Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Быль беспредела, или Синдром Николая II

ModernLib.Net / Биографии и мемуары / Бунич Игорь / Быль беспредела, или Синдром Николая II - Чтение (стр. 19)
Автор: Бунич Игорь
Жанры: Биографии и мемуары,
История

 

 


Но в Свердловск Куманин лететь не собирался, а планировал съездить в Ростов Великий, чтобы выяснить, каким образом там появился Алеша Лисицын.

Он был доволен собой — оперативное чутье не подвело. Отклонившись, казалось, в сторону, и расследуя загадку исчезновения Нади Шестаковой, он совершенно неожиданно обнаружил местонахождение «Объекта 17», того самого, на котором загадочный опер Лисицын работал чуть ли не с 1918-го года. Выяснилось, что «Объект» является действующим и тщательно охраняемым, более того, расположен в особняке, который по чудесному совпадению, когда-то принадлежал его однофамильцу. Обнаружена баба Дуся, чей муж некогда этот объект охранял, она сама же видела (!) майора НКВД Лисицына.

«Интересно, что сказал бы генерал Климов, если бы Куманин обо всем этом написал в рапорте? Не исключено, что немедленно приказал бы его выгнать или посадить. За что? Найдут за что, если захотят упечь подальше».

Богатая собственная история многому научила работников госбезопасности, и прежде всего — не высовываться. В былые времена, когда в Минске убили Михоэлса, попытались списать это убийство почему-то на «бендеровцев» — украинских националистов. Для этого в столицу Белоруссии прибыла целая следственная бригада во главе с начальником следственного управления Генпрокуратуры генералом Шейниной. Опытнейший следователь — Шейнин — быстро обнаружил, что следы убийц ведут прямиком на Лубянку, но был наивен, написал об этом в рапорте, и, конечно, тут же сел «за злоупотребление служебным положением».

Совсем недавно, когда покончил с собой свояк Брежнева генерал армии Цвигун, заместитель Андропова, какой-то шустрый розыскник сразу определил, что Цвигуна убили и чуть ли не на следующий день розыскник попал под машину.

Если бы между Куманиным и генералом Климовым, как положено, существовала вертикальная цепь инстанций: командир группы — начальник отдела — координатор направления и так далее, то можно было бы устно доложить начальству, посоветоваться, как лучше составить рапорт, и выслушать отеческое наставление, как когда-то от подполковника Волкова: «Знаешь что, Сережа, ты только всю эту херню не вздумай в рапорте писать. Напиши коротко: профилактика проведена, приняты административные меры, возбуждение уголовного дела пока считаем нецелесообразным». Но между ним и генералом Климовым не было никого, и приходилось принимать самостоятельное решение. Требуемый рапорт следовало составить так, чтобы в нем, наряду с некоторыми свежими и оригинальными мыслями, содержалась бы обычная казенная «чернуха», и все вместе взятое могло привести разве что к увольнению из органов. Сергей слишком часто ловил себя на мысли, что хочет уволится, и ждал возвращения отца, надеясь получить его совет.

Размышляя подобным образом, Куманин вошел в собственный кабинет, открыл сейф и вытащил оттуда небольшую югославскую пишущую машинку — на Лубянке их катастрофически не хватало, а те, что имелись в наличии, либо не работали вообще, либо работали из рук вон плохо: «Одной рукой печатаю, другой — слезы вытираю». Машинописью, разумеется, не владел никто из сотрудников, и хрупкие современные машинки, попав в их варварские руки, моментально ломались. Получить новую машинку было так же легко, как добиться отмены смертного приговора. Начальство же исчиркивало любые документы своими красными карандашами, и почти все приходилось перепечатывать по несколько раз, это приводило подчиненных к состоянию, близкому к помешательству, Конечно, существовали секретное и особо-секретное машбюро, но они были настолько загружены работой, что с трудом успевали обслужить руководство, у которого, между прочим, имелись собственные секретарши, вроде «прапорщицы» у генерала Климова.

Существовало спецателье по ремонту пишущих машинок, но отправить туда машинку — означало распрощаться с ней минимум на полгода.

По Лубянке гуляла легенда, что некогда сюда приходил еврей по имени Иосиф — мастер по ремонту пишущих машинок. Был он большим специалистом своего дела, но на проверку оказался то ли американским, то ли израильским шпионом — это зависело от того, кто историю рассказывал. Вскоре Иосиф, периодически похищая старые ленты и валики от ремонтируемых машинок, оказался в курсе дел на Лубянке, в чем и признался. Поскольку фамилию этого мастера никто вспомнить не мог, история стала легендой, которую использовали как объяснение того, почему нельзя нанять мастера по ремонту пишущих машинок.

Куманин же умудрился получить машинку из конфиската. Раньше она принадлежала какому-то непризнанному поэту, получившему срок за антисоветскую агитацию, а потому работа на ней способствовала рождению поэтического вдохновения. Хранил ее Куманин в сейфе и никому никогда не одалживал ни под какие гарантии. Нравы на Лубянке были, как во всякой армейской организации: одолжишь машинку кому-нибудь, потом ходи, ищи правду. Скажем, капитану рапорт надо отстучать, и, пока он этим занимается, к нему заходит большой начальник (или даже средний): «Чья машинка такая симпатичная?» — «Из соседнего подразделения». — «Они себе другую найдут, а эту поставь ко мне в кабинет».

Вставив в машинку лист бумаги, Куманин ощутил нечто вроде прилива вдохновения. Поставив в уголке листа привычный гриф «Секретно» (секретно все, а то, что считается несекретным — секретно вдвойне), Сергей застучал двумя пальцами по клавишам.

РАПОРТ МАЙОРА КУМАНИНА

«Повышенный интерес к личности и судьбе последнего русского царя Николая Александровича Романова, известного как Николай II, объясняется в большой степени тем, что период нахождения этого человека на троне явился как бы переходным периодом для смены исторического курса России от самодержавной деспотии к конституционной монархии. Этот период, как известно, завершился развалом Российской империи, возрожденной благодаря Великой Октябрьской социалистической революции, полной сменой общественно-политического строя и даже уклада жизни.

Несмотря на подобное завершение царствования Николая II, необходимо отметить, что в некотором отношении указанный период явился по своим результатам уникальным в истории страны, прочно ставшей на путь европейского развития и экономической интеграции с остальным миром. В стране отмечались бурный рост всех видов промышленности, торговли (как внутренней, так и внешней), расцвет науки, искусства и литературы. В то же время была впервые в стране приведена в полный порядок финансовая система, введена конвертируемая валюта, стремительно развивались банковское дело и система государственного кредитования. Налоги при этом были гораздо ниже европейских, что наряду с резким ростом собственного промышленного производства и конечного валового продукта, привлекло в страну обширные иностранные инвестиции. На иностранных биржах очень высоко котировались и русская валюта, и российские товары.

По мнению многих иностранных специалистов, все это происходило не вопреки, а благодаря усилиям Николая II, пытавшегося перевести Россию на рельсы буржуазной демократии, в то время как многочисленные оппозиционные партии, получившие в царствование Николая II возможность действовать легально, пытались вернуть Россию на феодально-крепостнический путь, хотя и не понимали этого. Этот чрезвычайно короткий период в истории России, фактически ограниченный 1907-1914 гг., остался в народной памяти как некая светлая сказка о свободе и изобилии.

Известные перегибы времен культа личности, временные экономические трудности послекультового периода, признанные и однозначно осужденные нашей партией, как это ни странно, возбудили ностальгию именно по этому периоду, неизбежно привлекая внимание к личности последнего императора, которая так и не получила объективного освещения в нашей исторической науке и литературе.

Некоторые иностранные источники полагают личность последнего [1] русского царя весьма достойной тщательного изучения, поскольку, по их словам, никогда, ни до, ни после, российское государство не возглавлял человек столь высоких нравственных принципов, столь интеллигентный, образованный и знающий свое дело. Как отмечают те же источники, «ни один человек в российской историй не был так грубо оболган и в личном плане, и в плане государственной деятельности».

Куманин вынул из машинки лист бумаги и вставил следующий.

«Все изложенное привело к известной идеализации личности Николая Второго, кульминацией чего стало приобщение самого царя и членов его семьи, погибших в 1918 году по официальной версии в Екатеринбурге, к лику православных святых Русской Зарубежной Церкви. Это обстоятельство и побудило известные эмиграционные монархические и религиозные круги попытаться получить т.н. „святые мощи“ новомучеников, то есть их останки, для дальнейшей популяризации личности последнего монарха, превращая его в своего рода эталон русского правителя.

Однако поиски этих останков, проведенные МВД СССР, Академией наук СССР и прочими организациями союзного подчинения, а также многими энтузиастами, не привели практически ни к каким положительным результатам.

По решению КГБ СССР, поиск останков последнего русского царя и членов его семьи был поручен мне, Куманину С. С. На основании серии оперативно-розыскных мероприятий и работы с документами докладываю Вам следующее…»

«О чем я докладываю? — задумался Куманин, прервав работу и откидываясь в кресле. — Мне и докладывать-то не о чем. Сообщить, что с помощью бабы Дуси обнаружил местонахождения „Объекта 17“, где опер Лисицын работал по розыску царских драгоценностей. Но мне никто не поручал искать „Объект 17“, который наверняка хорошо известен Климову. И вряд ли генерал обрадуется, узнав, что это известно мне».

Уже несколько раз за последнее время Сергей ловил себя на мысли, что полученное задание по розыску останков расстрелянной в Екатеринбурге царской семьи занимает его гораздо меньше, чем история малыша Алеши Лисицына, которая оказалась тесно связанной с судьбой некогда любимой им женщины.

Начав печатать свой рапорт генералу Климову, Куманин решил не очень перетруждаться, а составить небольшую компиляцию тех уникальных материалов, которыми были набиты его шкафы. Климов, конечно, не читал этих книг, и можно было насобирать убийственный документ, способный привести руководство в изумление. А когда руководство приходит в изумление, оно кладет все рапорты под сукно, а исполнителя отправляет в отпуск.

Поскольку стало ясно, что Климов вряд ли появится в Управлении раньше следующего понедельника, у него еще достаточно времени, чтобы слепить более или менее логичный рапорт, съездить в Ростов Великий и попытаться узнать еще что-нибудь о Наде.

Взглянув на часы, Куманин убедился, что на обед идти еще рано, никуда спешить не надо, и решил принести жертву Богу Дисциплины и Порядка, просидев на работе весь день. Приняв подобное волевое решение и израсходовав на первых двух страницах все свое вдохновение, Куманин подумал, что неплохо бы прочесть кое-что из хранящихся у него материалов, чтобы отыскать новый источник вдохновения для составления рапорта.

Сергей вспомнил, что лет пять или шесть назад (точно он уже не помнил) по их отделу гулял интересный слух. Где-то (по одним версиям, в Москве, по другим — в Ленинграде или в Новосибирске) был арестован то ли крупный партийный деятель — то ли историк, работающий чуть ли не в аппарате ЦК. При этом называлось несколько фамилий, но все оказались выдуманными. Обвинялся этот мифический деятель во всех смертных грехах: от шпионажа в пользу Соединенных Штатов и Израиля до ведения активной подрывной деятельности, главным образом с помощью злобных измышлений, порочащих советский строй. По тем же слухам, какие-то влиятельные покровители спасли этого человека от наказания. Он был признан невменяемым и отправлен в «спецпсихушку», где вскоре умер от какого-то укола или таблетки. Поговаривали, что при обыске у него обнаружили машинописную рукопись книги, которая называлась «Бесконечная война», или «Пятисотлетняя война», а, может, «Полигон сатаны». Полковник Кудрявцев божился, что сам видел эту книгу в кабинете Климова, тогда еще полковника. Как обычно бывает со всякими слухами, об этом поговорили и забыли. Руководство часто само распространяло всевозможные слухи по Управлению, чтобы проверить реакцию сотрудников на те или иные вводные, которые замышлялись наверху.

Но однажды Кудрявцев, уже сменивший к этому времени подполковника Волкова на должности начальника отдела, передал Куманину ксерокопии машинописных листов.

— Ты у нас историк, — сказал он Куманину, — почитай и позабавься.

— А потом? — спросил Сергей.

— Держи у себя, может пригодится. Помнишь, слухи ходили о таинственной книге, что кочевала по генеральским кабинетам? Мне кажется, это отрывок из нее.

— А вы сами читали? — поинтересовался тогда Куманин.

— Просмотрел, — махнул рукой начальник отдела. — Галиматья антисоветская, про последнего царя. Ты, может, и найдешь что-нибудь интересное, для общего развития.

Поскольку по этому материалу не надо было писать никакого заключения, подвергать его экспертизе на предмет установления пишущей машинки, а через нее автора, Куманин просмотрел материал мельком и полностью согласился с мнением Кудрявцева. Папку с этими листками он положил в шкаф с другими конфискованными рукописями. Все руки не доходили их актировать и сжечь.

Сейчас Куманин вспомнил об этих листках и решил их перечесть. В его шкафах и сейфах всегда царил идеальный порядок, поэтому он быстро нашел папку и положил ее перед собой на стол, отодвинув в сторону пишущую машинку. На верхнем листе ксерокопии черными чернилами была написана цифра «1», а ниже, где начинался текст, значилось:

«Глава IX. Последняя попытка заключить мир».

В самом конце XIX века, — прочел Куманин, — Россия получила уникальный шанс сойти со своего многовекового кровавого пути, и наконец, добиться мира, согласия и процветания. Этот шанс страна получила в лице нового императора — последнего русского царя Николая Александровича Романова, вступившего на престол после неожиданной смерти своего отца в 1894 году.

«Новоявленный император — совершенно уникальное явление в русской истории. Другого такого властителя среди князей киевских, царей московских, императоров всероссийских невозможно отыскать. На русском троне оказался тот самый русский интеллигент, чей образ робко моделировали Толстой и Достоевский, Чехов и Куприн, Ключевский и Соловьев, Розанов и Флоренский. Появление подобного человека на русском престоле было полной неожиданностью для современников, но они не успели оценить его по достоинству. Не смогли понять этого человека соотечественники, ни те, что тысячами погибали в большевистских лагерях, ни те, что прозябали в эмиграции. „Во, дает!“ — подумал Куманин скорее с чувством восхищения, нежели возмущения.

«Ни один из русских, да, пожалуй, не только русских государственных деятелей не был так оболган, как Николай II. Обливать грязью его начали еще при жизни, — сначала робко: не вырвут ли языка, не посадят ли по 246-й статье на двенадцать лет, потом, поскольку ничего подобного не случалось, все смелее, развязнее, вне рамок приличия. А ведь нападкам и клевете подвергался в собственной стране не кто-нибудь, а самодержец, абсолютный монарх, имеющий право по собственной воле казнить и миловать своих подданных!

За годы коммунистического режима, то есть за последние семьдесят лет, имя Николая II пытались стереть со страниц российской истории, из него пытались сделать ничтожество и кровопийцу одновременно. Ни один русский царь не вызывал у новых правителей столько ненависти, как Николай II, что уже само по себе было весьма поразительно. Анализируя природу этой ненависти, легко понять, что она основана на желании во что бы то ни стало скрыть сделанное этим замечательным человеком, монархом, который хотел и мог вывести Россию из страшного состояния, в котором она пребывала в течение тысячелетия.

Но историческую правду так же трудно скрыть, как и шило в мешке. За двадцать три года своего царствования Николай II никогда ни на кого не повысил голос, он не орал матом на министров и не бросал согнутые вилки в тарелки иностранных послов, как его отец, не бил тростью камергеров, как его дед, не хлестал по морде извозчиков и городовых, как прадед. Со всеми он был сдержан, любезен и безукоризненно вежлив. Он никогда (до последних минут своей жизни) не терял самообладания и мужества, не устраивал истерик, никому не угрожал крепостью или Сибирью. Он был выше сплетен, грязи, клеветы, обрушившихся на него. Он ни разу не применил закон «Об оскорблении Величества», ни одного человека не лишил свободы в несудебном порядке, то есть своей волей, на что имел право. Он стал первым царем в истории России, который осознавал себя главою государства, а не хозяином огромного нелепого подворья. Он искренне любил свою страну и свой народ, которые, к сожалению оказались не подготовлены к появлению такого государя…

Он не напивался, как его отец, не был ловеласом и сибаритом, как дед, самцом и солдафоном, как прадед. Он нежно любил свою семью, в кругу которой проводил все свободное время. Вместе они ставили семейные пьесы, читали вслух Гаршина, Чехова и Флобера, смеялись над фельетонами Аверченко, увлекались фотографией, играли в крикет и теннис.

Николай любил оперу и балет, часто посещал премьеры, покровительствовал актерам. Он содержал за свой счет театры, музеи, академии, лицеи, гимназии, приюты и многое другое. Все эти «Императорские» учреждения содержались за его счет. Он играл на пианино, на гитаре, неплохо пел и рисовал.

Это был застенчивый и очень скромный человек. Отец не успел произвести его в генералы, и Николай на всю жизнь остался полковником — он считал нескромным самого себя повышать в чине. Случай просто невероятный. Товарищ Сталин, который не имел, в отличие от Николая II, вообще никакого образования, не постеснялся, уложив двадцать шесть миллионов солдат, произвести самого себя в генералиссимусы. Николай II был излишне милосерден, он миловал даже тогда, когда казнить было необходимо.

Он искренне верил в Бога и был немного фаталистом («На все воля Божья»), не сомневался в истинности православия, но был веротерпим и воспитывал в других небывалую для такой военно-клерикальной страны, как Россия, веротерпимость. Именно в его царствование в столице империи были воздвигнуты кафедральная мечеть и хоральная синагога, на открытии которых он присутствовал лично. При нем в Петербурге начали возводить огромный католический собор, по размерам больше парижского Нотр-Дам. И это в стране, веками боровшейся с татарами и турками, в обществе, исповедующем ненависть к евреям и испытывающим страх перед Ватиканом. Тихо, с достоинством переживал страшную семейную драму этот человек: его единственный сын Алексей — надежда отца и династии — был неизлечимо болен. Приступы гемофилии могли отправить мальчика в могилу в любой момент. Представьте себе отца, у которого в любую минуту может умереть горячо любимый сын!

«Да, — возражают даже его поклонники, — это был неплохой человек, — порядочный и добрый. Ему бы быть командиром полка, директором гимназии, профессором академии. Но он совершенно не соответствовал своей должности Императора Всероссийского». Их забпуждения понятны, поскольку такого царя в истории России не было. Это был Государь. Царь, прекрасно осознавший свою роль в стране, хорошо знающий проблемы, император, который резким поворотом руля вывел Россию с заезженной, заляпанной кровью и грязью колеи на широкую дорогу европейской цивилизации.

Горькая ностальгия по старой России, которая охватила большую часть населения СССР — это ностальгия не по временам Ивана Грозного, Петра Великого или Николая I, это даже не ностальгия по царствованию двух последних Александров, это почти тоска по короткому периоду царствования Николая II, с момента окончания русско-японской войны и до начала первой мировой. Впервые молодой монарх начал действовать самостоятельно, не оглядываясь с испугом на целый взвод своих дядьев — родных братьев почившего родителя…

Историки, особенно советские, с большим удовольствием делают Николая II ответственным за Ходынку, Цусиму, 9 января, что вполне справедливо, поскольку за все отвечает ГЛАВА ГОСУДАРСТВА, независимо от личного участия или неучастия в событиях. Тогда почему же считается, что все положительные перемены в стране в период его правления произошли не по его воле, не благодаря его упорному государственному труду, а вопреки? Николай II был работоспособнее Петра I, но, в отличие от последнего, не проводил время в оргиях и постыдных забавах, не ходил по застенкам, обучая палачей. Он тщательно вникал во все сферы государственной жизни и международных отношений, представляя себе будущее России совсем иначе, нежели все его предшественники. И ему удалось сделать многое.

При Николае II была создана русская финансово-валютная система. Еще совсем недавно, по меткому выражению М. Е. Салтыкова-Щедрина, за русский рубль за границей можно было получить разве что по морде, в царствование последнего императора этот рубль теснил франк и марку, обгонял доллар и стремительно приближался по котировке к фунту стерлингов. Впервые в истории России доходы превышали расходы: если в 1908 году это превышение составляло 30 миллионов золотых рублей, то 1912 уже 335 миллионов. Происходило это без увеличения налогового бремени. Законом от 1896 года в России была введена золотая валюта, государственному банку было предоставлено право выпустить 300 миллионов рублей кредитными билетами, не обеспеченными золотым запасом. Но правительство не только не воспользовалось этим правом, а наоборот, обеспечило бумажное обращение золотой наличностью более чем на сто процентов.

Бремя прямых налогов при Николае II в России было в четыре раза меньше, чем во Франции и Германии, и в восемь с половиной раз меньше, чем в Англии. Все это привело к небывалому расцвету русской промышленности и притоку капиталов из всех развитых стран. В период с 1894 по 1913 годы молодая русская промышленность увеличила свою производительность в четыре раза. За четыре года, предшествующие первой мировой войне, количество вновь учрежденных акционерных обществ возросло на сто тридцать два процента, а вложенный в них капитал учетверился.

Протяженность железных дорог увеличивались на 1574 километра в год (наивысший показатель коммунистического режима к 1956 году составил 995 километров.)

Накануне национальной катастрофы небывалого уровня достигло сельское хозяйство России. В течение двадцати лет царствования Николая II, то есть за период мирного времени, сбор урожая хлебов удвоился. С 1907 по 1913 годы урожаи основных злаковых культур в России были на треть выше, чем в США, Канаде и Аргентине вместе взятых. Никогда в будущем при большевиках это не повторялось! При Николае II страна стала основным поставщиком продовольствия в Западную Европу, семьдесят процентов мирового экспорта масла и пятьдесят — мирового экспорта яиц приходилось на Россию. Бородатых русских купцов сменили промышленники и финансисты, имевшие за плечами русские и иностранные университеты. По рекам страны дымил самый большой в мире речной флот. Серебряный век в искусстве, золотой век в литературе и книгопечатании, расцвет журналистики, газетного дела, появление тысяч всевозможных журналов, сотен новых музеев и полсотни храмов только в одном Петербурге — все это состоялось в царствование Николая Александровича Романова. Он вводит в стране основы парламентской демократии и свободные выборы, внимательно следит за этими процессами, отлично понимая, что страна еще не совсем готова к подобным преобразованиям. При Николае II вводится невиданная доселе программа народного образования. Расцветают университеты и высшие учебные заведения, пользуясь свободой, которой они никогда не имели и не будут иметь в будущим. О николаевских гимназиях, реальных и коммерческих училищах до сих пор ходят легенды, а уровень полученного в них образования недостижим для нынешних советских университетов. К 1913 году общий бюджет народного образования достигает колоссальной суммы — полмиллиарда золотых рублей, а темп его прироста за двадцать лет — 628 процентов! В самом начале царствования императора начальное образование в России становится бесплатным, а с 1908 года — обязательным. Небывалое развитие переживает русская наука. Имена Павлова, Менделеева, Попова, Бехтерева и многих других всемирно известных ученых зазвучали в это время. Если не считать Ломоносова, что мы имели до этого?

Царствование Николая II — это подлинное РУССКОЕ ЧУДО. Тысячелетняя война затихала. Открывался простор для созидательной и творческой деятельности, он захватил все русское общество. Русский интеллект получил мощный энергетический заряд, возможно, впервые за тысячу лет он смог проявить себя в полном объеме. Мысль работала на созидание, а не на разрушение. Составлялись интереснейшие планы новых экономических реформ и финансовой политики, что неизбежно должно было привести к гегемонии России на мировом рынке, причем к гегемонии не военной, а экономической.

Разумеется, глупо было отрицать, что в период правления Николая II в России не было проблем, неизбежных при столь стремительном движении из феодального мрака к цивилизации, при рывке из мировых аутсайдеров — в мировые лидеры. Но то, что последний русский царь успел сделать с доставшейся ему по наследству полуказармой-полутюрьмой, вызывает восхищение. Произошло чудо, и другого объяснения этому нет. Возможно, сатана, избравший Россию своим полигоном, буквально на минуту смежил веки.

Затем произошло то, что, неизбежно должно было произойти в России с таким царем, каким был Николай II — его свергли с престола и безжалостно уничтожили вместе с семьей. Рухнула и перестала существовать Российская Империя. Власть на ее обломках захватила террористическая организация во главе с Владимиром Лениным. Страна утонула в кровавой смуте. Число жертв стало исчисляться миллионами…»

Далее текст обрывался.

Куманин обратил внимание на то, что прочитанное не вызвало у него ни возмущения, ни презрительного пренебрежения, как несколько лет назад, когда он впервые просматривал материал.

Он спрятал листки недописанного рапорта вместе с пишущей машинкой в сейф, затем подошел к одному из шкафов и наугад вынул оттуда один из изданных на Западе фотоальбомов, посвященных жизни и царствованию последнего императора.

Прямо на обложке альбома была помещена фотография Николая П. В сюртуке капитана 1-го ранга он стоял, улыбаясь, положив руки на плечи сына, одетого в матроску. Глядя в открытое лицо и добрые глаза человека, чьи таинственно исчезнувшие останки ему было приказано отыскать, Куманин впервые почувствовал непонятное волнение, как будто он и Николай на фотографии оказались связаны какими-то непонятными, невидимыми нитями. Он быстро поставил альбом обратно на полку и запер несгораемый шкаф.


III

В Ростов Великий Куманин приехал на автобусе Москва-Ярославль, который отправился в половине седьмого утра с площади Рижского вокзала. Вообще-то правила требовали, чтобы Куманин предупредил о своем появлении в городе местный отдел КГБ. Прошли уже те времена, когда чекисты провинциальных российских городов, изнывая от безделья, высасывали из пальца пять-шесть дел в год по фактам антисоветской пропаганды и признакам измены Родине. Сейчас Ростов Великий, отреставрировавший свой знаменитый Кремль, был включен в число городов так называемого «Золотого кольца» и горотдел КГБ работал чуть ли не круглосуточно, выискивая шпионов среди многочисленных зарубежных туристов. Работы было много: приходилось следить за несанкционированными контактами местных жителей с иностранцами и вести бесконечную войну с фарцовщиками в тайной надежде, что кто-нибудь из них засветится в шпионаже. Но поскольку дело, которое привело сюда Сергея, никак не было связано с подвигами местного КГБ, он решил это правило проигнорировать и сразу направился в милицию.

— Слушаю вас, — хмуро сказал пожилой майор — замначальника ростовского горотдела УВД (начальник был вызван на совещание в Ярославль), возвращая Куманину удостоверение, не вызвавшее у него ровным счетом никаких эмоций. — Какие у вас вопросы к нам?

Майор выглядел устало, и весь вид его говорил о том, что ему меньше всего на свете хочется сейчас заниматься делами московского КГБ.

— Около года назад, — начал Куманин, — на остановке автобуса Москва-Ярославль вашими сотрудниками был обнаружен потерявшийся мальчик пяти лет по имени Алеша Лисицын…

— Было такое, — подтвердил майор, — помню. Мы его в Москву этапи… то есть отправили. Что-нибудь случилось?

— Случилось, — подтвердил Куманин, — многое случилось. Поэтому мне и хотелось побеседовать с товарищами из патрульно-постовой службы, которые к этому делу причастны, почитать, если возможно, протоколы или какие-нибудь другие документы по этому делу.

Майор вздохнул и, подняв трубку видавшего виды телефона, произнес:

— Гришин, зайди ко мне на пару минут.

В кабинет вошел молодой старший лейтенант в голубой форменной рубахе с расстегнутым воротом. Он вопросительно посмотрел на майора, не утруждая себя какими-либо уставными фразами о прибытии по вызову начальства.

— Товарищ из Москвы приехал, — пояснил майор, показывая глазами в сторону Куманина, — из комитета. Интересуется обстоятельствами обнаружения в прошлом году мальчонка. Алеша Лисицын его звали, помнишь?

— Так точно, помню, — ответил старший лейтенант Гришин, — обнаружен младшим сержантом Власовым у остановки автобуса по сигналу граждан.

— Он был один на остановке, когда вы его обнаружили? — спросил Куманин.

— Один, — подтвердил Гришин, — полагаю, ребенок вышел из рейсового автобуса. Он у нас стоит три минуты. Мать заговорилась или заснула, он и вышел из автобуса. А автобус уехал. Забавный малыш, чего только наизусть не знал. В дежурке у нас его хорошо запомнили.

— А вы были там? — поинтересовался Куманин.

— Так точно, был, — кивнул головой Гришин. — Я его и оформлял, И потом им много занимался. Бумаги все на него составлял, когда его в детский дом забирали.

— А вы пытались найти кого-нибудь из его родных, — спросил Куманин, — объявление давали?

— А как же, — ответил вместо Гришина сам майор. — На остановке повесили объявление: «Кто тогда-то потерял мальчика примерно пяти лет, назвавшегося Алешей Лисицыным, обращаться в горотдел милиции», объявление дали и в свою газету и в ярославскую. Транспортную милицию запрашивали. Никто не откликнулся.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25