Опиумные войны. Обзор войн европейцев против Китая в 1840–1842, 1856–1858, 1859 и 1860 годах

      С наступлением ночи благодаря хорошему проводнику французские войска достигли дворца Юаньминъюань. Китайские войска покинули его, по словам проводника, еще накануне и ушли по направлению к северу. Пройдя деревню Хайтин, тянувшуюся около 2 верст, войска перешли через мост и вошли в огромный парк, обнесенный высокой стеной, построенной главным образом из гранита, но не предназначенной для обороны. Через каждые 0.5 версты были расположены большие караульные дома. По западную сторону парка находилось озеро, а по восточную – сам дворец. Он был построен на обширной площади квадратной формы, которую со всех сторон окружали дома придворных. Главный вход, находившийся напротив моста, был прегражден рогатками и охранялся небольшим караулом дворцовой стражи, которая при появлении французов быстро исчезла. Рогатки немедленно сняли, и войска вошли на первую внутреннюю площадь, где по приказанию главнокомандующего расположились биваками. Так как можно было предполагать, что внутри дворца еще скрывается неприятель, то генерал Монтобан по прибытии туда послал для осмотра строений две роты морской пехоты под начальством капитана Кампенона. Разделившись на два отряда, обе роты проникли через боковые входы во второй двор, на котором несколько сторожей обратились в бегство при виде вошедших войск. Пройдя этот двор, имевший 400 шагов ширины, роты подошли ко второй стене, в которой также были найдены проходы. На третьем дворе они перешли по мраморному мосту широкий канал и достигли третьей стены. При наступившей полной темноте, отчасти боковыми входами, а отчасти перебираясь через стену, моряки достигли третьего двора, на котором находилось здание дворца. При появлении французов на этом дворе дурно вооруженная дворцовая стража, которой было около 20 человек, пыталась оказать сопротивление; один из офицеров оказался ранен сабельным ударом, а солдаты в ответ открыли оружейный огонь, положивший на месте нескольких китайцев.
      Выстрелы, послышавшиеся внутри дворца, посреди окружающей темноты, произели тревогу и панику на биваках войск. Сначала послышались крики, призывы о помощи, а потом посыпались выстрелы, как раз в том направлении, в котором роты морской пехоты, окончившие рекогносцировку дворца, возвращались на свои биваки. Одним из этих выстрелов был ранен один морской солдат. К счастью, стрельбу удалось скоро прекратить; генералу Коллино было приказано расположиться на втором дворе дворца и занять сильными караулами все выходы из третьего двора. Остальная часть ночи была проведена войсками совершенно спокойно.
      Английские войска, выступив с привала одновременно с французскими, после часового марша совсем потеряли их из вида. В то самое время как к генералу Монтобану был отправлен посланный с извещением об отступлении китайской армии по направлению дворца Юаньминъюань, впереди авангарда показался довольно значительный отряд маньчжурской конницы. Местность не позволяла построить боевого порядка, вследствие чего авангард англичан медленно подвигался вперед, перестреливаясь издалека с неприятелем. Выйдя на большую дорогу, ведущую к воротам Аньтин, восточным на северном фасе Пекина, англичане увидели перед собой бивак большого отряда маньчжурской конницы, с которою последовало несколько стычек. Приближение ночи и закрытость местности, не позволявшие определить силы противника, заставили генерала Гранта приостановить из осторожности дальнейшее движение к дворцу Юаньминъюань. Английские войска расположились на биваках там, где их застали сумерки. Значительную часть людей удалось разместить в небольшой деревне, а главная квартира заняла один из храмов, которых тут было много. Таким образом обе союзные армии не соединились в назначенном сборном пункте. Поутру генерал Грант послал разъезды для отыскания своей кавалерии и для определения положения французской армии. Ночью с 6 на 7 сентября все время жгли большие костры, а с рассветом 7 сентября английская артиллерия произвела 21 выстрел через равные промежутки времени, чтобы дать знать французской армии о месте своего расположения. На эти выстрелы бригадир Паттль отправил к генералу Гранту конный отряд с извещением, что летняя резиденция китайских императоров занята французами и что английская кавалерия расположилась в 3 верстах к востоку от дворца.
      7 сентября в 8 часов утра генерал Монтобан с многочисленной свитой осмотрел дворец и его редкие сокровища, которые решено было разделить между обеими нациями поровну. Для распределения драгоценных вещей по прибытии генерала Гранта, отправившегося во дворец в тот же день вместе с лордом Эльджином, была назначена смешанная комиссия из офицеров обеих армий. Найденную во дворце в серебряных слитках сумму в 800 000 франков разделили между офицерами и солдатами. В одном из таких дворов дворца, между прочим, найдена была окровавленная одежда, принадлежавшая некоторым из парламентеров, посланных 18 сентября в Тунчжао, и доказывавшая, что обращение с пленными было дурным.
      Несмотря на принятые меры для охраны дворца, расстановку караулов и т. д., солдаты французской армии постоянно производили грабежи в строениях, соседних с дворцом. Английские солдаты по причине своего отдаления от Юаньминъюань не могли участвовать в грабежах, но зато многие офицеры прибыли во дворец с целью захватить себе ценные вещи. Генерал Грант считал несправедливым позволить офицерам оставить приобретенное ими имущество, тогда как нижние чины не могут сделать того же. Вследствие этого офицерам приказано было передать захваченные вещи в особую комиссию, с тем чтобы по их продаже приобретенные деньги распределялись между всеми чинами армии. Таким образом, на долю английских войск, кроме денег, найденных в серебряных слитках, пришлось еще 166 000 рублей, что составило около 23 рублей на каждого нижнего чина .
      В ночь с 7 на 8 октября сильный пожар уничтожил большую деревню Хайтин, лежавшую между дворцом и Пекином; она, вероятно, была подожжена самими китайцами.
      Занятие без боя дворца Юаньминъюань показало главнокомандующим, что китайская армия после недавних поражений отказалась от всякого сопротивления. Наступление к северу с целью преследования не обещало успеха, лишь чрезмерно удлиняя операционную линию, вследствие чего главнокомандующие решились вернуться к Пекину, чтобы захватом его повлиять на скорейшее заключение мира. 8 сентября генерал Монтобан послал несколько отрядов по направлению к китайской столице с целью поиска лучшей и кратчайшей дороги.
      Днем выступления французской армии с биваков у Юаньминъюань было назначено 9 октября, так как к этому времени заканчивался трехдневный запас продовольствия. В ночь с 8 на 9 октября вспыхнул пожар в различных пристройках дворца, происшедший, вероятно, от поджога их китайскими грабителями, появившимися в весьма большом количестве в окрестностях дворца и следовавшими постоянно по пятам армии. 9 октября вечером обе армии расположились вместе на биваках по сторонам дороги, идущей к воротам Аньтин, в 4 верстах к северу от городской стены. Во время движения от Юаньминъюань французская армия представляла необычайный вид: солдаты шли, нагруженные награбленным имуществом, ведя за собой китайских носильщиков, привязанных за косы. Ночь с 9 на 10 октября была употреблена для присоединения к войскам обозов и повозок с продовольствием, оставленных 6-го числа в большой деревне с кирпичным заводом, лежащей к востоку от Пекина. Поутру 9 октября возвратились наконец в английский лагерь некоторые из лиц, захваченных вероломным образом в Тунчжао. Из их рассказов было видно, что они подверглись жестоким истязаниям, вследствие которых многие из них умерли. Из 12 пленных французов вернулись только 5, и 6 были доставлены в гробах; из 26 английских пленных вернулись живыми только 13, остальные также погибли. Один французский аббат и английский офицер из числа упомянутых были обезглавлены у моста Балицяо во время сражения 21 сентября, а трупы их сброшены в канал. Возвращение пленных и известие о печальной судьбе остальных произвели тяжелое впечатление на обе армии и на их командующих, тем более что еще за день перед тем принц Гун в своих письмах уверял, будто пленные содержатся хорошо. Впредь решено было действовать возможно энергичнее.
      Барон Гро написал 10 октября письмо принцу Гуну, в котором возлагал на него ответственность за нечеловеческое обращение с парламентерами, и с целью обеспечения посольств при ведении дальнейших переговоров в Пекине потребовал, чтобы в распоряжение союзной армии были предоставлены ворота Аньтин в северной стене Пекина. Если эти ворота не будут уступлены до 13 октября, то союзные войска займут их силой, открыв артобстрел города. В этом же письме принц Гун получил заверение, что лично он может без всяких опасений прибыть в Пекин, так как союзные войска не производят никаких насилий над невооруженными лицами, ведущими переговоры.
      В этот же самый день оба главнокомандующих в сопровождении начальников артиллерии и инженеров произвели рекогносцировку ворот, причем неприятель, не открывая огня и выкинув белые флаги, подпустил их к самому рву. Таким образом союзники определили места будущих брешь-батарей, в 750 шагах к востоку от ворот Аньтин, и к постройке их было приступлено немедленно на глазах китайских войск, занимавших стену.
      Английские орудия предполагалось расположить за высокой стеной, окружавшей находившийся в этом месте храм «Дицзу», или «Земли». Они распределялись следующим образом: четыре 8-дюймовых и четыре армстронговых (12-фунтовых) орудия для пробития бреши между второй и третьей фланкирующими полубашнями к востоку от ворот, два армстронговых орудия для обстрела дороги, ведущей к воротам, и два армстронговых орудия назначались в резерв. Батарея 9-фунтовых орудий шла на вооружение контрбатареи. Мортиры также предназначались для действия против будущей бреши.
      Для постановки орудий с внутренней стороны массивной кирпичной стены храма должны были быть устроены деревянные платформы; чтобы подготовить пороховые погреба, предполагалось сделать небольшие пристройки к стене. Со стороны французов, не имевших осадной артиллерии, для вооружения брешь-батарей назначались четыре 12-фунтовых пушки. Их орудия были расположены слева от английских и на расстоянии 80 шагов от городской стены; английские отстояли от стены на 250 шагов. Перед батареями вырыли небольшие траншеи, откуда мог быть открыт ружейный огонь против артиллерии и китайских войск, оборонявших стену. Небольшое предместье, расположенное перед воротами в 130 шагах от них, было приведено в оборонительное положение.
      Китайские солдаты смотрели с любопытством со своих стен на постройку батарей и вовсе не препятствовали производству работ.
      В предместьях и других местах были развешаны прокламации, в которых жители Пекина предупреждались, что если в полдень 13 октября китайские власти не передадут ворота Аньтин в руки союзников, то последние откроют огонь.
      13 октября в 10 часов утра принц Гун прислал от себя комиссара Хань Ци, который старался отговорить англо-французов от предъявленных ими требований относительно передачи ворот или по крайней мере отложить время передачи. И только за несколько минут до полудня, когда артиллерийская прислуга союзников заняла свои места около орудий, ворота Аньтин были отворены и переданы генералу Нэпиру, дивизия которого находилась поблизости.
      Для охраны ворот назначили 400 человек, по одному батальону от каждой армии, которые должны были занять кордегардии, а также городскую ограду на протяжении одной версты вправо и влево от ворот. Посреди огромной толпы любопытных английский и французский батальоны, предшествуемые музыкой, вошли в 12 часов дня через ворота в город и расположились на площади за ними. Отсюда были отправлены отряды для занятия валов: справа от ворот их заняли англичане, а слева – французы. Две батареи были поставлены на вал, одна английская, а другая французская, и обращены своими дулами против города. Пока происходило занятие ограды, китайская полиция длинными кнутами разгоняла толпу любопытных. При ближайшем осмотре ограды Пекина и ворот Аньтин союзники могли легко убедиться, что пробить брешь с имевшимися у них наличными средствами являлось делом невозможным.
      Город Пекин представляет собою огромный прямоугольник, почти совершенно правильного очертания и вытянутый по направлению с севера на юг. Он обнесен непрерывной стеной и заключает в себе два совершенно разнохарактерных города: северный маньчжурский и южный китайский. Общая длина городской ограды составляет около 30 верст, причем высота стен маньчжурского города превышает высоту стен китайского на 10 футов. Наружная стена ограды северного города имела 48 футов, а внутренняя – 44 фута высоты. Пространство между наружной и внутренней стеной, заполненное хорошо утрамбованной землей и камнями и заделанное цементом (слой цемента имел 3 фута толщины) до высоты 41 фута над горизонтом, представляло собой валганг, над которым наружная стена имела 7 футов командования. Поверхность валганга, хорошо вымощенная четырехугольной толстой черепицей, имела небольшой скат внутрь для стока дождевой воды. Общая ширина обеих стен и валганга наверху составляла 67 футов, а в основании – 85 футов. Из общей толщины приходилось всего только по 1.5 фута на каждую из стен и 64 фута на валганг. В наружной стене, на расстоянии 11 футов одна от другой, были устроены прямоугольные амбразуры, у которых могли быть поставлены орудия. Эти амбразуры, при высоте стула в 4 фута, придавали стене с поля зубчатый вид. Посередине мерлонов, на высоте 0.5 фута от валганга, были проделаны четырехугольные бойницы для гингальсов. Из предыдущего описания видно, что оборона ограды могла быть легко уничтожена вследствие малой толщины зубцов наружной стены, прикрывавшей валганг, но с другой стороны, пробитие в ней бреши было делом весьма трудным и требовавшим значительного расхода снарядов. Через каждые 300 шагов из ограды выступали четырехугольные полубашни, предназначенные для фланкирования стен. По фронту эти полубашни имели 46 шагов длины, а из наружной стены они выступали в поле на 18 шагов.
      Ворота Аньтин были прикрыты с поля полукруглым равелином, выступавшим в поле на 140 шагов. Устройство стен и валганга равелина являлось таким же, как и у главной ограды, только вследствие меньшей ширины валганга (41 фут) общая толщина всей ограды равнялась наверху 44 футам и 62 футам в основании. Вход в равелин находился сбоку с левой стороны, вследствие чего, заняв ворота равелина, нельзя было разрушить выстрелами ворот в главной ограде. В передней части равелина находилась четырехугольная башня, верхняя площадка которой командовала над валгангом на 49 футов. Длину по фронту эта имела 45 шагов, а ширину – 28 шагов, причем длинная ее сторона была обращена в поле. Башня имела четыре этажа, снабженных каждый 20 амбразурами, из числа которых 12 на главном фасе и по 4 на каждом фланге. Таким образом данная башня могла вместить до 80 орудий. В 21 шаге перед воротами во внутренней ограде была построена другая башня, имевшая только 3 этажа. Оба нижних этажа этой башни были окружены деревянными галереями, поддерживаемыми такими же колоннами. Все остальные ворота города имели устройство очень сходное, если не совершенно подобное воротам Аньтин. На четырех углах городской ограды Пекина также возвышались высокие башни.
      Амбразуры башен, расположенных у ворот и на углах городской ограды, закрывали деревянными щитами, на которых были нарисованы дула орудий, ибо сами башни оставались невооруженными и служили жилищем для войск. Как стены, так и все фортификационные постройки Пекина сложены из серого необожженного кирпича превосходной твердости.
      Вооружение ограды, занятой союзниками, заключалось в нескольких бронзовых орудиях, находившихся в хорошем состоянии. Остальные орудия были сосредоточены на восточной стороне ограды, откуда китайцы ожидали нападения, но и их было немного. У подошвы внутренней стены вокруг всего города шла военная улица. Наружный ров вследствие того, что шлюзы, служившие снабжению его водой, пришли в упадок, сделался в большей своей части проходимым вброд, а в некоторых местах глубина воды была всего несколько дюймов.
      В маньчжурском городе, занимая около четвертой его части, находился «императорский», или «внутренний», город, где располагался дворец, в свою очередь обнесенный высокой массивной стеной со рвом.
      14 октября французская армия перешла со своего бивака в предместье, лежащее напротив ворот Аньтин, где расположилась частью по квартирам, частью в китайских казармах. Продовольствие за все последнее время доставлялось войскам сухим путем с помощью транспортов из Балицяо, где был устроен обширный продовольственный магазин, пополнявшийся подвозами по каналу из Тяньцзиня и Тунчжао. Дорога длиной в 16 верст, пролегавшая между Балицяо и Пекином, была в это время окружена шайками разбойников, занимавшимися грабежом. Многочисленность этих шаек и дерзость, ими проявленная, заставляли отправлять транспорты не иначе как с целой ротой конвоя. Необходимость конвоирования транспортов отвлекала часть сил от их прямого назначения и составляла важное затруднение в правильности и быстроте доставки продовольствия для союзной армии.
      Впрочем, более серьезную опасность англо-французы видели в скором наступлении зимы и сопряженном с нею замерзанием рек и каналов, составлявших коммуникационные линии между Балицяо, Тяньцзинем и флотом. Положение армии, удаленной от своей базы-флота на расстояние, превосходившее 200 км (186 верст), стало бы действительно критическим, в особенности при отсутствии достаточных перевозочных средств. Предельным сроком, до которого французская армия могла оставаться у Пекина, по мнению генерала Монтобана, было 1 ноября.

Заключение Пекинского мира

      При таких обстоятельствах лорд Эльджин и барон Гро пришли к убеждению, что следует поспешить с заключением мира, не останавливаясь перед самыми крайними мерами.
      Оба посла решительно потребовали от принца Гуна немедленного принятия мирных условий, угрожая в противном случае сжечь императорский дворец в Пекине. Окончательный ответ принц Гун должен был дать 23 октября. За насилия, совершенные 18 сентября над парламентерами в Тунчжао китайское правительство должно было уплатить 22 октября французам 200 000 ляновх и англичанам – 300 000 лянов. Деньги эти предназначались для вознаграждения пострадавших и для обеспечения семейств умерших. Кроме денежного взыскания за убийство парламентеров, лорд Эльджин считал необходимым для наказания императора сжечь дворец Юаньминъюань, его любимую летнюю резиденцию.
      18 октября 1-я дивизия английских войск направилась к нему и сожгла дотла все здания и постройки. В то же время в общественных местах вывесили прокламации, написанные на китайском языке и пояснявшие причину, почему англичане сожгли дворец.
      В этом деле английский посол, возбужденный постоянным вероломством китайцев, действовал сурово, желая удовлетворить общественное мнение Англии, требовавшее примерного наказания вероломного противника. У лорда Эльджина явилась даже мысль свергнуть царствовавшую династию и заменить ее тайпинской, с которой уже и заключить прочный договор.
      19 октября по настоянию лорда Эльджина генерал Грант явился к генералу Монтобану с предложением, не ожидая истечения срока, т. е. 23 октября, занять внутренний город и сжечь императорский дворец. Барон Гро остановил англичан в их намерениях, настаивая на соблюдении назначенного срока, так как принц Гун выказывал явное желание заключить мир.
      Вечером 22 октября вознаграждение, предназначенное для потерпевших в Тунчжао, было выдано сполна. Наконец, склоненный к тому русским послом генералом Николаем Павловичем Игнатьевым, принц Гун изъявил свое согласие подписать в присутствии послов и их свиты трактат с Англией 24 октября и с Францией – 25 октября. Император Сяньфэн выслал заранее из Жэхэ свои ратификации, чтобы поскорее удалить союзников из столицы.
      Между тем от местных жителей были получены сведения, что большая армия сосредотачивается к западу от Пекина, что принц Гун старается обмануть англо-французов, заманив послов в город и затем умертвив их, и т. д. Летучие отряды английской кавалерии ежедневно посылались для осмотра окрестностей, так что в пределах радиуса их деятельности нельзя было без их ведома сосредоточить крупную армию. Но из-за полученных сведений о сосредоточении китайцев к западу от Пекина, где находилось много укрепленных лагерей, 22 октября туда была послана кавалерия. Англичане редко производили рекогносцировки в эту сторону, избегая столкновений с китайскими войсками. Кавалерия наткнулась на один из лагерей, расположенный вблизи городской ограды, в месте соединения маньчжурского и китайского городов, занятый, по-видимому, значительными силами, обратившимися в бегство при виде англичан. Мандарин, вышедший навстречу, чтобы осведомиться, что нужно прибывшим, был схвачен и привезен в лагерь английских войск, где и был подвергнут допросу.
      Что касается положения войск во время стоянки их перед г. Пекином, то в продовольственном отношении они были обеспечены, причем у ворот Аньтин открыли богатые рынки. От болезней у англичан всего более пострадал 60-й стрелковый полк, преимущественно состоявший из молодых солдат; но и в нем число больных не превышало 5%.
      24 октября в Пекине, в зале палаты вероисповеданий, лордом Эльджином и принцем Гуном, согласившимся на это свидание только после данного русским послом генералом Игнатьевым заверения, что над ним не будет совершено никаких насилий, был подписан мирный договор. Английский посланник въехал в Пекин в сопровождении конвоя, состоявшего из 100 человек кавалерии и 400 солдат пехоты. 2-я дивизия англичан была расположена по дороге, а 1-я дивизия получила приказание в случае, если будет сделано три выстрела, следовать туда же. 25 октября, в той же зале, принцем Гуном и бароном Гро был подписан мирный трактат с Францией. Конвой, сопровождавший французского посла, имел такую же численность, как и английский; при подписании были соблюдены те же церемонии.
      Вновь заключенные мирные трактаты подтвердили в общих чертах условия Тяньцзиньского мира 1858 года. По новому мирному договору Пекин и архипелаг Чжоушань должны были быть немедленно очищены союзниками. Китайский император обязывался выплатить обоим государствам 8 000 000 ляней военных издержек. До окончательной уплаты этой суммы союзники имели право занимать Тяньцзинь, форты Дагу, острова Мяодао и какой-либо пункт на прибрежье провинции Шанъюн, Шанхай и Кантон. Город Тяньцзинь был открыт для европейской торговли, китайцы получали право заключать контракты с европейцами для службы вне Китая, и, кроме того, Англии был уступлен полуостров Коулун, лежащий напротив Гонконга.
      22 октября осадная артиллерия англичан была отправлена из Пекина в Тяньцзинь.
      1 ноября французский экспедиционный корпус под начальством генерала Монтобана выступил в Тяньцзинь, куда прибыл на шестой день, после 5 дней весьма утомительного марша. Лорд Эльджин задерживал выступление английских войск в ожидании обнародования нового мирного трактата в официальной «Пекинской газете». Барон Гро, желавший одновременно с лордом Эльджином покинуть Пекин, оставался там же, имея при себе в виде конвоя батальон 101-го линейного полка с двумя орудиями. Только между 6 и 8 ноября объявления о мирном договоре были обнародованы и прибиты к стенам Пекина.
      7 ноября выступила в Тяньцзинь первая колонна английских войск под начальством генерала Нэпира; 9-го отправилась вторая колонна с остатком французских войск, обоими послами и английским главнокомандующим. Во время возвращения войск в Тяньцзинь господствовали сильные холода, от которых войска заметно страдали. 14 ноября все союзные войска сосредоточились в последнем пункте.
      Для оккупации этого города французский главнокомандующий оставил генерала Коллино с 101-м линейным полком, одним батальоном 102-го линейного полка, двумя батареями и ротой инженерных войск. Всего в Тяньцзине осталось французских войск: 129 офицеров, 2700 солдат и 429 лошадей. Генерал Грант оставил для оккупации 31-й и 67-й линейные, 60-й стрелковый полки, одну батарею, инженерную роту, полк Фэния кавалерии сейков и обозный батальон с соответствующим числом медицинских и комиссариатских чинов под начальством бригадира Стэйвли. Для занятия форта правого берега устья Байхэ был выделен отряд из 31-го полка силой в 300 человек. Батальон французской морской пехоты силой в 400 человек занял большой форт левого берега.
      Остальные войска обоих экспедиционных корпусов были перевезены в канонерских лодках на суда, а английская кавалерия дошла до деревни Дагу сухим путем. Английские войска направились в Индию и на родину, а французские войска под начальством генерала Жами – в Шанхай на зимние квартиры, где они собрались 12 декабря. В Чифу было оставлено 150 человек.
      Во время оккупации дружественные отношения между китайскими властями и остававшимися союзными войсками не нарушались; вследствие замерзания реки Байхэ и Чжилийского залива сообщение между Тяньцзинем, фортами устья Байхэ и Чифу производилось сухим путем, а из последнего пункта с Шанхаем и Гонконгом – морем.

Дополнение 1 Расписание войск французского экспедиционного корпуса по судам для отправления в Китай.

 

 

 

 
      Всего на 16 транспортах: 354 офицера, 7798 нижний чин.

Дополнение 2
Порядок следования французских канонерских лодок с десантом по р. Бэйтанхэ к месту высадки.

 

 
      Всех канонерских лодок 9.
      Всего на буксире следовало 10 джонок, 4 шаланды и более 46 шлюпок.

Приложение1. Письмо китайского комиссара Линь Цзэ-сюя английской королеве (1839 г.).

      Это письмо так и не было отправлено в Британию. В отсутствие британского посла, который мог бы лично доставить письмо, Линь опубликовал его в Кантоне, превратив свое обращение в пропагандистский акт и, вероятно, рассчитывая на то, что о содержаниии послания английскую правительницу известит капитан какого-либо из торговых кораблей.
      «Правители вашей достопочтенной страны по традиции, передаваемой из поколения в поколение, всегда были известны своей добрым нравом и сдержанностью. Мы ознакомились с достославными воспоминаниями ваших верноподданых, в которых говорится: «Обычно любой человек в нашей стране, собирающийся торговать здесь, получает соизволение Его Величества Императора и равные права», и т. д. Лично мы восхищаемся правилами чести в вашей стране, глубоким пониманием их и благодарностью за божественную милость.
      После продолжительного периода торговли среди огромного количества купцов появились, помимо хороших, плохие люди. Нашлись даже такие, кто занимался контрабандой опиума для обольщения китайского народа и провоцировал распространение яда во всех наших провинциях. Эти люди, которые заботились только о собственной прибыли и пренебрегали вредом, который наносят окружающим, были вне закона Небес, и их единодушно ненавидели все благоразумные существа. Его Величество Император, когда узнал об этом, был в неимоверной ярости. Он специально послал меня для разрешения этого вопроса.
      Хотя не все из варваров-торговцев намеревались причинить нам ущерб, их жадность не знала пределов, и они не заботились о том, какой вред наносят другим. Позвольте нам спросить, где же ваша совесть? Я слышал, что курение опиума по законам вашей страны строго запрещено, потому что вред, причиняемый опиумом, очевиден. Но если уж запрещено наносить вред вашей стране, вы еще меньше должны причинять его другим государствам…
      Среди всего, что экспортирует Китай в другие страны, нет ни одного товара, который при его использовании или перепродаже приносил бы вред. Существует ли хоть что нибудь, привезенное из Китая, что оборачивалось бы бедой для другой страны?
      К примеру, возьмите чай и барбарис – без них ни одна страна не проживет и дня. И если Китай откажет тем, кто жаждет этих полезных вещай, то на что же смогут опереться варвары, чтобы выжить?
      Более того, ткачи других стран не смогут ткать полотно до тех пор, пока не получат китайский шелк…
      Что касается прочих продуктов, требующихся в других странах, начиная со сластей, имбиря, корицы и заканчивая предметами пользования, подобными шелку, сатину, фарфору и всему остальному, то их невозможно сосчитать.
      С другой стороны, то, что поступает в Китай из-за границы, – не более чем игрушки. Мы можем принимать их, а можем отказаться. Представьте, если мы в них перестанем нуждаться, какие проблемы может повлечь за собой закрытие границ и прекращение торговли? Да, Божественный Суд позволяет чаю, шелку и другим товарам беспрепятственно продаваться повсюду. Но единственной причиной этого является наше желание разделить блага с людьми всего мира.
      Только в некоторых областях Индии, находящихся под вашим контролем, на склонах холмов выращивается опиум. Месяцы и годы продолжается работа по накоплению отравы. Неприятный запах поднимается, раздражая Небо и пугая богов. Вы, о Правительница, конечно же можете навсегда искоренить эти опиумные поля и засеять их зерном. Те же, кто снова попытаются посадить и продать опиум, должны быть строго наказаны. Это будет по-настоящему великая, благоразумная политика, которая увеличит общее благо и избавит всех от зла. За подобное благое дело вас поддержат Небеса, а боги принесут удачу, продлевая ваши годы и годы ваших потомков. Все будет зависеть от этого дела…
      Сейчас мы установили законы, правящие китайским народом. Тот, кто продает опиум, и тот, кто его курит, – оба подвергаются смертной казни. Подумайте о следующем: если варвары перестанут привозить опиум, то каким образом китайцы смогут перепродавать и курить его? Нужно согласиться, что эти злые безнравственные торговцы ведут народ Китая в смертельную ловушку. Отчего же мы должны позволить этим варварам жить?..