Иммануил Великовский

      Желающих стать «мальчиком» для следующей порки не находилось. В рядах членов Американской ассоциации для прогресса науки (ААПН), насчитывающей около 50000 членов, начался сперва ропот, а затем – паника. Неужели в ААПН нет людей, способных справиться с Великовским? Неужели ААПН должна сформировать специальный орган, способный бороться с ним?
      Люди в ААПН нашлись. На сей раз – философ.
 

35. ВСЕОБЪЕМЛЕМОСТЬ

 
      Немало позорных историй знала философия XX века. Советские философы назвали работу Менделя, исследовавшего статистические законы генетики, «гороховыми законами». Советские философы объявили Эйнштейна и Бора вне закона. Советские философы назвали кибернетику буржуазной лженаукой. Если неуч хотел в Советском Союзе сделать научную карьеру, достаточно было проявить свою верность так называемой партийной идеологии, то есть – лидеру, и назваться философом, специалистом по истории коммунистической партии, атеизму, научному коммунизму или чему-нибудь подобному. Ну что же, – скажет снисходительный читатель, – такова система.
      Но лучше ли обстоит дело в свободном мире? Возможно, несколько лучше, потому что так называемый западный философ, занимающийся «научным коммунизмом», не выполняет социального заказа очередного вождя. Но, оказывается, профеccopoм философии в американском университете может работать человек, не знакомый даже с элементарными основами одной из естественных наук, которую он сам определил как сферу изучения. …В ноябре 1951 года в «Scientific Monthly» была опубликована большая статья доктора Лоуренса Лефлера – адьюнкт-профессора философии университета штата Флорида. Наукообразно описав семь критериев, по которым можно отличить революционную теорию от словесных вывертов, от чепухи и заявив, что небесная механика – это область, которую он лучше всего знает и где ему легче всего доказать, что теория Великовского – именно чепуха, американский философ продемонстрировал вопиющее невежество в небесной механике. Его статья – пример такой же «критики» Великовского, как статьи советских философов – критики Менделя, Эйнштейна и Бора.
      Как могла редколлегия поместить подобную статью?
      Неужели они были настолько ослеплены ненавистью к Великовскому и к его теории, что не «разглядели» Лефлера? Ну, а как научный мир Америки отреагировал на кричащую безграмотность флоридского философа? Единственной реакцией оказалось письмо-фельетон Алана Келли, опубликованное в «Scientific Monthly» в феврале 1952 года. Из письма ясно, что сквозь псевдонаучную демагогию Лефлера проглядывает истинное лицо невежды. Но ведь это только одно письмо…
      Конечно, многие ученые возмущались кампанией против Великовского. Но, так же как профессор Кален, они считали, что только время может излечить американскую науку от приступа истерии и бешенства. Именно Гораций Кален, призывавший Великовского к десятилетнему терпению, взорвался и посоветовал возбудить против преследователей уголовное дело, обвинив их в клевете.
      Все это претило Великовскому. Он попросту хотел опубликовать ответ на статью Лефлера в «Scientific Monthly». Он обратился по этому поводу к профессору Виверу, одному из руководителей ААПН, несогласному с ее политикой. Ответа не последовало.
      Журнал ААПН, как и другие, закрыл перед ним свои двери. Никогда он даже не помышлял о сутяжничестве. Но обида и боль были так велики, что он не выдержал и обратился к видному адвокату.
      Совет адвоката был неожиданным. Поведи себя подобным образом соседи или прохожий на улице, их, безусловно, можно было бы привлечь к суду и обвинить в клевете. Но, чем выше позиция человека, тем меньше возможностей у него стать истцом по такому делу. Артист, ученый, политический деятель почти беззащитны, когда на них выливают ушаты грязи. У них есть только одно оружие против клеветы и навета – написать книгу, документирующую происходящее.
      Вернувшись домой, Великовский рассказал Элишеве о совете адвоката.
      – Знаешь, Шевик, может получиться книга, обличающая моих гонителей. Сухие факты.
      Письма и документы. Почти без комментариев. Если я не могу привлечь к суду клеветников и преследователей, пусть нас рассудит американский народ.
      – Действительно, может получиться интересная книга, – задумчиво произнесла Элишева.
      – Меня не волнуют ее художественные качества. Просто документ. Впрочем, ее можно несколько расширить. Рассказать, как родилась идея «Миров в столкновениях».
      Короче, история описания, публикации и приема книги «Миры в столкновениях».
      – Да, «Звездочеты и гробокопатели».
      – Что ты сказала?
      – «Звездочеты и гробокопатели». Так бы я назвала эту книгу.
      – «Звездочеты и гробокопатели»? Изумительно! Шевик, в тебе дремлет писатель. «Звездочеты и гробокопатели». Значит, ты одобряешь?
      – Нет, Мончик. Твое дело – научные книги.
      – Конечно. Эту книгу я буду писать между делом: постепенно, не спеша. Для отдыха…
      – Мне бы не хотелось, чтобы ты выплескивал наружу всю эту грязь. Помнишь, ты сам говорил о добром имени науки.
      – Да. Я надеялся, что страсти утихнут. А они только разгораются.
      – Гораций и О'Нейл посоветовали подождать минимум десять лет.
      – Но именно Гораций и О'Нейл посоветовали мне обратиться к адвокату. А он посоветовал опубликовать документы. «Звездочеты и гробокопатели»! Ради одного заглавия стоит написать такую книгу.
      – Конечно, это твое дело, но я не стала бы этого делать.
      Несколько недель они не возобновляли разговора о книге документов, тем более, что в жизни появилась новая тема. В апреле 1951 года из Израиля пришла радостная телеграмма: в семье Шуламит и Авраама Когана родился сын Меир. Следующее поколение Великовских рождалось на Земле Израиля. Элишева и Иммануил стали бабушкой и дедушкой. Им очень хотелось увидеть внука. Именно в эти дни они получили письмо, в котором Шуламит сообщала, что семья Коганов в полном составе собирается на время поселиться в Принстоне.
      Атмосфера преследования, обструкции нарушала привычный ритм жизни. «Даблдей и К°» готовила к изданию «Века в хаосе». Надо было снова и снова вычитывать корректуру, проверять и дополнять сноски и ссылки на литературу. Попрежнему надо было трижды в день посещать библиотеки. Надо было тратить время на чтение статей «критиков» и писать свои статьи-ответы, хотя ни один научный журнал не соглашался публиковать их.
      Почта Великовского была огромна. Она напоминала ему берлинский период, когда он работал над «Scripta». Письма читателей – американцев и зарубежных. Письма ученых. Даже письмо лютеранского священника, сопровождающее обстоятельное письмо арестанта по поводу возникшего в тюрьме спора – верит ли Великовский в Бога?
      Каждое письмо требовало ответа. Уйма времени тратилась на переписку. Можно было отменить визит в библиотеку, хоть это причиняло почти физическую боль, но нельзя было позволить себе оставить письмо без ответа.
      Особенно ценными были для него ободряющие письма ученых. Он понимал, какому риску они подвергают себя, посылая ему благодарственные письма. В обстановке истерии, царящей в университетских кругах, их могла постичь участь Этвотера и Путнэма. Студентам приходилось читать книгу тайком, чтобы не рисковать и не провалиться на экзамене.
      Пять раз Великовский вычитывал корректуру. Работа над первым томом «Веков в хаосе» была завершена – книга пошла в печать. Можно было отдохнуть и впервые за тринадцать лет осмотреть Америку. …Великовские поездом поехали в Аризону. Восторгаясь красотами Большого каньона, осматривая пустыню или знаменитый аризонский кратер, Великовский не переставал думать о космической катастрофе. Он находил ее «автографы» на протяжении всего пути от Атлантического до Тихого океана. «Века в хаосе» еще находились в печати, а следующая книга – о геологических свидетельствах миров в столкновениях уже представлялась Великовскому в общих чертах.
      Они приехали в Калифорнию в разгар весны, почти такой же красивой, как в Израиле.
      Рут тоже готовилась сделать Элишеву и Иммануила бабушкой и дедушкой. Холмы и пляжи Лос-Анжелеса купались в солнце. Постепенно спадало напряжение последних двух лет. Можно было не думать о «Звездочетах и гробокопателях», о книге, на которую Элишева наложила молчаливое «вето».
      В Лос-Анжелесе Великовский навестил профессора Вальтера Адамса. Старик ушел на пенсию. Он снимал студию-кабинет вместе со своим другом, профессором Гарольдом Бэбкоком. Адамс был рад визиту Великовского. Конечно, это просто совпадение, но после выхода в свет «Миров в столкновениях» астрономические журналы полны новых данных, заставляющих, ну, если не сразу согласиться с теорией дорогого доктора, то хотя бы не отвергать ее. Адамс любил письма Великовского. Но оказалось, что они не идут ни в какое: равнение с удовольствием личного общения с этим чрезвычайно интересным человеком.
      Они обсудили открытие, сделанное в Паломарской и Уилсоновской обсерваториях, которые еще недавно возглавлял Адамс. Действительно, коллизии не только между звездами, но даже между галактиками оказались новым классом явлений. На этом фоне теория дорогого доктора уже не кажется такой невероятной. Кто знает, кто знает… Нет, сейчас он не мог бы написать письмо в том же ключе, в каком написал его после первого прочтения «Миров в столкновениях». Он еще несколько раз прочитал книгу и… пришел к выводу, что свидетельствами древних вовсе не следует пренебрегать…
      Бэбкок, редкими репликами участвовавший в беседе, активно вмешался в нее, когда речь зашла об электромагнитных явлениях в космосе. Его сын – Гораций недавно открыл звезду с очень напряженным магнитным полем. Но, что совершенно удивительно, это поле не постоянное, как должно было бы 5ыть по логике вещей, а переменное. Представляете себе: у звезды переменное магнитное поле!
      Великовский задумался. Казалось, он хотел найти объяснение этого странного явления в листьях покачивающейся за окном пальмы. Вдруг он широко улыбнулся и сказал:
      – Надо полагать, что, вращаясь, звезда подставляет наблюдателю попеременно свои полюса, что создает эффект переменного магнитного поля.
      – Именно к такому заключению мы с Горацием сейчас пришли, – радостно ответил Бэбкок.
      Визит затянулся. Великовский почувствовал себя неловко и несколько раз порывался уйти. Он боялся утомить пожилых людей. Но хозяева долго не отпускали его, явно наслаждаясь беседой.
      Проводив Великовского, Адамс и Бэбкок вернулись в студию.
      – Удивительный человек! – произнес Адамс.
      – Действительно, он обволакивает своим обаянием.
      – Я говорю не об этом. Мне трудно сформулировать мысль. Если я скажу, что он – энциклопедист, это ничего не объяснит, даже не потому, что он знает больше всех французских энциклопедистов вместе взятых. Речь идет не об этом. Какое-то есть качество в нем, которое я не могу сформулировать…
      – Всеобъемлемость, – задумчиво произнес Бэбкок.
      – Что ты сказал?
      – Всеобъемлемость. Каким-то образом ему открывается взаимосвязь явлений и событий. Вселенная неделима. Именно так она открывается ему.
      – Да, похоже…
      – Ты заметил, как мгновенно он объяснил природу переменного магнитного поля звезды? Мы пришли к этому после тщательного анализа наблюдений и длительных раздумий. Мы, астрофизики… А ведь он – врач, не работавший в обсерватории ни единой минуты. Нет, Вальтер, простым понятием «гений» этого не объяснишь.
      – Да, это ты хорошо придумал – Всеобъемлемость. Это более емко, чем универсальность. Не знаю, правильна ли его теория, но он начал новый этап в современной науке – универсальность знания, полученного на основе изучения всех дисциплин. За этим – будущее науки.
      Возвращались Великовские через Сан-Франциско. Обиспо, Рино, Уиннемакка, Шайен, Норт-Платт… Великовские открывали Америку для себя. За широким окном туристского вагона субтропическая весна быстро исчезла в глубоких снегах, сопровождавших их почти до самого Орора.
      В Чикаго Великовский вышел на перрон немного размяться. На раскладке газетного киоска он случайно заметил книгу «Века в хаосе». Он тут же купил ее и, войдя в вагон, с шутливой торжественностью преподнес Элишеве.
 

36. «ВЕКА В ХАОСЕ»

 
      Изложить содержание «Веков в хаосе» значительно труднее, чем пересказать «Миры в столкновениях». Сам Великовский пишет, что книга построена как детектив. «Это не описательная история в привычном смысле слова. Это последовательность глав, каждая из которых, как судебное разбирательство, на котором свидетели призываются показать, что старые концепции не имеют ценности, и засвидетельствовать точность новых концепций древней истории». Великовский понимал, какой ураган вызовет его книга среди историков. Еще больший, чем «Миры в столкновениях» – в среде астрономов.
      «Попытка радикальной реконструкции древнего мира, основанная на рассмотрении многих народов и царств – сама по себе беспрецедентная – встретит резкую цензуру тех, кто в своем преподавании и написанных трудах уже глубоко увяз в старых исторических концепциях. И многие из тех, кто следуют авторитетам, выразят свое неверие в то, что истина так долго могла оставаться необнаруженной, из чего они сделают заключение, что это не может быть истиной».
      Великовский предлагает читателю представить себе, какой хаос возник бы, если бы события в Англии, датируемые 1941 годом в Европе и Америке, на Британских островах датировались бы 1341 годом. Черчилль прибыл бы в Америку до открытия ее Колумбом. Затем должен был бы появиться другой Черчилль, который приехал бы через 600 лет и т. д. «Древняя история искажена именно таким образом. По причине разрыва в синхронности многие фигуры исторической сцены являются «привидениями» или «половинами» и «двойниками». События часто дублированы: сражения – это тени; многие обращения – копии, даже некоторые империи -фантомы».
      Первая задача, которую поставил перед собой Великовский. – найти связь между египетской и еврейской историей, между историей народов-соседей.
      Египетский жрец Манефон (III век до н. э.) был первым, кто считал, что гиксосы – это евреи. Затем версию Манефона повторяли отцы христианской церкви, то ли веря всерьез, то ли желая верить этой версии. Все они противоречили самим себе, так как восстание Моисея у них возникало в произвольное время, «…современные ученые, – пишет Великовский, – вероятно, не всегда замечали, что они повторяют старые противоречия». До настоящего времени историческая наука не могла установить времени Исхода евреев из Египта. На основании Библии установить это время довольно просто. Но ученые не принимали библейских данных всерьез, так как в египетских источниках того времени нет упоминания ни о евреях, ни об Исходе.
      Великовский приводит многочисленные, но ни на чем не основанные теории времени Исхода и показывает их несостоятельность, так как по некоторым из них, вместо 40 лет, указанных в Библии, евреи скитались по пустыне двести лет, по другим – вместо 440 лет от Исхода до первого царя, Саула, у них получается только сто лет.
      «Библейская история не преподносит Исход из Египта как злободневное событие, а как происшествие, сопровождавшееся насильственными явлениями природы». Одни ученые считали историю о «казнях египетских» просто красочным рассказом, не имеющим никакого реального основания. Другие – пытались найти естественные объяснения «казней». «Сотни лет тысячи ученых обсуждали историю о «казнях».
      Религиозные – не задавали вопросов; просвещенные – защищали повествование, доказывая, что чудеса – всего лишь обычные феномены; критически настроенные – отвергали историю, объясняя ее как миф относительно позднего происхождения».
      Дальше Библия описывает бегство евреев в ночи, когда небо было окутано густыми облаками, извергающими молнии, в ураганный ветер. Гигантская волна – стена воды – поднялась, когда евреи подошли к морю. Посуху они перешли на другой берег. Их преследователи на боевых колесницах, во главе с фараоном погибли в пучине, когда внезапно хлынула вода. К этой истории отношение науки было таким же, как и к предыдущей. Следующее описание Библии – столб дыма днем и столб огня ночью, который все время вел за собой по пустыне на восток освободившихся евреев – вызывал такое же отношение историков.
      В лучшем случае высказывалось мнение, что гора Синай – вулкан, и именно дым этого вулкана днем и огонь ночью были тем самым «столбом», о котором пишет Библия. Но это объяснение вызвало бурную оппозицию теологических кругов.
      Английский историк возражал им и настаивал на своей версии. Он считал, что библейский Мицраим – это вовсе не Египет, а какое-то царство на Синайском полуострове, что евреи Исхода перешли Акабский залив и пришли к берегам Аравии, что гора Синай – это бывший активный вулкан на Аравийском полуострове. После смерти этого историка была опубликована его книга, в которой он раскаивался в своих ошибочных представлениях о физических силах во время Исхода. Тем не менее .его теория была подхвачена другими учеными.
      Тщательно анализируя текст Библии, Великовский показывает, что здесь описывается не извержение вулкана, а глобальная катастрофа, охватившая землю, море и небо.
      «В суде истории, – пишет Великовский, – приговор будет зависеть от последующего показания и его проверки перекрестным допросом». Неужели, если действительно имела место огромная катастрофа, оставившая такой глубокий след в Святом писании и других еврейских письменах, об этом нет сообщений в египетских документах?
      Неизвестно, при каких обстоятельствах был найден папирус, содержащий рассказ Ипувера. Согласно версии его первого владельца (Анастази), он был найден в Мемфисе, что, вероятно, значит – в окрестностях пирамид в Саккара. В 1828 году папирус был приобретен Лейденским музеем в Голландии. Великовский детально описывает историю переводов и интерпретации папируса. Он критикует эти интерпретации и просто цитирует текст папируса, параллельно приводя отдельные фразы и целые абзацы из Книги Исхода – второй книги Библии.
      Параллельное цитирование двух источников и анализ их содержания занимают двадцать страниц «Веков в хаосе». Все десять «казней» в обоих источниках описаны почти в одинаковых выражениях. По мнению всех специалистов, папирус мог быть написан в конце Среднего царства в Египте.
      Великовский описывает раку, найденную в эль-Арише в шестидесятых годах прошлого века, находящуюся сейчас в музее в Исмаилии. «С момента обнаружения о монументе из эль-Ариша вспоминали только изредка. Его странный текст преимущественно считался мифологическим, хотя в нем названы цари, резиденции и географические места и описано нашествие иностранцев». Цитируя параллельно текст раки и Книги Исхода, Великовский показывает, что в обоих источниках описываются одни и те же события, в том числе гибель египтян во главе с фараоном, когда они преследовали евреев, уходивших за расступившееся море. «Но даже поразительное подобие – еще не идентификация. Предмет обоих сообщений мог бы считаться идентичным, только если можно было бы найти деталь в обеих версиях – в еврейской и египетской, которую нельзя считать случайной». После всех несчастий в резиденции его величества, – сообщает египетский источник, – фараон достиг места, называемого Пи-Хароти, и здесь погиб. Великовский цитирует переводчика этого текста, утверждающего, что географическое название Пи-Хароти не известно и нигде больше не встречается, и тут же приводит цитату из Библии (Исход, 14: 9): «И погнались египтяне за ними и настигли их, расположившихся у моря, все кони с колесницами фараона, и всадники его, и войско, у Пи-аХирота». «Пи-Хароти – это Пи-Хирот из еврейского текста. Это то же место. Странно заявление, что это наименование не встречается нигде, кроме надписи на раке». Имя фараона, погибшего в Пи-Хароти – Том, или Тоум. Интересно, что Пи-Том значит местопребывание Тома. Один из городов, построенных евреями-рабами для фараона-притеснителя, назывался Питом. У Манефона в дни фараона Тимамоса (или Тимайоса) небесный гнев пал на Египет, после чего в страну хлынули гиксосы. «Вопрос, задававшийся в течение столетий и даже тысячелетий, где находится море Исхода, может быть разрешен с помощью надписи на раке. На основании установленной идентификации в текстах, Пи-Хирот, где произошли события, был на пути из Мемфиса в Писопед».
      Хранящийся в ленинградском Эрмитаже папирус, рассказывает о тех же событиях, что и Лейденский. Только форма изложения другая. Вместо прошедшего времени рассказчик пользуется будущим, но речь идет о тех же катастрофах и бедствиях.
      «Каковы природа и размеры этой катастрофы, или серии катастроф, сопровождавшихся бедствиями, о которых мы сейчас имеем очень похожие библейские и египетские свидетельства?» «Ответ на этот вопрос включает не только исторические данные, но также исследования во многих других областях. Работа, содержащая результаты исследований гигантских катастроф в прошлом, предваряет эту книгу». (Речь идет о «Мирах в столкновениях»).
      Второй вопрос – когда произошел переворот в природе? Еврейская история отвечает: в дни Исхода. Что касается египетской истории, то следует выяснить, когда был написан папирус Ипувер. Великовский цитирует автора, считающего, что этот папирус был написан во времена XIX династии, но, судя по стилю и другим признакам, он – копия более древнего, относящегося ко времени Среднего царства.
      Поскольку в папирусе говорится о гражданской войне и нашествии из Азии, речь может идти о двух временах – о так называемом «темном веке», времени, разделяющем VI и XI династии (или Старое и Среднее царство), или о периоде гиксосов (между Средним и Новым царством). Великовский приводит дискуссию между учеными, изучавшими этот папирус, оставившую вопрос о времени описываемых в нем событий открытым. Черпая аргументы из дискуссии, Великовский доказывает, что папирус описывает события в конце Среднего царства, во времена нашествия гиксосов. Следовательно, есть отправные точки для истории двух народов – Израиля и Египта.
      Существуют физические свидетельства, указывающие на большие изменения в геологической структуре Египта в конце Среднего царства. Например, уровень Нила там, где он пересекает скалы, сейчас на семь с лишним метров ниже того, который был во времена Среднего царства.
      Великовский цитирует надпись царицы Хатшепсут (два или три поколения после освобождения Египта от гиксосов), говорящую о том, что гиксосы пришли в страну, когда она превратилась в руины, а пребывание чужеземцев усугубило разрушения.
      Во всех источниках в Лейденском и Ленинградском папирусе, на раке из эль-Ариша и на барельефе Хатшепсут – описывается одна и та же последовательность событий – серия катастроф, а вслед за ними – нашествие гиксосов.
      В различные времена одни авторы идентифицировали евреев с гиксосами (аму), другие писали, что евреи пришли в Египет во времена владычества гиксосов, а Исход произошел во время царствования фараона ХVIII династии. Подавляющее большинство историков считало, что все эти события произошли значительно позже, что евреи пришли в Египет во времена ХVIII династии, что периодом угнетения было царствование Рамзеса II из XIX династии, а Исход произошел в царствование его наследника -Мернепты.
      Заключение Великовского: «Евреи оставили Египет в разгар гигантской природной катастрофы. Аму, которые вторглись в Египет и стали хозяевами страны немедленно после этого, безусловно, не были евреями. В преданиях евреи точно связывают свой Исход из Египта с днем, когда земля, небо и море взорвались в ярости и разрушении, но не знают ничего о своем приходе в Египет в дни катаклизм».
      Если предположения о времени Исхода верны, то эти события произошли за несколько дней или недель до вторжения гиксосов. Кто же они такие?
      Одни ученые считали, что гиксосы – это племена арийской расы, другие полагали, что это скифы, третьи, следуя Манефону, доказывали, что это евреи. Не зная, откуда пришли гиксосы и противореча самому себе, Манефон написал: «некоторые говорили, что они арабы». В старой египетской литературе гиксосов называют «аму».
      Общим для этих людей был дух разрушения. Во время своего владычества они не создали никаких исторических ценностей, памятников искусства или литературы. В Библии нет сведений о том, что произошло в Египте после Исхода. Папирус Ипувер свидетельствует, что вторжение в Египет не встретило сопротивления, что ужасы не ограничились десятью бедствиями, так как оккупанты оказались еще большим бедствием, чем катастрофы в природе. Они разрушили то немногое, что уцелело во время катастрофы, они убивали людей, насиловали женщин. Они ограбили святыни и гробницы…
      При сравнении папируса с Книгой Исхода становится ясно, что одиннадцатая «казнь» произошла уже после того, как евреи покинули Египет. В природе еще продолжались перевороты, когда аму наводнили Египет. Как свидетельствует папирус, оккупанты пришли из Азии. Евреи же направились в Азию. Оба материка – Азия и Африка – связаны относительно небольшим треугольным куском земли. Велика вероятность того, что евреи, идущие в Азию, и аму, идущие оттуда, встретились. И они действительно встретились! Еще до прихода к горе Синай евреи столкнулись и вступили в бой с амалекитами. Победа под Рефедим над несметным множеством врагов досталась исраэлитам после того, как они были близки к гибели. Это был первый бой евреев с амалекитами. Евреи продолжали свой путь, а племена из пустыни, передвигаясь большими группами, завоевывали земли в Сирии и в Египте, нападая, в основном, по ночам и не вступая в открытый бой с регулярным войском.
      Евреи, страдающие от недостатка воды в пустыне, также подвергались пиратским налетам банд амалекитов. Помимо непосредственного зла, эти налеты оказались причиной еще больших бед и лишений для евреев. Слух о расступившемся море распространился среди аборигенов, и они не оказывали сопротивления исраэлитам.
      Но страх исчез, когда они узнали, что амалекиты атаковали евреев. Южный доступ в Ханаан был закрыт для сынов Израиля. Двенадцать разведчиков, вернувшихся из Ханаана, сообщили, что амалекиты направились в «южную страну», то есть, в Египет.
      «Если гиксосы пришли из Аравии, не могут ли какие-нибудь доказательства этого факта быть обнаружены также в арабских источниках?» Великовский сравнивает египетские, еврейские и арабские данные. Согласно двум последним, амалекиты были древним арабским племенем, доминировавшим на Аравийском полуострове. Арабские предания рассказывают о страшной волне, внезапно обрушившейся на полуостров, о землетрясении неслыханной силы, о том, что амалекиты нарушили нормы поведения на священной территории и Бог наслал на них мельчайших муравьев, что вынудило их оставить Мекку. Их преследовал голод. Скот погибал от засухи. Об этих же признаках божьего гнева и о «сладких облаках» рассказывают другие арабские предания. В Мекке погибло множество людей. В течение одной ночи страна была превращена в пустыню. Преследуемые стихийными бедствиями, амалекиты достигли берегов Красного моря.
      Одинаковое описание бедствий в Египте и в Аравии помогло Великовскому распознать, что эти явления произошли во время исхода евреев. Не только египтяне у Пи-аХирот, но также многие амалекиты и другие арабские племена (джоромиты, катан) погибли в большом количестве, когда море хлынуло на берег. Арабские историки не связали наводнения на берегах Красного моря и других бедствий с Исходом, поэтому не извратили эту историю, как часто поступали с другими библейскими историями.
      Ссылаясь на старинные предания, арабские историки сообщили, что во время происшедших в природе переворотов амалекиты завоевали Сирию и Египет.
      Великовский цитирует арабского историка Масуди: «Амалекиты вошли в Египет, разрушили многие монументы и памятники искусства». Это перекликается с цитатой Иосифа Флавия, которую приводит Манефон: «Гиксосы свирепо сжигали города, сметали храмы богов до основания и с дикой жестокостью относились к местному населению».
      У аравийского историка IX века Табари есть перечисление имен амалекитов, бывших египетскими фараонами. Сообщения о фараонах амалекитского происхождения содержатся в работах других арабских историков. Но реакция исторической науки на эти сообщения была отрицательной. Некоторые считали, что фараонов-амалекитов не было, поскольку в Египте не найдены надписи с их именами. Более радикальные историки считали, что вообще никаких амалекитов не было. «Предполагалось, что амалекиты не были известны египтянам. Гиксосы (аму) равно не были известны другим народам. Поэтому историческое существование одних или других ставилось под сомнение». Время, когда амалекиты-гиксосы владели Египтом, почти не освещено историей. Но исраэлиты знали, что после их исхода Египет постигло большее бедствие, чем десять предыдущих, – оккупация амалекитами.
      Проанализировав ивритское слово и фразу, Великовский показывает, как в перевод псалма закралась ошибка, и вместо «нашествия царей-пастухов» (малкейроим) писали «послал злых ангелов» (малахей-раим). Придерживаясь рамок конвенциональной хронологии, нельзя было объяснить, почему в книгах «Иошуа» и «Судьи», описывающих более, чем четырехсотлетний период, нет упоминания о египетском владении Ханааном или даже намеков на военные экспедиции, возглавляемые фараонами. Ведь, согласно этой хронологии, Палестина в ту пору была зависима от Египта. Согласно хронологии Великовского, в этот период в Египте находились амалекиты-гиксосы, представлявшие наибольшую военную силу. В Библии, описывающей этот же четырехсотлетний период, есть масса сведений об амалекитах, правивших Египтом и Аравией.
      Согласно Библии, первым амалекитским фараоном был Агог I, а последним, спустя 400 лет, Агог II – современник царя Саула. В египетской истории первым фараоном периода гиксосов был Апоп I, а последним, – спустя 400 лет – Апоп II. Cравнивая написание ивритских букв «гимель» (Г) и «пей» (П) с соответствующим египетским иероглифом, Великовский показывает, что речь идет в двух историях об одних и тех же лицах…
      «Время скитаний в пустыне сорок лет; время Судей оценивается… в общем, в четыре сотни лет. Темные века на Ближнем Востоке продолжались до тех пор, пока продолжалось владычество амалекитов. Вероятно, исраэлиты были единственным народом, который непрерывно воевал за свою независимость против амалекитов и союзных им племен, и, благодаря своему сопротивлению, они защитили также приморские города Тир и Сидон. Но до тех пор, пока амалекиты правили северной Африкой и Аравией, истинная независимость исраэлитов была обречена на провал».