Джорн Мэрдок - Звезды, не нанесенные на карты

      Ризк будет следить за мной все время, пока флиттер за пределами корабля. Таков закон – закон корабля, закон планеты – неписаный, но существующий с самого первого выхода нашего вида в космос.
      Воспоминания о первом посещении Лоргала указывали только на одно возможное место встречи с кочевыми племенами туземцев – глубокое ущелье, созданное временем на месте бывшей реки, на дне которого всегда есть влага. Я полетел к нему, ориентируясь на два вулканических конуса.
      Под флиттером проносилась обожженная земля – сплошные ломаные хребты, острые, как лезвие ножа, вершины и неровные ямы. Мы сели утром, и сейчас взошедшее солнце превращало поверхность в брызги света. По мере приближения к Черной реке их становилось все больше, блестел даже песок.
      Здесь виднелись кольцевые груды красноватого песка, который обычно находится под поверхностью. Этот песок в прошлом выбросили наверх местные животные или кочевники. И с внутренней стороны этих кольцевых образований, цепляясь за остатки влаги, росли искривленные растения – единственная попытка туземцев заняться сельским хозяйством.
      Кочевники берегли каждое семя, уносили семена с собой, как иная раса на более гостеприимной планете бережет драгоценные камни или металлы, и высаживали в выкопанные ямы. А когда возвращались – несколько недель или месяцев спустя, – если повезет, собирали жалкий урожай.
      Я снизился, чтобы осмотреть первые две ямы. Судя по высоте растений, лоргалианцы здесь еще не проходили. А это значит, что мне нужно двигаться на восток, чтобы отыскать их лагерь.
      Вылетая, я не заметил никаких признаков жизни возле второго корабля. И мой курс не проходил вблизи этого корабля. Однако я видел, что грузовой люк открыт, и предположил, что торговец в поле. Вероятно, время было не на моей стороне.
      Но тут показался изгиб Черной реки, и я увидел рядом с ним палатки. Там виднелось движения, и, снижая скорость флиттера для посадки, я понял, что действительно опоздал. Потому что кочевники в плащах и капюшонах ритмично двигались по окружности своего лагеря, поднимали руки и со щелканьем хлестали пустоту: они верят, что в этой пустоте скрываются демоны, и их следует отгонять, иначе никакое серьезное дело к добру не приведет.
      Поблизости стоял флиттер. На нем нет символов компании, так что мне противостоит не человек из серьезной организации. Но я, конечно, и не ожидал встретить его здесь. Слишком мала добыча – если она вообще есть. Нет, тот, кто сейчас ведет переговоры в лагере, такой же одиночка, как я.
      Я сел недалеко от первого флиттера. Теперь слышались высокие голоса, почти писк тех, кто прогонял демонов. С Иити на плече я шагнул в сухой, жгучий воздух; защитные очки почти не помогали смягчить блеск солнца. Воздух царапал кожу, словно был наполнен невидимыми, но очень осязаемыми песчинками. Когда почувствуешь эти уколы, потом не удивляешься длинным плащам, капюшонам и закрывающим лицо маскам туземцев.
      Я приблизился к кольцу туземцев, отгоняющих демонов, по обе стороны от меня щелкнули два хлыста, но я, зная этот обычай кочевников, и глазом не моргнул. Если бы я отшатнулся или как-то проявил свое удивление, меня признали бы замаскировавшимся демоном, проявившим свою истинную природу, и на меня обрушился бы град копий с наконечниками из зоранов.
      Туземцы, мимо которых я проходил, нисколько не интересовались мной: они сосредоточились только на своем долге по защите племени. Я прошел между двух палаток на открыто место, где проходило собрание, которое охраняли местные жители с хлыстами.
      Здесь находилось несколько кочевников, все мужчины, конечно, все настолько закутаны в одеяния, что только разрезы для глаз свидетельствуют, что это не груды грязной ткани из шерсти лакисов. Сами лакисы, неуклюжие животные с раздувшимися телами – в них запасается вода на многие дни, – с длинными тонкими ногами, заканчивающимися плоскими широкими ступнями, прекрасно приспособленными для перемещения по пустыне. Сейчас ноги подобраны, животные лежат на них, защищая своих хозяев от ветра. Толстая шея лежит на теле соседа, глаза на непропорционально маленькой голове закрыты, словно все лакисы крепко спят.
      Перед собравшимися стоит человек в скафандре и шлеме. Человек моей собственной расы. У ног его несколько упаковок. Он делает четыре приветственных жеста, что означает: либо он уже бывал на этой планете, либо очень внимательно изучил записи о ней.
      Вождь одет так же, как все остальные в толпе, и отличить его можно только по символу власти – огромному раздутому животу, в основном за счет множества слоев одежды. Эти слои не просто служат предосторожностью от убийцы (вожди на Лоргале избираются не по праву рождения, а за владение оружием); здесь быть толстым означает богатство и удачу. Тот, у кого большой живот, поистине человек высокого положения и престижа.
      Я не мог даже быть уверен, что именно с этим племенем торговался Вондар. Здесь мне могла помочь только удача. Но даже если это и не то племя, они наверняка слышали об удивительной машине, привезенной торговцем и захотят получить такую же.
      Выйдя на место собрания, я оказался за торговцем. Увидев меня, туземцы не пошевелились. Возможно, приняли меня за одного из помощников незнакомца. Не думаю, чтобы он заметил меня, пока я не встал рядом с ним и не начал делать собственные приветственные жесты, тем самым показывая, что он не говорит за меня, что я здесь по собственному делу.
      Он повернул голову, и я сразу его узнал. Это Айвор Акки! Не ровня Вондару Астлу; впрочем, ему немногие ровня. Но, несомненно, не его я выбрал бы на роль конкурента в самом начале своей самостоятельной торговой карьеры. Он несколько мгновений внимательно смотрел на меня, потом улыбнулся. И улыбка его говорила, что он не видит во мне угрозы. Однажды мы противостояли друг другу в торговле с салариками, но тогда я был только наблюдателем, а его легко одолел Вондар.
      После первого оценивающего взгляда он отбросил меня как возможного соперника и не прерывал ритуальные жесты. А я тоже больше не смотрел на него. Мы размахивали руками, указывали на север, юг, восток и запад, на сверкающее солнце, на потрескавшуюся песчаную поверхность под нами, чертили символы трех демонов, потом символы лакиса, кочевника и палатки, свидетельствуя, согласно местному обычаю, что мы честные люди и пришли для торговли.
      По праву Акки предлагал первым, поскольку первым оказался на сцене. И мне пришлось ждать, пока он подтаскивал несколько коробок и открывал их. Это были обычные товары, в основном из пластика: яркие украшения, резные кубки, на которые приятно посмотреть, но все это – просто дешевая пластмасса, и несколько солнечных факелов. Это все подарки вождю, свидетельства дружбы. И увидев их, я немного приободрился.
      Эти подарки означают, что Акки здесь в первый раз. Если он прилетел сюда торговаться, не зная об успехе Вондара с конвертером, я еще могу возобладать над ним. И еще небольшое везение: флажок над палаткой вождя говорит, что именно с этим племенем имел дело Вондар. И мне достаточно сказать, что я привез машину, которую легче перевозить, чтобы забрать все зораны из мешков туземцев.
      Но чувство торжества продержалось лишь несколько секунд: Акки открыл последний ящик и достал из него очень знакомый предмет, который я никак не ожидал увидеть.
      Это был конвертер, но еще гораздо меньше и более портативный, чем те, что я нашел на складе, несомненно, более поздняя и усовершенствованная модель. Я надеялся лишь на то, что такая машина у него одна, а я предложу две.
      Он продемонстрировал действие конвертера пред молчаливой и неподвижной толпой и стал ждать.
      Волосатая рука вождя с длинными грязными ногтями показалась из-под одежды и сделала знак. Один из кочевников развернул кусок шкуры лакиса, в котором было сделано множество петель. В каждой петле был зоран, и лишь отчаянным усилием воли я заставил себя выглядеть равнодушным. Четыре необработанных камня кристаллического типа, и в каждом по насекомому. О таком я никогда не слышал. Вондар однажды заполучил два таких камня и продал по сказочной, как мне показалось, цене. Четыре – да с такими камнями мне бы целый год не пришлось заботиться об оплате за корабль. Не пришлось бы даже продавать их сразу все. После продажи одного зорана мы смогли бы заняться поисками камней предтеч.
      Но предложили их Акки, и я прекрасно понимал, что ни один из них не попадет ко мне.
      Он, разумеется, помедлил – снова по обычаю. Потом сделал выбор: взял все четыре камня с насекомыми и еще три сине-зелено-пурпурных такого размера, что их легко обрабатывать. Все, что осталось, показалось мне отбросами.
      Складывая камни в сумку, он широко улыбнулся мне, дважды хлопнул рукой по конвертеру и коснулся остальных товаров, тем самым официально передавая их новому владельцу.
      – Не повезло тебе, – сказал он на бейсике. – Но ты ведь и сам знаешь, Джерн. Надеть сапоги Вондара… – он покачал головой.
      – Удачи, – ответил я, не выдавая своего разочарования и раздражения. – Удачи, гладкого старта и хорошей торговли в конце пути. – Таково традиционное приветствие торговцев.
      Но он не просто ушел, а еще добавил взмах руки, обозначающий у лоргалиан повеление хозяина работнику. И это мне тоже пришлось принять, потому что любой спор между нами должен происходить за пределами лагеря. Здесь любое проявление несдержанности будет воспринято как указание на то, что проник демон, и вся торговля сразу прекратится, чтобы злой дух не вошел в товары. Мне очень хотелось так и сделать и посмотреть, как разбивают на куски товары Акки и проданные зораны. Но я преодолел это искушение. Он победил по правилам, и я поступил бы неправильно, лишая его победы, не говоря уже о том, что не только нам двоим, но и любым другим торговцам никогда не удалось бы потом договориться с туземцами.
      Можно рискнуть и поискать где-то в этой пустыне другое племя. Но уйти из лагеря, не предложив свои товары, – процедура деликатная, и я не знал, как ее провести. Можно так нарушить какой-нибудь местный обычай, что потом ни за что не загладишь ошибку. Нет, нравится мне это или нет, придется забирать то, что оставил Акки.
      Туземцы ждали и, возможно, испытывали нетерпение. Я снова перешел на язык жестов, добавляя хриплые звуки переводчика, который переводил мои слова на местное наречие.
      – У меня тоже есть это, – сказал я, показывая на конвертер, – но только больше. Он в брюхе моего небесного лакиса.
      Теперь, после сделанного предложения, повернуть назад нельзя. Чтобы сохранить хорошее отношение туземцев, нужно торговать, иначе я потеряю лицо. В глубине души я начал ощущать собственное несоответствие ситуации. Я допустил ошибку, войдя в лагерь: ведь я видел здесь флиттер Акки. Разумно было бы сразу отправиться на поиски другого племени. Но я поторопился, решил, что мои товары лучше, и проиграл.
      Снова взмах волосатой руки, и два воина в плащах прошли за мной к флиттеру, щелкая хлыстами, когда мы миновали линию отгоняющих демонов. Я вытащил тяжелый ящик из трюма, куда погрузил его с такими надеждами. Один из воинов продолжал защищать нас от демонов, второй помог тащить ящик, и мы вернулись в лагерь.
      Ящик поставили перед вождем. Случайно или намеренно, но он оказался рядом с конвертером Акки, и разница в размерах бросалась в глаза. Я продемонстрировал, что это действительно конвертер пищи, и ждал решения вождя.
      Вождь жестом велел одному из воинов поднять лакиса. Животное плевалось и протестовало гортанными криками. Но подошло на расплющенных ступнях. Они кажутся неуклюжими, но способны день за днем с неизменной скоростью нести лакиса по пустыне.
      Пинок в колено заставил животное снова опуститься, и рядом с ним поставили два конвертера. Потом продемонстрировали превосходство предложения Акки. Его машину можно поместить в багажную перевязь по одну сторону животного, а другое оборудование – по другую. А вот если погрузить мой конвертор, лакис больше ничего нести не сможет.
      Вождь пошевелил пальцами, и появился второй обрывок шкуры лакиса. Я напрягся. Я-то считал, что мне предложат то, что не взял Акки, но, кажется, я был настроен излишне пессимистично. Впрочем, моя радость оказалась недолгой.
      В петлях действительно лежали зораны. Но никакого сравнения с тем, что показали Акки. И мне не разрешили выбрать из того, что он оставил. Нужно брать то, что предлагают, – или возвращаться на корабль с пустыми руками, без пользы потратив свои последние кредиты. Приходилось удовлетвориться худшим и выбирать. Естественно, никаких камней с насекомыми, и только два относительно привлекательных желтых. Синие камни все с дефектами, приходилось тщательно осматривать их при отборе, и в конце я даже не был уверен, что покрыл расходы.
      У меня есть еще второй конвертер, и я могу отыскать другое племя. С этой слабой надеждой я заключил сделку и забрал то, что выглядело хламом по сравнению с великолепной добычей Акки.
      Он улыбался, когда я упаковывал камни и делал прощальные жесты. И все это время Иити оставался инертным, словно это действительно полоска меха вокруг моей шеи. Уходя из лагеря с ощущением тяжелого поражения, я впервые подумал, а почему все-таки он не принял участия в заключении сделки. Или я привык так полагаться на него, что не могу самостоятельно позаботиться о себе? Эта мысль меня встревожила. Когда-то я надеялся на отца, чувствуя себя в безопасности благодаря его мудрости и опыту. Потом был Вондар, чьи знания настолько превосходили мои, что я предоставлял ему заботиться и о моей жизни. А вскоре после катастрофы, разорвавшей наши узы, появился Иити. Кажется, я человек лишь наполовину, нуждающийся в руководстве со стороны более мощного разума.
      Я мог принять это и стать марионеткой Иити. Или делать собственные ошибки, учиться на них. Тогда у нас будут скорее партнерские отношения, а не отношения хозяина и слуги. Решать мне, и, возможно, Иити хотел, чтобы я сделал выбор, сознательно предоставив меня самому себе в виде испытания. А может даже, он захотел преподать мне урок, показать, насколько я беспомощен, когда пытаюсь действовать самостоятельно.
      – Удачи и гладкого старта… – Это Акки насмешливо повторил мои слова, сказанные несколько минут назад. – Куда сейчас, Джерн? За жемчужинами крабов? Хочешь поспорим, что я и там возьму все лучшее?
      Он рассмеялся, не дожидаясь моего ответа. Как будто знал, что мой вызывающий ответ будет всего лишь пустым хвастовством. Акки направился к своему флиттеру, а я к своему.
      Но не сразу полетел за ним к кораблю. Если он тоже собирается поискать другой лагерь, я не хотел, чтобы он знал мой маршрут – хотя, конечно, он может проследить за мной с помощью сканнера.
      Включив коммуникатор, я вызвал Ризка.
      – Возвращаюсь. – Я ничего не добавил к этому. Каналы у флиттеров одни и те же, и Акки может услышать все, что я скажу.
      Не пытался я и вступить в контакт с Иити, упрямо решив не прибегать к его помощи при решении своих проблем.
      Взлетев, я понял, что эти проблемы легче не стали. Небо затянулось странной зеленоватой дымкой. С земли поднимались водовороты песка. Несколько секунд спустя небо над нами словно взорвалось, флиттер подхватило порывом ветра, с которым его двигатель не мог справиться.
      На какое-то время мы оказались во власти вихря, и мне стало страшно. Флиттер не предназначен для полетов на больших высотах, а лететь над самой поверхностью опасно: можно удариться о любое возвышение. Но выбора у меня не было. Я упрямо пытался удержать машину.
      Нас несло на юго-запад, над дном мертвого моря. И я понял, что, даже если мне удастся вернуться к «Вендвинду», шансов найти другое племя больше нет. Такая буря загоняет туземцев в убежища, и я могу провести недели в бесцельных поисках. Но мне удалось постепенно направить машину назад к Большому Горшку. И когда я наконец забрался в люк корабля, то настолько ослабел, что упал и ничего не сознавал, пока Ризк силой не сунул мне в руки чашку кофе. Только тут я понял, что нахожусь в столовой.
      – Эта нора паразитов сошла с ума! – Ризк постукивал пальцами по столу. – Согласно показаниям приборов, нам грозит ураган. Либо взлетаем, либо корабль может упасть!
      Я не совсем понял, о чем он говорил, и только когда мы оказались в космосе, он сжато объяснил: показания устойчивости планеты под Большим Горшком неожиданно перешли в зону опасности, и он опасался, что я не успею вернуться до того, как ему придется взлететь. То, что я успел в самое последнее мгновение, он считал необыкновенной удачей.
      Но для меня эта опасность не была реальной: ведь я узнал о ней только задним числом. Гораздо сильнее я переживал свою неудачу в торговле. Нужно лучше готовиться, иначе не стоило и улетать с Тебы.
      Акки упомянул жемчужины крабов – возможно, его маршрут совпадает с моим. А может, и нет. Я разложил перед собой жалкую добычу и задумался. Слова Акки могли означать одно из двух: либо он хвастливо предупредил меня о том, на какую планету отправляется (Ризк сообщил, что его корабль взлетел сразу после возвращения Акки), либо он сказал это из злобы, чтобы я изменил свой план.
      Я задумался. Мне мог бы сказать Иити. Но я тут же возмутился: не собираюсь зависеть от него!
      Где же мне найти лучший рынок? Я пытался вспомнить указания Вондара. Такой рынок есть – Сорорис! Но о нем я узнал не из записок Астла, а от отца. Сорорис многие годы служил планетой «выхода»: эта далекая планета, на которой могут найти убежище преступники, попавшие в отчаянное положение и исчерпавшие все свои ресурсы. Регулярных пассажирских или торговых маршрутов на эту планету нет, но корабли-бродяги сомнительного регистра время от времени туда прилетают. Отбросы со всей галактики собирались вокруг полузабытого порта и старались выжить, как могли, или умирали. Они были бесполезны даже для Гильдии.
      Однако, и это чрезвычайно важный факт, на Сорорисе есть и туземная раса. Туземцы живут на севере, где природа слишком негостеприимна к инопланетянам. И у них, по слухам, есть мощное оружие, способное защитить их от набегов из порта.
      Главное же в том, что у них сложная и тщательно продуманная религия, важным элементом которой являются дары божествам. Единственная возможность приобрести у них статус – преподнести их божествам выдающиеся дары. И только тогда тот, кто принес дары, на определенное число дней получал свободу передвижения в их городе.
      Отец часто рассказывал истории о людях, которых знал, когда служил оценщиком в Гильдии. Однако я считал, что в некоторых случаях он говорил о собственных приключениях в юности. Он очень подробно рассказывал о приключениях на Сорорисе, и теперь из его рассказов я могу извлечь сведения, которые помогут мне преодолеть неудачу на Лоргале.
      Для обитателей Сорориса эти куски зоранов покажутся редкими и необычными, потому что они никогда раньше их не видели. Предположим, я преподнесу самый крупный из них храму, а остальные предложу тем, кто хочет сделать такой же дар божествам и тем самым повысить свой статус в племени. Я не знал, что можно взять в обмен у обитателей Сорориса. Но герой рассказа моего отца получил там гринстоун неслыханного качества и размера. Ибо чего у сорориан не отнимешь – что они торгуют честно.
      Возможность настолько невероятная, что нужно попасть в отчаянное положение, чтобы за нее ухватиться. Но поражение от Акки и необходимость утвердить свою независимость от Иити заставили меня над ней задуматься. Покончив с кофе, я отправился к компьютеру в контрольной рубке и набрал код Сорориса. Про себя я решил, что если не получу ответа, это будет означать, что никаких шансов для осуществления дикого замысла нет.
      Я ждал ответа компьютера, а Ризк задумчиво смотрел на меня. И когда, вопреки моим надеждам, на экране появились ряды цифр, он прочел их вслух:
      – Сектор 5, VI, северный маршрут 11… Где, во имя Аста-Виста, это находится? И что это такое?
      Теперь у меня не было возможности отступать.
      – Это место нашего назначения. – Я сам удивился своим словам. – Сорорис.

Глава шестая

      – А где наши лазерные лучи и защитные экраны? – спросил Ризк. Таким вкрадчивым голосом обращаются к тем, у кого нарушено душевное равновесие. Он даже взглянул на приборную панель, словно ожидал увидеть там управление всем этим оружием. И так убедительно это было, что я тоже посмотрел туда. Возможно, наши поиски не были бы безуспешными, если бы на корабле все еще было то, о чем свидетельствуют шрамы на его стенах.
      – Если всего этого у тебя нет, – в его голосе слышалось раздражение, – можешь взорвать двигатели прямо здесь и не тратить сил на полет к Сорорису. Ты ведь знаешь, что ждет там любой корабль. Это каменная тюрьма, и заключенные в ней штурмом возьмут любую посудину, если есть надежда вырваться на ней. Сесть в их порту – значит напрашиваться на захват.
      – Мы не собираемся там садиться – корабль не сядет. – Это по крайней мере я продумал заранее, основываясь на рассказе отца о единственном посещении этой планеты его «другом». – У нас есть спасательная шлюпка. В нее можно встроить механизм возвращения, если на ней полетит один человек.
      Ризк посмотрел на меня. Очень долго он молчал, а когда ответил, ответ его прозвучал уклончиво.
      – Даже оставаться на орбите там рискованно. У них может быть переделанный флиттер, способный совершить набег на корабль. А кто полетит вниз и куда?
      – Полечу я… в Сорнафф… – Я как мог произнес название города туземцев, хотя гортань человека не в силах произнести истинные согласные и гласные этого языка. Сорориане гуманоиды, но не земного происхождения, они даже не мутанты.
      – Храмовые сокровища! – То, что он сразу меня понял, свидетельствовало, что это действительно опытный вольный торговец.
      – Это из области возможного, – сказал я, хотя понимал, что, вероятно, слишком надеюсь на рассказ отца.
      – Парковочная орбита над Сорнаффом, – Ризк словно рассуждал вслух, – может быть полярной, и тогда я окажусь далеко от кораблей ихнего порта. А что касается шлюпки, то да, ее можно оборудовать механизмом возврата. – Он пожал плечами. – Но в космосе такую работу нелегко проделать.
      – Но ты можешь? – спросил я. Охотно признаюсь, что у меня нет склонностей к механике и технике и подобная задача мне не по силам. Если Ризк не справится, придется искать другой, более опасный способ попасть в Сорнафф.
      – Попробую… – Говорил он почти неохотно.
      Но мне этого было достаточно. Вольные торговцы по самому своему образу жизни вынуждены разбираться в том, в чем не разбирается обычный космонавт. Если работник флота строго придерживается своих обязанностей, члены экипажа нерегулярных кораблей всегда должны быть готовы занять место товарища, если возникнет необходимость.
      Должно быть, шлюпку периодически проверяли, иначе на ее люке не было бы сертификационной печати. Но она все же принадлежала к первоначальному оборудованию корабля и потому предназначалась по меньшей мере для пятерых пассажиров. Ризк, с привычной легкостью сняв контрольный щит, сказал, что шлюпка пригодна к переделке больше, чем он ожидал.
      Мне неожиданно пришло в голову, что, как и на Лоргале, Иити не делает никаких предложений или комментариев. Я начинал беспокоиться, испытывая дурные предчувствия. Может, он прочел в моем сознании решимость сохранить независимость? Если это так, есть ли у него возможность предвидения? Мне никогда не удавалось установить пределы его необычных возможностей. Стоило мне решить, что я все о нем знаю, как он производил нечто новое, как на Тебе. И вот, обладая возможностью предвидеть будущее, он позволяет мне попасть в трудности, из которых только он сможет меня вытащить. И тем самым докажет, что все-таки наши отношения не партнерские, что мы хозяин и слуга и в кресле хозяина он. Он закрыл свое сознание, не делал никаких предложений или замечаний. И даже не сопровождал нас к люку, где Ризк и я, как его неловкий помощник, старались подготовить шлюпку к проникновению в опасный мир, в котором у меня была лишь слабая надежда на выигрыш. Я начал понимать, что он ведет хитрую игру, и это заставило меня еще упрямее планировать и осуществлять дело, не завися от его сил.
      С другой стороны, я с готовностью воспользовался бы тем, что узнал от Иити, хотя меня раздражала зависимость от него. Маскировка с помощью галлюцинаций оказалась таким эффективным инструментом, что я постоянно тренировал сознание и волю, вызывая временные перемены в своей внешности. И обнаружил, что небольшое изменение, такое, как шрам – в первый раз я добился его огромным напряжением сил, – могу удерживать как угодно долго. А вот полная перемена внешности давалась гораздо труднее. Мне приходилось упорно работать, чтобы вызвать расплывчатость очертаний, которая позволяла оставаться незамеченным в толпе. Эту перемену я создал с помощью Иити и отчаялся вызвать ее собственными силами.
      Иити говорил, что практика – основа любого моего успеха в этом направлении, и я постоянно практиковался в своей каюте, для контроля за успехами и неудачами поглядывая в зеркало на стене.
      В глубине души я надеялся, что, замаскировавшись, смогу незаметно для наблюдателей Гильдии проникнуть в любой цивилизованный порт. На Сорорисе людей Гильдии может не быть, но если мне удастся улететь с ценным грузом, придется направиться на внутренние планеты, чтобы продать добычу. Камни, не имеющие твердой цены, продаются только на аукционах перед крупными торговцами. Продаваемые в любом другом месте, они вызовут подозрение и могут быть конфискованы после доноса информатора (который получает процент от стоимости конфискованных ценностей). Неважно, что камни честно добыты на какой-то неведомой планете: за них не заплатили аукционный налог, следовательно, они контрабанда.
      Так и проходил перелет: я либо неловко помогал Ризку, либо создавал в зеркале лицо, которое никогда раньше в жизни не видел.
      Мы с такой точностью и быстротой вынырнули из гиперпространства в системе Сорориса, что я еще раз убедился в высоком умении Ризка. И в который раз задумался, по какой причине он мог застрять среди подонков внепортовой зоны. В системе три планеты: две мертвые, без атмосферы, растрескавшиеся каменные шары, настолько близкие к солнцу, что в любом севшем на них корабле экипаж испечется, как на сковородке.
      С другой стороны, Сорорис – преимущественная покрытая льдами планета, с узким поясом пригодной к жизни земли – по стандартам моего вида – возле экватора. Севернее и южнее этой полоски ледники, и лишь кое-где узкие языки свободной от льда поверхности вдаются в ледяные поля. На одном из таких языков, далеко от поселений преступников вокруг порта, предположительно расположен Сорнафф.
      Ризк, оставшийся у приборов управления, устанавливал орбиту над северным полюсом, а я переносил в шлюпку все, что могло мне понадобиться в скованном льдом городе. Координаты этого города будут введены в автопилот, и это тоже забота Ризка. От этого автомата будет зависеть мое благополучное приземление недалеко от Сорнаффа и со временем возвращение на корабль. В последнем я был гораздо менее уверен, чем в первом.
      Если оправдаются опасения Ризка и приспособленный к высотным полетам флиттер с отчаянным пилотом попытается захватить «Вендвинд», кораблю в мое отсутствие придется проделывать маневры уклонения. В таком случае я получу предупреждение и останусь на поверхности планеты, пока корабль не вернется на прежнюю и орбиту и шлюпка сможет вернуться по запрограммированному в ней курсу.
      Я с удвоенной внимательностью проверил свое оборудование, хотя уже неоднократно проверял его, пока мы были в гиперпространстве. У меня небольшой запас пищи, если местная окажется непригодной, переводчик, устройство, передающее сигнал, который должен уловить Ризк, если он на орбите, и, конечно, камни с Лоргала. Никакого оружия, даже станнера нет. Я не смог контрабандой пронести его на борт на Тебе. Придется рассчитывать на приемы самообороны, пока не раздобуду какое-нибудь местное оружие.
      Из коммуникатора донесся голос Ризка. Пилот сообщил, что все готово, я взял свой мешок. Иити вытянулся на койке, как лежал все последнее время. Дуется на меня или просто равнодушен к моим действиям? Легкое беспокойство, возникшее у меня при первых попытках отстоять свою независимость, быстро усиливалось. Я начал сомневаться в себе. Но если я собираюсь проверить свою изобретательность внизу, мне нельзя сомневаться.
      Тем не менее я не решался просто выйти и оставить его. Меня тревожило растущее расхождение между нами, и мне пришлось проявить упрямство, чтобы не сдаться. Но все же я настолько ослаб, что послал ему мысль.
      – Я ухожу… – Это и так совершенно очевидно, и мне стало стыдно.
      Иити спокойно открыл глаза.
      – Удачи. – Он потянулся, явно не собираясь покидать комфортабельную каюту. – Используй не только передние глаза, но и задние. – Он закрыл глаза и разорвал связь.
      «Не только передние глаза, но и задние» – это не имеет смысла, но я сердито размышлял над его словами, садясь в шлюпку и закрывая за собой люк. Лег в гамак, дал сигнал Ризку на выброс и едва не потерял сознание от резкого толчка при расставании с кораблем.
      Поскольку шлюпка устроена так, что автоматически отыскивает ближайшую планету после катастрофы корабля, мне оставалось только лежать и пытаться спланировать предстоящее приключение. Меня охватило странное ощущение беззащитности из-за отсутствия Иити: мы слишком долго находились вместе. И я обнаружил, что мой мятеж не устраняет чувство потери.
      Тем не менее меня охватывало возбуждение: ведь я безрассудно отбросил все благоразумные предупреждения, ступив на совершенно новую и опасную тропу. И часть моего сознания предупреждала, что такое возбуждение опасно. Однако долго размышлять мне не пришлось. Заработали тормозные ракеты, я понял, что мы садимся и вскоре меня ждет ситуация, которая потребует всего внимания.
      Я обнаружил, что шлюпка села в узкой, словно прорезанной во льду гигантским когтем, долине. Возможно, ледяной покров Сорориса тает, и это первый признак потепления. Из острого конца когтя текла вода; к тому времени как она добралась до шлюпки, это уже был широкий быстрый и стремительный ручей. Но воздух был такой холодный, что открытые части лица сразу заледенели. Я захлопнул стекло шлема, закрыл люк на персональный замок и, прихватив мешок, пошел по заледеневшему песку под ногами.