Капля огня

      Взгляд бездумно скользил по фасадам двухэтажных домов, построенным явно лет сто пятьдесят, а то и больше, назад, по не слишком ухоженному газону и старым липам. Прохожих было мало - большей частью дети или пенсионеры. Прогромыхала груженая досками "Газель", проехал мужик на велосипеде...
      Швырнув стаканчик в предназначенный для этого картонный ящик. Ника решительно направилась обратно к театру. Потому что рыжий парик, усы и способность практически мгновенно превратиться из волосатого рыжего в лысоватого шатена могли происходить именно оттуда.
      Плюс страсть ведущей актрисы к драгоценностям.

* * *

      Как и в любом театре, вход для артистов и администрации охранялся бдительной дамой пенсионного возраста, читающей детектив. Услышав, что открылась дверь, дама подняла взор от книги и вопросила:
      - Вы к кому?
      - Здравствуйте, - Ника скорчила озабоченную мину. - Я из областной газеты. Хотела бы взять интервью у актрисы Анны Свидерко. Она сейчас в театре?
      Вахтерша вздрогнула и потупилась.
      - Нету её, - пробормотала она тихо. - Нет, и сегодня вряд ли будет.
      - Заболела?
      Дама как-то неуверенно и неопределенно пожала плечами. И тут из глубины здания послышались истошный вопль, а вслед за ним истерические рыдания.
      - Идите, идите, - засуетилась вахтерша. - Свидерко нет, нету её.
      Вопль повторился и перешел в визг. В него вклинился мужской голос, вещавший нечто успокаивающе, но истерика не умолкала.
      - Что там происходит? - удивилась Ника.
      - Репетируют, - неуверенно сообщила дама. - Дневная репетиция идет.
      Но Веронику Романовскую, которая проработала в театре не один, а целых четыре года, такая интерпретация происходящего не устроила. Визжали явно не на сцене и не в репетиционном зале, а где-то совсем рядом.
      - А-а... а главный режиссер сейчас тут? Раз Свидерко нет, я возьму интервью у него. Что, зря я сюда тащилась? - пошла Ника напролом.
      - Леопольд Бориславович у себя, - неохотно созналась вахтерша. - Только, может, не стоит?..
      - Стоит, стоит... - Ника уже проникла сквозь турникет и решительно внедрилась в длинный скудно освещенный коридор. Крики внезапно стихли, и воцарилась какая-то нехорошая тишина, в которой стало слышно, как за ближайшей приоткрытой дверью о чем-то спорят. Девушка прислушалась.
      - Надо везти её в больницу, - бубнил глухой бас. - Врачи разберутся.
      - В психиатрию? - нерешительно спросил тенорок.
      - Почему сразу в психиатрию? А впрочем... Куда угодно везите, а то театр в дурдом превратили. Невыносимо!
      Ника взглянула на табличку "Директор театра Коломийцев Юрий Евгеньевич". Ага, директор подойдет...
      Но постучать она не успела - внезапно распахнулась другая дверь и из неё спиной вперед вылетел какой-то старикашка. Врезавшись в стену, он помотал головой и ринулся обратно.
      - Сволочь! - опять взвизгнула женщина, и послышался звук оплеухи. Ничего себе, нравы у них тут...
      За директорской дверью притихли, а визг сменился рыданиями.
      Все это начинало поминать какую-то современную постановку, переполненную бестолковой экспрессией. Может, и правда - репетируют? Нерешительно потоптавшись, девушка двинулась вперед - вряд ли этот Коломийцев расположен сейчас с кем-то общаться.
      Но не успела она сделать и несколько шагов, как вновь выскочил старикашка и умчался по коридору, что-то бормоча себе под нос и причитая. Ника не решилась его окликнуть.
      На цыпочках она подошла к оставшейся слегка приоткрытой двери и заглянула в неё. Это была артистическая уборная с туалетным столиком, освещаемом двумя яркими галогеновыми лампами. Напротив него на желто-зеленом велюровом диване полулежала особа довольно странного вида. Тощее старушечье тельце было облачено в прозрачную кофточку и короткие, чуть ниже колен расклешенные брючки, отделанные крупными стразами. Волосы старушки, выкрашенные красно-белыми перьями, стояли дыбом. Посреди комнаты на паласе валялась босоножка на огромной платформе, а вторая почему-то стояло на туалетном столике среди открытых коробок с гримом и пудрениц.
      Внезапно экзальтированная старуха открыла густо накрашенные глаза и злобно уставилась на Нику так, что последняя вздрогнула.
      - Ты кто? - проскрежетала лежащая. - А ну вали отсюда!
      - Я журналист, - нахально представилась Ника. - Ищу Анну Свидерко. Вы её не видели?
      В ответ на этот невинный вопрос раздался такой дикий нечеловеческий хохот, что незваная гостья предпочла ретироваться. Тетка точно рехнулась. Однозначно.
      Отдышавшись в коридоре, Ника оглянулась и прочитала на двери табличку "Свидерко Анна Евгеньевна". Вон оно как. И кто эта безумная фурия на диване? Ведь Коровин говорил, что Анна - примадонна и любовница этого... Ступина. А заходящаяся за дверью в истерике особа годилась разве что на роль возлюбленной его дедушки.
      В этот момент из-за угла вывернул старик со стаканом воды. Интересно, он собрался даму на диване поливать или поить? Водопроводной водой? Хотя наверняка она в Репьевске не столь опасна для жизни, как в Москве.
      - Вы что тут делаете? - сердито сверкнул глазками дедок. - Вы новая костюмерша?
      - Да, - поспешно закивала головой Ника. - Ищу Свидерко, чтобы снять размеры. А её нет.
      - Она есть, - старичок притормозил и кивнул на дверь, за которой только что побывала девушка. - Но она не в форме. Приходите позже.
      С этими словами он впрыгнул в уборную, а Ника, разинув рот, осталась торчать в коридоре. Потом достала мобильник и, покосившись на дверь, отправилась туда, откуда прискакал резвый старичок. За углом она без труда отыскала пустой туалет и оттуда позвонила Коровину. Тот удивился, но охотно описал Свидерко - худенькая сероглазая, лет тридцати, но выглядит моложе. Моложе?!
      Ника дала отбой и задумалась. Может быть, это была другая Свидерко? Мама Анны или даже бабушка? Как бы это поделикатнее выяснить.?
      Выйдя из туалета, она двинулась по петляющему коридору. Откуда-то доносилась музыка и топот, но людей не было видно. Наконец, из-за одной двери послышался громкий голос - он на разные лады охал, и затем патетически произносил: "Я вовсе не та, кем вы меня считаете!". Похоже, кто-то разучивал роль.
      Ника деликатно постучала, и голос смолк. Потом послышалась:
      - Кто там, входите - не заперто!
      В крошечной, заваленной каким-то тряпками комнатушке около зеркала сидела дородная дама в неглиже. Увидев Нику, она округлила глаза и задала стандартный вопрос:
      - Вы кто?
      - Я... - девушка размышляла, как бы ей окончательно не запутаться во вранье, - я журналистка. Хотела взять интервью у вашей ведущей актрисы Анны Свид...
      - А что, эта курица уже в примадонны записалась?! - подпрыгнула дама так, что её пышный бюст возмущенно заколыхался. - Или это Ступин вам матерьяльчик заказал? Считают, что все купить можно! А сами-то...
      Внезапно толстуха смолкла, и выражение её лица стало ликующим.
      - А вы сегодня её видели? - почему-то шепотом спросила она. - С утра-то козой прыгала, прямо девочка, а потом вдруг скукожилась вся. Я думаю, она каких-то таблеток для омоложения наелась! А химия, штука такая - неизвестно, какой эффект даст. Вот наша Анюточка и нарвалась!
      - Как это - скукожилась? - вытаращила глаза Ника.
      - А так... - дама свела губа в куриную гузку, должно быть, обозначающую скукоженность ненавистной коллеги по сцене, отчего её лицо стало напоминать мордочку разжиревшей обезьянки. - И теперь они со своим Олежиком горланят на весь театр. Прямо не очаг культуры, а какая-то коммуналка!
      - С Олежиком?
      - Ага, со Ступиным своим, колбасным бароном. Вот...
      Опять послышались вопли и визг, что-то с грохотом упало и зазвенело разбитое стекло.
      - Ишь, буянит, психопатка, - закатила глаза толстуха. - Вот и напишите обо всем, что вы тут у нас увидели! Честно и правдиво!
      - Да, обязательно... Скажите, а у вас тут нет такого шатена невзрачного и слегка лысоватого?
      - Да у нас таких невзрачных полтеатра, - отмахнулась дама, с наслаждением прислушиваясь к происходящему в глубинах театра. - Во дают!
      Пятясь, Ника покинула комнату и тут же едва не попала под ноги резво мчащемуся куда-то юноше. Споткнувшись о неожиданно возникшее препятствие, юноша отскочил в сторону, и у него из рук посыпались картонные коробки.
      - Вот дьявол! - вскричал парень. - Ты чего прыгаешь?
      - А ты чего бегаешь? - огрызнулась Ника.
      - Мне положено бегать, я тут на побегушках, - хмыкнул юнец. - Кто это там орет, не знаешь?
      - Вроде бы Свидерко... Ничего не разбилось? - девушка подняла одну из коробок, она оказалась пустой.
      - Анна на шее? Чего это она? А разбиваться нечему - для бутафории кубики. Всякую фигню для сцены мастрячить.
      - Понятно. А кричит... я сама не знаю, почему. Наверное, случилось что-то.
      - Пойду, посмотрю, что там, - парень почесал нос, пнул коробку и отправился на шум.
      Поражаясь собственной бестолковости, Ника потащилась следом. Нет, она, конечно, привыкла к тому, что театр - место не всегда организованное и чинное, но то, что творилось тут, превосходило все ранее виденное.
      В гримуборной Свидерко толпились люди, часть из которых была облачена в белые халаты. Судя по всему, они уговаривали даму в штанишках со стразами поехать с ними, но та ни в какую не соглашалась. Сильно пахло чем-то медицинским, вроде бы даже эфиром.. У стены в коридоре напротив распахнутой двери стоял вальяжный с виду мужчина. Выражение его лица было мученическим.
      Из комнаты вывалился худой и высокий дядька в халате.
      - И что нам с ней делать? Увозить принудительно? Но мы же не из психиатрии, мы только скорая помощь. А так у неё с виду все в порядке, только возбуждена очень.
      - В порядке? - замахал руками вальяжный. - А то, что на утреннюю репетицию она пришла свеженькая, словно бутончик, просто девушка юная, а через пару часов в старую каргу превратилась, это - в порядке?!
      - Э-э-э..? - протянул высокий. - В каком смысле? Загримировалась?
      - Это грим?! - неожиданным фальцетов взвизгнул вальяжный. - Это не грим! Она превратилась в старуху буквально на глазах у двух партнеров и режиссера. А сейчас... - тут он перешел на свистящий шепот, - сейчас появился ещё какой-то хрыч, который говорит, что он ни кто иной, как Олег Евгеньевич Ступин. Ступин! А Ступину ведь лет тридцать пять, ну сорок максимум! А этому деду не меньше семидесяти.
      - Так прогоните его! - предложил худой.
      - А вдруг это и есть Ступин? - вальяжный заломил руки.- Ведь Анна-то... Вся надежда только на медицину!
      - Но медицина в данном случае бессильна. Мы не можем уговорить госпожу Свидерко даже в больницу отправиться, чтобы пройти обследование! Вы от нас лишком многого хотите.
      - Попробую ещё раз, - простонал вальяжный и тут его взгляд упал на Нику. В глазах буквально высветились два огромных вопросительных знака: - А вы, собственно, кто такая?
      - Я... - начала, было, Ника, и тут, словно кузнечик из травы, из-за его плеча вынырнула вахтерша и проблеяла:
      - Журналистка это.
      - Журналистка! - вальяжный выпучил глаза и схватился за сердце. - Только журналистов нам тут не хватало! Уважаемая, давайте вы как-нибудь в другой раз придете! У нас тут видите, с актрисой плохо, сердце прихватило. Так что не до прессы...
      Нике и самой было не с руки оставаться - мало ли кому придет в голову попросить предъявить её журналистское удостоверение или что они там носят. Так что лучше на неприятности не нарываться. Тем более что вряд ли она узнает что-то новое, а слушать истерические рыдания и крики ей уже поднадоело.
      Выйдя из театра, Ника, за неимением скамеек, устроилась около служебного входа на поперечине щербатого штакетника и закурила. Делала она это нечасто и обычно под влиянием сильных эмоций.
      Спустя несколько минут, из дверей появилась процессия - две женщины в белых халатах вели под руки древнюю старуху все в той же прозрачной кофточке. Она еле ковыляла, переставляя худые ноги, обутые в сабо, разноцветные волосики на голове изрядно поникли. Следом за ней семенил старик, размахивая руками, что-то объяснял худому в белом халате. Все быстро погрузились в две машины - "скорую помощь" и зеленый джип-"субару" - и отбыли.
      - Наконец-то свалили, - тот самый парень, который носился с коробками, подошел, доставая из кармана сигареты. - Бр-р... Ну и бабка-ёжка из Анны получилась. Интересно, это чего же она наглоталась, что её так скрутило? Если бы сам не видел - не поверил бы.
      - Наверное, что-то гормональное, - пожала плечами Ника. - Сейчас какой только дрянью не торгуют. Но, конечно, выглядела она не очень.
      - И вообще, чертовщина у нас какая-то творится... С утра младенца подкинули, днем вот это.
      - Какого младенца? - удивилась Ника. - В театр, что ли, подкинули?
      - Ага, - кивнул парень. - Меня, кстати, Сашкой зовут.
      - А я - Ника. Так что за младенец?
      - Представляешь, прихожу на работу, как всегда к десяти... Ну, не совсем, скорее, к половине одиннадцатого - в мастерскую. Нам с Петровичем надо реквизит для "Белоснежки" быстрей поросячьего визга делать - премьера через полмесяца. А там...
      - В реквизите?
      - Да нет, в мастерской, в раздевалке. А там - ребенок в углу на тряпках лежит. Голый, в одной мужской майке. Хорошо хоть не на бетонный пол положили. Я - к Коломийцеву, тот велел завхозу ребенка в милицию отнести. Там Петровича рубашка валялась, в неё и завернули. А потом с Анной началось. Дурдом какой-то!
      - И большой ребенок?
      - Да откуда мне-то знать, я в младенцах не разбираюсь. Коломийцев с Марией Степановной сказали - полгода примерно. Не ходит ещё.
      Сашка швырнул окурок в урну и нервно дернул плечом.
      - Пойду я. А то шеф мой, похоже, опять в штопор ушел, так что реквизит самому колотить придется.
      - Это в каком смысле - в штопор?
      - В том самом. Мастер-то он на все руки, но пару раз в квартал уходит в запой на неделю. У директора целая пачка заявлений от него на отпуск за свой счет припасена, на такие случаи - только даты проставить. Потом выходит - и снова работает.
      - Знакомо, - кивнула Ника. О том, что у них в театре точно такой же стиль жизни сразу у троих реквизиторов, она предпочла промолчать.
      - Но самое странное вот что... - парень задумчиво уставился на пыльный куст. - Майка на младенце тоже Петровича была. Я её сразу узнал - шеф её на прошлой неделе краской испачкал. И как же ребенка голым несли, да ещё через нашу вахту? Мария Степановна сразу бы шум подняла. А она ничего такого не видела...
      - Ну могли и не голым, это потом уже раздели.
      - Зачем?
      - Понятия не имею. Может, чтобы милиция по пеленкам следов не нашла?
      - И решили поэтому подозрения на Петровича навести? Логично.
      Сашка с уважение посмотрел на девушку. Красавица, журналистка, да ещё и умная. И лицо знакомое - популярная, наверное. Он печально вздохнул - шансов у него нет никаких, и пытаться не стоит. Такие штучки предпочитают не помощников бутафора, а крутых мужиков с бабками.
      Но Нике до Сашкиных страданий никакого дела не было - она пыталась сообразить имеет ли отношение то, что произошло в театре, к пропавшей "Капле огня". И если имеет, то какое. Собственно, никакой связи она обнаружить не смогла, кроме одного - Анна Свидерко, любительница антикварных камней, странно видоизменилась и состарилась. Ну и что? И было ещё что-то, связанное с театром...
      - Слушай, а ты не знаешь такого - Прибыткова Максима Кузьмича?
      - Макса? - удивился Сашка. - Часовщика, который одно время без ума за Свидерко ухлестывал? Так в Репьеве его каждая собака знает. А зачем он тебе?
      - Ну вот, так я тебе все профессиональные секреты и выложи. Надо. Раз уж со Свидерко облом вышел. Так могу я его найти?
      Парень пожал плечами и задумался.
      - Живет он в доме, где центральный гастроном, тут рядом, за углом. Но сейчас он на работе - в своей мастерской. Напротив мэрии Дом Быта, вот там на втором этаже он и окопался. Наверное, с обеда уже пришел.
      - Спасибо тебе огромное, - искренне поблагодарила нового знакомца девушка.
      - Да не за что. Пойду я... а то коробки растащат, - вздохнул Сашка.
      - Ну давай. До встречи.
      - Мы увидимся? - с некоторой надеждой оглянулся парень.
      - Понятия не имею, - честно призналась Ника.

* * *

      С рынка Орландо вернулся в глубокой задумчивости.
      - Прекрасная донна, - обратился он к дремлющей в кресле Антонии. Старуха открыла глаза. - Меня беспокоит некоторая абсурдность ситуации...
      - Думаешь, меня она не беспокоит? - Антония с чувством потянулась и встала. С колен сползла недочитанная газета. Дремавший на бюро попугай немедленно вытащил голову из-под крыла и с интересом уставился на банку пива в руках карлика. Вернее, не на саму банку, а на колечко, которое всегда получал в качестве игрушки.
      - Кстати, присмотрелся я к этим южанам. Очень они мне не нравятся - рожи хитрые, глаза бегают. А когда я одного Осирисом назвал, он аж подпрыгнул.
      - Тебе бы в контрразведке служить, - отмахнулась старуха. - Только пустое все это. Даже если они и жрецы-храмовники, даже если решились соединить "Каплю пламени" с "Каплей льда", то все равно - кража не их рук дело.
      - Почему вы так решили, леди? - насупился карлик.
      - Потому что тогда они бы отсюда сразу усвистали, - хмыкнула Антония. - Или ты думаешь, что они решили до скончания века на репьевском рынке курагой торговать?
      - Ну хорошо. Даже если я неправ и эти остроглазые парни не при чем, все равно - Миллер уехал в Италию, откуда шлет нам телеграмму, а камень исчез в России. Как это понимать?
      - А так и понимай - или он узнал об исчезновении камня и хочет обозначить свою непричастность...
      - Или наоборот?
      - Или он вообще не в курсе произошедшего, а телеграмма обычная бравада. Вот, дескать, посмотрите - жив я, курилка, по Венециям разъезжаю.
      Карлик почесал нос и уселся на диван. Пухлые подушки под его весом слегка просели, но короткие ножки все равно не доставали до пола.
      - Примадонна, вот скажите мне, почему два таких древних ордена, от которых и осталось-то всего ничего, не могут объединиться? Активной деятельности оба давно не ведут, чахнут помаленьку, но шаг навстречу ни один сделать не желает. Почему?
      - Традиционная неуступчивость, - пожала плечами старуха. Она подошла к шкафу и выбрала книгу - не толстый старый фолиант, а современный глянцевый томик пестрой окраски. - Плюс инертность. Мы все стали ленивы и неповоротливы. Давно нет притока свежей крови, давно все идет, как шло, без изменений. Всем удобно, и ничего делать не нужно. Только раз в пять циклов собраться для совершения ритуала, и всё.
      - Это печально. - Орландо вздохнул так, словно впервые узнал об этом.
      - А объединиться... Магистр категорически против. Есть "Капля огня", есть "Капля льда", и они веками не сближались. Теперь уже никто толком и не знает, что будет, когда это произойдет. И только юные авантюристы могут рискнуть и нарушить запреты старейшин.
      В комнате воцарилась тишина, разбавляемая лишь тиканьем часов и писком дерущихся воробьев, доносящимся сквозь приоткрытое окно.

* * *

      Ника вернулась на площадь и отыскала двухэтажное строение с давно проржавевшей когда-то неоновой вывеской "Дом быта". Внутри гнездилось не менее десятка магазинчиков и куча самых разнообразных фирм и фирмочек, начиная с фотоателье и туристического бюро и заканчивая конторой, принимавшей заказы на истребление тараканов. Поплутав в узких проходах, Ника отыскала лестницу и поднялась на второй этаж. Тут было попросторнее, и часовую мастерскую она нашла практически сразу. Но, увы, в стеклянном окошке маячила картонка "Закрыто".
      - Вы заказ пришли получать? - высунулась из соседнего окошка с надписью "Целебные таёжные бальзамы" пожилая женщина. - Сейчас выдам. Макс отошел, но мне оставил ключи.
      - Нет, мне нужен сам Прибытков, - покачала Ника головой. - А он не сказал, когда вернется?
      - Сказал, после обеда, в три часа, точно будет. У него бабушка приболела, к ней и пошел.
      - Спасибо, тогда я после обеда зайду.
      - Может, передать ему чего? - явно скучающая со своими бальзамами дама наполовину высунулась из своего отсека.
      - Нет-нет, не надо.
      Ника поспешно спустилась вниз. С часовщиком ясно, он никуда не денется. Ну не топать же ей обратно к театру, чтобы отыскать гастроном и квартиру, в которой проживает Макс. Да и не факт, что его заболевшая бабушка не обитает где-то в другом месте.
      До трех оставалось ещё достаточно времени, чтобы поговорить с мемуаристкой Джеммой, тем более что её телефон имелся в наличии.
      После третьего гудка трубку сняли.
      - Джемму? - отозвался мяукающий голосок. - Джемму... Я слушаю. Встретиться? Зачем? Ах, Антония Илларионовна просила? Да-да, я с удовольствием. Приходите завтра, а ещё лучше - на следующей неделе.
      - Мы должны встретиться сейчас, - твердо заявила Ника. - Куда мне подойти?
      - Ко мне на работу, - нехотя мяукнула трубка. - Жду.
      И отключилась.
      Пришлось звонить ещё раз, чтобы выяснить, где эта Джемма изволит работать.
      - В редакции, первый этаж, комната двадцать три, - ответила она и снова мгновенно отключилась. Ника ненавидела такую манеру вести разговор и со злости едва не шваркнула трубку об асфальт.
      - Где тут у вас редакция? - спросила она у девушки, торговавшей квасом.
      - Около театра, - меланхолично ответила та, подсчитывая монетки в жестяной банке. - Желтый дом.
      Выпив ещё стаканчик кваса и глубоко вздохнув, Ника отправилась обратно к театру. Желтый дом она нашла без труда но, войдя внутрь, немедленно потеряла ориентацию в темных коридорах. Похоже, у неё пространственны кретинизм в запущенной форме. Хотя раньше ничего такого не замечалось. Наконец какой-то сердобольный толстяк довел её до двадцать третьей комнаты, дверь которой оказалась запрета.
      Подавив желание при первой же возможности придушить создание по имени Джемма, Ника как следует запомнила расположение комнаты и отправилась искать место для курения. Ориентиром послужила вонючая консервная банка, набитая окурками. В закутке, кроме банки, оказалась субтильная девушка в зеленом шифоновом платье, похожая на богомола - сходство усугубляли крошечная голова и длинные руки. Ника поздоровалась. Девушка моргнула глазками, поджала тонкие губы, но промолчала. Потом нервно швырнула в банку сложенную чуть ли не гармошкой "беломорину" и удалилась.
      В очередной раз подивившись нестандартному поведению местных жителей, Вероника докурила и почти без всякой надежды отправилась к двадцать третьей комнате. К её удивлению, на этот раз дверь оказалась распахнутой настежь, а за ней в крошечном кабинетике сидела все та же девушка-богомол и что-то быстро строчила от руки на стопке листов бумаги.
      - Здравствуйте ещё раз, вы - Джемма? - взяла Ника быка за рога.
      - Здрасти, - отчего-то перепугалась девушка и судорожно сжала в крошечных лапках шариковую ручку, словно это был чудотворный крест, которым можно было отогнать нечистую силу. - Я - Джемма. А вы от Антонии?
      - Да, - Ника протиснулась в кабинет, уселась без приглашения на стул и только тут поняла, что понятия не имеет, как ей разговаривать с этим чудом природы.
      - А... что, она недовольна моими записями? - Джемма заерзала на стуле, и стало вдруг понятно, что она пребывает в жутком волнении. И связано это волнение с Антонией. Выглядело это достаточно подозрительно.
      - Скажите, Джемма, - вкрадчиво начала Ника, - чья это была идея, писать мемуары?
      - Как чья? - Джемма скукожилась на стуле и отвела глаза. - Я не помню. Мы договорились - я выполняю литературную обработку и получаю за это гонорар. Остальное меня не касается. А что?
      - Антония собирается издавать воспоминания?
      - Я не знаю, моё дело - записать, остальное... А что?
      - Да нет, пока ничего, - посетительница многозначительно выделила это "пока" и хозяйка кабинета занервничала ещё больше. - Просто со старыми людьми, наверное, работать сложно - у них склероз, маразм (прости меня, Антония!- мысленно извинилась Ника), они капризны и сами не знают, чего хотят.
      - Разве? - удивилась Джемма. - Но госпожа Романовская совсем не такая, у неё отличная память.
      - И что, когда вы приходите, она вот так по нескольку часов вам все и диктует? И не вздремнет?
      - Вы о чем? Вздремнет? Ах, да, бывает. Но это простительно - человек она немолодой. Это нестрашно.
      - А когда она дремлет, вы ведь скучаете? - Ника вплотную придвинулась к столу, входя в роль проницательного сыщика. - Наверное, рассматриваете обстановку, книги в шкафу?
      То, что произошло в следующий момент, было диким и нелепым. Джемма вдруг побледнела до синевы, потом заломила руки и тонким голосом запричитала:
      - Отстаньте от меня немедленно! Я сейчас позвоню своему адвокату и дяде, он у меня бандит, он быстро приедет и разберется с вами!
      Ника подскочила и быстро захлопнула дверь. Ещё не хватало, чтобы на эти крики сбежались люди.
      - Ну-ка, быстро говори, что ты взяла у Антонии! - потребовала она. - Иначе против твоего адвоката и дяди-бандита будет пара ментов с наручниками! Лучше признайся и верни похищенное, тогда ничего не будет.
      Джемма посмотрела на неё с отчаянием и замотала головой:
      - Нет, нет! Не могу! Это невозможно!
      - Почему? - искренне удивилась Ника. - Неужели ты уже успела кому-то это сплавить?
      - Нет! Нет! - Ещё немного и девица, похоже, начнет биться головой о стол.
      - А ну тихо! - рявкнула Вероника. Потом подскочила к подоконнику, на котором среди горшочков с чахлыми геранями и кактусами возвышалась пластиковая бутылка с мутноватой водой. Поискала какую-нибудь чашку, но не нашла, и сунула бутылку Джемме: - На, попей и успокойся!
      - Не буду! - взвизгнула Джемма, глядя на бутылку с таким ужасом, словно Ника предлагала ей выпить серной кислоты. - Отстань!
      - Ну, как хочешь. А теперь признавайся быстро, куда дела то, что у Антонии взяла.
      - Съела! - выдохнула девица и сжалась в комочек. - Съела!
      - Чего-о? - обалдела Ника. Потом опять обошла стол и уселась на прежнее место. - Как съела? Сожрала рубин в золотой оправе?
      - Какой рубин? Какая оправа? - в свою очередь изумилась Джемма. - Я конфеты съела! Орешки в шоколаде...
      - А камень?
      - Какой камень?... Орешки и ещё эти... мармеладки.
      Губы девушки искривились, а из глаз покатились слезы, и она принялась громко рыдать. Никакие попытки уговорить её успокоиться не действовали, она заходилась в истерике и отчаянно отбивалась от бутылки, не желая из неё пить. В конце концов, потеряв терпение, Ника набрала немного воды в ладонь и плеснула Джемме на макушку. Та взвилась чуть ли не до потолка:
      - С ума сошла?!! Сдурела?!!
      Выхватив из ящика стола бумажные салфетки, девица принялась судорожно вытирать голову.
      - Там удобрения растворены! Хочешь, чтобы я облысела?!
      - Ничего, не облысеешь, - подумав, фыркнула Ника. - Наоборот, волосы лучше расти будут.
      - От куриного помета?
      - От него тоже. И уж точно от помета не облезешь.
      Кое-как промокнув прическу и хлюпая носом, Джемма буркнула:
      - Что ещё тебе от меня надо? Я все сказала.
      - Нет, не все милая, - Ника снова плюхнулась на стул и повела носом. Да, теперь стало понятно, почему девушка категорически не хотела пить водичку - пахло не слишком приятно. - Значит, мы выяснили, что ты, пока Антония дремала, таскала у неё из шкафа конфеты.
      - Почему из шкафа? - шмыгнула носом Джемма. - Со стола. Из коробок.
      - Как из коробок? - в очередной раз поразилась Ника. - То есть конфеты и мармелад были на столе в качестве угощения?
      - Угу...
      - Так почему же ты их просто так не ела?! Их же для тебя ставили.
      - Неудобно как-то... Дорогие конфеты. Одну возьму и всё... А я сладкое очень люблю.
      - И ты, скромница, дожидалась, пока Антония глаза закроет, и сразу принималась шоколадом рот набивать?
      Джемма, потупившись, кивнула. Ника начал приходить в себя. Нет, людей, страдающих тайными пороками, она встречала и до этого, но не таких же...
      - Ё-моё... и из-за этой ерунды ты тут такой цирк устроила и адвокатом с каким-то дядей-бандитом грозила?
      - Там ещё одна коробка была... Деревянная.
      - Где? - напряглась Ника. - В шкафу?
      - Говорю, в шкаф я не лазила, - твердо заявила Джемма. - На другом столике она стояла. С папиросами.
      - Слушай, - рассердилась Ника. - Из тебя все клещами надо тянуть? Говори сразу - что и где брала, а то у меня времени в обрез.
      - А больше ничего - только конфеты, мармелад, папиросы и...
      - И что?
      - З-зажигалку. Но её я, честное слово, случайно прихватила! Могу отдать! - Джемма сорвала со спинки стула мышиного цвета ридикюль и принялась в нем копаться.
      - Не надо, - отмахнулась Вероника. - Значит, ты в шкаф вообще ни разу не заглядывала?
      - Нет. А зачем? Вот, нашла.
      Она швырнула на стол пластиковую зажигалку и замерла, опасливо косясь на неё, словно на кусачую зверушку.
      Глубоко вдохнув и выдохнув, Ника встала и бросилась вон из пахнущего куриным пометом кабинета. От этого тягостного общения была одна польза - теперь она уверилась, что Джемма рубин не брала. Она просто сладкоежка и мелкая клептоманка, не более.

* * *

      Улица млела от послеобеденной жары. В тени под деревьями, высунув языки, лежали две собаки. Более всего Нике хотелось забиться куда-нибудь, где есть кондиционер и минеральная вода со льдом, и немного отдохнуть. Но она опасалась, что Прибытков опять покинет рабочее место, и ей придется бегать за ним по всему городу. Поэтому она тяжко вздохнула и отправилась опять к площади Свободы. Со стороны её хождения туда-сюда наверняка выглядели занятно, но ей эта улица уже успела изрядно надоесть - такое впечатление, что других в Репьевске просто нет.
      Стараясь по примеру собак держаться в тени, Ника плелась вдоль облупленных фасадов. Людей стало ещё меньше, поэтому на полдороги она заметила пристроившегося к ней в кильватер знойного мужчину с пышными усами. Незнакомец, которому на вид было лет тридцать или чуть больше, буквально сверлил её спину огненным взором. Вот только приставучих южан ей не хватало...