Несимметричное пальто (фрагменты)

      В аэропорту уже бил копытами крылатый лайнер. Веселок подал стюардессе билет, чувствуя себ страшно виноватым перед ней и всеми порядочными людьми за то, что он потный, неопрятный, в глазах неприятная тоска, заискивающий взгляд.
      Но стюардесса, как всегда, была красива и вежлива. Очень мягким голосом предложила оставить вещи в багажном отделении и пройти в салон. Веселка подбная служебная вежливость тронула чуть ли не до слез. Ему захотелось сразу жениться на этой аэрофлотовской женщине.
      Усевшись в кресло, он сразу же с большим энтузиазмом пристегнулся ремнем, как бы спеша отблагодарить аэрофлот за то, что приняли его вежливо. Веселок выпрямился в кресле и замер. Самолет он переносил плохо. Его болезнь: НЦД по гипертоническому типу. Веселок закрыл глаза. Надо бы уснуть. Во сне все несчастья и неприятности переносить легче.
      Небесные дороги тоже бывают ухабистыми. Самолет трясло, он то и дело проваливался в воздушные ямы. Веселок открыл глаза. И вдруг лицо его просияло. Бог мой! И все же не сразу поверил, потому что радостные случайности редки на земле. Недалеко от него, через проход, сидела его половина. Вывод, конечно, слишком поспешный, но женщину, котора волновала его в театре, узнал.
      И она узнала его. Она читала "Литературку", газету разложила на коленях. Видимо, почувствовала взгляд Веселка, улыбнулась. Веселок тут же вышел из кресла, попросил разрешения сесть рядом. Место оказалось не занято. Она пересела к иллюминатору.
      Веселок себя не узнавал. Он вел себя так, как будто они были хорошими знакомыми. А разве не были? Он вспомнил старую легенду. В Древней Греции жили двуполые люди - андрогины. Прогневили они Зевса, и он однажды рассек мечем каждого навдое. Началась паника, суета, волнение. Все смешалось. И в этом хаосе половинки бросились искать друг друга и не нашли, не находились. Прошли века, земля изменила рельеф, люди поменяли границы стран, а половинки все ищут друг друга.
      Иногда находят. Редко-редко! В основном им кажется, что находят. Поживут немного и ссорятся, скандалят, расходятся, занимаются рукоприкладством.
      Вот Веселок с этой женщиной точно были нежными половинками, пока не рассек их Зевс острым мечом. Они скитались и через тысячу лет встретились.
      - И как тебе спектакль? - непринужденно спросила она, сразу перейдя на ты.
      - Наверное, - ответил Веселок, - это хорошая пьеса, но не для меня.
      - Почему? - вежливо удивилась женщина.
      - Да я что-то новое хочу узнать, но не могу найти такую книгу или спектакль, где бы описывался незнакомый мне путь жизни.
      - А в спектакле какой?
      - Аскетизм, полный отказ от удовольствий жизни.
      - А что, не нравится такой путь? - лукаво спросила незнакомка.
      - Тяжелый, - честно признался Веселок, разнеженный сердечным голосом соседки.
      - А я смысла не вижу, - призналась она, - сложно очень, замысловато. Не лучше ли взять за основу правило: поступай с другими так, как бы хотел, чтобы поступали с тобой.
      - Это тоже нелегко, - со знанием дела сказал Веселок.
      - Все равно лучше. Мне кажется, что без удовольствий, именно телесных, не прожить. Животное и то выползает на солнышко, когда есть возможность, или летит к подруге, несмотря на опасность.
      - Интересная теория, но куда она ведет?
      Женщина засмеялась. Веселку так хорошо было рядом с ней, так свободно, раскованно себя почувствовал, что совсем перестал стесняться и себя, и одежды своей. Он даже поскреб осколком стружки алюминиевую ножку кресла.
      - Что это там у вас? - заинтересовалась женщина.
      - Да, - небрежно ответил Веселок, - стружка в подошву въелась. На заводе подцепил. Так куда ведет тво теория?
      - К жизни. Древние греки, говорят, вообще не разделяли тело и душу, жили цельно. Для человечества это был золотой век.
      - Лучше про это бы спектакль, - вздохнул Веселок.
      Веселок от приятных разговоров уснул, она, как выяснилось потом, тоже деликатно задремала. Кто наслал на них этот спасительный сон, дьявол или Всевышний, неважно. Кто-то из них поступил очень хорошо. Может быть, благодаря этому сну они спаслись.
      Потому что очнулись они в воде, недалеко от желтого берега. И даже плыть не пришлось. Дно оказалось под ногами. Их сознание медленно высвобождалось от влияния сна. И все же они поняли, что обломки самолета чернеют под водой, медленно погружаясь. Люди уже утонули. Наверняка умерли раньше, чем коснулись воды. От инфаркта.
      Веселок протрезвел первым. На берег вышвырнуло какие-то предметы. Он пошел посмотреть. Нашел свой рюкзак, выловил из воды апельсинку.
      - Мы вдвоем? - сквозь слезы спросила она.
      - Похоже, - очень грустно ответил он, но отчаяния в его голосе не было.
      - Куда ж мы теперь? - спросила она.
      - Куда глаза глядят, - ответил Веселок, - больше некуда.
      Он отдал ей апельсинку, на себя надел рюкзак, мясо, слава Богу, было завернуто в целлофановые мешки, поэтому пока не текло. А жара на этом острове была достаточной, чтобы растопить льды.
      Она поделилась с ним апельсинкой, и они зашагали, повернувшись к морю спиной. Шли долго, два раза отдыхали, сильно потели, но оставались в одежде: она в блузе и брюках, он в рубашке и трико. Давно бы уже кожу сожгли, если бы разделись. Да и не мог Веселок в первый день знакомства с женщиной в трусах красоваться, хотя ситуация позволяла все. Им надо было выжить.
      Кстати, они познакомились. Ее звали Оля. Она и была округла, как имя, полновата, но не толстая.Волосы длинные, ноги не кривые, груди были. То есть все его претензии она удовлетворяла. Нравится ли он ей? Разговаривала дружелюбно, волком не смотрела, значит, противен не был.
      Наконец они поднялись на каменистый перевал. Огляделись. Внизу текла речка, зеленел лес, ни пихты, ни кедров не было. Веселок разглядел дубы, клены. А Оля, особа глазастая, разглядела избу.
      На душе повеселело. Однако приближались к ней с опаской, а вдруг там бандиты. В избушке никого из живых не было: паутина в углах, затхлый воздух. Пришлось открыть дверь и выставить маленькое оконце, чтобы проветрилось. В избушке нашлось все необходимое дл ведения походного хозяйства: и ведра, и совок, и топор, и спички.
      Прежде чем заняться хозяйством основательно, они прилегли на нары. И к стыду своему уснули. К стыду, потому что во сне они обняли друг друга. Но, проснувшись, они тут же отстранились. Уж очень потными, грязными и голодными они были.
      Веселок нарубил дров, она порезала мясо на кусочки, поставила варить. Веселок обнаружил под нарами мешок муки. Она замесила на воде какие-то азиатские лепешки. Поужинали очень вкусно. Потом смели паутину со стен, помыли полы, поскоблили нары, выхлопали матрасы.
      - Не хватает постельного белья, - пожаловалась она.
      Нашли и его. Под нарами стоял расписной сундук. И наволочки, и простыни, и пододеяльники, нашлись даже две подушки. Правда, Веселка эта находка немного испугала. Он был уверен, что когда он первый раз заглядывал под нары, сундука не было. Видимо, в некотором роде это была волшебная избушка.
      Над постелью Оля долго колдовала, искупалась в речке, отправила Веселка. Вместе выкупаться постеснялись, побоялись, что не понравятся друг другу голыми. Правда, Веселок подумал, а куда им деваться, если у них нет выбора, они обречены друг на друга. Сколько раз холостяцкими ночами Веселок мечтал, что какая-нибудь ситуация загонит его с симпатичной женщиной на необитаемый остров. И ей ничего не останется, как любить его, беречь, потому что он здесь единственный мужчина.
      Мечта сбылась, но чья же это хижина? А может, это Всевышний шутки шутит, чтобы доказать Веселку одну из своих гнусностей.
      Когда они легли, на улице были сумерки. Солнце спряталось за скалой, ее вершина еще тихонько освещалась. И то ли этот свет, то ли все та же природная стеснительность мешали начать первое наслаждение на необитаемом острове. А скорее всего, он боялся, что не справится со своей ролью.
      И все же хорошо, что в избушке было темно и солнце перестало освещать вершину скалы. Веселок погладил ее волосы, нашел ее губы, жадно познал ее груди, ее тело становилось таким родным, уютным. Такого ощущения у него не было ни с одной женщиной. Она как бы угадывала, что он хотел в этот миг, ее ласки все были уместны, все слова были сказаны вовремя и как надо. У нее тоже было ощущение, что Веселок угадывал ее желание. Остывали они долго и нежно. И утром им было приятно смотреть друг на друга. Они позволили себе голыми походить. Конечно, Веселок заметил и дряблость кожи, и излишний жирок, но тут же и простил: во-первых, возраст, во-вторых, ни одной морщинки на душе, в-третьих, своя же половина. Вот прямо как бы для Веселка по его эскизу создана.
      Только одно обстоятельство насторожило. Они спали, тесно прижавшись друг к другу. И утром, когда стали подниматься, они словно приклеились, и расставаться им было немного больно. Но они решили, что это чисто психологическое явление.
      - Как бы не превратиться нам обратно в андрогинов, - пошутил Веселок, - придетс Зевса на помощь звать.
      Она засмеялась. А так как женщина была начитанная, то поняла, о чем речь, и спросила:
      - Ты думаешь, что мы через несколько веков встретились?
      - А больше наши отношения ничем не могу объяснить. Мне нравятся даже твои изъяны, я не могу и помыслить о тебе плохо, нет у меня дурных слов в твою сторону. Так у меня раньше к солнцу, цветам было. Правда, на солнце еще мог разозлиться, но на свою половину, чувствую, никогда. Это плохо!
      - Почему?
      - А как же мы ссориться будем?
      - Мы не будем ссориться! - убежденно сказала она. - Хватит, уже нассорились. В чемпионах ходили.
      - Ну что ж, - согласился Веселок, - я за.
      Сундучок под нарами оказался просто волшебным. Веселок захотел чаю, порылся в нем и нашел заварку в жестяной коробке. Чай оба пили с удовольствием. После ча полежали, не удержались от греха, после которого процесс отторжения прошел более болезненно. У Веселка на животе выступили капли крови. Она их слизнула своим проворным язычком.
      - А если прилипнем напрочь? - выразила она общую тревогу.
      - Мы, наверное, срастемся, - предположил Веселок, - мы с тобой самое уникальное явление на свете - мы оживший миф.
      - Если это так, то я не хочу, чтобы мо индивидуальность исчезла в тебе.
      - Не плачь, - утешил ее Веселок, - не только ты во мне, но и я в тебе. Оба растворимся.
      - И что же будет?
      - Андрогин будет. Мы с тобой заживем вместе, ни секунды в разлуке. Глаза в глаза.
      - Я не хочу. Я люблю тебя, мне приятно с тобой, но иногда мне просто необходимо побыть одной. Знаешь, как приятно посидеть перед зеркалом? Как жаль, что здесь нет зеркала.
      Веселок промолчал. Но через несколько минут вытащил ей из сундучка зеркало средних размеров. Вся фигура вместе с головой не войдет, но поясной портрет может отразиться.
      - Фигура у тебя хорошая, - утешил он ее, - еще пятнадцать лет можешь не смотреться.
      Они приспособились. Времени, в которое они предавались любви, было недостаточно, чтобы два тела успели срастись капитально. Сразу же после
      друг с другом, было нетрудно, но если посмотреть со стороны, то очень смешно. Один пятился, другой всей грудью как бы падал на него. Разрывались они в воде, так было легче. Но и вода не освобождала от боли. Так что за каждую любовь они расплачивались. Они знали, на что шли, когда ложились в постель.
      Чтобы как-то избежать боли или уменьшить ее, они пробовали перед этим натираться грязью, пробовали ласкать друг друга в одежде. Боли, действительно, было меньше, но и радости не было. Их со страшной жаждой тянуло прижаться друг к другу, голой чистой кожей почувствовать друг друга. Только так они получали полное удовольствие. Прижиматься им хотелось каждую минуту. Кожа волновалась, впадала в эйфорию. Подобно воспитанным канибалам (если можно таких представить), им хотелось выпить друг друга.
      Покончив с любовью, потом залечив в воде раны, они растаскивали постели, чтобы во сне нечаянно не прижаться. Но однажды прижались. Приползди друг к другу, обнялись покрепче и так проспали всю ночь на голых нарах, укрытые только своими роковыми объятиями. На сей раз впитались они сильно. Оба поняли, что сейчас им не оторваться. Что же делать? Врастать дальше друг в друга, чтобы потом стать одним существом - не хотелось. И наконец, у Веселка созрело кое-что в голове.
      Она заплакала:
      - Ну почему нельзя пожить по-человечески: или надо ругаться до ненависти, или стать единым?
      Веселок промолчал. Вскоре они подошли к яблоне, сорвали с этого древнего дерева познания добра и зла яблоко. Сначала откусила она, потом он, как и положено по легенде. И с тяжелой обидой друг на друга они разошлись в разные стороны.
      Замарашка
      А утром каждый проснулся в своей квартире. Веселок на постое у тети Веры, а Оля в холодной неизвестности. Не отыскать. Веселок ругнулся: если судьба не сведет его с этой женщиной, то пусть сведет хотя бы с Замарашкой. Вечером он собирался воспользоваться ее приглашением, но встретились они раньше. В аптеке. Он зашел посмотреть лекарства, которые ему заказывали, а она покупала валерьянку. Вернее, хотела купить, но не хватало денег. Подорожание.
      - Издержки производства? - не удержался и ехидненько спросил Веселок, с удовольствием заплатив за пузырек темной жидкости. Джентльменский поступок.
      - Спасибо! - поблагодарила она.
      Веселок ответил, что он готов купить ей необитаемый остров, где бы она смогла отдохнуть от людей.
      - А тебя не будет на нем? - спросила она, вкладывая в слова игривый смысл, но интонация подвела ее: вопрос прозвучал серьезно.
      - Если даме будет угодно.
      - Может быть, будет, - подтвердила она, как бы морщась от тона, каким разговаривал Веселок.
      Веселок уловил ее настроение, но откуда ей знать, что он так рад встрече с ней, что стыдится этой радости, старается скрыть за игривостью.
      Себе Веселок лекарства не только не спросил, но даже не поинтересовался наличием его. Он растолковал этот поступок так: для своей провинции ему шевелиться неохота, думать о ней неохота, вспоминать не хочется.
      - Ты тоже живешь на зарплату? - шутливо спросил Веселок.
      - Спонсоры помогают, - уклонилась она от ответа.
      Она была не в духе. Какая-то проблема мучила эту худенькую женщину. Она нуждалась в сочувствии.
      - Мне тоже горько, - сказал он.
      Она смягчилась.
      - А по виду не скажешь. На вид благополучный, рубаха-парень, который верит в бога.
      - Однако, - сказал Веселок, - с богом подождем.
      - Не веришь?
      - Не стоит на него большие надежды возлагать.
      - Почему?
      - Последнюю истину и он не скажет. Дальше сферы своей профессиональной деятельности ничего не знает.
      - А какая у него профессия?
      - Я считаю его духовником Вселенной, он нравственная сила. Но он не творил Вселенную. Дьявол, - улыбнулся Веселок, - аморальный лидер Вселенной. По силе они равны. И обитают они только в человеческой Вселенной. Зверю они не нужны.
      - А ты опасный для России человек!
      - Почему? - искренне удивился Веселок.
      - Ты отвергаешь самое святое - бога!
      - И ты не понимаешь! - с отчаянием воскликнул Веселок. - Да признаю я Бога, но не отдаю ему конечную роль. Я не могу представить картину мира, и меня это мучает, жить не дает.
      - А зачем тебе представлять? Это так необходимо?
      - Это любопытно, - ответил Веселок.
      - Что? - спросила она, ошарашенная. - Из-за этого каприза ты жизнь гробишь? Не имеешь ни семьи, ни толковой профессии, ни уважения народа.
      - Выходит, что так.
      - Какой кошмар! До сих пор знала только о сексуальных маньяках, а, оказывается, есть и от знания.
      - Слишком красиво, - возразил Веселок, - но все узнать сильно хочется. До самой сути, до основания, до корней!
      Она внимательно оглядела Веселка с ног до головы (жалкое зрелище, подумал Веселок), покрутила у виска своим изящным пальчиком, очень милый, красивый жест, по крайней мере, он не был обидным. И вообще, как заметил Веселок, в ней не было качеств и черт, из которых бы можно было вывести ее ужасное увлечение. "И в то же время, - подумал он, - что-то злобное в ней есть, ведь Лауру или Джульетту невозможно представить за разрабатыванием плана очередного убийства, пусть и с благородными целями".
      Подошел автобус. Веселок, поддержав ее за талию, втолкнул в салон, талией остался доволен. Он любил такое свойство человеческого тела, как гибкость. Может быть, потому, что сам им не обладал. Ноги вот тонковаты, болтаются в широких голенищах сапог. Сапоги, наверное, на ее размер не шьют. "Так что, - вздохнул Веселок, - придется простить ей этот недостаток." Он знал, что многие изъяны женской фигуры видны только в одежде, в постели они исчезают. Бог человека для рая творил, без одежды. Одним словом, Веселок к своей спутнице претензий не имел. Наоборот, с худенькими он чувствовал себ великаном, в постели он властвовал.
      Когда они вышли из автобуса, она сказала ему, что развелась с мужем, то есть подала заявление на развод, но он уже дома не живет. Пока уехал в командировку.
      - Надолго? - заинтересованно спросил Веселок.
      - Недели на две.
      - Нам хватит, - сказал Веселок.
      - Чего хватит?
      - Времени, за которое мы познаем друг друга и полюбим.
      - А ты забавный, мне интересно с тобой.
      - Тем более.
      - А как ты относишься к моей деятельности? - спросила женщина вполне серьезно.
      - Черт его знает, - честно ответил Веселок, - я не уерен, что она нужна, я не уверен, что она не нужна. Я нетверд в знаниях, поэтому ничего не могу утверждать твердо. Мне надо подумать.
      Замарашка показала свой дом. Он был уже рядом. И она прибавила шаг. Все же здорово их поприжимало в автобусе. Веселок, например, к сексу был изрядно готов. Ее тоже достало.
      То обстоятельство, что в подъезде оказался лифт, обрадовало Веселка. В таком возбуждении лестница на шестой этаж могла оказаться роковой. Лифт долго блуждал в небесах, наконец спустился на землю. Веселок, чтобы не думать о предстоящем, хотя думалось только об этом, прочитал на стенках лифта все надписи. Запомнил одну: "Тормоза - это жизнь и свобода!".
      "Это точно!" - сразу же согласился Веселок, потому что сам не имел тормозов. Он еще не снял второго ботинка, заклинили венозные шнурки, а уже начал тихонечко подталкивать женщину к широкой кровати. Она уклонилась, ловко выскользнула из объятий и - в душ. "Чистоплюйка проклятая, с досадой подумал Веселок, - любить она без душа не может, людей сжигать может, а любить только после душа".
      Веселок прилег поперек кровати. Ботинок от сильного напряжения крови наконец-то слетел с ноги: лопнул капроновый узел. Но Веселок удивился другому обстоятельству: куда ей такая вместительная кровать? Для ее худобы хватило бы деревенской лавки. Наверное, догадался Веселок, у нее муж был огромным. Или любил в прятки играть: ее спрячет каждая атласная складка.
      Но оказалось ни то, ни другое. Она просто любила поперек кровати, как поперек жизни. Веселку тоже понравилось. Ему все в ней нравилось: даже ее средневековая связь с огнем, как будто спал он с женщиной из темного века. И этот плод воображения так безумно освежал его потенцию, что он подумал: это слаще, чем с красивой женщиной. Это вообще ни в какие ворота не лезет, это из других миров.
      С бестолковым выражением в глазах, с ощущением небесной пустоты, как будто опрокинули колодец, как пустыня без песка, лежал он поперек кровати и вслушивался в притухающее наслаждение.
      Из кухни пахло луком, булькало, шипело. "Господи", - еле выговорил Веселок. И это были его первые слова после возвращения из царствия небесного.
      - А кем был твой муж? - спросил Веселок, когда они поели и снова согрешили, но уже обыденно. Быстро же проходит новизна.
      - Он вообще-то пробует философствовать.
      - И какой уровень? - небрежно полюбопытствовал Веселок. - С И. Кантом обедал? Ужинал ли с Сократом?
      - Он больше Ницше интересовался, на разрушении специализировался.
      - Тебя уважал, наверное?
      - Запомни, мальчик, - назидательно сказала замарашка, - наша цель не разрушение, а оздоровление и созидание.
      - Извини, - кротко произнес Веселок. - А зачем твой муж все разрушить хотел?
      - Не все, а только планету Земля. Он считал (интересно, об ушедших говорят, как о покойниках), что она заражена парностью: свет-тень, жарко-холодно. Но более всего его бесило то обстоятельство, что за причиной незамедлительно возникает следствие. Ударил крепко по стеклу, оно вдребезги. Удар - причина, осколки - следствие. Кака же свобода на Земле, если такие каторжные связи?
      - Никакой, - согласился Веселок.
      - Вот и считал мой муж, что как только на Земле дышать невозможно будет, то есть когда жареный петух в попку клюнет, человек придумает что-нибудь и покинет Землю, как свои болезни.
      - Куда?
      - Куда-нибудь, говорил муж. Пусть воздуха не будет, но и этой каторжной парности тоже. Чтобы, как бы ты ни бил по стеклу, а оно оставалось целым. Потому что там за причиной не возникает следствие.
      - Интересно, интересно, - покровительственно одобрил Веселок, - хотя и шито белыми нитками. Всяка пословица хромает, а тем более жизненная теория.
      Веселок проснулся далеко за полдень. Тихо. Ее не было. На трюмо наспех отражалась записка: "Приду вечером, суп сварен, не скучай".
      "Не вертихвостка какая-нибудь", - подумал Веселок. Он почувствовал себя довольным. Он редко встречал в жизни женщин, в которых сочетались темперамент и умение вкусно готовить. А ее куриный суп был выше всяких похвал. Откинувшись после сытного обеда в мягком кресле, Веселок заметил, что цветы на подоконнике свежеполиты - и ему захотелось остаться здесь навсегда. Он любил жить в ухоженной квартире, любил, когда на подоконнике тихо дышит деревенская герань.
      "А что! Почему бы ей не выйти за меня. Мужик я приличный, покладистый, умею, если надо, оправдать самые злостные привычки, увлечения. Да жги ты, голубушка, людей столько, сколько хочется. Я ищу в этом мире уюта".
      Веселок приятно разволновался и даже удивился, что в ванной для него не нашлось зубной щетки, и огорчился, когда понял, что он пока здесь все еще никто. В шкафу он не обнаружил своего нарядного костюма, а в паспорте московской прописки. Размечтался!
      В письменном столе он увидел красную папку, разбухшую от содержимого. "Роман!" - подумал Веселок и радостно порозовел: как он любил чужие тайны.
      Увы! Это был всего-то план каких-то мероприятий. Веселок нехотя начал читать: "В целях улучшения психического здоровья наших людей надо найти человека русской национальности, но с мозгами космополита, не любящего старинные наши обряды, не видящего красоты в славянских обрядах. Т.е. найти выродка, дл которого какой-нибудь Джойс всегда дороже "Лучинушки".
      Люди! Это они открыли двери и окна Западу. И мы едим сейчас гнилую пищу, жуем импортную жвачку, дуреем и проваливаемся в наркотический сон!"
      И сбоку было приписано: "Мой новый знакомый - идеальный вариант".
      Веселок выскочил из-за стола, в ванной смочил полотенце и приложил к горячему лбу: предательница! А как ноги раздвигала, как для самого родного человека!
      Самое обидное было для Веселка, что она его не распознала, спутала с самым банальным западником. Его страданий она не распознала, не поняла их чудовищную уникальность. Дура! Замарашка! Она не поняла трагедии его жизни, она не поняла, что он парализован незнанием истинной природы вещей, он как бы пока живет без сердца, ничто не разгонит его кровь, пока он не узнает истину. Истина - его сердце, истина - его жизненная сила.
      Как же замарашка опошлила основную трагедию его жизни! А он еще хотел остаться, жениться, уже облюбовал кресло у окна и фарфоровый бокал на кухне. А она его публично поджарить собралась. Во имя народного счастья. Коммунистка проклятая!
      Веселок уже надел ботинки и застегнул пальто, когда зазвонил телефон. Он подошел, снял трубку. Ее голос.
      - Спасибо за гостеприимство, - сказал Веселок и пошел прочь, забыв зашнуровать ботинки. В подъезде он споткнулся и упал.
      От тети Веры он узнал, что Стас повесился. Така сильная у него оказалась привязанность к греху, что когда грех собрал чулки и платья, честный Стас не выдержал разлуки. Боль затопила его младенческое тело. Невинным он был.
      Веселок весьма тепло попрощался с тетей Верой. Прямо у порога, когда они сели согласно ритуалу "с местечка", он прочитал ей притчу о блудном сыне. Ее так любила старая женщина за хороший конец.
      Веселок тоже любил, когда все благополучно, но в такой стране он никогда не жил. Он жил там, где все кончается крахом, пылью и ужасным разложением, вырождением. Все поглощает стихия ада.
      Тетя Вера перекрестила его на дорожку. И, бесполезно осененный христианским жестом, он отправился на железнодорожный вокзал. Зачем? Чтобы уехать домой! А у него есть дом? В этом месте можно пожать плечами.
      Веселок, у тебя есть дом? Веселок не знает. Вообще-то есть запыленная квартира с тремя парами стоптанных тапочек для гостей. Но и этого количества много. Бесценная Таня иногда воспользуется, но она после той ночи перестала ходить. Разочаровалась. А он чего хотел: не восемнадцать же ему лет!
      Есть ли работа у тебя, Веселок? Есть, но Веселок к ней даже отвращения не питает, ничего не питает, приходится рано вставать по утрам.
      Есть ли у тебя любимое занятие, Веселок? Разве что философскую книгу почитать перед сном. Но все они написаны людьми, ограниченными людьми, поэтому истину в них не обнаружишь. И Веселок обречен на незнание. Это огорчает, это бесит, это вносит в человеческое существование унылость, тщету. Веселок иногда воет перед сном.
      Одним словом, Веселок, кроме как на женщину, ни на что больше не реагирует, так и то в середине процесса иногда ему вдруг становится скучно, и у него опадает желание. А чтобы этого не случалось, ему необходима молодая, красивая, как Таня, или женщина с изюминкой, как Замарашка, женщина-палач. Или такая, чтобы стала половиной. Но такой не бывает.
      Не бывает, Веселок, и женщина-палач тебя не любит, раз задумала тебя сжечь, как представителя бесполезной интеллигенции, отвлекающей людей от счастья. Так что поезжай, Веселок, домой. Забудь о Тане. А поезжай, Веселок, домой и женись на Ольге Петровне. Будешь вести регулярный мужской образ жизни - подумаешь без радости, лишь бы оргазм был стабильный для здорового обмена веществ. Будешь скучать в мягком кресле, от этой же скуки листать Диогена или какой-нибудь детектив, который тебя тоже не занимает. Ну, иногда надо будет дров поколоть или в теплице поковыряться, но это же для здоровь полезно.
      В унылом состоянии перешел Веселок широкую дорогу, красный огонек светофора два раза прерывал ему путь. Покорно пережидал двойной поток машин. Полы пальто поднимались от устроенного машинами ветра, которые чуть не задевали Веселка, не мяли и не топтали.
      Старое пальто, разбитые ботинки, рюкзачок за спиной. Он сильно напоминал странника, у которого нет ничего, кроме самого себя, уставшего от самого себя и не способного от себя избавиться. Разве только броситься в этот железобетонный поток машин. Но некрасиво с разбитым носом и вышибленными мозгами (какое облегчение!) предстать перед Господом Богом.
      И пожить охота. О, великий инстинкт!
      Веселок осторожно ставил ноги, было скользко, гололед. Наконец он добрался до станции метро. Теперь без пересадки до самого вокзала.
      Она ждала его. Едва он вышел из мраморной преисподней на грязный, одурманенный бензиновыми парами свет Божий, как был схвачен ее руками.
      - Вот, - поспешно сказала она, заглядывая в глаза. Веселок уловил тревогу. - Купила на дорогу.
      Она приоткрыла целлофановый пакет. Веселок увидел яблоки, мандарины, коричневую кожу колбасы.
      - Ты же любишь колбаску-ту, - улыбнулась она.
      Веселок любил колбасу, он любил все, что запрещалось монахам и людям высокой морали. Он не протестовал, он был человеком обыкновенной, средней морали. В высокую он не шел, не мог, не было сил, он очень любил вареное мясо в кожурках. Поэтому он был благодарен Замарашке, с удовольствием взял из ее рук пакет, тепло поблагодарил.
      До отхода поезда времени было навалом, они поднялись в купе. Чистота и опрятность встретили их. Даже пепельница стояла на белой скатерти, хотя курить строго запрещалось.
      - Это для кожурок, - улыбнулась она и грустно положила в казенное стекло пушинку от своей теплой перчатки.
      Какой-то родной-родной грустью повеяло от этого жеста. Веселок прислушался, но память промолчала, аналогов не было. Веселку еще никогда в жизни не удалось испытать то, что он сейчас испытывал: удивительную нежность к женщине, сидящей с ним. Наверное, потому, что она пришла скрасить его дорожное пожизненное одиночество. Жаль только, она не поняла до конца всю глубину его отношения с миром. Он не пижон, он жертва обыкновенной любознательности, зараженной раковой опухолью.
      - Прощай, - сказал Веселок.
      - До свидания, - робко улыбнулась она.
      Соседи по купе оказались совсем уж серые. Веселок поел, поскучал, забрался на свою вторую полку и задумался о самом кровном, о своей жизни. Почему-то из него вообще ничего не вышло, даже отца, даже такого природного чутья лишен, даже в этом святом вопросе оказался беспомощен.
      Перестук колес навевал грусть. Куда он едет? Зачем?
      Веселок нервно смял сигарету и вышел в тамбур. Там он неожиданно наткнулся на своего земляка. Через двор жили и работали на одном заводе. Через час Веселок ехал на шустрой электричке обратно в Москву. Перед земляками он был чист: его покупки ехали в прежнем направлении. Только их увозил другой человек. Веселок же высчитал, что ему нет места в родном доме. Нет, он не блудный сын. Все гораздо сложнее. Уже поздно начать жизнь с нового листа.
      В столицу он вернулся утром. Дул ветер. В лицо, как дробь, били сухие льдинки. Было больно, Веселок все время отворачивался от них. Тщетно. Москва не хотела его принимать назад. Куда ты приехал, Веселок, у тебя есть, где поселиться?