Необыкновенные приключения Синего человека

Иногда, правда, и в них просыпаются суеверия. Колдун мастерит флейту из берцовой кости съеденного. А из головы делает идола.

Вот в такое-то племя и попали друзья.

Их появление вызвало любопытство.

Онса, верховный вождь, скрылся в хижине колдуна. Нет сомнений, они обсуждали дальнейшую судьбу вновь прибывших. Таков обычай индейцев. Даже вождь не принимает никакого решения, не посоветовавшись с колдуном. Эти местные священнослужители пользуются непререкаемым авторитетом.

Тем временем Жан-Мари, который, как и его друзья, был потрясен увиденным, обратился к одному из гребцов, присевшему у костра:

– Скажи, приятель, а где урити?

– Не знаю!..

– Но как же так? А эти головы на деревьях?

– А! Ну да. Это были урити. Они умерли!

– Черт возьми! Это я и так понял. Вы их убили?

– Да, мы.

– Почему? Ведь они ваши родичи.

– Да, это правда.

– Но убивать родичей – страшное преступление.

– Да, преступление, – ответил индеец все так же равнодушно.

– Что вы с ними сделали?

– Не знаю.

– Из этого животного клещами ничего не вытянешь, – обернулся Жан-Мари к своим спутникам. Он слово в слово перевел им разговор.

Но тут другой индеец, показавшийся друзьям более смышленым, щелкнул языком и ударил в ладоши, что означало: «Я буду говорить».

– Ты знаешь, за что убили урити?

– Они знали секрет курареnote 131.

– Но это не причина.

– Возможно, но Генипа, вождь урити, не захотел поделиться им с Онсой.

– Почему же Онса, верховный вождь, не знает этого секрета?

– Понятия не имею.

– Но если секрет знал только Генипа, а вы его убили, Онса никогда не узнает тайны.

– Да.

– Что, что да?

– Не знаю!

– Ну и идиот! Генипа умер?

– Не знаю.

– Но я не вижу его головы здесь, среди прочих!

– Да, ее здесь нет.

– А где же она?

– У него на шее.

– Так, значит, Генипа жив?

– Нет.

– Как так?

– Онса хочет, чтобы тот открыл ему секрет.

– А я тебя о чем спрашиваю? Где Генипа?

– Я не знаю.

– Поразительная тупость, – вскричал Феликс, как только Жан-Мари перевел все вопросы и ответы.

– Гром и молния! – негодовал Беник. – Да этот болтун просто смеется над нами. Будь здесь хоть половина команды «Дорады», мы бы им как следует вправили мозги!

– Конечно, старик. Но всей команды тут ты, да я, да мы с тобой. Так что перспектива не блестящая.

В этот момент, закончив совещание, на поляне появились вождь и колдун. У первого на плечах красовалась шкура огромного ягуара, лапы были завязаны узлом на шее. Наряд колдуна представлял собой умопомрачительные лохмотья, в ворохе которых самого его почти не было видно. Костюм дополняли обезьяний хвост, змеиная кожа, крылья диковинной птицы, а также гирлянда из зубов ягуара и тапира. В руках служитель культа держал флейту из человеческой кости, клювы колпицыnote 132 и ябируnote 133, погремушку гремучей змеи, коробку с копченым мясом, пустые патронные гильзы, ожерелье из серебряных монет, шкуру синего попугая… Синего! Это насторожило Феликса Обертена.

Все это раскачивалось, позвякивая и шурша в руках рябого старца с хитрющим лицом, который важно расхаживал по площади. И хотя внешне он оказывал вождю всяческие почести, демонстрируя уважение и преклонение, было видно, что на самом деле колдун властвует здесь безраздельно, пользуясь неограниченным влиянием. Сам того не осознавая, вождь, вероятно, играл роль марионетки в руках этой хитрой бестии.

Перекинувшись взглядом с колдуном, Онса подошел к пленникам и обратился к Жану-Мари:

– Бледнолицый утверждает, что он – друг урити, приятель их вождя Генипы.

– Так точно.

– Зачем он пришел сюда?

– Я уже говорил тебе: просить приюта у моего друга.

– Бледнолицый долго гостил у урити?

– Да, долго.

– Сколько?

– Пять раз двенадцать лун.

Вождь на минутку задумался, как бы подсчитывая, а потом сказал:

– Если бледнолицый прожил у урити так долго, он должен знать…

– О чем?

– Он должен знать секрет кураре.

– Возможно…

– Ты откроешь мне его.

– А знаешь ли ты, что состав яда чрезвычайно сложен, в нем множество составляющих?

– Знаю.

– К тому же ты ведь и сам вождь. Ты должен знать секрет.

– Да.

– Однако ты его не знаешь?

– Не знаю.

– И колдун тоже?

– И колдун тоже.

– Почему?

– Не знаю.

– И ты думаешь, что я, белый человек, должен знать то, чего не знаете вы, индейцы…

– Да.

– Почему?

– Потому что белые знают все.

– Это очень лестно для нас. Ну и занес же нас дьявол! – пробормотал Жан-Мари, которому едва известно было название кураре. Он не имел ни малейшего понятия о секрете его приготовления. – Ну что же! Будем понахальнее и протянем время!.. А если я не открою тебе секрет кураре?

– Мы с колдуном съедим тебя.

– Почему?

– Потому что, съев тебя, мы съедим и секрет, который останется в нас.

– А если я тебе его выложу?

– Ты будешь свободен, тебе даруют жизнь.

– А мои друзья?

– Они тоже будут свободны, все, кроме Синего человека.

– Как это?

– Я хочу продать его торговцам синими попугаями.

– Ты с ума сошел! Я в жизни на это не соглашусь.

– В таком случае ты будешь съеден.

– Послушай, вождь, я согласен. Но мне нужно время, много времени.

– Сколько?

– Одна луна.

– Онса и колдун подождут. Но товарищи бледнолицего и Синий человек останутся здесь. Их запрут. Кормить пленных будет сам колдун.

– Но как же я без них соберу все составляющие яда?

– Ты скажешь их названия.

– Но я не знаю названий.

– Мы пойдем с тобой, Онса и колдун.

– Соглашайтесь, дорогой мой, соглашайтесь на все, – вмешался Синий человек, которого Жан-Мари держал в курсе дела. – Это способ выиграть время.

– Негодяй! Я буду не я, если не застрелю тебя и этого старого мерзавца! Дай только войти в лес.

– Бледнолицый согласен?

– Согласен.

– Уведите его друга и мальчишку в хижину.

– А Синий человек?

– Синего посадят в клетку с попугаями.

– Что?! – воскликнул Феликс. – Они равняют меня с глупыми птицами?! Как мой бывший хозяин сеньор Рафаэло Гимараенс?!

– Увы! Месье, эти скоты ничего не хотят слушать. Самое лучшее подчиниться. Если индейцам что-то взбрело в голову, ничем не выбьешь.

– Но, дорогой мой! Подумайте только: клетка!.. Птичка в клетке!..

– Нам, возможно, будет не лучше. Как бы еще не хуже.

Разговор прервали подошедшие индейцы. Двое схватили Синего человека и повели к громадной клетке из бамбуковых ветвей. Дверца отворилась, и несчастного Феликса втолкнули внутрь.

И сразу в клетке начался переполох. Со всех сторон послышались испуганные крики, шелест крыльев потревоженных птиц. Большие, средние, маленькие – все они разом повернули головки, навострили клювы и вдруг, сорвавшись с насеста, стремительно бросились на незваного гостя.

Возмущенный, униженный необходимостью защищаться от подобного нападения, Синий человек, вооружившись бамбуковым шестом, задал взбучку негостеприимным хозяевам. Но внезапно он замер с поднятой рукой. Его поразило, что все птицы до единой были синими. Отличались они лишь оттенком: от густого индиго до бледно-голубого, переходящего в бирюзовый. Голубая смальтаnote 134, синий кобальтnote 135, голубой малахитnote 136, ультрамаринnote 137, голубизна моря и гор – неописуемая симфония синевы, в которую гармонично вписался и сам пленник.

Многие птицы линяли, весь пол был усыпан перьями. Феликс заметил, что цветовая гамма этого импровизированного ковра сильно отличалась от той, что он мог видеть, подняв глаза. Страшная догадка промелькнула у него в голове. Эти птицы, от рождения разноцветные, были превращены в синих.

– Невероятно, уму непостижимо! Индейцы явно знакомы с секретом такого превращения. Что же приходится вытерпеть несчастным птицам? Кормят ли их специальным зерном, вызывая «синюю» болезнь?.. Я теряюсь в догадках. Однако это не совсем мой случай. Ведь их кожа осталась той же, что и была. А моя приобрела жуткий цветnote 138. Если бы, подобно их перьям, синими стали только моя борода и волосы! Это было бы еще полбеды. Я мог бы просто-напросто красить их.

Между тем паника в клетке понемногу утихла. Птицы, быстро свыкшиеся с присутствием человека, успокоились. Они так осмелели, что подлетали ближе к странному гостю и внимательно рассматривали его своими круглыми глазками. Потом потихоньку затрещали, обмениваясь впечатлениями. Новый экземпляр явно понравился всей компании. Огромный попугай, вовсю заорав: «Ара!..» – с шумом слетел вниз и уселся на плече изумленного Синего человека.

Потом попугай, ласкаясь, потерся о щеку Феликса, а тот, тронутый нежным обращением, погладил его по голове. Разомлев, пернатый закрыл глаза и заурчал: ара!.. ара!..

– Чудесно! Вот я и укротитель попугаев! Нечего сказать – положение, достойное почтенного парижского коммерсанта, отправившегося в Бразилию, чтобы удвоить состояние и добыть приданое дочери. А вы, Аглая Обертен, урожденная Ламберт! Небось ждете не дождетесь своего мужа, мечтаете стать патронессой! Как вам мои успехи? Здорово подсуетился, а?! Не снится ли мне весь этот кошмар? Не проснусь ли я сейчас в своей каюте на «Дораде», а может, в собственной кровати в стиле Людовика Пятнадцатого, над лавкой колониальных товаров? Мое путешествие, спасение Ивона, виселица, бокаирес, Диаманта, побег, людоеды – не сон ли все это? Недаром говорят, что в жизни случается всякое!.. Всякое!.. Оно конечно, занимательно, но подчас происходит такое, что и в бреду не пригрезится: станешь, к примеру, синим да попадешь в громадную клетку, полную громадных попугаев, таких же синих, как и ты. Но ведь я не курю опиум или гашишnote 139, и голова у меня как будто в порядке… Конечно, я не сумасшедший, однако, если эта трагикомедия не прекратится, рискую помешаться. Надо заметить, что голод ощущается более чем реально. Эти негодяи-индейцы готовят, кажется, обед, но им и в голову не придет принести мне кусочек. Не могу же я, в самом деле, питаться товарищами по несчастью!

Пока Феликс рассуждал таким образом, сидя в клетке, Беника, Ивона и Жана-Мари привели к одной из хижин, возле которой томился в одиночестве индеец, вооруженный луком и копьем. Не слишком уютное убежище не имело дверей, вход – привален двумя бревнами. Сопровождавшие пленников индейцы-жандармы перекинулись парой слов с охранником, отодвинули бревна, в образовавшуюся щель протолкнули двоих моряков и юнгу и заторопились на площадь, где шли приготовления к празднику.

Как только трое друзей оказались внутри, запах гниения, разложившегося мяса ударил им в нос, не позволяя дышать.

– Да это настоящая бойня! – в ужасе вскричал Беник.

– О дядя, – жалобно заскулил Ивон, – меня тошнит!

– Здесь полно трупов! – подал наконец голос и Жан-Мари.

Немного привыкнув к темноте и оглядевшись, они заметили на грязном, липком полу неподвижные, окоченелые тела. Внезапно из угла послышались стоны. Жан-Мари подошел ближе, нагнулся и в лучике света, едва проникавшем в хижину, разглядел человека. Тот сидел, положив голову на колени.

– Кто вы? – спросил по-французски Жан-Мари.

Человек не отвечал.

Ивон, которому спазмы мешали говорить, собрав все же последние силы, прошептал:

– Матрос, но ведь это же индеец.

– И правда, мой мальчик. Эй, приятель! – Теперь Кервен говорил на языке урити. – Слышишь меня? Ты меня понимаешь?

– Да! – Человек поднял голову.

– Кто ты и что здесь делаешь?

Еле дыша, несчастный приоткрыл глаза, и крик, скорее даже хрип, вырвался из его груди – три слога, заставившие бретонца подскочить так, будто ему выстрелили в спину:

– Жамали!..

– Генипа!.. Ты?! Мой бедный друг!

ГЛАВА 8

Яд индейцев. – Смертоносный кураре. – Таинство. – Два вождя. – Ссора. – Генипа попадает в заточение. – Кровавое убийство. – Жамали!.. – Невыносимые мучения. – План побега. – Смерть охранника. – У синих попугаев. – Опасность! – Все в клетку. – Свобода. – Погоня.

Не существует, пожалуй, ни одного человека, кто не слышал когда-либо хотя бы название кураре – смертоносного яда, которым южноамериканские индейцы смазывают наконечники своих стрел. Из рассказов путешественников известно: одного-единственного отравленного укола этих стрел достаточно, чтобы вызвать немедленную смерть всякого живого существа. Этим и ограничиваются познания о кураре людей, далеких от науки. Впрочем, даже химикам и физиологам достоверно неизвестны компоненты яда. Обитатели экваториальных земель свято хранят тайну чудовищного зелья, передавая ее из поколения в поколение.

Ученые проводили сотни экспериментов в самых лучших лабораториях, добыв алкалоид кураринnote 140, в двадцать раз превышающий по своей активности сам яд. Удалось выяснить, как и почему яд убивает. И тем не менее состав яда амазонских дикарей не поддается никакому анализу. Некоторые исследователи, в частности доктор Кревоnote 141, невероятно рискуя, решились присутствовать при изготовлении кураре, дабы хоть немного приблизиться к разгадке.

Кураре в различных местностях неодинаков. Выбирая товар на своем «рынке», индейцы никогда не ошибутся. Стоимость кураре варьируется в зависимости от места производства. Иногда яд везут пятнадцать, тридцать, а то и пятьдесят дней, чтобы продать подороже.

Любой покупке предшествуют испытания. Индейцы относятся к ним так же ответственно, как комитеты обороны к приемке пороха.

Тонюсенькая стрела, на вид совершенно безобидная, обыкновенная щепочка толщиной со спичку смачивается ядом. Затем охотник поджидает добычу: попугая или обезьяну. Если случится, то роль подопытного кролика выпадает пленнику.

Индеец вкладывает щепочку в сарбаканnote 142, подносит к губам – и слышен лишь еле уловимый свист. Иногда жертва даже не замечает укола. Но не пройдет и минуты, как ее охватывает беспокойство, а еще через минуту – страшные конвульсии сотрясают все тело. На исходе третьей минуты наступает смерть. Если же укол более глубокий и яд проник сразу в кровь, смерть молниеносна.

Можно представить, какую ценность имеет подобное средство для индейцев, вся жизнь которых состоит из опасностей, засад и постоянного риска, охотятся ли они, защищаются ли от диких зверей или воюют с враждебными племенами.

Напомним, кстати, что шкура животного, убитого уколом кураре, абсолютно безобидна для человека.

Если речь идет о кураре, индейцы ни перед чем не остановятся в стремлении добыть его. За баночку яда они отдадут весь запас маниоки, лучшую собаку, лодку, над которой трудились полгода; отдадут своих идолов, а если понадобится, жену и детей. Бывает, что продавец хочет получить сразу целую семью. Обладатель кураре, зная, что может требовать хоть луну с неба, заламывает неслыханные цены. А получает порой и еще большеnote 143.

Не все племена индейцев владеют секретом изготовления яда. А некоторым из них, по неписаному закону, тайну кураре нельзя открывать даже под страхом смерти – например, индейцам племени мура или пуру, которые, как разбойники и воры, считаются вне закона, вне общества.

В каждом племени секретом владеют лишь избранные. Он переходит от старшего к младшему. Иногда это вождь или колдун, иногда простой член общины, а то и женщина.

Кураре готовят в полной тайне, скрытно. Никто, кроме посвященных, не имеет права присутствовать при этом. Потому-то белым так трудно проникнуть в тайну загадочного зелья.

Вот почему Онса так страстно, любой ценой, всеми возможными средствами желал выведать секрет Генипы.

У индейцев Южной Америки существует своя иерархия. Онса считался верховным вождем нескольких племен, среди которых были и урити. Нравилось это им или нет, но они признавали верховенство Онсы в таких, например, случаях, как междоусобные войны.

В своеобразной индейской конфедерации племени урити также отводилась не последняя роль. Одной из основных его привилегий и было право хранить, передавая от отца к сыну, тайну кураре.

Однажды, когда Онсе пришло в голову нарушить традицию, между ним и Генипой произошла ссора.

Онса был пьян, это случалось с ним едва ли не каждый день. Он решил присутствовать при таинстве изготовления яда и вникнуть наконец во все детали. Генипа всеми силами воспротивился этому. Ему хорошо было известно, что Онса целиком под властью колдуна и что тот, в свою очередь, метит на место Генипы.

Как истинный индеец, к тому же пьяный индеец, Онса уперся и стоял на своем. Тогда Генипа, самый мудрый из своих сограждан, властью, данной ему, приостановил процесс изготовления кураре.

Перебранка двух вождей грозила перерасти в вооруженный конфликт между племенами. Урити поддерживали Генипу. Онса же решил во что бы то ни стало подавить сопротивление силой.

Собрав верных людей, Онса неожиданно нагрянул к строптивым сородичам. Но не с оружием, а… в гости. Такой визит считался большой честью. Устроили грандиозный праздник. Все, как водится, напились. Генипа не отставал от прочих. Очнулся он в том самом святилище, где накануне мудрил над кураре. Руки и ноги его были связаны.

Приближенных Генипы зарезали, тела расчленили и тут же принялись готовить обед. Однако большинству соплеменников вождя удалось бежать.

Онса прекрасно знал: индеец всегда голоден; нет лучшего способа обуздать гордыню, чем посадить его на вынужденную диету. Так он и поступил, объявив Генипе, что тот не получит ни крошки, пока не откроет тайну.

Генипа не сдавался. Онса спокойно продолжал пировать, терпеливо ожидая, когда голод урезонит арестанта. Но напрасно! Упрямец стоял на своем, ибо понимал: как только он откроет секрет кураре, Онса немедленно убьет его.

В конце концов терпение верховного вождя лопнуло, и он перерезал горло жене Генипы, бросив еще трепещущее тело ему под ноги. Отчаявшийся, измученный голодом, Генипа поклялся швырнуть Онсу живьем на съедение презренным броненосцамnote 144.

По-прежнему пьяный Онса лишь рассмеялся в ответ. И вскоре труп одного из сыновей гордеца оказался рядом с растерзанным телом матери.

Горе и отчаяние придали силы Генипе. Ему удалось разорвать опутывавшую руки веревку, но сломать высокую изгородь лачуги было немыслимо, и Генипа решил сделать подкоп. Невероятно, но, не имея никакого оружия, даже палки, он собственными руками прорыл узкий проход под мощным деревянным частоколом.

Однако многодневный голод, страшная тропическая жажда, долгое заточение, смерть близких – слишком много для одного человека. Генипа внезапно почувствовал, что больше не в силах сопротивляться. Тогда он спокойно улегся на землю и стал ждать смерти.

Мы уже упоминали об основной черте характера индейцев. Они хладнокровны, если не сказать равнодушны. Кроме того, – пассивны. Ожесточившись, Генипа – случай редкий – рванулся было к свободе, но как только увидел бесполезность своих усилий, моментально сдался.

Но вдруг луч солнца осветил умирающего. До того, как хижина вновь погрузилась во тьму, он успел заметить новых пленников. Это были белые. Генипа не мог ошибиться, ведь он ясно расслышал стук обуви. Они помогут, конечно, помогут. Возможно, даже сумеют отомстить.

Наконец Генипа услышал голос. Он узнал его. Сколько бы времени ни прошло с их последней встречи, ему не забыть голоса друга. Бледнолицый приехал с другого берега Большой Соленой реки (так индейцы называли океан). Они прожили бок о бок долгие годы. И если правда, что друзья познаются в беде, то сейчас это самое время проверить.

– Жамали!.. Это же Жамали!.. – Генипа никогда не мог произнести правильно имя Жан-Мари, индейцам вообще с трудом даются европейские языки.

Жан-Мари, пораженный и несказанно обрадованный неожиданной встречей, заметил наконец, что его приятель еле дышит.

– Да ведь он умирает! Генипа! Друг! Не умирай! У нас есть к тебе дело.

– Есть!.. Пить!.. – прошептал индеец по-французски.

– Смотри-ка! Он разговаривает по-нашему, – удивился Беник.

– Я обучал его французскому, а он меня – своему, – отвечал Жан-Мари. – Проклятье! Мне нечего ему дать! Хоть бы крошечку хлеба!

– Матрос, – тихо произнес Ивон, – у меня в кармане завалялся кусочек бисквита. Он совсем засох, но все же сгодится. Быть может, это спасет индейца от голодной смерти.

– Давай, давай, родненький мой! Ты лучший из юнг, настоящий парень! Эй, приятель! Погрызи-ка вот это. А мы подумаем, как бы раздобыть тебе воды. Черт побери! Если бы ты мог напиться кровью, я, не задумываясь, вскрыл бы себе вены. Ты делился со мной последним куском, последней миской фасоли, я не забыл, как ты не жалел своей жизни, чтобы спасти мою.

Несчастный индеец жадно вцепился в сухарь, глодая его, словно кость. И силы вернулись к нему. Однако Жан-Мари, ничего не делавший наполовину, собрался уже было вскрыть себе вену. Лишь случай, счастливый случай помешал ему переступить черту, за которой самоотверженного бретонца почти наверняка ждала смерть.

Уже некоторое время снаружи слышался шум и вой ветра. Наконец разразилась буря. Пошел сильный ливень. Крыша их убогой лачуги протекала. Ручейки струились по стенам и исчезали в вырытом Генипой подкопе. На полу образовалось зловонное месиво. Но никто не обращал на это внимания. Индеец ловил капли дождя и глотал с той же жадностью, с какой минуту назад ел.

– Ну, а теперь поговорим! – Жану-Мари не терпелось узнать, каким образом его друг очутился здесь, в столь плачевном положении, почему урити оказались во власти людоедов.

Немного погодя он добавил:

– Рассказывай побыстрее, мы торопимся. Нужно поскорее выбраться отсюда, трупный запах просто невыносим…

– Это моя жена и мой малютка, – с горечью произнес индеец. – Онса убил их и бросил сюда…

– Как! Этот мерзавец убил их? Какое горе! Надо было давно пустить ему пулю в лоб… Но тогда меня и моих друзей тут же закололи бы. Терпение! Еще не все потеряно. Револьвер при мне, и клянусь честью матроса, первая пуля – ему! Этому негодяю!

– Не трогай его… Он принадлежит Генипе… Знаток кураре сам отомстит за жену и сына.

– Ну что ж, друг, я понимаю. Будь по-твоему. Это дело чести. Во всяком случае, будем рядом, если что. Можешь на нас положиться!

Затем индеец долго, со всеми подробностями рассказывал обо всем, что произошло до его заточения, о том, как бандит растерзал его жену и сына.

Друзья были так потрясены, что не перебивали его, лишь иногда кто-нибудь вскрикивал в ужасе. Выслушав страшный рассказ, они готовы были хоть сейчас бежать из ненавистной тюрьмы, чтобы мстить. Самый простой способ – это продолжить работу, начатую Генипой. К счастью, дождевая вода размягчила землю. Что и говорить, везет так везет. Ведь в засуху почва здесь словно камень.

Жан-Мари бросился к подземному ходу и всей пятерней зачерпнул размокшую землю. Работа пошла. Но так как ход становился все уже, Ивон вызвался сменить матроса, уверяя, что продолжать подкоп ему будет куда легче, чем другим.

Беник остановил его.

– Тебе нет никакой необходимости забираться в эту ловушку, парень.

– Но почему, дядя? Неужели вы считаете, что мне не достанет смелости и силы?

– Поговори еще! У меня есть идея. Мы можем выбраться отсюда по-человечески, не превращаясь в кротов.

– Ну-ка, ну-ка! Ты что-то придумал, матрос? – вскричал Жан-Мари.

– Поднажми-ка вот на это бревно!

– Пожалуйста!

– Толкай!

– Это можно, у меня силы, что у вола!

– А теперь обратно!

– И раз! И два! Хорошо?

– Здорово!

– Ей-богу, бревно поддается. Оно раскачивается, словно зуб.

– А все потому, что как раз под этим бревном подкоп, который вырыл индеец.

– Так давай раскачаем его как следует!

– Попробуем вдвоем! И раз! И два!..

– Еще немного!

– Там, наверху, что-то держит!

– Ах, да ведь там веревки, бревна переплетены…

– Ивон!

– Я здесь, дядя!

– Возьми-ка нож да забирайся мне на плечи… Погоди, я тебе помогу.

Тут уж Ивон оказался на своем коньке. С необычайной ловкостью он моментально взобрался на плечи матросу.

– Черт побери! Ты и правда лазаешь как обезьяна!

– Веревка разрезана, дядя!

– Ну-ка, – Беник обратился к Жану-Мари, – поднажмем теперь! Эй! Юнга, слезай немедленно!

Совершив головокружительный прыжок, мальчишка очутился на земле.

– Там все крепилось одной-единственной петлей. Еще небольшое усилие, и стена рухнет.

– Это, пожалуй, не годится. Мы совсем забыли об охраннике.

– Подождем ночи.

– Но уже темнеет, солнце зашло…

– Дай-ка нож, – спокойно произнес Генипа.

– Что ты собираешься делать?

– Дай!

Потом, указав на бревенчатую стену, добавил:

– Подтолкни! Я хочу выйти.

– Куда ты собрался?

– Я хочу выйти.

– Ну ладно, вот тебе нож. Бьюсь об заклад, ты решил попортить шкуру нашему охраннику.

Не проронив ни слова, краснокожий змеей проскользнул между двумя бревнами и исчез.

Не прошло и полминуты, как друзья услыхали глухой хрип, а затем удар.

Индеец появился так же бесшумно, как и исчез. Он несколько раз всадил нож в землю, как бы желая очистить его, потом протянул моряку и спокойно добавил:

– Он умер.

– Ты разоружил его?

– Я взял лук, взял стрелы, чтобы убить других!

– Итак, когда уходим?

– Нужно дождаться глубокой ночи.

– Кстати, тебе известно, что у нас есть еще один товарищ?

– Он тоже белый?

– Белый… Да, в общем, да! Если хочешь, белый… Он для нас все равно, что вождь.

– И где же он, ваш вождь?

– В клетке с синими попугаями! Это мерзавец Онса придумал. А! Каково?

– Я знаю эту клетку, это мои птицы.

– Как ты делаешь их синими?

– Даю зерно тектоап.

– Что за чертово зерно?

– Ты ничего о нем не знаешь?

– Нет.

– Когда мы освободимся, покажу его тебе.

– Не откажусь. А то ведь съедим, не дай Бог, и станем синими.

– Это зерно не страшно людям, только попугаям.

Внезапно голос индейца стал тихим и грустным.

– Мы скоро уходим; но сначала я хочу похоронить Тару-те-ту и маленького Киля.

– Что он говорит? – тихо спросил Беник.

– Он хочет похоронить жену и ребенка.

– Тару-те-ту?..

– Это значит: Ночное Солнце. Луна по-нашему. Бедняга! Какое несчастье! Верная жена и любимый сын…

– Скажи, матрос, а мы не поможем вождю копать?

– Я спрошу. Предложу ему.

Оба бретонца и юнга принялись за невеселую работу. Прошел целый час, пока яма, начатая Генипой, стала широкой и глубокой.

– Готово! – с дрожью в голосе прошептал индеец.

Он нащупал в темноте останки жены и сына, перенес их в могилу, засыпал землей и добавил на местном наречии:

– Здесь погребено сердце вождя урити!

Затем, обернувшись:

– Идемте, друзья! Я мужчина, а мужчины не плачут. Они мстят!

С этими словами матросы что есть силы раскачали бревна, и в конце концов стена повалилась. Путь был свободен.

Генипа вышел первым, за ним Ивон, Беник и последним Жан-Мари, с пистолетом в руке, готовый в любую минуту прикрыть отход товарищей.

Онсе и его людям надо было проспаться после пьянки, учиненной по случаю победы над урити. Бандит рассчитывал на бдительность своей охраны, ему в голову не могло прийти, что пленники сбегут.

Генипа, или Знаток кураре, как с благоговением называли его соплеменники, по лесной чаще шел спокойно и, как всегда, совершенно бесшумно. Привычная легкость вернулась к индейцу, он нетерпеливо бранил своих бледнолицых спутников, чьи ноги то и дело путались в густой траве. Топот и гомон стоял такой, что можно было принять эту группу людей за стадо тапиров.

Тем не менее компания беспрепятственно добралась до клетки, где вместе с синими попугаями обитал и Феликс Обертен.

– Окликни своего приятеля, – едва слышно обратился индеец к Бенику.

– Эй! Месье Феликс… месье Феликс!..

– Кто зовет меня? – встрепенулся Синий человек. Он расположился в углу на лежанке из листьев маисаnote 145.

– Черт возьми! Не так громко. Мы от них улепетнули!

– Не может быть?!

– Спасем и вас, не бойтесь! А ну, идите-ка сюда! Выбраться из клетки не так уж трудно. Наша тюрьма была посолиднее.

– Да это вы, Беник… Откуда, дружище, вы взялись?

– Человек говорит… говорит… а надо действовать, – проворчал индеец.

Но Феликс, который наконец все понял, уже вскочил, с силой выворотил бамбуковые прутья и оказался снаружи.

Разбуженные попугаи подняли страшный гам.

– Проклятые птицы! – выругался Беник. – Хорошо бы, бандиты подумали, что это лисица. А то глупые твари испортят нам все дело.

И действительно, пьяная шайка зашевелилась, в ночи послышались крики, а затем и тяжелый шум приближающихся шагов.