Оуэн Йитс (№2) - Та сторона времени

Она выдвинула вперед подбородок и прищурилась.

— Ну и?.. — вызывающе бросила она.

— У тебя будет шанс сделать самый сенсационный репортаж в твоей жизни, — сказал я, все еще по-идиотски улыбаясь. Один из признаков старости — когда можешь владеть собой лишь частично. — Там стоят трое из Центрального бюро расследований и мой помощник. А я — Оуэн Йитс, частный детектив. Добро пожаловать в нормальное время.

Бонни еще несколько мгновений стояла неподвижно, беспомощно глядя на девочек, а потом перевела взгляд на стоявших за мной. Я видел, что она боится какого-нибудь обмана. Щелкнув предохранителем автомата, я по широкой дуге бросил его к стене.

— Идем, — сказал я.

Я пошел первым. Через несколько шагов меня догнала Бонни, на всякий случай держась чуть в стороне. Опередив меня, она заглянула мне в лицо.

— Если ты что-то замышляешь, я тебя убью! — сказала она.

Голос ее дрожал, кулаки были судорожно сжаты. Я кивнул:

— Хорошо. Можешь забрать тот автомат. — Не останавливаясь, я показал назад. Еще никогда в жизни я не был так уверен, что мне ничто не угрожает. Я бросил взгляд через плечо. Девочки шли за нами, но очень медленно. Еще долго они не будут доверять чужим.

— Возьми малышек, — попросил я Бонни. — Они тебе верят. Не мучай их.

Она вытерла слезы рукавом фланелевой рубашки и остановилась. Я вернулся к ожидавшим меня Нику и Дугу. Мне очень хотелось ударить скованного охранника в лицо, я чувствовал, что мог бы его убить. Лишь опасение, что девочки и Бонни могут понять меня превратно, спасло ему жизнь.

— Дайте закурить, — прохрипел я.

Я пытался откашляться, но комок в горле лишь рос. Мне хотелось выругаться, хотелось закурить, хотелось, чтобы никто не видел, насколько по-идиотски я выгляжу. Но видели все. В конце концов мне удалось затянуться дымом, я напустил его себе в глаза и долго тер их, пока не смог отчетливо разглядеть каждого.

— Это дочери Голдлифа. Они сидят здесь уже восемь или девять лет. И Бонни Ле Фей. К счастью, ее не убили, лишь сделали няней для малышек. А их отец вынужден был делать все, что от него требовали, чтобы сохранить жизнь дочерям. — Я набрал в легкие дыма и выпустил его с громким шипением. — На приеме у Голдлифа я подслушал несколько фраз, сказанных им и настоящим шефом ТЭК. Вот только, поскольку мне были знакомы оба голоса, я их перепутал. Шеф — Рэм Вуд. Я думал, что он здесь. — Я повернулся к Нику: — На этот раз ни на какую сделку с ЦБР я не пойду. Теперь это уже не дело государственной важности. Это самое обычное преступление гигантских масштабов и неизмеримое несчастье и слезы. И немало смертей.

Саркисян щелкнул предохранителем автомата и отдал его одному из агентов, после чего удивленно посмотрел на меня.

— Откуда здесь взялся Вуд? Все время шла речь о Голдлифе… — Он пожал плечами.

— Этот сукин сын вдвойне подстраховался и сбил меня с толку, — признался я. — Если бы даже кто-то продрался через систему безопасности, то все равно попал бы на Голдлифа, а тот вынужден был молчать, если не хотел, чтобы с его дочерями что-нибудь случилось. Впрочем, когда он понял, что нужно было сразу бороться с шантажом, когда на счету настоящего ТЭК было уже несколько убийств, он не видел иного выхода, кроме как ждать. Потому он не сказал нам в Нитле сразу всего. Он подложил мне револьвер и на всякий случай делал вид, будто это не он. Наверняка он надеялся, что удастся освободить девочек. Только на это он мог рассчитывать. Сам он в любом случае был обречен.

— Но как ты добрался до Вуда?

— Не знаю. Интуиция. Сначала я думал, что меня стали преследовать из-за того, что я расспрашивал о Бонни, но дело было не в том. Вуд по-настоящему перепугался тогда, когда узнал, что я за ним следил. Правда, речь шла о деле о разводе, но, видимо, он не был уверен, не обнаружили ли мы заодно еще чего-нибудь. На всякий случай он начал ликвидировать угрозу. Каким-то образом ему удалось завладеть доказательствами измены, и он вынудил жену отказаться от процесса. Он выиграл время, а когда понял, что она встречалась со мной еще раз, ликвидировал и ее. Думаю, найти его будет не так-то легко.

— Вуда я беру на себя! — быстро среагировал Дуг. — Сейчас распоряжусь об аресте, — затараторил он. — Достану его из-под…

— Не волнуйся, не буду я его ловить, — успокоил я Саркисяна. — Дело закончено.

Ник открыл рот, но тут же его закрыл и посмотрел куда-то назад. Я обернулся. Все трое остановились и посмотрели на нас. У девочек был спокойный, но усталый взгляд. Почти бегом я первым направился к выходу.

Она превосходно владела собой. Я был рад, что именно она наливает виски в бокалы. Бывают дни, когда меня может радовать что угодно. Бывают дни, когда я могу влить в себя, как сегодня, целую бутылку, а мой организм каким-то странным способом выделит из ее содержимого каждый процент и отправит его в космическое пространство. Мы не перешли на «ты», и это меня тоже радовало. Если бы она сейчас предложила мне подобное, я чувствовал бы себя словно мальчишка на поле для гольфа, которому бросают десятку за то, что он достал мяч из колючих кустов.

— Вы должны простить девочек, — сказала она. — Мне пришлось уволить всю мужскую часть прислуги, впрочем, я пока не знаю, как вообще выглядит мое наследство.

— Не о чем говорить, — сказал я, — естественно, речь не о наследстве. А остальное как-нибудь устроится. — Я отказался от последнего глотка и встал. — Рад… — я вспомнил Мозреда и не закончил, как собирался: «что все так закончилось», — что девочки чувствуют себя хорошо. — Она заметила, что я сменил конец фразы. — Мне очень жаль, что ваш муж…

Ди Голдлиф подошла ко мне, протянула руку и погладила меня по щеке. Я знал, что это вовсе не означает того, что означает обычно. Я придержал ее руку и поцеловал.

— Простите, что я так вела себя тогда в бильярдной, — сказала она. — Я ошиблась в вас и наверняка уже не вполне хорошо соображала.

Я отпустил ее руку:

— Обычное дело. Чаще всего люди ошибаются в самих себе, как правило, оценивая себя лучше, чем следовало бы, а потом такая ошибочная оценка начинает касаться и других, но со знаком минус. Я сам — лучший тому пример.

Я вышел на широкое крыльцо, остановился и глубоко вздохнул, затем спустился на дорожку и направился к машине. Обойдя «химеру», я повернулся лицом к дворцу. В окне второго этажа я увидел два девичьих личика, а потом две маленьких руки над их головами. Я поднял руки, высунул язык и кончиком его коснулся носа. Подобного я давно не делал, но очень старался. Никогда до сих пор мне не платили столь щедро. Я быстро сел в машину, чтобы сохранить в памяти эти улыбки, особенно учитывая, что мне нужно было решить очень важный вопрос, и я знал, что лишь в состоянии подобной непонятной эйфории могу это сделать.

— Гм… должен признаться, что я впервые сталкиваюсь с такой просьбой.

Я знал, что заместитель комиссара пытается играть в политику, но все его поведение говорило о том, что ему не хватает необходимой для этого гибкости и умения скрывать эмоции. Он непрерывно твердил о том, насколько он удивлен, о прецеденте и в конце концов едва не убедил меня вырвать у него из руки лицензию и уйти, хлопнув дверью.

— И это теперь, когда вы стали народным героем? Когда люди начинают уважать профессию, которой вы посвятили…

— Это противоречит закону? — прервал я его.

— Нет, нет! — замахал он руками, выронив лицензию, спланировавшую на стекло.

Такая вот работа. Четырнадцать лет тяжкого труда, и какое-то ничтожество упрекает тебя единственным, чего ты достиг. Я почувствовал, что еще немного, и я дам ему в морду и просто отберу у него лицензию. Однако я все же сдержался и встал.

— Тогда прошу принять от меня официальный отказ от исполнения почетных обязанностей детектива без каких-либо обязательств государства и народа перед Оуэном Йитсом. Фирма ликвидирована. Прощайте.

Я пожалел, что у меня нет шляпы. Мне так и хотелось заломить поля выразительным жестом в стиле Хамфри Богарта или Кио Хоукшоу. Спустившись вниз, я сел в припаркованную у главного входа «химеру» и медленно поехал в свою — уже не мою — контору. Вывеску я снял еще утром и выбросил на помойку. Подойдя к двери, я открыл ее пинком. Внешне ничего не изменилось. Я освободил шкаф от огнестрельного оружия, остальное оставив преемнику, и сел за стол. Отключив комп, я достал из ящика коробку «Дюк оф Этернити» и трубку. Тщательно очистив, я точными движениями набил ее и выбросил вместе с футляром в корзину. В очередной раз открыв ящик, я вынул из него «служебную» бутылку. В ней оставалось всего несколько капель на дне. В самый раз. Я без сожаления выбросил ее. Удар о дно корзины совпал со звонком телефона. Я вздрогнул. Подождав десять сигналов, я поднял трубку.

— Вынос трупа через минуту, — сказал я. — Прошу поторопиться.

— Оуэн, — простонал Ник. — Ты понятия не имеешь, какое у меня похмелье. Говори быстро, что принять, чтобы у меня появилось такое чувство юмора, как у тебя. — Он говорил медленно, словно на макушке у него лежало яйцо.

— Сбегай к Дугу, и похмелитесь, — язвительно усмехнулся я.

— Придурок, у тебя же телефон выключен, это Дуг восстановил связь. Мы еще у тебя дома. Дуг хотел похмелиться, но, похоже, лишился чувств при виде бутылки. Помоги!

— Придется потерпеть. Я позвоню через два дня. Если не полегчает, выдам вам один секрет. Возьмите такси и езжайте в бар «Эйч-Ти-Эйч». Бармен вам поможет.

Я положил трубку. Было тихо. Как обычно. Как всегда. Я встал и потянулся.

— Ну что ж, прощайте, — изящно закончил я.

Идя к двери, я включил пылесос, и это был единственный предмет, который не остался позади неподвижным. Его тихое жалобное гудение я слышал еще у лифта. Погребальный обряд завершился на улице.

Я сел за руль и тронулся с места.

Я долго стоял на углу, глядя на дом под номером четырнадцать. Он ничем не отличался от других на этой улице — на первый взгляд он был даже менее ухоженным, особенно газон перед ним. Однако было в нем что-то такое, из-за чего я узнал бы его среди нескольких сотен других. А может, мне только так казалось. Я выкурил две сигареты, прежде чем решился сделать шаг. Машинально проверив, лежит ли в кармане оружие, я погладил Фебу и уложил ее на заднем сиденье, затем вошел в калитку и подошел к двери. Моя рука миновала звонок и нажала на ручку. Я вошел внутрь, не стараясь ступать тихо. Послышались чьи-то приближающиеся шаги. Мне хотелось сесть и сделать вид, что я сижу здесь уже несколько лет, но мне нужно было не меньше часа, чтобы дойти до дивана. Я снова пожалел, что у меня нет шляпы, чтобы мять ее поля, заняв чем-то руки. Мне удалось скрестить их на груди. Для начала годилось.

Вошла Пима, направляясь к окну. Она сдержала крик, но резко подняла голову, а когда до нее дошло, кто стоит в гостиной, сумела лишь пошевелить губами.

— Прости, я вовсе не хотел тебя напугать, — сказал я. — Ты застала меня врасплох.

— Кто тебе сказал, что ты меня напугал? — выдавила она.

Я по-идиотски улыбнулся, потом услышал, что хихикаю, словно кретин. О боже!

— Ты выбрал неудачное время для визита, — твердо заявила она. — Я как раз собиралась уходить.

— Ага. Понятно, — пробормотал я. — То есть… Не знаю… Я был недалеко, и… того…

Я посмотрел в окно. Пима была чем-то обеспокоена, более того — испугана. Внезапно я понял, что она кого-то ждет, и ощутил какое-то странное спокойствие, словно мне вдруг стало все ясно.

— У меня к тебе просьба. — Я вслушивался в собственный голос. Теперь, когда я знал, что сейчас сюда должен прийти мужчина, он звучал нормально, даже приятно. — Я почти двое суток не спал, мне нужно поспать хотя бы часа четыре-пять. Ведь ты же меня не выгонишь?

Я подошел к дивану и, театрально вздохнув, сел, с облегчением вытянув ноги. Стоило мне достать сигареты и выпустить первое облако дыма, как она набросилась на меня и рванула за рукав рубашки. Рукав не выдержал — это не материя из ТЭК. Пима едва не упала, стиснув оторванный рукав.

— Оуэн! — Я застыл, слыша неподдельное отчаяние в ее голосе. — Оуэн, — повторила она, пытаясь найти подходящие слова. — Умоляю тебя, уходи. Позвони мне через час. Здесь недалеко есть гостиница, я приду туда. Но сейчас уходи! Убирайся!!!

Я почувствовал себя последней скотиной. Всю жизнь я пытался бороться с теми, кто стремился к своей цели, не обращая внимания на других. Теперь же неожиданно понял, что сам оказался в их рядах. Я встал.

— Извини. Я действительно не хотел… — Я беспомощно пошевелил руками. — Естественно, я наврал про то, что не выспался. Я позвоню.

Я повернулся к двери, и тут, словно в фильме ужасов, она распахнулась настежь. В комнату вихрем ворвался маленький мальчик, на физиономии которого сияла радостная улыбка, и, казалось, лишь каким-то чудом затормозил, едва не налетев на стену. Он перевел взгляд с Пимы на меня и перестал улыбаться. Мы замерли, словно мраморные изваяния. У малыша было лицо Пимы и ее глаза. Несмотря на удивление и серьезный вид, они излучали радость. Я почувствовал, что мне трудно дышать.

— Фил, — послышалось с другого конца гостиной. Мне показалось — с другого конца континента, мира. — Фил… Это…

Мальчишка стрельнул глазами в сторону Пимы. Я чувствовал, что сейчас он выкинет фокус, какого еще не видел мир. Однако он застиг меня врасплох.

— Я знаю, — убежденно сказал он. — Это же папа. Ты говорила, что он наконец вернется из своей экспедиции. Только не знала когда. — Он сурово посмотрел на меня: — Долго же ты там болтался.

Только теперь, почти на сороковом году жизни, мой ангел-хранитель нашел свое предназначение. Я решил рассчитаться с ним позже, пока же он подсказал мне подходящую фразу:

— Это была трудная экспедиция. К счастью, она успешно закончилась… — Я пожал плечами. — Ну вот я и здесь.

— Ты остаешься, — утвердительно произнес он, наклонив голову.

Мне показалось, будто ангел-хранитель добавил мне еще один глаз на затылке, так что мне не пришлось поворачиваться, чтобы увидеть, как Пима качает головой, широко раскрыв рот.

— Знаешь… — кашлянул я.

— Фил! — К Пиме вернулся дар речи. — Иди вымой руки! Быстро!

Фил стиснул зубы, но двинулся в сторону двери, из-за которой до этого вышла Пима. На пороге он повернулся и ткнул в меня указательным пальцем:

— Остаешься!

— Фил! — крикнула Пима.

Он повернулся и вышел. Я собрал остатки сил и подошел к ней.

— Почему ты мне не сказала? — спросил я, сознавая, что мой шепот не пробьется даже сквозь папиросную бумагу. — Ведь… ведь…

— У тебя своя жизнь, — столь же тихо ответила она. Слабый шум воды, плещущейся под руками моего сына, почти полностью ее заглушал. — Ты не умеешь жить, не вмешиваясь в дела других. Ты не можешь…

— Могу! — прервал я ее. — О! Уже могу. Я больше не детектив. В самом деле.

Я схватил ее в объятия и привлек к себе. Она отстранилась, тряхнув головой.

— Не верю! От этого тебе не избавиться. Наверняка ты сейчас дашь малышу поиграть своим любимым «биффаксом». Только сначала обойму вынь.

— У меня нет оружия. Я ему даже рогатку не сделаю. Я куплю ему целый вагон плюшевых мишек. У меня есть деньги!

Она вырвалась, вытирая глаза моим рукавом, и топнула ногой.

— Ты и деньги. — Она вытерла тем же рукавом нос. — Оуэн без оружия и с деньгами?

— Именно так. И их будет еще больше. — Я засмеялся. — Из дома я и на секунду не выйду, а деньги сами ко мне придут. И еще у меня есть собака… — добавил я.

— А я уже почти тебе поверила, — сказала Пима.

— Сейчас подъеду сюда на машине и покажу тебе собаку и контракт. Я подписал договор на две повести. «Корн, Агран и Уэлфер» приняли мои заявки. — В ванной стих шум воды. Времени оставалось мало. — Честное слово! У меня уже и названия есть: «Та сторона мира» и «Та сторона времени».

— Тоже мне, писатель нашелся, — презрительно прошептала она, так же как и я, чутко прислушиваясь. Ей тоже приходилось спешить. — Чертовски оригинально. Если…

— Остае-е-е-ешься!

Впервые в жизни я с радостью ждал удара. Но я просчитался. Не хватило сноровки. Пятилетние мальчики обычно не бьют головой в живот.