Хроники Кидана (№1) - Рождение империи

Авьер что-то сказал, и Кадберну пришлось окликнуть своего господина.

– Простите, – сказал Мэддин, – Я не расслышал.

– Это хорошие корабли, ваше высочество, – произнес Авьер, кивая в сторону сухогрузов. – Пусть они не так уж быстроходны и красивы, но зато надежны и выносливы, как тягловые лошади.

Принц улыбнулся.

– Я так и подумал, – без малейшего намека на сарказм произнес он.

– Понимаю, вам нужно о многом поразмыслить, ваше высочество, – сказал Авьер. – Если позволите, я оставлю вас.

– Разумеется, капитан, – ответил Мэддин. – Возвращайтесь к своим обязанностям.

Когда Авьер отошел достаточно далеко, Кадберн сказал:

– У нас возникли кое-какие сомнения…

– Сомнения? А вот у меня уже давно нет никаких сомнений. У меня нет никаких сожалений. Сейчас же я делаю то, что делаю, потому что ничего другого мне не остается. Без Алвей… – На секунду принц умолк, а потом с трудом заставил себя продолжить: – Мне осталось завершить лишь одно дело.

– Месть. Вы хотите отомстить, – спокойно произнес Кадберн.

Мэддин кивнул.

– Ты считаешь, это неправильно? По-твоему, мне в первую очередь следует думать о колонии?

– То, что вы остались в живых, – это и есть месть. А посАе основания колонии в Кидане, когда Авьер отправит императрице ваше послание об убийстве леди Алвей, Лерена поймет, что Юнаре доверять нельзя.

Мэддин недовольно поджал губы.

– Не согласен. Я остался жив – и это все, что нужно Лерене. Она не осмелится устроить свару в семье из-за Алвей. Но ты прав, я расскажу Лерене о случившемся, и наша императрица найдет способ наказать сестру. Ее величество не может оставить без внимания вторую попытку покушения на мою жизнь.

– Вы думаете, план грамматиста окажется успешным?

– Да, – не задумываясь, ответил Мэддин. – При условии, что Полома будет правильно играть отведенную ему роль.

– Вы в нем не уверены?

– Почему же? Вполне, – ответил Мэддин. Кадберн промолчал.

– Ты думаешь о встрече Мальвары с Нетаргером, – произнес Мэддин.

– Да.

– Полагаю, ничего страшного в этом нет. Просто разговор, в который ты влез прежде, чем было сказано что-то важное. Полома действительно был искренне предан Алвей. Он бы не сделал ничего такого, что могло бы подвергнуть ее опасности, и теперь ни при каких обстоятельствах не станет оказывать содействие ее убийце. И вообще не будем забывать о том, что главное желание Мальвары – освобождение его родной страны. – Мэддин потер глаза. – А теперь, когда у Поломы появился помощник в лице Гэлис Валера, план грамматиста непременно сработает…

– Вижу, вы устали. Вам следует пойти в каюту и поспать.

– У меня слишком много дел, – вздохнул принц.

– Через два часа я вас разбужу.

Мэддин кивнул: он действительно слишком устал.

Кадберн проводил его до каюты, удостоверился, что дверь заперта, а затем вновь поднялся на палубу.

Внизу его охватывали приступы клаустрофобии. Казалось, что корабли были рассчитаны на низкорослых матросов, а не на высоких обитателей суши. Затем взгляд Избранного упал на плывущий неподалеку «Ханнема». На палубе Акскевлерен заметил две фигуры. Может, один из них – Полома?

Интересно, о чем он сейчас думает?

Оказывается, экспедиция держит путь к Новой Земле… Эриот узнала об этом из слухов, упорно ходивших среди колонистов. Одни говорили, что подобное невозможно; другие просто отказывались верить в то, что такое место вообще существует на белом свете. Но стоило Эриот услышать новость, как она сразу поняла: слухи верны.

Поначалу слова эти – «Новая Земля» – были чем-то призрачным. Страна, существующая только в воображении… Однако после разговора с Розаллой они обрели реальные очертания. Эриот мрачно улыбнулась, подумав, что пожилая женщина наверняка была бы счастлива, окажись все правдой.

Неожиданно девушка поймала себя на том, что она сама тоже очень рада, потому что держит путь к Новой Земле, прочь от Хамилая, прочь от прежней опостылевшей жизни.

Отлично, подумала Эриот и со свойственной ей практичностью решила, что было бы неплохо хоть на пару дней сойти на сушу. Она устала от пребывания в чреве огромного деревянного кита, где было темно и душно. Ей нужен воздух, но вряд ли солдаты позволят выйти даже на палубу. Эриот подумала, что, как и все остальные колонисты, она будет вынуждена провести остаток путешествия в трюме, и от этой мысли ее охватила паника. Нет, этого ей не пережить. Заточение в трюме равносильно смерти.

По ступеням спускались все новые и новые солдаты – в основном рядовые, но оказался среди них и один офицер, судя по шеврону на рукаве мундира. Они столпились внизу возле лестницы, словно опасаясь, что им придется второпях подниматься наверх. Офицер показался Эриот чересчур молодым – такому не то что солдат, детей нельзя доверить.

Он откашлялся, чтобы привлечь внимание, а затем заговорил на удивление начальственным тоном, какого Эриот от него никак не ожидала.

– У меня для вас сообщение от капитана корабля. Его голос услышали на всей палубе; колонисты стали придвигаться ближе к лестнице, но солдаты преградили людям дорогу, не пуская дальше.

– Уверен, что вы все поняли: мы плывем не на остров Каел, – произнес офицер.

Несколько колонистов попробовали было возмущаться, но остальные зашикали на них.

Офицер подождал, пока восстановится тишина.

– Как многие из вас уже догадались, в действительности наша экспедиция направляется к Новой Земле.

Эриот ожидала, что вновь раздадутся возмущенные крики, однако все стихли. Офицер вновь сделал паузу: или ожидал, что его перебьют, или для того, чтобы подчеркнуть важность своих слов.

– Плавание займет около тридцати суток – возможно, меньше. Дней через десять покажется небольшой островок под названием Тюленья Скала. Там мы запасемся пресной водой и свежим мясом. После этого вам позволят выходить на палубу по нескольку человек один раз в день. Чуть позже вы сможете выходить на палубу в любое время.

У Эриот сжалось сердце. Неужели ей придется провести узницей в трюме целых десять дней?..

– Но почему капитан поверит в нашу лояльность только после Тюленьей Скалы? – спросила она, поднимаясь с места, и сама удивилась своему решительному тону.

– Кто это спрашивает? – требовательно произнес офицер. Эриот выступила их темноты, чтобы он смог увидеть, кто с ним говорит.

– Это я спрашиваю, – произнесла она слегка дрожащим голосом. Потом добавила более твердо: – Мое имя Эриот Флитвуд.

Представившись, девушка расправила плечи и гордо подняла голову.

– Потому, Эриот Флитвуд, что капитан известил меня, что после Тюленьей Скалы ветры и течение не позволят нам вернуться в Хамилай и останется только одно – плыть к Новой Земле. Как только мы минуем Тюленью Скалу, обратной дороги назад у нас больше не будет.

– Это не слишком утешительная новость, особенно для тех, у кого больше не осталось сил, – раздался еще один голос, и рядом с Эриот встал Арден.

Солдаты еще крепче сжали свои огнестрелы, хотя великан пока никому не угрожал своими действиями. Что касается офицера, то тот явно растерялся: либо он не ожидал такой откровенности, либо не знал, опасаться ему Ардена или нет.

За его спиной возникла еще одна фигура. Это оказалась женщина, светлокожая и светловолосая. Офицер слегка кивнул и отступил, пропуская ее вперед.

– Мне кажется, вы все заслуживаете того, чтобы знать правду, – произнесла женщина спокойным и звонким голосом.

– Прежде всего мы заслуживаем того, чтобы самим выбирать – быть нам колонистами или нет, – ответил Арден, и за его спиной пробежал ропот. Люди громко выражали свое согласие со словами великана.

Женщина подняла руки, прося тишины.

– Я полностью согласна, – спокойно ответила она, и ропот моментально стих. – Однако независимо от того, как с вами обошлись, теперь вы здесь, на борту корабля. Скажу честно и прямо – назад дороги нет.

– Назад дороги нет после Тюленьей Скалы, – громко произнесла Эриот. – Но туда мы еще не доплыли.

Женщина посмотрела в ее сторону.

– Я ничуть не сомневаюсь, что если бы вы захотели, то могли бы захватить корабль.

После этих ее слов солдаты заметно встревожились. Колонисты же не знали, как им реагировать на сказанное.

– Предположим, вам удалось бы поднять мятеж и взять верх над солдатами и матросами на борту «Ханнема». Но кто из вас знает, как управлять судном? – жестко усмехнулась женщина. – Кто из вас знает, как установить паруса? Чинить оснастку? Вязать узлы, управляться с канатами? Кто готов провести судно в шторм, подобный тому, в который мы попали вчера?

С этими словами женщина отошла от своего спутника и, выйдя из кольца солдат, приблизилась к Эриот и Ардену. Колонисты покорно уступали ей дорогу.

Когда она оказалась совсем рядом, то при желании любой из них мог ее ударить.

– Скажите, кто из вас жил в Омеральте припеваючи? А кому хочется начать новую, лучшую жизнь на Новой Земле? – продолжала задавать вопросы женщина.

– Ну да. При условии, что все мы останемся живы после этого путешествия, – хмуро произнес Арден, хотя уже и без прежней убежденности в своей правоте. – Редко какой корабль возвращается после плавания через Бушующее море.

– «Ханнема» и три других судна прочны и надежны, – уверенно заявила женщина. – Мы все доберемся до Новой Земли.

Тут среди колонистов снова пробежал ропот. Эриот и Арден переглянулись и отступили с освещенного места в темноту, чтобы ни у кого не осталось сомнения, кто именно выиграл этот спор.

Женщина вернулась к офицеру и поставила ногу на первую ступеньку лестницы. На секунду она остановилась, обвела взглядом присутствующих и сказала:

– Я поговорю с капитаном. Лично я считаю, что вы имеете полное право прогуливаться по главной палубе.

В дверь каюты постучали. Гос недовольно оторвал взгляд от карты Кидана, расстеленной на койке, и негромко выругался. Он выждал мгновение в надежде на то, что незваный гость передумает и уйдет, но стук повторился.

Линседд даже не пытался скрыть своего раздражения: издав недовольный стон и нарочито громко топая, он подошел к двери и распахнул ее, состроив самую что ни на есть недовольную гримасу. Однако стоило ему увидеть Китайру Альбин, как недовольство тотчас сменилось удивлением. Как же она все-таки красива, подумал про себя Гос. Тусклый свет, освещавший лицо девушки, делал его еще более прекрасным.

– Надеюсь, я не оторвала вас от важных дел, командующий, – сказала она.

– Чем могу вам помочь, уважаемый грамматист? – спросил Линседд, придав голосу отчетливую нотку нетерпения.

Гос был не в силах противостоять очарованию Китайры, однако помнил, как внезапное появление грамматиста во время разговора с принцем нарушило все его планы.

Нет, он сегодня явно не в том настроении, чтобы принимать гостей.

Казалось, Китайра тоже не знала, как ей себя вести. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но передумала и лишь смущенно покачала головой.

– Что-то не так?

– Вы не против, если я зайду? – спросила она.

Гос глубоко вздохнул, однако отступил в сторону, пропуская девушку внутрь, после чего закрыл дверь.

Китайра обвела взглядом каюту, словно надеялась увидеть что-то хорошо ей знакомое.

– Так чем же я могу вам помочь, грамматист? – повторил Гос свой вопрос.

Взгляд Китайры остановился на карте. Словно увидев нечто такое, что навело ее на дальнейшие мысли, девушка подняла глаза и сказала:

– Я пришла извиниться. Гос растерялся.

– Извиниться за что?

– За то, что помешала вашим с Гэлис планам, – ответила она и добавила с виноватой улыбкой: – Мне это далось нелегко. Как правило, ученые не извиняются. Подметив у вас какую-нибудь ошибку, они всю жизнь будут ею колоть вам глаза.

– Прямо как в армии, – пробормотал Линседд.

– У меня такое ощущение, будто вы думаете, что во время нашей встречи на Каеле я вмешалась не в свое дело.

Гос побледнел. Китайра попала в самую точку, хотя ему самому это было чертовски трудно признать.

– Вы ошибаетесь, – не слишком уверенно возразил он. Потом окончательно растерялся и повторил: – Вы ошибаетесь…

– Я хочу, чтобы вы знали: Гэлис нашла ваш план очень разумным. Она уверена, что нас ждет успех.

Линседд хотел было принять комплимент, но вместо этого почему-то рассердился.

– Но вы по-прежнему считаете, что он мог быть и лучше, правильно?

Китайра отвернулась.

– Никто из нас не вспомнил о ривальдийских Кевлеренах, даже сам принц. Скажите, сработал бы ваш план, если бы в Кидане все еще оставались Кевлерены?

– Нет, – ответил Гос, глядя себе под ноги.

– Командующий, я не хотела вас обидеть. Все произошло после того, как Полома Мальвара упомянул в разговоре, что в Кидане могут находиться Кевлерены. Скажите, вы бы на моем месте смолчали?

Не дожидаясь ответа, Китайра поспешно вышла из каюты.

Полома с опаской смотрел на собравшихся на главной палубе колонистов.

– Вы уверены, что их можно сюда пускать?..

– Вполне, – ответила Гэлис.

Девушка сидела на решетке кормового люка, наслаждаясь последними лучами заходящего солнца. Глаза ее были полузакрыты: она любовалась переливами цвета, возникавшими у нее на внутренней поверхности век. Ей хотелась разглядеть в этом некую закономерность, которой, судя по всему, не было, что сильно раздражало стратега.

Гэлис всегда казалось, что в основе любой вещи, будь то природное явление или поступки человека, лежит определенное правило. Если к чему-нибудь как следует присмотреться, то всегда можно обнаружить некую путеводную нить, потянув за которую, можно добраться до самой сути. Ей ужасно не хотелось признавать, что в ее неписаном законе могут быть исключения.

Она едва ли не кожей чувствовала исходящее от Поломы напряжение.

– Они ничего не сделают, потому что мы им нужны, – успокоила она его, нехотя открывая глаза. Ее взору тотчас предстал реальный мир со всеми его привычными красками.

Гэлис попробовала запомнить пурпурный оттенок куртки одного из колонистов и насыщенный красный цвет корабельного якоря, однако она знала: стоит отвернуться, как яркие краски тотчас поблекнут в ее памяти, превратятся из реальности лишь в мысленное представление о ней.

– Что еще важнее, они прекрасно знают, что мы им нужны… К чему тревожить такое равновесие?

– А как же другие корабли? – спросил Полома.

– Уверена, что и там все в надежных руках. А тебе, Полома, я бы посоветовала перестать волноваться. Лучше подумай о том, как нам пробраться в Кидан, не поднимая при этом шума. Вот что теперь для нас самое главное.

– Ну, это проще простого, – сказал Полома уверенно. – Мы пройдем болотами.

Вскоре после того как загадочная блондинка – которую ни один из колонистов раньше не видел на борту «Ханнема», но чье слово, судя по всему, имело немалый вес – ушла, солдатам был отдан приказ разойтись.

К этому моменту Эриот уже убедила себя, что ей больше нечем дышать, и поспешила на главную палубу. Она была рада последним лучам заходящего солнца, рада возможности набрать полную грудь чистого морского воздуха и потому подыскала себе место в отдалении от остальных, у самого борта.

Свежий ветерок приятно ласкал кожу. Эриот прислушивалась к журчанию воды за бортом. Над ее головой кружили чайки – в надежде на то, что за борт выбросят что-то съестное.

На северо-востоке постепенно исчезал за линией горизонта остров Каел, а на юго-западе в море медленно погружалось солнце. Небо постепенно приобретало золотистый оттенок, затем оранжевый и, наконец, красный. Ветерок превратился в настоящий ветер, холодный и пронизывающий, и Эриот подумала, что пора вернуться вниз.

Она повернулась и увидела, как заморский принц и загадочная блондинка о чем-то разговаривают между собой. Вид у парочки был хмурый и озабоченный.

Эриот поняла, что на них возложена ответственность за судьбу путешествия и эту ответственность они хорошо осознают. Девушка даже ощутила некоторую зависть: ведь ей самой никогда не изведать ничего подобного. Вместе с тем Эриот испытала и облегчение: на ее плечи никогда не ляжет столь тяжкое бремя. На данный момент девушку вполне устраивало то, что она все еще жива.

Мир поделен на тех, кто способен вести за собой остальных, и тех, кто покорно следует за вожаком, подумала Эриот. Неожиданно, словно прочитав ее мысли, появился Арден, который проворно вскарабкался по лестнице вверх. Он даже не повернул косматой головы, пока шел через всю палубу, словно делал это из некоего чувства долга, а не по собственному желанию.

Да, еще есть Арден, подумала Эриот. Есть те, кто любит идти в одиночку, те, кому нет места в этом мире – как нет и желания это место обрести.

Когда великан подошел ближе к девушке, то заметил, что она смотрит на него. Арден поприветствовал жестянщицу доброжелательным кивком и зашагал дальше.

Эриот не ответила на его приветствие. Она была слишком сконфужена – будто он застал ее за чем-то постыдным, словно услышал, как о нем говорят вслух. А потом девушка увидела, что заморский принц тоже заметил ее и улыбнулся.

Такое повышенное внимание к своей персоне Эриот вынести не смогла. Она быстрым шагом направилась к лестнице, чтобы спуститься на нижнюю палубу.

ГЛАВА 15

С губ Паймера Кевлерена слетел стон.

Идальго вопросительно посмотрел на своего повелителя. Герцог кивнул ему, приглашая взглянуть на картину, которая открывалась из окна кареты.

Акскевлерен выглянул наружу. Его взору предстал отряд ривальдийской кавалерии. Солдаты сгрудились вокруг пограничного столба. Завидев проезжающий мимо экипаж, они принялись делать оскорбительные жесты в адрес его пассажиров.

– Не обращайте на них внимания, ваша светлость, – произнес Идальго.

– Насмешки тут ни при чем, – ответил Паймер негромко, чтобы его не услышал стражник, проверявший их документы. – Все дело в коже…

Идальго вновь перевел взгляд на кавалеристов. И верно: все они были с ног до головы облачены в кожу – скрученные кольцами кожаные ленты свисали у них с эполетов, воротников и перчаток. Весьма живописно, но зато крайне неудобно в бою.

С другой стороны, на своем веку Избранный повидал немало хамилайских полков, облаченных в куда более потешную форму. Идальго подумал про себя, что его хозяин воспринимает все чересчур обостренно. Впрочем, в этом нет ничего удивительного, просто начинает сказываться напряжение последних дней. В конце концов, кто знает, как новоиспеченный Комитет Безопасности Ривальда отнесется к представителю Кевлеренов… тем более что эта страна лишь недавно сбросила с себя их власть. И не стоит обольщаться по поводу того, что герцогу обещана абсолютная дипломатическая неприкосновенность.

– Нельзя ли поживее? – обратился Паймер к пограничнику. – Я ведь везу письма для вашего Комитета Безопасности!

Пограничник посмотрел на них так, что Идальго сразу понял: их пребывание на границе еще больше затянется.

– А как вы, ваша светлость, смотрите на то, чтобы нам с вами выйти из кареты и немного размяться? – предложил он своего хозяину. – Здесь еще придется прождать какое-то время.

– Что?! Выйти к этим варварам, которые шпионят за нами, и их лошадям? Ни за что. Ты, если хочешь, можешь прогуляться. Я же останусь здесь.

Идальго все-таки предпочел размять ноги.

Выйдя из кареты, он сначала демонстративно потянулся, затем неторопливой походкой обошел пограничный столб. Ему показалось, что хамилайские пограничники следили за ним куда пристальнее, нежели ривальдийские. Кроме всего прочего, Избранный, по всей видимости, являл собой объект насмешек для тех и других.

Идальго поднял голову, подставив лицо солнечным лучам. День был ясный, хотя и слегка прохладный – здесь, на горном перевале, по которому пролегала главная дорога, соединяющая обе страны, всегда бывает такая погода. Акскевлерен почувствовал, как в разряженном воздухе высокогорья натянулась его кожа.

Во время последней войны этот перевал не раз становился свидетелем кровавых стычек. Причем ни одной из сторон не удавалось добиться преимущества – и все потому, что рельеф хотя и помогал держать оборону, зато практически исключал наступательные действия.

К северо-востоку дорога спускалась вниз, к альпийским лугам, раскинувшимся вокруг озера Бегущей Лошади, а дальше вела в Каттл, первый крупный хамилайский город. Если же двигаться на юг – а именно в этом направлении и держали путь Паймер и Идальго, – то можно попасть в самое сердце Ривальда, в город Геймвальд.

Вернее, поправил себя Идальго, в бывшее сердце Ривальда.

Если верить легендам и мифам, то все Кевлерены родом именно из Геймвальда. По крайней мере так утверждали ривальдийские Кевлерены. Тем не менее из стратегических соображений – и по причине суровых местных зим – реальной столицей Ривальда стал Беферен, лежащий к югу от Хамилая. А поскольку ривальдийские Кевлерены утратили в королевстве власть, то Геймвальд, можно сказать, превратился в заштатный провинциальный городок. Чего Идальго очень не хотел.

Геймвальд интересовал его, но по иной причине. Ведь если Кевлерены ведут свое происхождение именно отсюда, то было бы любопытно узнать, отличается ли этот город от всех остальных.

Акскевлерен прошелся немного вверх по горному склону, крутому и скользкому от стершихся едва ли не в порошок серых камней. Хотя он старался ступать осторожно, после нескольких шагов все же оступился. Чтобы не упасть, ему пришлось уцепиться за ближайший валун.

Выпрямившись, Идальго увидел в расселине между камнем и склоном человеческий череп – недвусмысленное напоминание о последней войне. После этого Избранный довольно неуклюже спустился вниз, ощущая на себе пристальные взгляды пограничников и пеших путников по обе стороны границы. Рассеянно почесав ухо, он решил, что Паймер все же был прав – ему не следовало выходить из кареты.

А герцог начинал сомневаться в своей правоте. Хотя внутри кареты было еще довольно прохладно, солнце постепенно начинало припекать: Паймер даже вспотел под своим париком. В ином месте он наверняка бы сорвал его с себя, чтобы проветрить лысину, но стоило герцогу вспомнить о ривальдийцах, как ему тотчас расхотелось выставлять себя на посмешище. Паймер видел, как они с гадкой ухмылкой переглядывались между собой. Странно, однако, что молодые солдаты везде ведут себя одинаково – независимо от того, в чьей армии они служат.

Герцог рассеянно подумал: а не вынуть ли ему, пока никто не видит, фамильную цепь и не разыграть ли один из тех фокусов, на которые он был мастер? Например, слегка напугать лошадей, чтобы те разбежались. Глядишь, солдатне найдется занятие.

Искушение было велико, но Паймер его поборол. Сефид – вещь коварная, этак недолго испугать лошадей, запряженных в его собственную карету. В голове у герцога тотчас возникла малоприятная картина: обезумевшие кони пускаются в галоп, он сам вылетает из кареты, взбешенные ривальдийские кавалеристы устремляются к нему и, завидев в его руках фамильную цепь – о ужас! – тут же на месте отсекают ему голову.

Нет, уж лучше убрать ее подальше от посторонних глаз. Вернее, держать ее в кармане от греха подальше все то время, пока он будет в Ривальде, хотя Лерена и настаивала на том, чтобы Паймер использовал Сефид для поиска их ривальдийских родственников.

Спустя какое-то время ривальдийский пограничник вернул герцогу его бумаги и пропустил карету. К раздражению старика, чужие кавалеристы восприняли это как сигнал к действию: часть их последовала за каретой.

– Это просто возмутительно! – воскликнул Паймер, обращаясь к Идальго.

– Это наш эскорт, ваша светлость. Или вы думали, что Комитет Безопасности позволит Кевлерену разъезжать по Ривальду без всякого сопровождения? Тем более что этот Кевлерен доводится родным дядей самой императрице Хамилая. На вашем месте я бы попытался воспринимать их как нечто само собой разумеющееся. Скорее всего кавалеристы будут сопровождать нас до самого Беферена.

Они достигли Геймвальда еще до наступления темноты. Воздух сделался заметно холоднее. Чтобы согреться, Паймер с Идальго вытащили из-под сидений теплые накидки и завернулись в них.

Сначала путь хамилайского посланника лежал мимо беспорядочно разбросанных крестьянских домов, конюшен и сараев. Людей попадалось немного: те, кто встречался им на пути, выглядели не слишком довольными жизнью.

– Может, им просто холодно, как и нам, – высказал свое предположение Идальго.

– Или же революция не столь здесь популярна, как в Хамилае, – возразил ему Паймер.

Он сказал это шепотом, словно вместе с ними в карете ехал представитель Комитета Безопасности.

Дорога постепенно изменилась – изъезженную горную тропу сменил выложенный камнем тракт. Деревянные колеса неприятно громыхали по твердому покрытию, но ехать стало удобнее.

Вскоре путешественникам стали попадаться городские дома, некоторые весьма внушительного вида, а также рынки и площади. Народа на улице заметно прибавилось, и вообще стало как-то веселее. В большинстве домов горел свет. Серый дымок, поднимавшийся вверх из тысяч печных труб, висел в небе.

– И куда, по-вашему, они нас отвезут? – спросил Идальго.

– На какой-нибудь вшивый постоялый двор.

– Я бы не отказался от горячей пищи и камина, перед которым можно погреть косточки.

Карета сбавила ход. Кавалеристы эскорта, которые до этого момента держались сзади, теперь поравнялись с экипажем. Копыта лошадей громко цокали по каменной мостовой. Когда же карета окончательно остановилась, один из всадников подъехал к ее дверце еще до того, как оттуда вышли Паймер и Идальго.

– Ваша светлость, – произнес он, причем довольно учтиво, и Паймер был вынужден ответить ему кивком, – сегодня вы ночуете здесь.

С этими словами всадник спешился, распахнул дверцу кареты, а сам сделал шаг в сторону.

Первым вышел Идальго, как это всегда бывало в неизвестном месте. Паймер поправил парик и последовал за ним.

Перед ними высился внушительный трехэтажный особняк, сложенный из камня. В темноте он производил довольно угрюмое впечатление.

– Это постоялый двор? – надменно поинтересовался Паймер.

Всадник рассмеялся.

– Отнюдь нет, ваша светлость, – возразил он и махнул рукой в сторону здания. – Это резиденция губернатора.

И кавалерист снова едва не прыснул со смеху.

Встречать гостей вышла прислуга. Из распахнутых дверей лился теплый свет. Паймер тотчас взбодрился.

Слуги поклонились герцогу и его Избранному, после чего забрали из кареты весь их багаж, а самих проводили ко входу в особняк, а оттуда – в просторную гостиную, где в камине приветливо пылал огонь. Оба хамилайца подошли поближе, чтобы согреться. Слуги поинтересовались, не хотят ли гости чего-нибудь выпить, и оба заказали вина. В следующий момент двери закрылись, и герцог со своим Акскевлереном остались одни.

Они настороженно переглянулись.

– Как ты думаешь, нас заперли снаружи? – спросил Паймер с печальной улыбкой.

– Разве что с той стороны дверь забаррикадировали, ваша светлость, – хмыкнул Идальго. – Тут нет замка.

– Верно подмечено, – вздохнул Паймер. – Если горит камин, значит, мы здесь гости. И мои старые косточки вновь возвращаются к жизни. Я едва не превратился в ледышку, пока ехал.

Двери распахнулись, и в комнату вошли две женщины-служанки. В одной руке у каждой из них была золотая тарелка, в другой – хрустальный бокал, наполненный красным вином. Вслед за ними появился высокий мужчина в белом парике.

Когда служанки поставили все на стол, он поклонился – вернее сказать, учтиво кивнул.

– Ваша светлость, – произнес мужчина с улыбкой, – для меня высокая честь принимать вас. Мое имя Чиерма. Я – здешний мажордом. Когда вы отдохнете, будет подан обед, после которого вы можете удалиться в свои апартаменты. Если вам что-то понадобится во время пребывания здесь, без всяких колебаний обращайтесь ко мне или любому из слуг.

Чиерма выжидающе посмотрел на герцога. У него был длинный заостренный нос, кончик которого, казалось, двигается во все стороны, как у мыши, и водянистые голубые глаза, в которых читалось плохо скрываемое презрение к гостям.

– Отлично, – сухо произнес Паймер. – Надеюсь, это будет полный обед. Потому что мы проголодались.

Улыбка Чиермы заметно поблекла.

– Именно так и никак иначе, ваша светлость, – ответил он столь же сухо, после чего отвесил церемонный поклон и удалился, закрыв за собой двери.

– Что-то он мне не нравится, – произнес Идальго, как только они остались одни.

– Парик у него просто ужасен, – заметил как бы невзначай Паймер. – С первого взгляда видно, что за ним плохо ухаживают, и сидит он на голове как куча дерьма.

– По-моему, этот Чиерма опасен.

– Ты считаешь, он нам может чем-то угрожать? – удивленно спросил Паймер.

– Не знаю. Повторю: лично на меня он произвел впечатление весьма опасного человека.

Герцог надул губы.

– В таком случае я воздержусь от комментариев в адрес его парика в присутствии более многочисленной аудитории.

Паймер собрался пригубить вино, но Идальго остановил его, выхватил у старика бокал из рук и сделал первый глоток. Выждав секунду-другую, он отдал бокал герцогу.

– Поверь мне, мой дорогой Идальго, – серьезно произнес герцог, – единственное, чего Комитет Безопасности не посмеет со мной сделать, так это отравить.

– Но ведь они ненавидят вас, ваша светлость, – возразил Идальго.

– Знаю, что ненавидят, и наверняка бы предпочли, чтобы в качестве посланника Лерена отправила сюда кого-то другого. Однако мятежники никогда не рискнут начать войну против империи – по крайней мере сейчас. К тому же, даже если бы они и решили использовать мою смерть как предлог для начала военных действий, им пришлось бы изобрести нечто более зловещее и кровавое, нежели банальное отравление.