Орион (№4) - Орион и завоеватель

Словом, ночью я украл лошадь – точнее, двух – из тех, на которых мы въехали в Парсу, – прямо из конюшни, где размещались наши кони. Сделать это было не сложно, мы каждый день ухаживали за лошадьми, и конюхи привыкли к нам. Двое разбуженных мной мальчишек лишь слегка удивились тому, что воин решил поупражняться в верховой езде при свете луны. Они вновь спокойно устроились на своих соломенных ложах, когда я пообещал самостоятельно позаботиться о животных и отказался от помощи.

Ведя коней в поводу, я направился к воротам дворца. Стражи скорее были обязаны не впускать во дворец, чем не выпускать из него. Но меня все же остановили.

– Куда ты собрался, варвар? – спросил старший. Их было четверо, еще несколько стражей находились в караулке, пристроенной к стене дворца.

– Такой ночью приятно проехаться, – отвечал я непринужденно.

– За конюшней есть место для упражнений, – сказал перс. В лунном свете лицо его казалось холодным и жестким. Остальные три стража, как и он, были вооружены мечами. Я заметил, что к стене прислонено несколько копий.

– Я хочу выбраться из города, чтобы хорошенько размяться.

– По чьему приказу? Ты не имеешь права выехать из дворца без разрешения!

– Я – гость великого царя, – сказал я. – Разве я не вправе оставить дворец?

– Тоже мне гость! – Воин откинул голову и расхохотался. Примеру старшего последовали и остальные.

Я вскочил на спину ближайшего коня и послал животное в галоп, прежде чем они осознали, что происходит. Поводья второго коня оставались в руке, и он последовал за мной.

– Эй! Остановись!

Я припал к шее коня, ожидая услышать свист летящего копья. Но если они и пытались попасть в меня, им это не удалось, и я выехал на широкую мощеную улицу Парсы, которая вела к городской стене.

Я знал, что никто не успеет предупредить стражу у ворот, но не хотел тратить время на разговоры. Городские ворота оказались не заперты, и я отправился к ним. Заслышав цокот копыт, дремавшие стражники начали поднимать головы. Ворота были чуть приоткрыты, но мне хватило бы и щели, чтобы оставить город, прежде чем створки захлопнутся за мной. Успех мне принесла стремительность, с какой я рванулся вперед. Поначалу стражники застыли, не зная, что делать, а потом уже не могли остановить меня. Они кричали. Один даже встал на моем пути и замахал руками, пытаясь испугать лошадей. Но те неслись вперед, закусив удила, и не собирались останавливаться. Он едва успел отпрыгнуть в сторону, и кони метнулись в ворота, выходившие на широкую, поросшую кустарником равнину.

Я не думал, что меня станут преследовать, но все подгонял лошадей до гребня первого невысокого холма за городскими стенами. Там я торопливо пересел на второго коня и поскакал дальше.

К утру я уже оказался в горах и, посмотрев назад, увидел город, четко вырисовывавшийся на фоне утеса. Дорога была пустынна, одна лишь повозка плелась к тем самым воротам, через которые я выехал из Парсы.

Так я оказался на воле – свободный и голодный.

Так я превратился в разбойника, всеми преследуемого нарушителя закона. Впрочем, трудно сказать, что меня преследовали. Земли Персидского царства были обширны, воины Царя Царей держались поближе к городам или сопровождали караваны. Таким образом, мне следовало опасаться только таких же разбойников, как я.

Первые несколько дней мне было почти нечего есть. Я ехал на северо-запад, прочь от Царской дороги, в сторону Арарата. В здешних землях мало кто жил. Урожаи с обрабатываемых участков возле Парсы, конечно, шли только в город. Чем дальше я отъезжал от Парсы, тем меньше становилось людей и еды.

Коням хватало жалкой растительности. Но когда урчание в моем животе сделалось громким, я понял, что и мне придется довольствоваться тем, что предоставляет земля. По крайней мере какое-то время. Белок и змей трудно назвать деликатесами, но первые несколько дней они вполне удовлетворяли меня.

А потом я встретил крестьян, гнавших в Парсу стадо. Я хотел заработать пищу, но они явно не нуждались в услугах незнакомца и преспокойно могли самостоятельно справиться со своими нехитрыми делами. К тому же чужак всегда вызывает подозрения. Поэтому я дождался ночи.

Они выставили одного караульщика – скорее чтобы стеречь скот, чем защищаться от разбойников. Селян сопровождали собаки, и, как только взошла луна, я зашел против ветра и проскользнул мимо псов. Прежние навыки охотника вернулись ко мне сразу же, как только в этом возникла необходимость. Но по моей ли воле? Может быть, Аня или кто-то из творцов снял замок с этой части моей памяти?

Я направился к повозке, возле которой крестьяне готовили еду. Под ней оказался пес. При моем приближении он грозно заворчал. Я замер, гадая, что делать. И тут вдруг открылась другая часть моей памяти, и я вспомнил, как давным-давно, еще перед ледниковым периодом, неандертальцы управляли животными с помощью телепатии.

Я закрыл глаза и представил себе пса, ощутил его страх и голод. Увидел себя самого глазами собаки – на фоне звездного неба темный странный силуэт незнакомца, который имел запах совершенно иной, чем хозяин и его родня. Мысленно я успокоил пса, похвалил его за верность, заставил его поверить, что мой запах знаком ему… Он успокоился настолько, что вылез из-под фургона и дал мне погладить себя.

Я спокойно порылся в припасах крестьян, взял лук, сушеную зелень и пару яблок. Мясо мне нетрудно было добыть самому, но я отрезал кусок сырой говядины от туши, подвешенной внутри фургона, и дал его псу. Всякое доброе деяние заслуживает вознаграждения.

К утру я был уже далеко от их лагеря и жарил на палке ящерицу с луком. Потом я повернул на северо-запад. Дважды я совершал набеги на крестьянские хозяйства, их было мало в этой полупустынной горной стране, но речки текли повсюду, и на их берегах стояли деревеньки, возле которых были разбросаны отдельные незащищенные хозяйства. Сами деревни были, конечно, ограждены стенами.

Обычно днем люди находились в полях. Войны в этих краях не было, а разбойники чаще нападали на города или караваны, где имелась возможность поживиться золотом или другими ценностями. Ну а я добывал себе пропитание. Оставив коней где-нибудь в надежном укрытии среди кустов и деревьев, я направлялся к сельскому дому. Их строили из высушенных на солнце земляных кирпичей, крыли не ободранными от коры ветвями, а потом стены обмазывали глиной. Я врывался в хижину с мечом в руке, женщины и дети начинали вопить, а потом убегали. Я забирал всю пищу, которую находил. Прибегавшие с полей мужчины уже не заставали меня.

"Эх ты, могучий воин, – говорил я себе после каждого из этих дурацких набегов. – Связался с детьми и женщинами".

А потом я нарвался на настоящих разбойников.

Дорога поднималась, и над горизонтом я уже видел невысокие облака, которые могли висеть и над озером Ван. Если озеро действительно было там, выходило, что я проделал половину пути до своей цели и у меня оставалось еще две недели на то, чтобы преодолеть остаток пути.

Остановившись на ночлег в низине, я развел большой костер. Ночи в горах были холодны, однако сухой хворост попадался мне в изобилии. Я доел последнюю свою добычу и завернулся в плащ, готовый уснуть. Пройдут еще две недели, и я увижу Аню, если только Атон сказал мне правду. Но что, если он просто одурачил меня, как прежде попыталась Гера?

Все же у меня не было выбора: приходилось мчаться вперед. Если она может оказаться на Арарате, значит, и я должен прийти туда.

Я уже засыпал, когда ощутил присутствие чужаков. Разбойников было больше десятка. Крадучись они приближались к моему костру.

Я всегда клал свой меч рядом. Взявшись за рукоять, я сел, сбросив плащ с плеч. Разбойников оказалось четырнадцать; они прятались, стараясь остаться незамеченными. Все при оружии… Их было слишком много даже для меня.

– Можете подойти и погреться, – сказал я. – А то гремите камнями, уснуть не могу.

Один из них приблизился к костру настолько, что я видел его вполне отчетливо. Это был высокий, хорошо сложенный мужчина, над неряшливой седой бородой которого я увидел шрам на левой щеке… Он носил черную кожаную куртку, потертую и грязную, и держал железный меч в правой руке. Хотя на голове разбойника не было шлема, он напоминал воина… Бывшего воина.

– У меня нечего красть, – сказал я, все еще сидя, и понял, что эти люди меня охотно прирежут ради двух коней. Они медленно подвинулись ближе, окружая кольцом костер.

– Кто ты? Что делаешь здесь?

– Мое имя Орион, я направляюсь к Арарату.

– К Священной горе? Зачем?

– Он у нас паломник, – объявил другой разбойник, в черной кожаной безрукавке.

– Паломник, – согласился первый.

– Ты прав, – сказал я, опуская меч и вставая.

– Орион-паломник? – В жестком голосе слышалось сомнение.

– А как твое имя? – спросил я.

– Я Гаркан-разбойник, а это мои люди.

Я ответил:

– А я думал, ты Гаркан-солдат.

Он отвечал, горько улыбнувшись, отчего шрам на его щеке искривился:

– Некогда мы были воинами. Очень давно. Великий царь больше не нуждается в нас, и мы должны сами добывать пропитание.

– Ну, воины или разбойники, смотрите – у меня нет ничего такого, что можно отобрать.

– А пара великолепных коней?

– Они нужны мне, чтобы добраться до Арарата.

– Твое паломничество закончится здесь, Орион.

Четырнадцать против одного, справиться невозможно. Но я решил попытаться затеять поединок. В таком случае у меня появлялся шанс.

– Хорошо, поспорим, – сказал я, стараясь, чтобы голос мой звучал непринужденно.

– О чем?

– Выбери двух своих лучших людей, я буду биться с ними одновременно: если победят они, бери моих коней. А если нет – отпустите меня с миром и лошадьми.

– Паломник, который хочет сразиться… Какому богу ты поклоняешься, паломник, Мардуку? Или, может, Шамашу? Кому же?

– Афине! – сказал я.

– Бабе! – восхитился один из мужчин.

– Греческой! – Все начали хохотать.

Даже Гаркан ухмылялся, глядя на меня:

– И какое же оружие предпочитает твоя богиня? Прялку?

Они захохотали.

Я отбросил меч.

– Справлюсь и без него.

Смех резко оборвался. Я прочитал по лицам разбойников их мысли: "Или безумец, или действительно служит богине".

– Ну хорошо, паломник, – сказал Гаркан, поднимая меч. – Посмотрим, что ты сумеешь сделать.

– Кто будет тебе помогать? – спросил я.

Ухмылка вернулась на его лицо.

– Зачем? Я ни в чьей помощи не нуждаюсь.

Левой рукой я перехватил руку Гаркана с мечом, прежде чем он смог шевельнуться, правой уцепился за его пояс и дернул вверх. С воплем разбойник взлетел над моей головой, и я бросил его на землю с такой силой, что он выронил меч и болезненно охнул.

Остальные стояли, широко раскрыв глаза и распахнув рты.

Гаркан, морщась, поднялся на ноги.

– Зосер, Минаш, возьмите его.

Передо мной были опытные бойцы. Они осторожно наступали с мечами в руках, один слева, другой справа.

Я сделал выпад влево, нырнул вправо, прокатившись по земле, сбил Минаша с ног, быстро извернувшись, вырвал меч из его руки, разбойник взвыл от боли. Зосер уже занес над моей головой свой меч. Еще стоя на колене, я отразил его удар оружием Минаша и затем сбил Зосера с ног, нанеся ему в живот прямой удар левой. Он тяжело упал на спину, и я царапнул его горло острием меча, а потом повернулся и то же самое сделал с Минашем.

– Значит, ты можешь справиться с троими одновременно? – мрачно улыбнулся мне Гаркан, и, прежде чем я мог ответить, он продолжил: – А с четырьмя? Десятью? Двенадцатью?

У меня сложилось впечатление, что он далеко не глуп.

– Ты согласился на сделку, – сказал я.

– Это не все. Тебе придется принять мои условия, – отвечал он. – Мы направляемся к землям, лежащим вокруг озера Ван. Там больше поживы и меньше воинов царя, которые мешают нам. Тебе нужно в ту же сторону; пока мы не достигнем озера, ты – один из моих людей. Согласен?

– Я предпочитаю ехать один. Мне нужно попасть туда побыстрее.

– Не быстрее нас!

Условия были ясны. Приходилось сопровождать Гаркана и его людей, чтобы не быть убитым из-за пары коней.

– Но только до озера Ван, – проговорил я.

– Согласен! – ответил он, и мы пожали друг другу руки, скрепляя сделку.

Они продвигались не столь быстро, как мог бы я двигаться в одиночестве, но все же торопились. Шайку Гаркана преследовали воины царя, и разбойники скакали, словно за ними гнались бесы. Я же мчался, как будто меня призывала богиня.

22

Гаркан поведал мне, что, когда новый царь восходил на трон, в стране всегда начиналась смута. Дарий III сделался властелином чуть более года назад. И прежде всего своей царственной дланью отправил на тот свет великого визиря, отравившего его предшественника и теперь отводившего царю роль пешки. Дарий не пожелал, чтобы им управляли. И все же многие племена огромного Персидского царства немедленно восстали, стараясь вырваться из-под власти царя, прежде чем он наберется сил, а народ, правительственные чиновники и войско в полной мере подчинятся своему владыке.

– Мы родом из Гордиума, – поведал мне Гаркан по дороге на север.

День выдался пасмурный, с увенчанных снегом вершин веяло ледяным холодом.

– Повелитель Гордиума владеет ключом ко всей Малой Азии, – продолжил он. – Наш князь восстал против Дария, решив, что при удаче может сам стать Царем Царей.

– Он ошибся? – предположил я.

– Да. Это стоило ему жизни, – мрачно ответил Гаркан.

Великий царь собрал войска из дальних областей, воинов из Бактрии, диких горцев из Согдианы, парфянских конников и даже греческих гоплитов-наемников.

– Их было в десять раз больше, – сказал Гаркан. Потом он провел пальцем по шраму на щеке. – Вот там я и заработал этот шрам. Нам еще повезло, что, бежав, мы сохранили свои жизни.

– А что случилось с Гордиумом?

Он помедлил какое-то мгновение, словно бы перед его глазами замелькали болезненные воспоминания. Кони шагали, принюхиваясь к влажному ветру.

– Что обычно случается со взятым городом? Они сожгли дома, изнасиловали женщин, перебили половину жителей, а детей продали в рабство. Нашего князя, заковав в цепи, забрали в Сузы. Я слышал, что его казнили целую неделю.

– А как твоя собственная семья?

– Все погибли. Все. Быть может, дети спаслись, но тогда они в рабстве.

Незачем было расспрашивать, бередя рану, которую Гаркан прежде скрывал.

– У меня было двое детей: сын и дочь, ему – восемь, ей – шесть. Последний раз я видел их за день до падения города, с тех пор прошел уже целый год.

Я кивнул, и он продолжал:

– Потом, ночью, раненный, я пробрался в город. Жена моя мертвой лежала на пороге дома… Мать оказалась неподалеку. Эти мерзавцы изнасиловали их обеих, затем убили. Половина города пылала. Люди царя забирали все, что могли унести. Моих детей дома не оказалось.

Я вспомнил, как Филипп поступил с Афинами… с Перинфом и прочими городами, которые он брал в битве или дипломатической хитростью. А этот Демосфен и персы еще смели называть его варваром и зверем.

– Я убежал в горы и встретился там с теми, кто сумел сделать то же самое. Так собрался наш маленький отряд, все мы прежде были воинами.

– И все здесь из Гордиума?

– По большей части. Двое из Каппадокии. Один из Сарсиса, это в Лидии.

Теперь все они стали разбойниками, которые вынуждены спасаться от мести Царя Царей. Превратились во всеми гонимых хищников. И я был таким же, как они.

Чем дальше мы уходили на север, тем большее расстояние отделяло нас от царских воинов. Но чем дальше уводила нас дорога, тем меньше попадалось добычи. Наконец мы подъехали к озеру; домики поселян гнездились в долинах между горными хребтами, здесь были деревеньки и торговые города… и путники на дорогах.

На них мы и набросились. Чаще всего нам попадались купцы, которые везли различные товары: шелка, драгоценные камни, пряности и вино. Караван конечно же сопровождала охрана, но мы рубили воинов, не зная пощады, и забирали столько ценностей, сколько могли унести.

Сначала мне казалось, что я не смогу убивать людей, виновных лишь в обладании добром, которое желали получить разбойники. Но звон мечей пробуждал в моей крови жажду боя, и я бился, как бывало при Трое, Иерихоне и в тысяче других мест.

Жажду эту мой творец Золотой заложил в мои гены, в мой мозг. Убийство не радовало меня, но боевому восторгу я не мог противиться.

Когда все кончалось и угасал кровожадный порыв, я вновь становился самим собой и, испытывая к себе отвращение, смотрел на тела убитых.

– Зачем тебе красивые одежды и изысканные драгоценности? – спросил я однажды у Гаркана, уводившего вереницу нагруженных ослов от мертвецов, которых мы бросили возле дороги.

– Мы продадим их или выменяем на что-нибудь.

– Разве люди станут иметь дело с разбойниками? – удивился я.

Гаркан горько усмехнулся:

– Люди готовы кататься в коровьем навозе, если это принесет им доход.

Он говорил правду: мы продали все награбленное, даже мулов, уже в ближайшем селении. Гаркан послал вперед человека, чтобы предупредить жителей о нашем прибытии. И когда мы въехали на грязную площадь в центре ничтожного селения, селяне и торговцы вместе с женами сразу обступили наш обоз. Они выбирали из нашей добычи то, что им было по вкусу, предлагали вино, хлеб и фрукты за шелка, золотые чаши и пышное руно горных коз.

Впрочем, я заметил, что Гаркан не стал выкладывать драгоценности, взятые из шкатулок и сундуков мертвых купцов или снятые с их мертвых тел.

– У них нет монет, Орион. Камни мы продадим в городе купцу, у которого есть золотые и серебряные монеты.

– А зачем тебе золотые или серебряные монеты?

– Для моих детей, Орион. Если они еще живы, значит, следы их придется искать на невольничьих рынках Арбелы, Трапезунда или какой-нибудь другой гавани. Я хочу отыскать их и выкупить на свободу.

Я усомнился в том, что всей его жизни хватит, чтобы отыскать двоих детей на просторах огромного царства. Мы уже приближались к озеру Ван, и воды его блестели полоской серебра под заходившим солнцем далеко на горизонте. Все внимание Гаркана было приковано к каравану, следовавшему по изгибам дороги под гребнем, на котором мы остановились.

Караван производил впечатление: я насчитал тридцать семь ослов, груженных товаром; шестнадцать повозок, запряженных быками, громыхали следом. Сопровождали его больше двадцати воинов, вооруженных копьями и мечами, щиты их были заброшены за спины, бронзовые шлемы горели на солнце.

– Крезово богатство, – буркнул Гаркан, зная, что снизу нас не смогут увидеть благодаря невысоким деревьям и кустам, скрывавшим нас.

– И охрана под стать ему, – проговорил я.

Он мрачно кивнул:

– Ночью. Когда они уснут.

Я согласился – ничего лучшего все равно не удалось бы придумать; потом посмотрел в жесткие темные глаза разбойника и сказал:

– Это наш последний совместный набег, Гаркан. Завтра я отправляюсь к Арарату.

– Если только мы останемся завтра живы, паломник, – глядя мне прямо в глаза, ответил он.

Караванщики не были дураками. На ночь они расставили свои повозки квадратом и поместили на них стражу. Все прочие спали внутри квадрата, возле четырех больших костров. Лошади и ослы были согнаны в наскоро сооруженный загон возле ручья, извивавшегося вдоль дороги.

У Гаркана имелся военный опыт, о чем можно было судить по тому, как он планировал атаку и отдавал отрывистые, уверенные приказы. Нас было пятнадцать, их – почти пятьдесят. При таком численном превосходстве нам оставалось только рассчитывать на внезапность.

Среди людей Гаркана имелись два лучника-каппадокийца, которым предстояло сразить двух ближайших к нам стражей, пустив стрелы на свет костров.

– Они стреляют, и мы нападаем, – приказал предводитель разбойников.

Я кивнул. Пробираясь во тьме через рощицу к месту, где остались наши лошади, я подумал, что мне снова придется убивать ни в чем не виноватых людей, незнакомцев, которые погибнут лишь потому, что мы хотим отобрать их добро.

Я подумал о Кету и его наставлениях. Как это просто – ничего не желать. Я расхохотался, но потом вспомнил, что он рассказывал мне о старых богах, которым индусы поклонялись до Будды. К тому же, если все люди возрождаются после смерти, какая разница, убью я их сейчас или нет?

Но как он говорил мне? Не так ли звучали слова Кришны в той мудрой поэме: "Ты плачешь о тех, кто не ведает слез… Мудрый горюет о тех, кто жив. Но он не горюет о тех, кто умер, потому что пройдет жизнь и минует смерть".

Я уговаривал себя, ведя своего коня по темной тропе к вершине гребня, что просто помогаю этим людям обрести новые жизни.

Подобно хорошему полководцу, Гаркан внимательно обследовал местность при дневном свете. Неслышными призраками мы скользили вдоль вершины гребня, а потом осторожно повернули коней к тропе, которая, как он заметил раньше, спускалась к дороге. Ночь выдалась холодной и сырой, собирался дождь. Впереди ярко пылали костры. Мы остановились неподалеку и сели на коней. Пошел холодный мелкий дождик.

Оба каппадокийца оставались пешими. Они подобрались поближе, потом еще ближе. Стражи на повозках в свете костров представляли собой идеальную мишень. Один из них стоял, другой горбился, закутавшись в плащ. Каждый из каппадокийцев опустился на одно колено, они наложили стрелы на луки, затем оттянули тетивы до самой груди и отпустили.

И в тот же самый момент мы метнулись вперед, лучники же сели в седла и последовали за нами.

Оба стражника свалились, и мы с дикими воплями погнали лошадей в проходы между фургонами. Возле костров поднимались люди, тянулись к оружию, стряхивали сон с изумленных глаз. Как всегда бывало в бою, мир вокруг меня замедлился, словно в тягучем сне.

Я заколол человека, который, придерживая одеяло, старался вытащить одной рукой меч из ножен. Когда мое копье пронзило его грудь, рот умирающего округлился, а глаза выкатились из орбит. Я вырвал копье, и он медленно опустился на землю, словно бы в конечностях его не осталось костей. Из тьмы вылетело копье. Я поднырнул под древко и сразил человека, только что выпустившего оружие из рук. Имея навыки ведения боя, он припал к земле, чтобы в него было труднее попасть. Однако я прекрасно видел его уловку. И пока он медленно опускался на руки и колени и потом припадал к земле, я успел изменить направление удара и пронзил его. Голова его дернулась, он завопил, а лицо исказила судорога. Копье же мое вонзилось в землю и переломилось.

Уголком глаза я заметил, что конь Гаркана рухнул на землю, придавив собой хозяина. Его окружили вооруженные люди, готовые прикончить разбойника. Я бросился в самую гущу, выхватил меч и принялся рубить направо и налево, отделяя руки от плеч и превращая черепа в кровавую кашу.

Потом я спешился и вытащил Гаркана из-под умиравшей лошади. Разбойник с трудом встал, сделал шаг в сторону и опустился на землю. Одной рукой я забросил его на моего коня. Гаркан не выронил меча. Высокий смуглый воин бросился ко мне, угрожая копьем, он выставил перед собой продолговатый щит. Перехватив древко левой рукой, я вырвал оружие из рук нападавшего, расколол его щит одним ударом меча, а затем вспорол ему живот.

Четверо из наших тоже валялись на земле, стражники, охранявшие караван, по большей части были уже перебиты или ранены. Купцы и слуги тоже отбивались, но без особого успеха. Сразив еще двоих стражников, я подбежал к толстому купцу в перепачканном одеянии, который тотчас же выронил меч и упал на колени.

– Мы сдаемся! – завизжал он. – Сдаемся! Пощади!

Все замерли на миг. Гаркан, сидевший на моем коне, направил свой меч в сторону стражника, стоявшего перед ним. Тот отступил, огляделся и, увидев, что все прекратили сражаться, бросил свой клинок на землю с явным негодованием. Этого высокого и крепкого полуобнаженного чернокожего явно разбудило наше нападение. Но на мече его алела кровь, а в глазах горел огонь.

– Пощадите нас, пощадите, – булькал жирный купец. – Берите, что хотите. Все берите, только не лишайте жизни.

Так Гаркан и сделал. Он отослал купца и немногих уцелевших слуг на ослах в дождливую ночь, отобрав все их добро. Убитые остались лежать у дороги.

После того как люди Гаркана из милосердия добили раненых, в живых осталось шесть стражников. Они тоже посвятили свою жизнь войне, став наемниками в бурные времена восшествия Дария на престол.

– Вы можете уйти с вашим прежним хозяином или присоединиться к нам.

Стройный чернокожий сочным баритоном спросил:

– Что мы приобретем, присоединившись к вам?

– Равную долю во всей нашей добыче, – хищно усмехнулся Гаркан. – Это будет куда больше, чем платили вам купцы. Кроме того, я облагодетельствую вас своими приказами.

– Не стану говорить за других, – сказал чернокожий, – но мне больше нравится отбирать добро у купцов, чем охранять их богатства.

– Хорошо! Как тебя зовут? Откуда ты?

– Бату. Я из далеких земель, что лежат за Египтом, там, где лес тянется бесконечно.

Пятеро остальных стражников также присоединились к отряду Гаркана, но без особой охоты. Я не видел в них готовности Бату.

Утром пошел сильный дождь, нога Гаркана посинела и раздулась от бедра до середины лодыжки. Он сидел под навесом из плотного полотна, который мы устроили ему среди деревьев на гребне хребта, вытянув распухшую ногу. Чтобы не застудить ее о влажную землю, Гаркан положил пятку на перевернутый шлем.

– Нога цела, – сказал он. – Мне случалось ломать кости. Это всего лишь синяк.

"Хорошенький синячок", – подумал я. И выбросил эту мысль из головы.

– Мы потеряли шестерых, но взамен приобрели шестерых.

– Я доверяю только Бату, – буркнул Гаркан.

– Но у тебя теперь на одного человека больше, чем было, когда я встретился с вами.

Он взглянул на меня. Я сидел на корточках под полотняным пологом, сквозь него редкими каплями сочилась вода.

– Ты уходишь?

– Мы у озера Ван. До Арарата несколько дней пути.

– Паломник, ты не одолеешь эту дорогу в несколько дней.

– Я должен попытаться.

Гаркан фыркнул, а потом вздохнул:

– Если бы я мог сейчас стоять, то попытался бы остановить тебя, ты ценный человек.

– Только пока согласен тебе помогать. Сейчас мне пора уходить, и остановить меня можно, только убив. Но я прихвачу с собой на тот свет многих из вас, если ты попытаешься воспрепятствовать мне.

Гаркан хмуро кивнул:

– Ладно, ступай с миром, паломник. Иди своим путем.

– Я возьму четырех коней.

– Четырех?

– У тебя их больше, чем нужно.

– Я могу продать их в ближайшем городе.

– Мне нужно четыре коня, – повторил я.

– Пусть будет четыре, – недовольно согласился он. Но когда я вышел под проливной дождь, он кивнул. – Удачи тебе, паломник. Надеюсь, что твоя богиня будет ждать тебя.

– Я тоже, – ответил я.

23

Ливень кончился, и засияло яркое солнце, через несколько дней снова пошел дождь, но я мчался не останавливаясь, подгоняя своих лошадей. Я часто менял их, но все же кони начинали хромать и сдавать.

Две лошади пали прежде, чем я добрался до первой деревни. Там я украл еще двух и в отчаянной схватке убил шестерых мужчин, чтобы вырваться на свободу. Раны мои кровоточили, я был голоден, но теперь я опять имел четырех лошадей и они несли меня к горе Арарат.

Дождь сначала смешивался с мокрым снегом, а потом превратился в снег. Я упорно поднимался по склону и опять загнал коней до смерти, не жалея о них, зная только, что должен вовремя добраться до вершины горы.

Честно говоря, я удивлялся, зачем творец, который способен манипулировать временем столь же легко, как я пересекаю пространство, потребовал, чтобы я оказался на горе Арарат в определенное время. Почему не может Аня подождать меня там сколько потребуется, а потом вернуться в то место и время, из которого пришла. Я не понимал этого, но по-прежнему мчался вперед. Последний конь пал бездыханным уже у подножия горы. Оставив его, я зашагал к увенчанной снегом вершине, возвышавшейся передо мной. Когда расступались тучи, белоснежная шапка вспыхивала мириадами сверкающих бриллиантов.

Полумертвым я добрался до вершины, пробиваясь сквозь высокие – по грудь – заносы снега. Я не ел уже несколько дней. Свежие раны, полученные мной, затянулись, но я потратил на это слишком много энергии… Слабым, словно новорожденный младенец, я поднялся на вершину Арарата. Из двух пиков я выбрал самый высокий. Ведь, как я рассудил, вершиной считается самая высокая точка горы. Старый, остывший вулканический кратер засыпало снегом.

Вокруг меня клубился туман, было холодно и бело. Я ощущал, как тепло жизни оставляет меня, как все глубже и глубже становится холодный снег, обдуваемый белым дыханием ледяного ветра. Шли часы и, может быть, дни, а я бродил, проваливаясь в снег… Один, совершенно один. Неужели я опоздал? Или пришел слишком рано? Впрочем, это не важно: я встречу здесь Аню или умру.

Наконец я не смог более оставаться на ногах. Готовясь умереть, я погрузился в сугроб. Я замерзал, ощущая, что тело мое пытается защититься от мороза, но без успеха. Леденела плоть, оставляемая последними искрами жизни.

Я вспомнил другое место и время, когда почти весь мир был покрыт снегом и ледяные горы в милю толщиной ползли от полюсов к экватору. Я жил и умер тогда среди бесконечных снегов вечной зимы. Умер за нее… за Аню, богиню, которую любил. А сейчас я не мог даже сориентироваться в плотном тумане. Наконец где-то вдалеке мигнул огонек, быть может, блеснул кристалл, уловивший случайный солнечный луч, пробившийся сквозь ледяной туман. Быть может…