Майк Тоцци и Катберт Гиббонс (№1) - Плохие парни

Когда бензин в емкости кончился, он швырнул ее вниз по лестнице и устремился следом. Он думал о том, как Билли Джоэл в промасленном комбинезоне занимается любовью с Кристи Бринкли в видеоклипе «Городская девчонка».

Поли подхватил еще две емкости и отправился на чердак, который оставили для него незапертым. Он включил свет и пошел по водопроводной трубе до того места, где она неподалеку от вентиля была обмотана тряпками. Он выполнял инструкцию, согласно которой трубу следовало забить свечным воском, чтобы блокировать противопожарную систему. Когда внизу станет достаточно горячо, воск расплавится и она окажется разблокированной, но тогда никакого толку от нее не будет. А потом расплавившийся воск стечет вместе с водой – и опять-таки не останется никаких улик. Тряпками было помечено место, где размещался кусок воска. Поли заметил; что кто-то оказался настолько любезен, что даже оставил под трубой несколько щепок, о чем он заранее и просил. Ему это пришлось весьма по вкусу.

Поли продырявил еще одну из емкостей и обрызгал бензином щепки и картонные ящики, разбросанные, по всему помещению, злорадно уделяя особое внимание тем ящикам, в которых, как ему думалось, хранился самый дорогой товар.

Диск-жокей в наушниках говорил о погоде и жаловался на чрезмерную духоту. «А впрочем, вот вам еще погорячее, – воскликнул он. – „Пляшем на мостовой“ в исполнении Марты и Ванделлы». Поли удивило и обрадовало то, что звучит оригинальная версия песни, а не аранжировка, сделанная Миком Джаггером и Дэвидом Боуи. Он любил старый городской рок. Дырявя следующую емкость, Поли принялся подпевать Марте. Он сейчас веселился от души.

Когда емкость опустела, он отшвырнул ее подальше, и она с грохотом ударилась о цементный пол. Что хорошо с этими пластиковыми молочными флягами, так это то, что они сгорают без остатка. И никаких улик. Хуже то, что бензин в них нельзя хранить долго. Он разъедает пластиковые стенки, емкость начинает течь, а в багажнике машины это совсем ни к чему. Но Поли знал толк в таких вещах. Ему было известно, сколько времени можно держать бензин в такой емкости. Ему было также известно, что наполнять ее нужно до самого верху, не оставляя пространства для воздуха. Свободное пространство заполняется парами бензина, а взрываются именно пары, а не сам бензин. Хорошему факельщику необходимо заботиться и об этом.

Вернувшись на первый этаж, Поли подхватил две последние емкости и отправился в демонстрационный зал. Здесь, как он и просил, оставили множество ящиков и коробок. Это хорошо. Современная электроника горит не так легко, чтобы ей нельзя было немного помочь. В особенности когда ковры прошли противопожарную обработку.

На полке рядом с кассой стоял старомодный радиоприемник, деревянный корпус которого был выполнен в форме собора с куполом. Поли заранее попросил о том, чтобы для него приготовили старый радиоприемник. Взобравшись с ногами на кресло, он включил приемник, убавил звук и заглянул с тыльной стороны, чтобы убедиться, что лампы начинают накаляться. Транзисторные приемники не накаляются, а ламповые, к счастью, накаляются; Кто-нибудь забудет выключить на ночь такую рухлядь, лампа взорвется, корпус начнет тлеть – так вот и приключаются пожары. По крайней мере, такого никак нельзя исключить.

Гений я, в рот меня, вот я кто, подумал Поли. Старый приемник восхитил его. Гениальная находка. Уж этот мне Стив. Стоит попросить его о чем-нибудь, и он делает все в точности так, как нужно. Никогда не подводит. Отличный мужик.

Поли было наплевать на то, какие о Стиве ходят слухи. Во всем, что касалось его самого, Стив Пагано был мужик что надо. Стив всегда давал ему работу – и хорошую работу, вот как сейчас. Стоило Поли попросить его подготовить что-нибудь к его визиту – беспорядок в комнатах, воск в водопроводе и тому подобное, – Стив делал все, что нужно, с гарантией. И всегда аккуратно и честно платил. В конце недели сейф, который Поли арендовал у банка, оказывался полон наличных. Это казалось чудом. Да, семейство Ричи Варги заботилось о своих сотрудниках.

В демонстрационном зале имелось немало первоклассной аппаратуры, и Поли получил истинное наслаждение, поливая ее бензином. Точно так же он ликовал в детстве, поливая бензином и затем поджигая муравейники. Однажды, оставшись один дома, он спалил кукольный домик сестры. Стоял и любовался, как выгорает игрушечная мебель, комната за комнатой: Элегантная столовая, маленькая библиотека, хрупкие спальни – одним словом, весь дом. Кукольный домик был не похож на дом, в котором жило их семейство, это был домик для богачей. Там было множество всяких замечательных штуковин – и горели они тоже замечательно. Когда пламя охватило весь домик, у маленького Поли бешено заколотилось сердце. Охваченный внезапным ужасом, он выбросил домик из окна, а затем выбежал на улицу и загасил пожар водой из садового шланга. Обгоревшие остатки домика он упаковал в два бумажных мешка и выкинул их в мусорный бак у соседнего дома. Придя домой к вечеру, его сестра чуть с ума не сошла. Где ее кукольный домик? Поли заявил, что знать ничего не знает. Может, взломщики. Той ночью, представляя себе горящий кукольный домик, он всласть подрочил и впервые в жизни сумел кончить.

Выплеснув остатки бензина на громоздкую стереосистему, которая была чуть ли не с него самого ростом, Поли швырнул емкость за кассовый аппарат и полез в карман за спичками. Спички он предпочитал деревянные. Они хоть что-то весят, а то бумажную далеко не бросишь.

Поднимаясь по лестнице на второй этаж, Поли потеребил свои причиндалы. Эта часть спектакля всегда распаляла его.

Он осмотрелся в просторном помещении, в точности зная, откуда начать и как продолжить, но, прежде чем зажечь первую спичку, потянулся к наушникам перенастроить радио. Его станция передавала сейчас коммерческую рекламу, а ему в такие минуты была необходима музыка. Правда, в такое время суток все рок-станции передавали сплошную муру вроде тяжелого металла; или это, или этот маленький пидер Фил Коллинз. Но когда он уже был готов смириться с неизбежным и довольствоваться вальсом Штрауса, который передавала станция классической музыки, ему удалось поймать песенку Ронетти «Будь моей, крошка». Он тут же представил себе трех девах в платьях в обтяжку и с целыми башнями волос на голове. Да, парень...

Чиркнув первой спичкой, он уставился на крошечный язычок пламени и запел вместе с солистом:

– Да-вай... да-вай... да-вай... да-вай...

Он бросил спичку в шелковый гобелен на стене. Раздался хлопок, на мгновение заглушивший голос Ронетти. И вот уже вспыхнула вся стена, и языки пламени принялись лизать потолок.

Он бросил другую спичку в стену напротив, и пламя пошло по всему помещению, теперь загорелись уже оконные шторы.

– Да-вай... да-вай... да-вай... да-вай...

Он пустился в пляс.

Приплясывая, Поли помчался на чердак и, не заходя туда, принялся забрасывать его спичками, пока все чердачное помещение не начало походить на геенну огненную.

– Да-вай... да-вай... да-вай... да-вай...

Поли потеребил себя. У него уже капало с конца.

Вернувшись на первый этаж, он обошел по периметру все помещение, разбрасывая вокруг себя спички и принявшись уже петь в полный голос. У него перед глазами плясало пламя.

В конце концов, уже идя к выходу, он остановился, окинул взглядом дело рук своих, напоминая сейчас дирижера, зависшего над оркестром. Все было просто неописуемо.

– Да-вай... да-вай... да-вай... да-вай...

– Какого х...

Музыка внезапно оборвалась, потому что с головы у него сорвали наушники. Теперь он слышал ничем отныне не заглушаемые рев, и треск, и шипение пламени. Комната поплыла у него перед глазами, ноги оторвались от пола, он оказался при жат к стене, рубашка глубоко врезалась ему под мышки.

Тоцци глядел на него в упор. Упираясь кулаками ему в грудь... он прижал недомерка к стене. Ему давно хотелось подвесить кого-нибудь так, да непременно чтобы ноги не доставали до земли. Торторелла как раз годился для этого.

– Где Гунн? – заорал Тоцци. – И как его настоящее имя?

Торторелла заерзал, пытаясь вырваться.

– Еще раз спрашиваю! – рявкнул Тоцци. – А не скажешь, я швырну тебя в пламя и запру дверь.

Вылезшими на лоб глазами Торторелла уставился на массивную стальную дверь.

Тоцци не хотелось предоставлять Торторелле слишком много времени на размышления, поэтому он придвинул его поближе к огню, показывая, что шутить не намеревается и что выполнить угрозу большого труда ему не составит.

– Хочешь, ублюдок, заживо сгореть? Нет? Тогда отвечай: кто такой Гунн?

– Стив... Стиви...

Пробормотав имя, Торторелла продолжил судорожные попытки освободиться.

– А фамилия?

– Не знаю! Клянусь!

Сейчас он был похож не на маленького мужлана, а на клоуна. И для клоуна его рост был в самый раз.

Тоцци швырнул его, как куль с мукой, ножки Тортореллы мелькнули в языках пламени. Дым застилал помещение, переполнял легкие. Тоцци надеялся, что сумеет продержаться хоть чуть дольше, чем Торторелла.

– Фамилия?

Он поднял Тортореллу в воздух и швырнул еще раз.

– Пагано, – пролепетал недомерок.

А потом повторил еще дважды и громче, лишь бы утихомирить этого безумца.

– Где он? – заорал Тоцци. – Где мне его найти?

И вдруг в комнате что-то взорвалось, пол пошел ходуном, и Тоцци потерял равновесие. Хитрый недомерок первым поднялся на ноги и двинул Тоцци по яйцам.

Тоцци скрючился. Пагано, повторял он себе, пытаясь совладать с невыносимой болью. Кашляя, он распрямился. Стив Пагано. Теперь ему этого не забыть.

Он увидел, как Торторелла выскочил из задней двери, и, шатаясь и дыша в рукав, поплелся за ним. Он все еще кашлял.

Ночной воздух окатил его словно холодный душ. Он отчаянно закашлялся и никак не мог восстановить дыхание. Единственное, чего жаждало сейчас его тело, – это избавиться от набившегося в легкие дыма. Он услышал, как заводят мотор, и увидел изящный силуэт отъезжающего во тьму «кадиллака».

Но тут заскрежетали тормоза, и машина пошла задним ходом. Причем на скорости. Фары наезжали на него. Торторелла решил его прикончить.

Тоцци успел броситься в какой-то тупик. Он рухнул на кучу мусора, как раз когда «кадиллак» задом врезался во что-то твердое. Грохот оглушил Тоцци. Он почувствовал, как все вокруг него задрожало.

Опять заскрежетали тормоза. Поднявшись на ноги, Тоцци увидел, что «кадиллак» кружит по стоянке, устремляясь к выезду с нее. Тоцци достал автоматический пистолет, прицелился и выстрелил семь раз подряд.

Длинная машина промчалась мимо него, торопясь вырваться на улицу. Он выскочил из тупичка и побежал по стоянке. Как раз вовремя. Ему удалось услышать, как скрежещет по мостовой колесо со спущенной шиной. Так Торторелла далеко не уедет. По крайней мере, его задержит дорожная полиция. А разбитые задние фары и следы в тупичке способен связать любой дурак, и это поможет обвинить Тортореллу в поджоге. Вот и хорошо.

Тоцци оскалился, как оборотень, ему все еще с трудом дышалось. Стреляй по покрышкам, с удовлетворением подумал он. Этого ему тоже всегда хотелось.

Но тут раздался вой сирен, и Тоцци устремился к своему «бьюику». Ему вовсе не хотелось столкнуться сейчас с пожарными и с полицией.

Глава 18

Библиотекарь Хайес, сидя у себя за столом в архиве, сличал данные картотеки с теми, что уже были введены в компьютер. Гиббонс наблюдал за ним, сидя в соседней клетушке. На столе у Хайеса были сладкие орешки и чашка кофе, и время от времени он съедал орешек-другой, наклоняясь вперед, чтобы не испачкать сахарной пудрой ни себя, ни поверхность стола. Орешки он не глотал, а растягивал удовольствие, как маленький ребенок, и это бесило Гиббонса. Какого черта он не может съесть их и покончить с этим, как все нормальные люди?

Если бы манхэттенская контора была деревней, думал порой Гиббонс, Хайес играл бы в ней роль деревенского дурачка. Место в прачечной и то было слишком хорошо для него, хоть и одевался он в дорогие костюмы. Голос у него был мягкий, глухой и что-то во всем облике скользкое и неопределенное. Службу в ФБР он начал – хотите верьте, хотите нет – специальным агентом. Его достоинством были устрашающий рост и комплекция но ему все никак не удавалось кого-нибудь устрашить. А стоило ему раскрыть рот, устрашительный эффект и вовсе оказывался сведенным к нулю. В работе специального агента главные хлопоты ему доставляла собственная чрезмерная основательность. Он делал все правильно, а это означало, что методы у него были безупречными, а результаты – никакими.

Гиббонс сидел в клетушке, положив перед собой служебный желтый блокнот и ломая голову над тем, как бы выудить нужную информацию у Хайеса и вместе с тем выставить дымовую завесу для Иверса. Ему просто необходимо было сегодня поработать с картотекой, а Иверс наверняка узнает об этом из еженедельного рапорта. Но если Гиббонс сейчас истребует уйму материалов, причем самых различных, это может затруднить Иверсу выход на истинный след.

Гиббонс составил список фамилий и фактов, данные о которых ему были нужны. В его запросе было двадцать шесть пунктов, и восемнадцать из них имели непосредственное отношение к Тоцци: дела, над которыми он работал, люди, за которыми следил, преступления, которые стремился раскрыть. Семь пунктов имели к Тоцци куда меньшее отношение. Иверсу придется хорошенько поломать голову, прежде чем он сообразит, почему Гиббонса могли заинтересовать эти досье. И тем самым, как он надеялся, ему удастся скрыть подлинную цель своих поисков – информацию о Гунне, о Стиве Пагано.

Этот ублюдок Тоцци разбудил его вчера посреди ночи и рассказал о своей стычке с Тортореллой и о том, что ему удалось выяснить имя Пагано. Тоцци был так взволнован и обрадован, что Гиббонсу просто не захотелось рассказывать ему о том, что он уже получил у Филипа Джиовинаццо ту же самую информацию. Тоцци сказал, что им необходимо разузнать об этом Пагано как можно больше, и настоял на том, что единственным способом может стать обращение в картотеку ФБР. Гиббонсу это не показалось столь уж блестящей идеей, но в три часа ночи у него не было сил спорить.

Выведя имя Пагано на листе бумаги, Гиббонс задумчиво посмотрел на него. Тоцци скорее всего прав: картотечный поиск – это единственный выход, единственный с практической точки зрения. Гиббонс подумал было вернуться к Джиовинаццо и порасспросить его как следует, но не похоже было, что тот скажет о другом гангстере что-нибудь изобличающее. Тоцци тоже мог бы еще разок заехать к Боччино и нанести визиты прочей мелкой рыбешке на предмет сбора дальнейшей информации о Пагано но это уж и вовсе пришлось Гиббонсу не по вкусу. Тоцци – сорвиголова, и его визиты могут иметь самые неожиданные последствия. Ему еще повезло, что его не схватили на том пожаре. Гиббонсу казалось, что, чем меньше Тоцци будет крутиться по городу, тем лучше будет для них обоих. Поэтому картотека была на практике единственным выходом.

Гиббонс вырвал листок со списком из служебного блокнота и взялся за книгу, которою прихватил с собой из дому. Это было исследование о влиянии тевтонских племен на Римскую империю, которое он так и не успел дочитать. Ему предстоял сегодня долгий скучный день, куда более скучный, чем обычно, потому что надо было притвориться, будто изучаешь все заказанные досье. Поэтому он и прихватил с собой книгу. Он намеревался читать ее, одновременно листая досье, так, чтобы со стороны казалось, будто он занимается серьезным делом.

Подойдя к столу Хайеса, он еще раз взглянул на свой список. Имя Пагано значилось здесь одиннадцатым пунктом. Он прикинул, что ему придется подождать как минимум до полдвенадцатого, прежде чем спокойно приниматься за изучение досье на Пагано.

– По всем этим пунктам все, что у вас есть, – сказал он Хайесу, кладя список на стол.

Хайес поднял голову, на лице у него было всегдашнее смущенное выражение, затем уставился на список. Изучение его заняло у библиотекаря некоторое время.

Гиббонс смотрел на остатки орешков, лежавшие на бумажной салфетке на столе. Выглядело все так, словно здесь поработала крыса.

– Собираетесь съесть это? – поинтересовался он.

– Что?

– Орешки. Собираетесь управиться с ними?

– Какое вам дело?

Само существование Хайеса повергало Гиббонса в глубокое недоумение, он и минуты не мог провести в его присутствии, не испытывая спазмов брезгливости.

– Да так, просто спросил.

На протяжении двадцати секунд библиотекарь пережевывал орешки и только потом вернулся к списку.

– Вам это нужно именно в такой последовательности?

– Да.

– Хорошо.

И Хайес повернулся в своем вертящемся кресле, окидывая взглядом картотечные стеллажи.

Гиббонс вспомнил байку насчет того, что если сто шимпанзе усадить за сто пишущих машинок, то через сто лет одна из них в конце концов напечатает «Гамлета».

– Я буду переводить все на ваш монитор, – сказал Хайес. – Закончили работу над досье, нажмите на клавишу «сброс», затем набираете «нд» через пробел – это значит «новое досье» – и нажимаете клавишу «перевод каретки». Договорились?

– Ладно, – сказал Гиббонс и поплелся к себе в клетушку.

– Но мне нужно несколько минут, чтобы подключить вас к основному компьютеру, – крикнул вдогонку Хайес.

– Конечно. Сколько хотите.

Валяй, здоровенный бабуин.

Гиббонс вернулся к себе и раскрыл книгу. Он принялся за чтение, но глаза его скользили по строчкам. Он думал о своей идиотской маскировке: потратить впустую целый день, притворившись, будто он просматривает все досье. Его бесила сама мысль о том, что приходится притворяться. Тем более ради этого придурка Хайеса.

Он встал и опять отправился к библиотекарю.

– Забыл спросить вас кое о чем. А если мне понадобится перекрестная информация, я смогу перепрыгивать через пока ненужное или досье обязательно будут поступать в истребованном порядке?

Хайес кивнул. Что это означало, Гиббонс не понял. Библиотекарь оставил свой командный пост и, помахивая списком Гиббонса, подошел к копировальной машине. Он по-прежнему кивал. Изготовив ксерокопию, он вернул Гиббонсу его список.

– Ориентируйтесь по нему, – пояснил он. – Я буду подавать вам досье в этом порядке. Нужно первое, наберите «нд-1». Нужно второе – «нд-2». И так далее. Так вы не запутаетесь.

Урод вернулся на место, сел, опершись на локти:

– Но в этом случае подключение займет чуть больше времени. Чуть-чуть, но все-таки больше.

– Нет проблем.

Гиббонс, потупившись, смотрел на недоеденные орешки. Просто мерзость какая-то.

Что ж, хоть какое-то время я на этом сэкономлю, подумал он, вернувшись к себе в клетушку. Его взгляд упал на имя преподобного Майнера. Преподобный Майнер и Царство Божие. Первая Церковь Несвятого Выживания – так называл ее Тоцци. И еще – Церковью Святого Рэмбо. У преподобного в арсенале было больше стволов и единиц боеприпасов, чем в цейхгаузе нью-йоркской национальной гвардии. Это Тоцци обнаружил его арсенал в Райнбеке. Сукин сын и стопроцентный безумец. У него никогда не хватало выдержки на то, чтобы проводить длительную слежку, а уж о том, чтобы дождаться ордера на обыск, и речи не шло. В тот раз Тоцци средь бела дня подошел к арсеналу со стороны луга, повесив на шею фотоаппарат, взобрался на крышу, проник внутрь через вентиляционный люк и заснял все хозяйство Майнера. А потом, когда какой-то парень из деревенских приверженцев секты застукал его с фотоаппаратом на выходе, Тоцци уверил его, что фотографирует коров. Парень замахнулся на Тоцци вилами, демонстрируя ему, что требует фотокамеру, а этот псих Тоцци, поигрывая фотоаппаратом перед носом у олуха, как гипнотизер карманными часами, заморочил ему голову, а потом вырубил простым приемом. Ковбой несчастный.

Следующим пунктом в списке значилась «Карфагенская связь», контрабанда кокаина. Припоминая эту историю, Гиббонс покачал головой. Ловкие колумбийцы организовали доставку через аэропорт Ист-Хэмптон на Лонг-Айленде. Их крышей был прокат вертолетов на Манхэттене. Семь федеральных агентов и десяток местных полицейских сидели в засаде, дожидаясь приземления и выгрузки, когда у какого-то идиота сдали нервы и он принялся орать на вертолетчиков и размахивать служебным револьвером. Один из колумбийцев был уже на земле, но его напарник велел ему забираться обратно. Вертолет завис в двух футах над почвой, мотор ревел, они вот-вот были готовы опять подняться в воздух. Сидящие в засаде решили открыть огонь, но тут, откуда ни возьмись, появился Тоцци, размахивая наточенной косой. Никто не понимал, что бы это могло значить, в том числе и колумбийцы. И вдруг Тоцци метнул косу, как спортивный молот. И попал прямо в хвостовой пропеллер. Грохот раздался такой, что они все чуть на месте не обделались, и только позже выяснилось, что вертолет мог рухнуть и взорваться. Но, как вспомнил сейчас Гиббонс, когда это объяснили Тоцци, он ничуть не смутился.

Ностальгическая ухмылка постепенно сползла с лица Гиббонса. Тоцци всю жизнь совершал поступки один безумнее другого. И маловероятно, что, начав действовать на свой страх и риск, он стал осторожнее. Это-то и беспокоило Гиббонса. Неужели Тоцци и впрямь верит в то, что ему удастся уничтожить всех, кого он приговорил к смерти, а потом беспрепятственно исчезнуть из страны и уехать к родственникам? Тоцци не такой идиот. По крайней мере, раньше им не был. Гиббонс решил, что ему будет невредно поинтересоваться, как он проводит его с женой Варги. Сейчас им обоим надлежало быть крайне осторожными.

Гиббонс нахмурился. Он понимал, что рассуждает сейчас, как старая баба. В конце концов, кто кого должен был поймать? Только ему да Кинни было поручено поймать Тоцци, а Кинни явно клал на это дело с прибором. И все же он ощущал тревогу и понимал почему. Испрашивать информацию в архиве Бюро в интересах дезертира автоматически означает твое собственное дезертирство. До сих пор ему удавалось относиться к крестовому походу, предпринятому Тоцци, с известной долей скептицизма, и в глубине души он не чувствовал себя ни в чем виноватым, но сейчас, залезая в эти досье, он начинает реальное сотрудничество с Тоцци и не может избавиться от мысли, будто совершает что-то противозаконное.

Через край кабинки свесилась голова Хайеса.

– О'кей, Гиббонс, вы на линии. Можете начинать.

Гиббонс кивнул с отсутствующим видом. Он вызвал первое досье, размышляя о системе мониторинга, введенной Иверсом, и думая о том, повезет ли начальнику настолько, что он сумеет вычислить истину: у дезертира есть в самом Бюро сообщник, выполняющий его задания. Он меланхолически просмотрел досье, затем сбросил его и вызвал новое, посидел несколько минут над ним и затребовал следующее, все еще не решаясь истребовать досье на Пагано. Он огляделся по сторонам. Хайес по-прежнему грыз эти чертовы орешки. Какого дьявола, подумал Гиббонс. Поезд уже тронулся.

Он набрал «нд-211» и выждал, пока на экране монитора не появилась информация. Возникла пауза, а затем последовало короткое сообщение:

«Файл с таким названием отсутствует. Производится перекрестный поиск. Просьба ждать».

У Гиббонса заныло в животе. Ему почудилось, будто сейчас на экране появится лицо Иверса и последует текст: «Мышеловка захлопнулась». Ты становишься параноиком, сказал себе Гиббонс. Ради всего святого! Компьютер ведет себя как положено компьютеру.

Прошла почти полная минута, пока компьютер не нашел того, что искал, а когда это случилось, Гиббонс решил, что его одурачили. Досье, появившееся на экране, было озаглавлено: «Подпольная активность мафии, филадельфийский отдел, 1981 – 1983».

Он начал просматривать материал. Досье представляло собой более или менее стандартный отчет о том, что удалось выяснить филадельфийской конторе о деятельности тамошней мафии за трехлетний период. Гиббонс перевидал на своем веку великое множество подобных отчетов. И говорилось там всегда примерно одно и то же.

Он продолжил просмотр материала. Через несколько страниц ему на глаза попалось имя Пагано. Да и как не попасться – оно замигало ему навстречу крупными буквами. Так компьютер давал знать, что нашел то, о чем его просили.

Имя Пагано было на листе, разбитом на два столбца. В скобках была приведена кличка. Гиббонс вернулся на страницу назад, чтобы выяснить, что это за список. Оказывается, перед ним был перечень вымышленных имен, используемых специальными агентами, внедренными в мафию.

Гиббонс вернулся к списку, в котором пульсировало имя Пагано. Затем прочел в соседнем столбце соответствующее настоящее имя.

У него пробежал мороз по коже.

– Черт меня побери, – прошептал он.

* * *

После обеда в архив заглянул Билл Кинни. Он разыскивал Гиббонса и надеялся, что Хайес сумеет ему помочь. Но библиотекаря не оказалось на месте. Кинни решил подождать его, а пока суть да дело, принялся рассматривать бумаги, лежащие на столе у Хайеса.

И сразу же ему попался на глаза список материалов, истребованных с утра Гиббонсом. Он узнал корявый почерк Гиббонса на ксерокопии. Он придвинул к себе лист и изучил его повнимательней. Запрос на имя Стива Пагано (Гунна) был обведен кружком. Рядом с этим пунктом Кинни обнаружил пометку: "Досье отсутствует – информация в досье «Подпольная активность мафии, филадельфийский отдел, 1981-1983».

Кинни сделал глубокий вдох. Его глаза остекленели. Он знал, что содержится в данном досье.

А теперь это знал и Гиббонс.

Глава 19

Гиббонсу было о чем подумать, пока он ехал на юг по Гарден-Стэйт-Парквэй. Он отправлялся в Блумфилд, на квартиру покойной тетушки Тоцци. Сегодня после обеда он пробовал прозвониться к Тоцци с Бродвея, из уличного автомата, но никто не взял трубку, поэтому он решил заехать к нему. Ему надо было сообщить Тоцци о том, что он выяснил, а потом уже им предстояло вдвоем решить, каким образом выйти из создавшейся ситуации.

Лицо Кинни стояло у него перед мысленным взором. Кинни – безупречный яппи. Кинни и его изумительные золотые карманные часы. Кинни Гунн. Кинни Мясник. Теперь у дьявола появилось лицо, и оно мерещилось Гиббонсу повсюду.

После полудня Гиббонс еще долго торчал в архиве, убивая время на просмотр никому не нужных досье, тупо глядя на экран монитора и недоумевая, как же ему теперь поступить. Он решил рассказать Иверсу о Кинни, но ведь твердых улик против того не было. Конечно, можно было проведать в тюрьме Джо Луккарелли и Сабатини Мистретту и попросить их дать показания против Кинни, но на их сотрудничество нельзя было рассчитывать, да и показания, данные уже осужденными гангстерами, хорошему адвокату не составило бы труда опровергнуть. И вдобавок ко всему, хотя Луккарелли и Мистретта видели отрубленные головы, они, насколько он понимал, не присутствовали при расправе Кинни над Ландо. Блэни и Новиком. Нет, обращаться к Иверсу, наверное, пока не стоило.

Он понимал, как захочет поступить Тоцци, когда узнает правду, но подобная перспектива его не радовала. Убийство Кинни превратит его в глазах общественности в героя и, кроме того, уничтожит единственную ниточку, ведущую к Ричи Варге.

Не следовало исключать и возможность шантажа, но Гиббонс не мог себе представить, чтобы настолько хладнокровный и бесчувственный человек, как Кинни, позволил себя шантажировать. А если дело дойдет до словесного поединка в присутствии Иверса, Гиббонс знал, что начальник скорее поверит молодому человеку с безукоризненными внешностью и манерами, нежели старому козлу, напрасно возвращенному из отставки.

Нет, сейчас не время предпринимать что-нибудь против Кинни, еще не время. Преступник, убийца, палач, он все равно оставался мелкой рыбешкой по сравнению с Варгой. Кинни был нужен им как орудие, при помощи которого они сумеют управиться с Варгой.

К тому времени, как он вышел из конторы сегодня после обеда и отправился в Джерси, Гиббонс уже приготовил все эти аргументы для Тоцци. Час пик в Линкольн-туннеле, как всегда, грозил ежесекундной аварией, но Гиббонс сохранял хладнокровие. Теперь, когда у него нашлось время об этом задуматься, разоблачение агента-перевертыша представлялось большой удачей и давало огромные возможности. Получить такую информацию было равно тому, чтобы обзавестись всем необходимым для начала большой работы. Ощущение было приятным, манило множеством вытекающих отсюда возможностей.

Свернув с Гарден-Стэйт-Парквэй в сторону Блумфилда, Гиббонс выключил кондиционер и открыл окна. День для августа выдался необычно холодный – один из тех, что напоминают о приближении осени. Он глубоко дышал, с радостью ощущая запах свежескошенной травы. Блумфилд – красивый город. Старые дома в викторианском стиле и высокие тенистые, деревья. Гиббонс подумал, что если Тоцци не окажется дома, то он подождет его в парке, начинающемся прямо через дорогу.

Он проехал по Брод-стрит и остановился за углом перед домом, в котором сейчас жил Тоцци. Поднимаясь в квартиру, он еще раз мысленно проговорил все контраргументы против неизбежного порыва Тоцци немедленно разнести башку этому Кинни. С Тоцци бывало трудно спорить, когда ему эдак что-нибудь втемяшится. Гиббонс, исходя из собственного опыта, знал, что в таких случаях его приходится уговаривать, как малое дитя. А он уже рвался в драку, и на закон ему было наплевать.

Да уж, на закон Тоцци клал с прибором.

У входа в дом Тоцци стоял огромный черный автомобиль последней модели, марка которого – «файрберд» – была выведена по борту бело-золотыми буквами. Гиббонс заметил его еще издали. Автомобиль был явно не из тех, на которых ездят пожилые обитатели здешних мест.

На переднем пассажирском сиденье развалился толстяк, поедающий мороженое. Он лизал его медленно и лениво, но целиком и полностью уйдя в это занятие. Подойдя ближе, Гиббонс подумал, что этот парень выглядит как малыш-переросток. И только в это мгновение заметил двух больших псов на заднем сиденье. Черные чудовища с бурыми отметинами. Они заметили Гиббонса, но не зарычали, и это удивило его. Ему казалось, что все псы, сидя в машине, лают, когда кто-то проходит мимо.