Современная электронная библиотека ModernLib.Net

О черни, Путевые заметки

ModernLib.Net / Чапек Карел / О черни, Путевые заметки - Чтение (стр. 18)
Автор: Чапек Карел
Жанр:

 

 


Потом меня снова вытащили из вагона, и мы бежали по новым катакомбам прямо к движущимся лестницам, которые грохочут, как мельницы, увлекая вверх стоящих на них людей. Говорю вам, это кошмар. Еще несколько коридоров и лестниц, и, несмотря на мое сопротивление, меня выволокли на улицу, где у меня душа ушла в пятки. Бесконечной, беспрерывной лентой тянулись в четыре ряда всевозможные экипажи: автобусы, пыхтящие, облепленные роями людей, как стадо рвущихся в атаку мастодонтов, рокочущие автомобили, грузовики, паровые машины, велосипедисты, автобусы, летящая свора автомобилей, бегущие люди, тракторы, машины скорой помощи, люди, карабкающиеся, как белки, на империалы автобусов, снова стадо моторизованных слонов... Но вот все это остановилось, гудит и звенит и не может двинуться дальше; и я тоже не могу сейчас продолжать, потому что вспоминаю ужас, охвативший меня пр,и мысли, что мне надо перебежать на другую сторону улицы. Однако мне удалось это сделать вполне благополучно, и после этого я бесконечное множество раз переходил лондонские улицы, но до конца своей жизни не примирюсь с ними.
      Я возвращался тогда из Лондона ошеломленный, подавленный, разбитый душой и телом; впервые в жизни я почувствовал слепую, яростную ненависть к современной цивилизации. Мне казалось, что есть что-то варварское и катастрофическое в таком страшном скоплении людей: говорят, в Лондоне семь с половиной миллионов жителей, но сам я не считал.
      Знаю только, что первое впечатление от этой громадной толпы было почти трагическим. Мне стало страшно, и я отчаянно затосковал по Праге, как малое дитя, заблудившееся в лесу. Да, не скрою от вас, я боялся: боялся, что заплутаюсь, что попаду под автобус, что со мной что-нибудь стрясется, что я погиб, что человеческая жизнь не стоит гроша ломаного, что человек--просто увеличенная во много раз бактерия, мириады которых кишат на какой-нибудь заплесневевшей картофелине, что все это только отвратительный сон, что человечество будет истреблено какой-то ужасной катастрофой, что человек бессилен, что я ни с того ни с сего заплачу и надо мной все будут смеяться: все семь с половиной миллионов лондонцев... Возможно, когда-нибудь я пойму, что так напугало меня с первого взгляда и наполнило бесконечным ужасом; впрочем, теперь я уже чуточку попривык, хожу, бегаю, уступаю дорогу, езжу, карабкаюсь на империал автобуса или низвергаюсь под землю в лифте и сажусь в вагон метро, как и все, но только при одном условии: нельзя об этом думать.
      Стоит только осознать, что происходит вокруг, мною опять овладевает мучительное ощущение чего-то зловещего, чудовищного и катастрофического, совершенно для меня непонятного. И потому-то меня охватывает невыносимая тоска.
      Иногда все вдруг останавливается на какие-нибудь полчаса, просто потому, что всего этого слишком много. Где-нибудь на Черинг-Кросс образуется пробка, и пока она рассосется, вереницы машин выстраиваются от Банка вплоть до Бромптона, а вы тем временем можете в своей машине размышлять, как это будет выглядеть лет через двадцать. Такие заторы случаются, видимо, очень часто, а потому над тем, как быть, ломают головы множество людей. До сих пор не решен вопрос, будут ли ходить пешеходы по крышам, или под землей, но ясно одно: по земле ходить им не придется. В этом и состоит самое замечательное достижение современной цивилизации. Что касается меня, то я отдаю предпочтение земле, как великан Антей. Я нарисовал вам картинку, но в действительности все это выглядит еще хуже, потому что все это шумит, как фабрика; все-таки англичане - спокойный народ: шоферы не гудят как сумасшедшие, а люди совсем не ругаются.
      Между прочим, я расшифровал кое-что: дикий крик на улице "о-эй-о" означает картофель, "ой" - растительное масло, а "у-у" - бутыль с чем-то непонятным. А иногда на самой оживленной улице на краю тротуара выстраивается целый оркестр и играет, трубит, барабанит и собирает пенни; либо к окнам подходит итальянский тенор и поет арии из "Риголетто", "Трубадура" или песнь жгучей тоски "Чесалась я", совсем как в Неаполе. Зато я встретил только одного человека, который свистел; это случилось на Кромвель-род, и это был негр.
      ГАЙД-ПАРК
      А когда мне особенно взгрустнулось на английской земле - это было в английское воскресенье, отравленное невыносимой скукой, - я двинулся по Оксфорд-стрит; мне просто хотелось пойти на восток, чтобы быть ближе к родине, но я ошибся, пошел прямо на запад и очутился около Гайд-парка; это место называется Marble Arch, потому что там находятся мраморные ворота, которые никуда не ведут; я, собственно, так и не знаю, по какому случаю они там поставлены.
      Мне даже жалко их стало, и я пошел на них посмотреть и увидел парк. Там были толпы людей, и я помчался узнать, что случилось. А когда я понял, что тут делается, я сразу повеселел.
      Гайд-парк занимает огромное пространство; желающие могут принести с собой стул или трибуну или не приносить ничего и начать ораторствовать. У оратора сейчас же находится пять, двадцать или триста слушателей, ему отвечают, с ним спорят, кивают головами, а иногда поют вместе с ним духовные или светские гимны. Иногда слушателей привлекает на свою сторону оппонент и сам берет слово; иногда толпа взбухает, делится на части почкованием, как простейшие одноклеточные организмы или колонии клеток. Некоторые кучки имеют прочный, постоянный состав, другие не перестают дробиться и переливаться, растут, разбухают, множатся или распадаются. У более крупных сект есть нечто вроде специальных переносных кафедр для проповедника, но большинство ораторов стоит просто на земле; посасывая мокрую папиросу, они говорят о вегетарианстве, господе боге, воспитании, о репарациях или о спиритизме. Я в жизни не видывал ничего подобного.
      Так как я, грешный, уже много лет не посещал никаких проповедей, то подошел послушать. Из скромности я присоединился к небольшой тихой кучке; речь произносил горбатый молодой человек с красивыми глазами, по-видимому польский еврей. Прошло много времени, пока я понял, что тема его речивсего-навсего школьное дело. Тогда я перешел к большой толпе, где на кафедре метался пожилой человек в цилиндре. Оказалось, это представитель какой-то Hyde park Mission[Миссия Гайд-парка (англ.).]. Он так размахивал руками, что я испугался, как бы он не перелетел через перила.
      В следующей группе ораторствовала немолодая леди.
      Я совсем не против женской эмансипации, но нельзя долго слушать женский голос; на общественном поприще женщинам мешают их органы (я имею в виду органы речи). Когда выступает дама, мне всегда кажется, что я маленький мальчик и меня бранит моя матушка. Кого бранила эта английская леди в пенсне, я толком не понял; знаю только, что она кричала, чтобы все углубились в себя. В следующей группе проповедовал католик перед высоким распятием.
      Я впервые увидел, как проповедуют истинную веру еретикам. Это было очень красиво, и проповедь кончилась пением. Я пытался вторить; к сожалению, я не знал мелодии. Несколько групп занимались исключительно пением. Это делается так: в середине становится невзрачный человек с дирижерской палочкой и дирижирует, а вся толпа поет очень громко и даже стройно.
      Я хотел послушать молча, потому что я из другого прихода, но мой сосед, джентльмен в цилиндре, предложил мне принять участие, и я громко запел, прославляя господа бога без слов и без мелодии. Проходит мимо влюбленная парочка, он вынимает изо рта сигару и поет, девушка тоже поет, поет старый лорд и юнец с тростью под мышкой, а потрепанный человечек в середине круга дирижирует грациозно, как в Большой Опере; ничего еще мне здесь так не нравилось. Потом я пел с двумя другими сектами, слушал проповедь о социализме и извещение какого-то Metropolitan Secular Society;[Столичного Мирского Общества (англ.).] останавливался около небольших кучек спорящих.
      Один необычайно оборванный джентльмен отстаивал консервативные общественные принципы, но он говорил на таком ужасном кокни[Кокни народный лондонский диалект, кокни называют себя также исконные жители бедняцких кварталов Лондона.], что я его совсем не понял; ему возражал эволюционный социалист, судя по всему - видный банковский служащий. Другая группа насчитывала всего-навсего пять слушателей.
      Она состояла из смуглого индуса, какого-то одноглазого человека в приплюснутой кепке, толстого армянского еврея и двух молчаливых мужчин с трубками.
      Одноглазый с ужасающим пессимизмом твердил, что "нечто есть иногда ничто", тогда как индус отстаивал более радостную теорию, что "нечто всегда есть нечто". Это он повторил раз двадцать на необыкновенно ломаном английском языке. Далее там стоял одинокий старичок, державший в руке высокий крест с хоругвью, на которой было написано "Thy Lord calleth thee";[Господь твой призывает тебя (англ.).] старичок слабым хриплым голоском проповедовал что-то, но никто его не слушал. И я, заплутавшийся чужестранец, подошел и стал его слушателем. Потом я собрался отправиться восвояси, потому что стемнело, но меня остановил какой-то нервозный субъект и стал говорить мне невесть что.
      Я ответил, что я иностранец, что Лондон страшная штука, но что англичан я люблю; что я повидал на свете немало, но ничто мне так не понравилось, как ораторы в Гайд-парке. Не успел я все это сказать, как вокруг нас стояло человек десять и молча слушало. Я мог попробовать основать новую секту, но мне не пришло в голову ни одного достаточно бесспорного догмата веры, да и по-английски я говорю плохо, поэтому я удалился.
      В Гайд-парке за решеткой паслись овцы. И когда я на них посмотрел, одна, видимо самая главная, поднялась и начала блеять. Я прослушал ее овечью проповедь и, только когда она кончила, отправился домой удовлетворенный, с просветленной душой, словно после церковной службы. Я мог бы сделать отсюда превосходные выводы насчет демократии, английского характера, жажды веры и прочего, но я охотнее оставлю весь этот эпизод в его первобытной красе.
      NATURAL HISTORY MUSEUM
      [Естественно-исторический музей (англ.).]
      - А вы были в Британском музее?
      - А видели вы коллекцию Уоллеса[Коллекция Уоллеса - коллекция картин и других произведений искусства; названа по имени дарителя.]?
      - А были вы уже в галерее Тэта[Галерея Тэта - музей живописи; назван по имени дарителя.]?
      - А видели вы Мадам Тюссо?
      - А осматривали вы Кенсингтонский музей?
      - А вы побывали в Национальной галерее?
      Да, да, да, я был всюду. А теперь разрешите мне присесть и поговорить о другом. Так что я хотел сказать? Ах, да. Чудесна и величественна природа, и я, неутомимый паломник по картинным галереям и музеям изящных искусств, должен признаться, что наибольшее наслаждение я получил от созерцания раковин и кристаллов в Естественно-историческом музее.
      Конечно, и мамонты и праящеры очень симпатичны, а также рыбы, бабочки, антилопы и прочие звери лесные, но раковины лучше всего, потому что вид у них такой, будто игривый дух божий, вдохновленный собственным всемогуществом, сотворил их для своего развлечения. Розовые и пухлые, как девичьи губы, пурпурные, янтарные, перламутровые, черные, белые, пестрые, тяжелые, как поковка, изящно-филигранные, как пудреница королевы Мэб[Королева Мэб - сказочный персонаж, часто встречающийся в английской поэзии.], гладко обточенные, покрытые бороздками, колючие, округлые, похожие на почки, на глаза, на губы, стрелы, шлемы и ни на что на свете не похожие, они просвечивают, переливают красками, как опалы, нежные, страшные, не поддающиеся описанию. Так что же я хотел сказать? Ах, да, когда я проходил затем по сокровищницам искусства, осматривал коллекции мебели, оружия, одежды, ковров, резьбы, фарфора, изделий чеканных, гравированных, тканых, тисненых, кованых, мозаичных, писанных маслом, покрытых эмалью, вышитых и плетеных, я снова видел: чудесна и величественна природа. Все это те же раковины, но возникшие по иной божественной и необходимой прихоти. Все это создал нагой мягкотелый слизняк, трепещущий в творческом безумии. Какая великолепная вешь - японская натсуке или восточная ткань! Владей я ими, чем они были бы для меня! Таинственным проявлением духа человеческого, выраженного языком чуждым и пленительным. Но в этом грандиозном, устрашающем нагромождении исчезает индивидуальность художника, творческая манера, история, - остается лишь неразумная стихия, неуемная творческая сила, фантастическое изобилие прекрасных, удивительных раковин, безвременно выловленных из океана. Так будьте же подобны природе: творите, творите прекрасные, удивительные вещи - с бороздками или витками, пестрые, прозрачные. Чем обильнее, чудеснее и чище вы будете творить, тем ближе будете вы к природе, или, быть может, к богу. Нет ничего величественнее природы!
      Но я должен еще сказать о кристаллах, формах, законах, красках. Есть кристаллы огромные, как колоннада храма, нежные, как плесень, острые, как шипы; чистые, лазурные, зеленые, как ничто другое в мире, огненные, черные; математически точные, совершенные, похожие на конструкции сумасбродных, капризных ученых или напоминающие печень, сердце, громадные половые органы или испражнения животных. Есть кристаллические пещеры, чудовищные пузыри минеральной массы, есть брожение, плавка, рост минералов, архитектура и инженерное искусство. Ей-богу, готическая церковь не самый сложный из кристаллов. И в человеке таится сила кристаллизации. Египет кристаллизовался в пирамидах и обелисках, Греция - в колоннах, средневековье - в фиалах, Лондон - в кубах черной грязи. Как таинственные математические молнии пронзают материю бесчисленные законы построения. Чтобы быть равным природе, надо быть точным математически и геометрически. Число и фантазия, закон и изобилие - вот живые, творческие силы природы; не сидеть под зеленым деревом, а создавать кристаллы и идеи, вот что значит идти в ногу с природой; творить законы и формы, пронзать материю жгучими молниями божественного расчета.
      О, как мало в нашей поэзии оригинальности, как мало в ней смелости и точности!
      ПУТЕШЕСТВЕННИК ПРОДОЛЖАЕТ ИЗУЧЕНИЕ МУЗЕЕВ
      Мировые сокровища собрала в своих коллекциях богатая Англия; не слишком отличаясь творческим талантом, она привезла к себе фризы Акрополя, египетских колоссов из порфира и гранита, каменные ассирийские рельефы, узловатую скульптуру древнего Юкатана[Юкатан - полуостров в Центральной Америке, известен богатыми памятниками древней индейской культуры.], улыбающихся Будд, японскую резьбу и лаки, лучшие образцы искусства европейского континента и беспорядочные груды памятников культуры колониальных стран: кованое железо, ткани, стекло, вазы, табакерки, книжные переплеты, статуи и картины, эмали, мозаичные секретеры, сарацинские сабли и, да поможет мне бог, не знаю, что еще, вероятно все, что имеет какую-нибудь ценность на свете.
      Я, конечно, должен был бы теперь прекрасно разбираться в разных стилях и культурах, должен был бы поговорить о различных этапах в развитии искусства, расклассифицировать и распределить в своей голове по рубрикам весь материал, который выставлен здесь напоказ с целью поучения. А я вместо этого раздираю одежды свои и вопрошаю: совершенство человеческое, где ты?
      Ужасно, что оно всюду; ведь это страшно - открыть совершенство человека на заре существования; открыть его в создании первого каменного наконечника, найти в рисунках бушменов, в Китае, на "Фиджи, в древней Ниневии[Ниневия - один из политических и религиозных центров древней Ассирии, уничтоженный в 612 году до н. э. Ее развалины, обнаруженные в 1845 году в результате раскопок, представляют большой историко-культурный интерес.], всюду, где человек оставил следы своей творческой жизни. Я видел столько предметов, что мог бы выбрать самый совершенный. Ну, так я скажу вам, что не знаю, какой человек совершеннее, выше и интереснее - тот, что создал первую урну, или тот, что отделывает знаменитую портландскую вазу. Не знаю, что совершеннее- быть пещерным человеком или британцем из Вест-Энда[Вест-Энд-наиболее фешенебельный район Лондона.], не знаю, что выше и божественнее - искусство писать на холсте портрет королевы Виктории или рисовать пингвина пальцем в воздухе, как делают туземцы Огненной Земли. Говорю вам - это потрясающе; потрясающа относительность времени и пространства, но еще более потрясает относительность культур и истории: нигде, ни в прошлом, ни в будущем, нет точки покоя, идеала, завершенности и совершенства человека; ибо оно - всюду и нигде, и каждая точка в пространстве и во времени, где человек воздвиг дело рук своих, непревзойденна. И я уже не знаю, что совершеннее - портрет кисти Рембрандта или маска для обрядовых плясок туземцев Золотого берега или берега Слоновой Кости; я видел слишком много. И мы должны сравняться с Рембрандтом или с резчиком масок на Золотом берегу или на берегу Слоновой Кости; нет движения вперед, нет "верха" и "низа" - есть только бесконечно новое творчество.
      Вот единственный урок, который дают нам история, все культуры, коллекции и сокровища всего мира: творите неистово, творите постоянно; вот в этой точке пространства, в этот миг надо создать произведение, самое совершенное из всего, что было создано человечеством: надо достичь той же высоты, какая была и пятьдесят тысяч лет назад, какая есть в средневековой Мадонне или вон в том пейзаже Констебля[Констебль Джон (1776-1837) известный английский художник-пейзажист.].
      Когда есть десять тысяч традиций - значит нет ни одной; нельзя выбрать какую-то частность из преизбытка сокровищ: можно лишь прибавить к нему нечто небывалое.
      Если вы ищете в лондонских коллекциях резьбу по слоновой кости или вышивку на кисете для табака, вы их найдете; если вы ищете совершенство человеческого творчества, вы найдете его в Индийском музее, в Вавилонской галерее, у Домье[Домье Опоре (1808-1879) -французский художник и график, блестящий мастер политической карикатуры.], Тернера[Тернер Вильям (1775-1851) -известный английский художник-пейзажист.], Ватто[Ватто Антуан (1684-1721)-выдающийся французский художник-жанрист.], в эльджиновских мраморах[Эльджиновские мраморы - мраморные скульптуры из Афинского акрополя, переданные Британскому музею лордом Эльджином.]. Но, выйдя из этого собрания сокровищ мира, вы можете часами, миля за милей, ездить на крыше автобуса, от Илинга до Истхэма и от Клепхэма до Бетнал-Грина, и вашему глазу почти не на чем будет остановиться, чтобы порадоваться красоте и расцвету человеческого творчества. Искусство - то, что запрятано в витринах картинных галерей, музеев или во дворцах богачей.
      Но его нет на улицах - ты не увидишь ни красивых оконных карнизов, ни памятника на перекрестке, не услышишь -его приветливой, интимной или величавой речи. Не знаю, быть может это всего лишь протестантизм, что так иссушил искусство этой страны,
      ПУТЕШЕСТВЕННИК ОСМАТРИВАЕТ ЖИВОТНЫХ И ЗНАМЕНИТЫХ ЛЮДЕЙ
      Я осрамился бы, если бы не побывал в Зоо и в Кыо-Гардене[Кью-Гарден обширный ботанический сад в Лондоне.], потому что надо знать обо всем. Вот я и видел, как купаются слоны и как пантеры греют в лучах заходящего солнца свое шелковистое брюхо; нагляделся на страшную морду бегемота, похожую на огромные коровьи легкие, дивился жирафам, которые улыбаются жеманно и сдержанно, как старые девы, видел, как спит лев, как совокупляются обезьяны и как орангутанг надевает на свою голову корзину, словно человек шляпу. Индийский павлин развернул передо мной хвост и кружился, вызывающе загребая когтями, рыбы в аквариуме блестели радужными красками, а носорог, казалось, натянул на себя шкуру, сшитую на какое-то гораздо более крупное животное.
      Ну, довольно, хватит и перечисленного; я не хочу больше ничего видеть.
      И все же, поскольку не так давно я не сумел нарисовать оленя по памяти, я помчался в Ричмондпарк, где они пасутся целыми стадами. Они подходят к людям без всякого страха, но предпочитают вегетарианцев. Хотя "зафиксировать" оленя дело трудное, мне все-таки удалось нарисовать целое оленье стадо. За ними в траве паслась парочка влюбленных, но я не стал их рисовать - ведь они занимались тем же, что и наши влюбленные, только более откровенно.
      Я обливался потом в теплицах Къю среди пальм, лиан и всего, что буйно произрастает на плодородной земле. Я смотрел на солдата в красном мундире и огромной барашковой шапке, который ходит перед Тоуэром[Тоуэр - старинная крепость на берегу Темзы (построена в XI веке), в прошлом королевская резиденция, потом тюрьма, в настоящее время - музей.] и при каждом повороте чудно топает, - так собаки иной раз скребут задними лапами по песку. Не знаю, к какому историческому событию относится этот своеобразный обычай. Был я и у Madame Tussaud.[Madame Tussaud - это музей знаменитых людей, то есть их восковых изображений. Есть там королевская семья (а также король Альфонс[Альфонс - имя многих королей Испании и Португалии.], немного попорченный молью), министерство Макдональда[Макдональд Джемс Рамзей (1866-1937)-один из лидеров лейбористской партии в Англии в 1924 году, затем с 1929 по 1935 год - премьер-министр.], французские президенты, Диккенс и Киплинг[Киплинг Редиард (1865-1936) - известный английский писатель, автор произведений о жизни английских колоний, апологет британского империализма.], маршалы, мадемуазель Ленглен[Ленглен Сузанна знаменитая французская теннисистка.], выдающиеся убийцы последнего столетия и вещи Наполеона - его носки, пояс и шляпа; далее там выставлены на позор императоры Вильгельм[Вильгельм II - занимал германский престол с 1888 по 1918 год. В начале ноябрьской революции 1918 года в Германии бежал в Голландию.] и Франц-Иосиф[Франц Иосиф - император Австро-Венгрии (1848-1916)\ союзник Вильгельма II в первую мировую войну.], еще довольно свежий с виду, несмотря на свой преклонный возраст. ]
      Я остановился около одной, особенно удачной фигуры человека в цилиндре и стал искать в каталоге, кто это такой. Вдруг этот самый человек в цилиндре зашевелился и пошел прочь; это было страшно! А через несколько минут две барышни искали в каталоге объяснение, кого изображает моя фигура. У Madame Tussaud я сделал одно открытие, несколько неприятное для меня: или я ни черта не смыслю в человеческих физиономиях, или человеческие лица лгут. Так, например, мне сразу бросился в глаза сидящий господин с козьей бородкой, под номером 12; в каталоге я нашел: "12. Томас Нейл Крим, казнен в 1892 году. Отравил стрихнином Матильду Кловер. Был обвинен также в убийстве еще трех женщин". Да, действительно, лицо у него очень подозрительное. "Номер 13, Франц Мюллер, убил господина Бриггса в поезде", гм! Номер 20, бритый господин, имеющий почти благородный вид: "Артур Девере, казнен в 1905 году, прозван "чемоданным убийцей" за то, что прятал трупы своих жертв в чемоданы". Ужасно! Номер 21,нет, этот почтенный священник не может быть "миссис Дейер, ридингская убийца младенцев". И вдруг Y Мадам Тюссо (франц.). я заметил, что перепутал страницы каталога и вынужден исправить свои впечатления; сидящий господин под № 12 - это просто-напросто Бернард Шоу, № 13 - Луи Блерио[Луи Блерио (1872-1936)-французский летчик и авиаконструктор. В 1909 году первым перелетел из Франции в Англию через Ламанш.], а № 20 - Гульельмо Маркони[Гульельмо Маркони (1874-1937) - известный итальянский радиотехник, добился значительных результатов в практическом применении радиотелеграфии.].
      Никогда больше не стану судить о людях по их лицам.
      CLUBS
      [Клубы (англ.)]
      Как бы поскромнее выразиться? Ну, вот как: я незаслуженно удостоился чести попасть в некоторые самые недоступные лондонские клубы, что не с каждым путешественником случается. Попытаюсь описать все, что я там увидел. Название одного клуба я забыл и не помню, на какой улице он находится. Меня вели по какому-то средневековому переулку, потом налево, направо и еще куда-то, пока мы не подошли к дому с наглухо закрытыми окнами; мы вошли в помещение, напоминающее сарай, оттуда вел ход в подвал, где и помещался самый клуб. Там были боксеры, литераторы, красивые девушки, стояли дубовые столы на земляном полу, комнатушка с ладонь, - трущоба фантастически жуткая. Я ждал, что меня там прикончат, а мне подали еду на глиняных тарелках и были со мной милы и приветливы. Увез меня оттуда чемпион Южной Африки по бегу и прыжкам, и я до сих пор помню хорошенькую девушку, которая училась там у меня чешскому языку.
      Другой клуб - знаменитый, старинный, необычайно почтенный; его посещали Диккенс, Герберт Спенсер[Герберт Спенсер (1820-1903) - английский буржуазный философ и социолог позитивистского направления.] и многие другие, которых перечислил мне тамошний метрдотель, мажордом или швейцар (не знаю, кем именно он там был); он их всех, наверное, читал, потому что казался очень благовоспитанным и солидным, как какой-нибудь архивариус. Он водил меня по всему историческому зданию, показал библиотеку, читальню, старинные гравюры, теплые уборные, ванные, какие-то исторические кресла, залы, где джентльмены курят, где джентльмены пишут и курят, а также залы, где джентльмены курят и читают; всюду веет дух славы и старых кожаных кресел. Да, будь у нас такие старые кожаные кресла, то были бы у нас и традиции. Подумайте только, какая возникла бы историческая преемственность, еслибы Фр.Гётц[Стр. 339. Фр. Гётц - см. примеч. к стр. 374.] мог сидеть в кресле Закрейса[Закрейс Франтишек (1839-1907)-чешский литературный критик.], Шрамек[Шрамек Франя (1877-1952)-чешский писатель, известный прежде всего как поэт-лирик и автор патриотических стихов, написанных в годы оккупации Чехословакии гитлеровцами.]-в кресле Шмиловского[Шмиловский Алоиз (1837-1883)-чешский писатель, автор популярных в свое время дидактических сентиментальных романов и новелл о чешской провинции.], а профессор Радл[Радл Эммануэль (1873-1942) - чешский ученый, биолог и философ.], допустим, - в кресле покойного Гатталы![ Гаттала Мартин (1821-1903)-известный словацкий ученый-славист, занимался вопросами словацкого и чешского языкознания.] В основе наших традиций нет таких старых, а главное - таких удобных кресел, а поскольку сидеть не на чем, традиции висят в воздухе. Я подумал об этом, когда уселся поглубже в одно из этих исторических кресел; чувствовал я себя отчасти историческим лицом,во всяком случае очень удобно, и разглядывал выдающихся людей; одни из них висели по стенам, другие сидели в мягких креслах и читали "Punch" ["Панч"["Панч" - английский популярный юмористический журнал.] (англ.).] или "Who is who" ["Кто-кто"["Кто-кто" - английский биографический справочник.] (англ.).].
      Все молчали, что тоже способствует подлинной респектабельности. И у нас надо бы завести такие места, где все молчат. Вот старик на двух костылях ковыляет через залу, и никто ехидно не скажет ему, что у него превосходный вид; другой зарылся в газеты (лица его я не вижу) и вовсе не ощущает острой потребности говорить с кем-нибудь о политике. Житель континента придает себе вес разговорами; англичанин тем, что молчит. Мне казалось, что все находившиеся в клубе - члены Королевской академии, знаменитые покойники или бывшие министры, потому что все присутствующие молчали; на меня никто не взглянул, когда я вошел и когда я вышел. Я хотел держать себя так же, как они, но не знал, что делать с глазами: когда я молчу, то глазею по сторонам, а если не гляжу, то думаю о странных или смешных вещах; и я невольно громко рассмеялся. Никто даже не оглянулся; это произвело на меня гнетущее впечатление. Я понял, что здесь совершается некий обряд, состоящий из курения трубки, перелистывания "Who is who" и главное - безмолвия. Это не молчаливость одинокого человека, не молчаливость философа-пифагорейца[ ...молчаливость философа-пифагорейца... - Пифагореизм - идеалистическое направление в древнегреческой философии, получившее свое название по имени Пифагора (ок. 580500 до н. э.). От членов пифагорейского союза требовалось аскетическое поведение.], не молчание перед лицом бога, не молчание смерти, не немая мечтательность; это совершенно особое, изысканное молчание людей высшего общества, молчание джентльмена среди джентльменов.
      Побывал я и в других клубах; в Лондоне их сотни; все они разной масти и разных целей, но лучшие из них находятся на Пикадилли или по соседству; и везде старые кожаные кресла, обряд молчания, безукоризненные кельнеры и параграф устава, запрещающий доступ женщинам. Как видите, все это большие достоинства. Кроме того, все клубы построены в классическом стиле, из камня, черного от копоти и белого там, где его омывает дождь; всюду отличная кухня, огромные залы, тишина, традиции, горячая и холодная вода, какие-то портреты, бильярды и много других достопримечательностей. Существуют также политические клубы, клубы женские и ночные, но там я не бывал.
      Тут были бы уместны рассуждения об общественной жизни Англии, о мужском аскетизме, прекрасной кухне, старинных портретах, английском характере и некоторых иных вопросах, тесно связанных с этими, но я как человек путешествующий должен неустанно шагать дальше в поисках новых впечатлений.
      КРУПНЕЙШАЯ ЯРМАРКА ОБРАЗЦОВ, ИЛИ BRITISH EMPIRE EXHIBITION
      [1 Британская имперская выставка (англ.). ]
      I
      Если вы хотите, чтобы я сразу сказал, чего больше всего на выставке в Уэмбли, то я скажу не колеблясь: людей; людей и школьных экскурсий. Я сторонник роста народонаселения, деторождения, детей, школ и наглядного обучения, однако должен признаться, что тут мне временами хотелось иметь пулемет, чтобы проложить себе дорогу через толкающееся, бегущее, топочущее, ошалелое стадо мальчишек, с круглыми шапочками на стриженых головах, или через цепочку девочек, взявшихся за руки, чтобы не потерять друг друга. Иногда мне удавалось, ценой невероятного упорства, попасть к стенду, где продавались новозеландские яблоки или красовались рисовые метелки из Австралии, или бильярд, сделанный на Бермудских островах; мне даже посчастливилось увидеть статую принца Уэльского, сделанную из канадского масла, и я пожалел, что большинство лондонских памятников сделано не из масла. И сейчас же поток людей снова оттеснил меня, и я посвятил себя созерцанию шеи толстого джентльмена и уха пожилой леди, оказавшихся передо мной. Впрочем, я не возражал - сколько людей толпилось бы в отделе австралийских холодильников, если бы выставить там багровые шеи толстых джентльменов, или в 'глиняном дворце Нигерии - корзины с сушеными ушами пожилых леди!
      Я беспомощно отказываюсь от своего замысла издать иллюстрированный путеводитель по выставке в Уэмбли. Как изобразить этот рог коммерческого изобилия? Выставка полным-полна чучел овец, сушеных слив, мягких кресел, сделанных на Фиджи, гор смолыдамары или оловянной руды, гирлянд бараньих окороков, сухой копры[Копра - сушеные ядра кокосовых орехов.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35