Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Математика любви

ModernLib.Net / Современные любовные романы / Дарвин Эмма / Математика любви - Чтение (стр. 15)
Автор: Дарвин Эмма
Жанр: Современные любовные романы

 

 


– Получается, вы не рисовали?

– А, вы имеете в виду тот предлог, которым я «угостила» Хетти за обедом? – Она вытащила из-за спины шляпку, которая изрядно помялась о спинку кресла. – Ну вот, она безнадежно испорчена. Я знаю, вы не будете чувствовать себя оскорбленным, если я скажу, что даже не брала карандаш в руки. Вы не знаете, Джордж вернулся?

– Да, примерно… Словом, уже некоторое время. – Она кивнула, но не сделала даже попытки подняться. – Мы ужинаем в шесть часов.

– И очевидно, это совсем не радует моего дражайшего зятя! – Она вздохнула и провела рукавом по лбу, оставив на нем следы пыли. – Полагаю, Хетти сказала бы, что я должна пойти переодеться.

– У нас еще есть время, – откликнулся я, взглянув на свои часы.

– Хорошо. – Она снова вздохнула и в упор принялась рассматривать маленькие зеленые яблоки на соседнем дереве. – Майор, я должна попросить вас кое о чем, и, надеюсь, вы… вы не подумаете… что… то есть… – Голос у нее сорвался.

Спустя мгновение я осторожно произнес:

– Наверное, будет лучше, если вы просто объясните мне, в чем дело.

– Да, конечно. Майор, я боюсь, что… В общем, с того времени, как Хетти нездоровится, Джордж стал искать утешения… в другом месте.

Я не стал делать вид, что не понимаю ее.

– Что заставляет вас думать так? Она медленно протянула:

– Честно говоря, я не уверена. Но с тех пор как мы переехали сюда, он стал бывать в городе намного чаще, чем можно было бы ожидать. А когда возвращается… его одежда пребывает в некотором беспорядке, я бы сказала. Это из разряда тех вещей, которые я не могла не заметить. Обычно он тщательно следит за своим видом.

– Полагаю, вы правы. – Я раздумывал над ее словами, одновременно прикидывая, что мне удастся обнаружить и о чем я смогу сообщить ей. – Я знаком с ним недостаточно хорошо, чтобы делать далеко идущие выводы. Так чего же вы хотите от меня? Он – хозяин этого дома, но… если я могу быть чем-то вам полезен…

– Ни за что на свете я не стала бы просить вас обмануть его доверие, если вы его заслужили…

– Я не являюсь его конфидентом, если вы это имеете в виду.

– …но я очень люблю Хетти и подумала… я не знаю, право. Я многое бы отдала за то, чтобы увериться, что ошибаюсь. Я бы не хотела показаться навязчивой, тем более вмешиваться не в свое дело… но я не могу оставаться в стороне и смотреть, как кто-то заставляет Хетти страдать. А ведь она может… Я не слишком разбираюсь в подобных вещах… Она может даже заболеть…

– Понимаю вас, – сказал я, в упор глядя на нее. – Я сделаю все, что смогу. И надеюсь, что смогу рассеять ваши сомнения.

– Благодарю вас, – отозвалась мисс Дурвард. Некоторое время она хранила молчание, водя пальцем по металлическим узорам стола, за которым мы сидели. – Знаете, я думаю, что ни за что на свете не выйду замуж! И мне почему-то нисколечко не жаль себя, хотя мать и Хетти сочувствуют мне. – Должно быть, на лице у меня отразилось недоумение. – Как бы Джордж ни пренебрегал ею, Хетти не может чувствовать себя свободной. Она обязана вести хозяйство и… подчиняться ему во всем, выполнять все его требования. А если таково будет его желание, то девять месяцев в году она будет пребывать в интересном положении, по окончании которого подвергнется смертельной опасности. Вспомните его первую супругу!

– Мне известно, что ваша сестра и Барклай заключили соглашение… В общем, короче говоря, она возжелала утвердиться. Так что речь о страстной привязанности не шла, – заключил я. – Но, мне кажется, вы к нему не совсем справедливы. Он заботится о вашей сестре и с любовью отзывается о Томе.

– О да, – ответила она, – и если мои подозрения окажутся необоснованными, в чем я от всей души уповаю на Господа нашего, то мне не в чем будет его упрекнуть. Подумать только, и это… Хетти ожидает такая жизнь, которую я ясно себе представляю… И это называется счастливым браком! Можно ли удивляться тому, что я отнюдь не горю желанием вступить в него сама?

– Вероятно, нет, – задумчиво протянул я, поскольку мне до сих пор не приходило в голову взглянуть на проблему с этой стороны. – Но ведь для женщины возможность иметь детей…

– Очевидно, вы правы, – сказала она, и внезапно лицо ее озарилось улыбкой. – Но быть теткой почти так же хорошо. И намного легче к тому же.

Я рассмеялся и снова взглянул на часы.

– По-моему, нам пора в дом. – Я нащупал рукой тросточку, с помощью которой поднялся на ноги. – Кстати, вы получали известия о Томе в последнее время?

– Да, естественно. Мать пишет, что он только и делает, что играет в гвардейцев, обороняющих замок Огмонт. – Мы пригнулись, проходя под низко нависшими ветвями яблони, и вышли на посыпанную гравием парковую дорожку. – Одна из служанок подала на него жалобу после того, как он, захлопывая заднюю дверь, прищемил ей палец. Понимаете, он тогда изображал капитана МакДоннелла, атакующего французскую пехоту.

– Охотно представляю, – сказал я. – Потери были серьезными?

– После того как вызвали хирурга и он облегчил боль, Тома убедили в том, что ему следует извиниться. А бедную девушку, в свою очередь, убедили забрать жалобу. Мать пишет, что испытала нешуточное облегчение, поскольку найти слуг в Чешире нелегко. На мануфактурах платят лучше, когда там есть работа, да и свободного времени у девушек намного больше, чем когда они работают прислугой.

– Больше свободы, – заметил я, – но меньше уверенности в завтрашнем дне.

В эту минуту на террасу вышла миссис Барклай, и в знак приветствия Люси замахала блином, в который превратилась ее шляпка.


Ночью разразилась гроза. Гром гремел так, что казалось, будто небеса готовы обрушиться на землю. В промежутках между раскатами за окном полыхали яростные вспышки молнии, и я от страха вжималась в кровать. Мне отчаянно хотелось, чтобы между мной и грозой было нечто более существенное, чем тоненькая простыня, холодная и влажная. На улице, создавалось впечатление, грохотала орудийная канонада, а при вспышках молнии вокруг сначала становилось светло, как днем, а потом темно, хоть глаз выколи. Но даже когда я закрывала глаза, свет проникал сквозь веки, только красный, как кровь, и мне по-прежнему было страшно.

Еще одна череда вспышек, и вдруг рядом с моей кроватью возникла маленькая фигурка с белыми волосами и темным лицом.

Похоже, он меня не видел. А потом на нас в очередной раз обрушилась темнота.

Кто-то потянул простыню на себя, и, дрожа от страха, я догадалась, что это Сесил. От него по-прежнему пахло теплой землей.

– Анна…

– Что?

– Мне это не нравится.

Я перевернулась на бок и приподняла край простыни.

– Мне тоже. Залезай сюда. Я принесу одеяло.

Он забрался в постель, а я вытащила одеяло из нижнего отделения платяного шкафа и бросила его на кровать. Оно было теплым и плотным. Потом я улеглась рядом с ним. Он свернулся клубочком и прижался ко мне спиной, я обняла его, и в эту секунду снова сверкнула молния. На этот раз пауза перед раскатом грома была короче, но дождя почему-то не было, просто раскаты жаркого сухого грома и холодные, беспощадные вспышки молний. Спустя какое-то время я почувствовала, как по щеке Сесила скользнула слеза и скатилась мне на руку.

– Не надо плакать, все в порядке, – сказала я, хотя и мне было страшно.

Я до сих пор боюсь грозы, но, по крайней мере, когда я была маленькой, мне не нужно было брести многие мили по темному дому, чтобы найти кого-нибудь из взрослых, кто мог бы обнять меня и прижать к себе. Иногда взрослых бывало двое, и я даже могла попытаться представить себе, что один из них – мой отец. А сейчас я говорила Сесилу те самые слова, что когда-то слышала от матери:

– Не бойся, гроза не причинит тебе вреда. Не плачь, я здесь, рядом. Все хорошо, я тебя не брошу. Я тебя не брошу, малыш.

Проснувшись утром, я не могла поверить, что ночью творились такие страсти. И только Сесила можно было счесть веским доказательством того, что все это мне не приснилось. Он лежал, по-прежнему свернувшись клубочком, сунув в рот большой палец, и его ресницы казались ослепительно светлыми по контрасту с загорелыми щеками.

Пошевелившись, я нечаянно разбудила его, и он пробормотал спросонья:

– Сюзанна?

– Это я, Анна, – сказала я. – Просыпайся, Сие, пора вставать.

– Был гром, – прошептал он.

Внезапно он сел на постели, проснувшись окончательно, и быстро соскользнул на пол. Простыня и одеяло упали вместе с ним, и по ногам у меня потянуло сквозняком.

– Да, но теперь он ушел, – ответила я и тоже встала.

– Анна! – послышался голос Белль. – Ради всего святого, что происходит?

Я принялась судорожно поправлять ночную рубашку. Она появилась в дверях, одетая в несвежий, застиранный халат грязно-розового цвета. На меня пахнуло перегаром.

– Сесил испугался грома. Вот он и пришел ко мне.

– Ты очень непослушный мальчик, – заявила она, подступая ближе, и я заметила, что глаза у нее в красных прожилках, а изо рта отвратительно пахнет кислым и вонючим перегаром после вчерашней выпивки. Руки у нее дрожали по-прежнему, и она покачивалась, как если бы дело было не только в спиртном.

Сесил оказался недостаточно быстрым, чтобы удрать, и стоял, прижавшись к стене и глядя на нее, как кролик на удава.

– Ты плохой мальчик. Немедленно ступай вниз и больше не смей так делать! Ты очень плохой мальчик!

– Нет, он не виноват! – возразила я. Теперь я закрывала Сесила собой, а между нами и Белль оказалась кровать. – Он просто испугался! Любой может испугаться грозы, особенно если он маленький. Он испугался и прошел через весь дом в темноте, чтобы найти меня. Я думаю, он поступил очень храбро. И он пойдет вниз только тогда, когда сам захочет. И еще я намерена искупать его! Кто-то должен сделать для него хотя бы это!

Воцарилась тишина. Потом Белль прошипела:

– Ну, ну, какая пламенная речь, моя девочка! А тебе не приходило в голову, что это мой дом и что я глава семьи? Говорю тебе, только я, и больше никто другой, решаю, что должно произойти здесь.

– Не тогда, когда это отвратительно по отношению к тому, кто намного меньше вас. Этого не произойдет никогда! – Я протянула руку к мальчугану позади себя. – И это не ваш дом. Это дом Рея. Пойдем, Сие, наберем для тебя ванну.

Он буквально приклеился ко мне, пока мы шли через комнату, и не сделал попытки отстать или вообще остаться. Я надеялась, что он не чувствует, как я дрожу.

– Не надейся, будто я не понимаю, что ты затеяла, девочка моя! – прокаркала Белль, когда мы проходили мимо, и я почувствовала, как Сесил в страхе сильнее вцепился в мою руку. Но между ним и ею была я, и находились мы от старухи в нескольких шагах. – Твоя мать рассказала Рею о том, что ты за штучка. Никакого представления о том, что хорошо, а что плохо, ты, глупая маленькая шлюха. А теперь ты пытаешься отравить его ум подозрениями по отношению к Рею и ко мне. Назло мне!

Я затащила Сесила в ванную и с грохотом захлопнула дверь. Заскочив в душевую кабинку, которой я обычно пользовалась, я заперла и ее.

– Я буду сейчас принимать ванну? – поинтересовался он, глядя на меня широко раскрытыми глазами.

То, что сказала Белль, было неправдой. Но что подумает Рей?

– Может быть, но не сегодня, – ответила я. – Вероятно, нам следует подождать, пока дядя Рей скажет, что тебя можно купать в ванне.

– Но я хочу искупаться сейчас, – взмолился он. – Пожалуйста, Анна, могу я принять ванну? Сюзанна иногда купала меня, кругом были одни пузырьки. Я строил из них замки. Анна, пожалуйста!

А почему бы и нет? То, что сказала Белль, неправда. Она ошибалась. Все было совсем не так. Я знала это, и Сесил узнает, хотя, как я надеялась, никто его не будет спрашивать. И уж конечно, Рей не подумает так, если он вообще обращает на меня внимание, хотя бы немного. А Сесилу и вправду нужна ванна.

Я набрала ему самую большую, самую глубокую ванну с пузырьками, которую когда-либо видела в своей жизни. Когда я сняла с него футболку, на плече у него обнаружился свежий синяк, как если бы он упал с дерева или что-нибудь в этом роде. Потом я помогла ему залезть в ванну и дала ему мыльницу, чтобы он играл с ней, и еще две мочалки из фланелевой ткани и две палочки от леденцов, которые нашла в углу, и пластиковый контейнер из-под моей пленки. Я оставила его резвиться, пока мылась и переодевалась сама. Когда я вернулась, мыльница плыла по туннелю в пенной стене, на ней стоял мой пластиковый контейнер из-под пленки, в который он воткнул две палочки от леденцов. Сам же Сесил двигал коленями, создавая волны, не очень, впрочем, большие, чтобы не потопить импровизированный кораблик, и визжал от восторга.

Я вымыла ему волосы и помогла вылезти из ванны, хотя ему страшно не хотелось этого. Когда он обсох, я расчесала ему волосы своей расческой, одолжила одну из своих чистых футболок и наклонилась, чтобы вытащить пробку из ванны.

И внезапно он исчез. Мне показалось, что я расслышала топот маленьких босых ног по лестнице, но не была уверена в этом. Белль тоже нигде не было слышно. Такое ощущение, что Сесил устал от меня, ему надоело мое общество и он просто вышел за дверь и растворился в воздухе.

Я застелила постель, разложила свои вещи и спустилась в кухню, чтобы перекусить. Сесила не было и там. Под столом валялись палочки от леденцов, скрепленные клейкой лентой в форме треугольника или, может, пирамиды. Мне стало интересно, что это он задумал.

Затем я услышала стук входной двери, звуки шагов взрослого человека и внезапно вспомнила все, что наговорила мне Белль. А ведь всего несколько дней назад она заявила, что хочет начать все заново. Принять меня в свою семью. Кажется, это было так давно: я сидела на диване и размышляла, хочется ли мне становиться членом семьи, при условии, что этого захочет и Рей. Мне вспомнилась книга «Дети вокзала». Мне следовало бы знать, что ничего и никогда не выходит так, как хочется и как мечтается.

Я потерла нос тыльной стороной ладони, выскользнула из кухни через заднюю дверь и направилась к конюшне. В уголках глаз у меня закипали слезы.

Но на улице было так жарко, что к тому времени, когда я закрыла за собой калитку в заборе, слезы мои остыли и высохли. Я подумала о тех давних временах, когда забора здесь не было. Дом, конюшня, двор кишели слугами, лошадьми и собаками, работниками на полях, коровами и овцами. А среди них ходил Стивен и сознавал, что все это принадлежит ему: и люди, и животные, и земля, и постройки. Теперь-то я знала, что он был сиротой и солдатом – не имеющий крыши над головой, вечный скиталец, вежливый, обходительный, не испытывающий ни к кому привязанности, всегда стремящийся вперед, не задерживающийся надолго на одном месте. У него, в отличие от меня, не было даже матери, не было ни единого человека, которого он мог бы назвать родным. А вот у Люси Дурвард было все – большая семья, сестра, племянник и так далее, сидящие вокруг камина и слушающие занимательные истории. У него не было никого. Интересно, что он чувствовал, неожиданно превратившись в землевладельца, глядя по сторонам и зная, что отныне все это принадлежит ему: земля под ногами, поля и луга, дома из камня и дерева, пшеница и деревья? Что он при этом ощущал? Каково это: иметь место, которое можно назвать своим домом, которое принадлежит тебе и которому принадлежишь ты? Что касается меня, то я просто не могла представить себе, что когда-нибудь и где-нибудь буду чувствовать себя как дома.

Окажись Стивен сейчас здесь, рядом со мной, я, честно говоря, не была уверена, что у меня хватило бы духу расспросить его об этом.

Тео и Эва работали в студии, и повсюду валялись раскрытые папки. Эва опять надела свой халат с драконами.

– А, Анна, доброе утро, – приветствовал меня Тео.

– Я не была уверена, что понадоблюсь вам сегодня, вот и решила зайти узнать, – промямлила я.

– Какая сознательность. Готова работать даже по субботам! – шутливо воскликнула Эва. – Прошу прощения, мне следовало предупредить тебя, что по уик-эндам мы стараемся не работать. Когда работаешь дома, можно очень легко увлечься и позволить работе захватить тебя целиком. Но что же ты стоишь на пороге? Входи, сейчас будем пить кофе.

Эва поднялась наверх, чтобы переодеться, а Тео уселся на диван и закурил. Я уже знала, как управляться с кофеваркой, поэтому занялась приготовлением кофе.

– Вы слышали, какая сегодня ночью была гроза? – обратилась я к нему, включая таймер.

– Для Англии гроза была просто замечательной. Хотя и без дождя.

– Лучше бы был. Ненавижу такую погоду, серую и душную.

– Точно.

Когда я поставила кофе на низенький столик, он погасил окурок.

– Хочешь, сегодня утром напечатаем какой-нибудь из твоих негативов?

– Я думала, что по субботам вы не работаете! – удивилась я.

– Так это не работа. Мы с Эвой как раз говорили о книге и подбирали для нее материал, когда ты пришла. Но это не срочно. Мне бы хотелось научить тебя печатать фотографии.

– А мне бы хотелось научиться! – заявила я и положила ложечку сахара в свой кофе.

Пленка моя уже высохла, распрямилась и тускло поблескивала в свете ламп. Когда я, следуя указаниям Тео, разрезала ее на кусочки и положила полоски на рабочий стол, их края слегка царапались, подобно крошечным ноготкам, касающимся чьей-то спины. Потом он помог мне сделать контактную страницу, и вот мои снимки лежат передо мной, не убегающие нескончаемой чередой, а рассортированные, сгруппированные и промаркированные, как если бы мы выстроили дом с окошками из мгновений прошлого.

– Какой из них ты хотела бы напечатать?

Когда смотришь на негативы вблизи, большинство из них выглядят просто неинтересными.

– Вот этот, может быть, первый мой снимок Холла? Он… он единственный похож на настоящую фотографию. Как будто сделан специально.

Он помог мне навести резкость, сделать индикаторную полоску и все остальное. Оставив меня смотреть на фотографию, помещенную в закрепитель, он подошел к выключателю, чтобы включить лампы дневного света.

– Ну что, ты все еще думаешь, что он похож на настоящую фотографию? – поинтересовался Тео.

– Ага. Я имею в виду… в общем, я знаю, что особенно смотреть тут не на что. Он какой-то неясный, смазанный. Но… в нем как будто есть некий смысл.

– Так всегда бывает с обрамлением.

– Но ведь он не вставлен в рамку.

– Деревья и забор образуют обрамление вокруг изображения Холла, внутри самой фотографии. Они говорят: «Смотрите! Вот перед вами образ чего-то, что имеет смысл, имеет право на существование. Чего-то важного». Сейчас мы с тобой говорим о композиции. Ну как, будем печатать дальше?

На этот раз он не ушел, а стоял и смотрел, что я делаю. Один раз он протянул руку и поправил фокусировочную рамку, когда я склонилась над листом бумаги, и я почувствовала, как мои волосы коснулись внутренней стороны его руки. Он молчал почти все время, пока я не положила фотографию в закрепитель.

– Это и есть тот мальчик, о котором ты говорила?

– Да, – ответила я, встретив взгляд Сесила, когда он посмотрел на нас с фотографии. Тени залегли у него на щеках и под глазами, так что, глядя на него в красном свете, я решила, что именно они делают его похожим на самого себя.

– Еще одну? – предложил Тео, когда Сесил оказался в промывке.

Я приподняла контактную страницу за уголок. Он встал у меня за плечом и взялся за другой угол. На мгновение я расслышала его дыхание, хриплое, слегка затрудненное, но ровное. Я ощутила его присутствие у себя за спиной, почувствовала тепло его дыхания на голом плече, чуточку более прохладное в том месте, где была бретелька от топа. Я чувствовала, как неслышно приподнимается и опускается его грудь, обдавая меня то теплом, то прохладой его дыхания. «Я ощутила его присутствие, – внезапно подумала я, – всего лишь слабый запах его присутствия».

– Как насчет вот этого? – предложил он, показывая на снимок, где была видна колонна и окно. Это был один из немногих негативов, которые не выглядели бледными, унылыми, серыми или запятнанными чернотой. – Давай посмотрим на него под увеличением.

У меня ничего не получалось. Когда становились видны все выщербинки и царапины на колонне, отражения в окне получались серыми и расплывчатыми – слишком мягкими, заметил Тео. Когда мы распечатали снимок на бумаге большей плотности, колонна превратилась в бледный столб с одного краю фотографии, зато стали отчетливо видны отражения и волны, и даже рябь на оконном стекле. И еще сквозь него было видно, что кто-то стоит в коридоре.

– Итак, – обратился ко мне Тео, – что важнее? Детали колонны – текстура, округлость – или же тени и отражения в стекле?

Мы попробовали напечатать снимок еще пару раз, так что потом, когда он включил лампы дневного света, у меня заболели и зачесались покрасневшие глаза.

– Болит голова? – спросил Тео.

– Немножко.

– Ты еще не привыкла к химикатам. Пока оставим эти фотографии в промывке, а ты отправляйся на улицу, подыши свежим воздухом.

– Хотите, чтобы я здесь все прибрала?

– Нет, я сам все уберу, а потом оставлю снимки сохнуть. Гроза разбудила тебя, и, наверное, больше заснуть не удалось?

– Вроде того. Я, вообще-то, не люблю грозу.

– Бедная Анна! Лучше пойди отдохни.

Я направилась к двери. Не успела я коснуться ручки, как снаружи раздался громкий стук. Я подпрыгнула на месте от неожиданности.

– Входите! – крикнул Тео.

– Как у вас дела? – поинтересовалась Эва, когда я открыла дверь. – Тео, если вы уже закончили, я нашла контракт, который ты хотел посмотреть. – Тео кивнул. Она повернулась, чтобы уйти, но потом снова оглянулась: – Да, звонил Криспин. Я пригласила его на ужин. Анна, ты не хочешь присоединиться к нам?

Я углубилась в лес. Солнце наконец-то проглянуло из-за туч, и мне не хотелось возвращаться в Холл. Я никого из них не хотела видеть. Тео дал мне еще одну катушку пленки НР-4 и даже помог зарядить ее в фотоаппарат, но глаза мои уже ничего не видели. Такое впечатление, что сегодня утром они видели слишком много. Собственно говоря, я и сама чувствовала себя не совсем живой. И у меня болела не только голова.

От конюшни шла и другая тропинка, не в сторону дороги. В общем, она вела в противоположную от Холла сторону. Деревья стояли стеной, но были они высокими и тонкими, как будто исхудавшими от постоянного стремления к свету. Зато тропинка была видна отчетливо, так что я могла не опасаться, что заблужусь, и спокойно направилась по ней, не оглядываясь назад. Земля под ногами была твердой, утоптанной, по обеим сторонам тропинки бугрились корни, над головой сплетались ветви, почти не пропуская света. Тропинка начала заворачивать влево, и я обратила внимание на то, что шум с дороги становится все слабее. А потом за деревьями я увидела холмы, вышла на опушку и оказалась на обрыве, поросшем травой. Внизу простирались поля цвета меда с черными контурами изгородей и раскидистыми одинокими деревьями, похожими на гигантов-охранников.

Солнце безжалостно пекло, и я присела на траву. Здесь она выросла достаточно высокой, к тому же пряталась в тени деревьев, так что не успела высохнуть. Ступни и лодыжки словно погрузились в прохладную воду, и мне показалось, будто солнце не стремится сжечь именно меня, оно просто существует само по себе, и все.

Было очень тихо, и в тишине ощущалось присутствие вещей и событий, которые еще не произошли, людей, которых вроде бы и не было, как будто в тени притаились ожидающие их укромные уголки. «Должно быть, Стивен тоже стоял здесь, – лениво подумала я, – стоял и смотрел на тугие колосья пшеницы и вслушивался в жужжание пчел». Я вспомнила, что он писал что-то об урожае, о том, что добился большего, чем даровала ему судьба, о том, что сделал добро из зла, – потому что ему больше не из чего было его сделать.


…Воздух был кристально чист, и лучи заходящего солнца только начали подсвечивать розовым и золотистым светом облака, зацепившиеся за вершины гор. И внезапно я понял, что, не сделав ни единого шага и не отсчитав ни секунды, я, тем не менее, оказался в другом мире, который существовал параллельно моему собственному…


Я представила себе то, о чем он писал – что он видел собственными глазами, – так ясно и живо, как если бы он сидел рядом со мной. Внезапно я поняла и то, что он имел в виду. Это было место, которого он никогда не видел ранее, какой-то другой мир, и тем не менее он чувствовал себя в безопасности, ничуть не боясь заблудиться и потеряться.

Спустя какое-то время я решила прилечь, так что мое лицо оказалось в окружении зеленых травинок, пахнущих лесом. Я смотрела, как вверх по стебельку карабкается муравей, а высоко надо мной, в синем небе, пролетает столь же крошечный самолет. Я ощущала умиротворение и какую-то внутреннюю чистоту и спокойствие. И так же, как и Стивен, я не боялась потеряться и заблудиться. Вокруг меня буйствовали ароматы, я слышала все, но при этом не спорила ни с кем, не принимала никаких решений, не злилась и не грустила. Не чувствовала я себя и опустошенной. Во мне жило лишь ощущение чистоты и спокойствия.


Во время одной из своих прогулок мисс Дурвард набрела на руины аббатства Камбре и за ужином выразила желание узнать побольше о том, как и когда возникли эти сооружения.

– Судя по останкам, я бы сказала, что они относительно новые – им не более ста лет. А вот сам фундамент выглядит очень древним.

– Без сомнения, рисунки зданий аббатства можно отыскать в какой-нибудь книге, – заметил я, потягивая бургундское. – Вероятно, что-нибудь можно найти и в лавке, в которой я купил для вас карту Ватерлоо.

– Замечательная мысль! – воскликнула миссис Барклай.

Состояние ее здоровья и настроение продолжали улучшаться. Мерцание свечей добавляло блеска ее глазам, а дневной свет, все еще проникавший в комнату сквозь высокие окна, окрашивал ее щеки нежным румянцем. Я вдруг понял, что могу восхищаться ею, не испытывая при этом ни малейшего сожаления и уколов ревности.

– Может быть, тебе стоит заглянуть туда, Джордж, когда будешь в городе в следующий раз?

– Охотно, – отозвался тот.

Пока дамы вставали из-за стола, чтобы перейти в гостиную, я рассказал ему, как найти лавку, и, вернувшись на следующий вечер, он уверил меня, что безо всякого труда нашел рекомендованное заведение.

– Вот твоя книга, Люси, – сказал он, вручая ей большой плоский пакет.

– Большое спасибо, Джордж, – воскликнула она и положила сверток на колени.

Мы сидели на террасе в ожидании, пока нас позовут ужинать, и я наблюдал за нетерпением, отразившимся на ее лице, пока она развязывала тесьму, обернутую вокруг пакета, и разворачивала коричневую бумагу.

– О да! – произнесла она и более не добавила ни слова. Миссис Барклай подалась к ней, чтобы взглянуть на книгу.

– Какая очаровательная вещичка! – заявила она. – Эти древние здания, они такие живописные! Все эти стрельчатые окна, каменные средники и плющ. А маленькие монахини… Вы только взгляните на их головные уборы! Но как безнравственно было со стороны… Как вы сказали, майор, кто разрушил их?

– Революционная армия.

– Как они могли так поступить? А ведь новые здания они пощадили, а выглядят те такими скучными и неинтересными!

– Джордж, вы обязаны сказать, сколько я должна вам за книгу, – обронила мисс Дурвард.

– О, ровным счетом ничего, дорогая моя Люси! Считайте это сувениром на память, – беззаботно откликнулся он. – А ваша типографская лавка – очень занятное местечко, Фэрхерст. Я рад, что Люси попросила меня заглянуть туда.

В тот вечер он выглядел каким-то экспансивным и даже несдержанным, и я заметил, что мисс Дурвард не сводила с него глаз даже после того, как слуги объявили, что ужин подан.

Позже, когда мы неспешно потягивали портвейн – Барклай заявил, что от бельгийского пива его клонит в сон, и в конце концов пристрастился к вину, – он сказал:

– Да, в самом деле замечательное место, этот ваш магазинчик гравюр и эстампов. Вы часто в нем бываете?

– Я приобрел там несколько безделушек. А в те времена, когда подвизался в роли гида, рекомендовал его своим клиентам.

– Понятно. Держу пари, они нашли то, что искали. И не только, – обронил он. – Они показали мне несколько чертовски симпатичных фотографий.

– Фотографий?

– Да, фотографий актрис. Я имею в виду не те дешевые раскрашенные рисунки, а несколько снимков настоящих актрис. В лавке больше никого не было, так что у хозяев было время продемонстрировать мне свою коллекцию. Я видел снимки и других молодых женщин.

– Понимаю, – ответил я и осушил бокал, чтобы скрыть обуревавшие меня чувства.

Дело было не только в Катрийн, которая не заслуживала подобного к себе отношения, равно как и ее коллеги. Тем не менее я не мог выразить свое возмущение из опасения, что у Барклая могут возникнуть подозрения, опровергать которые мне не хотелось. Не было у меня и желания вообще поддерживать разговор на эту тему, хотя я часто направлял джентльменов, холостых и женатых, в магазины, где они могли найти подобные картинки, и даже сообщал им адреса домов, где они могли живьем встретиться с дамами высшего света и полусвета. Мужчины состоят из плоти и крови, как я имел неосторожность написать однажды мисс Дурвард. С другой стороны, если Барклай намеревался довериться мне, я смогу узнать кое-что из того, о чем мы разговаривали с мисс Дурвард. Но я понимал, что тогда не смогу поделиться с ней полученными знаниями, этого не позволит моя честь и заодно чувство неловкости. Я увидел, как его рука потянулась к графину с вином, и поднялся, хотя и не так ловко, как хотелось бы, поскольку после перенесенной лихорадки я быстро уставал. И чем сильнее болела моя здоровая нога, тем острее ныла та, которой я лишился.

– Может быть, нам стоит присоединиться к дамам?

Моя хитрость удалась, и он отдернул руку.

– О да, как пожелаете.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31