Редакция (№3) - Ок-но

— Чей заговор?

— Неважно. Чей угодно.

— Наверное, нам стоит встретиться лично. Вы когда освободитесь?

— Послезавтра, возможно… Но вряд ли я смогу что-то добавить. С тех пор как Алексеев покинул Ундину, я делом «Телемака» не интересовался.

— Я сейчас еду к Луизе Кастен. Потом заглянул бы к вам.

— Хорошо. Как вернетесь, звоните мне по этому номеру.

Выключив связь, я вдруг понял, что шум, мешавший нам в начале разговора, к концу разговора стал как будто тише.

Состав тронулся, и желудок, тоже тронувшись, прилип к позвоночнику. Я стал вспоминать, когда и где я ел последний раз. Кажется, на борту «челнока». Куриный паштет из тюбика и сырные шарики из-под кресла. Они туда залетели, выскочив из пакета. Пыли и мусора, кстати, под креслами в «челноках» никогда не бывает, потому что когда невесомость, то всё летает абы где, а когда импульс — что не прилипло к пассажирам, прилипает к задней стенке салона. Именно так мне удалось поймать последний сырный шарик. Нет, предпоследний. Последний попал кому-то сзади.

Я посмотрел по сторонам. Никто не держал в руках куриных тюбиков. Две трети пассажиров надело видео-очки — зрение портят. Остальные сосредоточились на видеопланшетах и экранах, вмонтированных в кресла. Когда состав выскочил из города, появилось еще одно место, куда можно было пристроить взгляд — окно. Красиво, но однообразно: травянистые холмы с ультраиндустриальными вкраплениями, прозрачное небо, покрасневшее на западе. По мере того, как нарастала скорость, серо-буро-зеленая мешанина с переднего плана распространялась все дальше к горизонту. Одинокий пирамидальный купол на горизонте оставался неподвижен, поэтому казалось, что поезд мчится по гигантской дуге. Это свойство всех поездов, а не только ундинских. Широкие обручи, стягивавшие трубу через каждые сколько-то метров, слились с прозрачным армированным пластиком и погрузили пейзаж в некую мерцающую дымку. Дымка сгущалась, потому что солнце шло на закат.

Надоело.

Забрало шлема позволяло настраивать себя таким образом, что половина его оставалась прозрачной (изнутри), а половина становилась экраном, причем, чтобы перевести взгляд с экрана на темнокожую красотку в третьем ряду справа не требовалось дополнительно фокусировать взгляд. Очень удобно.

Чтобы было о чем поговорить с Луизой Кастен, я занялся изучением локуса «Сад и огород на Ундине».

19. Самдаль-Сити

Самый дальний. Нашли чем хвастаться.

Потягиваясь, пассажиры выходили на платформу. На часах — ноль двадцать одна. Кое-кто из пассажиров успел задремать в дороге. Перед выходом они будили себя влажными салфетками и таблетками с кофеином. Пробудившись, шагали уверенно, как в девять утра на работу. Я пристроился за темнокожей девицей. Она два раза на меня благосклонно взглянула.

Мы одновременно ступили на движущуюся дорожку тротуара.

— Девушка, вы не подскажите, где здесь гостиница?

— Здесь нет гостиниц, — бросила она через плечо.

Хм, значит путеводитель не врет.

— А что есть?

Если ее ответ отыщется в путеводителе, то они оба достойны доверия.

— А что вам нужно? — Теперь она чуть дольше задержала взгляд.

— Гостиницу.

— Я же сказала, что в городе гостиниц нет.

Она начинала сердиться. Я тоже.

— Хотите открытым текстом, то пожалуйста — мне негде переночевать. Возможно, места для ночлега в Самдаль-Сити называются не гостиницами, а приютами или ночлежками. В таком случае, где у вас ночлежка? Вам придется ответить, иначе я провожу вас до дома.

Она рассмеялась мне в лицо.

— Двое провожатых — это то, о чем я всегда мечтала!

Кто еще один?

Ответ приближался со скоростью шесть километров в час. В метрах тридцати впереди нас, в конце дорожки, стоял здоровенный темнокожий парень и скалился так, что я стал искать по сторонам стоп-кран.

— Все в порядке, Пит, — сойдя с дорожки, сказала она парню. — Господин ищет место для ночлега.

Я стоял рядом, потому что никогда не бегу от соперников. А еще — мне не нравился тип в светло-сером УНИКУМе, ехавший за нами в полусотне метров; я хотел пропустить его вперед.

— Зачем оно ему? — удивился парень. — На нем же УНИКУМ.

Тем временем тот тип, которого я хотел пропустить вперед, проехал мимо нас, повернувшись к нам спиной. Что-то подозрительно: час ночи, кроме нас — ни души, а тип оборачивается к незнакомцам спиной. Без причины я бы так не поступил.

Ночевать на улице в незнакомом городе на чужой планете? Увольте.

— Он неисправен, — сказал я.

— Обратитесь в полицию, вам там помогут.

Он нисколько не смеялся.

— Вы уверены? — переспросил я темнокожего парня.

— Абсолютно.

— Пит там служит, — пояснила девушка.

— Да неужели! — радостно воскликнул я, — И ваш чин…

— Сержант. А вы кто такой?

Кого ундинские полицейские меньше всего не любят: инопланетных частных детективов, журналистов или коллег-полицейских? Начальники воюют, подчиненные — дружат, подумал я и полез в нагрудный карман. На ощупь отсчитал четвертое (считая от подкладки) удостоверение. Слава богу, угадал.

— Разрешите представиться, сержант полиции Фаона Ильинский, — и я протянул ему удостоверение. — Ну и совпадение! — растолковал я смысл произошедшего.

— Фаон, это где? — спросил сержант Пит у девушки.

— Кажется, в Секторе Причала.

Не знаю, как на Ундине, но на Фаоне, желая обозвать кого-нибудь провинциалом, говорят, что он из Сектора Причала.

— А на Ундину вы…

— Навестить знакомых, — объяснил я. — Они живут на ферме у высоты тринадцать— тридцать девять. Это должно быть где-то рядом. Я планировал отправиться туда утром. В принципе, готов отправиться прямо сейчас, но не знаю, каким транспортом.

Пит переспросил номер высоты. Я открыл карту Самдаль-Сити и его ближайших окрестностей.

— Пожалуй, лучше утром, — получил я наконец дельный совет.

— А как?

— Вы говорите, там ферма?

— Да. Селекционная или слекционерская — в терминах я не разбираюсь.

Тут вмешалась подруга Пита:

— Вам нужен комбинат питания. Он забирает продукцию со всех ферм в округе. Если повезет, вы найдете там попутный транспорт.

Комбинат питания присутствовал в путеводителе. Блок Р-24. Живут, как у Ларсона в картотеке. Буквы и номера. Вот скука.

— Спасибо, — сказал я, — с утра туда отправлюсь. Какой из полицейских участков вы порекомендуете? — спросил я Пита. — Но только чтобы с душем и кофейным автоматом.

— У нас всего два участка, — с ухмылкой ответил Пит, — в одном есть душ, а в другом — кофейный автомат.

— Ну и дилемма!

— Ладно, шучу, — смилостивился он. — Полицейский участок в Самдаль-Сити только один. Скажете, что это я вас направил.

Он рассказал, как туда добраться. Они бы проводили, но им не по пути.

Куда же податься? В полицейский участок или сразу к комбинату питания? Там, наверняка, работа идет круглосуточно. Узнаю, будет ли транспорт. Потом залягу в каком-нибудь укромном углу и высплюсь.

Я посмотрел на карту. По карте удобнее ориентироваться, чем, когда: «поверните налево», «сто метров прямо», «не доходя до желтого столба, поверните направо»…

Впрочем, сержант Пит подсказал действительно самый короткий маршрут. С другой стороны, путь к комбинату питания проходил рядом с полицейским участком, поэтому окончательное решение можно было выработать по дороге.

Убрав комлог, я встал на дорожку с синей каймой.

Городок был небольшим. Улицы шли в один ярус, а не в два — в три, как в Ундина-Сити. Опоясанные балконами, одинаковые шестиэтажные башни подпирали купол. Задрав голову, я разглядел в куполе свое отражение.

В центре города башни были семи-восьми этажными, появились наклонные дорожки-эскалаторы. Встретилось несколько прохожих, точнее — проезжих, потому что народ предпочитал пользоваться движущимися дорожками. Я плыл под высокими арками, крутил головой и улыбался прохожим.

Какой-то светло-серый УНИКУМ упорно держался позади меня. Тот же или другой? А впереди как раз показался поворот к полицейскому участку. Я соскочил с дорожки, свернул за угол и остановился. УНИКУМ, мельком взглянув на меня, проехал мимо. Его лица я не разглядел, но разглядел светлую сумку через плечо. Кажется, я ее уже видел — у того УНИКУМа, от которого я сбежал под защиту темнокожего сержанта и его подруги.

Перед глазами всплыл убийца в скафандре. Ну нет, думаю, теперь уж точно никаких ночевок под открытым куполом.

Сонный полицейский в чине лейтенанта недовольно спросил, за каким чертом я приперся. Я сказал, мол, УНИКУМ испортился, а ночевать негде. Ссылаться на Пита и представляться полицейским с Фаона я пока не стал. Полицейский попросил подойти поближе. Не спрашивая зачем, я подошел к стойке. Он перегнулся через стойку и быстро нажал одну из кнопок под дисплеем УНИКУМа. На дисплее засветился полный «О'кей».

— Иди и ври меньше, — сказал он.

Для себя я решил последовать только первой части совета.

Выходя из участка, я услышал за спиной короткий диалог:

— А, это ты, Брэд! Не спишь?

— Днем выспался.

— Ну тогда я посплю. Давай, оставайся…— И кто-то кого-то хлопнул по плечу. Я обернулся. Бодрый молодой сержант, потирая плечо, занял место сонного лейтенанта.

На улице стояла мертвая тишина. Я побрел вокруг здания. Так я брел, пока не набрел на тупик под низкой аркой. Там я достал из рюкзака вакуумную упаковку с одеждой, распечатал и переоделся. Вид у меня был, как будто я только что вылез из стиральной машины. Задраив пустой УНИКУМ, я поднял в нем давление и оставил сидеть под аркой. Сам же побрел обратно к участку. С полдороги вернулся, чтобы заново обшарить карманы УНИКУМа. Вроде ничего не забыл.

Молодой сержант Брэд оказался гораздо приветливее своего начальника. Своего коллегу Пита он, конечно, знал, о Фаоне где-то что-то слышал — если, правда, не путает с фреоном. Мои документы ему понравились.

— Если надумаете перебраться на Ундину, подыщем для вас работу по специальности, — добродушно сказал он. — И форму выдадим.

— Да, — говорю я, — поистрепался в дороге.

— Бывает, — кивнул он. — Насчет ночлега сейчас что-нибудь придумаем.

Через полчаса я уже сидел на кровати и боролся со спальником. Плюнул и укрылся спальником, как одеялом. Сейчас я мог уснуть даже стоя. Принятые сорок часов назад таблетки для укрепления внимания переставали действовать.

Через три с половиной часа я снова сидел на кровати и пытался сообразить, где я нахожусь. Так и не сообразив, потер глаза, встал и начал осматриваться. Комната вроде каюты, без окон. Душевая примыкала к тамбуру перед комнатой. Кофейный автомат стоял в коридоре в двух шагах от двери. Наверное, это какое-то общежитие. Я привел себя в порядок и спустился на первый этаж. Там какой-то полицейский остановил меня и спросил, откуда я взялся. Я сказал, что от сержанта Брэда. Тогда он спросил, куда я иду. Я ответил, что к сержанту Брэду. После того, как он настороженно спросил, кто я такой, я чуть не ответил «сержант Брэд».

— Меня тут знают, — с вызовом сказал я.

Он довел меня до комнаты дежурного, где, к счастью, по-прежнему сидел сержант Брэд. Сонного лейтенанта поблизости не было.

— Уже встали? — удивился он.

— Угу, пора в дорогу.

— Счастливого пути!

Я поблагодарил его за ночлег, похвалил кофе из автомата и вышел на улицу.

Дорожки, эскалаторы, аркады и галереи были по утреннему немноголюдны. Тень, под чьей защитой я оставил УНИКУМ, растворилась в дневном свете. Издали я увидел, что за четыре часа скафандр полностью сдулся. Я проклял продавца и его некачественный товар. Подойдя ближе, мне пришлось извиниться перед продавцом, потому что для любого скафандра найдется лазерный импульс, которого он не выдержит. Я наклонился и просунул палец в дыру, напротив которой могло находиться мое сердце.

Черт, что ж я здесь стою!

Я метнулся к стене и присел.

Глухие стены, узкий проход, поворот перед глухой стеной дома напротив. Никого. Да и спрятаться негде.

Как он меня выследил? Предположим, довел-таки до участка. Затем — до тупика под аркой. Но вышел-то я тем же путем, как и вошел — иначе это был бы не тупик. Почему он не заметил, как я вернулся в участок без УНИКУМа? Не разглядел в темноте? УНИКУМ разглядел, а меня — нет. Не может быть. Значит он следил только за УНИКУМом и следил с помощью жучка, которого он прицепил к скафандру. Чтобы прицепить жучок не нужно подходить вплотную, им можно «плюнуть» метров с десяти.

Второе отверстие я нашел на спине. Стена из пенистой керамики была прожжена на полсантиметра. Наверное, я его сильно обидел. Жучка на УНИКУМе не было. Стало быть, он его забрал. Забрал, потому что подумал, что я обнаружил жучок и приготовил ему ловушку.

Я представил, как стрелявший, подойдя к скафандру и удостоверившись, что выстрел ушел впустую, решил, что я караулю где-то поблизости. И он, точно так же как я, испуганно метнулся к стене. Ох и понервничал он! Откуда ему знать, что я не вооружен. Потом, выждав, он выбрался из-под араки. Потом ушел. Теперь не скоро решиться на вторую попытку. Пока он не решился, нужно двигать к Луизе Кастен.

Я посмотрел на пробитый УНИКУМ. А с ним что делать? Бросать жалко. Однажды мне уже приходилось рвать скафандр в самый неподходящий момент. С тех пор я таскаю с собой герметик. Он почему-то зеленого цвета.

УНИКУМ украсили два зеленых пятна. Вспомнил, что в аптечке есть белый пластырь. Им я заклеил зеленые пятна. Пройдет немного времени и пластырь посереет, будет почти незаметно. За исключением двух дырок, на УНИКУМе не было никаких повреждений. Кондиционер работал, дисплей показывал относительный «О'кей». Чтобы не тащить в руках, я надел скафандр поверх нижнего белья, мятый комбинезон запихнул в рюкзак.

Проходя мимо полицейского участка, я наткнулся на Пита.

— С добрым утром! — сказал он. — Ну как? Устроились?

— Да, все прошло нормально.

— А почему за сердце держитесь?

Я убрал руку.

— Вчера повредил, сегодня залепил.

— Когда вы успели его повредить? Вчера вечером я что-то ничего не заметил.

— Ма-аленькая дырочка, — и я показал двумя пальцами, какая маленькая там была дырочка.

— А заплату положили, как после выстрела.

Хорошо, что заплату на спине скрывал рюкзак.

— Другой не было, — объяснил я и стал прощаться.

— На обратном пути заходите, — сказал он на прощание.

Мысленно я пообещал себе в будущем ночевать только в полицейских участках.

Блок Р-24 оказался единым промышленным зданием на окраине Самдаль-Сити. Частично он высовывался за пределы купола. Я шел по периметру здания. Поначалу встречные уверяли меня, что нет здесь никакого комбината питания. Потом стали попадаться люди, считавшие, что комбинат питания где-то рядом. Наконец нашелся следопыт, который показал: «Вон там».

«Вон там» означало ажурный трап и, затем, балкон, терявшийся среди разнокалиберных труб. Снизу казалось, что человек там не протиснется. Поднявшись, я понял, что человек-то протиснется, но человек в УНИКУМе и с рюкзаком… Нет, в принципе, такой человек тоже пролезал, но рискуя застрять или что-нибудь порвать. Одна труба вывела меня из себя, и я решил ее убрать, надеясь, что никого не оставлю голодным. Служащие, шедшие навстречу, моим действиям воспротивились. Они схватили меня за руки и рванули на себя. Я проскочил меж труб, мгновение спустя проскочил рюкзак. Зацепившись за трубу, он ее все-таки погнул.

Они спросили, не заблудился ли я. Это был удачный вопрос. На чужих планетах жалеют только заблудившихся. Поэтому, если ищешь сочувствия, никогда не признавайся, что знаешь, куда идешь. Я рассказал им про высоту 1339, про ферму у подножия, про Луизу Кастен, которая живет на ферме вместе с маленьким сыном, и попросил помощи.

Служащие переглянулись. «Ундиква», — зловеще произнес один из них. Остальные закивали и посмотрели на меня. Я содрогнулся, в голове понеслись самые страшные предположения. Что если по-ундински, «ундиква» — это шпион? Или это название блюда, которое готовят на комбинате питания из инопланетных частных детективов.

Я сделал шаг назад и застрял.

— Господа, — сказал я, — у нас есть лишь один путь — туда, откуда вы пришли. На этом балконе нам не разойтись. Назад я не пролезу, вы в этом убедились.

После нескольких попыток протолкнуть меня дальше, моя правота была признана безоговорочно. Они снова выдернули меня из трубчатых объятий, и мы двинулись в путь.

В стерильно-белом помещении нас встретил некий господин, по виду — начальник. На нем был стерильно-белый комбинезон и резиновые перчатки. Он спросил, почему его подчиненные вернулись. Они указали на меня, как на виновника. Ничего не оставалось, как повторить рассказ. Когда я произнес имя Луизы Кастен, кто-то из подчиненных тут же выпалил: «Ундиква!». Его коллеги посмотрели на него с завистью. Каждый из них хотел первым выкрикнуть «ундиква». Начальник коротко согласился: «Да, ундиква.»

Набравшись наглости, я потребовал прекратить испытывать мое терпение и сказать прямо, ундиква — это хорошо или плохо.

— Смотря как приготовить, — сверкнув глазами, сказал начальник.

Сердце у меня ушло в пятки.

Начальник включил интерком и спросил:

— Когда вылетает орел?

— В восемь, — ответил женский голос.

Боже, думаю, в какое еще прометейство я вляпался.

— Полетите с ним, — услышал я от начальника. — Асан, проводи его к орлу, — сказал он высокому чернявому парню — тому, кто первый выкрикнул «ундиква».

Асан пошел впереди меня, указывая путь. Видимо, ничего плохого он не замышлял. Мы прошагали по длинному тоннелю, миновали некое подобие шлюзов и вышли за пределы купола.

Овальная бетонная площадка окуналась в простор инопланетной красоты, чистоты и свежести. Солнце еще не припекало. Прохладный ветер высушил выступивший на лбу пот. Я расстегнул УНИКУМ до пояса и выключил охлаждение.

У края площадки стоял грузовой флаер. Брюхом он опирался на цилиндрический бетонный выступ с грузовым лифтом внутри.

— Это и есть ваш орел?

— Это и есть наш орел, — ответил Асан. — Так, без пяти восемь заберетесь в кабину. Ни раньше, ни позже. Запомнили?

— Запомнил.

— Отлично.

Он развернулся и пошел к шлюзу.

До старта оставалось полчаса. Снова мучения — предупреждать или не предупреждать? К Стаховой я пришел после звонка. Луиза Кастен ничем не хуже.

Сначала я долго и нудно извинялся за ранний звонок. Луиза Кастен меня извинила. Затем, для чистоты эксперимента, я повторил Луизе Кастен то, что говорил Марии Стаховой: я репортер, расследую катастрофу на «Телемаке-Пи», ее муж в убийстве не виновен.

— Я в этом не сомневалась, — сказала она, думая, вероятно, о вымышленном третьем астронавте. — Приезжайте.

— Спасибо. Скоро буду. — И, осмелев, я спросил: — А что такое ундиква?

— Ой! — воскликнула она. — Хорошо, что напомнили. Всё, мне надо бежать. До встречи.

Связь прервалась.

В семь часов пятьдесят пять минут и десять секунд я коснулся люка «Орла». Кабина была двухместной. Сел в правое кресло. Левое я оставил для пилота. Надо будет, пересяду.

В семь пятьдесят девять левое кресло оставалось по-прежнему пустым. Ровно в восемь двигатели взвыли, и флаер самостоятельно оторвался от площадки.

Я выругался. Как я теперь узнаю, где меня высадят? Бортовой компьютер, в ответ на просьбу показать полетную карту, потребовал ввести пароль. Мне ничего не оставалось, как смотреть в окно.

Меня не предупредили, что полет будет автоматическим, а автопилот не был предупрежден о том, что на борту сидит живой пассажир. Плавно обогнув купол Самдаль-Сити, автопилот включил форсаж.

Когда я сумел-таки открыть глаза, в окне было темно и как-то фиолетово. Нет, сообразил я, это у меня в глазах темно, а на Ундине по-прежнему ясный день, голубое небо и изумрудные поля. Едва я научился различать небо и землю, «Орел» стал огибать какое-то невидимое препятствие. В глазах потемнело, и я снова впал в легкую кому.

Еще два раза флаер позволял мне очухаться и взглянуть на небо. В третий раз я очухался уже на земле. С трудом открыв люк, я вывалился в мягкую траву. Все бы ничего, если бы на голову не свалился рюкзак.

Собравшись с силами, я встал, огляделся и чихнул. Ну вот, началось. Аллергия. Аллергия на все планеты, кроме Фаона и Земли. Когда я отнекиваюсь от командировки в иные миры, Шеф прекрасно понимает, что делаю я это не из лени, а из-за аллергии. В качестве напутствия советует прихватить какой-нибудь новый препарат. От этих препаратов моя аптечка трещит по швам. Перед посадкой на Ундину я ее облегчил граммов на сто, но, видимо, этого было недостаточно. Не надеясь больше на таблетки, я задраил УНИКУМ и включил полную очистку воздуха. Пока кондиционер набирал мощность, я взмок как мышь. Пришлось сидеть и ждать, когда отпотеет забрало.

Наконец что-то прояснилось. С трех сторон меня окружали засеянные поля. На севере возвышался холм с незасеянной верхушкой, обозначенной на карте как «Высота 1339». Полдюжины крестообразных домиков, окруженных разноцветными грядками, были разбросаны вдоль склона. Дорога, выложенная плитами, вела к длинному металлическому ангару. Из ангара выезжали контейнеры и сами грузились во флаер. Не было видно ни людей, ни роботов. Я связался с Луизой.

— Вы скоро? — спросила она.

Я описал ей ангар и назвал координаты — их сообщил мне топометр, встроенный в скафандр.

— И куда дальше? — поинтересовался я.

— Посмотрите на северо-восток.

— Посмотрел.

— Ундикву видите?

Я тихо взвыл.

— Ундиква невидима для инопланетников!

— Хорошо, не нервничайте так, — сказала она. — Если вам удобнее ориентироваться по координатам, то подождите минуту, я отыщу топометр. Где-то он был…

Мы вместе научились пользоваться ее топометром. Но сначала десять минут ждали, пока не зарядится аккумулятор. Оказалось, что топать мне с километр — сначала через поле, потом — в гору. Ундиква — это овощ, объяснила она и пожалела инопланетников за то, что им никогда не увидеть настоящей ундиквы.

— Она с ярко-синими цветами и растет на склоне, но для вас это уже не имеет значения, — заключила Луиза.

Пошатываясь от усталости, я ковылял меж аккуратных грядок. Воткнутые в землю таблички сообщали название растения и дату высадки. Возле грядки с ундиквой, высаженной в конце марта, меня встретила стройная молодая женщина в джинсовом комбинезоне без рукавов, высоких сапогах и перчатках-крагах, перепачканных землей. У нее было загорелое лицо, загорелыми казались даже губы. Волосы, когда-то каштановые, выгорели на солнце, они выбивались прядями из-под дырявой кепи с длинным козырьком. — Вы Федр? — спросила она приветливо и заслонила глаза от солнца. (Как и полагается детективу, я подходил со стороны солнца).

— Да, — и я протянул визитную карточку.

— Потом, — она махнула в сторону дома. — Перчатки грязные.

Поправила козырек, оставив два продолговатых следа.

— Пропалываете?

— Пропалываю.

Она с сожалением посмотрела на недопрополотые десять метров ундиквы. С дуру я ляпнул:

— Могу помочь.

— Вы?! — от удивления она сделала шаг назад, прикрывая собой драгоценные всходы. — А вы умеете?

Теоретически я это умел. На локусе «Сад и огород на Ундине» прополка описана подробно и с картинками.

— Конечно, — уверенно заявил я. — Объясните мне только, где ундиква, а где сорняк. Вот это что? Сорняк?

— Это нож для прополки…

— Да нет же, рядом, — я нагнулся и показал на растение с синими волосатыми набалдашниками и дырявой, как сито, ботвой.

— Ундиква.

— В самом деле? А у нас на Фаоне эту траву выпалывают.

— У вас на Фаоне растут только камни, — парировала Луиза. — Пришли бы вы в гости месяцем позже, я бы вас этой травой накормила.

— То есть я остаюсь без обеда.

— Придется заработать, — сказала она с улыбкой. — А шлем — это обязательно?

— Аллергия.

— Понятно. Подождите, принесу второй нож и кое-что от аллергии.

Я присел на корточки между грядками, раздвинул ботву. Розовые плоды выпячивались из земли неприличными пятками. Я почесал одну из пяток, она зашевелилась, но не так резко, как если бы от щекотки.

— Поэтому будьте осторожнее, — услышал я за спиной. Луиза протягивала мне прополочный нож и пузырек с таблетками. — Следите за мной и повторяйте.

— А откуда мне начинать? — спросил я, съев две таблетки.

— С конца грядки. Будем двигаться навстречу.

Запомнив основные движения и выдержав экзамен, я ушел в конец грядки. Разговаривать пришлось на повышенных тонах, иначе ничего не было слышно.

— Когда вы переехали?! — кричал я.

— … года назад! — донеслось до меня.

«Полгода», — догадался я и взвинтил темп.

Наверное, унидиква чувствовала примерно то же, что чувствую я, когда парикмахер начинает обстригать вокруг уха. Нервозность, смешанную с настойчивым желанием эту нервозность не показывать. Во всяком случае, она не визжала и не пыталась увернуться.

— Почему вы решили уехать из города?

Джинсовая кепи приподнялась над ботвой.

— Жорж планировал переселить нас загород после того, как утвердят проект строительства энергопередающей станции. Заработок позволил бы ему взять кредит и купить готовый дом, специально сконструированный для жизни в Ундинской глуши. Получив страховку, мы исполнили его мечту и переселились сюда. Жорж говорил, что ребенку нужна природа, нужен простор, воздух.

— В городах воздух фильтруют, — напомнил я.

— Они бы и людей фильтровали, будь их воля! — ответила она громче, чем это было необходимо, чтобы я услышал ее за воем ветра и шелестом ботвы.

— Чья — их?

— Да ничья, это я так…

Я поднял голову. Она сидела на коленях и, сняв перчатку, утирала салфеткой пот. В своем УНИКУМЕ я не потел нисколько, но работать в нем было неудобно.

— Вас не пускали на ферму?

— Так вы уже слышали? Да, комиссия по заселению долго не давала разрешения поселиться вне купола.

— Наверное, это из-за ребенка…

Луиза замерла.

— А вы откуда знаете?

— Я не знал. Я только предположил. Какие еще могут быть причины?

— Теоретически, самые разные… Медицинские противопоказания, например. Нас обоих обследовали в течение месяца. Потом, психологические тесты. Это, естественно, касалось меня одной. Смогу ли я жить, как они говорят, в разреженном социуме. Вообще-то, они предпочитают селить полными семьями. Мужчины на ферме тоже нужны, а у меня еще и ребенок.

— Вам, наверное, тяжело?

— Да нет, нормально. Раньше я уже выезжала работать на фермы, пока Жорж был в командировках. Мне так было легче его ждать. Получила практику и это в конце концов убедило комиссию разрешить мне поселиться на ферме. К тому же, я была в состоянии оплатить строительство дома. Сюда ведь в основном едет молодежь. Община предоставляет им участок и дом. А я готова была взять большую часть расходов на себя.

— А ребенок?

— Что, ребенок? — переспросила она, не понимая.

— Вы сказали, что поначалу вам отказывали из-за ребенка.

— Как выяснилось позже, это была формальная отговорка. Наличие малыша — это самый удобный повод, чтобы отказать. Иначе, как отказать человеку, у которого есть практика выращивания ундинских культур, полностью отсутствуют медицинские противопоказания и который готов с самого начала сам себя содержать?

— Не знаю, — растерялся я. — Я у вас впервые.

Оторвав голову от грядки, я не увидел Луизы.

— Я там уже полола, — раздалось справа от меня. — А наостовляли-то сколько!

Она инспектировала мою грядку.

— Поверьте, я старался.

— Я не о вашем старании говорю, а об ундикве.

— А я читал, что растения ценят старание, даже если результат стараний не слишком качественный.

— Где это вы читали такое?

— В руководстве по выращиванию комнатных растений. Но я полагаю, нрав у растений везде один и тот же.

— Если бы вы это сказали раньше, я бы вас к ундикве не подпустила. Ладно, пойдемте в дом. Будем считать, что вы меня к этому вынудили. Вы же этого добивались?

Луиза проникла в глубину моего подсознания, с самого начала невзлюбившего ундикву и голосовавшего за то, чтобы поскорее оказаться в помещении. Над-сознание никаких таких коварных планов не замышляло.

— Нет, — сказал я без колебаний и направился в сторону коттеджа, сигнализировавшего нам солнечными бликами в стеклянной веранде.

Луизин коттедж состоял из четырех составленных крестом прямоугольных одноэтажных секций, похожих на укороченные вагоны. Пустые углы между секциями были застеклены и превращены в веранды. Через дверь в одной из веранд мы прошли в дом.

— А на суп из сорняков я могу рассчитывать? — спросил я.

— Это хорошая идея, — ответила Луиза, переобуваясь в легкие спортивные тапочки. — В профессии селекционера самое трудное — это решиться отведать то, что выращиваешь. Чтобы снять пробу, часто приходиться нанимать добровольцев, готовых пойти на риск — разумеется, не бесплатно. Вас мне послала сама судьба. Почистите обувь и проходите.

Я посмотрел на свои ботинки, составлявшие со скафандром одно целое.

— А как?

Луиза хлопнула в ладоши. Секунду спустя на веранду выкатил робот.

— Тутмос, ботинки! — сказала Луиза и указала роботу на мои ботинки.

Закралось подозрение: не попытается ли Тутмос сперва попробовать их с меня снять, тем более, что Тутмос повел себя крайне подозрительно — он начал обходить меня сзади. Я же в принципе против того, чтобы подставлять роботам спину.

— Не бойтесь, — посоветовала Луиза. — Поднимите поочередно ноги и дайте Тутмосу очистить подошвы. Заодно он пропылесосит ваш скафандр.

Робот выдвинул вперед трубу с ершистой насадкой и завыл, втягивая воздух.

— Только чур по карманам не лазить, — попросил я.

— Тутмос честный робот, — неожиданно для меня ответил Тутмос приятным баритоном. Очищенный, я был допущен в жилую часть секции. Комната, куда меня пригласили, была укомплектована стандартной мебелью, поставляемой вместе с секциями дома. Под окнами, выходившими на веранду, стояли надувные диваны практичного серого цвета. Пластмассовый столик в центре комнаты стоял в окружении складных стульев с провисшими тряпичными сидениями. На стенах висели фотографии и гербарии под стеклом. Я остановился перед снимком Жоржа Кастена.