Дневники 1939-1945 годов

      Прохладно, слабое солнце (утро).
      Взят Витебск.. Больно. [...] Как взяли Витебск? В каком виде? Ничего не знаем! Все сообщения - с обеих сторон - довольно лживы, хвастливы, русские даются нам в извращенном и сокращенном виде.
      М. и Г. были на "Казбеке". Генер. Свечин говорил, что многие из Общевоинского Союза предложили себя на службу в окуп. немцами места в России. Народу - полно. Страстн. аплодисм. при словах о гибели большевиков.
      14. VII. 41. Понедельник.
      Немцы говорят, что уже совсем разгромили врага, что взятие Киева "вопрос нескольких часов". Идут и на Петербург.
      Отличная погода, чувствую себя, слава Богу, не плохо. В городе все закрыто - праздник, "взятие Бастилии". Но ни танцев, ни процессий...
      Вчера еще сообщено о подписании военного союза между Россией и Англией. В газетах об этом только нынче. Немецкие сообщения оглушительны.
      17. VII. 41. Четверг.
      [...] купил "Ed. du Soir": "Смоленск, пал". Правда ли?
      2I.VII.4I. Понедельник.
      [...] Кто-то писал месяца 11/2 тому назад, что умер В. В. Барятинский. Вспоминаю, как он приехал в Париж лет 20 тому назад. Слухи, что арестованы Деникин и Евлогий.{26}
      24. VII. 41. Четверг.
      Мутный день. Ночью много спал.
      Третий раз бомбардировали Москву. Это совсем ново для нее!
      Газеты, радио - все брехня. Одно ясно - пока "не так склалось, як ждалось".
      29. VII. 41. Вторник.
      Вчера купался. Зеленая, чистая, довольно крупная волна. И опять, опять изумление: ничего нигде во всем городе - куска хлеба не купишь. Выпил на голодный желудок крохотную бутылочку лимонного сока.
      Вчера и сегодня все время читал первый том рассказов Алешки Толстого. Талантлив и в них, но часто городит чепуху как пьяный. [...]
      2. VIII. 41.
      Серо, ветер, после полудня дождь от времени до времени. [...]
      Вере, с которой вчера дошел до Грасса, после Cannes было плохо. Худеет и стареет ужасно.
      Опять, опять перечитал за последние 3 дня 1-й том "Войны и мира". Кажется, особенно удивительна первая часть этого тома.
      3. VIII. 41. Воскр.
      Был с М. и Г. у Самойловых. Очень сытный завтрак.
      Ел с дикарской мыслью побольше наесться.
      Читал I книгу "Тихого Дона" Шолохова. Талантлив, но нет словечка в простоте. И очень груб в реализме. Очень трудно читать от этого с вывертами языка с множеством местных слов.
      С утра хмурилось. Потом солнце, но с тучами. Было душно, чувствовал себя тупым и слабым.
      В газетах все то же и вся та же брехня. (...)
      6. VII. 41.
      Сейчас 3 часа, очень горячее солнце. Юг неба в белесой дымке, над горами на востоке кремовые, розоватые облака, красивые и неясные, тоже в мути. Там всегда моя сладкая мука. [...]
      7. VIII. 41. Четверг.
      С утра нечто похожее на утро начала русской осени - небольшая свежесть в воздухе, горьковатый запах дыма, легкий туман в долине.
      Днем совсем распогодилось, но прохладн. ветер.
      Немецкая большая сводка: чудовищные потери русских людьми и воен. материалом. "Полная победа" немцев.
      10. VIII. 41.
      Был с Б. в J. les Pins. Взял 1000 фр. у Левина.
      На солнце зной, в тени почти холодн. ветер. Опять дивился красоте залива, цветистости всего.
      По немецк. сообщениям положение русских без меры ужасно.
      Уже 2 воскресенья нет почты по утрам: воскресная доставка запрещена правительством.
      3. был у Тюкова. Вернулся в восторге, в страшной бодрости. Ничего не поймешь!
      Русские уже второй раз бомбардировали Берлин.
      Что-то оч. важное решается в Виши.
      12. 8. 41.
      Погода все последнее время все-таки неважная. Солнце, облака, ветер с востока. Печет - и прохладный ветер. "Politique Bulgare. Mot d'ordre: lutter contre le bolchevisme!{*14}"
      Страна за страной отличается в лживости, в холопстве. Двадцать четыре года не "боролись" - наконец-то продрали глаза. А когда ко мне прибежал на Belvedere сумасшедший Раскольников{27} с беременной женой (бывший большевицкий посланник в Болгарии), она с восторгом рассказывала, как колыбель их первенца тонула в цветах от царя Бориса. [...]
      Вести с русских фронтов продолжаю вырезывать и собирать.
      Кончил "La porte etroite". Gide'a.{*15} Начало понравилось, дальше пошло что-то удивительно длинное, скучнейшее, совершенно невразумительное. [...]
      "Москва под ударом" Белого{28}:
      - За сквером просером пылел тротуар... - Там алашали... - Пхамкал, и пхымкал... - Протух в мерзи... - Рукач и глупач... И так написана вся книга.
      Да, не оглядывайся назад - превратишься в соляной столп! Не засматривайся в прошлое!
      Шестой (т. е. четвертый) час, ровно шумит дождь, сплошь серое небо уже слилось вдали с затуманенной долиной. И будто близки сумерки.
      Семь часов, за окнами уже сплошное, ровное серое, тихо и ровно шумит дождь. Уже надо было зажечь электричество.
      22. 8. 41. Пятница.
      В прошлую пятницу (15, католическое Успенье) был в Cannes. Уже не помню, купался ли. Возвратясь, шел домой, сидел, смотрел на горы над Ниццей - был прекраснейший вечер, горы были неясны, в своей вечной неподвижности и будто бы молчаливости, задумчивости, будто бы таящей в себе сон, воспоминания всего прошлого человеческой средиземной истории.
      Прочел в этот вечер русское сообщение: "мы оставили Николаев". [...}
      Рузвельт сказал, что, если будет нужно, война будет и в 44 году.
      Сейчас (около полудня) газета; итальянок, газеты пишут, что война будет длиться 10 лет! Идиотизм или запугивание? Да, Херсон взят (по нем. сообщению), Гомель тоже (рус. сообщение).
      Война в России длится уже 62-ой день (нынче).
      Олеандры в нынеш. году цветут у нас (да и всюду) беднее - цвет мельче, реже. И уже
      множество цветов почернело, пожухло и свалилось.
      Как нарочно, перечитываю 3-й т. "В[ойны] и м[ира]", - Бородино, оставление Москвы.
      Ветер с востока, за горами облака, дует, довольно прохл. в приоткр. окна. Но в общем солнечно.
      24.8.41. Воскр.
      Вчера Cannes, купался. Никого не видал.
      Юбочки, легкие, коротенькие, цветистые, по-старинному простые, женств., которые носят нынешнее лето. Стучат дерев. сандалиями.
      Немцы пишут, что убили русских уже более 5 миллионов.
      С неделю тому назад немцы объясняли невероятно ожесточенное сопротивление русских тем, что эта война не то, что во Франции, в Бельгии и т. д., где имелось дело с людьми, имеющими "lintelligence", - что в России война идет с дикарями, не дорожащими жизнью, бесчувственными к смерти. Румыны вчера объяснили иначе - тем, что "красные" идут на смерть "под револьверами жидов-комиссаров". Нынче румыны говорят, что, несмотря на все их победы, война будет "непредвиденно долгая и жестокая".
      Днем нынче было соверш. палящее солнце - настоящий провансальский день.
      28. 8. 41. Четверг.
      Был Andre Gide. Оч. приятное впечатл. Тонок, умен - и вдруг: Tolstoy asiatique. В восторге от Пастернака (как от человека - "это он мне открыл глаза на настоящ. положение в России"), восхищ. Сологубом.
      Вечером известие, что Персия сдалась.
      Вчера: ранен Лаваль{29} (на записи волонтеров франц., идущих воевать с немцами на Россию). [...]
      Gide видел Горького, но в гробу.
      В Париже выдается литр вина на человека на целую неделю.
      30.8.41. Суб.
      С утра солнце, потом небо замутилось, совсем прохладно. Ночью ломило темя и трепетало сердце - опять пил на ночь (самод. водку)!
      Взят Ревель. [...]
      Кончил вчера вторую книгу "Тихого Дона". Все-таки он хам, плебей. И опять я испытал возврат ненависти к большевизму.
      5.IX. Пятн.
      Купался за эти дни 3 раза. В среду был в Ницце, завтракал с Пушкиной. Выпил опять лишнее. Спьяну пригласил ее к нам в среду.
      У Полонских получил письмо от Алданова.
      Дни в общем хорошие, уже немного осенние, но жаркие.
      Контрнаступление русских. У немцев дела неважные.
      Кровь, но не сильная.
      Вчера ездил с М. и Г. (в Cannes), после купанья угощал их в "Пикадилли".
      Китайские рассказы Pearl Buck.{30} Прочел первый. Очень приятно, благородно. Ничего не делаю. Беспокойство, грусть.
      В газетах холопство, брехня, жульничество. Япония в полном мизере всяческом. Довоевались, ё. в. м.!
      Нынче 76-ой день войны в России.
      7. IX. 41.Воскр.
      Серо и прохладно. Безвыходная скука, одиночество. Нечего читать - стал опять перечитывать Тургенева: "Часы", "Сон", "Стук, стук", "Странная история". Все искусственно, "Часы" совершенно ненужная болтовня. [...]
      Бесстыжая брехня газет и радио - все то же! Утешают свой народ. "В Пет. мрут с голоду, болезни..." - это из Гельсингфорса. Откуда там что-ниб. знают? [...]
      14. IX. 41. Воскр.
      В ночь с 10 на 11, в час с половиной проснулся от стука в дверь - оч. испугался, думал, что с В. что-н. Оказалось - было два страшных удара, англ. бросили бомбы между Восса и Mandelieu на что-то, где будто бы что-то делали для немцев. Я не слыхал, а когда кинулся к окну, увидал нежную лунную ночь и висячий невысоко в воздухе над Восса малиновый овал - нечто жуткое, вроде явленной иконы - это освещали, чтобы видеть результаты бомбардировки. Говорят, разрушены и сожжены какие-то ангары. [...]
      Опять перечитываю "Вешн[ие] воды". Так многое нехорошо, что даже тяжело.
      Нынче прекрасное, солнечное, но прохл. утро.
      На фронтах все то же - бесполезное дьявольское кровопролитие. Напирают на Птб. Взяли Чернигов.
      16.1Х.41. Вторн.
      Ждем к завтраку Левина, Адамовича и Andre Gide.
      19. IX.41.
      Во вторник все названные были. Я читал "Русю" и "Пашу". [...]
      Во время обеда радио: взята Полтава. В 9 часов: - взят Киев.
      Приходили ко мне М. и Г. - Галина ревет, пила у меня rose.
      Взято то, взято другое... Но - a quoi bon? Что дальше? Россия будет завоевана? Это довольно трудно себе представить!
      22. IX. 41. Понедельник.
      Русское радио: "мы эвакуировали Киев". Должно быть, правда, что только вчера, а не 19-го, как сообщали немцы.
      Г. и М. продолжают еще раз переписывать мои осенние и зимние рассказы, а я вновь и вновь перечитывать их и кое-где править, кое-что вставлять, кое-что - самую малость - зачеркивать.
      Потери немцев вероятно чудовищны. Что-то дальше? Уже у Азовского моря - страшный риск...
      Послал (завтра утром отнесет на почту Бахрак) Олечке письмо: три маленьких открытки шведских и стихи:
      Дорогая Олечка,
      Подари мне кроличка
      И пришли в наш дом
      Заказным письмом.
      Я его затем
      С косточками съем,
      Ушки пополам
      Марге с Галей дам,
      А для прочих всех
      Лапки, хвост и мех.
      23. IX. 41. 24. IX. 41.
      [...] Майский,{31} русский посланник в Англии, заявил англ. правительству, что немцы потеряли людьми около трех с половиной миллионов, но что и у русских потери очень велики, что разрушены многие индустр. центры, что Россия нуждается в англ. помощи... Это англ. радио. Французское радио сообщило одно: "Майский признал, что положение русских катастрофично, что потеря Киева особенно ужасна..."
      Прекрасная погода.
      25.IX.41.
      Прекрасное утро. Проснулся в 7. Бахр. и 3. поехали за картошками к Муравьевым.
      М. и Г. переписывали эти дни "Натали". Я еще чуть-чуть почеркал.
      Питаемся с большим трудом и очень скудно: в городе решительно ничего нет. Страшно думать о зиме,
      28.IX.41. Воскр.
      Прекрасный день, начинался ветер, теперь стих (три часа). Как всегда, грустно-веселый, беспечный трезвон в городе. [...]
      Третий день не выхожу - запухло горло, был небольшой жар, должно быть, простудился, едучи из Cannes в четверг вечером, сидя в заду автобуса возле топки.
      Кончил "Обрыв". Нестерпимо длинно, устарело. Кое-что не плохо.
      Очень грустно, одиноко.
      30.IX.4I. Вторник.
      Хорошая погода. Именины Веры, завтрак с Самойловыми, они привезли жареную утку.
      Кровь. Сказка про Бову продолжается - "одним махом семьсот мух побивахом". "Полетел высоко - где-то сядет?"
      8.Х.41. Среда.
      [...] Вчера вечером вернулся из Ниццы Бахр. A. Gide сейчас там. Какой-то швейц. издатель, по его реком., хочет издать на франц. языке мою новую книгу. Вот было бы счастье!
      В Сербии и Чехии заговоры, восстания и расстрелы. [...]
      9.X.4I. Четверг.
      Проснулся в 61/2 (т. е. 51/2 - теперь часы переведены только на час вперед), выпил кофе, опять заснул до 9. Утро прекрасное, тихое, вся долина все еще (сейчас 101/2) в светлом белесом пару. Полчаса тому назад пришел Зуров - радио в 9 часов: взят Орел (сообщили сами русские). "Дело оч. серьезно". Нет, немцы, кажется, победят. А может, это и не плохо будет?
      Позавчера М. переписала "Балладу". Никто не верит, что я почти всегда все выдумываю - все, все. Обидно! "Баллада" выдумана вся, от слова до слова - и сразу в один час: как-то проснулся в Париже с мыслью, что непременно надо что-нибудь <послать> в "Посл. Н.", должен там; выпил кофе, сел за стол - и вдруг ни с того, ни с сего стал писать, сам не зная, что будет дальше. А рассказ чудесный.
      Нынче Ницца встречает Дарлана.{32}
      Как живет внучка Пушкина и чем зарабатывает себе пропитание!
      11. X. 41. Суббота.
      Самые страшные для России дни, идут страшные бои - немцы бросили, кажется, все, все свои силы. "Ничего, вот-вот русские перейдут в наступление - и тогда..." Но ведь то же самое говорили, думали и чувствовали и в прошлом году в мае, когда немцы двинулись на Францию. "Ожесточенные бои... положение серьезно, но не катастрофично..." - все это говорили и тогда.
      14. X. 41. Вт.
      Рождение В. Завтракали у Тюкова.
      17. X. 41. Пятница.
      Вчера вечером радио: взяты Калуга, Тверь (г. Калинин по-"советски") [...] и Одесса. Русские, кажется, разбиты вдребезги. Д. б., вот-вот будет взята Москва, потом Петербург... А война, д. б., будет длиться всю зиму, м. б. и больше. Подохнем с голоду. [...]
      18. X. 41.
      Вчера кончил перечитывать "Обломова". Длинно, но хорошо (почти все), несравненно с "Обрывом". [...]
      19. X. 41. Воскр. Пошел пятый месяц войны.
      Недели 2 т. н. перечитал три романа Мориака. Разочарование.
      Нынче кончил "Lecole des femmes" Gide'a. Скучно, пресно, незначительно. Зачем это написано? Умный человек, прекрасно пишет, знает жизнь - и только.
      [Без даты]
      Когда ехал в среду 22-го из Ниццы в Cannes в поезде, голубое вечернее море покрывалось сверху опалом.
      29. X. 41. Среда.
      [...] В среду 22-го был в Ницце, много и очень бодро ходил, в 51/2 вошел на набережной в грасский автобус, чуть не всю дорогу стоял, - так было много народу, как всегда, - бодро поднялся в гору домой. Утром на другой день, - в день моего рождения, 23-го, - потерял так много крови, что с большим трудом сошел в столовую к завтраку, съел несколько ложек супу (как всегда, вода и всякая зелень, пресная, осточертевшая) и пересел в кресло к радио, чувствуя себя все хуже, с головой все больше леденеющей. Затем должен был вскочить и выбежать на крыльцо - рвота. Сунулся назад, в дом, в маленький кабинет возле салона - и упал возле дивана, потеряв сознание. Этой минуты не заметил, не помню - об этом узнал только на другой день, от Г., которая, подхватив меня с крыльца, тоже упала, вместе со мной, не удержав меня. Помню себя уже на диване, куда меня втащил Зуров, в метании от удушения и чего-то смертельно-отвратительного, режущего горло как бы новыми приступами рвоты. Лицо мое, говорят, было страшно, как у настоящего умирающего. Я и сам думал, что умру, но страха не испытывал, только твердил, что ужасно, что умру, оставив все свои рукописи в беспорядке.
      Прибежавший из Helios'a (из maison de sante возле нас) доктор (оч. милый венгерский еврей) был, как я видел, очень растерян. Хотел сделать впрыскивание камфоры - я с удивившей его энергией послал это впрыскивание к черту, потребовав камфарных капель. Кроводавления у меня оказалось всего 7 - доктор сказал, что меня спасло только мое сильное от природы сердце, пульс одно время был чуть ли не совсем не слышен.
      Дня три я лежал после того в постели - слабость, озноб и жар: почему-то - то падала, то поднималась - температура, доходя иногда до 37,5. M. б. была и легкая отрава - за завтраком в Ницце, где дали вместо печенки какой-то мерзкий сгусток - легкого, что ли, - черно-багровый, мягкий, текущий сукровицей - я с голоду съел половину его. Вчера и нынче уже не в постели, чувствую себя не плохо, только нынче вдруг опять сильная кровь. Читал (перечитывал) эти дни Бруссона "A. France en pantoufles" - много интересного, но много и скучной болтовни.
      В Нанте и в Бордо немцы расстреляли за эти дни 100 человек заложников (по 50 на каждый из этих городов) - за то, что и в Нанте и в Бордо в один и тот же день было убито по немцу (из высших чинов).
      Как раз во время моего припадка приходила Татьяна Мих. Львова-Толстая (дочь Мих. Льв. Толстого, сына Льва Ник.).
      В среду 22-го была прекрасная совсем почти летняя погода. В четверг было светло, но уже холодно. И начались холода - как никогда рано. Были чуть не зимние дни, пока я лежал. Нынче ледяная светлая ночь, почти 3/4 луны.
      1. XI. 41. Суб.
      Завтракала у нас Т. Мих. Она гостит у своей знакомой в Cabris, живет в Марокко. Читал ей "Бал[ладу] " и "Поздний час".
      6. XI. 41. Четверг.
      5.35 вечера. Вернулись из "Сонино" (пешком). Сижу на постели, гляжу на море и Эстерель. Долина синевато туманится. Море слабо белеет. Над ним сизо, над сизым чуть румянится. Прелестно синеет Эстерель. За ним, правее, чуть смугло снизу, бруснично, выше чуть желтовато, еще выше зеленовато (и чем выше, тем зеленее, но все оч. слабо). К Марселю горизонт в сизой мути, выше мутно-кремовато, еще выше - легкая зелень. И все - пастель.
      6 часов. Туманность долины исчезла, выделилась на темно-зеленом белизна домиков по долине. Спектр красок на западе определеннее, гуще. Над Тулоном - довольно высоко - звезда (без очков для дали) круглая, крупная, дырчатая - круг брильянтов жидких; в очках - небольшая, оч. блестящая точка, золотая, с блестящими лучами. [...]
      Воскресенье. 9. XI. 41.
      Ночь, дождь, холод. Не такая была ночь когда-то - 8 лет тому назад 9 Ноября! (Премия.)
      11. XI. 41.
      Мрачные тучи, дождь, иногда ливень, туман. Ночь, проснулся, страх смерти.
      Липа под моим окном уже почти вся осыпалась, чуть не в один день.
      Вчера в газетах речь Гитлера. Говорил, что установит "новую Европу на тысячи лет".
      В России уже снег и дожди.
      Письмо к Марге от Степуна о сумасшествии их матери.
      21. XI. 41. Пятница.
      В среду поехал с Бахр. в Ниццу (глав. обр. к Дмитренко - холодеет и немного мертвеет правая рука). Дм. уехал к Куталадзе и к нам. Ночевал. Утром он ко мне зашел, сказал, что рука пустяки, что у нас он осмотрел Веру, Г. и Зурова - все сравн. слава Богу - и что у нас описали мебель за долги нашей хозяйке. [...] Обедали еще и с Жидом - все в "Императоре". В четверг завтрак в Grande Bleu - опять А. Жид и прочие. Завтрак был по настоящему времени удивительный.
      23. XI. 41. Воскресенье.
      Ночью дождь. И утром, и почти весь день дождь, ветер, туман. Уже разделись обе липы.
      Весь день за письм. столом - переписывал итинерарий своей жизни и заметки к продолжению "Арсеньева". Что-то похоже на возвращение к работе.
      Сейчас 11 1/2 ночи, буря.
      25. XI. 41. Вторник.
      Вчера, позавчера солнечно. Липы возле дома уже обе разделись. На верхней площадке редкие листья на липе, желто-зеленоватые на синем небе, как на синем стекле.
      Нынче был в Cannes, [...] в "Пикадилли" - сандвич с сагой, тост, чай и два блюдечка вишнев, варенья (как всегда, без карточек), - 31 фр. Потом в Казино, открытая сцена, публика за столиками - точно ничего не случилось. [...]
      Большие бои в Африке и в России.
      "Фюрер разорвал завещание Петра Великого, хотевшего гегемонии в Европе" (немецк. газеты).
      157-й день войны с Россией.
      26.Х1.41.
      С утра прекрасный, тихий, солн. день. К вечеру затуманилось, серо, скучно. М. получила известие о смерти своей матери. Уехала с Г. в Cannes "на 3 дня" - ходить в церковь, служить панихиды. Мне нынче ужасно <их> жаль, грусть за их несчастную жизнь.
      Все вспоминается почему-то и вся моя несчастная история с Г.
      5.XII.41.
      [...] Перечитывал "Crainqueville, Putois, Riqueb и пр. А. Франса, все эти три вещи оч. хороши, остальное скучно.
      Русские бьют немцев на юге. В Африке - "то сей, то оный бок гнется". Морозы в России.
      Три дня тому назад свидание "двух солдат" - Пэтена и Геринга. "Последствия будут весьма важны". Какие именно? И о чем говорили "два солдата"? О французской Африке?
      7.X1I.41. Воскр.
      [...] Читаю собр. соч. Бодлэра{33} "Мал. поэмы в прозе". Ничтожны, изысканны до Бальмонтовщины, мелодраматичны. [...]
      Кашель ужасный. Ничего не могу делать. Нет, не тот я был год тому назад!
      9 ч. вечера. Радио: японцы напали на Америку. На дворе мга. Зуров говорит, что шел снежок.
      8. XII. 41.
      Солнечно и холодно. Кашель.
      Война японцев с Америкой} идет уже полным ходом. Японцы, как и полагается негодяям, напали до объявления войны, без предупреждений.
      К вечеру радио: есть уже тысячи 3 убитых и раненых.
      В России 35 гр. мороза (по Ц.) Рус. атакуют и здорово бьют.
      10. XII. 41. Среда.
      Во время нашего "обеда", в 71/2 вечера швейцарское радио: умер Мережковский.
      13. XII. 41.
      Солнечно. К вечеру замутилось. Прошелся - опустил открытку Гиппиус. Чувствую себя оч. плохо. Ледяная рука.
      Вчера Гитлер и Мус[солини] объявили войну Америке.
      Вечер, 11 часов. Прошли с Верой до монастыря. [...] Вернулись, Зуров: "швейцар, радио сообщило, что немцы за последн. покушения на них расстреляли в Париже 100 евреев и наложили на парижских (9) евреев 2 миллиарда контрибуции". Апокалипсис! Русские взяли назад Ефремов, Ливны и еще что-то. В Ефремове были немцы! Непостижимо! И какой теперь этот Ефремов, где был дом брата Евгения, где похоронен и он, и Настя, и. наша мать!
      14.XIl.41. Воскр. (Наше 1 Дек.)
      Прекрасный день, солнечный и теплый - как в России в начале сентября. К вечеру замутилось.
      Не спокоен и ничего не могу делать. Много думаю о Мережковском.
      Мой экспромт Шаляпину (в ресторане "Петроград", против церкви на rue Daru в Париже, после панихиды по Вас. Нем[мировичу] -Данченко).
      Хорошо ты водку пьешь,
      Хорошо поешь и врешь,
      Только вот что, mon ami,
      Сделай милость, не хами.
      Нынче правая рука не холодела.
      15. XII. 41. Понед.
      Прекрасный день опять. Но прохладно. Опять рука (утром).
      Каждый вечер жутко и странно в 9 часов: бьют часы Вестм. абб. в Лондоне - в столовой!
      По ночам ветерок не коснется чела,
      На балконе свеча не мерцает.
      И меж белых гардин темно-синяя мгла
      Тихо первой звезды ожидает...
      Это стихи молодого Мережковского, очень мне понравившиеся когда-то мне, мальчику! Боже мой. Боже мой, и его нет, и я старик! Был в городе по аптекам.
      Русские бьют.
      19.XII.41. 61/2 ч. вечера.
      Письма от Манухиной и Веры Зайцевой: умер В. Н. Аргутинский (накануне был на похоронах Мережк.). (...)
      23. XII. 41. Вторник.
      Все дни прекрасная погода, к вечеру в комнате оч. холодно. Серп молодого месяца и Венера (уже давно) над Марселем с заката.
      В Африке не плохо, японцы бьют англичан, русские - немцев. Немцы все отступают, теряя оч. много людьми и воен. материалом.
      19-го Хитлер сместил главноком. на рус. фронте маршала von Brauchitsch и взял на себя все верховное командование, обратившись к армии и Германии: откладываю наступление на Россию до весны. [...]
      Завтра Сочельник. Устраиваем несчастный "парадный" обед - выдадут завтра мясо. Делаем водку.
      24. XII. 41. Сочельник католический.
      Вечером "праздновали": сделали водку, нечто вроде селянки (купил капусты серой - и плохой), вымоченные рыбки, по кусочку мяса.
      28. XII. 41. Воскресенье.
      Все дни хорошая погода, но холодно. Ветер все с Марселя. Неприятно трепещут веерные пальмочки.
      Русские взяли Калугу и Белев.
      Каждое утро просыпаюсь с чем-то вроде горькой тоски, конченности (для меня) всего. "Чего еще ждать мне, Господи?" Дни мои на исходе. Если бы знать, что еще хоть 10 лет впереди! Но: какие же будут эти годы? Всяческое бессилие, возможная смерть всех близких, одиночество ужасающее...
      На случай внезапной смерти неохотно, вяло привожу в некоторый порядок свои записи, напечатанное в разное время... И все с мыслью: а зачем все это? Буду забыт почти тотчас после смерти.
      Нынче (утро) солнце за облаками.
      30. XII. 41.
      И вчера и нынче солнце и облака и оч. холодно. Вчера особенно изумительная, волшебно прекрасная ночь - почти половина луны так высоко, как видел только в тропиках. На закате красота - и дивная Венера.
      Хотим "встречать" Нов. год - жалкие приготовления, ходим в город, где нет ровно ничего. Почему-то везде много коробок с содой. А что еще?
      Пальцы в трещинах от холода, не искупаться, не вымыть ног, тошнотворные супы из белой репы...
      Нынче записал на бумажке: "сжечь". Сжечь меня, когда умру. Как это ни страшно, ни гадко, все лучше, чем гнить в могиле.
      Заплатил за электричество почти 500 фр. Тот, кому платил, делал себе по животу нечто вроде харакири: "Rien a manger! Rien de rien!"
      Хотят, чтобы я любил Россию, столица которой - Ленинград, Нижний Горький, Тверь - Калинин - по имени ничтожеств, типа метранпажа захолустной типографии! Балаган.
      31. XII. 41. Среда.
      Еще год прошел. Сколько мне еще осталось!
      Проснувшись в 9, чувствовал (уже не первый раз) тяжесть, некоторую боль в темени. М. б., маленькое отравление от печки, которую вчера опять затопил на ночь? Холод правой руки.
      Прекрасный солнечный день.
      Русские взяли Керчь и Феодосию.
      1942
      1.1. 42. Четверг.
      Вера вчера уехала в 6 вечера к вдове Куталадзе. "Встречали" Новый год без нее. Было мясо, самодельная водка, закусочки - соленые рыбки, кусочки марю, тертая белая репа, по щепотке скверного изюма, по апельсину (местному, оч. кислому), Бахрак поставил 2 б. Castel vert (по 20 фр., прежде стоившие по 5 фр.).
      Нынче опять прекрасный день. Я вял, слаб (как всегда посл. месяцы).
      Гитлер вчера вечером говорил своему народу и армии: "[...] Мы одержали самые великие победы во всемирной истории... Советы будут в 42 г. раздавлены. Кровь, которая будет пролита в этом году, будет последней пролитой кровью en Europe pour des generations..."
      Вечера и ночи особенно удивительны по красоте. Венера над закатом оч. высоко. Луна по ночам над самой головой (нынче полнолуние). [...]
      2. I. 42. Пятница.
      Довольно серо, холодно. Ездил ко вдове К[уталадзе], завтракал там (морковь и горошек), воротился к вечеру с В., которая ночевала 2 ночи там.
      4. I. 42. Воскр.
      Серо, холодно. В комнате нестерпимо, нельзя писать от холода.
      Сейчас поздний вечер, протопил у себя. Терпимо.
      Немцы отступают (в России и в Африке), их бьют. У Куталадзе взял несколько книг. Читал Чехова.
      Денежно продолжаю все больше разоряться. [...]
      5.1. 42. Понедельник.
      [...] Нынче оч. голодный день: месиво из тыквы с маленькой дозой картофеля и тертая сырая репа (белая) - некоторое сходство с тертой редькой, кушанье оч. противное. (...)
      Подумать только: 20 лет, 1/3 всей человеческой жизни прожили мы в Париже!
      Барятинский, Аргутинский,{34} Кульман, Куприн, Мережковский, Аминад.{35} Все были молоды, счастливы.
      18. I. Воскр.
      Вечером во вторник встречали новый год русский. Днем как следует шел снег. К вечеру приехали Либерманы и Гандшины. Либерман два раза сделал чудо - уходил за 2 комнаты, просил нас, сидевших в салоне, задумать, что он должен сделать: первый раз угадал, что нужно меня тронуть за ухо, второй сесть на диван. [...]
      Нынче прекрасный день, холод в доме легче. После заката немного прошелся - родился месяц - тонким серебр. волоском (на закатном небе) рядом с Венерой. Горы слились в темные зеленовато-синие массы. Когда вернулся через 1/2 часа, месяц-волосок стал золотой.
      Вчера в Cannes свесился - 67-68. И это в одежде, в снизках, в тяжелых башмаках. А прежде в самой легкой одежде - 72-73. Вот что значит "безбойное питание".
      20. I. 42. Вторник.
      Вчера довольно теплый день, с мягким солнцем, нынче хмуро, серо, скучно, все небо в пухлых облаках, и так холодно в комнате, что лежа читал в меховых перчатках. [...]
      Пробовал читать Горького, "Вареньку Олесову", которую читал лет 40 тому назад с отвращением. Теперь осилил только страниц 30 - нестерпимо так пошло и бездарно, несмотря на все притворство автора быть "художником". "Косые лучи солнца, пробираясь сквозь листву кустов сирени и акаций, пышно разросшихся у перил террасы, дрожали в воздухе тонкими золотыми лентами... Воздух был полон запаха липы, сирени и влажной земли..." (И липы и сирень цветут вместе.) [...]
      7. 2. 42. Суббота.
      Особенно тяжелый день. Весь день при электричестве: ставни, занавес, ширмы. Спазмы у Веры.
      Холод, сырость, с утра то мелкий дождь, то снег.
      "Записные книжки" Чехова. В общем, оч. неприятно. Преобладающее: "N. все считали почтенным человеком, а он был сволочь" - все в этом роде.
      Весь день топлю.
      26. 2. 42. Четверг.
      Дней 10 т. н. В. была у Кудера. Исследование крови. Результаты не дурные. В прошлый четверг уехала в Ниццу - новые исследования и радиография желудка. В понедельник поехал к ней: опущен желудок и легкая язва в нем. Назначен режим и впрыскивание чего-то (др-ом Розановым). Вернулись с ней во вторник.
      Слухи: русские нанесли большое поражение немцам, погибла будто бы их 16-я армия. [...]
      27. 2. 42.
      Слухи были верны.
      Дождь, сыро, холодно. Топлю.
      Читаю Гейне. Удивительный фельетонист, памфлетист.