На задворках Cовдепии

Давать бой еще можно, но и при этом нужно по возможности ограничиваться беспокоящими действиями. Какие возможны последствия победы банды над регулярным подразделением? Захват территории, уничтожение живой силы противника? Максимум, достижение психологического эффекта. Чеченцы в 1995 году оказались способными повлиять на воображение телезрителей, чего оказалось достаточно для достижения стратегической цели – победы в войне. Материальные потери россиян были незначительными (для кампаний российской армии), территориальных потерь не было совсем – федеральные войска наступали. Правда наступали на кого? Что было терять чеченцам? Их общество представляет собой объединение самодостаточных семей, каждая из которых состоит на самообеспечении, источники которого – вне Чечни, в той же России.

Как в таких условиях вести войну на уничтожение? На Балканах и в межэтнических столкновениях на Кавказе целью боевых действий было вытеснение всей биомассы противника из зоны конфликта (геноцид). Чеченцев можно вытеснить только в Россию…

Абсолютное большинство командиров подменяет действия разговорами на предмет того, чего еще им не хватает для достижения победы. Отсюда возникает такое универсальное понятие, как «измена». Реально существующую войну объявляют… «неправильной» (последний пример – Чечня) только потому, что она не отвечает чьим-то о ней представлением.

В СССР прижилась привычка спекулировать понятием «тотальность». Традиция большевиков требовала опираться на авторитет классиков. Так, Клаузевиц подменил Троцкого: «Война является продолжением политики». Современное общество, включая и чеченское, не способно к мобилизационным усилиям. В сущности, россияне мобилизовали намного больше, чем чеченцы. В войне имеют значения абсолютные цифры, сравнивают их. «Бог на стороне больших батальонов»(Наполеон Бонапарт).

Таким образом, задание достижения любых решительных целей в войне не стоит. Цель – продолжение состояния войны как можно дольше. Еще Мориц Саксонский утверждал: «хороший полководец может провоевать всю жизнь, так и не давая генерального боя». Нормальный феодальный процесс, который позволяет получить экстраординарные прибыли.

Ошибочно считать трофеи основным источником обогащения. Война не кормит ее рядовых участников. В войне заинтересованы «военные вожди» – наиболее сильные полевые командиры. Искать экономический фундамент этого процесса, занятие безнадежное. Что настораживает в кадровых военных? У них масса других проблем, кроме войны. Выслуга лет, пенсия, квартира. Война для них то же, что контора для чиновника. Субъектом войны и одновременно носителем победы может быть только тот, кто несет свою войну в себе. Такое личное отношение к ней является наиболее рациональным.

Повторю еще раз, что тактика партизанских действий – это, прежде всего, тактика отступления! Единственно возможной формой наступления являются тревожащие действия в форме огневых налетов. Таким образом позиция должна избираться с учетом недоступности для контратакующего противника (болото, ущелье, река). Только в исключительно благоприятных обстоятельствах возможен захват какой-либо легкодоступной цели. Штурмовой бой приводит к неизбежным потерям: один раненый сковывает до четырех, даже до восьми здоровых. За два-три таких боя подразделение численностью во взвод просто прекратит существование. По этой же причине захват планируется как можно более детально. В этом жанре есть определенные правила, среди них:

– Детальная разведка цели и подходов к ней.

– Маскировка собственных действий. Вообще, никогда нельзя допускать туземцев в расположение части! Об этом часто забывают, в виду их внешней приязни. Не верьте! Основная черта туземцев – коварство. Население пытается использовать парамилитарное формирование в качестве щита, если не защиты, то же пытаются делать с населением партизаны. В любом случае отношения далеки от идеальных. Население в Чечне даже хлеб продавало боевикам за деньги, и это при знаменитом горском гостеприимстве. Местные всегда готовы улучшить свои отношения с противником за счет чужаков. Основной «беспредел» начинается, как правило, уже по окончании боевых действий. «Наслаждайтесь войной – мир будет ужасен».

– Распределение ролей, знание участниками своих обязанностей.

– Подготовка снаряжения, в том числе штурмовых средств для преодоления препятствий. Тех же лестниц.

– Огневой налет и собственно штурм происходит с двух разных направлений так, чтобы огонь стрелкового оружия не велся через головы своих. Я скептически отношусь к двусторонним охватам – всегда остается риск «воевать» друг с другом. В партизанский войне фланги абсолютного большинства позиций остаются открытыми, и тот, кому хватит ум найти такой фланг, получает реальный шанс на победу. Классические «Канны» являются навязчивой идеей, порождением германской военной мысли.

– Отсутствие связи и командования – неотъемлемый спутник боя. Любой план существует до того момента, пока не начнет приводиться в действие. Любая серьезная координация усилий полностью независимых полевых командиров невозможна. Во многих случаях наличие связи делает вас только более уязвимым (зависимым). От соседних «братских» формирований можно ожидать только неприятностей.

– В штурмовом бою все решается индивидуальным мастерством личного состава и слаженностью действий секций. Потому подготовке должно уделяться постоянное внимание. Муштра позволяет заполнить время вынужденной праздности, также она делает навыки людей однообразными. Никакого рейнджерства, никакого суперменства!

Этому последнему обстоятельству надлежит уделять особенное внимание. Ограниченную ценность имеют и попытки передавать кому-нибудь собственный военный опыт. Лапидарно эта проблема выложена у Лоуренса в «Семи столпах мудрости» (инструкции для английских офицеров-советников в арабских формированиях, опубликованная мной в первой части книги):

– Лучше пусть арабы сделают что-либо плохо, но сами, чем мы хорошо, но за них.

– Никогда не указывайте публично арабским вождям что и как нужно делать.

– Действуйте тайно, имея целью утверждение авторитета вождя, которому служите.

– В конце концов, это их война.

Невозможно сравнивать себя с гарнизоном Гибралтара и подражать известному приказу – «защищать обезьян до последнего англичанина». Туземцы, даже наилучшие из них, являются ничем большим, чем скопищем индивидуальных бойцов. Только длительная практика позволяет чеченцам согласованно действовать в звене «взвод», реже – «рота». Абсолютное большинство банд не имеет espirit du corp. Хотите поссорить бригадных, дайте им поделить что-либо ценное. «Они точно не знают, за что воюют. Только мы знаем, что воюем ни за что. И это почетно – защищать пустоту и умереть за нее» – таким должен быть лозунг современного парамилитарного формирования. Сформируйте батальон и Вы победите!

«THERE BLOCKS WARS»

Вооруженное восстание, партизанская война, терроризм долго оставались внебрачными детьми военного искусства. Сегодня появилась возможным поговорить о субкультуре, которая подпитывает эти явления, и лежит в основе собственно военных их проявлений. Непонимание терроризма, что вызвано вполне естественным его неприятием, значительно снижает эффективность борьбы с ним. Субъективно, профессионала из сил безопасности, милиции, армии раздражает идеологическая нагрузка. Претензии новоиспеченных идеологов на истинность своих учений также вызывают раздражение. Наилучшим рецептом действия здесь являются рекомендации Отцов иезуитов – пассивно поддаться основам учения. Тогда за несоответствием терминологии, что особенно мешает восприятию сугубо военных трудов, начинаешь видеть поле боя глазами противника.

Ситуация на ТВД локального конфликта значительно отличается от наблюдаемой в предыдущих войнах. Привычная двусторонность столкновения плавно трансформировалась в многостороннюю комбинацию сил. Проблема идентификации противника, таким образом, становится главной. Скажем, как выглядел прообраз современных коммандос – бур? Белый мужчина с бородой, в сюртуке, с патронташем через плечо (т н. «бурский пояс»), на голове – шляпа бурского фасона, в руках – бурский «маузер». Проблем идентификации, следовательно, не возникает. Пропустим и Вьетнам с его коммунистической армией, въетконгом, каодаистами и хоа-хао. Кого увидел военнослужащий федеральных войск в Чечне? Массу «лиц кавказской национальности», одетых в разные камуфляжи, с разнообразными кокардами. Но даже кокарды российской милиции не позволяют отличить чеченских милиционеров от ингушских или дагестанских. При этом, для террористов идентификация цели не является проблемой. «Человек в форме – это свинья. Стрельба по ним – дело разрешенное» (У.Майнгоф).

Вопрос идентификация противника тесным образом переплетается с тактикой партизанских действий. Современная «герилья» стала возможна только с появлением носимых комплексов оружия, которые эффективно противостоят бронетехнике, штурмовой авиации, в состоянии разрушать инженерные сооружения. Боевые действия в Корее, Алжире, Вьетнаме привели к появлению тактики контрпартизанской борьбы, в основе которой – вертикальный штурм – действия аэромобильных сил. Применение аэромобильных сил позволяет расчистить поле боя, но уже в Сомали, на Балканах, в Ираке экспедиционным силам США пришлось столкнуться с проблемой идентификации противника. Перспективные разработки штаба морской пехоты США предусматривают использование патрулей легкой пехоты для указания цели на поле боя, поскольку авианаводчик с борта самолета, невзирая на прогресс технических средств, не способен идентифицировать «новые» цели.

Характерным является и отказ от дорогой «защищенной» боевой машины за счет использования дешевой массовой техники в стиле самодельных аналогов БТР-152 приднестровского производства. Каждый, кто был на Балканах, не мог не обратить внимание на легкобронированные автомобили «Хаммер» и «Панар» (VLB). Подобные машины являются приоритетными в морской пехоте США. Они способны нести АГС, ПТРК, миномет, пулемет, вмещают десант в составе секции мотострелкового отделения. Требования к бронированию перспективных БРМ морской пехоты США ограничены защитой от пуль калибра 7.62мм, осколков снарядов калибра 155мм и легких противотанковых мин. Не менее важным является и требования взаимозаменяемости основных узлов с гражданскими изделиями, большая дальность пробега, даже за счет проходимости, экономичность, затрата топлива существенно меньше, чем в БТР-80. Другими словами, ЗУ и РПГ подтвердили свою ценность в качестве эффективного противотанкового средства на поле боя локальных конфликтов.

Одной из причин поражения федеральных сил в Чечне в 1994—1995 гг. называют устаревшую тактику контрпартизанской борьбы с опорой на наземные силы. Традиционно со времен польских восстаний 1830-31 и 1863-64 гг. российские вооруженные силы отличались эффективностью карательных действий, как сейчас принято говорить «зачисток» – замирением «немирного» населения. То есть гражданских лиц, которые способствуют действиям повстанцев и готовы пополнить их ряды в случае дальнейших успехов. Многочисленные подвижные и неподвижные «блоки» федеральных сил вроде бы позволяли контролировать территорию. Однако следует учесть, что практика использования вооруженных сил в России всегда оставалась «затратной». Именно люди до недавних пор составляли наиболее экономичное средство ведения войны. Неисчерпаемость мобилизационных ресурсов и огромность территории позволяли российскому командованию игнорировать оперативное искусство.

Однако боевые действия в Чечне показали, что исчерпаны не только дефицитные материальные ресурсы, но и мобилизационный потенциал общества, что, однако, имеет место и в других развитых странах. Американцы позволили себе «проиграть» (по определению представителя одного из местных «освободительных фронтов») в Сомали лишь потому, что в последнее время общественное мнение уже не связывает каждый локальный конфликт с противостоянием США и СССР в виду распада последнего. Россия в массовом сознании не является страной, которая поддерживает террористическую деятельность. Частично, оно так и есть в действительности. Поток советского оружия в Африку весьма уменьшился, и, например, китайское оружие присутствует на рынках наравне с ним. На место Москвы с грехом пополам пытаются «назначить» Украину – хотя бы в том, что касается незаконных поставок оружия. Жупел терроризма и торговли оружием часто используется в современной политике настолько, насколько необходимо отстоять собственные экономические приоритеты. Эта парадоксальная незаинтересованность общества в борьбе с экстремистами позволяет последним строить радужные планы.

Для оценки сложившейся ситуации, стоит еще раз задуматься о «роли морального фактора в войне». Следовательно, может ли деморализованное общество содержать боеспособные военные формирования. Фактически – да, но лишь в ограниченном количестве. Согласно стобальной системе оценки боевых качеств армий стран-участниц Второй Мировой войны (Израиль, 1958) показатель для французских вооруженных сил составляет 39 пунктов, для итальянских – 24, и является самым низким. Для сравнения, показатель Вермахта составляет 89 пунктов, Красной Армии – 83. Однако, в то же время теми же респондентами среди лучших подразделений, которые принимали участие в боевых действиях, названы Иностранный Легион и 10-я флотилия МАС. Анализ морального состояния личного состава обоих формирований указывает на полный разрыв с действительностью. «О том, что Италия капитулировала, мы случайно узнали по радио» (воспоминания одного из офицеров 10-й флотилии). Другими словами, внутренние причины участия в конфликте полностью вытеснили внешние. Об этом, как о необходимых качествах бойца – «экзистанта» вспоминают и апологеты терроризма. «Границы воображаемого мира постоянно расширяются, и в конце концов психическая действительность вытесняет прочую» (М.Курчо).

Легальные силовые структуры способны предложить своему члену в качестве морального стимула лишь доступ к потреблению. В отдельных случаях это срабатывает. В свое время Эльдару Рязанову в репортаже об Иностранном Легионе удалось передать его специфический дух. Действительно, в результате систематической муштры стать капралом кажется чем-то ценным. А еще с доплатами за службу в Африке и участие в боевых действиях. Здесь важно подобрать психотип, который клюнет на подобную приманку. Из легиона в первые 4 месяца действительно многих выгоняют. Еще Веллингтон говорил, что участники колониальных войн должны быть добровольцами. В Украине таким стимулом остается пока только перспектива участия в операциях по поддержанию мира, которые охватывают не более 0,1% от общей численности ВС. Да и то, каста «участников» становиться все более замкнутой.

Вербуя в «контрактники» практически каждого, командование ВС РФ стало на порочный путь. В армии уже сложилась система альтернативной, неформальной муштры – «дедовщина». В ее основу был положен антиармейский принцип выживания. Именно этим обстоятельством объясняются невысокие боевые качества ветеранов-«афганцев» во время боевых действий.

После первых недоразумений федеральных сил в Чечне, «гражданские» журналисты обвинили во всем «отсутствие единого командования». Существует опасное заблуждение на предмет того, что в «правильной» армии все должно происходить само собой. Хотя даже немецкий полевой устав указывает, что «командиром является тот, кто способен принудить войска подчиняться». Персонификация заинтересованности является предпосылкой успеха каждого мероприятия. Что можно было пообещать потенциальному покорителю Чечни? Кавказ в ленное владение?

В свое время разведывательно-ударные группы были созданы в российской армии с целью компенсировать рутину принятия решения на высшем уровне и плохое состояние систем связи. Реакция в реальном масштабе времени не стала эффективной в связи с очевидной разницей предполагаемых и реальных интересов. Инициатива наказуема выполнением. Еще Афганистан произвел в руководящих кадрах рефлекс не лезть в бой без существенного давления сверху. Личный состав блокпостов на Кавказе обеспокоен лишь сбором мзды.

В то же время чеченцы, как народ, который имеет многовековой опыт разбоя и распределения, явили миру пример целевого использования средств на войну. Способность заплатить там, где все стремятся лишь украсть, не является ординарной. Говорят, что акции в Буденовске или Беслане стоили Басаеву 5-8 тысяч долларов. Россияне в подобном случае положили бы 5-8 тысяч своих солдат, но до назначенного пункта так и не дошли. У специалистов существует порочная мысль относительно объема материальных средств, которые поглощает террор. Дает знать о себе привычка списывать средства. Еще одной ошибкой является непонимание функций командования и связи. Какие распоряжения по спутниковому телефону могли давать покойные Дудаев или Масхадов в качестве главнокомандующих – «Крепить оборону»? Я охотно верю, что последнего заманили в ловушку под предлогом переговоров. Уловки такого типа – лучшее, что есть в арсенале российских спецслужб. Убеждение в том, что с русскими на войне можно вести переговоры ошибочно, но процветает. Это заблуждение противника России легко объяснить тем, что боевые действия в процессе локальных конфликтов не имеют целью достижения каких-то результатов собственно военным путем. Эта вооруженная демонстрация рассчитана, как и террористический акт, на достижение психологического эффекта. Сейчас много говорят о несоответствии реальных федеральных частей как довоенным нормативам, так и поставленным задачам. Интересным является определение, которое принадлежит Юзефу Пилсудскому, о том, что в гражданской войне воюет не более 15% от набранных добровольцев. Другие же методы комплектации войск не имеют смысла из-за нехватки эффективной системы принуждения.

Не является секретом, что воевать приходится не номерами полков, дивизий и корпусов, а собранными из их состава ротами. Даже модные бригады являются следствием попытки расшевелить эти неповоротливые скопища людей и техники. Кто помнит, как советский мотострелковый полк грузится в эшелоны? Еще в Первую Мировую, после бессильных атак корпусов немецкой пехоты, появилась необходимость использовать для активных действий штурмовые батальоны, которые применяли новую групповую тактику, в основу которой были положены те же носимые комплексы оружия. Беда в том, что российская армия так никогда не воевала. Брать количеством, при упомянутых выше ресурсах, было абсолютно природным.

Однако, какую цель ставить перед гипотетическими штурмовыми силами? Противник не имеет инфраструктуры, центров управления, мест концентрации. Борьба с терроризмом – это война на уничтожение, в которой на одного противника приходятся десятки, если не сотни невинных жертв. Еще в Афганистане было возможным уничтожить миллион мирного населения. Большое внимание общественного мнения к жертвам (но не настолько большое, чтобы побуждать к чему-то большему, чем просто к их регистрации) искушает террористов сделать попытку и самим записаться в жертвы. Антивоенные стереотипы общественного мнения сыграли здесь плохую службу. Нужно лишь отказаться от квалифицирующих признаков «террориста» (леопард – пятна), и можно получить полную свободу рук. Непризнание войны законным средством решения общественных конфликтов приводит лишь к изменению понятий. Первенство и здесь принадлежит России: «гуманитарные силы быстрого реагирования» (Б. Ельцин). В дальнейшем следует ожидать синонимов наподобие «боевик-беженец».

Конфликт малой интенсивности это интенсивная террористическая компания, которая в будущем станет основной формой боевых действий. Поскольку позволяет:

– сохранить мир;

– избежать мобилизационного напряжения общества;

– найти решение вне основного (предполагаемого) ТВД.

Последний тезис следует рассмотреть детальнее. Экономические центры чеченского общества находятся вне Чечни, в самой России и СНГ. Блокировать их? Удар стратегической силы, способный иметь парализующее психологическое влияние, как доказал трагический опыт Буденовска, Кизляра, Москвы и Беслана может быть нанесен в любом месте и в любой форме. Смешными являются попытки использовать для борьбы с терроризмом и средства радиоразведки или цензуру на телевидении.

Развитие технических средств связи происходило у чеченцев по принципу их подобия сотовым телефонам, чтобы лишь кнопки нажимать. Террористы требуют рекламы своих действий больше, чем информации для их проведения. О Буденовске и Беслане жители России узнали из телевизора. СМИ являются главным источником информации и для террористов. Террористический акт может быть эффективным лишь когда является простым по замыслу и по выполнению. Фанатизм здесь позволяет обойтись без планирования наиболее сложной части – отступления. С.Радуев и его люди в Первомайске действительно дрались насмерть. Не их вина, что кольцо окружения таки удалось прорвать. Законченную форму античной трагедии приобрели террористические акты в Москве и Беслане.

Впечатлительность общества на акт террора, как средства пропаганды, определяет успех терроризма. Казалось бы после стольких лет реальных и пропагандистских ужасов социализма на фоне бесконечных бандитских разборок, один-два политических «взрыва» не будут даже замеченными. Почему зерно падает на такую благоприятную почву? Причиной может быть кризис ханжества – «ни за что не посадят», «моя хата с краю». Постсоветский человек поверит в Страшный Суд лишь тогда, когда ангелы Божьи прикладами вышибут двери в его доме. Терроризм же принуждает каждого отнести себя к потенциальным жертвам. Современное демократическое общество потребления не в силах оказать этому явлению эффективного противодействия.

В чем только не принято искать возможный кризис террористических движений. Террористические группировки являются социальными, поскольку складываются в своем большинстве из нонконформистов, они не вписываются в общество, во всяком случае в то, с которым борются. Кроме приемов политического действия в борьбе с ними эффективным может быть лишь политическое заигрывание. Механизм его, например в Великобритании, частично – во Франции, сложился на протяжении долгих лет борьбы. В основе его лежит старый как мир принцип разобщения. Важно определить критерий: большинство в любой парамилитарной организации составляют тыловики. Это сочувствующие, «политическое крыло», часть руководства, которое непосредственно не отвечает за акты насилия. Все они в той или иной степени обременены двусмысленностью собственной роли. Достаточно, как в случае с ООП или ИРА, лишь предложить им переговоры и надежду на удовлетворение собственных амбиций более безопасным и эффективным путем. А вся эта публика – люди с весьма развитыми и болезненными амбициями. Стреляют и подкладывают бомбы те, кто попроще, им уже точно ничего не светит. Амнистия в Северной Ирландии не касалась убийц полицейских и военнослужащих. В этой связи интересным является обещание израильтян освободить больных, малолетних и женщин-террористок. Две последних категории составляют ядро боевых сил палестинцев.

В каком направлении следует ожидать развития терроризма в СНГ покажет следующая вспышка нестабильности в любой точке бывшего СССР. Учитывая готовность экстремистов содействовать любому сепаратистскому движению мы имеем дестабилизацию как цель политики «новых крайних».

Попытки разыграть карту регионального сепаратизма по приднестровскому сценарию были предприняты в Украине силами «новой оппозиции» сразу же, в реальном масштабе времени, что говорит о наличии подобных планов в арсеналах политтехнологов из ближайшего зарубежья. В той форме, в которой они существуют, ВС Украины не способны защитить конституционный строй и целостность страны от преступных посягательств. Наоборот – являются материальным и кадровым резервом для антиукраинского сепаратистского движения под «единославянскими» лозунгами. Опыт 14-й армии ВС России указывает перспективы нахождения подобных частей в эпицентре политического противостояния. Между тем, никаких выводов в направлении обеспечения безопасности размещения войск в местах постоянной дислокации не сделано. Отсутствовали они и в проекте «Армия 2015».

ТЕРРОРИЗМ И ПАРТИЗАНСКАЯ ВОЙНА

ПРОБЛЕМЫ ПРАВОВЫХ ДЕФИНИЦИЙ

Квалификация терроризма, в частности в Уголовном (какой невежда назвал его «Криминальным»?) Кодексе Украины была дана согласно формально-доказательному казуистическому способу мышления, присущему юристам, в отличие от остальной части человечества.

В основу нынешнего толкования терроризма украинским законодательством положены формулирования ст. 58 Уголовного Кодекса СССР 1926 г. и соответствующего ему Уголовного Кодекса УССР, собственно 8-го пункта это статьи, а также ст. 19 того же Кодекса в смысле подготовки и намерения. Так называемое «ТН» – «террористическое намерение» и поныне является квалифицирующим признаком этого преступления. Из того же первоисточники ведут свое начало и другие действующие определения таких понятий, как «разрушение, или повреждение….взрывом, или поджогом» (ст. 58 п. 9 – диверсия), «вооруженное свержение, захват власти в центре и на местах» (ст. 58 п. 2), и «недонесение» (о случаях каждого из названных выше действий, или бездеятельности (ст. 58 п. 12).

Если отойти от практики и последствий применения ст. 58 и ее преемниц в СССР, следует признать, что призваны к жизни и сформулированы они были под воздействием опыта политического насилия в Российской Империи конца 19 – начала 20 ст. Недавним террористам была принципиально «чуждой» юридическая методология авторов «Уложения о наказаниях», которые и знать не хотели никакого «террористического акта», и в случае напр. политического убийства, как это было в деле Богрова, удовлетворялись предъявлением ст. 279 (покушение на убийство) и ст. 102 (принадлежность к тайному сообществу). При этом тем квалифицирующим признаком, который подвел подсудимого под военно-окружной суд и виселицу стала именно принадлежность к преступной организации. В новых условиях эти процессуальные формы и юридические нормы, хотя и логические, казались устаревшими. Как писал Лацис: «Не ищите на следствии материалов и доказательств того, что обвиняемый действовал действием как словом…». Этому юридическому нигилизму способствовало и отсутствие в СССР до 1922 г. Уголовного Кодекса и любой системы уголовного законодательства. Руководствовались «революционным правосознанием» – квази-обычным правом. Быстрая бюрократизация советского государства вызвала к жизни потребность как-то узаконить бюрократическую систему, которая сложилась в т ч. и через распространение русских бюрократических форм (когда напр. из ЖУЖД – жандармского управления железных дорог родились кроме службы охраны еще и транспортная милиция и прокуратура).

В стране со множеством «правоохранительных», собственно, карательных органов невозможно было разделить одну ст. 136 (убийство) между несколькими органами дознания и следствия, несмотря на очевидную потребность обеспечить пайками всех прокуроров военной, на транспорте и других прокуратур вместе с оперативниками особых отделов – военной службы правопорядка, между МГБ-КГБ-СБУ и милицией, в т ч. транспортной. Пока эта сталинско-бюрократическая система будет перелицовываться под разными поводами – нормы ст. 58 будут жить и в украинском законодательстве.

Тем не менее, если даже не рассматривать проблему правового реформирования как борьбу отечественных бюрократов за выживание, сомнительно, чтобы в законодательство, построенное на Codex penal Наполеона, можно было органически вписать положения habeas corpus (прав личности) из права англосаксонского. Французская система права в смысле исторической традиции и практики применения всегда будет нуждаться в полиции французского типа. А последняя, как известно, порождает и «французскую провокацию» – практику создания всяческих «преступных группировок» с тем, чтобы их потом и разоблачать. Должен же, в конце концов, кто-то быть осужден по «соответствующей» статье Уголовного Кодекса…

Симптоматично, что даже в США, стране с англосаксонским прецедентным правом и федеративным устройством, потребность в бюрократизации находит свое решение именно «французским» путем через создание министерства безопасности, на которого возложены все те же обязанности борьбы с таким не очерченным злом, как терроризм. Сугубо организационно, практика институализации каких-либо чрезвычайных форм, призванных бороться с экстраординарной угрозой иначе, чем на низших оперативно-розыскных уровнях, является ошибочной.

Следует отдавать себе отчет также в том, что в глазах бюрократов «терроризм» является лишь поводом, чтобы укрепить собственное монопольное положение в государстве. Поводом тем более удобным, что как и любое мировое зло оно существует прежде всего через примат веры в него.

Остальному человечеству, которое в отличие от юристов пробует мыслить более-менее рационально, попытки определить явление терроризма не очень-то удавались. Что такое «террор» в политике более или менее ясно из практики его применения на протяжении истории: «открытое вооруженное насилие, направленное на физическое устранение, подавление и запугивание политических противников» (К.Маркс). Но, явление терроризма, присущее современному периоду– где-то от Венского конгресса 1814 г., не нашло общепринятого толкования. Отдельные представители англосаксонской школы права считают его «беспрецедентным». Так, согласно Alexander'у современный терроризм не имеет исторических аналогов среди форм политического насилия. Его оппонент из школы континентального права Laquer решительно протестует против «концепции беспрецедентности», противопоставляя ей историческую и культурную традицию античных тираномахов, иудейских секариев, исламистских асасинов.

По мнению автора, такое расхождение во взглядах является следствием непонимания самой природы терроризма.