Хроники Кидана (№1) - Рождение империи

Он сделает все, что в его силах, чтобы этот день все-таки наступил.

Рассуждая так, принц иногда приходил к выводу, что его жизнь, возможно, когда-нибудь вновь обретет смысл.

– Пора идти вниз, – сказал Кадберн, прервав размышления принца. – Становится холодно.

– Холод мне нипочем, друг мой, – сказал Мэддин. – Если Полома сказал правду, то в Кидане будет значительно теплее.

Избранный пожал плечами.

– Значит, тогда можно немного и померзнуть.

На следующее утро, когда «Англаф» присоединился к остальным кораблям экспедиции, небо было темным от туч. Надвигался шторм.

С запада налетел свирепый ветер – влажный пассат, как назвал его Авьер. Пять кораблей двигались рядом к бухте с высокими обрывистыми берегами – это была единственная защита в случае шторма. За небольшим мысом нельзя укрыться от бури, и уж тем более – спрятаться от стены проливного дождя, который вскоре обрушился с небес. Вахтенному – как и любому, кто по глупости своей оказался на палубе – корабли казались серыми призраками, покачивающимися на высоко вздымающихся волнах.

Авьер посоветовал Мэддину подождать, пока не стихнет буря, и только потом отправляться на встречу со своими офицерами. Если в такую погоду шлюпка перевернется, то упавшие в воду люди в считанные мгновения найдут смерть в морской пучине.

Принцу хватило ума послушаться мудрого совета. Вместе с Кадберном он спрятался в трюме, прислушиваясь к тому, как дождь неумолчно барабанит о корпус корабля. Судно стояло на одном якоре, и потому сопротивление волнам и ветру было минимальным. «Англаф» раскачивался из стороны в сторону, как пьянчужка, бредущий по шаткому мосту. Мэддину и Кадберну пришлось не раз воспользоваться ведерком, чтобы вывернуть туда содержимое своих желудков.

В каюту заглянул радостно улыбающийся Авьер. С его клеенчатой накидки ручейками стекала вода.

– Ждать осталось недолго, ваше высочество! – бодро крикнул он. – Еще насколько часов, и буря уляжется. Обычно здесь так все и происходит.

– Если, конечно, мы протянем эти несколько часов, – простонал Мэддин, обращаясь к своему Избранному.

Но капитан оказался прав: к середине дня западная часть неба расчистилась. Буря ушла на восток, унося с собой дождь. Ветер утих чуть позже, но к этому времени почти все люди выбрались наверх подышать свежим воздухом. На мачтах и парусах сверкали капли воды; казалось, будто снасти опутаны тончайшими хрустальными нитями.

Мэддин стоял на корме, глядя вдаль.

– Я сейчас спущу на воду вашу шлюпку, ваше высочество, – сказал ему Авьер. – Или, если хотите, дам знать стратегу и командующему, чтобы они прибыли сюда.

– Никаких претензий ни к вам, капитан, ни к вашему кораблю у нас нет, но мне бы очень хотелось ненадолго покинуть его. Кстати, я вовсе не удивлюсь, если у моих офицеров на других судах возникло точно такое желание. Я вижу небольшой заливчик в изгибе бухты. Подайте им сигнал, чтобы они шли туда. В любом случае, если не ошибаюсь, вы собирались отправиться на берег, чтобы пополнить запасы продовольствия и воды.

Через некоторое время Мэддин и Кадберн уже сидели в шлюпке, плывшей в направлении узкой полоски берега в форме полумесяца, усыпанной мелким белым песком и поросшей высокими хвойными деревьями.

Матросы выпрыгнули из лодки, чтобы подтащить ее вместе с принцем как можно ближе к берегу. Каково же было их удивление, когда Мэддин и Кадберн последовали их примеру и вскоре, толкая лодку, зашагали вместе с ними по пояс в воде.

Шлюпку вытащили на песок. Несколько матросов отправились охотиться на диких коз и тюленей. Другие взяли пустые бочки, чтобы набрать в них пресной воды.

Мэддин остался стоять у кромки прибоя, устремив взгляд на море. Он видел, как две другие шлюпки приближаются к берегу; длинные весла то грациозно ныряли в воду, то, подобно крыльям альбатроса, резко взмывали ввысь.

– Мы будем ждать их здесь? – спросил Кадберн.

Принц огляделся по сторонам.

– Нет, – сказал он и показал на поросшую травой поляну между хвойными деревьями. – Я буду ждать вон там. Ты приведешь их ко мне.

– Вы хотите, чтобы я сказал им?..

Мэддин глубоко вздохнул.

– Нет. Это сделаю я сам.

– А если они спросят? – настаивал Кадберн.

– Ничего им не говори.

Кадберн кивнул.

Заложив руки за спину и задумчиво склонив голову, Мэддин зашагал в сторону поляны. Он все пытался решить, как преподнести остальным участникам экспедиции печальную новость, как справиться с их ужасом, а главное, чего он опасался больше всего, – с их сочувствием. На «Англафе» соболезнований высказали более чем достаточно: в них можно было просто утонуть.

Вскоре послышался скрип песка: на берег вытаскивали шлюпки. Мэддин расправил плечи, тронул эфес меча и поднял глаза.

В следующее мгновение он увидел идущего к нему Кадберна. Следом шли еще четверо: невысокий Полома Мальвара, серьезный и сосредоточенный; Гос Линседд, ростом ненамного выше киданского префекта, но даже с расстояния было видно, что он полон энергии, словно сжатая пружина; Гэлис Валера – уверенная в себе, стройная и подтянутая. Кто же четвертый? Мэддин прищурился. Ах да, Китайра Альбин, грамматист. Интересно, зачем она сюда пожаловала? Насколько помнил принц, грамматист не входила в число советников.

Она не хочет ни на минуту разлучаться с Гэлис, сказал он себе. Ты сам знаешь… ты знал… что это такое.

Неожиданно Мэддин подумал: а почему бы этой ученой даме не стать одним из его главных советников? Она умна, хорошо образована… даже если и не умеет обращаться с магией, то хотя бы разбирается в ней. Надо обязательно поговорить об этом с Кадберном и Поломой. Между прочим, он сам на месте Китайры поступил бы точно так же – то есть мог счесть за оскорбление, если бы его не включили в состав этой группы.

Четверо подошли ближе и остановились перед принцем, выжидающе глядя на Мэддина. Чего же они ждут? Чего хотят? Поприветствовать его? Что ж, возможно. Но, наверное, они желают не только этого. Предвкушают грядущие приключения, с надеждой ожидают загадочное будущее, которое с каждым днем становится все ближе и ближе.

– Друзья мои, – произнес Мэддин и тут же понял, что следует сказать дальше. Не мешкая, он продолжил: – Я не нахожу слов, чтобы выразить мое удовольствие от встречи с вами на этой земле, откуда рукой подать до цели нашего путешествия, до нашего нового дома. Но есть и печаль в моем сердце, ибо я с прискорбием должен сообщить вам, что одна из нас никогда не закончит эту дорогу.

Ближе к обеду Розалла вновь начала стонать.

Эриот, сидя на палубе, держала ее на руках, осторожно покачивая. Пожилая женщина так и не пришла в сознание после того, как порывом сильного ветра ее ударило о борт корабля. Во время шторма Эриот поднялась на ноги лишь на мгновение, чтобы унять судорогу в икре. Когда же качка улеглась, а крики несчастных колонистов стихли, девушка увидела, что Розалла лежит на палубе, и у нее из носа сочится кровь.

– Все будет хорошо, – сказала ей Эриот и крепче прижала к себе, словно тепло ее тела могло привести несчастную в чувство.

Веки Розаллы затрепетали. Из ушей хлынула кровь. Она сделала глубокий вдох, затем слабо, еле слышно выдохнула.

Эриот отпустила Розаллу и быстро встала. Тело пожилой женщины безжизненно лежало на палубе, словно куча старых тряпок.

Эриот стояла и смотрела на несчастную, не в силах отвести взгляда. Ей вспомнилось, что отец после смерти лежал точно так же. Девушка хотела уйти, но ноги отказывались повиноваться ей. Вокруг собрались люди; кто-то пытался утешить Эриот.

– Я даже не знала ее толком, – пробормотала жестянщица.

– Она умерла? – раздался чей-то басовитый голос. Девушка подняла глаза и увидела темную фигуру мрачного чернобородого Ардена. Как он угадывает тот момент, когда нужно появиться?

– Да, похоже на то.

Эриот опустилась на корточки и положила руку на губы Розаллы – дыхания не было. Арден присел рядом и дотронулся до шеи пожилой женщины.

– Да, она умерла, – заявил он. – Она была тебе другом, – обращаясь к Эриот, добавил он, словно ничуть в этом не сомневался.

– Я ее очень плохо знала, – почему-то возразила девушка. – Мы пару раз поговорили, только и всего…

Арден поднял с палубы тело Розаллы.

– Значит, вы были друзьями, – сказал он и зашагал по направлению к кормовому люку.

– Куда вы ее несете?

Бородач остановился и посмотрел на Эриот.

– Прости, но мы не можем оставить ее здесь. Девушка поняла, что он собирается сделать, и бросилась вслед за ним.

– Вы не можете просто так взять и выкинуть ее за борт! Арден подошел к трапу, но не успел сделать дальше и шага, как Эриот схватила его за руку. Со всех сторон на них смотрели другие колонисты – людей привела в восхищение храбрость девушки, но помешать великану никто не осмелился.

– Так нельзя. Ее нужно…

– Ей больше ничего не нужно, – возразил Арден.

С этим словами он стал подниматься на главную палубу. Эриот последовала за ним.

Они подошли к груде камней, сложенных пирамидой у борта корабля. Девушка увидела, что здесь лежали другие тела, все в простых одеждах колонистов. Матросы привязывали к ним камни, а затем сбрасывали трупы за борт. Арден начал привязывать два камня к ногам Розаллы. Эриот присела рядом с ним на корточки и дотронулась до его руки.

– Что, по-твоему, я должен еще сделать? – спросил бородач, немного повысив голос. – У нее нет семьи. Ты – ее единственный друг. – Он подождал, надеясь услышать ее ответ, но Эриот молчала. – Никто на этом корабле не может дать ей ничего больше, – повторил он.

Девушка убрала руку. Арден закончил привязывать камни, затем без видимых усилий поднял тело Розаллы и опустил за борт. Эриот перегнулась через поручень, но так и не успела ничего увидеть. Розалла бесследно исчезла под водой.

– По крайней мере кто-то пришел проводить ее в последний путь, – произнес Арден на удивление ласково.

Эриот долгое время стояла у борта, глядя на волны. Она жалела о том, что не могла ничего сделать для покойной, и ей было грустно, что она потеряла единственную знакомую на всем корабле.

Повернувшись, девушка увидела, что Арден помогает матросам хоронить других умерших. Одно из тел было маленьким и скрюченным, но Эриот успела разглядеть лицо.

Арден привязал камни к ногам Риба и бесцеремонно бросил его за борт. Выпрямившись, он увидел, что девушка пристально смотрит на него.

– Во время шторма мы потеряли семерых, – бесстрастно сказал великан. – Виной тому – несчастный случай.

Полома подумал о том, что последние два года его постоянно преследуют потери. Будучи изгнанником, он лишился дома и семьи; как проситель при дворе императрицы Лерены, он утратил былую гордость; став участником экспедиции по завоеванию Кидана, он потерял честь… Теперь же его постигла самая горькая потеря.

Все же как ни печально было сознавать, хоть убийство Алвей Селфорд и казалось самой глубокой раной, но заживет она раньше всех остальных душевных травм. Мальвара любил Алвей, но не был в нее влюблен. Она была первой из всех хамилайцев, кто проникся к нему доверием. Молодая женщина не задавала ему никаких вопросов, потому что верила, что он заслужил такое отношение по праву – как мужчина и как киданец. Даже странно, что простая доброта способна вызвать столь сильные чувства… и все-таки Полома всегда будет ей за это благодарен.

Порой Мальвара удивлялся собственной отстраненности; казалось, он смотрел на собственную жизнь так, как смотрел бы на муравья или мышь. Наверно, это было нужно для того, чтобы оградить себя от превратностей жизни и сердечных привязанностей. Вот и сейчас Полома пытался столь же отстраненно думать о смерти Алвей, лишь бы немного облегчить свою боль. Увы, это было невозможно. Алвей – не тот человек, о котором можно думать как о чем-то чужом.

И еще одна странная вещь. После того как Мэддин рассказал о гибели возлюбленной, у Поломы разболелся шрам на левой руке, полученный в тот день, когда Мальвара спас жизнь леди Селфорд. Поначалу он давал знать о себе тупой, ноющей болью, но теперь, когда бывший префект позволил себе предаться воспоминаниям, боль стала почти невыносимой.

– Полома Мальвара!..

Голос Кадберна. Пора идти к остальным.

Полома бросил взгляд через плечо.

Они стояли там – хамилайцы, возглавлявшие экспедицию, целью которой было завоевание его родины. Удивительно, но он почему-то не испытывал ненависти к ним. С таким же удивлением бывший префект вынужден был признать, что ему нравятся Мэддин Кевлерен и Гэлис Валера. Правда, Кадберн по-прежнему вызывал у него безотчетный страх, но каким-то странным образом Полома испытывал к Акскевлерену даже нечто вроде симпатии – наверное, потому, что ему искренне нравился Мэддин. Китайру Альбин он не знал – да и откуда ему было ее знать? А Гос Линседд… Что ж, Полома не испытывал к нему никакой неприязни, хотя и сомневался, что им когда-либо удастся найти общий язык.

Увидев, что Акскевлерен машет ему рукой, Мальвара зашагал к собравшимся, а Кадберн склонился над картой.

«Моей картой», – напомнил себе Полома. Еще одно маленькое предательство.

– Я не хочу, чтобы это выглядело как вторжение, – донеслись до него слова Мэддина, когда он подошел ближе.

Полома застыл на месте. Впервые он услышал из чужих уст слово, которое не осмеливался произнести сам. Хамилайская империя решила завоевать Новую Землю. А для этого ей нужны корабли, солдаты, огнестрелы и колонисты…

– Моя вина, – тихо произнес Мальвара. – Это исключительно моя вина.

– Ваше высочество, если мы отправим наших солдат на северный и южный острова, то сумеем захватить продовольственные запасы города. Пока уровень воды в реке высок, у киданцев не будет иного выхода, кроме как заниматься рыболовством и пасти скот, находящийся на Кархее.

Это говорил Гос Линседд; он приводил доводы в защиту своего плана – того самого, который они с Гэлис изложили Поломе два дня назад на борту «Грейлинга».

Но что же скажет Мэддин?

– Я не хочу, чтобы первые дни нашего пребывания в Новой Земле начались с ультиматума. Нам нужно, чтобы Кидан добровольно вошел в состав Хамилайской империи. Применять силу – не самая лучшая тактика.

– Они не станут сопротивляться, – возразил Гос. – Я в этом уверен.

– «Они»? – переспросил Мэддин. – Кто это такие – «они»?

Остальные хамилайцы недоуменно посмотрели на принца.

– Не забывайте, что наши враги – не киданцы, – твердо сказал Мэддин. – Противник – ривальдийские войска, которые оккупировали город. Если мы будем придерживаться вашего плана, то пострадает местное население.

– Ваше высочество, это дает нам наилучшие шансы на успех – возразила Гэлис. – Такой план с самого начала ставит нас в самое выгодное положение… Мы сможем оказать давление на плутократов, захвативших власть в городе. Как только эти два острова станут нашими, мы сумеем взять под контроль все торговые пути, ведущие в Кидан.

– Если начать основание колонии с подобных действий, – сказал Мэддин, – то киданцы всегда будут относиться к нам как к завоевателям.

– Простите, ваше высочество, – снова возразила Гэлис, – но нас в любом случае будут воспринимать как завоевателей. Мы не предоставляем Кидану выбора. Единственный выход для них – присоединиться к империи. Мы скажем киданцам – и не важно, понравится им это или нет, – что с момента нашей высадки они становятся подданными императрицы Лерены, а солдаты и колонисты будут постоянно напоминать им об этом.

– А почему бы нам не переманить местное население на свою сторону? – едва ли не умоляющим тоном произнес Мэддин. – Сделать все для того, чтобы киданцы добровольно присоединились к нам. Тогда мы будем строить новый город вместе. – Он поднял взгляд на Кадберна. – Надеюсь, ты понимаешь, что я хочу этим сказать.

Избранный покраснел; он явно чувствовал себя неуютно.

– Какое бы решение не было принято, я буду поддерживать вас, ваше высочество. И вы это прекрасно знаете.

– Где же Полома? – раздосадованно спросил Мэддин. – Хотелось бы знать его мнение.

– Он с нами согласен, – ответил Гос. – Когда мы работали над картой, то постоянно обращались к нему за советами.

Принц обернулся, ища взглядом Полому. Заметив его, он умоляюще протянул руки к бывшему префекту.

– Вы же не можете согласиться с командующим и стратегом!..

– Ваше высочество, мне непонятно, из-за чего вы так переживаете, – как можно спокойнее ответил Полома. – Мы всегда знали, что придется применять силу. Я уже говорил, что представляют собой здешние плутократы. Или, по-вашему, они сдадутся на милость хамилайцев, не оказав ровным счетом никакого сопротивления? – Мальвара обвел взглядом собравшихся. – Как мне кажется, мы забыли один очень важный фактор…

– А почему вы ничего не сказали о нем во время наших совещаний? – спросил Гос, внезапно рассердившись.

– Потому что только сейчас подумал об этом, – ответил Полома. – Я удивляюсь, что никому из вас, хамилайцев, не пришла в голову одна простая мысль. Ведь вы столько раз слышали мою историю. Когда ривальдийские солдаты вторглись в Кидан, ими командовал кто-то из Кевлеренов. А что, если он все еще там?

– Сефид… – пробормотала Гэлис.

– Вот именно, – согласился Мэддин. – Как вам, надеюсь, известно, я не наделен магическими способностями.

Все разом сникли.

Все, кроме одного человека.

– С некоторыми изменениями, но этот план все-таки может сработать, – откашлявшись, сказала Китайра Альбин.

Собравшиеся одновременно взглянули на нее, и девушка смутилась от столь неожиданного проявления внимания. Военный совет – это вам не университетская аудитория. Перед ней стоял один из принцев Хамилайской империи!..

Китайра почувствовала себя очень неуютно, а когда заговорила, то поняла, что ее голос дрожит.

– У нас есть своего рода ключ… Серьезный козырь в игре. Полома Мальвара когда-то возглавлял их правительство!

– Но я был вынужден отправиться в изгнание… – возразил бывший префект.

– Тем не менее, – упрямо покачала головой Китайра, – в Кидане вы все еще имеете авторитет – по крайней мере среди ваших политических сторонников. Разве не так?

Полома беспомощно пожал плечами.

– Полагаю, да, но…

Грамматист снова перебила его; на этот раз в ее голосе слышалась сила и уверенность.

– Объединившись с вашими сторонниками, мы могли бы справиться с ривальдийским Кевлереном – если, конечно он все еще в городе, – прежде чем противник решится на использование Сефида против наших войск. Этим мы убьем сразу двух зайцев. Во-первых, сумеем подавить моральный дух и ривальдийских солдат, и плутократов; во-вторых, жители Кидана поймут, что не все их соотечественники настроены против нас.

Мэддин молчал, глядя на остальных. Во взгляде его читался немой вопрос: «Ну что? Сработает затея?»

– В этом есть нечто наивное, – произнес Полома. – Эх, сумей мы осуществить подобный план…

Он умолк и задумчиво нахмурился. Гэлис с интересом смотрела на него.

– И каковы шансы? – громко спросил Гос.

– Что? – повернулся к нему Мэддин.

– Как велика вероятность того, что Полома живым доберется до города? Разве там не вынесли нашему другу смертный приговор? Уж если плутократы вынудили префекта отправиться в ссылку, то вряд ли примут его с распростертыми объятиями.

– Нам надо что-то придумать, – рассудил Кадберн.

На какое-то мгновение все умолкли, затем Гэлис кротко взглянула на Китайру и произнесла:

– Полагаю, твой план весьма удачен. Жаль, что я сама до этого не додумалась.

На лице Китайры появилась улыбка.

Полома откашлялся. Обращаясь в большей степени к Мэддину, нежели к остальным собравшимся, он сказал:

– Полагаю, что идея Китайры Альбин не лишена смысла, но есть в ней один недостаток. Мы должны прийти как освободители, а не как завоеватели, и Хамилай сможет основать колонию, лишь сотрудничая с Киданом, а не за его счет.

– И как же нам это сделать? – скептически осведомился Гос.

– Очень просто, – пожал плечами Полома. – Я представлюсь своему народу как глава экспедиции.

ГЛАВА 14

Эриот закончила свой завтрак – кусок вяленой козлятины и сыр с твердым как камень хлебом. На вкус – сплошная соль, но ощущение наполненности в желудке успокаивало. Правда, подумала девушка, после смерти отца она редко испытывала спокойствие.

Эриот вернулась на свое обычное место на нижней палубе. Вот если бы с ней сейчас была Розалла! Ей так хотелось, чтобы кто-нибудь оказался в эту минуту рядом. Кто-то, кто настроен к ней доброжелательно, с кем можно поговорить по душам…

Впрочем, было в этом и нечто забавное – считать, что тебе никто не нужен, кроме себя самой, не думать об окружающих людях, пропускать мимо ушей пустые разговоры, которые велись в течение дня. Странно, но здесь, на корабле, среди множества людей, Эриот чувствовала себя безумно одинокой. Она была бы даже не против, чтобы сюда вернулся Арден; хотя нет, он непредсказуем, а значит, опасен, как океан… или как буря. Великан даже внешне напоминал девушке шторм – растрепанные черные волосы, борода, суровый взгляд…

С другой стороны – на этом корабле масса людей постоянно пребывали в дурном настроении. Лишь теперь, когда суда прибыли на остров Каел, колонисты немного воспрянули духом. Эриот слышала разговоры о планах на будущее, о фермах, родственниках и хорошей погоде. Никто ни слова не говорил о море. Никто больше не желал видеть его.

Колонисты с нетерпением ждали, когда им разрешат сойти на берег.

Эриот краем уха услышала, как на главной палубе началась суета. Матросы бросились к мачтам; их шаги эхом отдавались от деревянного палубного настила. Колонисты обменялись недоуменными взглядами, у некоторых на лицах появилось тревожное выражение. Неужели они решили, подумала девушка, что на корабль кто-то напал?

Затем до нее донесся звук, который невозможно было ни с чем перепутать, – скрип якорной цепи. Вскоре матросы затянули песню.

Корабль уходил из залива.

На нижней палубе раздался дружный вздох облегчения.

«Возможно, мы направляемся к другой части острова», – подумала Эриот.

Неожиданно она услышала отданную громовым голосом команду:

– Поднять паруса!..

Послышалось гулкое хлопанье парусов, похожее на отдаленные раскаты грома.

– Во имя Сефида, мы отплываем! – раздался чей-то взволнованный возглас.

– Они не могут заставить нас! – разгневанно выкрикнул кто-то еще. – Мы хотим сойти с этого чертова корабля!..

На секунду вновь воцарилось молчание, словно каждый думал о только что сказанных словах. Затем тишину нарушил возмущенный ропот. Постепенно он становился все громче и громче, а затем начали раздаваться громкие крики и протестующие возгласы. На верхней палубе снова поднялась суета; по всему кораблю забегали солдаты.

Постепенно недовольные крики стали тише, но полностью так и не смолкли.

Паруса наполнились ветром. Корабль слегка закачался и заскрипел. Протестующие вопли колонистов превратились в стон, который глухо разнесся над темной водой.

Мальвара и Гэлис наблюдали, как солдаты спускаются в трюм. Ропот недовольных колонистов продолжал отдаваться вибрацией палубы под ногами.

Полома проглотил застрявший в горле комок. Где-то глубоко внутри он ощутил страх, от которого ему стало дурно.

«Ну почему мне, как всегда, не хватает храбрости», – подумал Мальвара и что-то проворчал себе под нос. Впрочем, будь даже ее у него в избытке, что от этого изменилось бы?..

– Представляю, как вам было нелегко, – неожиданно произнесла Гэлис.

Полома внимательно посмотрел на нее. Он никак не мог попять, что за человек стратег Валера. В девушке было столько жизнелюбия, столько храбрости и уверенности в себе. По сравнению с ней сам Мальвара наверняка казался угрюмым, робким и беззащитным.

Глядя сейчас на Гэлис, вряд ли кто-то мог сказать, что внизу, под ее ногами, в трюме находятся несколько сотен возмущенных мужчин и женщин. Стратег выглядела так, словно совершала развлекательную морскую прогулку.

Из разговора с Мэддином и Кадберном Полома узнал, что эта женщина действительно участвовала в военных действиях на границе. Ему это казалось совершенно невероятным. В какой-то степени Гэлис Валера олицетворяла собой все таинственное, что было в Хамилайской империи, – непредсказуемость, властность и уверенность в своих силах на грани высокомерия.

– Что вы имеете в виду? – спросил Мальвара.

– Все то, что произошло после вашего изгнания. Подозреваю, что оказаться вдали от родины – весьма тяжелое испытание.

– Порой приходится делать совсем не то, что хочешь, – сдержанно ответил Полома, надеясь, что его собеседница не уловит нотки настороженности в его голосе.

Ах, если бы в присутствии подобных людей Мальвара мог говорить непринужденно, даже небрежно!.. Но почему же он нервничает в ее обществе? Или девушка так же влияет и на хамилайских мужчин? Однако она не настолько красива…

«Да, но зато умна, – напомнил себе Полома. – Еще как умна. Может, даже умнее меня самого».

Он невольно улыбнулся. Так кто же из них двоих более высокомерен?..

– Я хочу сказать, что выбора у меня нет, – произнес Мальвара, стараясь говорить как можно спокойнее. – Я отдал себя на милость хамилайцев и, надо отдать им должное, они проявили ко мне милосердие.

Полома отметил по себя, что Гэлис смотрит на него не менее пристально, чем он не нее. Интересно, что же такого она увидела? Мальвара не питал никаких иллюзий относительно своей внешности и даже подозревал, что хамилайцы если и не испытывали к его темной, кофейного оттенка, коже неприязнь, то уж точно находили ее экзотической. Однако Гэлис, похоже, смотрит не столько на цвет кожи, сколько заглядывает в душу. И от этой мысли Поломе стало не по себе.

– Возможно, хамилайцы и милосердны, – сказала стратег, – но зато надменны, ограниченны и не хотят знать никого, кроме самих себя.

– То же самое можно сказать и про мой народ.

– И все-таки, – возразила девушка. Догадывалась ли она, что происходит у него в душе?

– Все-таки я просто передать не могу, как скучаю по дому. Гэлис и бывший префект прохаживались по шканцам – пространству между мачтами. Стратег прибыла на «Ханнема» якобы для того, чтобы поговорить о вторжении в Кидан, но Полома сразу понял, что на самом деле ее интересовал куда более широкий круг вопросов.

– Конечно же, я вас понимаю, – бесхитростно ответила девушка, растрогав Полому таким ответом. – И вы беспокоитесь о том, что случится, когда мы прибудем туда. Беспокоитесь о вашем народе и вашем городе.

– Безусловно. Мы – лишь мелкие рыбешки в море, кишащем хищниками.

– Кто знает. Возможно, в будущем все изменится, – задумчиво сказала Гэлис. – Вполне вероятно, что в один прекрасный день Кидан обретет реальное могущество, и тогда ему не страшны будут никакие хищники.

Полома остановился и хмуро посмотрел на девушку. – По-вашему, Кидан тоже станет хищником?

Стратег пожала плечами.

– Ну, не совсем хищником. Я однажды видела, как дикий вепрь напал на двух всадников, вооруженных копьями, и одолел их. Но ведь вепрь – не хищник… Я хочу, чтобы Кидан обладал именно такой мощью – спокойной, величавой и уверенной в себе.

– Вот тут-то мы с вами и расходимся во мнениях. Я не кочу, чтобы Кидан становился сильным. Я не верю, что сила – источник и гарант безопасности. По-моему, пусть лучше Кидан останется маленьким и неприметным государством.

Гэлис грустно улыбнулась и покачала головой.

– Увы, слишком поздно, префект Полома Мальвара. Вы опоздали на целых два года. – Она глубоко вздохнула. – Принц отдал приказ: еще до того момента, как флотилия достигнет Тюленьей Скалы, мы должны ознакомить вас с планом вторжения в Кидан.

– Кажется, я там был, – отстранено произнес Полома. – Во время моего первого путешествия через Бушующее море… Торговый корабль, на котором я плыл, сделал остановку на Тюленьей Скале, чтобы пополнить запасы продовольствия. Скажите, Гэлис, как долго нам туда плыть?

– Дней десять. Полома покачал головой.

– Понимаю, – сочувственно сказала Гэлис. – Плыть по морю всегда долго.

– Нет, – возразил Полома. – Как раз наоборот. Я ждал два года, чтобы вернуться на родину и освободить мой народ, но теперь мне хочется немного замедлить ход времени. Думаю, я бы с радостью отложил свое возвращение еще на пару лет.

Гэлис вопросительно посмотрела на него.

– Не уверена, что понимаю вас.

– Просто я боюсь, только и всего. – Полома постучал каблуком по палубе. – Боюсь человеческого груза, который мы везем. Боюсь ривальдийцев. Боюсь того, что увижу, когда вернусь в Кидан…

Он умолк.

– И боитесь хамилайцев? – спросила Гэлис.

– Больше всего, стратег Валера, я боюсь хамилайцев.

Мэддин с задумчивой улыбкой смотрел на корабли, на которых когда-то перевозили зерно.

Эти суда имели более низкую осадку, чем «Англаф», им были не страшны волны и течения, но, покачиваясь на волнах, они производили впечатление тяжелых и неповоротливых посудин. В отличие от них «Англаф» был маневренным и быстроходным. Он похож на стремительную борзую, в то время как эти неторопливые посудины – сущие коровы на льду, подумал принц с некоторой гордостью. Как все-таки он и его шхуна подходят друг другу по темпераменту. Зато медленные и устойчивые сухогрузы куда лучше соответствуют его намерениям… а заодно и его унылому состоянию духа.

Хотя флотилия вновь двинулась вперед, а Мэддин получил причитающуюся ему долю сочувствия и соболезнований, тоска вновь обрушилась на него подобно снежной лавине.

Принц намеренно не стал поднимать на своей шхуне все паруса – ему не хотелось догонять остальных. Правда, время от времени он с трудом подавлял искушение попросить капитана Авьера, чтобы тот отдал команду отклониться от взятого курса и уйти далеко-далеко в открытое море, подальше от горестных воспоминаний и возложенной на него императрицей ответственности, чтобы больше никогда-никогда не видеть землю. Океан велик, где-нибудь в его глубинах он сможет наконец-то утопить свое горе. Или хотя бы попытается сделать это.