Оуэн Йитс (№1) - Та сторона мира

— Вы в это верите? — Я небрежно кивнул в сторону толстых цилиндров с цветочными горшками наверху.

— У меня нет причин не верить. Пока что…

— Включите, — прервал я его.

— Фас! — крикнул он, секунду поколебавшись.

Когда цилиндры прыгнули в мою сторону, я не пошевелился, продолжая стоять как прежде, положив руку на пряжку ремня. «Церберы» замерли, проехав по полу метра два.

— Черт побери! — послышался сзади голос Инглхардта.

Когда я обернулся, он изумленно глядел на меня, а Фаррел хмурил брови.

— До свидания, господа. — Я поклонился обоим и вышел, пройдя между неподвижными стражами.

Уже на газоне меня догнал Инглхардт — он действительно был не таким, как все миллионеры. Он побежал за мной сам, вместо того чтобы послать хотя бы Фаррела.

— Мистер Йитс, как вы это сделали? Черт побери, вы меня добили! Покупаю.

— Не продается, — покачал я головой, торжествуя в душе.

— Да чтоб вас! Я должен это иметь! Даю сто тысяч! — Он схватил меня за руку и остановил.

— И речи быть не может, — улыбнулся я ему в лицо. К моему удивлению, он тоже улыбнулся:

— Эта игрушка лишит меня сна. Рано или поздно я все равно буду ее иметь, но хочу уже сейчас.

Я продолжал улыбаться. Инглхардт громко рассмеялся.

— Вы надо мной издеваетесь — почему? Ха-ха! Черт возьми, да я стою тут как щенок перед продавцом мороженого! Зачем вы мне это показывали?

— Потому что не люблю, когда из меня делают идиота, — бросил я и пошел к воротам.

Он снова меня догнал:

— Минутку. На этот раз вы уже переборщили. В чем дело?

Я мгновение поколебался, но в конце концов сказал:

— Шевиаты никогда не вырезали из камня фигурок мужчин. Только животных и женщин. Они боялись, что в фигурке может оказаться заклятой душа воина. — Я обошел его и уже беспрепятственно подошел к воротам. Пока я садился в машину, он все еще стоял и смотрел мне вслед. С трудом согнав с лица издевательскую ухмылку, я поехал домой.

Входя в квартиру, я услышал телефонный звонок. Звонил адвокат Миллермана, чтобы спросить, знаю ли я, что завтра похороны Джорджа. Я вежливо выслушал, поблагодарил за высказанную готовность заняться от моего имени наследством, положил трубку и пошел в комнату, но сразу же вернулся и набрал номер Пимы. Никто не отвечал, так что я принял душ, а затем настроил телефон так, чтобы он звонил ей каждые пятнадцать минут, и уселся с банкой пива над вырезками, из которых позаимствовал представленные Вуди отрывки. Основательно проглядев их, я отбросил всяческие эмоции и обдумал еще раз все с самого начала, но никаких новых мыслей у меня так и не появилось.

После третьей банки я включил телевизор и сменил настройку телефона. Теперь он звонил в квартире Пимы каждые пять минут. Прождав десять таких звонков, я достал из ящика плоский, как бумажник, восьмизарядный «биффакс-33» и вышел.

На этот раз поездка действительно заняла у меня двадцать пять минут, я проехал мимо дома Пимы и остановился сразу за углом первой поперечной улицы. Не доходя до сада перед ее домом, я перепрыгнул через низкий забор соседнего дома и лишь оттуда, возле стеклянной стены между гостиной и садом, перебрался на ее участок. Комнату не слишком ярко освещали несколько ламп. Телевизор был включен, но без звука, а стеклянная плоскость убрана в стену. Я вошел и посмотрел на «цербера». Он стоял неподвижно, так что я отпустил пряжку и огляделся по сторонам. Кроме почти полного стакана и пустой пачки от «Плеерсов», ничто не нарушало идеального порядка в помещении, словно здесь никто не жил, а лишь заходил выпить. Я заглянул на кухню — там царила точно такая же идеальная чистота — и пошел наверх. Из-под одной двери виднелась тонкая полоска света, я подошел и приложил к ней ухо. Не услышав ни единого звука, я толкнул дверь и вошел.

Это была спальня Пимы, и там уже не было такого порядка, как в гостиной и кухне, а причиной тому была сама хозяйка. Она лежала на кровати, совершенно голая, разбросав руки, чуть подогнув левую ногу и касаясь маленькой ступней колена другой ноги. Казалось, будто она напилась до потери сознания и заснула, и мне очень бы хотелось, чтобы именно так и было, но целое ведро крови, разлитой по полу и кровати, и висевшая на волоске голова не оставляли никакого сомнения относительно состояния Пимы Гордениус. Я подошел ближе, стараясь не вляпаться в какую-нибудь из луж, и дотронулся до тела. Рука была холодной, но еще не окоченела. Я обвел взглядом комнату, а потом, больше ни на что уже не глядя, вышел.

Я бегло осмотрел гостиную и кухню. У меня не было никаких иллюзий относительно того, что я найду то, что должна была показать мне Пима; идеальный порядок означал, что она либо не успела это спрятать, или же этого вообще не было у нее дома, так что искать было нечего. Я подошел к входной двери, локтем ударил по выключателю, взялся через платок за ручку, отпустил ее и, шагнув назад, постучал ногой, по корпусу «цербера», а потом толкнул его плечом. Это была пустая труба непонятного назначения, может быть, подставка для цветов, но никоим образом не охранный автомат. Я присел на корточки и немного подумал, потом встал и открыл дверь. Снаружи было темно и тихо; я быстро пробежал в калитку. Улица была пуста, но я не выпускал рукоятки «биффакса», пока не сел в машину. Когда я ехал в сторону города, в наступающих сумерках мне показалось, будто что-то мчится перед моим автомобилем.

Это не могло быть не чем иным, как обгоняющей меня смертью.

У первого указателя с надписью «Мотобар-Комнаты-Отдых» я свернул и, проехав еще несколько метров, остановился у небольшого отеля. Выпив в баре подряд четыре «фиты», я снял комнату и, велев разбудить меня через два часа, сразу же провалился в сон, словно в густой туман. Проснулся я легко и, лишь стоя под горячим душем, вспомнил дом на узкой цветущей улочке и его хозяйку. Вытершись бумажным полотенцем, я спустился вниз, расплатился за комнату и еще раз зашел в бар. С трудом проглотив предлагавшиеся в качестве завтрака два безвкусных, как марля, сандвича и кофе, цветом и вкусом напоминавший помои из старой, ржавой цистерны, я вышел на стоянку. Мой «бастаад» был там единственным автомобилем. Чувствуя себя мишенью, я быстро вскочил внутрь, выехал со стоянки и сразу же за поворотом остановился. Никто, однако, за мной не ехал, я заблокировал двери и связался с компом. Тот реагировал странно медленно, словно я его разбудил, в конце концов я вошел в федеральную сеть и сразу же получил адрес матери Питера Гордениуса. Других родственников Питера и Пимы компьютер не нашел.

До Фоксфилда было пятьсот километров с лишним, я выехал на нужное шоссе и достал из-под кресла тонкий стержень, который позволял мне включиться в движение по самой быстрой полосе, зарезервированной только для автомобилей спецслужб. Вставив отмычку в гнездо навигатора, я стал ждать подтверждения. Какое-то время мне еще пришлось вести машину самому, пока не зажегся желтый сигнал, и я убрал руки с руля. Нажав на педаль газа, на скорости сто в час я вдавил клавишу фиксатора.

Я откинулся на спинку кресла. Меня мучило ощущение потраченных впустую двух часов, но тогда я еще понятия не имел, с какой стороны подойти к делу Гордениуса. Впрочем, и теперь я не мог пожаловаться на избыток идей. Я думал об этом достаточно долго, пока тихий шум двигателя и шелест наматывающегося на колеса шоссе не усыпили меня, и лишь сигнал навигатора прервал неглубокий сон.

Я выключил навигатор, когда на дорожном указателе мелькнули буквы, сложившиеся в надпись: «Фоксфилд 38», и свернул на плавный съезд с автострады. Было четыре утра. До дома миссис Гордениус я доехал в половине пятого.

Небольшой двухэтажный домик был темен, как и все дома на улице. Я собирался подождать до рассвета, но выскочил из машины значительно раньше. В ночной тишине раздался телефонный звонок и звенел довольно долго, пока в одном из окон наверху не вспыхнул свет. Я быстро выскользнул из машины и, перепрыгнув через низкую ажурную ограду, на бегу сунул в ухо маленький, но мощный микрофон. Впрочем, может, и зря, так как окно спальни миссис Гордениус было открыто.

— Алло? — услышал я высокий старческий голос. — Кто? Пима? — У меня по спине пробежали мурашки. — Что мне делать?.. Я вовсе не кричу… Хорошо… — Она долго слушала, не прерывая собеседника. Я внимательно огляделся по сторонам, сжимая рукоятку «биффакса». Становилось все более очевидным, что кто-то намеревается стереть фамилию Гордениус из списка живых граждан Соединенных Штатов. — Боже… Дитя мое, что же ты будешь теперь… да, понимаю, конечно… Но почему… Хорошо… Но… Подожди, сейчас запишу… Как это не записывать? Не запомню, дитя мое, с моей-то памятью… Бож-же… да… да… да… Так… Хорошо… Осторожнее… — Я услышал звук положенной трубки и рыдания и, спрятав пистолет, позвонил в дверь. Десять секунд спустя послышались тихие шаги; я отступил так, чтобы меня было видно в глазок.

— Меня зовут Оуэн Йитс, я частный детектив и веду расследование по делу смерти вашего сына. Мне необходимо с вами поговорить. — Я достал закатанную в пластик лицензию и показал. — Я брошу вам в щель мою лицензию. Можете связаться с компьютером и проверить. Я подожду. — Наклонившись, я сунул карточку в дверную щель. Я услышал, как она упала на пол, и секунд через пятнадцать дверь открылась. Мать Питера стояла в дверях, уже одетая в темное платье и светло-бежевый свитер с обширными рукавами, в которых она прятала руки, вместе с моей лицензией. Глаза у нее были чуть покрасневшие. Я шагнул вперед и оказался в доме. Не спрашивая разрешения, я закрыл за собой дверь и сказал:

— Мы не могли бы пойти куда-нибудь, где мало окон? Может, наверх?

— Хорошо, — сказала она, показывая на лестницу. Миссис Гордениус явно предпочитала не поворачиваться спиной к какому-то подозрительному детективу. Я пошел первым, а оказавшись наверху, открыл вторую с краю дверь, более узкую, чем остальные, полагая, что это ванная — и не ошибся. Обернувшись, я сказал:

— Здесь будет лучше, чем в комнате. Можно?

Несколько мгновений она боролась со страхом, вероятно, насмотрелась по телевизору на утопленных в собственных ваннах одиноких женщин, но вошла за мной. Я присел на край ванны, оставив ей ящик у стены. Однако она встала рядом с ним, видимо предпочитая быть поближе к двери.

— К сожалению, у меня плохие известия. Ваша невестка наняла меня, чтобы я расследовал подозрительные, по ее мнению, обстоятельства смерти Питера Гордениуса. Она должна была мне что-то показать, но не успела. Шесть часов назад я обнаружил ее убитой в собственной спальне.

Старушка застыла неподвижно, лишь шире раскрыла глаза. Ей явно нельзя было отказать в хладнокровии, а может быть, она не слишком любила невестку. Я продолжал:

— Похоже, что в смерти вашего сына действительно кроется какая-то тайна. Если так, то вам тоже может грозить опасность. Вам нужно как можно быстрее уехать, не оставляя никому адреса. — Я ждал ее реакции, но она молчала. — Кроме того, я хотел бы с вами поговорить о вашем сыне. Может быть, вы знаете что-то, что поможет найти убийцу.

— Как была убита Пима? — вдруг спросила она.

— Вы обязательно хотите знать? — Я задумался, как лучше об этом рассказать. Она решительно кивнула. — Ей перерезали горло, бритвой или чем-то столь же острым.

К моему удивлению, она снова кивнула. И не более того. Я решил пойти ва-банк.

— Я ждал возле вашего дома, пока вы проснетесь, и слышал ваш разговор. Полагаю, убийцы хотят как можно быстрее добраться до вас, и потому…

— Пима жива, не утруждайте себя, — неожиданно прервала она меня. Она явно все время ждала какой-то ошибки с моей стороны и теперь решила меня ошеломить. Ей это полностью удалось. Я несколько раз подвигал челюстью и издал некое подобие стона.

— Мне кажется, вы и в самом деле детектив. — Старушка уселась на ящик, как будто слегка расслабившись. — Видимо, кто-то ввел вас в заблуждение.

— Вы уверены? Это она звонила?

Она немного поколебалась, но ответила: — Да.

— Вы уверены? Голос можно подделать, тем более в трубке… — пробормотал я.

— У меня нет никаких сомнений, — отрезала она.

— Не дадите мне ее действительный адрес? Я должен выяснить, почему кто-то изображал передо мной ее.

— Нет!

— Ведь ей сейчас грозит смертельная опасность! Неужели вы не понимаете? Им нужно убить ее и избавиться от тела так, чтобы тот, другой, труп до самого конца считался трупом настоящей Пимы Гордениус!

Какое-то время она обдумывала мои слова, и я почувствовал, что обретаю надежду.

— То, что ты говоришь, парень… — неожиданно перешла она на более доверительный тон, — звучит логично. Но я не могу рисковать.

— Вы обрекаете ее на смерть, — сказал я. — Они уже доказали, что не отступят ни перед чем. Они выбьют из вас адрес Пимы или найдут ее сами. Я еще не знаю в точности, в чем дело, но мне хорошо известно, что если уж кто-то решается на первое убийство, то обычно считает второе или третье самым что ни на есть обычным делом. — Я достал сигареты и протянул пачку миссис Гордениус. Она взяла одну, и мы закурили.

— Где вас можно найти? — спросила она.

— Как когда, — ответил я. — Дома, в конторе, в автомобиле, — я пожал плечами.

— Могу вам обещать, что свяжусь с невесткой как только смогу и сообщу вам, что она решила. — Она встала.

Я тоже поднялся, и мы вышли в коридор. Идя за ней, я достал из бумажника визитку и подал миссис Гордениус уже внизу.

— Звоните на номер телефона в машине. Я буду не спеша возвращаться домой, так что, если Пима где-то тут недалеко, поторопитесь, чтобы я не терял времени на обратный путь. До свида… — Я хлопнул себя по карману. — Зажигалка! — крикнул я и, перепрыгивая через три ступеньки, взбежал наверх.

Спальня должна была быть сразу с краю, так выходило по расположению окон. Тихо открыв дверь, я проскользнул в комнату. Телефон стоял сразу у двери, рядом лежал блокнот. Бумага есть бумага… Первая страница была пуста, я вырвал ее и положил в карман. Выбравшись из спальни, я, преднамеренно громко топая, вернулся на лестницу. Миссис Гордениус уже шла наверх. Я похлопал по карману с сигаретами и улыбнулся. По ее глазам видно было, что она, похоже, не дала себя обмануть, но знала, что страничка где-то спрятана.

— Ага! Моя лицензия, она у вас. — Я протянул руку. Она подошла к дивану и, вынув из-за подушки пластиковый прямоугольник, молча отдала его мне.

— Поторопитесь. Счет идет на минуты. — Я повернулся и вышел.

Демонстративно хлопнув дверцей машины, я тронулся с места. Я прекрасно отдавал себе отчет в том, что именно так вел бы себя, чтобы усыпить ее бдительность и вернуться. Свернув несколько раз в какие-то улочки, я остановил машину и, достав страничку из блокнота миссис Гордениус, поднес ее к лампочкам на приборной доске. Писала она, может быть, и шариковой ручкой, но номер не отпечатался так, как мне бы того хотелось. Сунув страничку в сканер, я уже без труда прочитал номер. Быстро соединившись с федеральной сетью, я проверил его. Мотель «Пальмовая роща», десять километров отсюда. Я стартовал как на гонках «Формулы-ноль», оставляя на поворотах по несколько миллиметров протектора. Ночь близилась к концу, но все вокруг спали, и никто не видел моих подвигов на шоссе. Большую часть дороги мне приходилось то тормозить, то прибавлять газу, лишь последние три мили я мчался по шоссе, где мог в полной мере воспользоваться мощностью своего двигателя. Перед мотелем я замедлил ход, внимательно глядя по сторонам, осмотрел большую часть стоянки, проехал еще несколько десятков метров и остановился. Выскочив из машины, я быстро вернулся к мотелю. Там стояли только два автомобиля с остывшими двигателями; я с облегчением вздохнул и вошел в мотель. Стойка с надписью «Комнаты» была пуста, в холле чувствовался затхлый запах. Пальма, стоявшая в углу, явно не имела никакого отношения к названию мотеля: покрытая пылью, она была столь уныла и безнадежна, как будто другие пальмы приговорили ее к пребыванию в этой халупе за какое-то особо опасное пальмовое преступление. Я несколько раз пнул стойку, потом еще раз, увидев какого-то высунувшегося из-за угла типа, который вышел на открытое пространство и засеменил в мою сторону.

— Слушай, приятель, — я сверкнул ему в глаза значком, отчеканенным по случаю третьего съезда Друзей Карибских Островов, — я ищу одну довольно молодую блондинку, она приехала сегодня, пару часов назад. Недавно она отсюда звонила. Где она? Быстро! — Я схватил его за засаленный галстук и постарался сделать вид, что еще немного, и дерну со всей силы.

— Клиентка только одна, но шатенка. Номер восемь, — зашлепал губами портье.

— Иду наверх. Если кто-то будет спрашивать о той же женщине, скажешь, что она в девятом. Понял?

Он послушно кивнул. Я не сомневался, что он этого не сделает, но и выбора у меня тоже не было. Я взбежал по лестнице наверх, достал пистолет и, прислушавшись у дверей, нажал на ручку. Она была заблокирована. Я полез в карман и вытащил стальную отмычку. Замок поддался сразу же, и я осторожно приоткрыл дверь. Комната была пуста, а из ванной доносился плеск воды. Я проскользнул внутрь и закрыл дверь. На кровати я увидел открытый чемодан, рядом лежал парик. Шум душа не прекращался, я спрятался за открытой дверцей шкафа, убрав пистолет в карман. Вскоре кто-то вышел из ванной; через щель я увидел блондинку в халате, которая подошла к чемодану и начала вынимать из него какие-то вещи. Она и та, в доме, были очень друг на друга похожи, и я до сих пор не знал, кто из них кто. Я прождал за шкафом все десять минут, которые она потратила на то, чтобы одеться. Так что можно сказать, что обеих Пим я видел во всей красе, и не мог решить, у какой из них лучше формы, хотя значение для меня теперь имела только одна — живая. Когда она полностью оделась и повернулась ко мне спиной, я тихо вышел из-за шкафа и закрыл ей ладонью рот. Она вздрогнула и свалилась мне на руки. Я уложил ее на кровать, а сам помчался в ванную. Вернувшись с двумя мокрыми полотенцами, я приложил их ко лбу и шее. Веки ее задрожали. Я слегка отодвинулся, ожидая дальнейшего, но она все так же лежала неподвижно.

— Знаешь телефон миссис Гордениус? — спросил я. Веки снова дрогнули, я подошел ближе и слегка похлопал ее по щеке.

— Быстро звони ей. Если ты настоящая Пима Гордениус, то нам нужно отсюда сматываться. Если ты ее двойник, тоже надо сматываться, но уже не столь спешно. Перед этим мы еще поговорим. Так что решайся.

Она открыла глаза и села. В синих глазах читался страх. Это выглядело убедительно, но и та Пима тоже не выглядела фальшиво. Люди — не стодолларовые банкноты, они умеют отлично притворяться.

— Ну? — поторопил я.

— Кто вы?

— Оуэн Йитс, частный детектив. Вчера Пима Гордениус поручила мне выяснить обстоятельства смерти своего мужа, и вчера же она была убита. И появилась ты, вторая Пима. Мне срочно нужно знать, которая из вас настоящая, и предпринять соответствующие шаги. Поторопись.

Она встала и подошла к телефону, у меня сильнее забилось сердце. Набрав номер, она ждала ответа; я подошел ближе, и, когда она набрала в грудь воздуха, чтобы начать говорить, я взял трубку из ее руки и приложил к уху.

— Алло… Алло! Кто говорит? — узнал я голос миссис Гордениус.

— Это Оуэн Йитс. Послушайте меня: у вас в доме одна ванная?

— Это вы? О чем вы? Почему вы спрашиваете про ванную?

— Я нашел женщину, выдающую себя за Пиму Гордениус. Поскольку одна такая меня уже обманула, я хочу проверить, настоящая ли эта. Ответьте, пожалуйста.

— Две. Внизу и рядом со спальней. Там, где мы разговаривали, но…

Я отодвинул трубку от уха и спросил Пиму — наверное, Пиму:

— Сколько там ванных комнат?

— Две. Рядом с кухней внизу и одна возле спальни свекрови на втором этаже.

Я достал из кармана лицензию и, подав ее ей, сказал в трубку:

— Спокойно, миссис Гордениус. Даю вам Пиму. Сейчас мы уезжаем отсюда, и какое-то время у вас не будет с ней связи. Я должен ее как следует спрятать. А вы проверьте меня и успокойтесь. И сразу уезжайте.

— Я спокойна, — послышалось в трубке. — Уже проверила.

Я кивнул и передал трубку Пиме.

Пока они обменивались какими-то сумбурными указаниями, я бросил в чемодан все ее вещи, пошел в ванную и собрал косметику. Потом сел в кресло и закурил две сигареты. Одну я подал Пиме, другой затянулся сам. Вскоре она закончила разговор и посмотрела на меня.

— Готова? — спросил я.

Она кивнула, я встал и неожиданно застыл как вкопанный, услышав отчетливый скрип гравия на стоянке.

— Свет! — Я ткнул пальцем в сторону выключателя у двери, а сам придвинулся к окну. Когда в комнате наступила темнота, я выглянул наружу. У входа стоял большой темный «бьюик». — Идем, — я схватил чемодан Пимы. Она послушно двинулась следом за мной. У дверей я остановился и сказал: — Еще одно. По мнению тех приятелей внизу, вы должны погибнуть, а я лишь вынужден. Вам придется довериться мне и делать все, что я скажу. Это, — я полез в карман и подал ей ключ от моей машины, — ключ от белого «бастаада», он стоит на шоссе сразу за мотелем. Если со мной что-то случится, немедленно сматывайтесь, ясно?

Она что-то пробормотала, я схватил ее за плечо и сжал.

— Ясно? — прошипел я.

— Д-да!.. — простонала она.

Я отпустил ее и открыл дверь в коридор. Там пока никого не было; я вышел из комнаты и закрыл дверь за Пимой. Мы побежали на цыпочках в сторону другого, противоположного лестнице конца коридора. Там должна была быть пожарная лестница, и она действительно оказалась на месте. Пропустив Пиму вперед, я вышел за ней, закрыв за собой окно. Спуск не занял много времени, холодные перекладины лестницы, как оказалось, не слишком ее пугали. Едва спустившись на землю, мы наткнулись на большой «коммодор». После нескольких секунд лихорадочных размышлений я потянул Пиму за Руку.

— Ключ! Поедем на этом, мою машину они уже знают. Она подала мне ключ, стоивший мне немалых денег, но крайне необходимый как раз в подобных случаях. Замок «коммодора» поддался без малейшего сопротивления; я втолкнул внутрь Пиму и бросил на широкое заднее сиденье чемодан. Тихо закрыв дверь, я слегка опустил окно. Вокруг все еще царила тишина; я вставил ключ в замок зажигания и, когда вспыхнули огоньки на приборной доске, увидел в их свете маленькую серебристую буковку «ф».

— Нам повезло, — прошептал я Пиме. — Мы сидим в «коммодоре-форте». Теперь они могут нас преследовать хоть до самой смерти.

Двигателя мы не слышали, нас мог выдать лишь тихий шелест гравия под колесами. Проезжая мимо мусорных баков, я заметил просвет между деревьями — там была дорога. Я медленно поехал в ту сторону. Проехав несколько десятков метров, я свернул налево, а затем, выехав на дорогу уже за моим «бастаадом», вдавил газ до упора. Я включил фары, и мы помчались вперед, пока без каких-либо планов и цели. Свернув на второй съезд, ведущий на юг, я после получаса езды остановился и, включив свет, сказал Пиме:

— Если у вас ко мне какие-то вопросы, то у нас есть время поговорить. Мне нужно сориентироваться на местности.

— Не знаю, о чем вначале спрашивать. Это один сплошной кошмар… — Она покачала головой.

— Ага. Ладно. Сейчас поедем, и я все вам расскажу. — Я улыбнулся и включил навигатор.

Сориентировавшись в окружающей обстановке, я тронулся с места. Темнота начала рассеиваться; мы мчались, время от времени сворачивая в объезды и боковые дороги. И все это время я говорил. Я начал с фальшивой Пимы и на ней же хотел завершить, но, сам не зная почему, рассказал о разговоре с Вуди, о моих подозрениях в отношении той шестерки «подмененных» и выговорился, наверное, как никогда. Прошло часа два, прежде чем я закончил. Мы ехали еще часа два, после чего я свернул на дорогу к лесу, и еще через десять минут мы добрались до большой деревянной хижины. Я купил ее полтора года назад в одном агентстве, потребовав сохранить имя владельца в тайне и велев обставить как обычный дом. У меня там были комп, телефон, огромный погреб и сауна. Денег мне на нее не хватало, но я все же ее купил и теперь радовался этому глупому поступку. Я завел машину в гараж, и мы прошли через внутреннюю дверь в дом. Я попросил Пиму сыграть роль хозяйки, а сам вышел через дверь гаража наружу и вернулся пешком до главной дороги. Срезав с сосны две большие ветки и таща их за собой по следам колес, я причесал траву так, что только собака или анализатор могли бы обнаружить наш след. Заняло это у меня часа два. Когда я вернулся, Пима в светлых брюках суетилась на кухне, опустив шторы на окнах, прежде чем включить свет. Что-то одобрительно буркнув, я направился в ванную и рухнул в почти кипящую воду. Час спустя, красный как рак, я вышел в столовую и застал там пиршество, о каком мечтал все свои холостяцкие годы. Я набил брюхо картошкой, фаршированной грибами, рыбным салатом, половинкой цыпленка и закончил огурцами с ананасом в желе. Кофе был именно таким, каким и должен быть — тяжелым, словно паром на Потомаке, и черным, как Груки. Мы пили молча, добавляя себе приятные ощущения сигаретным дымом.

— Этот твой Вуди неправ, — неожиданно сказала Пима. Я с удовольствием воспринял переход на «ты».

— Почему ты так считаешь? — спросил я лишь оттого, что мне приятно было с ней говорить.

— Питер сразу же после тех прививок страшно изменился. Стал подозрительным, все время кричал, что я за ним шпионю, хотя у меня такого и в мыслях не было. Он все время наталкивался на разные проблемы, с которыми не мог справиться, и злился, когда я хотела ему помочь. Пытался меня изнасиловать, хотя пару месяцев назад сам предложил спокойно разойтись до начала официального дела о разводе. И если бы это действительно был не Питер, а его двойник — хотя это невозможно — то такая подмена все бы объясняла. Но это не был двойник, это был Питер, лишь страшно переменившийся.

Она держала чашку в ладонях, грея их о ее стенки, хотя температура в помещении уже пришла в норму. Я набрал в грудь воздуха и медленно выдохнул.

— Это весьма странное дело. — Я сам удивился тому, насколько оригинально прозвучало мое утверждение. — А Дональд Инглхардт?

Она скривилась, опустив уголки губ, и тряхнула головой. Волосы выскользнули из-под тонкой повязки.

— Эта фамилия говорит мне не больше, чем рядовому жителю нашего штата. Богач. Ничего больше не знаю.

— Но Питер с ним разговаривал. Инглхардт это подтвердил.

— Ничего не знаю. Может быть. Но мне он ничего не говорил о скандале, связанном с Инглхардтом. Ничего, — повторила она и посмотрела на меня.

— Все ясно, то есть ничего не ясно. Кто-то хочет направить меня к Дональду Инглхардту, и ему это удается. Сразу же после этого кто-то, может быть тот же самый, убивает нанятого специально для того, чтобы сыграть передо мной твою роль, двойника. Или кто-то совсем другой. Честно говоря, не вижу в этом особого смысла. В одном только я уверен — что та Пима не покончила с собой. Тебя тоже искали… А! Кстати! Где ты была?

— Я взяла отпуск и поехала к подруге на озеро Эри, но по дороге передумала и просидела в каком-то отеле у Северной автострады. Потом вернулась домой… и нашла ее…

— Вот почему тебя не могли найти. Подставили ту, другую, и одновременно искали. Если бы ты оставалась в отеле… — Я замолчал, но, видимо, слишком поздно. — Идем спать? — быстро спросил я.

Она кивнула, уставившись в чашку. Я пошел наверх и приготовил постель, а потом из шкафа внизу достал мягкий спальный мешок и подушку. Принеся из холла куртку, я положил ее на кресло, не желая при Пиме вынимать из нее оружие и по-киношному прятать под подушку. Пима отнесла посуду в кухню. На лестнице она обернулась и сказала:

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — ответил я и проводил ее взглядом до самого верха, пока она, не оборачиваясь, не исчезла за углом.

Я разделся и влез в спальник. Лежа в темноте, я курил и размышлял. Я выкурил четыре или пять сигарет, ничего особо интересного так и не придумал и в конце концов пошел наверх. Мы встретились на лестничной площадке, а когда я взял ее на руки и понес в комнату, она прошептала мне на ухо:

— Если бы я не видела тебя сегодня в деле, подумала бы, что у тебя нет никаких шансов распутать это дело — слишком уж медленно ты соображаешь…

Я проснулся, как только Пима выскочила из постели и начала одеваться. Не открывая глаз, я пытался догадаться по шороху отдельных предметов гардероба, что именно она сейчас надевает. Встал я, лишь услышав из кухни звон посуды и шипение кофеварки. Побрившись и приняв душ, я вошел в кухню, чувствуя, что уверенности в себе мне явно не хватает. Пима стояла ко мне спиной, расставляя на столе чашки, и чувствовала себя, похоже, точно так же. Я мягко поцеловал ее в шею и сел за стол. Она села напротив, но не произнесла ни слова. Все так же молча мы позавтракали.

— Знаешь что? — неожиданно спросила она. Я фыркнул и облился кофе.

— Вопрос «знаешь что?» занимает в моем личном перечне второе место, — выдавил я, закашлявшись.

— Перечне чего?

— Перечне… э… не слишком умных вопросов, придуманных человечеством.

— У-умник. — Она надула губы и сделала паузу, после чего все же не выдержала: — А первое место?

— Ты уже спишь? — спросил я.

— Что?

— Вопрос «ты уже спишь?» — вершина человеческих возможностей. Он всегда приводит меня в бешенство, особенно когда меня таким образом будят.

Пима встала и начала собирать посуду, какое-то время мне казалось, что она все же обиделась. Поставив чашки и тарелки в посудомоечную машину, она повернулась ко мне.

— Знаешь что? — с серьезным видом спросила она. — Я тебя таким образом будить не буду.

Я встал из-за стола и подошел к ней:

— Тебе незачем меня будить, я и так в твоем присутствии не сплю. М-м-м…

— Подожди. — Она высвободилась из объятий. — Я должна тебе кое-что сказать.

— Ну, если нужно… — Я снова сел за стол.

— Все, что ты мне до сих пор рассказывал, столь запутанно, что, скорее всего, это лишь небольшой фрагмент какой-то одной крупной аферы. Собственно, возможностей две. Внешне. Первая — несколько дел, случайно связанных друг с другом, но эта связь слишком явная и слишком сильная. И вторая — что это гигантская афера, начало которой все прозевали, а конец будет ужасен. И при всем при этом что-либо пытаться делать может быть уже поздно.