Джорн Мэрдок - Звезды, не нанесенные на карты

      Он медленно повернул голову и посмотрел в потолок.
      – Так что произойдет, когда мы выйдем из гипера?
      – Если повезет, окажемся в системе, отмеченной на карте. Но… можно ли разорвать связь, когда мы выйдем из гипера?
      Он ответил не сразу. На лбу пилота между бровями появилась резкая морщина. Потом на мой вопрос он ответил другим вопросом:
      – Что вы ищете, Джерн?
      – Возможно, целую планету, полную артефактов предтеч. Сколько это будет стоить?
      – Зачем спрашивать? Всякий знает, что цену такой находки не определить в кредитах. За этим стоит Зильврич? Или это твоя игра?
      – И то и другое. Зильврич и Иити подготовили координаты.
      Он поморщился.
      – Итак, мы делаем прыжок, чтобы сгореть на солнце, когда выйдем. Или что похуже…
      – А что если ничего подобного не будет, однако с нами выйдут и эти другие? – вернул я его к проблеме, с которой нам предстояло справиться.
      Он сел. Сильно чувствовался сладковатый запах перегара, но мне показалось, что пилот трезв. Он поставил локти на колени и положил голову на руки. Теперь его лицо было мне не видно. Он вздохнул.
      – Хорошо. В гипере невозможно изменить курс. Так что освободиться от них мы не сможем. Можем настроиться на выход на большой скорости. Это означает потерю сознания, может, и повреждения. Но это единственный известный мне способ разорвать связь. Придется создать дополнительную защитную сеть, иначе мы вообще не выживем.
      – И если мы действительно разорвем связь?
      – Когда мы потащили их за собой, курс был установлен только на нашем корабле. И рывок затронет только нас, а не их. Им придется повторять наш маневр. И они могут оказаться в той же системе, а могут – совсем в другом месте. Откуда мне знать? Я говорю, что это возможно, шанс не велик. Думаю, у нас один шанс на десять тысяч. – И тон его говорил, что это слишком оптимистическая оценка.
      – Ты можешь это сделать?
      – Похоже, у меня нет выбора. Да, могу, если времени будет достаточно. Каковы шансы, если мы выйдем по-прежнему связанными?
      – Мы не вооружены, и они смогут нас захватить. Мы сами им не нужны, только то, что у нас с собой.
      Он снова вздохнул.
      – Так я и думал. Вы все глупцы, но и я такой же.
      Но, наверно, он не был окончательно в этом убежден, пока мы не прошли в пилотскую рубку и он попытался прочесть координаты предшествующего полета.
      – Стерты! – Он со свирепым выражением повернулся ко мне.
      – Пути назад нет. – Я напрягся, готовясь к нападению. Но тут выражение его глаз изменилось, и я понял, что если он и хочет со мной посчитаться, то отложит это на будущее. Теперь его главная забота – наш корабль и возможность отделаться от преследователей.
      Иити и Зильврич никак не объясняли мне свои таинственные занятия с чашей, точно так же не советовался со мной и Ризк, когда вносил изменения в оборудование. Но держал меня при себе как помощника, чтобы я подавал инструменты, поддерживал то или это, пока он создает улучшения.
      – Перед возвращением все придется делать заново, – сказал он. – Это все временное. Я даже не могу поручиться, что оно сработает. Нам понадобится прочная сеть…
      Мы занялись защитной сетью. Два кресла пилотской рубки, предназначенные для того, чтобы пилоты смогли выдержать нагрузку, были окутаны дополнительными полосками того, что мы могли снять с наших коек. Затем мы спустились туда, где работали Зильврич и Иити, чтобы постараться создать дополнительную защиту для закатанина. Я предполагал, что Иити, как обычно, будет со мной.
      Я осторожно постучал по двери, за которой оставил двух телепатов с чашей.
      – Войдите, – отозвался Зильврич.
      Теперь он лежал, и по нему была заметна его страшная усталость. Чашу я не видел. Иити тоже лежал здесь, но он поднял голову и почти настороженно посмотрел на меня.
      Я объяснил, что мы собираемся делать.
      – А это возможно?
      Ризк снова пожал плечами.
      – Не могу поклясться своим именем, если ты это имеешь в виду. Результат остается теоретически возможным, пока не проверен на практике. Но если вы говорите правду, другого выхода у нас нет.
      – Хорошо, – согласился закатанин. Я ожидал каких-нибудь замечаний – за или против – от Иити. Но их не было. И это меня встревожило. Однако я не стал настаивать, чтобы не подтвердились мои худшие опасения. Когда ситуация и так мрачная, лучше не напрашиваться на пессимистические замечания.
      Но у Зильврича имелись пожелания, как получше организовать его защиту. Мы со всем мастерством, на какое способны, выполняли его указания. Когда приладили последнее импровизированное крепление, Ризк распрямился и потянулся.
      – Я дежурю в рубке, – сказал он так, словно вопрос решен. Я не упустил взгляда закатанина, брошенного в моем направлении, и блеска его глаз. Зильврич словно ждал моих возражений. Но ни у кого из нас нет опыта и знаний Ризка. И теперь, когда координаты обратного пути стерты, я не видел для него возможности причинить нам вред.
      У него нет причин сдавать нас силам Вейстара. И даже если он попытается вступить в переговоры, ему не дадут на это времени. Ризк вышел, а я послал Иити мысль:
      – Координаты с ленты стерты. Он не может вернуть нас.
      – Примитивная предосторожность, – высокомерно ответил Иити. – Если он не убьет нас при выходе и его теория подтвердится, небольшой шанс у нас есть.
      – Ты как будто не очень в этом уверен. – Моя тревога нарастала.
      – Машины есть машины и могут функционировать только в определенных пределах или совсем не функционировать. Однако, несомненно, это единственный ответ. И после выхода у нас будет о чем позаботиться и подумать.
      – О чем именно? – Я не хотел больше мириться с неопределенностью. Тот, кто предупрежден, вооружен.
      – Мы испробовали психометрию, – вмешался закатанин. – У меня не очень большие способности в этом направлении, но когда мы действовали вдвоем…
      Термин, который он использовал, ничего не говорил мне, и он, должно быть, догадался о моем невежестве. Я был рад, что это сделал он, а не мутант. Зильврич не стал отвечать кратко.
      – Если обладаешь определенными способностями и сосредоточишься на объекте, можешь кое-что узнать о его прошлых хозяевах. Существует такая теория, что всякий предмет, связанный с сильными чувствами, например, меч, использованный в битве, сохраняет самые яркие впечатления, и чувствительный может их уловить.
      – И чаша?..
      – К несчастью, на ней сосредоточивались чувства многих индивидов, принадлежавших к разным расам. И некоторые владельцы чаши были невероятно далеки от наших норм. Мы получили множество эмоциональных отражений, иногда очень сильных и ярких. Впечатления накладываются друг на друга. Словно видишь порванную шкуру, поверх нее вторая такая же, тоже порванная, но в других местах, и поверх еще и третья, и пытаешься разглядеть, что лежит под ними.
      Наше предположение о том, что чаша гораздо старше могилы, в которой была найдена, и принадлежит к иной расе, чем та, представитель которой погребен в этой могиле, оказалось верным. Мы обнаружили – хотя отличить их друг от друга очень трудно – по меньшей мере четыре слоя, наложенных прежними владельцами чаши.
      – А камень предтеч?
      – Возможно, он и есть источник трудностей, с которыми мы столкнулись. Сила, оживляющая камень, перекрывает смесь впечатлений. Но вот что мы можем сказать точно: карта имела огромное значение для тех, кто ее изготовил, хотя для последующих хозяев большее значение имела чаша.
      – Предположим, мы найдем источник камней, – сказал я. – Что тогда? Мы не можем контролировать торговлю ими. Всякий, кто обладает монополией на сокровище, становится мишенью для многих других.
      – Логичное заключение, – согласился Зильврич. – Нас четверо. А такая тайна не может долго оставаться тайной по самой природе того, что мы будем искать. Нравится это тебе или нет, но тебе – всем нам – придется обратиться к властям или жить под постоянным преследованием и опасениями.
      – Но мы можем выбрать власть, к которой обратимся, – сказал я. У меня возникла идея.
      – Не просто логичная, но, вероятно, лучшая, – Иити подхватил мою полусформулированную мысль и пришел к отчетливому выводу.
      – И если эта власть закатане… – вслух произнес я.
      Зильврич посмотрел на меня.
      – Ты нам оказываешь слишком большую честь.
      – По праву. – Я сказал это с легким чувством стыда: трудно признать, что чужакам ты доверяешь больше, чем своим. Но это было именно так. Любому члену Совета закатан я передал бы тайну того, что мы здесь отыщем (если, конечно, отыщем что-нибудь достойное сохранения в тайне) охотней, чем любому другому руководителю. Закатане никогда не создавали империи, никогда не создавали колонии среди звезд. Они наблюдатели, историки, иногда учители. Но они никогда не поддавались страстям, желаниям, фанатизму, которые в моем виде порождают героев и злодеев.
      – А если тайна окажется такой, что ею нельзя будет ни с кем делиться? – спросил Зильврич.
      – Я готов принять и это, – сразу ответил я. Но понимал, что не говорю от имени Иити или Ризка, которого теперь тоже следует включать в наше число.
      – Посмотрим, – сказал Иити с явной сдержанностью. И не впервые я подумал, что Иити так ведь и не поделился со мной причиной своего упрямого стремления в первую очередь отыскать источник камней предтеч. И смогу ли я отказаться от камней, зная, что можем больше, гораздо больше узнать благодаря им? А что если закатане посоветуют нам спрятать, уничтожить, скрыть все, что известно о камнях? Смогу ли я согласиться на это без сожалений?
      Позже я лежал в своей каюте и думал. Иити, лежавший рядом, не вмешивался в мои мысли. Но наконец, не в силах разрешить дилемму и разобраться во множестве «если», я спросил у мутанта:
      – А что вы узнали о прошлом чаши?
      – Как сказал Зильврич, было несколько пластов прошлого, они налагаются друг на друга, и то, что мы узнали, настолько искажено, что мы не уверены в верности прочтения. Чаша сделана не теми, кто соорудил гробницу. Эти строители, я думаю, пришли гораздо позже, сами отыскали эти сокровища и оставили их как погребальный дар одному из своих правителей.
      Источник камней… – он колебался, и я уловил мысль, полную удивления, – не ясен. Но мы действительно направляемся к этому источнику, если верно прочли координаты. Камень был встроен в карту как указатель для тех, для кого это было очень важно. Не думаю, чтобы эта планета была планетой их происхождения. Но всего этого достаточно, чтобы свернуть мозги, и чем меньше я буду об этом думать, тем лучше. – С этими словами он разорвал мысленную связь, свернулся в клубок и уснул. Я последовал его примеру.
      Вскоре меня разбудил сигнал, что близится выход из гиперпространства. Укутывая закатанина в защитную сетку, мы выслушали его заверения, что он вполне справится сам. Затем мы с Иити быстро направились в контрольную рубку. Вскоре я тоже закутался в сетку и смотрел на лежащего в коконе Ризка. Расслабился в ожидании, и в этот момент началось испытание нашего стремительного выхода.
      Было тяжело, может, даже тяжелей, чем когда мы в шлюпке присоединились к кораблю после предыдущего прыжка… Но на этот раз к нашим услугам были защитные устройства и опыт Ризка, и вышли мы из испытания в лучшей форме.
      Придя в себя, я сразу посмотрел на радар. На нем виднелись точки, но они обозначали планеты, а не корабль, связанный с нами в гиперпространстве.
      – Мы сделали это! – воскликнул Ризк. В то же время Иити прополз по моему неподвижному телу. И я увидел, что он прижимает к себе – камень предтеч.
      Камень сверкал так ярко, как тогда, когда мы заставляли его действовать. Но теперь он не добавлял свою силу к нашей. Сияние все усиливалось, оно резало глаза. Иити болезненно вскрикнул и уронил камень. Попытался снова поднять его, но было очевидно, что он не может схватиться лапой за огонь. Теперь я не мог даже прямо смотреть на камень.
      Я подумал, не прожжет ли он корпус корабля. Ведь это очень опасно.
      – Прикрой его! – крикнул Иити. – Думай о черноте – о темном!
      Меня подхватила и увлекла за собой сила его мысли. Я изо всех сил старался думать о черном. Меня изумила возможность такими методами контролировать поток энергии камня. Его сияние начало слабеть. Однако к прежней безжизненной тусклости камень тоже не вернулся: в нем была яркая сердцевина, ставившая его выше любой другой драгоценности, какую мне приходилось видеть. И лежал он в небольшом углублении, которое проделал в материале палубы.
      – Щипцы… – Не знаю, поможет ли это: ведь жар камня может расплавить прикоснувшийся к нему металл. Но взять камень голыми пальцами невозможно, и оставить его лежать мы не можем. Он уровень за уровнем прожжет весь корабль.
      Ризк смотрел на нас, не в силах понять происходящее. Но я выбрался из защитного кокона и дотянулся до ящика с инструментами, которыми он пользовался раньше. Со щипцами в руке наклонился к камню, опасаясь, что он приварился к полу.
      Но камень отделился от пола, хотя я по-прежнему чувствовал его жар и видел прожженную им ямку. Мы уже несколько раз использовали камень в качестве проводника. Сможет ли он привести нас к последней цели на своей родной планете?
      Теперь камень нам не нужен: карта уже показала нам эту планету, четвертую от солнца. И как ни странно, когда мы положили камень в чашу, его сияние ослабло, словно чаша поглощала энергию.
      Хотя мы продолжали следить за радаром, ничего не свидетельствовало о том, что враг последовал за нами в эту систему. И Ризк смог проложить курс к ее четвертой планете.
      Я ожидал, что время вызовет перемены в солнце, что оно может стать новой звездой, превратиться в красного карлика или вообще выгореть. Но оказалось, что это не так. Солнце системы относилось к тому же классу, который указан на старинной карте.
      Мы перешли на орбиту для сканирования, и наши приборы выдали резюме, что планета действительно пригодна для жизни, и тогда мы перешли к слежению за экранами.
      Увидели мы поистине поразительное зрелище. Я знал, что Земля, с которой мой вид вышел в неизмеримо древнюю галактику, была чудовищно переселена в последние дни перед началом эмиграции к звездам: города тянулись к небу, уходили под землю, покрыли большую часть территории континентов и даже шагнули в моря. Я это знал, но никогда не видел. Хоть по происхождению я землянин, Земля теперь на другом краю галактики и превратилась почти в легенду. Да, конечно, мы все видели древние трехмерные записи, которые переписываются снова и снова. Но большая часть того, что мы видели, не имеет смысла, и шли горячие споры относительно того, что существовало и чего не было на Земле в те дни, когда земляне еще не вышли на звездные пути.
      Теперь я смотрел на нечто очень похожее на тесные – ужасно тесные – сооружения, какие видел на лентах. На этой планете вообще не видно ни свободной земли, ни растительности. Она вся покрыта зданиями – и не только суша, но и море; все море уставлено платформами, слишком правильными, чтобы быть природным островами. Все вместе вызывало страшное ощущение клаустрофобии, тесноты, здание давило на здание, а все вместе они давили на землю.
      Двигаясь по орбите, мы перешли от дня к ночи. Но на темной стороне не было видно ни огонька. Если там внизу есть жизнь…
      Но как она может там существовать? Жизнь здесь сметена, раздавлена, уничтожена. Я не мог представить себе живое существо в таком окружении.
      – Вот порт, – неожиданно сказал Ризк. У него зрение острей, или я просто пропустил то, что он увидел. Мне казалось, что никаких разрывов в адской массе строений нет.
      – Ты сможешь сесть? – спросил я, зная, что все равно придется ступить вниз – есть там сокровища или нет, есть камни или нет.
      – На тормозных ракетах, – ответил Ризк. – Сначала дважды облетим планету для точности. Никакого ведущего луча здесь нет. Вероятно, все покинуто. – Но выглядел он совсем не радостным, и я решил, что он разделяет мои чувства к тому, что находится под нами.
      Он начал рассчитывать курс. Затем мы снова легли в свои сиденья, не отрывая взгляда от экрана, глядя, как навстречу нам устремился мертвый мир. Его башни, казалось, готовы схватить нас и утащить вниз, на планету, которую они пожрали.

Глава семнадцатая

      Благодаря мастерству Ризка посадка прошла нормально, приземлились мы на все три опоры. Ризк посадил корабль на тормозных ракетах, как настоящий мастер. И не в первый раз подумал я о том, что могло привести к включению его в черный список – неужели только склонность к выпивке? Мы лежали в креслах, смотрели на экран, а приборы исследовали окружение и докладывали нам результаты.
      Эти доклады заставили меня еще больше оценить мастерство Ризка. Он посадил нас в узкую щель между зданиями, такими высокими, что сознание не могло сразу приспособиться к увиденному. И только теперь, оказавшись в этом лесу искусственных гигантов, мы смогли увидеть, что сотворило с ними время.
      По большей части здания серо-коричневые или сине-зеленые, и не видно ни следа соединения отдельных блоков. Но гладкие стены покрылись трещинами, их поверхность без окон и дверей имеет разломы. Ни окон или дверей мы не видели.
      Ризк повернулся к приборам, указывающим состав атмосферы.
      – Искусственного типа, пригодная для жизни, – сказал он. Но не попытался выбраться из защитной сети. Я тоже.
      Самим своим существованием гигантские сооружения давили на нас, делали маленькими. Мы словно насекомые, не способные выбраться из пыли, в которой ползаем, рядом с гигантами, вокруг голов которых собираются едва видные облака. И подавляло ощущение древней смерти. Не достойное погребение, где покоятся столетиями после возданных почестей, а общая могила, где все анонимно: люди, знания, верования…
      Здесь ничего не двигалось. Ни одно летающее существо не мелькало между зданиями. Ни следа растительности. Поистине захоронение давно безжизненных костей. Бояться было нечего, но во мне (и судя по действиям Ризка, в нем тоже) нарастало ощущение, что здесь не место живым.
      – Идем! – Это Иити. Его маленькое тело напряглось, в быстрых движениях головы хищная энергия. Он пристально смотрел на экран; изображение на нем продолжало поворачиваться, но ничто не нарушало единообразия вида башен.
      Я выбрался из сети, Ризк тоже. Чаша с камнем предтеч стояла на столе, над ней нависал Иити, словно страж сокровищ. И камень сверкал, хотя, возможно, не так интенсивно, как раньше.
      Мы спустились вниз и присоединились к Зильвричу. Закатанин стоял, прислонившись к стене. Он смотрел на Иити, и мне показалось, что они обмениваются мыслями. Я подставил плечо, и вместе с Ризком мы вывели закатанина из люка, спустили по трапу на поле космопорта.
      Послушался глухой стон, и пилот полуприсел, глядя в узкие проходы между башнями. Кроме небольшого пространства порта, всюду полумрак, какой мне приходилось видеть в лесах на других планетах. Стон продолжался, и мы поняли, что он вызван ветром. Возможно, воздух, проходя в разрывы в стенах зданий, действовал таким образом.
      Снаружи опустошение заметно еще сильней, чем на экране. И у меня не было ни малейшего желания исследовать эти руины. На самом деле мне казалось, что стоит войти в этот лабиринт, и никогда из него не выйдешь. А что касается того, где искать… С воздуха мы видели, что город сплошь покрывает всю сушу и большую часть морей. Мы можем быть в половине или в трех четвертях планеты от того, что ищем, и нам потребуются дни, месяцы поисков…
      – Думаю, нет! – Иити прихватил с собой чашу. Он поднял ее, и мы увидели двойной блеск камней на поверхности чаши и внутри нее. Иити резко повернул голову вправо. – Сюда!
      Но то, что там находится, все равно может оказаться в милях от порта. А Зильврич не пройдет такое расстояние, да я и не стану надолго расставаться с кораблем. У нас есть флиттер… если сумеем вдвоем втиснуться в грузовой отсек, тогда сможем преодолеть часть расстояния по воздуху.
      Мы оставили Зильврича и Иити у конца трапа, а сами вернулись в корабль. Погрузили во флиттер немногие припасы и самострелы. Мы втроем плюс Иити слишком тяжелы, и флиттер не сможет набрать большую высоту, но ничего лучше придумать невозможно. Шлюпка модифицирована, и потребуются дни для ее новой переделки, а у нас нет времени.
      Судя по солнцу, была уже вторая половина дня, когда мы были готовы отправляться. Я предложил подождать до утра, но, к моему удивлению, закатанин и Иити были против. Оба они держались поближе к чаше и, похоже, знали, что нужно делать.
      Мы набились в маленький корабль, и Иити, словно так и должно быть, принял на себя управление, используя мои руки для действий. Мы поднялись на два моих роста над поверхностью, затем резко повернули вправо, пересекли посадочное поле и углубились в узкий тоннель между башнями.
      Здания отрезали солнце, и темнота сгустилась. Я снова подумал, как могли здесь жить люди? Здания на разных уровнях соединяли воздушные переходы, они образовали такую густую сеть, что отрезали почти весь свет на том уровне, где мы передвигались. Некоторые переходы обрушились, и обломки упали на нижние переходы или на поверхность под нами.
      Мы включили фары, и я максимально сбросил скорость, чтобы не столкнуться с одной из таких груд обломков. Но Иити как будто был абсолютно уверен в направлении и посылал меня из одного полузаваленного прохода в другой.
      Сумраки сгустились и превратились в настоящую ночь. Я все больше боялся, что мы заблудимся и не сможем отыскать путь назад, в сравнительную открытость порта. На этом уровне все одинаковое, повсюду упавшие сверху обломки и стены зданий, не прерываемые ни одним входом.
      И тут луч прожектора уловил движение. Оно было настолько стремительным, что я решил, будто это игра воображения – пока луч снова не упал на это существо. Загнанное в угол, оно повернулось к нам, рыча вызывающе и, может, в страхе.
      Мне приходилось видеть много необычных живых существ на разных планетах, так что отклонения от привычного для нас облика для меня не в новинку. Но в этом существе из мрака и развалин было нечто такое, что вызывало мгновенное отвращение. Будь мы на открытом месте, а в руке у меня лазер, думаю, я убил бы эту тварь, не задумываясь и без сострадания.
      Но мы видели ее лишь на мгновение, прижатую к стене лучом света. Затем она исчезла, и с такой быстротой, которая меня изумила. Передвигалась она на двух лапах, потом встала на четыре. И хуже всего то, что она походила на человека. Или на то, что столетия назад могло быть человеком, пока время не превратило ее в неразумное существо, заботящееся только о выживании.
      – Кажется, у города все-таки есть обитатели, – заметил Зильврич.
      – Эта тварь… что это? – Я разделял отвращение, которое прозвучало в голосе Ризка. – Куда она делась?
      – Поверни налево. – На Иити увиденное как будто совсем не повлияло. – Туда…
      «Туда» оказалось первым отверстием, которое я увидел в зданиях на уровне поверхности. Оно слишком правильное, чтобы быть трещиной или разрывом стены. Проход достаточно велик, чтобы пропустить флиттер. Но у меня было неприятное подозрение, что именно в этом отверстии и исчезла тварь. Идти дальше означает оставить машину, и тогда мы рискуем оказаться во власти «твари» и ее сородичей…
      Но я повиновался указаниям Иити, ввел машину в отверстие, и мы повисли за входом. Мы оказались в круглом помещении. Если в нем была какая-то обстановка, то давно исчезла. Возможно, ее остатки грудами лежали на полу. Пол покрыт тропами и в некоторых местах утоптан. А тропинки – их две – ведут прямо к еще одному темному отверстию прямо в полу – к колодцу.
      Я осторожно двинул флиттер, пока мы не повисли носом над углублением. Оказывается, можно спускаться в машине. Поступать так, не зная, что ждет нас внизу, – к такой опасности я не готов. Но если у меня и были подобные страхи, Иити они нисколько не заботили. Он навис над чашей, в которой сверкал камень.
      – Вниз! – последовал его приказ. – Теперь вниз!
      Я было отказался, но тут заговорил закатанин.
      – Это правда. Внизу под нами очень большая сила. И если мы будем продвигаться осторожно…
      Без флиттера я бы определенно отказался спускаться. Спуск же в машине создает некоторую – относительную, конечно, – безопасность. Все равно мне спуск казался безумием. Я ожидал, что возразит Ризк. Но, посмотрев на него, увидел, что он зачарованно смотрит на камень в чаше.
      Повиснув над отверстием, я начал спуск, успокаиваемый хотя бы тем, что мы находимся в машине. Я внимательно следил за стенами колодца и опускал флиттер как можно осторожнее.
      Каково первоначальное назначение этого отверстия, мы не знали. Но очевидно, им пользовались и в более поздние времена, потому что на стенах видны были наплавленные или вколоченные опоры для рук и ног – очень примитивная лестница. И для ее сооружения использовались обломки каких-то более сложных сооружений. Работа очень плохая, качество гораздо ниже того, какое видно в зданиях города, словно выполняла эту работу какая-то примитивная раса.
      Мы проходили этаж за этажом, проплывая мимо черных отверстий в стенах колодца. Похоже на ось колеса, спицы которого расходятся во все стороны и размещены на равных расстояниях друг от друга. И хотя лестница подходила к некоторым из этих отверстий, она продолжала спускаться, как путеводная тропа в обширном лабиринте нор.
      Я следил за отверстиями, к которым подходила лестница, но не видел никаких признаков жизни, а луч нашего прожектора не мог проникнуть слишком далеко. Все вниз и вниз – шесть уровней, восемь, десять, двенадцать, двадцать… Стены колодца не сужались. Но все труднее становилось удерживать машину в таком медленном спуске. И лестница все еще ведет вниз. Пятьдесят уровней…
      – Скоро, уже скоро! – Мысли Иити были возбужденными, никогда раньше в них не было столько чувств. Я посмотрел на приборы. Мы в нескольких милях под поверхностью. Я еще уменьшил скорость и ждал. Легкий толчок, и мы сели. Теперь перед нами, чуть влево, открывался только один туннель. И он слишком узок для флиттера. Следовать дальше можно было только пешком, а у меня не было желания оставлять пусть хрупкую безопасность флиттера.
      И мое благоразумие оказалось оправданным. У входа в туннель мы заметили движение, хотя я обратил внимание, что примитивная лестница кончилась четырьмя этажами выше нашего нынешнего положения. В луче нашего прожектора показалась машина, таких я никогда не видел. Но труба, лежащая на сгибе, достаточно напоминала оружие, чтобы понять: встреча с этой машиной ничего хорошего чужакам не сулит.
      Но когда я протянул руку к кнопке подъема, одновременно заговорили Иити и Зильврич: мутант мысленно, закатанин вслух:
      – Не нужно!
      Не нужно? Они с ума сошли! Нужно уйти за пределы действия этой штуки, прежде чем она выстрелит!
      – Смотри… – Это Зильврич. Иити смотрел на камень в чаше.
      Я посмотрел, ожидая увидеть вылетающую из трубы зловещую смерть. Но не увидел ничего – вообще ничего!
      – Где?..
      – Экстрасенсорное впечатление, – ответил Зильврич. – Известно, что многое: деревья, вода, камни и другие объекты – может много лет сохранять зрительное впечатление и создавать его при соответствующем настрое сознания воспринимающего. Строители зданий знали этот принцип и использовали его. Или то, что мы увидели, могло быть отражением событий прошлого; эти события вызвали такие сильные чувства, что впечатление было активировано нами.
      – Мы идем… туда… – Иити не стал ничего объяснять. Он выставил чашу вперед, используя ее как указатель пути. Путь вел вниз по темному проходу.
      И нам пришлось подчиниться. Иначе они с закатанином пошли бы одни. К тому же гордость не позволяла мне оставаться. Мы были единым целым, противостоящим неведомым опасностям, и я отдал Ризку один из самострелов. Вооруженные таким образом, мы двинулись вперед, Иити ехал у меня на плече, и его тяжесть создавала проблему; Зильврич и Ризк шли за нами.
      Я взял из снаряжения флиттера фонарик, но он нам вскоре оказался не нужен. Свет давала чаша. В этом освещении видна была ровная стена без каких-либо повреждений. Мы словно шли по большой трубе.
      Расстояния в темных подземельях относительны. Мне казалось, что опасным станет недостаток воздуха. Но, видимо, вентиляционная система, подававшая воздух в эти глубины, продолжала действовать.
      Наконец мы добрались до конца туннеля и вышли из него. Но не в шахту или новый туннель, как я ожидал, а в помещение, заполненное аппаратурой, оборудованием; частично все это было прикреплено к полу, другая часть стояла на столах или длинных стеллажах. В средине всего этого разнообразия горел яркий свет, и Иити сразу направился к нему.
      На столе возвышался конический предмет примерно с меня высотой. Сквозь отверстия в нем видны были полочки внутри, а на полках-подносах – с десяток камней предтеч, светившихся все ярче, по мере того как мы подносили к их контейнеру свой камень и чашу.
      Рядом с конусом на столе стояла еще одна полочка из подносов, а в ней с десяток камней, но на этот раз грубых и необработанных. Они были черны, как куски угля, но не казались истощенными и лишенными жизни, как те, что мы обнаружили в брошенном корабле при первом проявлении силы камня.
      Иити с моего плеча спрыгнул на стол, поставил чашу и попытался через отверстия добраться до камней внутри. Но тут кое-что всплыло у меня в памяти.
      Есть много способов обмана, известных опытным торговцам камнями. Камни можно заставить изменить цвет, даже скрыть недостатки. Высокая температура превратит аметист в золотой топаз. Искусно примененная комбинация температуры и химических веществ может из бледно-розового рована сделать несравненный алый стоун.
      Я взял один из черных камней с подноса и достал свою ювелирную линзу. У меня не было способа проверить камень, который я держал, но во мне нарастало убеждение, что это и есть матрица – подлинный камень предтеч. Это не природные камни, они искусственно изготовлены, и это логично объясняет их способность усиливать энергию.
      Предмет, который я держал, несомненно, необычен. Поверхность его бархатистая на взгляд, но не на ощупь. Он изготовлен в виде стручка…
      Я перевел дыхание. Воспоминания проделывали со мной странные вещи. Это, должно быть, какой-то обман зрения…