Корсары Кайзера

Люкнер, не отдавая себе полностью отчета в своих поступках, а подчиняясь какому-то неведомому инстинкту, бросился на корму, схватил попавшийся под руку трос и, размахивая им над головой англичан, закричал: «Примите этот конец, Ваше благородие!»

Целью было заставить моряков противника, над головами которых гулял конец, смотреть вверх, чтобы не получить концом по голове, а не рассматривать корму шхуны, где они могли заметить винт.

Офицер еще раз поблагодарил Люкнера за готовность оказать помощь, и шлюпка, наконец, отошла от борта «Зееадлера» и направилась к крейсеру. Облегченно вздохнув, Люкнер стал спускаться вниз, желая скорее сообщить находившимся под палубой морякам, что опасность миновала. Постучав каблуком сапога в «секретный» люк, Люкнер крикнул:

— Открывайте!

Никто внизу ему не ответил.

— Открывайте! — еще раз прокричал Люкнер, барабаня ногой по люку.

Неожиданно командир «Зееадлера» услышал донесшийся из-под палубы крик:

— Открыть кингстоны и клинкеты!

Не понимая, что случилось, Люкнер на мгновение подумал, что там, внизу, все спятили от перенапряжения и заорал что есть мочи:

— Открывайте! Все в порядке!

Люк медленно приоткрылся и оттуда показалось чье-то смертельно бледное лицо, которое немедленно скрылось. Внизу началась беготня, крики, вопли, что окончательно сбило Люкнера с толку. Оказалось, что все кинулись закрывать кингстоны и тушить бикфордовы шнуры, которым оставалось гореть всего три минуты.

Это происшествие очень расстроило Люкнера, поскольку показало, как неправильно понятые слова, неразбериха и паника могут сорвать самый лучший план. Нашли матроса, который первый воскликнул «Все кончено». Тот оправдывался, что это восклицание у него вырвалось, когда стало известно, что «Зееадлер» должен еще простоять на месте «час-полтора». За это время англичане запросят по радио Киркваль, находится ли в море шхуна «Ирма», и выяснят, что никакой «Ирмы» вообще не существует.

На это трудно было что-то возразить. На шхуне имелась радиостанция, антенна которой была замаскирована в такелаже. Люкнер приказал прослушивать эфир, а сам с сигнальным сводом и биноклем поднялся на мостик, стараясь не пропустить сигнал с крейсера. Томительно текли минуты, которые казались часами.

Наконец, на мачте английского крейсера медленно пополз вверх трехфлажный сигнал. От волнения его прочли неправильно — «Т.М.В.», что по сигнальному своду означало «Планета». Полная бессмыслица! Наконец разобрались, что на крейсере поднят сигнал «Т.Х.В.» — «Продолжайте плавание».

Все начали радостно обниматься и жать друг другу руки, поздравляя с успехом.

Крейсер противника прошел мимо шхуны, держа орудия по походному. На его гафеле трепетал сигнал: «Счастливого плавания!»

На «Зееадлере» трижды отсалютовали норвежским флагом и также пожелали крейсеру счастливого плавания.

Как только английский крейсер скрылся из вида, Люкнер приказал выбросить за борт весь груз леса. Матросы, изнуренные предыдущими бессонными ночами и только что закончившейся нервотрепкой с досмотром шхуны, тем не менее, с энтузиазмом принялись за работу. Палуба была очищена, из трюма подняли орудие, установили его на место и произвели пробный выстрел.

Вскоре задул северный ветер, и «Зееадлер», подняв все паруса, полетел на юг, а Люкнер все еще переживал недавний визит на шхуну английской призовой команды. У него существовал план действий на случай, если бы англичане признали «Ирму» подозрительной и повели ее в Киркваль или в какой-нибудь другой английский порт для более тщательного досмотра. Если бы подобное произошло, то Люкнер надеялся отвоевать судно у призовой команды с «минимальным кровопролитием».

Призовая команда наверняка бы обосновалась в кают-компании, оставив на палубе человек шесть-семь для надзора за "«норвежской командой».

Кают-компания же на «Зееадлере» представляла из себя большой деревянный контейнер, не связанный с корпусом судна, который можно было, как кабину лифта, опустить вниз с помощью гидравлической системы. Люкнер, дождавшись ухода английского крейсеpa, должен был дать условную команду: «Убрать марселя, держаться на курсе!»

В тот же момент матросы «норвежской команды», достав оружие из тайников в мачтах, должны были обезоружить находившихся на верхней палубе матросов противника. Кают-компания же опускалась в трюм, где находившиеся в ней англичане попадали в руки команды, не говорившей по-норвежски. Таков был план, если не учитывать одного обстоятельства — гидравлическая система, которая должна была опустить кают-компанию в трюм, существовала только в голове Люкнера. Так что хорошо, что подобными хитростями не пришлось воспользоваться!

VI

Наклонив вперед гряду белоснежных парусов, «Зееадлер» шел к острову Мадера. Запущенный в помощь парусам дизель постоянно заедало.

Парусник всегда идет с креном на какой-нибудь борт, и это приводит к неравномерному износу поршневых колец. Но Люкнер винил во всем плохое машинное масло, выданное на «Зееадлер». Масло уже не раз было в употреблении, поскольку в Германии уже ощущалась острая нехватка смазочных материалов, как, впрочем, и всех других. Идея послать «Зееадлер» в рейд в качестве вспомогательного крейсера имела поддержку у очень малого числа людей в Главном морском штабе. Большинство же считало это пустой затеей и напрасной тратой драгоценных фондов. Это касалось и вооружения. Предполагалось, что Люкнер будет нападать только на парусники. В итоге, «Зееадлеру» были выделены только две старых 105-миллиметровых пушки, из которых исправной оказалась лишь одна. Поэтому оставалось только надеяться на импровизации и «военную хитрость».

Сигнальщикам, первыми заметившим какое-либо судно, полагалась премия — бутылка шампанского. Вскоре ее пришлось вручать.

Одиннадцатого января 1917 года, когда «Зееадлер» находился примерно на широте Гибралтара, слева по борту был обнаружен пароход. Всех охватил боевой азарт, хотя нападать на пароходы «Зееадлеру» было запрещено. Но нельзя же слепо подчиняться всему, что запрещает начальство!

— Такова несовершенная природа человека, — философствовал Люкнер, — всегда обещать больше, чем можешь выполнить.

На «Зееадлере» подняли сигнал: «Прошу сообщить показания хронометра». Парусники, как правило, не имеют точного времени при продолжительном пребывании в море. «Зееадлер» шел под норвежским флагом. Все находившиеся на верхней палубе были одеты в штатское. Вооруженные матросы в военной форме спрятались за фальшбортом.

Пароход поднял сигнал «Ясно вижу» и стал приближаться к шхуне. Люкнер пытался определить, английский ли это пароход. Названия на носу не было (с началом войны все английские торговые суда стали безымянными), но, судя по всему, пароход был все-таки английским.

— Атакуем? — спросил Люкнер свою команду.

— Атакуем! — хором ответили матросы.

— Приготовиться к бою! — приказал Люкнер.

Раздался треск барабанной дроби, упал полупортик, скрывавший орудие, а на мачте медленно пополз вверх германский военно-морской флаг. Как только стеньговый флаг дошел до места, раздался предупредительный выстрел из орудия. Первый боевой выстрел по противнику!

На пароходе, видимо, не поняли, что случилось, поскольку подняли в ответ английский флаг. Пушка «Зееадлера» выпалила второй снаряд под нос пароходу. Тот начал разворачиваться с явным намерением удрать. Пришлось сделать еще два выстрела: один — поверх труб, а второй — снова под нос, прежде чем пароход застопорил машину.

С парохода спустили шлюпку, которая направилась к «Зееадлеру». Название парохода оказалось «Гледис Ройал», а его капитан — почтенный седой моряк — поднялся на борт шхуны и стал упрашивать Люкнера пощадить его старый пароход, который шел с грузом кардиффского угля в нейтральный Буэнос-Айрес. Капитан объяснил Люкнеру, что не остановился по первому выстрелу, поскольку решил, что на шхуне сверяли время старым, дедовским способом — стрельбой из небольшой мортирки. Он потому и поднял английский флаг, чтобы показать, что сверка будет проходить не по выстрелу, а по спуску флага. При втором выстреле все заметили разрыв снаряда и подумали, что появилась немецкая подводная лодка. Только при третьем выстреле, разглядев на паруснике немецкий флаг, поняли, что произошло.

Капитан продолжал умолять отпустить его.

— Как вы думаете, — спросил его Люкнер, — если бы на этом самом месте англичане поймали немецкий пароход, они бы его отпустили?

Железная логика Люкнера заставила англичанина замолчать.

Люкнер приказал капитану возвращаться на свой пароход вместе с призовой командой «Зееадлера», решив снять с «Гледис Ройала» все ценное, особенно продовольствие. Двадцать шесть человек команды парохода (главным образом — индусы и негры) были перевезены на «Зееадлер», а пароход вступил паруснику в кильватер. Лишь с наступлением темноты «Гледис Ройал» был потоплен подрывными патронами. Приходилось считаться с тем, что поблизости могут оказаться британские крейсера. Пароход затонул в течение десяти минут.

Английский капитан был весьма удивлен, увидев, какую уютную каюту ему отвели, но огорчен, что оказался первым «гостем» на немецком рейдере. Люкнер успокоил его, пообещав в ближайшем будущем создать на борту нечто вроде клуба знаменитых капитанов. Пленным матросам обрадовался боцман, сразу послав их произвести уборку на средней палубе...

Все указывало на то, что «Зееадлер» попал в хороший район, и Люкнер продолжал держать курс на Мадеру. На следующий день сигнальщики обнаружили пароход, идущий на пересечку курса «Зееадлера».

На сигналы парусника пароход не ответил. Люкнер приказал запустить двигатель и сам стал приближаться к пароходу. Подойдя к нему метров на триста и убедившись, что это «англичанин», Люкнер приказал поднять военно-морской флаг и произвел предупредительный выстрел. Пароход, не реагируя, продолжал уходить полным ходом, повернув на ветер, правильно полагая, что парусник идти против ветра не сможет.

Люкнер приказывает открыть беглый огонь. Несколько снарядов попали в пароход, и он, наконец, остановился, пронзительно воя сиреной.

Пароход назывался «Ленди Айленд». Он шел с Мадагаскара в Англию с грузом 4500 тонн сахара. Матросы начали в панике спускать шлюпки, капитан оставался один на мостике, тщетно пытаясь что-нибудь предпринять. Машина была остановлена, рулевой привод перебит снарядом, делать было нечего, и капитан был вынужден тоже спуститься в шлюпку и направиться к «Зееадлеру».

Фамилия капитана была Бэртон. Не так давно он уже потерял свое судно, потопленное германским вспомогательным крейсером «Меве». Это было его первое плавание после освобождения с «Меве», и англичанин имел все основания опасаться, что Люкнер прикажет его повесить на рее, поскольку, при освобождении, он дал подписку не участвовать больше в военных действиях. А потому и пытался бежать.

Люкнер успокоил Бэртона, заверив его, что данная им подписка касалась только ведения военных действий, а не командования гражданским пароходом. Это никак не может быть поставлено ему в вину. Напротив, он, Люкнер, восхищен смелостью английского капитана.

Погода свежела, а потому «Ленди Айленд» был не подорван, а отправлен на дно артиллерийским огнем.

Таким образом, первый пленник Люкнера — капитан Чуин — недолго оставался в одиночестве, а команды обоих пароходов быстро подружились. Через пару дней сигнальщики «Зееадлера» обнаружили парусное судно, идущее на сближение с «Зееадлером». Это был большой трехмачтовый барк: Гордо подняв трехцветный флаг, барк запросил «Зееадлер»: «Какие новости о войне?»

Люкнер приказал поднять германский флаг и просигналил барку: «Приведите круто к ветру!»

Барк немедленно выполнил приказ. От «Зееадлера» отвалила шлюпка с призовой командой.

Парусник оказался французским с поэтическим названием «Шарль Гуно», шедшим из Дурбана с грузом маиса. Его капитан произвел хорошее впечатление на Люкнера, поскольку не юлил и не унижался, вел себя корректно, но ясно дал понять командиру «Зееадлера», что видит в нем врага.

С «Шарля Гуно» перегрузили все продовольствие, включая большое количество красного вина и трех жирных свиней, а сам парусник подорвали. Между тем, Люкнер вел «Зееадлер» к району, который он считал главным в своей корсарской деятельности. Район этот находился в пяти градусах севернее экватора и в тридцати градусах западной долготы. Все парусные суда, выходящие из зоны юго-восточного пассата и идущие на север, должны были проходить через этот район.

Первой попалась в когти «Зееадлера» английская шхуна, на которой капитан совершал свадебное путешествие. Люкнер вначале решил, что это американский парусник. Американцы любили такие трехмачтовые шхуны с косыми парусами. А поскольку состояния войны с Америкой еще не было, Люкнер хотел пройти мимо, оставаясь под норвежским флагом. Он просто приветствовал шхуну флажным салютом, надеясь, что та покажет свою национальность. Шхуна не отвечала. Зная, насколько американцы мало считаются с международными морскими законами, Люкнер хотел было плюнуть на этого «невежу» и идти своим курсом, но английского капитана, как выяснилось позднее, молодая жена уговорила не быть столь невежливым и ответить на приветствие. Капитан согласился и поднял флаг.

— Это не американец, — услышал Люкнер крик сигнальщика с марса, — он поднял английский флаг!

— Право на борт, — скомандовал Люкнер, — поднять германский флаг!

«Зееадлер» поднял флажной сигнал с приказом остановиться. Никакого впечатления этот сигнал на шхуну не произвел.

— Выстрел под нос! — приказал Люкнер.

Снова никакого впечатления.

Только после второго выстрела шхуна остановилась. Она оказалась канадским парусником «Персей». Еще на подходе к «Персею» Люкнер заметил в бинокль на палубе «Персея» женщину, метнувшуюся в страхе. Это совсем не обрадовало командира «Зееадлера». Менее всего ему хотелось иметь на борту представительниц прекрасного пола. Позднее, однако, Люкнер должен был признать, что эта молодая женщина с ее непринужденным веселым характером внесла приятное разнообразие в жизнь на борту «Зееадлера».

Действуя в выбранном Люкнером районе, «Зееадлер» топил одно судно за другим. Слава о его действиях распространилась по обоим берегам Атлантики. Парусник получил прозвище «Морской черт». Когда Люкнер об этом узнал, ему это название очень понравилось, экипажу — тоже. Но официально парусник Люкнера всегда назывался «Зееадлер», хотя сам Люкнер стал чаще называть его «Морским чертом».

Между тем, Люкнер, утопив канадскую шхуну «Персей» двадцать восьмого января, взял курс на северо-запад. Вскоре с «вороньего гнезда» на мачте доложили, что видят дым за кормой. За дымом показался крупный пароход, шедший полным ходом. Люкнер поднял сигнал, прося сообщить показания хронометра. Пароход на этот сигнал не отозвался. Его капитан, видимо, решил не останавливаться из-за такого пустяка. Но изобретательный Люкнер придумал новый способ привлечь к себе внимание. На «Зееадлере» был сооружен так называемый «дымовой аппарат», имитировавший пожар на судне. Он выпускал клубы черного дыма с языками пламени от магнезии. Увидев дым, пароход изменил курс и стал приближаться к «Зееадлеру». Люкнер дал приказ приготовиться к бою, и тридцать вооруженных моряков укрылись за фальшбортом. Вся вахта на мостике была одета в штатское. На бом-брам-реи фок, грот и бизань мачты были посланы матросы с мегафонами. Парусник продолжал идти под норвежским флагом, заманивая пароход поближе.

Когда пароход пришел на траверз «Зееадлера», его толстяк-капитан прокричал в мегафон: «Что у вас случилось?»

Вместо ответа на мачтах «Зееадлера» взвиваются военно-морской флаг и красный каперский вымпел. «Зееадлер» был единственным кораблем, который в годы Первой мировой войны ходил под пиратским вымпелом.

Вымпел представлял из себя красный флаг, имевший в крыже изображение черепа и скрещенных костей.

Вооруженные матросы выскочили из-за фальшборта и начали воинственно размахивать винтовками.

На пароходе началась небывалая паника. Все в ужасе кричали: «Немцы! Немцы!» Машинисты и кочегары, бросив свои посты в машине, выскочили наверх и бросились к спасательным шлюпкам, возле которых возникла страшная давка. Неожиданная трансформация безобидного парусника во вспомогательный крейсер вселила во всех ужас.

С «Зееадлера» грохнул выстрел, сбивший с мачты парохода радиоантенну. Капитан еще отдавал громовым голосом какие-то команды и дергал ручки машинного телеграфа. Но все было тщетно, поскольку в машинном отделении уже никого не было.

Люкнер не знал, вооружен этот пароход или нет. Среди бегающих по его палубе моряков вполне могли быть комендоры, бегущие к орудию.

Для того, чтобы еще сильнее парализовать всех страхом, матросы, посланные на мачты с мегафонами, стали отдавать команды:

— Приготовить торпеды!

В ответ все находившиеся на пароходе в отчаянии завопили:

— Не надо торпед, не надо торпед!

Матросы начали размахивать белыми простынями, скатертями, полотенцами. Даже кок принялся махать своим белым передником.

— Оставаться на месте! — проревел в мегафон Люкнер. — Иначе выпустим торпеды!

От «Зееадлера» отвалила, шлюпка с призовой командой и направилась к увешанному белыми флагами пароходу.

Приз оказался роскошным! Дорогие украшения, прекрасные ковры, антикварные кресла, дорогой рояль и фисгармония были перевезены на «Зееадлер». К этому добавили обнаруженные на пароходе две тысячи ящиков шампанского и пятьсот ящиков коньяка. Переправив команду парохода и груз на «Зееадлер», Люкнер приказал отправить пароход на дно.

Несчастный капитан парохода, оглядевшись на «Зееадлере», спросил у Люкнера:

— Командир, вот эта старая пушка — все, что вы имеете?

— И она стреляет через раз, — признался Люкнер.

— А где ваши торпедные аппараты? — допытывался англичанин.

— Торпедные аппараты? — рассмеялся Люкнер. — У нас нет ни торпедных аппаратов, ни торпед. Но мы изобрели специальные воздушные торпеды, которые выпускаются голосом через мегафоны. Вы убедились, что они тоже грозное оружие!

Лицо английского капитана пошло красными пятнами.

— У вас нет торпед, — прошептал он в полном отчаянии, побагровел, а потом стал бледным, как полотно.

— Умоляю вас, командир, не говорить об этом никому, — попросил он Люкнера.

Люкнер пообещал.

VII

«Зееадлер» продолжал идти на юг под всеми парусами. Стояла прекрасная тропическая ночь. В кают-компании Люкнер в обществе «веселых пиратов» пил шампанское. На небе сверкали мириады звезд, серебряная лунная дорожка бежала по океану, волны мягко разбивались о форштевень. На средней палубе играл оркестр — виолончель, скрипка, фисгармония и рояль, исполняя популярную песенку: «Дуй, прекрасный южный ветер!»

Никто не знал, что ждет парусник завтра с его ничтожным вооружением. Но пока все наслаждались прелестью тропической ночи. Подобное расслабленное состояние было внезапно нарушено криком сигнальщика:

— Огонь с правого борта!

Оставив недопитые бокалы, Люкнер и лейтенант Клинг выскочили на мостик, и в свете луны увидели на горизонте трехмачтовый парусник. Поскольку «Зееадлер» находился в темной части горизонта, и его трудно было опознать с неизвестного парусника, Люкнер решил выдать себя за «большой германский крейсер», о чем просигналил на парусник, приказывая остановиться.

Парусник остановился, но на сигналы не отвечал. Оказалось, что он послал к «Зееадлеру» шлюпку, которая внезапно вынырнула из темноты у самого борта рейдера, и с нее крикнули:

— Капитан! Я думал, что это крейсер гуннов, а вижу, что вы мой собрат — такой же парусник, что и я. Зачем вы меня так напугали? Вы, наверное, хотели рассказать мне какие-нибудь новости о войне?

Неизвестный капитан влез по шторм-трапу на палубу «Зееадлера» и приветствовал всех словами:

— Бонжур! Я — француз.

— Великолепно! — воскликнул Люкнер. — Как дела во Франции?

— Превосходно, — ответил француз. — Рад нашей встрече!

Предложение Люкнера спуститься вниз и распить бутылку шампанского капитан-француз принял с восторгом. Спускаясь по трапу, он хлопнул Люкнера по плечу и сказал:

— Однако, вы жестокий шутник. Так меня разыграть! Честно — я перепугался до смерти. Сейчас у меня будто тяжелый камень упал с сердца!

«Да, — подумал Люкнер. — Сейчас тебя этот камень прихлопнет вообще!»

Француз вошел в кают-компанию и в ужасе отпрянул при виде портретов кайзера Вильгельма и фельдмаршала Гинденбурга, висевших на переборке на тех самых местах, где некогда размещались король и королева Норвегии со своим тестем Эдуардом VII. . Капитан-француз тяжело опустился на стул и в ужасе простонал:

— Немцы!

Он даже стал меньше ростом и в объеме, как будто из него выпустили весь воздух.

— Возьмите себя в руки, — посоветовал Люкнер.

— Не раскисайте, как лягушка в банке. Ваше судно не единственное, которому суждено погибнуть в этой войне. Я сам не знаю, доживу ли до завтра.

Но капитан-француз долго не мог успокоиться.

— Я сам во всем виноват! — исповедовался он Люкнеру. — Я стоял в Вальпарайзо с двумя своими земляками, капитанами французских парусников. Они предупреждали меня не выходить в море, пока не придет ответ на их телеграфный запрос, каким курсом нужно идти, чтобы избежать встречи с германскими вспомогательными крейсерами и подводными лодками. А мне захотелось использовать хорошую погоду для скорейшего возвращения на родину. В результате я, как последний дурак, попал к вам в плен, а мои коллеги, вернувшись домой, расскажут судовладельцу, что я их не послушался, и мне уже больше никогда не доверят командование судном.

— Как назывались те парусники, с которыми вы стояли в Вальпарайзо? — осведомился Люкнер.

— «Антуан», — ответил француз.

— «Антуан»? — переспросил Люкнер. — Им командовал капитан Лекок?

— Да, — с испугом глядя на Люкнера, признался пленный капитан.

— А как называлось второе судно? — продолжал расспрашивать Люкнер, разливая шампанское по бокалам.

— «Ларошфуко», — прошептал несчастный француз.

— Вестовой! — приказал Люкнер. — Приведите сюда капитанов из кают № 7 и № 9.

Приказ был быстро выполнен, и в кают-компании появились еще два пленных капитана.

— Позвольте вам представить, — обратился Люкнер к своему новому пленнику, — капитанов «Антуана» и «Ларошфуко». Один пользуется нашим гостеприимством уже десять дней, а второй — три дня.

Несчастный француз сразу ожил, вскочил на ноги, схватил бокал с шампанским и с ликующим видом чокнулся со своими вновь обретенными друзьями. Выпив, три французских капитана, как три мушкетера, стали жать друг другу руки, обниматься и буйно радоваться по случаю встречи. Что их так обрадовало — сама встреча или то обстоятельство, что все трое угодили в плен, — Люкнер так и не понял. Парусник, название которого было «Дюплекс», с помощью подрывных снарядов был отправлен на дно.

Семнадцатого марта 1917 года из «вороньего гнезда» на грот-мачте «Зееадлера» сигнальщики заметили большой английский четырехмачтовый барк. Барк пробовал спастись бегством, но «Зееадлер», запустив дизель, быстро его нагнал. На запрос с рейдера парусник сообщил свое название — «Пинмор».

И тут Люкнер его узнал. Это был именно тот парусник, на котором он под фамилией Людике совершил некогда кругосветное плавание, еще будучи простым матросом. Сентиментальность, столь свойственная всем немцам, захлестнула Феликса Люкнера. На какое-то мгновение он даже лишился дара речи и ничего не мог сказать вахтенному, ожидавшему его приказаний. А затем ошарашил вахтенного, объявив, что лично намерен возглавить призовую команду.

На палубе Люкнера встретил капитан «Пинмора» Мюллен. Он также был удивлен, узнав, что Люкнер желает прогуляться по судну.

Люкнер побывал в кубрике, в котором когда-то жил, осмотрел капитанский салон, а, поднявшись на мостик и увидев вырезанные им когда-то на штурвале буквы «Ф.ф.Л.» (Феликс фон Люкнер), командир «Зееадлера» расчувствовался настолько, что слезы потекли у него по щекам. Корсар признался капитану Мюллену, что плавал в молодости на «Пинморе», и как тяжело ему сейчас отдать приказ потопить этот парусник.

— Топить парусники для меня, что нож в собственное сердце вонзить, — сказал Люкнер. — Я хорошо знаю, что новый парусник, чтобы заменить потопленный, сегодня никто уже не построит.

Но война — это война, и ничего с этим не поделаешь.

Перевезя на «Зееадлер» наиболее ценный груз и команду, Люкнер дал приказ затопить корабль своей юности.

— Вот так я и отблагодарил тебя, старина, — сокрушался Люкнер, глядя, как «Пинмор» погружается в пучину. (После войны Люкнер почему-то стал всех уверять, что не топил «Пинмор», а лично привел парусник в Рио, где, погрузив продовольствие и собрав сведения об английских патрульных крейсерах, снова вышел в море, встретившись с «Зееадлером» в условленном месте рандеву. После чего «Пинмор» был якобы продан в Южную Америку под другим названием. Но эта версия очень сомнительна).

Вскоре после этого прямо по курсу показался еще один парусник. «Зееадлер» быстро сблизился с ним. Все пленные, находившиеся на борту, высыпали на верхнюю палубу, наблюдая процесс захвата еще одного судна.

Капитан парусника стоял на мостике рядом с какой-то молодой женщиной (как позже выяснилось, со своей молодой женой) и при сближении с «Зееадлером» спросил в рупор:

— Есть ли у вас какие-нибудь новости с театра военных действий?

— О, да, — ответил Люкнер. — Много новостей.

— Я охотно бы прибыл к вам на чашку кофе! — крикнул капитан.

— Приглашаем вас на бутылку виски, — предложил щедрый Люкнер. — Так, что нового о войне? — снова спросил капитан.

— Минутку! — попросил Люкнер. — Сейчас узнаете из сигнала.

И приказал поднять сигнал «Т. Д.» («Остановитесь или буду стрелять»). Капитан стал копаться в книге сигналов, а когда снова поднял голову, то увидел, что на мачте «Зееадлера» уже развевается немецкий флаг. От неожиданности он выронил бинокль из рук. Новость о войне получилась ошеломляющей!

Особенно когда все на его паруснике ясно увидели ствол направленного на них орудия. Рулевого и жену капитана будто ветром сдуло с мостика, но сам капитан остался на своем посту, приказав привести судно по ветру.

Пленные были в восторге, громкими криками приветствуя все действия Люкнера. Капитан парусника с удивлением смотрел на этот пестрый разноплеменной сброд, орущий на палубе «Зееадлера», буйно выражающий свою радость. Особенно радовалась жена капитана-канадца, попавшая в плен во время свадебного путешествия. Она поняла, что больше не будет единственной женщиной на борту «Зееадлера».

Парусник, чье название было «Бритиш Юмея», шел из Америки с грузом продовольствия. Что смогли — перегрузили, а остальное отправили акулам. Двадцать первого марта Люкнер захватил французский парусник «Камброн», шедший из Чили во Францию с грузом нитратов.

С двадцать первого января по двадцать первое марта 1917 года Люкнер захватил девять призов общим водоизмещением сорок тысяч тонн. На борту «Зееадлера» уже находилось двести шестьдесят три пленных. Вообще-то пленные не очень стесняли бы Люкнера, если бы их не нужно было кормить. Кормили их так же, как и экипаж рейдера, что и привело в итоге Люкнера к мысли, что от пленных надо избавляться. Особенно беспокоил командира «Зееадлера» расход воды, от запасов которой зависели все дальнейшие действия рейдера.

Поэтому Люкнер решил пересадить всех пленных на захваченный барк «Камброн» и отправить их в Рио-де-Жанейро.

Люкнер понимал, что сильно рискует. Со слов пленных противник мог узнать о нем очень много. А поскольку Люкнер планировал перейти в Тихий океан и там продолжить крейсерскую войну, то необходимо было выиграть время и не допустить, чтобы «Камброн» пришел слишком быстро в Рио. С барка срубили все стеньги, чтобы он мог идти только под нижними парусами, что не давало ему возможности добраться до Рио раньше, чем за четырнадцать дней. Для этой цели на «Камброне» был срублен и бушприт.

У капитана «Камброна», когда он узнал, что его парусник не будет потоплен, а отправится с пленными в Рио-де-Жанейро, от радости даже перехватило дыхание. Он был не в силах произнести ни слова.

Для захваченных капитанов Люкнер устроил отвальную в кают-компании, и они расстались наилучшими друзьями. Капитаном «Камброна» Люкнер назначил Мюллена с «Пинмора» как наиболее опытного. На барке был поднят английский флаг, что немного обидело французов.

Когда «Зееадлер» стал уходить на юг, бывшие пленные, сгрудившись у фальшборта «Пинмора», кричали «Ура!» и махали Люкнеру руками.

Таковы парадоксы человеческой психологии и поведения. Все это, однако, как и предполагал Люкнер, не помешало пленным по прибытии в Рио-де-Жанейро подробно сообщить англичанам о действиях и предположительных планах командира «Зееадлера».

Тридцатого марта «Камброн» прибыл в Рио, а уже на следующий день в Лондон пришла телеграмма из британского посольства в Бразилии с подробными показаниями отпущенных Люкнером пленных. Из этих показаний стало известно, что Люкнер постоянно держал в штурманской рубке карты района мыса Горн, и это обстоятельство в известной степени раскрывало его дальнейшие планы. В это время у западного побережья Южной Америки находились семь английских крейсеров. Из них «Ланкастер» и «Отранто» стояли в Перу, в порту Сан-Николас; «Орбита» в Меджилоне, а «Эвока» — в северной части Британской Колумбии. Первого апреля «Ланкастер», «Орбита» и «Отранто» получили приказ выйти в море и спуститься на юг, чтобы перехватить «Зееадлер».

В этот момент Люкнер находился в центре Атлантики, на примерной широте Буэнос-Айреса. Таким образом, Люкнеру предстояло пройти под парусами почти столько же, сколько британским крейсерам под парами. Но перед немецким корсаром стояла еще одна чрезвычайно сложная задача — обогнуть мыс Горн в самое неблагоприятное время года.