела к гибельной деградации белой расы. — В его голосе чувствовалось явственное отвращение.

— Но ведь без рабов в самом начале было не обойтись, — осмелился вмешаться какой-то очкарик.

Я незаметно наблюдал за собравшимися. Часть искренне и с восторгом поглощала идиотские речи лысого. Другая часть, меньшая, тоже как будто радостно его слушала, но это скорее было радостное ожидание конца тирады.

— Согласен, — неорасист оперся ладонями о воздух перед собой, — но проблему прироста населения можно было бы решить несколько иначе. Бесплодный работник работает столь же хорошо, как и плодовитый, не так ли? — Кажется, только я не успел утвердительно кивнуть. — Да, для индейцев были резервации, но решимости не хватило — иначе почему им разрешалось их покидать? Плодить детей с белыми? А теперь что? Резервации для белых? — в отчаянии воскликнул он. Тихий стон прокатился по рядам слушателей. — Да, мы доходим до абсурда… О! Сейчас расскажу анекдот. — Он завертелся вокруг собственной оси, словно профессиональный педик из балета. — Джонс после смерти попадает в рай. Его встречает святой Петр и спрашивает: «Хочешь в рай для белых американцев или просто для американцев?» — «Конечно, для белых!» — решительно отвечает Джонс. «Ну тогда иди туда, направо, — показывает Петр рукой, а когда Джонс направляется в ту сторону, бросает ему вслед: — Но обедать приходи сюда. Нам нет смысла готовить для одного!» — Никто не засмеялся. — Ну? Разве это не сигнал к тому, что мы должны сплотить ряды…

Я незаметно отошел. Анекдот этот я знал еще в его первоначальном виде, и тогда он был намного лучше. Я помог одному из официантов, мучившемуся с подносом, полным бокалов и рюмок. Мне понравилось, что не нужно сторожить свой бокал и ждать, пока хозяин захочет налить гостям. Я вспомнил — просто по поводу характера хозяина — историю знаменитого пианиста, отказавшегося выступать у Голдлифа на частном приеме. Перед самым концертом в «Мэдисон-сквер-гарден» ребята Мосреда подменили фортепьяно. Яша Клосович сел за инструмент почти в полной темноте и небрежным кивком приветствовал публику. Он сфальшивил уже на первом аккорде, играл и фальшивил все сильнее, пока не выбежал за кулисы, подгоняемый свистом и смехом. Почти два года он лечился у лучших психоаналитиков, несмотря на то что ему объяснили, каким образом случилась эта катастрофа. Голдлиф заплатил гигантские деньги за специальное фортепьяно с клавишами большего размера, в результате чего пальцы Яши попадали не туда, куда должны были. Я подумал, что легко так шутить, когда обладаешь счетом с дюжиной нулей.

Опершись спиной о двухметровую вазу, увенчанную букетом цветов, я не спеша огляделся по сторонам. На глаза мне попались двое, которые о чем-то разговаривали, почти вплотную прижав головы друг к другу. Наконец я заметил кого-то действительно важного, поскольку все, или почти все, уважительно уступали им дорогу, они же ни на кого не обращали внимания. Их поведение было столь естественным, что у меня не возникло никаких сомнений относительно занимаемого ими положения. Я толкнул локтем стоявшего ближе всего ко мне.

— Похоже, они даже здесь не отдыхают, а? — Я показал подбородком на пару уважаемых гостей.

— Шеннон упустил бы случай для деловой беседы? — удивился тот.

— Ну, разве что если бы умер, — фыркнул я.

Я подошел ближе к входу в дом, где, казалось, не было никого, но я уже раньше заметил, что, когда туда попыталась войти какая-то посредственность, стоившая самое большее несколько миллионов, откуда-то из-под земли появился охранник и вежливо предложил выпить. Шеннон и его спутник — я до сих пор не знал, кто есть кто — вошли беспрепятственно. Подождав, пока они скроются на лестнице, я поспешил следом. Когда из-за колонны бесшумно выдвинулся охранник, я открыл рот и пальцем показал на лестницу, после чего, скривившись, выдернул из кармана платок и прижал к глазу. Когда сбитый с толку моим поведением охранник подошел ближе, я спросил:

— Шеннон сюда заходил? Ч-черт… — выругался я себе под нос.

— Да, — машинально ответил охранник и набрал в грудь воздуха, явно собираясь сказать что-то еще.

— Хорошо. Спасибо, — бросил я, и, продолжая ругаться и вытирать неподдельные слезы, прошел мимо него к лестнице.

Поднявшись на несколько ступеней, я остановился, убрал платок, якобы проверяя, выпала ли из глаза соринка, и повертел головой, притворяясь, что нет. Не выпуская платок из руки, я поднялся еще на пол-этажа, двигаясь совершенно бесшумно, что, впрочем, не требовало особого искусства — нужно было иметь ноги из стали и весить тонну, чтобы на изготовленном на заказ, пушистом как снег ковре были слышны звуки шагов. Я шел по коридору, прислушиваясь и стараясь делать вид, что обстановка мне вполне знакома. Царила абсолютная тишина. Честно говоря, я ожидал, что здесь будет более оживленно, поскольку лишь в толпе мог притворяться некой важной шишкой. Если Голдлиф пригласил сюда только несколько человек, то я мог прогуливаться по этому волшебному ковру лишь до первой встречи с кем-либо. Одна дверь была приоткрыта — мелькнул зеленый стол. Не раздумывая, я нырнул в бильярдную. Она была пуста, но здесь я выглядел — так мне казалось — значительно лучше, чем в коридоре. Всегда можно было сказать, что я жду партнера. Сняв пиджак, я бросил его на кресло. Быстро посетив бар, для обслуживания которого не помешало бы кресло на колесиках, и натерев кий, я разбил пирамиду. Сначала я хотел просто имитировать игру, ожидая кого-то или чего-то — к примеру, благоприятного стечения обстоятельств. Приходилось набраться терпения. Я нанес несколько ударов кием по шарам, потом попробовал карамболь и, отметив успех глотком коктейля, вернулся к столу. Так я играл несколько минут, ходя вокруг стола, но мои уши постоянно были нацелены на дверь и коридор. Я попробовал еще два удара. Один назывался «Большой Каньон», второй — «Взрыв на Солнце». Оба оказались удачными. Я вознаградил сам себя аплодисментами, и тут кто-то присоединился к моей небольшой овации. Я обернулся. Ди Голдлиф, урожденная Кави. Тридцать один год. Две дочери, рождение которых никак не отразилось на фигуре мамы. Ростом почти с меня. Вне всякого сомнения мулатка. Наверняка она не выходила из дому, опасаясь того неорасиста с газона… У нее был небольшой, но, я сказал бы, твердый бюст. Голубые глаза. Волосы длиной примерно в метр шестьдесят были уложены в плотный узел. Законченное совершенство. Я поклонился.

— Вы ведь не профессионал? — спросила она, входя в зал.

— Я хотел им быть. Когда-то, — ответил я и, отложив кий, потянулся к пиджаку.

— Нет… прошу вас. — Она подошла поближе. — Хватит с меня мужчин, затянутых в костюмы, как сосиски в кожуру. Кроме того, у вас довольно своеобразная фигура. Не идеальная, конечно, кое-что следовало бы поменять, но так лучше.

— Она подобна дикому саду, — театрально продекламировал я.

Она рассмеялась, и я понял, что она меня купила. Если бы она захотела стать президентом, ей достаточно было именно так рассмеяться с трибуны, чтобы получить голоса всех мужчин, ну разве что за исключением педиков и глухих. Продолжая улыбаться, она подошла к бару и смешала себе текилу с джином и капелькой «пенгару». Я стоял, не в силах двинуться с места, сердце колотилось так, что я не сумел бы подсчитать пульс, а от спазма в горле не избавил бы весь алкоголь мира. Она глотнула своей микстуры и, одобрительно кивнув, повернулась ко мне. Меня вдруг заинтересовало ее длинное карминовое платье. Его наверняка невозможно было надеть, не расстегивая, а никакой застежки не было заметно. Неожиданно это стало для меня крайне важно. Я попытался глотнуть из своего бокала и даже попал в рот, более того, не поперхнулся. Она сделала два шага в сторону стола.

— Покажите мне еще раз тот последний удар, — попросила она.

— Могу нарисовать на бумажке, — улыбнулся я, хотя даже для того, чтобы открыть рот, мне требовалось столько же усилий, как для того, чтобы вскарабкаться по канату на статую Свободы. — Второй такой удар мне теперь долго не удастся.

— Если чего-то очень хочется… — Она не договорила и поднесла бокал ко рту, коснувшись его края губами.

Впервые в жизни у меня возникло желание стать бокалом или хотя бы его краем. Поставив свой бокал, я взял кий, расставил шары и провентилировал легкие. Ничего столь же прекрасного я в жизни не мог бы достичь — удар был просто мастерский, и это меня несколько отрезвило. И неизвестно почему я даже обрадовался. Бросив кий, я поклонился. Омочив губы в бокале, она небрежно поставила его на сукно стола.

— Я тебе нравлюсь? — без тени смущения спросила она.

Она все испортила. Одно дело — безумство на бильярдном столе, а другое — когда он используется в качестве подставки под посуду. Все ее очарование слетело с нее и опустилось к моим ногам. Для надежности я сделал шаг и придавил его к полу. Ди поняла мой жест превратно. Медленно скрестив руки, она положила кончики пальцев на плечи.

— Хочешь увидеть мой пупок? — задала она второй вопрос, словно уже получив ответ на первый.

Я вспомнил, что писали о ней в газетах — она сделала операцию, удалив пупок, желая стать второй после Евы женщиной без этого недостатка. Тысячи женщин сходили с ума от зависти — такая простая операция, а каков результат! Правда, до сих пор никому не удалось сфотографировать ее с открытым животом, что, в свою очередь, дало повод для рассуждений о том, избавилась ли она от пупка на самом деле. Прессе хватило развлечений на полгода. Несколько процессов, возмещение ущерба, штрафы… Я сделал шаг назад и не глядя нащупал пиджак. Ди медленно сняла руки с плеч, и внезапно ее платье волшебным образом освободило тело и опустилось на пол. Я вспомнил, что кто-то в Кратере Потерянного Времени придумал электромагнитную застежку. Кто же, как не супруга шефа, должен был использовать ее в своем платье? Я перестал думать о застежках, и ТЭК, и о Кратере Потерянного Времени. Передо мной стояла не женщина, не прекрасное создание — стояла похоть. Амок. Она сделала полшага в мою сторону, а я поспешил ей навстречу. Она прижалась ко мне. Я почувствовал себя как в перегрузочной камере. У меня подогнулись колени, и внезапно я понял, что опускаюсь на пол, что перед глазами проплывают две чудесных вершины грудей, а ресницами я касаюсь ее живота, с которого благодаря искусству хирурга действительно исчезла маленькая ямочка. И тут Ди откинулась назад и тщательно рассчитанным движением ударила меня по лицу, после чего отошла, не пытаясь повторить. Выдающийся специалист — как технические достоинства программы, так и исполнение на наивысшем уровне. Десять шестерок. Я поднялся с колен.

— Катись отсюда, котик, — прошипела она.

— Уже, мышка, — шепнул я в ответ.

Лицо мое искривилось в улыбке. Я знал, что не так должен был реагировать и что это может повлечь месть со стороны Ди, но я не в силах был владеть собой. Представив себя стоящим на коленях перед Ди Голдлиф с вытаращенными глазами и пятью литрами крови в башке, я рассмеялся.

— Прошу прощения, — сказал я, надевая пиджак. — Я смеюсь над собой. В самом деле. Отлично развлекся.

— Знаю, — с серьезным видом бросила она.

С удивлением я понял, что эта сценка не доставила ей столько же радости, сколько мне. Наклонившись, она двумя движениями натянула платье, коснулась пальцами маленького бриллианта над правой грудью и была уже готова к тому, чтобы уйти. Я, собственно, тоже. Но ушла только она. Я взял бокал и допил остатки. Ди могла позвать кого-нибудь из обслуги, но не обязательно. Судя по выражению ее лица и тому, что я прочитал в ее глазах, она обо мне уже забыла. Я вспомнил, что кроме осмотра места, где прежде находился ее пупок, у меня здесь есть еще кое-какие дела. Подойдя к бару, я услышал голоса в коридоре и бросился в кресло в углу комнаты. Вытянув ноги и прикрыв глаза, я замер с бокалом в руке и напряг слух.

— …понятия не имею. Это не так просто, — говорил мужской голос, усталый и сухой, лишенный всяческих чувств, как у робота.

— Так сделай, чтобы было просто, — прошипел второй. — Не буду тебя уговаривать. Нитла ждет. Сделай, и побыстрее.

— Хорошо, — согласился первый.

Они прошли мимо двери и удалились уже молча. Вторым, судя по всему, был Мозред Голдлиф. От него прямо-таки исходила власть. Он не говорил, скорее шипел. Я вспомнил, что мне знаком этот голос, вероятней всего, из нескончаемого ряда видеоинтервью. Голос был не слишком симпатичным. Может, поэтому у Ди какая-то тень в глазах, может, поэтому она пыталась развестись. И может быть, поэтому ничего не выходило. Я допил содержимое бокала, вышел в коридор и остановился сразу за порогом, осматриваясь со скучающим видом. На этот раз я сразу заметил объектив камеры, замаскированной в гирлянде из цветов и листьев под потолком. Все говорило о том, что Голдлиф покинул здание или перебрался в другие помещения и что мне не удастся болтаться по комнатам сколько душе будет угодно. Я решил, что разумнее выбраться отсюда, прежде чем меня распознают и вышвырнут. Несколькими стандартными движениями я поправил одежду, с беззаботным видом прошагал по коридору и спустился по лестнице. Никто не остановил меня, когда я выходил из дворца, зато сам я сразу же за дверьми остановил официанта и забрал у него две рюмки бурбона, хотя похоже было, что он нес их для кого-то поважнее. У меня возникла мысль, не оказались ли напитки и бутерброды из-за железного занавеса самой существенной моей добычей, и тут кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся, готовый к допросу со стороны охранников, и у меня отвалилась челюсть.

— Я тоже удивилась, увидев вас здесь, — сказала Ариадна Вуд.

Она выглядела намного симпатичнее в роли участника приема, нежели работодателя. Платье — так же как и у Ди, на электромагнитах, что я сразу же заметил — в некоторых местах плотно обтягивало ее тело, а в других свисало свободно. Нужно признать, что Ариадна знала собственное тело и знаниями этими пользовалась. В руке она держала высокий граненый цилиндр с «павлиньим хвостом» — почти безалкогольным разноцветным желе. Я поклонился без обязательной улыбки, но мне не слишком понравилось, что кто-то меня узнал. Другое дело, что я не подозревал Вуда в особо близком знакомстве с Голдлифом.

— Когда-то я оказал услугу… — Я кивнул в сторону дворца.

— Мы тоже не друзья хозяев, — неожиданно призналась она. — Рэм когда-то был знаком с Мозредом и даже чем-то ему помог. — Она наклонилась ко мне и понизила голос: — Хотя не знаю, чем Рэм мог ему помочь. — Она пожала плечами и рассмеялась. — Может быть… — хихикнула она, — может быть, он помог ему нести чемоданы… Ха-ха! О боже!

У нее подогнулись колени, и я едва успел подхватить ее под локоть, не дав упасть. Она оперлась о меня, но не так тяжело, как я мог бы ожидать, и вдруг прошептала:

— Завтра в двенадцать, в баре торгового центра «Эйч-Ти-Эйч». Умоляю!

Второй раз мне пришлось силой воли удержать челюсть от падения. Слегка отодвинувшись от Ариадны, я внимательнее посмотрел на нее. Она широко улыбалась, но взгляд ее далек был от улыбки, так же как и у Ди. Прием для женщин с пустыми глазами. Похоже, она увидела кого-то за моей спиной, потому что неожиданно отскочила в сторону и спряталась за какой-то парой. На всякий случай я тоже спрятался за огромным цветочным горшком. Ариадна стояла рядом с мужем, который ее отчитывал — я догадался за что, поскольку он выразительно смотрел на ее бокал.

Допив виски, я поискал взглядом официанта. Видимо, их тут было почти столько же, сколько гостей, так как проблем с получением очередных двух порций у меня не было. С рюмкой в руке я сел на скамейку в тихом уголке. Пока что я не получил никакой существенной информации, кроме той, что у Ариадны какие-то проблемы, но в данный момент это меня не слишком волновало. Однако какая-то клеточка в моем мозгу не давала мне покоя, пытаясь обратить внимание на содержащуюся в ней мысль. Я промучился несколько минут, но мне не удалось помочь ей обрести полный контроль над мозгом. Закурив, я перестал сражаться с собственным разумом и сел поудобнее, наблюдая за собравшимися через два просвета в кустах. При удачном стечении обстоятельств двое заговорщиков в кустах рядом со мной должны были сейчас вести беседу, которая направила бы следствие на новый путь. Однако имелось подозрение, что я пришел либо слишком рано, либо слишком поздно; либо удачное стечение обстоятельств не получило приглашения на прием у Голдлифов. Негодяи. Так я просидел почти час. Тем временем гости начали расходиться, и возросли шансы на разоблачение. Отыскав среди растительности кар с Патом, я направился к воротам. По дороге я подобрал еще шестерых гостей и, прячась среди них, покинул территорию владений Голдлифа. Затем отвез Пата домой, оставил там его машину, зашел в первую попавшуюся гостиницу и с удовольствием забрался в постель. Я надеялся, что засну не сразу — именно перед сном героев книг и фильмов зачастую посещают гениальные мысли. Однако на роль киногероя я, видимо, не годился.

Бар был пуст. В это время дня бармены меняют влажные салфетки на сухие, а посудомоечные машины крутятся вхолостую. Впрочем, клиентура одного из самых дорогих магазинов Нью-Йорка избегает этого бара — пребывание в нем предполагает, что ты утомился, делая покупки, а покупками занимаются бедные. Богатые просто заглядывают сюда за чем-нибудь, как правило, легким и изящным, как, например, бумажник из обезьяньей шкуры или лунные камешки для аквариума. Кроме того, в «Эйч-Ти-Эйч» можно купить несколько моделей автомобилей и яхт, свитер из шерсти, которая в пять раз дороже серебра, а также смокинг, который даже после купания в болоте продолжает выглядеть как новый. Присев на табурет у стойки, я вкратце описал бармену свое состояние — невыспавшийся, слегка с похмелья, полный сомнений относительно смысла жизни и раздраженный. Несколько мгновений он стоял, подняв глаза к потолку, затем облизал губы и жестом успокоил меня. Я пытался запомнить, что он наливает в огромный бокал, но после шестого ингредиента окончательно запутался. Бармен принес смесь, держа бокал осторожно, словно недоношенного младенца, и подал мне со словами:

— Не взбалтывайте и выпейте в четыре приема.

В таких ситуациях я никогда не пренебрегаю добрыми советами. Я отхлебнул четверть. Язык резко защипало, а потом на несколько секунд пламя охватило всю полость рта, пищевод и желудок. Я с беспокойством подумал о последствиях для остальной части пищеварительного тракта, но внезапно жжение прошло, и даже дышать стало легче. Воздух стал ароматным, а дыхание доставляло ни с чем не сравнимое удовольствием. Я благодарно кивнул, на что бармен ответил теплой понимающей улыбкой.

— Можно здесь, — я слегка наклонился к нему, подчеркивая конфиденциальный характер беседы, — без свидетелей поговорить с женщиной?

— В любой кабинке, — ответил он. — Я включу световую завесу.

— Вы просто волшебник… — вздохнул я, и тут вошла Ариадна. — То же самое или похожее для этой дамы, — распорядился я и подошел к ней со своим бокалом в руке. — Прошу вас. — Я показал на ближайшую кабинку. — Я уже заказал.

Она кивнула, не проявляя особой радости, и пошла первой. Подождав секунду, я двинулся следом. На ней была короткая юбка, что выглядело довольно рискованно для женщины ее возраста. Ноги обтягивали телесного цвета чулки с индивидуально подобранными пятнами, маскировавшими дефекты и подчеркивавшими достоинства ее конечностей. У меня промелькнула мысль, что техника маскировки дефектов фигуры и красоты дошла до такого совершенства, что оценка внешности женщины сводится к обнаружению ретуширующих средств. Полагаю, раньше взгляд на женщину доставлял представителям моего пола куда больше удовольствия.

Ариадна села, закинув ногу на ногу. Я сел напротив и протянул ей сигареты. Она поблагодарила кивком и оглядела зал. Пустота явно ее успокоила, а когда бармен принес ей коктейль и несколько секунд спустя светящаяся завеса отрезала нас от остальной части бара, она облегченно вздохнула и коснулась губами жидкости в бокале. Видимо, коктейль уже был ей известен, так как никакой реакции с ее стороны не последовало. Отпив вторую четверть, Ариадна перешла к делу.

— У меня к вам вопрос, и прошу вас не отвечать слишком быстро, особенно если ответ будет отрицательным. Знаю, что это глупо… — При этих словах она должна была улыбнуться, но вместо этого лишь сглотнула и задала свой важный вопрос: — У вас есть копии тех фотоснимков? — и, немного помолчав, добавила: — Это для меня крайне важно.

В соответствии с ее просьбой я занялся своим коктейлем, затем затянулся и выпустил серию изящных колец. Она выдержала полминуты.

— Что ж, я этого ожидала, — мрачно произнесла она. — Поэтому я с вами не контактировала. Когда мы вчера встретились на том приеме, я подумала, что, может быть… — Она почувствовала свою бестактность и замолчала.

— Я помогу вам. — Я откинулся на спинку кресла. — Вы думали, что, может быть, у меня остались копии, чтобы, возможно, использовать их когда-нибудь в будущем. Маленький шантаж… Вы слишком много насмотрелись дешевых детективных фильмов. Частный детектив постоянно находится под лупой у полиции. Во-вторых, это не та профессия, где можно быстро и безопасно заработать. Большинство моих коллег — честные дураки с инфантильными убеждениями. Я не самый главный среди них, но отношу себя к первым рядам. Так что можете не предлагать мне сделку, копий у меня на самом деле нет, они мне ни к чему, а кроме того… — я улыбнулся, — вы тоже повели себя несколько наивно, что мне нравится, но это мешает вести дела. Насколько я понимаю, — я проглотил третью четверть коктейля, — ваш муж получил в свое распоряжение комплект снимков, и вы утратили над ним контроль, не так ли?

Она кивнула. Первый раз медленно, потом еще несколько раз, уже быстрее.

— Если бы у меня даже были эти снимки и мне хотелось бы как-то ими воспользоваться, — продолжал я, — то я пошел бы с ними к вашему мужу. У него денег побольше, чем у вас. Вы в проигрышной позиции. А на самом деле копий у меня нет.

Она еще несколько раз кивнула, глядя в стол. Тишина затягивалась, становясь невыносимой, словно пятая минута без маски под водой. У меня не было времени для Ариадны. Мне хватало проблем и без нее — сто четырнадцать причин, чтобы распрощаться и забыть об Ариадне Вуд. Но такая уж была у меня проклятая мазохистская натура, одна половина которой ужасно любит поступать назло другой.

— Что вас угнетает? — спросил я.

— Ничего. — Она покачала головой. Избегая моего взгляда, она потянулась к бокалу и сперва отпила чуть-чуть, а затем вдруг наклонила бокал и выпила почти половину. Глаза ее заблестели. — Ничего, — повторила она несколько иным тоном. — Только тех снимков у меня уже нет. Однако я ведь прожила без них столько лет…

Она подняла глаза к потолку и заморгала. Мысленно выругавшись, я спросил:

— Собираетесь снова следить за мужем?

— Простите? — сдавленным голосом переспросила она.

— Снова будете пытаться доказать его неверность?

— Нет. Я бы не успела, — загадочно добавила она и вдруг быстро посмотрела на меня, словно испугавшись собственных слов. — Как вам понравился прием? — преодолела она первые воротца в словесном слаломе.

— Ничего особенного. — Я затушил сигарету и не стал закуривать новую, хотя мне и хотелось. Я допил свой коктейль и мысленно послал бармену корзину цветов. — Если бы я не встретил Ди Голдлиф… — сказал я, чтобы лишь что-то сказать.

— Бедная женщина, — неожиданно услышал я.

— Почему вы так считаете?

— У нее было две дочери. Сейчас им было бы двенадцать и четырнадцать лет. Они погибли в авиакатастрофе, — пояснила она. — Летели на каникулы к родителям. Мне кажется, что они оба никогда себе этого не простили.

— Ага, — сказал я и закурил. Внезапно Ариадна показала на пачку «Голден гейта».

— Вы не могли бы меня угостить? — спросила она. Я бросился угощать и подносить огонь, словно осчастливленный взглядом первой возлюбленной школьник.

Она осторожно затянулась, хотя не производила впечатления начинающей — скорее так, будто привыкла к другим сигаретам. Травка! — осенило меня.

— Вам нужна охрана? — спросил я, сам не знаю зачем.

Нечто неуловимое говорило мне, что она боится. А может, не боится… Мне было шесть лет, когда я нашел в подвале у дяди маленький пистолет. Я боялся им воспользоваться, не хотел признаваться и радовался, что он у меня есть. Теперь же мне казалось, что подобные чувства испытывает Ариадна.

— Что? — искренне удивилась она, к моему разочарованию.

Она подняла голову, демонстрируя не самое худшее состояние кожи на шее, и рассмеялась.

— Охрана? Разве что от банкиров, — фыркнула она и покачала головой.

С ней было намного приятнее разговаривать здесь, чем у меня в конторе, но тогда я не выглядел таким идиотом, как сегодня. Мне ничего не оставалось, как тоже широко улыбнуться.

— Я просто дурачился, — сказал я, — но у меня как раз есть свободное время, а обеспечение вашей безопасности идеально бы его заполнило.

Она перестала смеяться, но легкая улыбка не сходила с ее лица.