Редакция (№3) - Ок-но

— В глазу.

— В котором? — и он хрустнул костяшками пальцев.

— Я его дома оставил. На перефокусировке.

— Ну и отлично. Тогда будем смотреть.

Изображение металось от одной стены к другой, по дороге захватывая широкую больничную кровать со вздутой простыней и окно, забранное тонкими жалюзи. Камеру включили до того, как настроили штатив. Изображение вернулось к кровати и замерло. На кровати лежал человек — мужчина, не молодой и грузный. По грудь он был укрыт белой простыней, плечи голые, опутанные проводами с клеммами и присосками. Тесная белая шапочка была натянута по глаза — не то серые, не то голубые. Лицо человека было бледным с фиолетовым отливом ниже глаз, щеки плохо выбриты. Бесформенный нос. Обычное лицо. Подошла медсестра, человек застонал. Медсестра не понимала, что ему нужно. Наугад она поправила подушку, стараясь не смотреть пациенту в глаза. Теперь ей хотелось поскорее уйти. За состоянием пациента она могла следить по приборам — их было много в этой комнате. Человек наморщил лоб, разгладил и снова наморщил. Ему больно? Нет, лоб вспотел под тесной шапочкой и чесался — медсестра догадалась. Она отогнула край шапочки и промокнула лоб тампоном. Человек улыбнулся. Спасибо. Скоро сменим, сказала медсестра. Она говорила о шапочке. Кажется, человек ее понял.

Примерно две минуты в палате никого, кроме пациента, не было. Он не мигая смотрел в потолок. Закрыл глаза. В этот момент в палату вошел врач. Он встал спиной к камере, но больного не загородил. Спросил:

— Как вы себя чувствуете?

У пациента задвигались губы. Ничего не было слышно, потом звук стал усиливаться — кто-то настраивал направленный микрофон. Слова пациента стали слышны, но голос врача не усилился.

— …прошу вас, оставьте меня в покое.

«В покое» он прокричал. Невидимый оператор переборщил с громкостью. Дыхание стало тише: оператор убавил громкость.

— Не надо так волноваться, — сказал врач.

Пациент остался один. Синусоида на мониторе неожиданно ускорилась, словно пульс у него участился до двухсот ударов в минуту. Это Зейдлиц проматывал вперед. Кроме бешеной синусоиды — никакого движения.

Синусоида успокоилась. Около минуты ничего не происходило. Затем синусоида снова взбесилась, пошли рубцы, цифры на дисплее стали меняться. Где-то вдалеке послышался сигнал тревоги, хлопнула дверь, приглушив сигнал. Через несколько секунд в палату прибежали врач и медсестра со инъектором. Она сделала укол в руку, затем заменила ампулу в инъекторе и сделала еще один укол.

— Синусоидальный, — констатировал врач показания монитора. — Обошлось.

— Мне с ним остаться? — спросила медсестра.

— Иди, — тихо приказал врач, — я сам…

Он склонился над пациентом.

— Господин Гиффитс, вы меня слышите?

(Я заметил, как услышав имя пациента, Шеф наморщил лоб, припоминая, должно быть, всех известных ему Гриффитсов.)

У пациента дрогнули веки.

— Как тебе удалось сюда войти? — прошептал он.

Врач резко распрямил спину. Он понял, что Гиффитс принимает его за другого. Посмотрел в объектив камеры, словно спрашивая у нас совета, как ему поступить.

— Я под чужим именем, — повернувшись к пациенту, вымолвил он наконец. — Не волнуйся, меня не узнали.

— Видишь, я умираю, — проговорил пациент, как бы вводя посетителя в курс дела.

— Нет, вы… ты не умрешь! — сбиваясь, выспренне воскликнул врач.

Едва я подумал, что врач никудышно играет, как тот снова растерянно посмотрел в объектив, — мол, чего вы от меня хотите, как умею, так и играю.

— Я умираю, — повторил Гриффитс. — Вы остаетесь ввосьмером.

— Да, ввосьмером… — неуверенно подтвердил врач.

— Мы здесь одни? — насторожился пациент. — Какой-то ты странный сегодня.

Врач непроизвольно дернул головой в сторону камеры. Собравшись, нашел, что сказать:

— Мне больно видеть тебя…

— Не бойся, — скривил синие губы Гриффитс. — Вспомни о древнем напутствии: если хочешь, чтобы о тебе помнили после смерти, умри первым. Однажды мы уже умерли и воскресли, дабы в перерождении перенести через границу миров плоды благословенного урожая. Впервые не мы Его просим, а Он просит нас о помощи. Ты видишь, я уже не в силах служить ему так, как служил раньше. Ты готов заменить меня?

— Заменить… — врач, кажется, запаниковал. — Готов, конечно, готов. Но, если ты в силах, поясни свою мысль: о какой помощи Он нас просит?

— Мысль высказанная есть звук. Ко времени Передачи плоды созреют сами. Так готов ли ты?

Вторичное вопрошание по тому же поводу смахивало на ритуал. Гриффитс ждал какого-то специального ответа, вроде отзыва на пароль. Врач отзыва не знал.

— Я готов, — сумел он выдавить под пристальным взглядом полуживого пациента, — клянусь…

Робкий взгляд в направление камеры. Его не проинструктировали, чем ему клясться.

— Куда ты смотришь? Почему ты отводишь взгляд? Проклятье!

По телу пациента прошла судорога. Правая рука, обрывая трубку катетера, потянулась к врачу, едва не поймав его за край халата. Врач отскочил.

— Вы… вы… — с ненавистью выдавливал из себя Гриффитс, — вы и его убили? Скольких вы еще убили?

Он выгнулся дугою, вздыбив простыню. Побелевшие кисти вцепились в раму. Врач окликнул медсестру. Когда та взбежала, он коленом прижал руку Гриффитса к кровати. Медсестра со второго раза попала в вену. Пациент на несколько мгновений замер, затем тихо и плавно, как сдувающийся шар, опустился на кровать. Врач и медсестра, пятясь, сделали два шага и встали, не сводя глаз с пациента.

— Что ж мы наделали! — дурашливым голоском озвучил Шеф их мысли.

Зейдлиц погасил экран.

— Запись сделана за пять часов до смерти, — сказал он. — Патологоанатом произвел вскрытие и нашел нечто, что он не был в состоянии объяснить. Благодаря случайному стечению обстоятельств, отчет о вскрытии попал к нам раньше, чем до него успели добраться другие неврологи.

— Случайному? — переспросил Шеф. — На соседнем столе лежал ваш коллега, а патологоанатом перепутал отчеты?

— Почти что так, — кивнул Зейдлиц, чтобы отвязаться.

— Или, — продолжал Шеф, — Гриффитса подстрелили вы? Рассказывайте, откуда возник этот Гриффитс.

— Ллойд Гриффитс, финансист, разбогатевший на скупке и перепродаже патентов. Верил в науку и в ту прибыль, которую из нее можно извлечь. Один из соучредителей «Фонда фундаментальных исследований пространства». Лаборатория доктора… — Зейдлиц с осуждением посмотрел на Нибелинмуса, — …регулярно получала от них гранты на исследование гравитационных аномалий. На правах куратора имел доступ к документации.

— Мы не имели права ему отказывать, — вставил Нибелинмус, — выделение гранта предусматривало контроль со стороны фонда. Но Гриффитс выглядел настоящим энтузиастом…

— До такой степени, — перевал его Зейдлиц, — что лично участвовал в экспедициях по установке детекторов. Во время одной из экспедиций он попал под излучение алеф-измерения — мы восстановили это задним числом. Облучение произошло два года назад, в августе.

— За полгода до гибели «Телемака», — заметил я.

— Да, — пометив что-то в комлоге, согласился Зейдлиц. — А в октябре того же года фонд пересмотрел план финансирования исследований на следующий, то есть теперь уже прошлый, год.

— По настоянию Гриффитса, — снова вставил Нибелинмус, — он имел огромное влияние на учредителей. Потом все это началось… — он вздохнул и замолчал.

— Что началось? — спросил Шеф.

— Сначала кто-то запустил вирус в компьютер нашей лаборатории. Пострадали файлы со статистикой регистрации ростков алеф-измерения. Источник вируса так и не нашли. Затем пришли в негодность несколько дорогостоящих детекторов. Полиция не поверила, что детекторы были выведены из строя умышленно. Кто-то им намекнул, что мы таким способом будто бы добиваемся ассигнований на постройку новых детекторов. Только господин полковник всерьез заинтересовался теми случаями. Его сотрудники взяли под охрану доставку детекторов. Гриффитса заметили, когда он пытался заложить мину в контейнер с двумя детекторами, которые мы направляли в Сектор Улисса. Он подорвался на собственной мине…

— Да неужели! — Шеф не прочь был поймать их на лжи, дабы продать свои догадки подороже. — Вы что, при этом присутствовали?

— Все было так, как вам сказали, — отчеканил Зейдлиц. — Мой человек имел недвусмысленное указание брать Гриффитса, или кто б там ни был, живым. Честно говоря, мы не предполагали, что миллионер сам возьмется устанавливать взрывное устройство. Такие вещи обычно поручают специалисту. Когда Гриффитс понял, что его поймали с поличным, он взорвал мину не выставляя таймер.

— Похоже на действия сумасшедшего, — сказал Шеф.

— Или на действия человека, выполняющего чужое указание. Исполняющего миссию, которую он не имеет права перепоручить кому-то другому.

Последняя фраза поразила Шефа. Он вскочил и замахал руками.

— Что вы такое несете! Чужое указание! Вы… вы хотите сказать, что кто-то нарочно направляет ростки на людей?! Алеф-измерением движет чья-то воля?

— Сядьте и успокойтесь, — приказал Зейдлиц. — Доктор, будьте добры, изложите господам детективам вашу теорию.

Нибелинмус волновался. Он встал и прошелся из угла в угол, помахивая рукой и поглядывая на стену в поисках доски, на которой он мог бы написать необходимые формулы. Подошел к Шефу и оперся о стол.

— Представьте себе, — заговорил он, обращаясь к моему боссу, — что некий энтомолог желает изучить колонию муравьев, живущих между двух тонких, бесконечных пластин. В первом приближении, и муравьев и их колонию можно считать двумерными. Пластины, закрывающие от энтомолога колонию, неоднородны — где-то они тоньше — где-то толще, где-то они прозрачные, а где-то нет. Как в таком случае энтомологу подобраться к муравьям? На первом этапе, конечно, стоит ограничиться простым наблюдением. Для наблюдения открыта только та часть колонии, которая находится под прозрачным участком пластины. Надолго ли у энтомолога хватит терпения? Довольно утомительно сидеть и ждать, пока очередной муравей не подползет под прозрачный участок. Вдоволь насмотревшись, энтомолог переходит ко второму этапу. Он пытается пробить пластину и как-то воздействовать на муравья, например — излучением. Облученный муравей уползает, что с ним дальше происходит — энтомологу не известно. Такой метод изучение примитивен даже с обычной человеческой точки зрения. Изучая популяцию каких-либо животных, люди вживляют отдельной особи специальные приборы, способные собирать информацию не только об этой конкретной особи, но о все популяции в целом. Приборы стараются сделать такими, чтобы сами они не влияли на поведение особи. Но кто в состоянии определить точно — что влияет, а что — нет? Строго говоря, только само животное. Но оно нам об этом не расскажет. Теперь вернемся к энтомологу и колонии муравьев. Энтомолог, живущий в трех измерениях, не в состоянии создать прибор, который смог бы работать в двумерном пространстве. Аналогично, четырехмерный Энтомолог не располагает прибором для исследования трехмерного пространства. Поэтому единственный выход для него — научить кого-нибудь отдельного муравья собирать информацию. Муравей должен стать его наблюдателем. Ясно, что с первого раза у Энтомолога ничего не получится. Прежде всего ему надо научиться сверлить в пластине достаточно большие дырки. Как я уже сказал, пластина неоднородна, а муравьи чрезвычайно малы. Сколько дырок он насверлит впустую? Вероятно, много. Я это называю «пристрелкой». Некоторые выстрелы будут удачными, но их, в отличие от неудачных, будет немного — штук девять-десять, например… — и Нибелинмус многозначительно посмотрел на Шефа. Он ждал, что тот скажет.

— Что из вашего рассказа является фактом, а что — гипотезой? — спросил Шеф.

Зейдлиц вмешался:

— Теория доктора Нибелинмуса дает объяснение фактам. Я не исключаю, что кто-то сможет придумать иную теорию, объясняющую те же самые факты, и с точки зрения этой новой теории и я и доктор Нибелинмус окажемся мистиками и шарлатанами. Но по долгу службы, я обязан принять ту точку зрения, которая предсказывает или, лучше сказать, предвидит максимальную опасность для человечества. Называйте это перестраховкой, но только так я смогу выполнить свой долг. На другом полюсе находятся обыватели. Если, не дай бог, какой-нибудь обыватель услышит о «теории потустороннего Энтомолога», то пускай он считает нас паникерами, мое самолюбие от этого не пострадает. На свете есть вещи поважнее, чем…

Зейдлиц замолк, поскольку уже не только Шеф, но и Нибелинмус начал ерзать на стуле, давая понять полковнику, что с патетикой тот переборщил.

— Интересно, — сказал Шеф, — кем бы вас счел профессор Рассвел. Ведь это он был первым, кто высказал гипотезу о существовании макро-ростков.

— Рассвел основывался на ошибочных предпосылках, — недовольно произнес Нибелинмус. — Всегда кто-нибудь да угадает правильный ответ.

Имя профессора было упомянуто несколько отстраненно. Стало быть, Шеф не рассказал им о таблице к проекту «ОК-НО». Ведь если бы Зейдлиц знал, что таблицу мы получили от Рассвела, его имя упоминалось бы чаще.

— А Дин Мартин, настаивая на размещении детекторов в Секторе Фаона, основывался на правильных предпосылках?

— Полагаю, да. Сконструированный Мартином детектор зафиксировал мощный всплеск излучения, характерного для ростков алеф-измерения. По показаниям детектора мы вычислили диаметр ростка, и он совпал с размерами исчезнувшей шкатулки.

— Поэтому вы привлекли Мартина к проекту «ОК-НО»?

— Собираемся привлечь, скажем так. Я прекрасно помню, что вы просили пригласить Мартина на нашу беседу. Но Мартин в проект «ОК-НО» не посвящен, и в его присутствии мы бы не стали говорить о галеафах.

— Как отличить человека от галеафа? — спросил Шеф и уточнил: — Не вскрывая черепа.

— Сканированием мозга, — ответил Нибелинмус. — К сожалению, точное сканирование нельзя провести незаметно.

— Досадно, — ухмыльнулся Шеф. — Нескромный вопрос: а друг друга вы просканировали?

Зейдлиц отреагировал на этот нескромный вопрос совершенно спокойно:

— Конечно просканировали. И каждого, кто посвящен в проект. Вам обоим так же предстоит пройти сканирование. Мы планировали провести его позже, но раз вы сами об этом заговорили, то давайте прямо сейчас и проведем. Не бойтесь, вам не будет больно, — добавил он, очевидно, считая это добавление чрезвычайно остроумным.

— После вас, Шеф, — сказал я.

Он фыркнул.

— Какая, к галеафам, разница!

Вместе с Зейдлицем и Нибелинмусом он удалился в соседнюю каюту. Они отсутствовали ровно восемнадцать минут — я специально засек по часам. Меня в это время сторожили два ДАГАРца, вооруженные бластерами помощнее «Ижевска». У них были каменные лица, и они не умели говорить ни о чем, кроме покера.

Шеф вошел, потирая ухо.

— …а для чего, спрашивается, я сказал вам размер шляпы, — продолжал говорить он на ходу, — вы чем слушали?

— Мы не ожидали, что ваша голова настолько большая, — с поддельным раскаянием произнес Зейдлиц. — Теперь ты, — сказал он мне.

— А что с Шефом?

— Все нормально. Он оказался простым парафреником.

— Да?! — изумился я. — Слушайте, не надо сканирования. Я сам во всем признаюсь. Чистосердечное признание смягчает галеафу вину?

— Смягчает. Колесование заменяется экспресс-повешением. Давай, иди, не выпендривайся.

— Иди-иди, — поторопил Шеф.

В следующие восемнадцать минут ничего особенного со мной не произошло. На голову мне надели какую-то пластиковую кастрюлю, уши в нее поместились так же удобно, как и затылок. Зейдлиц, Нибелинмус и еще один тип (как я узнал после — тот самый патологоанатом) смотрели на экран компьютера, находившийся вне моего поля зрения. Во время всего процесса они хранили полное молчание. Потом патологоанатом подошел ко мне и снял кастрюлю.

— Поздравляю, ты чист, — сказал Зейдлиц.

— А ты — нет, — ответил я и пошмыгивая поводил носом.

Заработал тычок в спину.

— Ну-с, — сказал Зедлиц, когда мы вновь собрались за железным столом в каюте для допросов. — Мы готовы вас выслушать.

— Мне нужен список всех, кого вы просканировали, — заявил Шеф.

— Исключено, — отрезал Зейдлиц.

— По какому принципу вы выбираете людей для сканирования?

— Сканирование проходят только те, кого мы посвятили или собираемся посвятить в проект. У этих людей не будет желания болтать. После вашей идиотской публикации в Секторе Фаониссимо" нам пришлось действовать более осторожно.

— Перепечатка, — отмахнулся Шеф, — надо было чем-то заполнить колонку «Из жизни сапиенсов».

— Откуда перепечатали?

— Я что ли печатал! — нахально возразил мой босс. Зейдлиц хмуро потребовал:

— Установите первоисточник и сообщите мне. Слухи, думаю, появились после того, как один невролог из числа посвященных вздумал с помощью этого прибора проверять разных сумасшедших, выдающих себя за сапиенсов.

— Я вас понимаю, — сказал Шеф. — Дать мне список просканированных — это все равно, что дать мне список посвященных в проект «ОК-НО». А Сведенова вы просканировали без посвящения?

Физиономия у Зейдлица налилась кровью.

— Откуда, черт побери, вы…

— Не волнуйтесь, он ничего не помнит. Но из-за вас он упустил двух важных клиентов на Хармасе. Он вправе стребовать с вас компенсацию.

— Перебьется!

— Ладно, к Сведенову мы еще вернемся. Надеюсь, у вас хватило ума не проверять таким же образом остальных пассажиров «Монблана». Покойный галеаф, господин Гриффитс, перед смертью говорил о какой-то передаче. Если это не был предсмертный бред, то что он имел в виду? Какую передачу?

— Очевидно, какую! — разозлился Зейдлиц. — Передачу объектов из нашего пространства в четырехмерный росток.

— Странно, что они выбрали эту шкатулку. Ее хозяин, господин Сведенов, утверждает, что она не представляет никакой художественной ценности. Зачем она Энтомологу?

— Ясно, что не для коллекции! Вам же объяснили, росток алеф-измерения столь большого диаметра не может возникнуть где попало. Для его возникновения необходима подходящая пространственная неоднородность. Так получилось, что неоднородность пришлась на сейф в «Монблане». В сейфе лежала шкатулка, поэтому к Энтомологу отправилась она, а не шляпа профессора Рассвела. Не имею ни малейшего понятия, на что рассчитывал Энтомолог. Думаю, ему было все равно, какой объект заполучить. Лично мне по большому счету наплевать, какие предметы станут исчезать из нашего пространства. Главное, чтобы не появилось чего-то нового. Или кого-то нового. Одних галеафов хватает выше крыши!

— Ждете в гости самого Энтомолога?

— Упаси Господь, — тихо прошептал Нибелинмус.

— С полковником все понятно, — Шеф повернулся к физику. — Правильно ли я понимаю, что появление алеф-измерения подтверждено показаниями приборов, которые в настоящее время настолько точны, что способны определить и диаметр ростка и его местоположение?

— Да, вы правы. Но пока мы совершенствовали наши приборы, Энтомолог пристрелялся. Он, если мне будет позволено так выразиться, нащупал слабину в нашем пространстве. Теперь ясно, что в Секторе Фаона есть специфическая область, в которой возможно возникновение сверхкрупных ростков алеф-измерения.

— И поэтому, — подхватил Шеф, — вы отдали распоряжение перевезти часть детекторов из других Секторов в Сектор Фаона.

— Откуда это вам известно? — удивился Нибелинмус.

— Ему помогла случайность, — ответил за Шефа Зейдлиц.

— Случайности возникают не случайно, — возразил Шеф, но тут же поправился: — Я хотел сказать, они не попадают в случайные руки.

— Если бы это было так, — в свою очередь возразил Зейдлиц, — у нас было бы меньше работы. И кончайте с демагогией! Вы своего добились, мы рассказали вам о проекте. Не заставляйте меня об этом жалеть. Какой сюрприз вы нам приготовили, говорите!

Шеф, опустив голову, скручивал из проволоки какой-то очень сложный многогранник.

— Что это там у него? — спросил Зейдлиц Нибелинмуса, сидевшего немного сбоку и поэтому видевшего манипуляции с проволокой.

— Мастерит трехмерную проекцию четырехмерного куба… неправильно… — он уже обращался к Шефу.

— Хм, неправильно, — передразнивая, пробурчал Шеф. — А ваше объяснение, почему исчезла шкатулка, полагаете, правильно?

Зейдлиц скрипнул зубами. На его месте, я бы уже применил пытку.

Шеф продолжил:

— Доктор, вас не посещала мысль, что шкатулку из сейфа украли, так сказать, для отвода глаз? Ведь галеафы могли передать Энтомологу какой-то другой предмет, а шкатулку они украли, чтобы вы не узнали, какой предмет в действительности попал к Энтомологу. Мак-Магг видел вора, поэтому его убили. Иначе, я не вижу причины его убивать. Вирусов там не было, сквозь стены Мак-Магг не видит, и заметить, как шкатулка исчезла в алеф-измерении, он не мог. Или вы не согласны?

— Вы говорите так, — насупился Зейдлиц, — будто знаете имя вора.

— Да, я его знаю.

— Ну и кто? — спросил полковник сквозь зубы. — Кастен?

— Разумеется, нет, — равнодушно бросил Шеф. — Сейфы «Монблана» неприступны. Ни Кастену ни даже Мак-Маггу не под силу взломать их защиту.

— Я усматриваю некоторое противоречие в ваших словах, — осторожно произнес Нибелинмус.

— Никакого противоречия нет. Да, сейфы «Монблана» действительно неприступны. По части взломов у меня есть надежный консультант, некто Отто Гугенгейм. Господину полковнику он наверняка известен, поскольку Галактическая Полиция не один год его разыскивала..

Зейдлиц кивнул:

— Ну да, слышал о таком. Ну и что?

— А то, что, если Гуго говорит, что сейф вскрыть нельзя, то значит нельзя. И это дает нам имя похитителя… Вы капитана Харригана проверяли вашим прибором?

Зейдлиц и Нибелинмус посмотрели друг на друга так, словно каждый из них надеялся, что другой ответит «да».

— Так я и думал, — сказал Шеф. — Харриган открыл сейф своим ключом и забрал шкатулку. И не просто забрал, а для большего правдоподобия понизил давление воздуха в сейфе — например, нагрел воздух в открытом сейфе, затем закрыл сейф. Когда воздух остыл, давление упало. Вот вам и алеф-измерение. На его беду, он попался на глаза Мак-Маггу, и Мак-Магга пришлось устранить. Для устранения фокусника убийца воспользовался бластером, украденным у Сведенова. Кто мог знать, что у Сведенова есть подходящее оружие? Естественно, Харриган! Сведенов перевозил бластер с Хармаса к Терминалу на корабле Харригана. По словам стюардессы Анны, без ведома капитана на корабль и мышь не залезет. Бластер значительно крупнее мыши, к тому же, он из металла и его легче обнаружить сканерами. Галеафы попытались выдать Мак-Магга за своего, точнее, они хотели сделать так, чтобы нельзя было доказать, что Мак-Магг — не галеаф. Для чего это им? А для того, чтобы вы наконец получили в руки того галеафа, который был на «Монблане». Вы же убеждены, что по крайней мере один галеаф должен был находиться на корабле. Раз убеждены — нате вам, получите. Правда, мертвого. А репутация покорителя четвертого измерения лишний утвердила бы вас в мысли, что Мак-Магг — самый настоящий галеаф. Собственно, вы на это и попались, когда с такой спешкой вырывали у Фаонской Полиции дело Мак-Магга.

— Один из неврологов предполагает, что у галеафов хорошо развито гиперпространственное мышление, — как бы оправдываясь пробурчал Нибелинмус.

— Не тот ли, который сканировал сумасшедших?

— Он самый.

— Ну ясно… — вздохнул Шеф и продолжил: — Жорж Кастен промахнулся. Он разнес фокуснику затылочную часть черепа вместо лобной. Поэтому вы смогли убедиться, что Мак-Магг не галеаф, и отослали тело Мак-Магга обратно на Фаон. Затем, вы, полковник, передали фаонской полиции информацию о бластере и заодно сочинили письмо от Мак-Магга к Сведенову, в котором тот неявно признается в организации ограбления с целью получить страховку. Таким образом вы подсовываете всем непосвященным в проект «ОК-НО» вполне правдоподобную историю. Цена этому — свобода Сведенова. Так сказать, жертва во имя спокойствия человечества…

Зейдлиц Шефа уже не слушал. Он срочно вызвал кого-то из своих сотрудников.

— Узнай, где сейчас Харриган, — приказал он.

— Он не на «Монблане»? — удивился Шеф.

— Нет, неделю назад взял отпуск.

— Запланированный?

— Черт его знает! — в сердцах воскликнул полковник. — Дьявольщина!

— Полковник, — изумился Нибелинмус, — неужели вы поверили во все, что сказал вам господин детектив? По существу, он не предъявил никаких доказательств. Напротив: факты указывают на то, что не только вы, но и галеафы пытались выдать исчезновение шкатулки за ограбление. Если Кап-вирус действительно пришел на «Телемак» из алеф-измерения, то станцию уничтожили, дабы скрыть происхождение вируса. У убийства Мак-Магга точно те же мотивы. Галеафы хотели представить дело так, будто на «Монблане» поработала шайка грабителей — Мак-Магг, Сведенов и еще кто-нибудь. Господин детектив указал нам еще одного сообщника — Харригана. Не к этому ли стремились галеафы?

— Они стремились к тому, чтобы вы сейчас сказали то, что сказали, — упрямо произнес Шеф. — Разыщите Харригана и наденьте на него вашу кастрюлю. Как говорит один известный нам физик-экспериментатор, эксперимент покажет.

— Вы это сделаете? — И Нибелинмус уставился на Зейдлица.

— Да, галеаф вас побери! — полковник сорвался с места и забегал по каюте. — Да, я верю во все, что мне говорят. Я верю, когда мне говорят, что дерьмовую шкатулку похитили инопланетяне. Когда вы убеждаете меня, что ростки алеф-измерения вот-вот опутают всю галактику, я снова верю. А уж в то, что меня надули, я поверю не раздумывая. Ведь Энтомолог должен быть куда умнее нас! Почему бы ему не надуть простого полковника Дальней Галактической Разведки!

М-да, выглядел он жалко.

— Пока полковник приходит в себя, — сказал Шеф Нибелинмусу. — Не устроить ли нам перерыв.

— Никакого перерыва! — возроптал Зейдлиц. — Харригана надо найти и негласно проверить. Тогда и выяснится, кто из вас прав. А сейчас выкладывайте, какие у вас доказательства против Кастена.

— Излагай, — приказал мне Шеф.

Я вкратце пересказал беседу с Луизой Кастен, не забыв упомянуть про билет на галактический круиз.

— Что за круиз? — спросил Шеф. — Почему я ничего не знаю?

Я хотел поинтересоваться, на который из двух вопросов он желает получить ответ в первую очередь, но получил наводящий вопрос от Зедлица:

— Ты об этом? — и он швырнул на стол буклет «Галактик Трэвелинг».

— Угу, о нем. Луизу Кастен хотят выманить с Ундины для того, вероятно, чтобы во время путешествия она попала под излучение и стала галеафом. Сначала Кастен пытался помешать ей уехать из Ундина-Сити. Оно и понятно — в переполненном городе ему легче следить за женой и сыном — он как-никак все-таки отец, а галеафность, видимо, не влияет на отцовские чувства. А на ферме каждый посторонний на виду. К тому же добраться до Луизиной фермы не так то просто — это я проверил на собственном опыте.

Шеф засомневался:

— Это не могло быть просто совпадением? Мне тоже однажды прислали бесплатный билет до Земли. Я было собрался лететь, но оказалось, что гостиница и обратная дорога за свой счет. Пришлось отказаться.

Я еще раз изучил билет и заключил:

— Нет, здесь все без обмана.

— Ага, — сказал Зейдлиц, — не считая того, что ни «Галактик Трэвэлинг», ни одна другая туристическая фирма этот билет никакой Луизе Кастен не высылала!

Шеф попросил Зейдлица две минуты не орать. Ему нужно было подумать.

— Идите думать в каюту, — послал его Зейдлиц. Тем самым он возвестил долгожданный перерыв. Затем он вызвал по рации «всех-всех-всех».

Нам отвели две соседние каюты. Пятеро ДАГАРцев посменно несли караул на подступах к «Каютам для отдыха экипажей». Зейдлиц поклялся, что в каютах нет жучков. Моему сканеру не удалось уличить Зейдлица в клятвопреступлении. Когда я доложил об этом Шефу, он почесал в затылке и сказал, что надо бы узнать у Зейдлица, какой подслушивающей техникой пользуется ДАГАР. Закончив со сканированием, я принял душ и пошел в служебную столовую перекусить. Повар признал во мне детектива, месяц назад нашедшего робота Макса. Он сказал, что кто-то таскает пакеты с замороженными фруктами. Не могу ли я помочь? Я сказал, что безусловно, и в качестве аванса взял двойную порцию отбивных.

Взбодренный телятиной с грибами и соевым соусом, я принялся за десерт, когда в столовой появился Дин Мартин. Не взглянув на стойку с едой, он взял большую чашку черного кофе и занял дальний от меня столик.

Я бросил десерт, ибо несолидно детективу есть сладкое в присутствии подозреваемого, но грейпфрутовый сок, напротив, захватил, потому что мне нужны витамины.

— Вы бы поели, что ли, — сказал я Мартину, усаживаясь напротив.

— Вас не спросил.

Он не отрывал глаз от чашки. Сделал глоток. Чтобы не залить бороду, ему приходилось тянуть губы.

— Я давеча спросил вас, почему вы не в бегах, но ответа не расслышал.

— Зачем мне убегать?

— А зачем вы подделали таблицу к проекту «ОК-НО»?

— Идите и расскажите об этом Зейдлицу.

— Вы этого хотите?

— Пока нет. И вы так не поступите. Вы не станете бросать тень на Рассвела. Не в ваших интересах его выдавать.

— Мой босс может придерживаться иного мнения. Не исключено, что именно в этот момент он рассказывает Зейдлицу о кассете.

— Он не станет, — уверенно возразил Мартин. — Ему выгодней держать Нибелинмуса на крючке. Не забывайте, это он скопировал секретную информацию на кассету и оставил ее в кабинете. Зейдлиц всю вину возложит на Нибелинмуса. Я ведь чувствую, как Нибелинмусу противны все эти шпионские игры, но раз ввязавшись, он боится конфликтовать с полковником. Если ваш босс сообщит Зейдлицу о кассете, то Зейдлицу ничего не останется, как включить меня в проект. Доверие к Нибелинмусу, наоборот, сойдет на нет. Мой начальник уже совершил одну ошибку, заявив полгода назад, что в Секторе Фаона не должно наблюдаться никаких ростков алеф-измерения. Теперь Зейдлиц сомневается в его компетентности. Компетентность Трауберга, поддержавшего Нибелинмуса, так же под вопросом. Остаюсь только я. Вот так!

— Если все так хорошо, почему вы так нервничаете?

— Знание — тяжелая ноша, — сказал он и ушел, оставив недопитый кофе.