Капля огня

      - Младенца? - разинул рот Сашка. - При чем тут младенец? А, хочешь сказать. Что, нашли его мамашку? Так я точно не знаю. Вроде бы, в милицию отнесли, но ведь там его держать не станут, так что, скорее всего, в больницу сдали, у нас Дома Малютки в городе нет.
      - Как нет? - удивился Реми. - Совсем?
      - Совсем, есть только детский дом. Но он не в Репьевске, а в Тучине, вроде бы. Короче, не знаю я. Мне бы Петровича найти, а чужие младенцы...
      - Это и есть Петрович! - заорала Ника. - Только маленький?
      Тут Сашка разинул рот ещё шире.
      - Как, то есть, Петрович? Ты имеешь в виду, что ребенок - его?
      - Нет, это сам Петрович твой. И не смотри на меня такими глазами, у меня с головой все в порядке. Лучше скажи, у тебя его фотография есть?
      - Где-то была, - выдавил из себя окончательно ошалевший бутафор. - О, в стенгазете в коридоре висит, там его после очередной корриды в обнимку с зеленым змием нарисовали, а лицо из фотки вырезали.
      - Ладно, если другой нет, то и эта пойдет. Но сейчас не это важно. Нам надо срочно попасть в уборную Свидерко. Не знаешь, где ключи от неё добыть можно?
      - Зачем? - нахмурился бутафор. - Ты там что-то оставила?
      - Нет, я думаю, что там спрятано нечто, из-за чего они со Ступиным постарели, а Петрович твой наоборот... сильно омолодился. Саш, мы же туда с тобой зайдем, и ты сам убедишься, что мы ничего не сопрем.
      - А что за вещь? - озадаченно почесал нос парень.
      - У моей бабушки, ты её наверное знаешь, Антонии Романовской пропала одна драгоценная безделушка. И есть все основания считать, что она попала в руки Свидерко.
      - Ты - внучка Романовской? - удивился Сашка.
      - На, убедись, у меня и фамилия такая же.
      Ника достала из сумочки паспорт и сунула его под нос бутафора.
      - Вероника Романовская?! То-то мне твоя личность знакомой показалась. Только ты в кино вся в буклях была и с веером.
      - В каком кино? - заинтересовался Реми, до этого изображавший полную индифферентность.
      - Да в этом, как его... "Петербургские страсти" что ли? Или "Страсти по Петербургу" - не помню. Ух ты!
      Усатый искоса глянул на Нику, но промолчал. Наверное, вспомнил свою реплику насчет того, что в театре ей делать нечего.
      - У нас слишком мало времени, - едва не затопала ногами девушка, - а вы тут про букли и веера! Говори, как нам в запертую гримерку попасть.
      Сашка задумался и снова принялся чесать нос, словно собираясь содрать с него всю кожу. Потом кивнул:
      - Могу попробовать! Ждите меня за углом около туалета.
      Спустя минут пять, которые Ника посвятила отрыванию фотографии Петровича от стенгазеты, бутафор появился, стряхивая с себя пыль, и продемонстрировал ключ.
      - Точно, никакой фантазии у нашей примы, в ящике с гидрантом прятала. Она как-то свой ключ посеяла, вот и пришлось ей дубликат вытачивать на нашем станке. А она попросила ещё один сделать, на случай, если и новый потеряет или дома забудет. Чтобы дежурные лишний раз не злословили.
      - Ты прямо Шерлок Холмс, - восхитилась Ника. - Пошли скорее.
      Но в гримуборной Свидерко их ждало разочарование - тщательно проведенный обыск не дал никаких результатов. Реми и на шкаф забрался, и даже подоконник подергал в поисках тайника, а Вероника перерыла ящики туалетного столика и сам шкаф - там, кроме дюжины запасных колготок и других тряпок ничего не обнаружилось.
      - Пролетели, - констатировала она, тыкая пилочкой для ногтей в содержимое огромной пудреницы. - Сань, в вазу с цветами ещё загляни... Да осторожней ты!
      Побултыхав затхлой водой в хрустальной емкости, бутафор отрицательно покачал головой. Потом по собственной инициативе ещё раз сунул нос в шкаф. На этом можно было заканчивать - рубина тут не было.
      - А ведь сумочки нигде нет, - задумчиво произнесла Ника. - Так что, скорее всего, Анна забрала камень с собой. В больницу.
      - Значит, надо ехать в больницу, - раздалось от дверей. Сашка подскочил от неожиданности. Это Коровин, избавившийся от общества Коломийцева, неслышно проник в комнату. Глаза его светились охотничьим азартом.
      - В какую именно? - деловито уточнила Ника.
      - А что, их разве много? Одна, вообще-то, так что не ошибемся. Поехали, пока у них время посещений не закончилось, иначе придется охранника уламывать, а он там алчный просто на удивление.

* * *

      В лечебницу на Коровинском джипе отправились все, кроме Сашки. Тот остался в театре, доделывать реквизит и размышлять, с кем он же имел дело - с посланцами из параллельного мира или попросту с психами, и правда ли то, что они сказали насчет Петровича.
      По пути Вероника попыталась вкратце обрисовать Вадиму Игоревичу ход поисков, но довольно сумбурно, так что и самой ей рассказ показался диким. В свою очередь Коровин просто сообщил, что в театр пришел потому, что куда-то исчез Олег Ступин, который мог помочь в розыске похищенной драгоценности. В офисе он конкурента не нашел, а всем известно, что по утрам тот отвозит Анну Свидерко на работу, вот Вадим Игоревич и отправился в театр. То, что поведал Коломийцев, повергло Коровина в шок. А тут ещё Ника туману напустила...
      - Ничего, разберемся, - крякнул бизнесмен, сворачивая к больничному комплексу - группе разноцветных двух-трехэтажных зданий. - Я Олежека в любом виде узнаю.
      Но, несмотря на возлагаемые надежды, визит в городскую больницу тоже оказался не слишком удачным. Поскольку заведующий психиатрическим отделением, к которому после хождения по самым разным кабинетам они в итоге попали, заявил, что пациенты Свидерко и Ступин к ним сегодня действительно поступили, но после уколов они мирно спят, и свидание с ними никак невозможно. На вопрос же о том, нельзя ли хотя бы посмотреть на них спящих, многозначительно покрутил пальцем у виска и молча указал на табличку - "Свидания разрешены только в специальном помещении в присутствии санитара".
      Проводив посетителей и проверив, крепко ли заперта входная дверь, заведующий отделением Иван Глебович Петрухин принялся расхаживать по длинному коридору и тереть лицо ладонями. За свою долгую практику видел он всякое, но такое...
      - Саша! - рыкнул он на медсестру, высунувшую нос из ординаторской. - Я тебе где велел неотлучно находиться?
      - В седьмой, Иван Глебович! - пискнула девчонка.
      - А ты где шастаешь? Наблюдай за пациенткой, больше ничего. Поняла?
      - Поняла, поняла.
      Ответ сопровождался тяжким вздохом, потому что сидеть в седьмой палате было скучно. И немного страшно.

* * *

 
      Выйдя из домика, выкрашенного в веселенький салатный цвет, Коровин со вздохом оглянулся на его зарешеченные окна. Разговаривали с ними официально, и диагноз, с которым упекли в сие скорбное заведение примадонну и её бой-френда, сообщить наотрез отказались. Впрочем, диагноз неважен, куда важнее, чтобы им разрешили свидание. Причем, не позднее завтрашнего дня.
      - Ну, что будем делать? - уныло поинтересовался Реми.
      - Может быть, камень остался у Свидерко дома? - безнадежно выдвинула новую идею Ника.
      - Нет, это исключено - судя по тому, что последняя трансформация произошла уже в театре, она его таскала с собой, - покачал головой усатый.
      - Что это за тип? - ревниво шепнул Коровин на ухо девушке. - Откуда взялся?
      - Он тоже заинтересован в том, чтобы найти рубин, - туманно ответила Вероника. - Смотри-ка, уже солнце садится.
      - Пойдемте в ресторан, поужинаем, - уловил смену темы Вадим Игоревич, - все равно до завтра мы ничего сделать уже не можем.
      - А вот и можем.
      С этими словами она устремилась обратно к справочному бюро. Толстая тетка-дежурная в связи с завершением рабочего дня уже собиралась закрывать окошко, но когда в него просунулась запыхавшаяся Ника и спросила, привозили ли сегодня в больницу подкидыша из театра, мигом забыла о часах.
      - Ах ты, кукушка! - гневно заколыхалась она за стеклянной пергородкой. - Ах ты, мерзавка!...
      Потом мельком взглянула на подошедших следом за девушкой Коровина и Реми и прибавила обороты, обличающе тыча пальцем в их сторону:
      - Ишь какие бессовестные! Понарожают тут...
      - Ты, Михайловна, громкость-то убавь, - хмуро рявкнул бизнесмен. - Это кого это я тебе рожал?
      - Ой, Вадик, ты, что ли? - тетка нашарила на столике очки и водрузила их на нос. - Так я не тебе. Это все она, прохвостка! Видано ли дело, от собственной кровиночки отказываться! А ну, марш к главврачу, он так и сказал: как появится эта мамаша, так сразу чтобы ко мне шла, гулена!
      - Михайловна, - окончательно разозлился Коровин, - не мамаша это! Чего напустилась?
      - А если не мамаша, с чего ребёночком интересуется? - усомнилась дежурная. - Ну, я не знаю, главврача все одно уже нету, так что завтра приходите.
      - Вы нам просто скажите, с ним все в порядке? - махнула рукой Вероника? - Жив, здоров?
      - А чего ему сделается? Здоровенький такой мальчишечка, прямо загляденье. И какая ж зараза от такого отреклась?
      - Никуда его отсюда отправлять не собираются?
      - Пока тут побудет, может ещё сыщется кукушка-мать. А если нет, то у нас вона какая очередь на усыновление, только скажи.
      Убедившись, что с младенцем-Петровичем все в относительном порядке, Ника решила, что на сегодня с неё хватит - ноги гудят, в желудке прямо таки космическая пустота. Категорически отринув приглашения Коровина отужинать с ним, она попросила отвезти её к дому Антонии. Реми испарился прямо с территории больницы, предупредив, что появится завтра и будет ждать её с утра пораньше около психиатрического отделения. Нервно хихикнув по поводу места рандеву, Ника загрузилась в джип.

* * *

      Наконец-то жаркий и душный день сменялся вечерней прохладой.
      После чаепития и разгона, полученного от Петрухина, медсестра Сашенька вернулась в седьмую палату и уселась с книжкой на стуле в углу. Можно было спокойно почитать любовный роман. Время от времени она не забывала коситься на лежащую на кровати фигуру. Когда эту буйную старуху привезли днем, казалось, что она обычная их пациентка. Ну, съехала бабулька с рельс и впала в агрессию, вопит, что все вокруг подлые враги, такое бывает. А уж когда она про колдовство речь завела, все стало окончательно ясно.
      Но Иван Глебович отчего-то занервничал, кому-то позвонил, после чего велел поместить старушку в отдельную палату и постоянно присматривать. Пристегнули ремнями, чтобы на персонал не кидалась, укольчик сделали, все, как обычно. А потом Лиза-врачиха, шепнула, округлив глаза, что старуха мнит себя ни кем иным, как великой актрисой Анной Свидерко. Свидерко Сашенька помнила - та играла в трех спектаклях городского театра, на которые они когда-то ходили всем классом. Поэтому, вспомнив её в роли Джульетты, медсестра только хмыкнула - да, солидный у старушенции закидон случился, на юную красавицу она уж никак не тянула.
      Сашенька даже рада была, что её определили в сиделки к рехнувшейся карге - толку в отделении от юной практикантки все равно мало, большей частью только под ногами путалась. Это понимала и сама Сашенька, существо неопытное, но объективное. Она придвинула стул поближе к кровати, на которой спала старуха, и углубилась в чтение. Упрямый, как осел, главный герой романа все никак не хотел обратить внимания на прелестную героиню и ухлестывал за самыми непотребными девицами. Возмущаясь идиотизмом красавца-мужчины, Сашенька едва не плакала. Ну вот, опять отправился на Лазурный берег с коварной подругой героини... Внезапно раздавшийся скрежет панцирной сетки заставил медсестру оторвать взгляд от захватывающей интриги.
      Старуха смотрела на неё широко открытыми водянистыми глазами в обрамлении сильно накрашенных ресниц и теней с модным отливом-металлик. Лежала спокойно, не пытаясь освободить притянутые к кровати широкими ремнями руки.
      - Как тебя зовут? - облизав губы, спросила бабка.
      - Саша, - девушка закрыла томик и положила его на тумбочку. - Хотите пить?
      Старуха кивнула, и девушка поднесла к её губам носик поилки.
      - Саша, а где моя сумка? - выхлебав почти всю воду, спросила пациентка вполне нормальным голосом. - Куда её дели?
      - Не знаю, наверное, туда, куда все вещи складывают - в кладовую.
      - Слушай, - прошептала старуха, - а ты можешь мне её принести?
      - Нет, что вы... - замялась Сашенька. - У нас нельзя, запрещено.
      - Что запрещено? Причесываться и нос пудрить? Посмотри на меня, как я, по-твоему, выгляжу?
      Медсестра невольно отвела глаза - вздыбленные волосы с экзотическим мелированием, размазанная по сморщенным щекам лиловая помада, да и тушь на одном глазу поплыла. Зрелище не для эстетов.
      - Вот видишь, - едва не заплакала пациентка. - Чучело чучелом. А ведь я - женщина. Думаешь, приятно в таком виде лежать, когда сюда мужчины заходят? Представь себя на моем месте.
      Сашенька ужаснулась. Вообразить себя на месте этой раскрашенной кикиморы она не могла и в страшном сне.
      - Я только приведу себя в порядок, правда-правда, - умоляла её старуха. - У меня в сумке косметичка и расческа, сама проверишь. И потом - ты же рядом будешь.
      Медсестра заколебалась. По правилам никакая косметика больным не полагалась, зеркала и прочие дамские мелочи могли быть опасны. Даже пластмассовые расчески. Но бедняжка так жалобно смотрела на Сашу, вздыхая и охая, что у той дрогнуло сердце.
      - Вот что, - поколебавшись, предложила она. - Давайте, я вас сама причешу и приведу в порядок. Врачи не велят вам пока руки освобождать.
      - Хорошо, - охотно согласилась старуха. - Только причесывай меня моей расческой, я ужасно брезглива. А руки... Ну что же, потерплю. Неси скорее сумку, вдруг зайдет кто, я ж со стыда сгорю.
      И она заморгала абсолютно честными глазами.
      Сашенька выглянула в коридор. Вроде бы, никого нет. Кладовая находилась неподалеку и запиралась на навесной замок, ключ от которого находился у дежурной медсестры. То есть, у Саши - потому что Полина отпросилась у заведующего отделением сразу после обеда и свои полномочия передала практикантке. Ничего, отделение небольшое, справится.
      Шмыгнув в кладовую, Сашенька обнаружила сумочку старухи почти мгновенно - она ещё при поступлении запомнила ярко-розовый ридикюльчик, который у вновь прибывшей пришлось отбирать с боем, так она за него цеплялась. А тот старичок, которого вместе с ней привезли, кстати, тихим оказался, только озирался и носом шмыгал. Его в общую палату определили.
      Схватив сумку и спрятав её под халат, медсестра вернулась в палату. Там она достала из ридикюльчика небольшую щетку для волос и принялась приглаживать ею разноцветные вихры на голове старухи. Та морщилась, но терпела. Потом Сашенька намочила под краном полотенце и обтерла напоминающее сушеный инжир личико.
      - Ну вот, совсем красавицей стали, - одобрила медсестра полученный результат.
      - Нет, - закапризничала больная, - без зеркала не верю. Убедиться хочу.
      - Тут нет зеркал, совсем.
      - Достань, у меня в косметичке пудреница. Ну пожалуйста.
      Сашенька знала, что старушка не совсем нормальна, но сейчас она смотрела на неё беззащитными выцветшими глазками. Да и руки у неё закреплены.
      Нехотя медсестра полезла в сумочку - пахло из неё совершенно умопомрачительно - и достала овальную косметичку на молнии. Перламутровую. Сашеньке вещица ужасно понравилась. А уж содержимое... О таких изящных тюбиках и баночках можно было только мечтать. Какова старушка!
      Осторожно открыв серебристую пудреницу, Саша поднесла зеркальце так, чтобы её владелица могла себя увидеть. Увидела. Скукоженное личико затряслось, а из глаз градом полились слезы. Пришлось опять вытирать черные потеки. Да что же они в приемном покое и умыть пациентку не могли, что ли?!
      - Ужас... - донеслось сквозь рыдания. - Кошмар...
      - Ну не плачьте, - уговаривала старуху медсестра. - Ну, давайте, я вам ещё губки подкрашу, а?
      - Не хочу губки, - продолжала страдать несчастная. - Лучше дай мне подарок моего любимого... Последнее утешение....
      - Это какой подарок? - растерялась Сашенька.
      - Там, в косметичке подвесочка - красный шарик в оправе, - тихо запричитала старуха. - Дай мне на него хотя бы посмотреть.
      Добросердечная Сашенька заглянула в косметичку - там среди тюбиков с тональным кремом и коробочек с тенями действительно лежала прелестная безделушка. Алый шарик перекатывался в золотой клеточке, свитой в форме луковицы. К её верхушке крепилась цепочка с колечком. Ухватив это колечко, медсестра достала подвеску, и та закачалась, разбрасывая розовые блики. Камень внутри напоминал пламя свечи.
      - Эта?
      - Да, да! - лихорадочно зашептала старуха. - Так хочется прикоснуться к ней хоть на мгновение. Умоляю!
      Подумав, Сашенька осторожно опустила безделушку в просительно скрюченные пальцы. Все равно рука привязана, так что ничего страшного произойти не может.
      - Спасибо... - бабка вцепилась в подвеску, самозабвенно принялась её ощупывать и гладить. - Спасибо, милочка...
      Девушку слегка покоробило слово "Милочка", ну да ладно, могла ведь и пальцы откусить. Она вспомнила, как вела себя старуха днем и как сейчас - огромный прогресс.
      В коридоре послышались голоса, и Саше пришлось быстренько ликвидировать следы нарушения - она сунула косметичку в сумку и спрятала её в тумбочку. Потом, спохватившись, отобрала у пациентки подвеску и швырнула её туда же. Кажется, успела...
      - Тс-с-с... - приложила она палец к губам.
      Старуха кивнула и закрыла глаза, делая вид, что спит.

* * *

      Орландо сервировал ужин с рекордной скоростью - Вероника едва успела умыться и причесаться, а на её тарелке уже красовалась здоровенная отбивная с жареной картошкой, солеными помидорчиками и листьями салата.
      Ничего не скажешь, день у неё прошел нескучно. И неизвестно ещё, что скажет Антония, когда узнает, что она вступила в альянс с Коровиным, а главное - с Реми, членом конкурирующего ордена. А с другой стороны, старая актриса так и не сказала ей всей правды о рубине. Почему? Настолько не доверяет или считает информацию излишней? При мысли об этом, Нике становилось обидно.
      Но виду она не подавала, и хотя карлик требовал, чтобы она вначале поела, а затем только приступала к рассказу, все же девушка успела изложить основные этапы розысков ещё до чая. Антония слушала внимательно, изредка задавая вопросы, а когда дело дошло до Реми, обменялась с Орландо многозначительными взглядами. Затем оба уставились на шею Ники. Не понимая, в чем дело, та опустила глаза и увидела, что черная цапля на кулоне стала серебряной - ослепительной, словно её только что отшлифовали.
      - Что это значит? - растерянно спросила она, прикасаясь к блестящей птице.
      - Я заменю амулет, - засуетился Орландо. - Этот свое отслужил, можно выбрасывать. А означает это, душа моя, что кто-то вас сегодня весьма ловко обманывал, и, похоже, не раз.
      Он полез в бюро и достал из него другой кулон - на этот раз черную прыгающую кошку-пуму.
      - А сами-то вы меня не обманывали и ничего не утаили? - рассердилась вдруг Ника, вешая на шею новое украшение. - О ритуалах возрождения, о том, к примеру, что "Капля огня" имеет свойство возвращать молодость или, наоборот, старить того, кто к ней прикоснется во второй раз? Об ордене Феникса? Совершенно посторонний тип мне все это выкладывает, а вы все в партизан играете.
      - Говорил я вам, сеньора, что нужно сразу было сказать все, как есть, - пожал плечами карлик. - Ведь девочка сильно рисковала...
      - Да ладно тебе, - отмахнулась Антония. - Кто из нас не рисковал? Никуша, ты можешь еще раз подробно описать все, что произошло в театре? Когда именно и что.
      - Я так поняла, что Анна Свидерко с утра пораньше явно помолодела и появилась на репетиции в самом радужном настроении. После чего начался обратный процесс, и около часа дня актриса представляла собой уже весьма пожилую особу, которую я имела сомнительное счастье видеть лично. В два её увезли в больницу. Насчет омоложения Ступина ничего не известно, но... - Ника на минуту задумалась, что-то вычисляя, - но если тот дед - и есть Ступин, то у него все происходило почти синхронно. То есть, они оба хватались за рубин примерно в одно время.
      - Два часа, - заметил Орландо. - Цикл трансформации занимает примерно два часа. Значит, второе касание произошло около одиннадцати утра...
      - Так быстро?
      - Да!
      - Тогда первое произошло около десяти... Ведь она не превратилась в грудного младенца, как этот самый... Петрович?
      - Да, Петрович, - машинально подтвердила Ника. Кстати, этот тип у ва был под видом газовщика?
      Она достала из кармана изрядно помятую фотографию, на которой лысоватый мужичок был изображен в компании с прорисованной зеленым фломастером коброй, долженствующей означать зеленого змия. Брезгливо взяв двумя пальцами снимок, Антония кивнула.
      - Итак, Петрович вполне мог после контакта с камнем отправиться в мастерскую, - продолжала Ника, - где и омолодился до последней стадии, если можно так выразиться. Но тогда он прикоснулся к рубину немного раньше, чем остальные.
      Тут Вероника замолчала, вдруг сообразив, что рассуждает обо всех этих немыслимых вещах в полной уверенности, что они действительно происходили. А что если это какая-то мистификация, затеянная для того... Для чего? Для того чтобы Антония на старости лет развлеклась, мороча ей голову? Такой вариант выглядел совсем уж диким и несообразным. Но она на всякий случай шепотом спросила:
      - Скажите, а вы меня не разыгрываете? Это правда?
      - Делать нам больше нечего, - возмутилась старуха. - Между прочим, завтра прибудет Магистр и... остальные, так что нам самое время валять дурака.
      - Но вы сказали - завтра к полночи, - удивилась Ника.
      - В полночь я должна буду достать камень из шкатулки. И очень надеюсь, что он там будет. Теперь почти уверена. Только не думала, что его придется добывать из сумасшедшего дома.
      - Фи, леди, - скривился Орландо. - Не из сумасшедшего дома, а из психиатрического отделения. Кстати, я как-то туда однажды наведывался, помните?
      Обе Романовских оторопело уставились на карлика.
      - Не помню, - покачала головой Антония.
      - И, тем не менее, я там был по вашему же поручению - Розалии Игнатьевне коробочку пьяной вишню в шоколаде относил.
      - Ах, да... было такое. Ну и что ты хочешь сказать?
      - А то, что вы сами понимаете - ситуация пиковая - в этой богадельне камень может побывать в руках уймы людей. Но это - днем, а ночью - вряд ли... Ночью они там спать должны. Так что лучше действовать прямо сейчас. Я гарантирую, что смогу проникнуть туда, а вы тем временем на стреме постоите.
      - Откуда ты только набрался этих кошмарных выражений? - мрачно вздохнула старуха. - Но ты прав. Придется попробовать, иначе завтра ситуация может стать критической. Ещё кто-нибудь из психов сопрет камень...
      - Если уже не спер.
      - Типун тебе на язык!
      Антонии встала и шаркающей походкой направилась в прихожую. От дверей обернулась:
      - Ну что застыли? Едем!
      - Прямо сейчас? - растерялась Ника. - Но ведь уже темно.
      За окном вечерние сумерки уже сменились почти полной темнотой. На небе появились первые, самые крупные звезды.
      - А чего ждать? Если Орландо сказал, что сможет туда влезть, значит сможет. Ерунда дело.
      Ничего себе ерунда! Девушка вспомнила решетки и металлические двери с глазком и звонком. В темноте лезть куда-то, где содержать ненормальных...
      - На всякий случай переоденьтесь в брюки, - шепнул ей Орландо. - Мне может понадобиться ваша помощь, принцесса. И... не забудьте амулет.
      Ника послушно отправилась в отведенную ей комнату и сменила сарафан на бриджи и легкую кофточку. Босоножки, подумав, оставила те же. Раз уж эта парочка настроена так решительно, ей придется отправиться с ними. Хотя более всего ей хотелось сейчас укрыться с головой одеялом и спать, спать.
      Ах, да ещё кулон. Теперь всё.
      Антония тем временем поверх платья облачилась в пунцовый шелковый кардиган и взяла в руки трость с серебряным набалдашником. В таком виде она стала напоминать итальянского кардинала.
      Орландо уже вывел машину из гаража и, увидев её, Ника вздохнула - после джипа крошка "Ока" показалась ей размером с наперсток. Но разместились они довольно удобно. Антония, усевшись рядом с водителем, обозрела темный двор. Где-то играла музыка и орали коты.
      - Трогай, - скомандовала старуха. - Вспомним прежние годы.
      Она не стала уточнять, что именно имела в виду, но, судя по предстоящей операции, явно нечто неординарное.
      До территории больницы они добрались быстро, причем въехали не со стороны главного корпуса - трехэтажного, с облупленным порталом, а откуда-то сбоку. Орландо остановил машину, заглушил мотор и, выскочив наружу, бросился открывать дверцу Антонии. Ника вылезла следом.
      - Правильно место выбрал, - одобрила старуха, - кивая на темный флигель. - Тут никого точно не будет.
      - А что тут? - спросила Ника, оглядываясь.
      - Морг, - коротко бросил карлик. - А психиатрия чуть подальше, за деревьями. Ну, я пошел.
      - А мы? - хором спросили его спутницы.
      - Вы пока прогуливайтесь вокруг здания и прислушивайтесь. Если все будет тихо, ничего не предпринимайте. Охрана только на центральном входе, тут никого нет. А если я влипну, постараюсь позвонить. Мобильник у вас с собой, моя принцесса?
      - С собой, - Ника хлопнула себя по карману бриджей.
      Карлик кивнул и почти мгновенно исчез в темноте - только едва слышные звуки быстрых шагов обозначили направление его передвижения.
      Выждав несколько минут, Вероника и Антония, не спеша, двинулись по дорожке. Старая актриса обстоятельно расспрашивала молодую о работе, о спектаклях, и вскоре обе настолько увлеклись профессиональными разговорами, что почти забыли о том, зачем собственно они разгуливают в столь неподходящее время в не менее неподходящем месте. Морг остался позади, а в двухэтажном здании психиатрического отделения часть окон все ещё светилась.
      - Значит, в столице театры не бедствуют? - спросила Антония, останавливаясь под одним из них и всматриваясь в мелькающую за стеклом фигуру.
      - Да, некоторые даже процветают, - улыбнулась Ника.
      - Это хорошо. - Старуха остановилась и тростью указала на наполовину закрашенное белым окно. - А смотри-ка, там явно что-то не то происходит.
      Вероника увидела, как отчетливо различимый женский силуэт в освещенном окне вначале заломил руки, а затем отпрыгнул и пропал из виду.
      - Неужели Орландо заметили?
      - Вряд ли. Хотя всякое может быть. Похоже, девушка за подмогой побежала.
      Но Антония ошиблась. К тому моменту Сашенька - а это была именно она - побоялась бы вызвать подмогу, поскольку окончательно уверилась, что с ней случилось самое страшное - она заразилась безумием.

* * *

      Поле вечернего обхода, во время которого привязанная к кровати пациентка старательно изображала спящую, медсестра вздохнула с облегчением. Все же она нарушила строгие правила - не давать пациентам никаких не разрешенных лечащим врачом предметов.
      Иван Глебович посчитал пульс на запястье больной и одобрительно похлопал её по порозовевшей щеке. Ресницы старухи даже не дрогнули.
      - Поставьте ей на ночь ещё вераниум, а утречком - капельничку, - проворковал заведующий отделением.
      - А ремни уже можно отстегнуть? - осмелилась спросить Сашенька.
      - Вот после капельнички и решим, - Петрухин поправил на лежащей простыню и смилостивился, объявив Саше: - После укольчика можно уже не торчать тут безвылазно. Но каждый часик обязательно заглядывай.
      - Хорошо ещё, что клизмочку не велел сделать, - выдохнула Сашенька, когда дверь за Иваном Глебовичем закрылась. - Все, ушли, можете не притворяться.
      Но старушка не реагировала на её слова. Медсестра прикоснулась к её плечу, и поняла, что та на самом деле крепко спит. И выглядит такой спокойной и безмятежной. Ну и хорошо, можно не дергаться, а спокойно поужинать. Потом раздать лекарства, разложить таблетки на завтра, проверить другие палаты... Хорошо бы сегодня никто не бузил. Впрочем, контингент, кроме этой шебутной бабки, сейчас довольно спокойный.
      Саша улучила момент, когда Петрухин зашел в следующую палату, поспешно достала из тумбочки розовую сумку и отнесла её в кладовую - от греха подальше. Потом сделала бабке укол, да так ловко, что та опять не проснулась. В этот момент кто-то поскребся в дверь. За нею топтался тот самый старикан, которого привезли вместе со старухой, старичок примерно её возраста. Фланелевая пижама болталась на нем, как на вешалке.
      - Как Анна? - вежливо поинтересовался старичок, потирая розовую лысину, покрытую редкими седыми волосами и вглядываясь в лежащую на кровати. - Как она?
      - Она спит, - ответила Сашенька.
      - А можно мне немножко около неё посидеть?
      Старичок говорил вполне спокойно и деликатно, и медсестра кивнула:
      - Немножко можно. Только не будите, я ей успокоительное поставила.
      Тут её позвали из соседней палаты, и она вышла - буквально на пару минут. Как только дверь за ней закрылась, старичок, быстро взглянув на спящую и отметив её цветущий вид, кинулся обыскивать палату. Первым делом он полез в тумбочку.
      В девять часов разошлись почти все, кроме дежурного санитара Кости, который засел на первом этаже смотреть футбол, и пожилой санитарки Пелагеи Николаевны, домывающей полы в коридорах. Пациенты были привычно разогнаны ею по палатам и довольно быстро угомонились.
      Сашенька сидела в крошечном холле в неудобном, обитом истертым в хлам дерматином кресле. Углубившись в новые перипетии романа, она забыла о времени, и спохватилась только когда Пелагея согнала её, чтобы вымыть в углу.
      Вздохнув, медсестра отправилась проверить, как там старуха.
      Но вместо неё в седьмой палате на железной койке в куче тряпья, сунув в рот палец, мирно спала крошечная девчушка.
      Сказать, что Сашенька онемела, означало не сказать ничего. Она точно знала, что ничего подобного в принципе быть не может, что не бывает у них в отделении младенцев, да и как бы эта кроха сюда попала в такой поздний час и через стальные двери?